Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале "Вечеров на хуторе близ Диканьки", "Миргорода" и "Петербургских повестей" Мякинина Елена Сергеевна

Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале
<
Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Мякинина Елена Сергеевна. Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале "Вечеров на хуторе близ Диканьки", "Миргорода" и "Петербургских повестей" : диссертация ... кандидата филологических наук : 10.01.01.- Москва, 2006.- 168 с.: ил. РГБ ОД, 61 06-10/1491

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Анализ деталей одежды персонажей произведений Н.В. Гоголя 1830-1840-х гг. (сборники «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород», «Петербургские повести») 24

1.1. Анализ деталей одежды персонажей двух первых сборниковН.В. Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород») 24

1.2. Анализ особенностей одежды персонажей в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя 55

Глава 2. Анализ деталей интерьера произведений Н.В. Гоголя 1830-1840-х гг. (сборники «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород», «Петербургские повести») 82

2.1. Анализ деталей интерьера двух первых сборников Н.В. Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород») 82

2.2. Анализ деталей интерьера в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя 109

Заключение 141

Библиография 150

Введение к работе

В настоящее время одним из важнейших направлений литературоведения является изучение проблемы поэтики вещного мира, рассмотрение категории вещи в художественном мире писателей, в частности в творчестве Н.В. Гоголя. Обращение к данной проблеме исследователей отмечается лишь в последние десятилетия, так как до этого их внимание в основном было направлено на изучение образной системы писателя, на его умение иронично и остро изобразить общественные пороки, на способность творчески перерабатывать фольклорные источники и мотивы, успешно соединять фантастическое и комическое.

Настоящее диссертационное исследование посвящено изучению особенностей вещного мира в творчестве Н.В. Гоголя 1830-1840-х годов (сборники «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород», «Петербургские повести»). Сама проблема вещного мира в произведениях названного писателя представляется нам исключительно важной и значимой, так как связь между человеком и окружающей его предметной средой является у Гоголя, с одной стороны, чрезвычайно прочной, с другой - подвижной, так как вещи писателя нередко переходят в человека, а человек - в вещи. В свою очередь наличие подобной связи составляет художественную особенность стиля писателя, определяя тем самым его своеобразие и неповторимость.

В целом под понятием вещного мира мы подразумеваем реалии материальной культуры, окружающей человека; под понятием художественной вещи (художественного предмета) вслед за А.П. Чудаковым (Предметный мир литературы (К проблемам категорий исторической поэтики) [209] мы понимаем те «...мыслимые реалии, из которых состоит изображенный мир литературного произведения и

4 которые располагаются в художественном пространстве и существуют в художественном времени» [209.С.254]. В понятие художественного предмета нами в первую очередь включаются предметы материальной культуры, а именно одежда персонажей Гоголя и подробности интерьера его произведений, то есть основные художественные элементы повествовательного предметного ряда.

Следует отметить, что в целом в литературоведческой науке категория вещи, художественного предмета мало изучена и до конца теоретически не осмыслена. Отдельные замечания о сути художественного мира вещей, о предметной сфере в творчестве того или иного писателя находим в работах В.Н. Топорова [187], В.Е. Хализева [198, 199], А.Ф. Лосева [117], Е.С. Добина [73], А.И. Иваницкого [87], Ю.В. Манна [124-133], М.Б. Храпченко [200], Г.Н. Поспелова [159], СИ. Машинского [137], Г.А. Гуковского [65] и других ученых.

Наиболее подробно и теоретически полно понятие «вещной отдельности» [207.С.164] раскрыто в работах А.П. Чудакова «О способах создания художественного предмета в русской классической литературной традиции» [207], «Предметный мир литературы (К проблемам категорий исторической поэтики)» [209], «Вещь в реальности и в литературе» [206]. Его исследования «Слово - вещь -мир: Вещь во вселенной Гоголя» [210] и «Вещь в мире Гоголя» [205] посвящены рассмотрению предметного мира непосредственно в творчестве писателя.

В своих работах А.П. Чудаков анализирует формы и способы организации предметного вещного мира в произведении литературы, рассматривает основные составляющие этого мира, возможные образные проявления, особенности взаимосвязи мира реальных вещей и вещей художественных.

