Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Тема «маленького человека» в русской литературе и ее разработка в творчестве писателей-сатириконцев 10
1. «Маленький человек» в русской литературе: истоки образа 10
2. «Станционный смотритель» А.С.Пушкина: своеобразие восприятия образа «маленького человека» 13
3. «Шинель» Н. В. Гоголя. Традиции Н.В. Гоголя в малой прозе писателей сатириконцев 16
4. «Психологизм» на пути осмысления образа «маленького человека» в творчестве
Ф.М. Достоевского 23
5. Традиции А.П.Чехова в малой прозе сатириконцев 30
ГЛАВА II. Маленький человек» как герой фельетона 39
1. Фельетон как художественно-публицистический жанр. Особенности фельетона
сатириконцев 39
2. Фельетон как ведущий жанр раннего творчества Н. Тэффи 46
3. Особенности фельетонистики Аркадия Аверченко 60
4. Фельетонное наследие Саши Черного 66
5. Фельетоны Дона Аминадо как отражение эмигранстких будней 76
ГЛАВА III. «Маленький человек» как герой рассказа -анекдота 82
1. История и определение жанра анекдота .82
2. Анекдот как ведущий жанр прозы А. Аверченко .87
3. «Маленький человек» в анекдотах Н. Тэффи .99
4. Эмигрант как герой анекдота Саши Черного .108
5. Афоризмы Дона Аминадо как разновидность анекдотической литературы 115
ГЛАВА IV . «Маленький человек» в зеркале пародии 123
1. Пародия: определение жанра и его трансформация в XX веке 123
2. Пародия как ведущая жанровая форма малой прозы Дона Аминадо 132
3. Традиции и новаторство в пародиях Тэффи 139
4. Своеобразие пародий Аркадия Аверченко и Саши Черного 154
Заключение 163
Список литературы
- «Шинель» Н. В. Гоголя. Традиции Н.В. Гоголя в малой прозе писателей сатириконцев
- Традиции А.П.Чехова в малой прозе сатириконцев
- Особенности фельетонистики Аркадия Аверченко
- Эмигрант как герой анекдота Саши Черного
Введение к работе
Актуальность настоящего исследования обосновывается тем, что жанровое своеобразие прозы сатириконцев не становилось объектом специального исследования, а тема «маленького человека» также практически не освещалась в интересующем нас контексте.
Объектом нашего исследования стал тип «маленького человека» в малой прозе писателей сатириконцев – А. Аверченко, Н.Тэффи, С. Черного и Дона Аминадо. Предмет исследования – анекдоты, фельетоны и пародии вышеупомянутых писателей. При отборе текстов принимались во внимание два критерия: тематическое соответствие – наличие образа «маленького человека»; жанровое соответствие – причастность к анекдоту, фельетону или пародии.
Цель настоящего исследования – выявить тип «маленького человека» в прозаических произведениях сатириконцев в свете фельетона, анекдота и пародии, как наиболее популярных (применительно к вышеуказанным авторам) жанров.
Данная цель исследования определяет следующие задачи:
- выявить основные значимые моменты в истории возникновения и
развития образа «маленького человека», а также проследить связь
произведений сатириконцев с традицией, идущей от Пушкина, Гоголя,
Достоевского и Чехова;
показать вклад сатириконцев в развитие образа «маленького человека» посредством выявления его новых разновидностей и использования новаторских приемов организации текста в рамках анализируемых жанров;
показать жанровое своеобразие произведений о «маленьком человеке» посредством подробного рассмотрения образа в контексте фельетона, анекдота, пародии; исследовать механизмы создания комического эффекта на языковом, композиционном и смысловом уровнях;
- выявить основные векторы развития образа «маленького человека»,
обозначив своеобразие подхода каждого из авторов к заявленной теме.
