Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Проблема тоталитарного сознания в романах Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation 'П'».
1.1 Личность и тоталитарное государство в творчестве Виктора Пелевина .
1.2 Проблема свободы в романах Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation 'П'» .
1.3 Проблема распада личности в романе Виктора Пелевина «Омон Ра».
1.4 Личность и общество в романе Виктора Пелевина «Generation 'П'».
Глава 2. Способы выражения авторской позиции в романах Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation 'П'».
2.1 Функции интертекста в романах Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation 'П'».
2.2 Приёмы абсурдизации в прозе Виктора Пелевина . 100
2.3 Функции «говорящих имён» в прозе Виктора Пелевина. 116
2.4 Приём «чужой стиль» в романах Виктора Пелевина 127 «Омон Ра» и «Generation 'П'».
Заключение. 145
Примечания. 150
Библиография. 156
- Личность и тоталитарное государство в творчестве Виктора Пелевина
- Проблема свободы в романах Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation 'П'»
- Функции интертекста в романах Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation 'П'».
- Приёмы абсурдизации в прозе Виктора Пелевина
Введение к работе
Виктор Олегович Пелевин (1962г.р.) — яркий писатель современности, получивший, пожалуй, самую противоречивую оценку в отечественной критике, один из наиболее «читаемых» прозаиков, но, по мнению некоторых исследователей, писатель, стоящий на грани между литературой «больших идей» и массовой беллетристикой.
В. Пелевин вошёл в число популярных русских писателей в начале 1990-х годов. Его произведения печатались вначале в журналах под рубрикой «Фантастика». Его первые повести и романы: сказка-повесть «Колдун Игнат и люди» (1989), «Реконструктор», «Принц Госплана» (1991), «Бубен верхнего мира» (1993), «Затворник и шестипалый» (1990), «Синий фонарь» (1992), «Омон Ра» (1993) — показали явное стремление автора философски осмыслять современность, они отличались свежестью видения, остроумием и сатирической нацеленностью изображения.
Роман «Омон Ра» (1993) принес Виктору Пелевину широкую известность. Он был «воспринят как злая сатира на тотальный обман советской пропаганды, и лишь немногие обратили внимание на неожиданный солипсистский финал «Омона Ра», в котором выясняется, что никакие ракеты никуда и не думали лететь, а всё это происходило только в сознании обречённых на смерть «космонавтов», поскольку «достаточно одной чистой и честной души, чтобы на далёкой Луне взвилось красное знамя победившего социализма. Но одна такая душа хотя бы на миг необходима, потому что именно в ней взовьётся это знамя» [5].
Среди критических отзывов на «Омон Ра» можно выделить обстоятельные рецензии Р.Арбитмана, Д. Бавильского, А. Немзера [10].
Болыиинство исследователей рассматривает творчество Виктора Пелевина в контексте постмодернизма [10], хотя этот современный прозаик, на наш взгляд, не укладывается в жёсткие рамки одного направления.
Критик К.Генис правомерно пишет о нём: «Пелевин - поэт, философ и бытописатель пограничной зоны. Он обживает стыки между реальностями. В месте их встречи возникают яркие художественные эффекты - одна картина мира, накладываясь на другую, создает третью, отличную от первых двух. Писатель, живущий на сломе эпох, он населяет свои рассказы героями, обитающими сразу в двух мирах»[1].
Своё мнение по отдельным аспектам творчества В. Пелевина высказывали в статьях и рецензиях литературных журналов критики и литературоведы различных взглядов: А. Антонов, Р. Арбитман, Д. Бавильский, П. Басинский, А. Генис, Е. Ермолин, С. Корнев, С. Костырко, С. Кузнецов, С. Некрасов, И. Роднянская, А. Терехов, Л. Филиппов и другие [10].
Быстро пришедшую популярность Виктора Пелевина обычно объясняют тремя факторами: «испорченностью» современного читателя, удачной рекламной политикой издательства «Вагриус» и умелым владением автора тонкостями «ситуации постмодернизма». Но редко кто из критиков связывает признательность читателей с талантливостью автора.
Критики Р. Арбитман и С. Костырко справедливо отмечают, что произведения Виктора Пелевина насыщены философской проблематикой, пропитаны аллюзиями из мирового искусства, деталями из мира техники и современных компьютерных технологий.
С. Корнев в рецензии «Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим» отмечает, что хотя «формально Пелевин — постмодернист, и постмодернист классический не только с точки зрения формы, но по содержанию...» [2]. Но на самом деле Пелевин «не постмодернист, а самый настоящий русский классический писатель-идеолог, вроде Толстого или Чернышевского. Русский классический писатель-идеолог — это человек, который ухитряется выпускать вполне читабельную и завлекательную литературную продукцию, и при этом быть идеологом, т.е. завзятым проповедником и моралистом - социальным или религиозным, <...> который буквально каждой своей строчкой настойчиво и откровенно вдалбливает в читательскую голову одну и ту же морально-метафизическую теорию»[2].
По прямо противоположному мнению Е. Ермолина, выраженному в статье «Варварская лира. Виктор Пелевин как знак и знамение», получается, что «Пелевин пишет не для истины, а для удовольствия. Для прикола»[3]. Он «далёк от русской литературной традиции... Это позволяет ему иметь полную свободу, говорить что вздумается. В его прозе, впрочем, такая ориентация оборачивается неряшливостью, элементарностью художественных средств, примитивностью описаний и композиции, словарными небрежностями и грубостями»[3].
По отношению к этому писателю критики единогласны лишь в том, что тематика произведений Виктора Пелевина разнообразна. Зачастую он реанимирует в них мифологические сюжеты на материале отечественной жизни, раскрывая глубинную суть процессов, происходящих в действительности. Это касается и романов «Омон Ра» и «Generation 'П'».
Реалии окружающего мира интересуют писателя как вспомогательный фон для отображения духовности человека: "Основное содержание большинства произведений Пелевина составляет описание состояний сознания, воспринимающего представленную картину мира в качестве реальности». Советская действительность оказывается при этом своеобразным вариантом ада («Вести из Непала (1991), «Жизнь насекомых» (1993), «Омон Ра»), где в качестве адских мук фигурирует безысходное переживание специфических состояний ума" [4].