Исследователь подчеркивает важность, даже обязательность наличия предметности в литературном произведении, так как «внутренне-сущностное для того, чтобы быть воспринятым, должно быть внешне-предметно воплощено...» [206.С.16]. Ракурс изображения предметов, выбранный писателем, помогает раскрыть его творческую индивидуальность, особенности художественного видения: «Список предметов уже может служить первоначальным индикатором при анализе... Каждый вещный прототип... определенным образом изображается - в него вкладывается авторское ощущение, рождаемое ситуацией, фабулой, личностью героя, и, главное, авторское видение предмета» [207.С.165].

В работе «Предметный мир литературы (К проблемам категорий исторической поэтики)» [209] ученый, во-первых, формулирует определение художественных предметов - «мыслимых реалий, из которых состоит изображенный мир литературного произведения и которые располагаются в художественном пространстве и существуют в художественном времени» [209.С.254], во-вторых, вводит понятия «своих» и «общих» предметов. «Общий» предмет, по мнению А.П. Чудакова, это предмет вне художественного сознания, он лишен субъективной творческой окраски, это предмет, узнаваемый всеми. «Свой» внутренний предмет художника - понятие сугубо личное, индивидуальное видение писателем той или иной вещи. В свою очередь, художественный (воплощенный) предмет - «результат компромисса между «своим» внутренним предметом художника и «общим» предметом» [209.С.275]. При этом предмет в художественной действительности сохраняет формы и качество реально существующей вещи, но «в него уже привнесена некая качественно иная, нематериальная субстанция, авторская интенция, слившаяся с ним и

6 сделавшая его феноменом другого - художественного - мира» [209.С.170].

Исследователь отмечает, что художественный предмет «несравненно универсальнее по воздействию... Реальный предмет эфемерен, он гибнет, тускнеет, разрушается... Предмет словесного искусства... вечен» [206.С.23].

Основная ценность художественного предмета заключается, на наш взгляд, в том, что он не воспринимается читающими однозначно и часто вмещает в себя несколько значений, но при этом всегда «указывает на внутренний мир человека и его социальные связи...» [206.С.29]. Он создан творцом, но и взят из реальной действительности.

Еще одно немаловажное замечание, сделанное А.П. Чудаковым: «По реалиям большого писателя нельзя впрямую изучать ни общество людей, ни общество вещей... Прямая «предметная цитата» из... художественной системы невозможна...» [206.С.30].

Созвучной этому утверждению является мысль В.В. Розанова [166], заявляющего, что «...судить о России по изображениям его [Гоголя - Е.М.] было бы так же странно, как об Афинах времен Платона судить по отзывам Платона» [166.C.I]. К примеру, украинские рассказы писателя «вовсе не похожи на простую действительность Малороссии» [166.С.134]. Характеры персонажей, их умения и способности, предметы быта и обстановки - всё является фантастическим, нереальным (красная свитка и загадочный цыган, ведьма Солоха и люлька, способная навредить ей, панночка-утопленница и таинственный старый дом, Пацюк и его волшебные вареники).

Работы А.П. Чудакова «Вещь в мире Гоголя» [205] и «Слово -вещь - мир: От Пушкина до Толстого: очерки поэтики русских классиков» [210] посвящены подробному рассмотрению непосредственно гоголевского предметного мира и представляются нам

7 важными и значимыми. В них утверждается, что «степень преображения эмпирического предметного прототипа у разных писателей различна; у Гоголя она высока» [205.С.261]. Предметы здесь больше говорят не об особенностях исторической эпохи, а раскрывают особый, индивидуальный взгляд автора на вещи, выявляют присущее именно ему мироощущение и миропонимание. К примеру, в повести «Старосветские помещики» упоминается «шитый» камзол Афанасия Ивановича, который он носил «когда был молодцом... и даже увез довольно ловко Пульхерию Ивановну...»1 [55.С.16]. Камзол, как известно, был в моде весь XVIII век, но в данном случае внимание читателей обращено не на признаки исторической эпохи, а на лихость, бравость и даже некоторое щегольство молодого Афанасия Ивановича.

Очевидно, что в творческом мире Н.В. Гоголя преобладает экзотичность предметов, их, так сказать, эксклюзивность, исключительность. Это касается и деталей интерьера, и описания экипажей, и гастрономии, и подробностей одежды. Все эти предметы «имеют единое свойство общей странности» [210.С.28]. Способствует подобному восприятию и особая авторская позиция: все видится «взглядом путешественника... пораженного чуждыми обычаями, вещами...» [210.С.32]. Здесь достаточно вспомнить описание поветового суда в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»: и внешнее описание здания, и его внутреннее убранство дается подробно и с множеством деталей. Не забыт даже вычищенный ваксою сапог, стоящий на сундуке.