Методологической и теоретической основой диссертационного
исследования послужили труды отечественных и зарубежных ученых по теории
и истории литературы (В.Г. Белинский, Д.С. Лихачев, В.И. Тюпа,
В. Б.Шкловский, Е.М. Сокол, К.Г. Бронников, Ф.З. Канунова, Г. А. Гуковский),
теории комического (Ю.Н. Тынянов, С.А. Голубков, Е.Я. Курганов,
В. И. Новиков, М. В. Воробьева, С.А. Комаров, С.С. Аверинцев,
М.Л. Гаспаров), а также литературоведческие работы, посвященные творчеству
Н. Тэффи (Л. А. Спиридонова, Д.Д. Николаев, Е.Н. Брызгалова, В. Берелович,
Е.М. Трубилова, Д.Д. Николаев, Элизабет Нитраур ), А. Аверченко
(Д.А. Левицкий, В.В. Агеносов, О. Михайлова, О.А. Кузьмина, ), С. Черного
(А.А. Иванов, О.И. Рыбальченко) и Дона Аминадо (В.И. Коровин,
К.А. Толкачев, С.А. Голубков). Для достижения поставленных задач нами были
применены сравнительный, системный, психологический, историко-
культурный методы, а также метод интертекстуального анализа, актуальный для раскрытия оппозиции «традиция – новаторство» и выявления художественного своеобразия при создании образа «маленького человека» каждым из авторов.
Методологически важным в рамках настоящего исследования является активное использование понятийного и терминологического аппарата языкознания, что позволяет нам проанализировать не только идейную, но и художественную составляющую произведений, исследовать механизмы создания комического на языковом и композиционном уровне.
Научная новизна исследования определяется следующими моментами:
- впервые предпринимается попытка проанализировать образ
«маленького человека» в творчестве сатириконцев;
- впервые малая проза Н.Тэффи, А.Аверченко, Саши Черного и Дона
Аминадо рассматривается в комплексе системы жанров «фельетон–анекдот–
пародия».
Теоретическая и практическая значимость работы связана с тем, что литературоведческий термин «маленький человек», традиционно относящийся к литературе XIX века, получает свое развитие в контексте литературы XX века и рассматривается в системе жанров, связанных с категорией комического; в научный оборот включается материал, который может послужить для дальнейшего рассмотрения этого образа в XX и XXI веке, а также найти применение в работах специалистов, занимающихся изучением творчества Н.Тэффи, А.Аверченко, Саши Черного и Дона Аминадо.
Структура диссертации: работа состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографии.
«Шинель» Н. В. Гоголя. Традиции Н.В. Гоголя в малой прозе писателей сатириконцев
Самсон Вырин, главный герой повести «Станционный смотритель» А.С. Пушкина, «открывает» собой плеяду «маленьких людей» в классическом понимании слова. Согласно традиционной интерпретации повести, в ней показана трагедия простого бедного человека, потерявшего главное счастье своей жизни – дочь Дуню. Дуня бежит от отца с приезжим гусаром, однако, вопреки клише сентиментальных романов, жизнь Дуни в Петербурге складывается вполне благополучно. Но отец не может пережить бегство дочери, свое вынужденное одиночество, ущемление чести и достоинства, оказывается в безвыходном положении и вскоре умирает. Миф о «блудной дочери» реализуется в несколько другом контексте: Дуня возвращается уже на могилу к отцу.
Вполне логичным представляется выявление связи «Станционного смотрителя» с «Бедной Лизой» Карамзина, так как в основе сюжета лежит тот же мотив – соблазнение бедной девушки богачом. Однако в центре повести Пушкина находятся не взаимоотношения соблазнителя и несчастной жертвы, а трагедия третьего персонажа. Выбор именно этого ракурса, а также тот факт, что виновника и жертву связывает глубокое и взаимное чувство были новаторскими. Этой же точки зрения придерживается В.Э.Вацуро: «парадокс «Станционного смотрителя» заключался в том, что обольщенная и обольститель оказались счастливы друг с другом. Похищение обернулось не трагедией, а идиллией. Мир, погубивший Самсона Вырина, принес счастье его дочери»8. Особого внимания, по мнению Вацуро, заслуживает заключительная сцена повести: «Как и другие пушкинские концовки, эта сцена — сложный и очень емкий «литературный жест», как бы сводящий в единый фокус контрасты и конфликты повести: богатство и нищета, счастливая семья и одинокая смерть, затерянная могила и проезжающая мимо неё «барыня», мучимая чувством вины, — всё это неразрывные звенья единой цепи жестких и жестоких социальных закономерностей, управляющих современным Пушкину обществом»9.