С. Костырко настойчиво подчёркивает, что В. Пелевин использует материал, открытый соцартом и постмодернизмом. В статье «Чистое поле литературы» он пишет: «Мне трудно согласиться с определением «сатирическая», которое уже получила в критике повесть «Омон Ра»[5], считая произведение трагическим. Но этот роман включает в себя и комический, и драматический пласты повествования. Жанр романов «Generation 'П'» и «Омон Ра» можно определить как трагифарс.
Р.Арбитман называет роман «Омон Ра» «горько-саркастическим», «не фантастическим»[6], а трагическим: «Наш мир, отражённый Пелевиным в лишённых убаюкивающей кривизны (мол, фантастика!) зеркалах, трагичен: увы, наше скверное житьё-бытьё вовсе не имеет какого-то высокого тайного смысла. Мы нелепо мучаемся отнюдь не «во имя, а умираем просто так»[6].
С С. Костырко и Р. Арбитманом можно согласиться в том, что роман трагичен, но он в не меньшем объёме насыщен и сатирическими преувеличениями, отражением реальности в комическом и саркастическом тоне. В своих заметках о языке прозы В. Пелевина «Внуяз» критик А. Антонов вслед за А. Генисом и С.
Костырко акцентирует внимание на неоднозначности прозы Пелевина. Он пишет: "... ведущиеся, казалось бы, в «постмодернистском русле» поиски и эксперименты В. Пелевина в области «внутреннего языка» встречают неожиданное понимание и поддержку в литературе совершенно другой ориентации, и, следовательно, могут расцениваться как более широкая тенденция современной прозы" [7].
И. Роднянская в статье «Этот мир придуман не нами» в свою очередь подчёркивает, что Пелевин сломал "основную модель прежних, антитоталитарных дистопий [антиутопий], у истоков которых стояла «Поэма о великом инквизиторе». В центре их (и у Замятина, и у Хаксли, и у Оруэлла, и у Брэдбери - да и у самого Пелевина в «Омоне Ра») была непременная очная ставка прозревающего героя, носителя человечности, с главным идеологом неприемлемого мира, держащим руку на пульте управления"[8]. По мнению критика, В. Пелевин продолжает в этом плане русскую классическую традицию.
Спорными и не исследованными специально остаются не только вопросы поэтического и философского содержания творчества Виктора Пелевина, но и проблемы интерпретации его отдельных произведений. Отклики о прозе писателя крайне противоречивы. Например, одни критики считают, что В. Пелевин разработал особый стиль, а другие признают отсутствие всякого стиля у писателя, поскольку он широко использует интертекстуальность. И. Роднянская в связи с этим подчеркивает: «Тексты Пелевина с их четырежды руганным, а по мне - отвечающим внутренней задаче языком, спокойно выстраиваются в этот ряд великих, значительных и просто приметных сочинений, своими особыми средствами - средствами
моделирующего воображения - изъясняющими то, «что с нами происходит»[8, с.209].
Совершенно противоположное мнение выражено у А. Гениса в статье «Виктор Пелевин: границы и метаморфозы»: «Текст Пелевина написан никак. Он пользуется анилиновыми красками, сквозь которые не просвечивает ни авторская личность, ни какие бы то ни было эмоции. Образы тут очерчены грубо и резко, как на фантиках. Автор не гонится за точностью детали, отчего обстоятельства места и времени стёрты у него до серийной универсальности. Собственно писательское мастерство тут все ушло в фабулу. Приоритет сюжета над языком заставляет предположить: Пелевин уже вступил на границу, за которой книга становится чем-то другим, например — сценарием видеоигры»[9].
А. Антонов обращает внимание на своеобразные лингвистические эксперименты В. Пелевина, которые тот ведёт в двух противоположных направлениях, а именно: "С одной стороны — он, вроде бы, стремится возвратить слову первозданную чистоту, оживить «умершие» метафоры, то есть занимается тем, что Виктор Шкловский называл «остранением», а Джордж Оруэлл - «преступным переводом с новояза на старояз». Поэтому многие его герои наделены обострённым языковым чутьём и никогда не жалеют времени, чтобы остановиться и поразмышлять над смыслом того или иного слова или словосочетания... И вместе с тем - разрушая «старый добрый» новояз, Пелевин тут же создаёт другой «новый» язык, правда, не «универсальный», а, так сказать, «одноразовый», функционирующий только в пределах «отдельно взятого» произведения. Естественно будет и называть такой язык «внутренним»"[7, с. 127].
«Внутренний язык» Виктора Пелевина, по мнению А.Антонова, ориентирован не на усечение, а на приращение смыслов. "Все пелевинские языковые конструкции вроде «одномайственно», «май его знает», «мир твоему миру» или «май твоему урожаю» не только не уничтожают прежнего значения слова, но сообщают ему ещё одно, дополнительное. Поэтому «огромные красные слова МИР, ТРУД, МАИ» украшают серые фасады Уран-Батора в то же самое время, как уран-баторские матери отчитывают перед ними детей за «нехорошее» слово «майский жук».
Нагнетая и спрессовывая «специальную» лексику, будь то лексика марксистско-ленинской идеологии («Омон Ра»), доперестроечного лозунга и плаката («День бульдозериста») или «языка науки» («Встроенный напоминатель») и перемещая её в «чужую сферу», В. Пелевин добивается некоего «качественного скачка», после которого слово отрывается от своего прямого значения и как бы «переводится» на другой язык"[7, с.131-132].
А.Антонов обращает внимание и на другие превращения слова, когда «многозначность» оборачивается своей противоположностью -«не-значностью вообще», слово становится знаком: «...главная особенность прозы Виктора Пелевина состоит именно в этой зыбкости, в неуловимости протекания одного мира в другой, в постоянном балансировании на почти неразличимой границе, в непрерывном, по-«сталкерски» скрытном, её переходе»[7, с. 135].
Исследователи отмечают также преобладание игровых аспектов в творчестве Пелевина: «Ощущение призрачности пелевинских миров усиливается благодаря их реминисцентности, вторичности, литературности... Пелевин предпочитает иметь дело не с «непосредственно жизненным», а с уже литературно обработанным
материалом, преобразуя его, противопоставляя обыденному призрачный мир. Он пародиен и аллюзивен. Причем иногда -открыто, «в лоб»[7, с. 136].