Внимание писателя к мельчайшим подробностям, ко всему необычному в вещной действительности сопоставимо, по мнению

1 Здесь и далее повести сборника «Миргород» цитируются по изданию: Гоголь Н.В Полное собрание сочинений: Т 2. - М : Изд-во Академии наук СССР, 1937. - 763с

8 А.П. Чудакова, с «подходом этнографа» [210.С.34], с присущей ему обстоятельностью и добросовестностью.

Далее исследователь подмечает еще одну важную особенность творческой манеры писателя, а именно «всесторонность вещественного охвата» [210.С.36], тяготение Гоголя к «перечислениям разного рода предметов» [210.С.34]. Мир писателя буквально переполнен материальным. Вещи и предметы «толпятся и налезают друг на друга», создают особую структуру, состоящую из «плотного ядра и расширяющейся сферы» [210.С.42]. Вспомним в данном случае развернутое описание двора сотника в повести «Вий», куда включено упоминание и панского дома, и амбаров, и погребов, и мельниц, и чердаков. Или описание интерьера хаты пана Данилы в «Страшной мести», где представлены хоть и простые предметы, но достаточно обстоятельно.

К сожалению, наблюдения А.П. Чудакова связаны в основном с произведениями позднего периода творчества писателя, тогда как повести первого сборника не попали в зону исследовательского внимания ученого, и поэтика предметного мира «Вечеров на хуторе близ Диканьки» в его работах не была раскрыта.

Особое мнение по поводу поэтики гоголевских вещей высказывает исследователь В.Н. Топоров в своей работе «Апология Плюшкина: вещь в антропоцентрической перспективе» [187]. Ученый делает вывод о наличии так называемого «дефекта восприятия» [187.С.38] в произведениях писателя. В.Н.Топоров утверждает, что «вещь под взглядом Гоголя виделась... попавшей в круг дурной бесконечности, утратившей свое главное назначение - нужность человеку...» [187.С.35].

Материальное пространство в повестях Гоголя - это «тесное и узкое пространство, где уже ничего нет, кроме оставленных

9 смыслом... вещей, преизбыточествующей вещности, образующей уже некую хаотическую, мертвящую стихию» [187.С.38].

В подтверждение слов исследователя достаточно вспомнить загроможденное вещами поместье семьи Товстогубов или описание усадебной жизни Шпоньки, обстановку обеда в доме его знакомого Григория Григорьевича Сторченка.

Вещь, как известно, «нужна не сама по себе и не самой себе... а человеку» [187.С.15]. Но особенность персонажей Гоголя заключается в том, что они часто не проникают в суть окружающих их вещей, не ценят их, не видят в них особой значимости.

Ученый убежден, что отдельно взятая вещь в художественном пространстве писателя сама по себе не важна и не ценна, так как гоголевские предметы заметны лишь в их массе, в том огромном количестве, в котором они описываются. Основной авторский художественный прием в данном случае - это прием нанизывания предметов друг на друга и в повествовательном описании автора, и в жизни персонажей.

Спецификой гоголевского восприятия, по мысли В.Н. Топорова, являє іся способность видеть «многое и в поразительно дифференцированных деталях» [187.С.38]. Писатель делает ставку на «мелочи» [187.С.38], так как именно они имеют самодовлеющий характер и помогают высветить, «угадать» того или иного человека.

В заключение добавим, что указанная вещная переполненность опустошает, выхолащивает жизнь персонажей, вещи становятся «оставленные смыслом» [187.С.38], то есть они никому не нужны и не для кого не важны.

Исследование Е.С. Добина «Искусство детали. Наблюдения и анализ» [73] представляет собой рассуждение о сути художественной детали и художественной подробности в целом и в творчестве

10 Н.В. Гоголя в частности. Так, и те, и другие не только «периферийны», но могут быть (и часто бывают) «сердцевины» и прямо относятся «не только к окружению, но и к ядру повествования, к образному целому» [73.С.9]. К примеру, в повести «Страшная месть» дается описание удивительной шапки отца Катерины, которая «вся исписанная не русскою и не польскою грамотою»1 [56.С.196] и которую персонаж надевает перед колдовством. Как представляется, основное назначение данного описания шапки в повествовании - указывать на нехристианскую сущность колдуна, на его отчужденность от остальных героев.

Е.С. Добин утверждает, что Гоголь никогда не оставлял без внимания подробностей окружающей его действительности, все «бесчисленные мелочи» были важны для него как для писателя.