Стоит сказать, что в отечественном литературоведении до сих пор отсутствует единый взгляд на «Повести Белкина» А.С. Пушкина. С.Г.Бочаров характеризует их «загадочными» и считает «пробным камнем литературоведческой и критической интерпретации»10; Е.Н Купреянова
Беда Самсона Вырина, с точки зрения социологического подхода, определяется его низким общественным положением, бесправием и, как следствие этого, финальным одиночеством. Перед нами – трагедия униженного человека, подавленного системой, при которой любой проезжий гусар считает себя вправе забрать самое дорогое. На социальную природу конфликта указывает Н.Я Берковский: «Самсона Вырина Пушкин изображает с сочувственным вживанием в его социальную личность, с точностью во всем, что отмечает, как поставлен он в служебном, общественном мире».13
Существует и другое прочтение, при котором на первое место выходит несчастье духовное, семейное. Так В.С. Белькинд в статье «Образ маленького человека у Пушкина и Достоевского» говорит прежде всего о драме личностной: «У Пушкина в «Станционном смотрителе» образ Вырина раскрывается в семейной трагедии. Смотритель оскорблен в своих отцовских чувствах, попрано его человеческое достоинство. Борьба Вырина с Минским идет за утверждение права на близкого человека. Развитие событий связано с резкими изменениями в частной жизни героев. Тем не менее, было бы неправильно не видеть в пушкинском конфликте отражение социальных противоречий: частная жизнь определяется правовым, имущественным положением»14. Прочтение повести с христианской точки зрения предлагает трактовку повести в рамках мифа о блудном сыне/дочери. В этом случае Самсон Вырин – по-прежнему «маленький человек», однако эта характеристика ограничивается только земным миром. Самсон дожидается чуда – возвращения и раскаяния дочери, его бессмертная душа тому свидетель. «Стоит заметить, что если мы подходим к этому тексту с внеположными христианской традиции читательскими установками, нужно признать запоздалость и финальную неудачу подобного возвращения: Самсон Вырин в своей земной жизни так и не дождался этого возвращения. Однако если мы с уважением относимся к христианской традиции, если мы помним, что для Бога нет мертвых, залогом чего является Воскресение Христово, тогда возвращение блудной дочери является несомненным художественным и духовным фактом. Но этот факт – явление именно христианского, а отнюдь не «критического» реализма»15.
В творчестве сатириконцев традиции Пушкина прослеживаются на уровне некоторых символов. Например, в рассказе Тэффи «Позор» метель играет роль силы, разрушающей планы героев. Только если у Пушкина в «Метели» решается судьба Маши, то в рассказе Тэффи вьюга приводит к казусу, позору. В рассказе А. Аверченко «Начальник станции» прослеживается явная аллюзия на «Станционного смотрителя» А.С. Пушкина, цель которой – обозначить разницу между «станционным смотрителями» XIX и XX веков. Если Самсон Вырин вызывает симпатию при первом знакомстве, то начальник станции у Аверченко, наконец получивший власть, является явно отрицательным персонажем – наглецом и взяточником.