По мнению А.Антонова, «поэтика постмодернизма постепенно усваивается и «традиционной» литературой. Её приёмы приобретают в современной прозе всё более универсальный характер и говорят уже не столько о принадлежности к определённой школе, сколько об ощущении и осознании автором себя и своего произведения в контексте культуры»[7, с. 138].
Некоторые исследователи указывают на «проповеднический» характер прозы В.Пелевина, провоцирующего читателя принимать его произведения как манифестацию некоего целостного мистического учения. Такому пониманию противоречит особая, специфическая для Пелевина концепция авторства, определяющая его особое положение в современной литературе. По замечанию А. Гениса, В.Пелевин пишет в жанре басни — «мораль» из которой должен извлекать сам читатель. Наиболее отчётливо эта концепция оказалась выражена в рассказах «Зигмунд в кафе» (1993), «Бубен нижнего мира» (1993), «Зелёная коробочка» (1996) и в романе «Чапаев и Пустота». В предисловии к роману, написанном от лица некоего буддийского ламы, прямо утверждается, что целью написания этого текста было не создание «литературного произведения», а фиксация механических циклов сознания с целью окончательного избавления от так называемой внутренней жизни.
Для прозы В.Пелевина характерно отсутствие обращения автора к читателю через произведение в каком бы то ни было традиционном виде, посредством содержания или художественной формы. А.Генис в связи с этим отмечал: "Автор ничего не «хочет сказать», и все
смыслы, которые читатель находит, он вычитывает из текста самостоятельно. Многочисленные эксперименты со стилями, контекстами, художественной формой служат Пелевину для организации этой особой формы авторства, редуцирующей взаимоотношения автора с читателем вплоть до полного упразднения" [11].
Роман «Generation 'П'» (1998) получил высокий читательский рейтинг, но был оценен еще строже, чем предыдущие произведения прозаика. А. Генис и В. Курицын считали его неудачным, «недоработанным» и чрезмерно сориентированным на читательские вкусы [11].
Только в последнее время начала формироваться тенденция основательного научного осмысления творчества Виктора Пелевина. В 2002 году появилась диссертация А.В Дмитриева «Неомифологизм в структуре романов В. Пелевина» [12], где даётся научный анализ его произведений с точки зрения использования в них мифопоэтики.
Справедливо отмечая, что «неомифологическое сознание» — свойство культурной ментальности всего XX века, а мифологические сюжеты, мотивы, структуры активно используются в ходе создания художественных представлений, и миф начинает восприниматься как существующий не только в архаическом варианте, но и как свойство человеческого сознания, автор диссертации анализирует романы Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота» и «Generation 'П'» [12, с.4].
Для творчества В. Пелевина характерен неомифологизм как особого рода поэтика, структурно ориентированная на сюжетно-образную систему мифа, своего рода разновидность интертекстуальности, которая определяется (принимая дефиницию И.П. Смирнова) как «<...>слагаемое широкого родового понятия, так
сказать, интертекстуальности, имеющего в виду, что смысл художественного произведения полностью или частично формируется посредством ссылки на иной текст, который отыскивается в творчестве того же автора, в смежном искусстве, в смежном дискурсе или в предшествующей литературе» [13].
Анализ неомифологизма как главной черты поэтики романов В.Пелевина актуализируется А.В. Дмитриевым, поскольку именно мифологемы принимают активное участие в структурировании художественного мира большинства произведений писателя, являясь активным элементом его поэтической системы.
Исследователь правомерно доказывает, что неомифологизм можно назвать одной из важнейших особенностей сюжетосложения прозы В. Пелевина и одним из главных средств проявления авторского присутствия в тексте. Действительно, художественная специфика романа как жанра в целом создаёт максимально приемлемые условия для продуктивного использования неомифологизма. Особенно это характерно для романа, создаваемого в лоне поэтики постмодернизма. Можно вполне согласиться с исследованием А.В. Дмитриева, так как постмодернизму по определению свойственен интерес к мифу преимущественно в последнем значении. Теоретиками направления обоснованно вводится понятие постмодернистской чувствительности как осознания заведомой неоправданности каких-либо иерархий, претендующих на абсолютность систем приоритетов, невозможности существования сколько-нибудь аутентичной картины мира, мифологичности любого авторитетного «взгляда на мир» (Д. Фоккема, Д. Лодж) [14]. Из осознаваемых таковыми мифологем В. Пелевин, бесспорно, и создаёт художественный мир своих текстов.
Хотя интересующие нас произведения Виктора Пелевина исследуются А.В. Дмитриевым в его диссертации, но анализ проводится только с позиций функционирования современных мифологем в структуре романов «Омон Ра» и «Generation 'П'». Для полного осознания места этих произведений в творчестве писателя и в целом в современной литературе этого явно недостаточно. За пределами диссертационной работы А.В. Дмитриева остаются проблемно-тематическая основа этих произведений, особенности жанровой формы, способы выражения авторского сознания, сверхтекстовые связи, приёмы метафоризации и другие средства изобразительности и выразительности в их функциональном проявлении.
Можно поспорить с А.В. Дмитриевым о том, что первый роман
писателя («Омон Ра») продолжил ряд постмодернистских или близких
постмодернизму текстов, тем или иным образом префигурирующих
«священный текст истории», русской и не только. Среди них А.В.
Дмитриев называет «Роммат» В. Пьецуха, «До и во время» В. Шарова,
«Великий поход за освобождение Индии» В. Золотухи. Предметный
мир этих произведений оказывался нетождественным изображаемому.
Так, декабристы у В. Пьецуха одерживают победу, Жермен де Сталь у
В. Шарова толкает Сталина на проведение репрессий. Советское
общество у В. Пелевина оказывается почти избежавшим
индустриализации.
Вслед за М. Липовецким автор диссертации сопоставляет
романы Владимира Сорокина и Виктора Пелевина, объявляя этих
писателей «литературными лидерами постмодернизма»,
воплотившими разобщённость личности и общества, утрату веры в
возможность восстановления гармонии в окружающей действительности.