Основная сила и важность художественной детали, по мысли исследователя, состоит в том, что она является отражением общего целого, и Гоголь, как представляется, отчетливо осознавал это. К подобным художественным мелочам относятся нюансы нарядов и платьев персонажей, подробности устройства жилищ в произведениях писателя, разнообразные блюда и кушанья: «Гоголем обуревало жадное любопытство к мелким, даже ничтожным обстоятельствам жизни. В особенности - к вещному, материальному окружению человека» [73.С.25].

По наблюдению Е.С. Добина, интерес к вещному гармонично вписывается в общую художественную манеру писателя, так как помогает ему решить две основные творческие задачи: во-первых, как можно полнее зафиксировать наружное бытие человека; во-вторых,

1 Здесь и далее повести сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки» цитируются по изданию- Гоголь Н В. Полное собрание сочинений и писем- В 23-х т Т.1 - М.: Наследие, 2001 -919с

11 через мелочи раскрыть, угадать характер героя, тип его личности, заглянуть под внешнюю оболочку того или иного персонажа.

Отметим, что исследователь считает наличие массы художественных подробностей бесспорным плюсом творческой манеры Гоголя, так как его персонажи срослись с «вещественным дрязгом» [73.С.52], с мелочами. В мире Гоголя Иван Иванович равен Ивану Никифоровичу, а оба они равноценны пропавшей пуговице миргородского городничего.

Далее в рассматриваемой работе поднимается проблема символичности деталей, их обобщения и идейного укрупнения. К сожалению, исследователь затрагивает данную проблему вскользь, не уделяя ей значительного исследовательского внимания.

Более подробно и глубоко проблема символичности вещей и их сочетания с реальной действительностью ставится в работе А.Ф. Лосева «Проблема символа и реалистическое искусство» [117]. Рассуждая о художественной природе символа, философ в доказательство своих мыслей нередко берет примеры из творчества Н.В. Гоголя, но и в целом идеи исследования представляют для нас большой интерес. Бесспорно примечательными являются следующие утверждения: «символ вещи... содержит... все вообще возможные проявления вещи... больше, чем сама вещь в ее непосредственном явлении [117.С.13] ...символ содержит в себе образный элемент...» [117.С.147].

Согласно мнению А.Ф. Лосева, всякая вещь, в том числе и
художественная, всегда есть «тот или иной сгусток человеческих
отношений» [117.С.161], то есть символ. Любой предмет в
художественном произведении принадлежит не сфере

действительности, а является предметом внутреннего образного мира. Следовательно, рассматривая сферу вещного, не избежать замечаний о сути символического и разнообразии его проявлений. К примеру, в

12 повести «Майская ночь, или Утопленница» находим следующий вещный образ-символ: овчинный черный тулуп с вывороченной вверх шерстью. Он символизирует веселое гулянье парубков, общую кутерьму, поиски головою дерзкого шутника. В повести «Ночь перед Рождеством» - это зеркало красавицы Оксаны, с которым она не расстается (символ девичьего кокетства и любования собой), в «Страшной мести» нередко упоминается горшок с удивительными травами, сопровождающий колдуна, который помогает показать читателям инфернальную сущность отца Катерины.

В.Е. Хализев [198] также придает исключительную важность вещным образам в творческом мире того или иного писателя: «Вещная конкретика составляет неотъемлемую и существенную грань словесно-художественной образности...» [198.С.240].

Основная художественная ценность вещей, по мнению ученого, заключается в том, что они «вызывают к себе определенное отношение, становятся источником впечатлений, переживаний, раздумий...» [198.С.236].

Ряд важных замечаний относительно сути предметных образов сделан ученым непосредственно на материале творчества Н.В. Гоголя. Так, В.Е. Хализев убежден, что вещи у Гоголя не эпизодичны, они не упоминаются случайно и вскользь, а наоборот, «выдвигаются на авансцену и становятся важнейшим звеном словесной ткани» [198.С.240].

Исследователь предлагает своеобразную классификацию вещных образов: с одной стороны - «вещь... сродная человеку» [198.С.237], с другой - вещи с «печатью запустения и мертвенности» [198.С.239]. В первом случае вещи изображаются как нечто родное, близкое сердцу, прочно вошедшее в жизнь человека. К примеру, то впечатление, которое производил интерьер дома старосветских помещиков на

13 рассказчика: «всё это для меня имеет неизъяснимую прелесть... [55.С.14] ...какая длинная навевается мне тогда вереница воспоминаний...» [55.С.18]. Или опоэтизированные предметы быта в повестях «Вечеров...» и в меньшей степени «Миргорода»: детали одежды персонажей, украшения, посуда, предметы кухонной утвари.