Традиции А.П.Чехова в малой прозе сатириконцев
Рассказы-фельетоны Саши Черного были написаны, в основном в эмиграции связаны с темами, актуальными для человека, оказавшегося на чужбине и вынужденного заново искать свое место в жизни. Большая часть фельетонов опубликована в единственном прозаическом сборнике «Несерьезные рассказы» (1928). Такое название настраивает читателя на легкий и юмористический тон повествования и полностью оправдывает себя. А.И Куприн писал об этом сборнике: «Прекрасным эпиграфом, мудрой русской пословицей открывается этот милый сборник А. Черного: «Посильна беда со смехом, невмочь беда со слезами. Лучшего предисловия к этой книге и нельзя было бы подобрать»85. Героями-рассказчиками становятся люди обыкновенные, ничем особым не выделяющиеся из эмигрантской массы. Это либо рассказ-воспоминание о русской жизни («Московский случай»), либо какое-то происшествие из эмигрантских будней («Колбасный оккультизм»).
В фельетонах Саши Черного появляется еще один тип «маленького человека», особо часто встречающийся в XX веке – фантазер или мечтатель. Несмотря на свое низкое социальное положение и калейдоскоп жизненных невзгод, он не теряет надежды. Его завидный оптимизм где-то граничит с глупостью, неприспособленностью, оторванностью от реальности, но так или иначе вызывает у читателя симпатию. Здесь кроется главное отличие героя-эмигранта Саши Черного от эмигрантов Аверченко и Тэффи, которые описывали жизнь на чужбине в темных тонах, прямо, зло и страшно. Смех
Саши Черного беззлобен, весел, светел, ведущим типом комического становится ирония. Выбор фельетонного факта не предполагает глубокого психологического погружения в образ, автор описывает то, что видит глазами маленького, но несдающегося человека. Писатель ориентируется прежде всего на знающего читателя, способного за внешним планом увидеть другой план, контрастирующий с описанным, связанный с реальностью. В фельетоне «Замиритель» ефрейтор Егор Пафнутьев придумывает оригинальный способ прекращения Первой Мировой войны. За фантастичностью его выдумки, продиктованной добрыми намерениями и непониманием сложных механизмов мировой политики, стоит другой план: ужас и нелепость войны, непонимание маленьких людей, для чего и ради кого им приходится гибнуть: «Такое в голову лезет, что и сказать боюсь. Воюем второй год, народу изничтожена прорва, а толку на грош. Конешно, я не герой, человек кроткий, в разведчики и то не гожусь. Но башкой меня Бог не обидел. Котелок работает! Ужели мозг против кулака ничего не может?»86. Пытаясь объяснить происходящие с ним в эмиграции метаморфозы, маленький человек задумывается о роли «высших сил»: Судьбы и Рока. Не в силах спрогнозировать свое будущее аналитическими методами, он обращается к оккультным наукам. Рассказы, посвященные это теме мы находим и у Тэффи, и у Аверченко, обращается к ней и Саша Черный. Фельетон «Колбасный оккультизм» повествует о «рязанском переплетчике Иване Трофимове», решившим обратиться к гадалке. Объектом насмешки становится уже текст объявления: «Предсказываю прошедшее, рассказываю настоящее, заглядываю в будущее. Брюнетам скидки. Имеющим свою квартиру – льготные условия платежа. С оккультным приветом, Веранда Брахмапутра»87. Повествование ведется от первого лица, предельно искренне и очень серьезно. Сам рассказчик не ставит перед собой цели рассмешить читателя, логически обосновывая самые абсурдные происшествия. Комическое формируется на другом уровне, авторском, позволяющем взглянуть на Ивана Трофимова со стороны и увидеть его наивность. Позиции автора и рассказчика противоположны друг другу. Автор в подобном тексте может выразить свое отношение к героям лишь опосредованно. Поэтому речь героя-повествователя становится не только средством раскрытия его личности, но и осмеяния.