В диссертации И.В. Азеевой «Игровой дискурс русской культуры конца XX века: Саша Соколов, Виктор Пелевин» [15] проза писателя Виктора Пелевина рассматривается в контексте игровой прозы, как русской, так и мировой. Автор диссертации обращается только к роману «Жизнь насекомых», так как считает, что элементы игровой поэтики проявляются с особой очевидностью именно там, постоянно сопоставляя пелевинское произведение со «Школой дураков» Саши Соколова.
И.В. Азеева утверждает, что «язык Пелевина являет собой зрелище заимствованных языковых индивидуальностей и при этом не позволяет не узнать авторского почерка» [15, с. 118]. Для того, чтобы «выразить то, что происходит сейчас с Россией», писателю не понадобилось ни насилия над языком, ни создания «новояза». Одной из особенностей его языка стала манера цитирования, которую можно назвать стиль, «пастиш», коллаж, винегрет, "«игра интертекстуальности», суть её в соприкосновении и взаимопроникновении друг в друга стилей и языков, принадлежащих разным жанрам и разным текстам"[15], — доказывает диссертант.
Диссертационные исследования Квон Чжен Им «Современная русская постмодернистская проза: Венедикт Ерофеев и Саша Соколов» [16], О.В Бугославсксй. «Постмодернистский роман: принципы литературоведческой интерпретации («Роман» В. Сорокина и «Последний сон разума» Д. Липскерова) [17] хотя и не затрагивают творчество Виктора Пелевина, но позволяют увидеть схожие художественные процессы в области сюжетосложения и создания
образа мира и личности в постмодернистских произведениях писателей.
Обзор критических откликов и рецензий, а также
диссертационных исследований, которыми располагает
литературоведение сегодня, позволяет установить степень разработанности интересующей нас проблемы художественного своеобразия романов Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation ТГ».
Актуальность работы продиктована сложившейся в литературоведении ситуацией. До сих пор поэтико-философский аспект произведений В. Пелевина не становился объектом специального исследования, а рассматривался только в ракурсе других поднимаемых проблем. В диссертации анализируется проблематика романов «Омон Ра» и «Generation 'П'» и связанная с ней жанровая форма, что позволяет выявить и осмыслить систему постмодернистских средств воплощения образов, а значит, глубже понять не только прозу одного из ярких представителей современной литературы, но и отчасти позволит увидеть закономерности литературного процесса в России конца XX - начала ХХІв. Выявление своеобразия поэтики постмодернистских произведений является важным и значимым направлением в сегодняшней науке, что осознаётся многими современными учёными, обращающимися к современной русской литературе конца XX - начала ХХІв.
Диссертация написана на материале романистики Виктора Пелевина. Основной акцент сделан на романах «Омон Ра» и «Generation 'П'» с привлечением прозы некоторых писателей русского постмодернизма, которые разрабатывали сходную систему поэтических средств.
Этот широкий пласт творческого наследия Виктора Пелевина стал объектом диссертационного исследования, а предметом его является непосредственно поэтико-философский аспект романов «Омон Ра» и «Generation 'П'».
Целью исследования становится: изучение идейно-тематической структуры романов Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation 'П'», выявление особенностей мифопоэтики в произведениях писателя, описание основных художественных приёмов, составляющих своеобразие художественного мировидения автора избранных для исследования романов, интерпретация романов «Омон Ра» и «Generation 'П'» с учётом ряда современных прочтений прозы Виктора Пелевина, выявление её философской и эстетической основы.
Отсюда вытекают базовые задачи работы:
изучить способы воплощения и особенности функционирования авторского сознания в романах «Омон Ра» и «Generation 'П'»;
определить зависимость поставленных в прозе Виктора Пелевина проблем от игровых форм стилевого дискурса;
установить связь между воплощением проблемы личности в тоталитарном обществе и деградацией личности в постсоветском континууме;
определить место романов «Омон Ра» и «Generation 'П'» в системе всего творчества В. Пелевина.
Методологической базой диссертационного исследования является комплексный подход к явлениям литературного творчества. В работе использованы структурно-поэтический, историко-функциональный методы, применяется методика герменевтического, нарратологического и интертекстуального анализа.
Автором диссертации учтена теоретико-методологическая база, созданная М.М. Бахтиным, Ю.М. Лотманом, Е.М. Мелетинским, Б.А. Успенским, Р.Бартом, Ж.Деррида, Ж.Женеттом, а также исследователями постмодернизма: И.П. Ильиным, М.Н. Липовецким, И.С.Скоропановой и др. В своём исследовании мы опирались, кроме того, на историю изучения комического в эстетике В.Я.Проппа, А.Бергсона, Д.С.Лихачева, Н.Фрая и других.
Научная новизна работы обусловлена тем, что впервые анализируются поэтико-философские особенности романов выдающегося писателя современной русской литературы Виктора Пелевина. Предметом отдельного специального изучения впервые становятся формы художественного мышления и способы их воплощения в романах Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation 'П'».
В работе определяется основная проблема творчества писателя «тоталитаризм и ментальность личности», выявляются формы её эстетического воплощения в аспекте распада духовных ценностей личности в период последующей демократизации общества.
Диссертация призвана дать представление о художественной
специфике постмодернистского романа, отражающего сложнейшие
процессы внутренней динамики формирования духовных ценностей
личности в современном мире. Романы В. Пелевина анализируются
как феномены современного сознания, отражённого с помощью
неомифологизации, неопределённости, фрагментарности,
деканонизации, карнавальной театральности, иронии и самоиронии и так далее.
Научной новизной обусловлена и сущность гипотезы, выдвигаемой в настоящем диссертационном исследовании:
художественный мир романов Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation 'П'» несколько сложнее схемы «классического» постмодернистского произведения, к которой его подводят современные исследователи. Писатель горько иронизирует не только над «советским миром», распавшимся на его глазах, но и провидит пороки нового мышления, оказывающиеся не менее «тоталитаристскими» в своей зависимости от «золотого тельца». Положения, выносимые на защиту:
Разоблачение фальши тоталитарного общества и фантомов постперестроечной действительности, ориентированной на усвоение «чуждых» западных идеалов, не составляет единственной художественной цели Виктора Пелевина в его романах «Омон Ра» и «Generation 'П'». Главное для писателя — это утверждение идеалов истинной свободы как высшего смысла бытия, которое он ведёт «враждебным словом отрицанья».