При этом творчество Н.В. Гоголя дает материал и для противоположных примеров, а именно: «У Гоголя... быт с его вещным антуражем часто подается как унылый, однообразный, тяготящий человека, отталкивающий, оскорбляющий эстетическое чувство» [198.С.239]. В данном случае речь, на наш взгляд, идет об особенностях интерьера «Петербургских повестей», к примеру, в подобном ключе выдержано описание комнат художников Пискарева и Чарткова, жилища Акакия Акакиевича.

В целом в рассматриваемой работе тонко подмечена некая взаимосвязь между состоянием мира вещей и психологическим состоянием человека: «...вещный мир связывается с глубокой неудовлетворенностью человека самим собой, окружающей реальностью...» [198.С.239], что в свою очередь порождает «брезгливую отчужденность» [198.С.239] от всего материального.

Культурологическое исследование P.M. Кирсановой «Розовая ксандрейка и драдедамовый платок: Костюм - вещь и образ в русской литературе XIX века» [101] посвящено анализу особенностей одежды персонажей литературных произведений разных авторов. Так, P.M. Кирсанова убеждена, что одежда героев содержит в себе отличительные знаки, помогающие понять и оценить «все тончайшие оттенки положения человека в системе общественной иерархии» [101.С.8], определить уровень его культуры и жизни, раскрыть особенности характера и в целом личности. К примеру, таким знаком в произведениях Гоголя становится фризовая шинель небогатых

14 чиновников Петербурга. «Фриз - это грубая шерстяная ткань... один из дешевых видов сукна» [101.С.256], таким образом, недорогой материал одежды указывает на незначительное социальное положение персонажей. В целом мундирная одежда, как утверждает P.M. Кирсанова, строго регламентировалась правительственными постановлениями.

Далее исследовательница отмечает, что художественною особенностью описаний костюмов является то, что они выступают одновременно и как «важная художественная деталь» [101.С.7] повествования, и как «средство выражения авторского отношения к действительности» [101.С.7]. В силу этого нередко описания одежды приобретают в повествовании символическое значение. К примеру, после публикации повести А.С. Пушкина «История села Горюхина» (1830) пальто горохового цвета стало символом осведомителя, то есть приобрело иносказательный смысл.

В статье P.M. Кирсановой «Превращения фрака «наваринского дыму с пламенем» [100], посвященной непосредственно рассмотрению цветописи и цветообозначений в художественном мире Н.В. Гоголя, отмечается, что данный «автор может не сообщать читателю никаких подробностей жизни персонажей... но его костюм... детали позволяют представить себе обстоятельства жизни и внутренний мир этих персонажей...» [100.С.236]. Важную роль в данном случае играет цвет одежды героев, так как у Гоголя «цвет имеет, прежде всего, эмоциональную окраску - средство психологической характеристики персонажа...» [100.С.235].

Таким образом, становится очевидным, что внимание к деталям наряда, к цвету платья того или иного литературного персонажа является важной составляющей частью художественного анализа произведения.

Некоторые наблюдения, связанные со смысловой характеристикой отдельных вещных предметов в творчестве писателя, содержатся в работе А.И. Иваницкого «Архетипы Гоголя» [87]. В частности, исследователь, рассуждая по поводу деталей одежды персонажей, утверждает, что она в произведениях Гоголя является устойчивым символом «женского поглощения мужчины» [87.С.266]. Сам процесс «обряжения» означает «исчезновение человека в собственной одежде; человек есть его одежда...» [87.С.266]. Другими словами, гоголевская одежда у А.И. Иваницкого наполняется особым оригинальным смыслом, но, на наш взгляд, нет уверенности в том, что сам Н.В. Гоголь усматривал в ней именно это.

В русле подобных размышлений идет и Г.Л. Левина, чья статья «Старосветские помещики» Н.В. Гоголя в русле взаимодействия языческой и христианской культур» [113] посвящена рассмотрению мифологических аллюзий, выделению языческого (предметного) плана повести и библейской мифологемы (образы Адама и Евы). Мотив еды как «эротического действа» пронизывает, по мнению автора статьи, всё гоголевское повествование и предметный мир повести призван раскрыть это.