Стиль повествования эмоциональный, узнаваемый, немного нескладный создает иллюзию устной речи. Повествование строится в основном на инверсии: «Стал я свое довоенное образование перетряхивать. Окончательным интеллигентом сделаться не успел, пришлось в Рязани после отца переплетное дело разворачивать»88, много неполных, односоставных предложений, а также парцелляция («Кормился - ничего», «Совестно.», «Компас в ломбарде, во рту горькая соль.Станет тебе такой советовать…»). В тексте встречаются просторечия и просторечные конструкции: («Как, мол, поживаете?», «этакая Агаша»), повторы (например, многократное повторение вводной конструкции «слава Богу»). Смех вызывает типичный признак речи эмигранта – соседство русских просторечий с французскими заимствованиями: «Сидит в обыкновенной венской качалке этакий кулич необъятный. Щечки - земляничное желе, грудь на пульмановских корсетных рессорах». В речь рассказчика активно включаются фразеологизмы («дело мое на мази»), в том числе и в видоизмененном виде, расширяясь за счет введения реалий эмигрантской жизни: «Стоит перед тобой как бы эмигрантский столб, а на столбе написано: пойдешь прямо - последний капитал потеряешь, пойдешь вправо -из Франции вышлют, пойдешь влево - компаньон зарежет… »89.
Особенности фельетонистики Аркадия Аверченко
Наиболее частый герой анекдотов Саши Черного – эмигрант, попадающий в забавные ситуации. Писатель обращается к анекдоту с целью показать нелепость жизни в эмиграции, растерянность «маленького человека» перед жизнью в чужой стране. С. Черный не берет за основу анекдотов вымышленные случаи, не пытается говорить эзоповым языком, не нуждается в иносказаниях. Все истории максимально приближены к реальности. Даже рассказы, в основе которых лежит фантастический момент («Случай в лагере»), отличаются предельной жизненностью. Многие анекдоты написаны от первого лица; в тех же случаях, когда рассказчик отсутствует, создается иллюзия присутствия, погруженности в события. Маленький человек-эмигрант предстает перед нами в нескольких ипостасях, но в любом случае его можно отнести к разряду «жертв»: жертв обстоятельств, собственного самомнения, иллюзий. Такая закономерность во многом связана с самим фактом эмиграции, когда человек, потерявший опору и ориентиры, не может стать хозяином жизни, и вынужден кому-то подчиняться, чем-то жертвовать.
Еще одна особенность анекдотов Саши Черного – стилистическая самостоятельность каждого произведения и в то же время отсутствие ярко выраженной языковой и речевой игры. Анекдоты тяготеют к устной речи – интересной, образной, выражающей личность рассказчика, но не автора.
Если у Тэффи и А.Аверченко в анекдотах и у того же Саши Черного в пародии прослеживается явно ощутимая работа над словом, то в данном случае поэтика не столь изысканна, непосредственна. В отношении композиции Саша Черный следует жанровой традиции, используя стандартную трехчастную структуру «завязка – развитие действия – комическая развязка», но зачастую расширяет ее, включая анекдот в «рамочный» рассказ («Кофе по-турецки»), либо дублируя финал («Греческий самодур»).
Анекдотическую структуру имеет рассказ «Друг». Маленький, но чрезвычайно наглый Дмитрий Петухов приезжает в гости к своему другу детства Василию Николаевичу, который ведет с сестрой Ниной Николаевной, скромную интеллигентную жизнь. Нежданный гость превращает существование брата и сестры в ад: ведет себя развязно, пошло, ни с кем не считается и оказывается чрезвычайно навязчивым. К тому же он мнит себя выдающимся поэтом, хочет покорить литературный мир столицы, хотя пишет посредственно. Василий и Нина сталкиваются с психологической проблемой: их воспитание не позволяет им отказать Петухову в доме, и они вынуждены, терзаясь, терпеть его общество: «Это дико, Васька! Мы проходим через сотню измов, спорим