В романах В.Пелевина обнаруживается явная тенденция к утверждению необходимости поиска Россией своего пути, отличного от проамериканского, что делает прозу писателя антиномичной таким философским идеям постмодернистского мировоззрения, как децентрация, относительность любой истины, симулякровость мира и другим.
Романы «Омон Ра» и «Generation 'П'» представляют собой своеобразную дилогию, в которой сначала показываются чудовищные формы тотального идеологического обмана общества, губительно воздействующие на личность («Омон Ра»), а затем разоблачается мнимая свобода личности в постсоветском обществе, ориентированном на чуждые национальным русским идеалам ценности американизированного общественного устройства
(«Generation TT'»). Вместо единой идеи люди обрели множество относительных и снова фальшивых истин, которые дезориентировали человека и привели к ещё большей деградации личности, скатыванию «в дикость духа».
4. Идейно-тематической замысел романов В.Пелевина выражается через архитектонику, подобную компьютерным играм (символ автоматизма современного мышления), с помощью перенасыщения текста англицизмами (знак компьютеризации сознания и космополитизма), через абсурдизацию повествования. Слово повествователя построено по типу слова сценариста, а не романного нарратора. В романах «Омон Ра» и «Generation 'FT» авторское сознание выражается через философские, авантюрные, фольклорные, религиозные интертексты, свободно варьируемые В.Пелевиным в иронически-игровом модусе.
Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что результаты исследования дают возможность дальнейшего теоретического осмысления специфики современной русской прозы как эстетического явления.
Практическая значимость исследования. Результаты диссертационной работы могут быть использованы при разработке способов прочтения и осмысления постмодернистского произведения в курсах лекций по истории русской литературы XX века, при чтении спецкурсов по проблемам современной литературы.
Апробация работы осуществлялась на Международной научно-практической конференции в Тульском государственном университете в 2003 году; на I Всероссийской конференции в Тольяттинском государственном университете в 2003 году.
Основные положения работы отражены в 6 публикациях.
-го-Структура и объём диссертационного исследования.
Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний и списка использованной литературы, состоящего из 122 наименований.
Личность и тоталитарное государство в творчестве Виктора Пелевина
Жанр романа предполагает наиболее полное воспроизведение мировоззренческой концепции автора, а также наличие неких неординарных событий, которые, согласно Ю. М. Лотману, есть специфическая особенность бытия личности в эпическом контексте, "романная форма понимания события как нарушения обычного, «неинтересного» движения жизни, в ходе которого происходит встреча и взаимодействие героя с действительностью, находящейся за пределами его прошлого опыта, «перемещение персонажа через границу семантического поля»" [1]. В романах Виктора Пелевина воспроизводится антитоталитаристское мировидение автора.
Роман — это самый открытый из жанров, «становящийся жанр», по выражению М.М. Бахтина. Постмодернистский роман — особенная жанровая категория, так как антинаправленность по отношению к предшествующему культурному опыту рассматривается большинством теоретиков постмодернизма в качестве основной базовой составляющей эстетической парадигмы постмодернистского романа.
В центре произведений постмодернизма находится деконструкция, то есть разоблачение симулякровой, ложной концепции бытия [2], в данном случае тоталитарного сознания, ведущего к деградации личности.
Идеологом деконструкции признан французский теоретик постмодернизма Ж. Деррида, разработавший систему деконструкции произведений постмодернизма, которая, так или иначе, задаётся двойственной оппозицией [3]. Деконструкция, по мысли Ж.Деррида, призвана разоблачить любое высказывание, определение, претендующее на исчерпывающий смысл и окончательность. Комментируя положения Ж. Деррида, В. Курицын пишет, что "«деконструкция» не столько учение о том, как следует обращаться с миром», сколько построение «космоса из хаоса»" [4]. В соответствии с теорией Ж. Деррида, «всякий застывший, остановившийся смысл требует немедленной деконструкции» [4, с.26] с целью овладения хаосом бытия, его художественным осознанием.
Другой известный представитель философии постмодернизма Ж.Ф. Лиотар акцентировал внимание на том, что роман в поэтике постмодернизма характеризуется, прежде всего, недоверием к универсальным способам описания мира, тотальным типам высказывания, метанаррациям. Отказ от универсализма ведёт к становлению новой мировоззренческой системы, основанной на диалогизме различных пластов текста. Роль автора пересмотрена. Место классического автора с наступлением постмодернизма занял так называемый скриптор, который не порождает самостоятельный текст, а лишь «черпает своё письмо» из необъятного словаря культуры: «Ныне мы знаем, что текст представляет собой не линейную цепочку слов, выражающих единственный, как бы теологический смысл («сообщение» автора-Бога), но многомерное пространство, где сочетаются и спорят друг с другом различные виды письма, ни один из которых не является исходным; текст соткан из цитат, отсылающих к тысячам культурных источников. Писатель подобен ... вечным переписчикам ... , он может лишь вечно подражать тому, что написано прежде и само писалось не впервые; в его власти только смешивать разные виды письма, сталкивать их друг с другом, не опираясь всецело ни на один из них...» [2, с.187].
Исходя из основных тезисов теоретиков постмодернизма, можно сказать, что постмодернистское литературное произведение представляет собой сложную многоуровневую конструкцию с подвижным или вовсе не предусмотренным центром, каждый уровень которой имеет своего адресата и в основе которой лежит принцип диалогизма всех элементов со всеми. Многослоиность, полилог культурных языков, антиуниверсализм постмодернистского произведения создают новые возможности интерпретации. И. Ильин отмечает: «С приходом постмодернизма наступает эпоха, когда в отношениях между искусством и смыслом исчезает какая-либо однозначность: теперь это отношение чисто игровое. Уравнивая в правах действительное и вымышленное, игра приводит к ситуации неограниченного числа значений произведения...» [2, с.5]. Постмодернистский текст может быть трактован с противоположных позиций в равной степени. Огромную роль приобретает языковая игра. При этом возможными становятся размытые толкования текста. Несмотря на это, мы исходим из возможности объективной интерпретации постмодернистского текста, обусловленной спецификой поэтики, структуры и жанрового содержания романов Виктора Пелевина.