Ю.М. Лотман в работе «Проблема художественного пространства в прозе Гоголя» [120] предлагает свое понимание предметного мира в творчестве писателя. По мнению ученого, художественные вещи в зависимости от типа пространства бывают, во-первых, «с резко выделенным признаком материальности», если пространство бытовое, во-вторых, «не-предметами», если пространство волшебное. В повестях первого гоголевского сборника представлены в равной мере как те, так и другие. В «Миргороде» и в «Петербургских повестях» пространство «забито неподвижными, одеревенелыми вещами» [120.С.439], так как в них преобладает бытовое пространство.

Внимание к вещному миру Гоголя Г.А. Гуковского [65] ограничилось в основном анализом художественной ткани «Петербургских повестей», что не помешало исследователю сделать ряд важных наблюдений.

Так, по мнению ученого, в «Петербургских повестях» «фантастичность самых обыкновенных вещей и людей» [65.С.273] сочетается с «вещными подробностями низменного быта» [65.С.361], причем количество подробностей увеличивается в сборнике от повести к повести и максимально в «Шинели». Если в других повестях «предметы не описаны... в повествование они попадают скупо...» [65.С.358], то в «Шинели» «конкретная детализация сопровождает весь рассказ событий, пронизывая его насквозь...» [65.С.359]. В указанной повести подробно описан процесс выбора материала, приценивание, пошив шинели, впечатления от готового изделия. Здесь деталь одежды исключительно значима и даже судьбоносна для главного персонажа, так как «вещь [шинель - Е.М.]... для бедного человека важнее многих романтических мечтаний... Бытовое становится... трагическим, потому что несет в себе судьбу человека...» [65.С.373]. Вещь начинает заменять для персонажа все проявления окружающей действительности, поглощая все его интересы и определяя собой его желания.

Исследования Ю.В.Манна [124-133], П.А.Николаева [149], В. Боцяновского [10], Г.Н.Поспелова [159], М.Б. Храпченко [201], СИ. Машинского [137], Н.Л.Степанова [179] не посвящены конкретно рассмотрению поэтики вещного мира прозы Гоголя, но в них содержится ряд ценных замечаний и наблюдений, представляющих особый научный интерес.

Так, Ю.В. Манн особо отмечает «заведомое противоречие» [128.С.146] в построении некоторых вещных образов, к примеру, значение присутствия картин в доме старосветских помещиков:

17 «картины вывешиваются для рассматривания, между тем они функционируют здесь вне своих изобразительных достоинств, вне своего содержания вообще - лишь одним фактом присутствия» [128.С.146]. Художественные полотна в данном случае не выполняют свою основную вещную функцию, как не выполняют ее в художественном мире Гоголя и книги, то есть все то, что лишено прямого утилитаризма.

В ходе исследования Ю.В. Манн выделяет моменты «логического абсурда» [128.С.148], которые также касаются гоголевских вещных образов. К примеру, чтение книг Иваном Федоровичем Шпонькою лишь ради узнавания известного: «Книг он, вообще сказать, не любил читать; а если заглядывал иногда в гадательную книгу, так это потому, что любил встречать там знакомое, читанное уже несколько раз» [42.С.223].

Рассуждения Ю.В. Манна по данному вопросу не противоречат рассуждениям СИ. Машинского [137], а именно: произведения искусства перестают выполнять эстетическую функцию, в повествовании они лишь подчеркивают пустоту и скуку жизни гоголевских персонажей. «В бессмысленной пестроте этих портретов отражена бессмыслица существования их хозяев» [137.С.84].

СИ. Машинский отмечает тот факт, что раскрытие внутренней сущности героя нередко происходит через сравнение его с предметами быта, с реалиями материальной действительности. Следствием этого, считает литературовед, явились многочисленные сопоставления внешности и действий персонажей с образами вещного мира. «Ежели хотите, - пишет исследователь,- представить себе, как выглядит Григорий Григорьевич, - извольте: «Тут камердинер... стащил с него сюртук и сапоги и натянул вместо того халат, и Григорий Григорьевич повалился на постель... казалось, огромная перина легла на другую» [137.С68].

Но в указанной работе есть и спорные моменты. К примеру, трудно согласиться с утверждениями СИ. Машинского об обезличенности гоголевских персонажей, об их одинаковости («нет ни одного примечательного лица, которое заслуживало бы быть выделенным из толпы» [137.С.63], - заявляет ученый), в том числе и с точки зрения деталей одежды, особенностей наряда.