о судьбах мира, свысока смотрим на обывателя, считаем себя внутренне свободными, гордимся этим, верим только своему чувству выбора, уму и вкусу, и вдруг первый встречный хам делает из нас половик для вытирания своих идиотских ног… Влезает с улицы в дом, невыносимо оскорбляет изо дня в день глаза, уши… обоняние,– Нина вспомнила ужасный шипр и окурки на всех столах,— и мы ничего не в состоянии сделать… Гадость!»136. В конце концов герои разрабатывают хитрый план по избавлению от гостя, и такой поворот готовит читателя к дальнейшему развития действия. Но автор разрушает читательское ожидание, неожиданно сводя повествование к другой концовке, когда
ситуация разрешается сама собой: Петухов пишет письмо с просьбой одолжить денег, получает отказ. Развязкой и вершиной комического становится финальное письмо Петухова: «Милостивый Государь, Василий Николаевич! Ежели в виде ничтожной дружеской услуги попросил у Вас жалкий четвертной билет и ежели бы Вы, не имея возможности исполнить просьбу, отказали - это было бы досадно, но понятно. Ваш же ответ свидетельствует о том, что Вы в затхлой и черствой петербургской атмосфере лишились даже чувства примитивной джентльменской этики и зазнались. Прошу Вас исключить меня из списка не только друзей Ваших, но и знакомых, и, кстати, напоминаю Вам одну старую французскую истину: «Rirabien, quiriraledernier», что по-русски, как Вам известно, значит: «Придет коза до воза»137. Комизм возникает на смысловом уровне (несоответствие действительности и изложенного в письме) и речевом («высокий» стиль изложения, ложный перевод фразеологизма «хорошо смеется тот, кто смеется последним»).
Традиционная анекдотическая структура просматривается в рассказе «Наглядное обучение». С самого первого предложения Черный вводит читателя в курс дела, обрисовывая суть конфликта, который впоследствии придется разрешить: «Обыкновенная женщина, без всяких уклонов в гениальность,— Вера Павловна Бубнова давно уже не могла разобраться в одном семейном недоразумении: действительно ли ее муж гений?». Муж главной героини – художник, модернист, рисующий непонятные, по-видимому абстрактные картины, идентифицирующий себя как «непризнанного гения», не воспринимает Рафаэля. Жена во всем потакает своему мужу, однако сомневается в его гениальности. Кульминацией становится решение художника нарисовать портрет жены, которая в свою очередь ожидает, что талант любимого наконец раскроется в полной мере: «На полотне круглилась грязная тыква, над ней тыква поменьше с двумя идиотскими шелками вместо глаз. Рта не было,— зачем такая мещанская подробность? Вместо рук из большой тыквы торчали два отрезка автомобильной шины. И наискось, должно быть для ясности, красной краской было размашисто наляпано: «МОЯ ЖЕНА!»Вера Павловна долго не отрывала глаз от своего портрета. Глаза ее уже не сияли — прищурились, спрятались, ушли…—Это… я?—Рразумеется. Твой внутренний портрет! Я так тебя вижу!.. Если тебе нужна фотография, пойди на угол и снимись»138. Комической развязкой становится повторение сюжетного пассажа, но уже в сатирическом преломлении.
Эмигрант как герой анекдота Саши Черного
Сведение пародийного творчества Аркадия Аверченко и Саши Черного в рамки одного параграфа обусловлено ограниченностью литературного материала для объемного анализа. Аркадий Аверченко был виртуозом прежде всего в области анекдота, а вот жанр пародии занимает незначительное место в его художественном наследии. Саша Черный любил пародию и часто к ней обращался, но его пародийные произведения в большинстве своем затрагивают известных исторических персоналий, а также эпохальных событий, не касаясь темы «маленького человека».
Анализ произведений Аркадия Аверченко стоит осуществлять, учитывая особенности анекдота, так как его влияние ощутимо даже при обращении автора к другим жанрам.