Противопоставленность постмодернизма предшествующей традиции нередко абсолютизируется, что приводит к однозначной трактовке произведений. Сама же однозначность в корне противоречит основным установкам постмодернизма, предполагающим бесконечность и текучесть смыслов.
Представляется, что нужно в данном случае говорить не об оппозиции «постмодернизм», с одной стороны, и «классика, модернизм, массовая культура», с другой, а о диалоге с традицией, имеющей место в постмодернистском романе. Проза Пелевина ярко отражает все названные тенденции.
В творчестве Виктора Пелевина и, в особенности, в его произведениях «Омон Ра» и «Generation П » центральной проблемой является деградация личности в тоталитарном и западно-демократическом обществе. Поскольку постмодернизму свойственна игра, демонстративность, эпатаж, то проблема эта подаётся в резко утрированном виде.
Государственный строй и методы давления на личность (на примере рекламы) деконструируют в критическом аспекте многие постмодернисты. Это обусловлено, на наш взгляд, тем, что значительный период времени был во всех сферах жизни проникнут идеологической пропагандой, государство фактически рекламировало только само себя. В советские времена тоталитарный режим, в необходимых объёмах обеспечивая жизнедеятельность народных масс, не давал личности возможность свободно мыслить и действовать.
Проблема свободы в романах Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation 'П'»
Разоблачение фантомов советской действительности, составляющее основу сюжета «Омон Ра», как и раскрытие фальши «перестроечного» общества с его извращённым «заглатыванием» чуждых для русской ментальности ценностей западно-демократического общества в «Generation ГР», не охватывает всего сложного художественного мира, создаваемого автором в этих произведениях. Не только «сатира на миражи советской утопии» (М. Липовецкий), но и, прежде всего, утверждение идеи альтернативной реальности, где существует истинная свобода и высший смысл бытия предстаёт, по нашему мнению, перед читателями.
Устремлённость в космос для главного героя романа «Омон Ра» есть поиск смысла бытия и внутренней свободы. Избранное им для себя имя не случайно воплощает идею убиваемого и воскресающего божества, египетского бога Ра, несущего свет и бессмертие. Так же, как и Вавилен Татарский, Омон ищет выход из искусственно сконструированного, заидеологизированного мира, стремится к изначальной истинной действительности. Абсолютно прав, по нашему убеждению, М. Липовецкий, отмечая: «Пелевина интересует не превращение реальности в симулякр, а обратный процесс — рождение реальности из симулякра. Интенция, в сущности, прямо противоположная основным постулатам постмодернистской философии»[12]. Как говорит персонаж пелевинской ранней повести «Принц Госплана», даже если цель поиска, на который потрачена вся жизнь, оказывается пустышкой, то «когда человек тратит столько времени и сил на дорогу и наконец доходит, он уже не может увидеть всё таким, как на самом деле... Хотя это тоже не точно. Никакого «самого дела» на самом деле нет»[13].
Виктор Пелевин не циник, издевающийся над человеческим стремлением к высокой мечте, а напротив, писатель, испытывающий душевную боль от несовершенства человеческого жизнеустройства.
Его персонажи ощущают боль, надежду, отчаяние, они упорно продираются сквозь абсурд бытия, стараясь отыскать в хаосе — космос, гармонию. Такой оказывается духовная свобода, заполняющая пустоту безбожия. Герои Пелевина воспитаны на образцах советской литературы. «Мощная и сильная советская культура была культурой функциональной и оформительской по существу, ибо она «в художественных образах» оформляла советскую идеологию и воспитывала «нового человека»: железного борца и строителя коммунизма... За реализм, правда, выдавался приукрашенный натурализм или же своеобразный классицизм, декларирующий себя как метод «жизнеподобия» и создающий образ такой реальности, где идеологически сконструированное «должное выдаётся и принимается за действительное»[ 16].
Общественное мнение формировали лидеры советского общества, побуждая народные массы верить средствам массовой информации и использовать внушенные официальной идеологией знания как руководство в жизни. Рассматривая произведения Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation П », можно обнаружить особые группы персонажей: «преданных рабов революции» и «слуг информации».
В «Омон Ра» эти персонажи вписаны в жестокое тоталитарное государство. Этот процесс хорошо описал Вик. Ерофеев в рассказе «Жизнь с идиотом»: «Предельно жестокий режим ставил личность в невыносимую для неё психическую ситуацию, побуждая ощущать свое полное бессилие и ничтожество. Выход из этой ситуации многие находили в моральном мазохизме, отказе от своего «я», попытке «превратиться в часть большего и сильнейшего целого», попытке «раствориться во внешней силе и стать её частицей» [17].
При формировании строя тоталитаризма, начало которому положила революция, происходит процесс появления «преданных», то есть — фанатиков идеологии, слепо выполняющих все приказы партии. Большинство из этих людей затем нашли себе «тёплое» место в партийном руководстве и готовы были подчиняться сами и подчинять других любым бессмысленным приказам ради того, чтобы на этом номенклатурном месте остаться навсегда (Урчагин, Пидоренко и др.).
Есть у революции и другой вид «слуг» - люди, проникнутые ложным патриотизмом. Они подчиняются всем приказам партии осознанно, не видя их абсурдности (Попадья и его сыновья).
Омон Кривомазов изначально чувствовал этот абсурд, хотя и подчинялся слепо, как все, установленному режиму. Например, Омон в детстве так воспринимал образ Ленина: «Он был двухцветным: справа, откуда я медленно шел, - красным, а дальше белым, и делила эти два цвета набегающая на белое поле рваная волна, за которой оставался красный след. Я сначала не понял, что это такое, и только когда подошел ближе, узнал в переплетении красных и белых пятен лицо Ленина с похожим на таран выступом бороды и открытым ртом; у Ленина не было затылка - только лицо, вся красная поверхность за которым уже была Лениным; он походил на бесплотного бога, как бы проходящего рябью по поверхности созданного им мира»[7, с.20].
Изображение Ленина на щите воспринимается символично. Да и самого вождя В.Пелевин описывает не как реального человека, а как символ режима. Автор подчеркивает, что вождь считался «преданными» высшим существом, почитался как бог. В изображении вождя акцентируется внимание на красном цвете. Обычно красный цвет символизирует кровь. Выступ бороды похож на таран. Таран -это символ грубого насилия, в данном случае - насилия над личностью. Открытый рот как бы символизирует победу лжи, демагогии, крика, подавляющих душу и разум. К подобному развенчанию образа вождя в постмодернистской литературе обращались многие, в частности, в похожем символически плакатном стиле изображал И. Бродский в своём «Представлении», где он «деканонизировал образ Ленина» окончательно и бесповоротно [18].