Далее отметим тонкое наблюдение Г.Н. Поспелова [159], основанное на сопоставлении эволюции общего состояния персонажа с эволюцией состояния его вещей. Вещи и их хозяин находятся, по мысли ученого, в прямой зависимости друг от друга. Обветшание, устаревание вещей соотносится с таким же процессом в жизни их хозяина: «Быть может, когда-то... предок Ивана Никифоровича, заботясь о благе родины, с оружием в руках воевал под стенами польской крепости... Теперь «красное» или «синее» сукно и «золотая парча» гниют в «коморах», а владелец шпаги и ружья «лежит весь день на крыльце» [159.С. 101-102].

Мысль о своего рода тождественности вещей и их хозяев высказывает также критик В. Боцяновский [10]. В его работе «Один из вещных символов у Гоголя» читаем: «вещи у Гоголя не только служат для определения лиц, не только являются «приметами», но выступают параллельно с героем, как бы подчеркивая переживаемое им...» [10.С.5].

П.А. Николаев в работе «Художественные открытия Н.В. Гоголя» [149], разделяя подобные замечания литературоведов, добавляет: «Вещь становится художественным персонажем... Здесь [в творчестве Гоголя -Е.М.] - начало превращения её в почти живое существо, и тем самым превращения человека в вещь...» [149.С.124]. К примеру, по Невскому проспекту двигаются не люди, а их «вещные знаки» [149.С.126], причем «овеществление» людей настолько значительно, что уже трудно разделить личность и бездуховную материю.

Трудно не согласиться с наблюдениями Н.Л. Степанова [179], касающимися сути основного художественного принципа Н.В. Гоголя, а именно с тем, что «характеристика героев осуществляется через описание окружающей их обстановки» [179.С.133]. Мелочность и пустота жизни персонажей передаётся «внешней бессобытийностью повествования, перегруженного излишними подробностями...» [179.С.157]. Жизнь многих героев Гоголя настолько примитивна и скучна, что любая вещь для них становится крайне значительной и важной. Подробное текстовое описание неодушевленных предметов объясняется, по мнению ученого, именно этим.

Итак, большинство исследователей творчества Н.В. Гоголя сходятся во мнении, что материальные атрибуты художественного мира занимают важное место в системе произведений писателя. Вещи, предметы нередко не просто сопоставляются с персонажами, но зачастую смешиваются с ними, взаимозаменяются. Способность вещных образов Гоголя выступать наравне с живыми лицами доказывает необходимость их присутствия в повествовании, их исключительную значимость и художественную ценность.

Таким образом, литературоведами и исследователями творчества Н.В. Гоголя высказывались отдельные ценные замечания по поводу состояния предметного мира писателя, в ряде их работ звучали важные суждения относительно бытописательской сущности его таланта и особенностей описания им вещной действительности. Однако в целом художественные проявления вещного мира писателя в аспекте одежды персонажей и деталей интерьера не становились предметом отдельного специального рассмотрения. Другими словами, в современной лиіературоведческой науке отсутствуют исследовательские работы, посвященные комплексному рассмотрению гоголевского вещного мира в

20 его художественной эволюции. С этим связана актуальность данного исследования.

Объектом данного диссертационного исследования является художественная ткань произведений Н.В. Гоголя, а именно повести 1830-1840-х годов, вошедшие в сборники «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород» и в цикл «Петербургские повести». Предметом научного рассмотрения является категория вещного мира в указанных произведениях писателя, а именно проблема художественного изображения вещей и соотнесения их с персонажами.

Целью нашего исследования является комплексное изучение и анализ особенностей вещного мира повестей трех сборников Н.В. Гоголя, прежде всего в аспекте рассмотрения одежды персонажей писателя и внутреннего убранства помещений.

В соответствии с поставленной целью в исследовании решаются следующие задачи:

  1. проследить процесс эволюции художественного взгляда писателя на вещное окружение персонажей от сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки» к сборнику «Петербургских повестей»;

  2. определить принципы отбора вещей при создании образов персонажей и при описании внутреннего убранства того или иного помещения;

  3. предложить классификацию деталей одежды персонажей с целью выявления роли предметных описаний в творческом мире Н.В. Гоголя;

  4. проследить через обозначенные в тексте детали костюма и атрибуты интерьера авторскую позицию по отношению к тому или иному персонажу;

21 5. представить вещные атрибуты художественного пространства произведений писателя в многообразии их художественных функций и смысловых значений, определить роль отдельных предметных символов.