Взаимоотношение двух антиподов стоит в центре рассказа «Робинзоны», где А. Аверченко пародирует знаменитый роман Д. Дефо, помещая на необитаемый остров интеллигента и «шпика». На протяжении всего рассказа интеллигент трудится, чтобы выжить, а шпик этому старательно препятствует: следит, требует разрешения на строительство шалаша, запрещает охоту, предписывает многочисленные штрафы. Развязка повествования неожиданна: шпик спасает тонущего интеллигента, объясняя свое геройство следующим образом: «По возращению в Россию вам придется заплатить около ста десяти тысяч штрафов или сидеть около полутораста лет. Дай Вам Бог здоровья, долголетия и богатства».231
Аверченко прибегает к пародированию не только сюжетов конкретных литературных произведений. Он умело обыгрывает старославянские имена-фамилии: крестьянский мужик, старейшина по имени Петр Савельев Неуважай-Корыто (рассказ «Русская история»). Используется и «жанровая» пародия, которая вызывает смех за счет частичного сохранения сюжетных и структурных канонов того или иного жанра, соседствующими с персонажами и событиями, никак в этот жанр не вписывающимися. Например, рассказ «Опора порядка», начинающийся как детективная история про шпика превращается в комический рассказ с того момента, когда ситуацию комментирует простая горничная: «Там к вам шпик пришел, что под воротами допреж все торчал…Бородищу наклеил, подмазался, прямо умора!»232.
Рассказ «По влечению сердца (образцы иностранной литературы)» последовательно обыгрывает сюжеты и приемы, свойственные литературе Франции (неожиданное любовное приключение, неправдоподобные стечения обстоятельств), Англии («туманный лондонский вечер», «джентльмены», темная история, переплетенная с любовной), Германии (неоправданные подозрения, близость к притче, пасторальность) и Австралии (экзотические декорации, брутальность центральных образов, герои – беглый каторжник и негр)233. В этом произведении Аверченко использует характерные приметы литературы каждой из вышеназванных стран и путем гротеска доводит их до абсурда.
Интересен с точки зрения пародии рассказ «Легенда старого озера». В нем прослеживается связь с рассказом Тэффи «Легенда и жизнь», только Аверченко выбирает несколько иной ракурс изложения событий. В первой части Аверченко описывает реальные события, произошедшие на озере в 1645 году. История описана просто и переполнена бытовыми, нелицеприятными по отношению к героям подробностями: Матвей, «преступнейший бездельник», не любит свою старую жену и под прикрытием рыбалки «глазеет» на молоденьких девушек. Марта, «вздорная, злобная финка», застает его за этим занятием и кидается с упреками: «Ах ты, негодяй! Хозяйство пропиваешь, бездельничаешь!». Матвей пытается утопить свою жену, но, видя, что она «вынырнула, сделала несколько энергичных взмахов и, уцепившись за прибрежный камень, стала выползать на сушу – мокрая, страшная, молчаливая», сам от страха кидается в пучину и гибнет. Эмоциональность описанию придают глаголы действия, зачастую просторечные, который Аверченко вплетает в повествование и придает действию стремительность, приземленность и негативно-ироничную коннотацию: «он мимоходом запустил в нее табуреткой», «отхлебнул из бутылки», «глазеть на женщин», «взмахнула скалкой и завизжала», «Схватил жену поперек тела и бросил в воду», « стал с интересом смотреть на борьбу жены со смертью», «Он вскочил с искаженным от ужаса перед грядущей расправой лицом, вылил в себя остаток водки и, предпочтя лучше смерть, взмахнув руками, решительно бросился в пучину»234. Вторая часть рассказа является, с одной стороны, пародией на жанр легенды, на ее романтико-патетичную сущность. С другой стороны, высмеивается отношение человека к событиям, произошедшим много веков назад, стремление окутать их ореолом таинственности, приукрасить, наполнить романтичной философией, вплести сюда историю любви. В легенде, которую рассказывает поэт Клюкин художнику Воздухову, злобная Марта превращается в красавицу, Матвей в любящего мужа, «коренастые краснотелые, коротконогие купальщицы» становятся «женщинами с рыбьими хвостами и лицами, прекрасными как луна». Согласно легенде, Матвей и Марта погибают во имя любви. В пародии Аверченко обыгрывает расхожие штампы в «преподнесении» легенды: неопределенность прошедшего времени «давным-давно, в незапамятные времена», повторение эпитета «прекрасный», словосочетание «любящее сердце».