Функции интертекста в романах Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation 'П'».
Виктор Пелевин выражает позицию биографического автора практически через все средства сюжетосложения. В пелевинской прозе «Омон Pa», «Generation П », «Чапаев и Пустота», «Принц Госплана» и других произведениях композиция зачастую связана с популярными моделями массовых коммуникаций и подобна сценариям компьютерных игр, что символизирует автоматизм современного сознания. Автором используется особая техника повествования, при которой обилие англицизмов и английских слов напоминает жанр «чата», компьютерного текста.
Слово повествователя построено по типу слова сценариста, а не романного нарратора, как будто организовывается коммуникация в виртуальном киберпространстве, «повествовательным архетипом выступает конкретная культурная модель коммуникации, а формой её манифестации — элементы культурных дискурсов» [1, с. 179]. Подобные виртуальные модели композиции присутствуют также в произведениях Д.Липскерова «Пространство Готлиба», А.Слаповского «Я — не Я», С.Долмата «Сами по себе» и других писателей-постмодернистов.
В пелевинской, как и во всей современной прозе, наличествует множество стилизаций философского, авантюрного, фольклорного, религиозного и прочих планов. Стереотипы в изображении исторических личностей (Чапаева, Сталина, Хрущёва) выворачиваются на 180 и становятся эпатажно неправдоподобными. «Историческая правда» профанируется. Концептуальные аспекты произведений разрабатываются в модусе фикции, предстают утопическими и оторванными от реальности. Литература русского постмодернизма, пришедшая на смену монолитной советской культуре, закономерно носит черты эклектичности, калейдоскопичности. Она прежде всего отталкивается от искусства «дублированной» реальности, замешанной на идеальном образе коммунистического завтра, идеологически стерилизованной, лишённой онтологических проблем и психологических конфликтов и при этом претендующей на статус реальности первой и основной, за которой скрывался некий неосознанный оккультный проект, то есть от советского искусства.
В романе «Омон Ра» убедительно показано, что советская культура была создана по типу мифоритуальной структуры, где в качестве тотема выступала «народная власть большевиков», во главе которой стоял «символический отец» Ленин (Сталин), в качестве ритуальной оппозиции выступали «враги народа», «инициацией» служили ритуалы приёма в октябрята, пионеры, комсомол и партию, оказывающие свои «магические воздействия» на «посвященных», в результате чего повышался их духовный и социальный статус. В.Пелевин демонстрирует это с помощью особого стиля, предполагающего игровое ироничное отношение к духовным и культурным ценностям предшествующей советской эпохи. Но разрушения эстетики как метафизического принципа при этом всё же не происходит.
Мы чувствуем авторскую боль за утраченную душевную гармонию, интуитивный поиск идеального бытия, которое ведёт Омон Кривомазов [фамилия которого намеренно реминисцентна по отношению к романам Ф.М.Достоевского]. В романе Пелевина «Generation П » нет игрового «любования» виртуальной реальностью, которая заменила для многих современников жизнь «в пространстве больших идей высоких смыслов и сверхличностных ценностей». Главный герой Вавилен Татарский откровенно иронично оценивается автором-повествователем. При этом Пелевин отходит от постмодернистского принципа антиуниверсализма, когда любые ценности объявляются относительными. Из чего следует, что «ангел равнозначен и равновелик демону, благодать неотличима от наваждения и прелести, живое равноправно с мёртвым, подлинное равноценно искусственному, сакральное амбивалентно профанному, ибо всё представлено в равном достоинстве и равном ничтожестве в пространстве постмодернистской цивилизации, образующем одновременно и свалку, и супермаркет, и всемирную электронную выставку — интернет» [16].
Для демонстрации этого писатель использует игровую цитацию. К перекодированному цитированию уже существующих литературных источников обращаются многие современные постмодернисты. Цитацию широко используют в деконструированном плане Вен. Ерофеев в поэме «Москва — Петушки» и в пьесе «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора», В. Сорокин в «Голубом сале», М.Берг в романе «Рос и я», В. Друк в поэме «Телецентр», Д. Пригов в пьесе «Чёрный пёс», Д. Галковский в книге «Бесконечный тупик», 3. Зиник в романе «Лорд и егерь». На приёмы игрового постмодернистского цитирования обращает особое внимание И.С. Скоропанова в монографии «Русская постмодернистская литература»: «Исключительно широк в «Москве — Петушках» [Вен. Ерофеев] пласт литературных цитации» [2], «Сорокинские цитации почти обязательно вызывают впечатление очень знакомого, может быть, уже читанного, да забытого» [2, с.261], «основная масса цитат, насыщающих текст [«Рос и я» М. Берга], как густой раствор соли, даётся без ссылок на авторство (а потому неквалифицированным читателем не улавливается)» [2, с.314], «Сквозная пародийная цитатность как определяющая черта стиля «Вальпургиевой ночи...» [Вен. Ерофеева] обнажает абсурд извращённого человеческого существования» [2, с.335], «Поэт [В. Друк в «Телецентре»] использует ... цитаты из популярных песен» [2, с.370], «Здание собственного произведения писатель [Д. Пригов в пьесе «Чёрный пёс»] создаёт, используя цитации, ... которые подвергает деконструкции» [2, с.393], «Текст книги [«Бесконечный тупик» Д. Галковского] — безграничное пространство цитации» [2, с.443], «часто у Зиника [«Лорд и егерь»] жизнь цитирует искусство, а не наоборот. Цитатой может оказаться городской пейзаж ... , облик персонажа, кличка собаки ... , поступок героини ... , расстановка действующих лиц» [2, с.471].
В произведениях В. Пелевина «Омон Ра» и «Generation П » игра с цитатами является одним из эффективных способов выражения авторской позиции. Названия пелевинских произведений — это обыгрываемое в сниженном варианте «чужое слово». «Жизнь насекомых», «Омон Pa», «Generation П » — это узнаваемые заголовки произведений зарубежных авторов, с помощью которых возникает иронический подтекст. Например, название «Generation П » отсылает к роману Дугласа Коупленда «Поколение Икс» [3].
Приёмы абсурдизации в прозе Виктора Пелевина
В романах «Омон Ра» и «Generation IT» автор применяет самые различные комические приёмы, которые приводят к эффекту остранения, когда жизнь воспринимается не только в бытовом срезе, но и на философском и мифологическом уровнях.
Особенно актуален для постмодернистской поэтики приём комической абсурдизации действительности. В романе «Омон Ра» государственная идеологическая пропаганда, воспринимаемая с детства советскими людьми как непререкаемая истина, подвергается беспощадному высмеиванию. И.С. Скоропанова отмечала, что главную роль в постмодернистской поэтике играет «фольклорно»-анекдотический аспект в осмыслении личности, « ... прежде всего как комедийно-утрированная проекция каких-то реальных ... черт...» [2, с.88], «Лубок, анекдот, площадный юмор примити-визируют, шаржируют, но и заостряют некоторые сущностные черты, важные для понимания ... судьбы, эпохи, феномена искусства» [2, с.89]. Например, как и в прозе Пелевина, в поэме Вен. Ерофеева «Москва — Петушки» «...определяющая черта стиля... — сквозная пародийно-ироническая цитатность» [2, с. 161], пародирование большевистских Деклараций прав народов России, Деклараций прав трудящегося и эксплуатируемого народа, Декрета о мире, Декрета о земле, «содержание которых в корне расходится с политикой советской власти» [2, с. 164]. Авторы постоянно иронизируют над стереотипами массового сознания, внедряемыми идеологами советской системы, а также и над стереотипами «развращённости Запада», которые развенчиваются посредством фантастических преувеличений и комедийных описаний. Аналогичную картину мы наблюдаем в романе В. Пелевина «Generation П », где писатель высмеивает восторженное восприятие российскими людьми процветающего Запада и Америки.
Автор часто использует такой поэтический приём, как гротеск. Описывая, как учат курсантов в советской стране совершать подвиги, Пелевин обнажает суть тоталитарной системы, отрицающей ценность личности. Например, в лётном училище имени Маресьева учат быть настоящими людьми, ориентируясь на персонаж повести Бориса Полевого: «... ребята! Вспомните знаменитую историю легендарного персонажа, воспетого Борисом Полевым! Того, в чью честь названо наше училище! Он, потеряв в бою обе ноги, не сдался, а, встав на протезы, Икаром взмыл в небо бить фашистского гада!., мы из вас сделаем настоящих людей в самое короткое время!» [5, с.38]. Трагикомическую абсурдную ситуацию определяет подведение под неё марксистско-ленинского фундамента. Писатель развенчивает жёсткими сатирическими способами псевдогероический пафос и ненужную жертвенность, утверждавшиеся представителями советского искусства (литературой «соцреализма»).
После пламенных речей курсантам обрубают обе ступни, чтобы научить их быть героями: «...там, где должны были быть Славины ступни, одеяло ступенькой ныряло вниз и на свеженакрахмаленном пододеяльнике проступали размытые красноватые пятна - такие оставляет на вафельных полотенцах арбузный сок» [5, с.40].
Абсурдность ситуации подчёркивается и доводится до предела ещё и тем, что на государственном экзамене безногие курсанты на протезах должны танцевать, а не вести самолет. Подвиг их заключается в том, что они обречены всю жизнь ходить на протезах по земле, а не летать на самолётах, защищая страну: "А вскоре он сам [Ландратов], первый из полусотни таких же лейтенантов, волнуясь и бледнея, но с неподражаемым мастерством танцевал перед приёмной комиссией «Калинку»..." [5, с.42-43]. Абсурд — главное качество тоталитаризма.
В училище имени Маресьева искусственно создаются насильственные условия для подготовки никому не нужных подвигов. Д. Бавильский пишет по этому поводу: «Лётное училище им. Маресьева, в котором курсантам обрубают обе ступни, — это точная метафора любых социальных институтов, функционирующих с точностью до наоборот: садик — не воспитывает, школа — не учит, армия — не защищает, больница — не лечит» [10]. Д. Перевозов в статье «Зарытый талант» считает эту ситуацию циничной: «В романе «Омон Ра», например, молодым курсантам лётного училища имени Маресьева отрезают ноги, а в училище имени Н. А. Островского — лишают зрения. Список можно было бы и продолжить. Эпизоды эти прежде всего призваны развлечь читателя, «пощекотать нервы» любой ценой, пусть даже при помощи цинизма»[9, с. 175]. Но это не «щекотание нервов», а стремление писателя гоголевскими и щедринскими средствами «проповедовать любовь враждебным словом отрицанья», развенчать культ жертвенности, утверждённый на государственном уровне в СССР.
Также жёстко автор иронизирует, сравнивая колючую проволоку забора вокруг лётного училища с Великой Стеной Китая: «Мне казалось, что серый, растрескавшийся от дождей забор с колючкой, начинающийся сразу за развалившимися футбольными воротами, — это и есть Великая Стена, и, несмотря на все отодранные и покосившиеся доски, она, как и тысячи лет назад, тянется с полей далёкого Китая до города Зарайска...» [5, с.43-44].
Автор использует иронию, подчёркивая примитивизм жертвоприношений, которые происходили в дикие времена, первобытную отдалённость от нормальной жизни. Для курсантов жить по своей воле так же невозможно, как преодолеть Великую Китайскую Стену. Они вынуждены подчиняться коммунистическим идеологам-«китайским самураям», которые, по В. Пелевину, все созданы по одному шаблону: хотя они внешне не похожи между собой, внутреннее содержание у них приблизительно одинаковое — большинство из них люди бездушные, лицемерные, жестокие.
Об этом свидетельствует описание внешности одного из «слуг революции» — слепого полковника Урчагина: «... проезжая мимо нас, Урчагин с улыбкой повернул голову и словно заглянул нам в души добрыми впадинами глазниц» [5, с.57].
Ирония заключается здесь в том, что у полковника вместо глаз — зеркала души - одни глазницы. Значит, нет и настоящей доброты, — есть только иллюзия добра.