Научная гипотеза, выдвигаемая в данной работе, звучит следующим образом: мир людей и мир вещей в творчестве Н.В. Гоголя нерасторжимы, они находятся в тесном слиянии друг с другом. На протяжении рассматриваемого нами периода творчества (от «Вечеров на хуторе близ Диканьки» до «Петербургских повестей») писатель проходит определенную художественную эволюцию, а именно представленные автором вещные реалии все теснее соприкасаются с внутренним миром персонажей, полнее и точнее отражают окружающую действительность. Талант Гоголя раскрывается как талант гротескового бытописателя с его умением показать внутренний мир того или иного героя через окружающие его вещные атрибуты.

На защиту выносятся следующие общие положения работы:

  1. В повестях Гоголя присутствуют как простые упоминания вещей (их основная функция - организовывать художественное пространство вокруг героев), так и распространенные описания вещной сферы, где вещи подаются как самостоятельно живущие, нередко являющиеся отдельным объектом художественного изображения, то есть становятся полноправными героями повествования.

  2. Вещные атрибуты, являясь внешними художественными деталями, используются автором с целью передачи душевного состояния героев; также благодаря им в целом осуществляется показ внутреннего мира того или иного персонажа.

  3. От сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки» к «Петербургским повестям» вещный мир писатель проходит очевидную

22 художественную эволюцию: от яркости красок и узорчатости рисунка к тусклости изображения и цветовому однообразию. Национальный колорит, присущий сборнику «Вечера на хуторе близ Диканьки», сменяется прозой городской жизни с её гротескно-реалистическими описаниями нарядов и показом прозаических сфер жизни.

  1. Система стилистических средств, таких, как гротеск, гиперболизация, ироническое изображение, помогает автору привлечь читательское внимание к уродствам человеческой жизни: к вещизму, охватившему героев, к их общей ограниченности и увлеченности внешней стороной жизни. Проблема показа вещей решается в позднем творчестве Гоголя в тесной связи с его основным художественным принципом правдивости изображения.

  2. Наблюдения над вещным миром, в частности над деталями одежды персонажей, позволяют выявить долю авторского участия в изображении, проследить усиление субъективного авторского начала, заметное на материале вещной сферы, и говорить о процессе индивидуализации изображения.

Методологическая основа исследования состоит в сочетании традиционных литературоведческих подходов: системного и сравнительно-сопоставительного. Это позволило изучить творчество Н.В. Гоголя 1830-1840-х годов как органическое целое, а категорию вещного мира писателя как целостную художественную проблему.

Научная новизна настоящей диссертационной работы обеспечена, во-первых, систематизацией сведений о художественных особенностях категории вещного мира, во-вторых, предпринятой в работе попыткой применить накопленный литературоведами теоретический материал непосредственно к вещному миру произведений Н.В. Гоголя с целью выявить его закономерности и индивидуальные черты.

Теоретическая значимость данной работы обусловлена введением в научный оборот недостаточно изученного теоретического материала, использованием различных литературных подходов, принципов и методов, что позволило представить указанную проблему во всей её полноте и многоаспектности.

Практическая значимость работы состоит в том, что её материалы и выводы могут быть использованы при чтении историко-литературных курсов и проведении спецсеминаров по истории русской литературы XIX века, а также могут быть включены в учебные и учебно-методические пособия по соответствующей проблематике.

Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены в виде научных докладов на конференциях «Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых» (Москва, МПГУ, 2004), «Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых» (Москва, МПГУ, 2005). Проблематика работы обсуждалась на заседаниях аспирантского объединения кафедры русской литературы МПГУ (2003-2006 г.), научный доклад по теме работы на аспирантском семинаре кафедры (2005 г.) получил одобрение. Содержание исследования отражено в пяти публикациях.

Объем и структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и библиографии, насчитывающей 220 наименований. Основное содержание работы изложено на 168 страницах.

Анализ деталей одежды персонажей двух первых сборниковН.В. Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород»)

Говоря об особенностях вещных атрибутов в повестях Гоголя первых двух сборников, необходимо отметить очевидную насыщенность текста упоминаниями тех или иных деталей одежды персонажей. Наряды героев в одних случаях описаны автором максимально подробно и полно, в других - представлены фрагментарно, то есть обозначены отдельными быстрыми акцентными штрихами. Независимо от распространенности того или иного описания, одежда гоголевских персонажей нередко расцвечена яркими броскими красками и выписана в разнообразных цветовых оттенках.

На основе большого количества художественно представленных писателем вещей становится возможным распределить их по группам, опираясь при этом на ряд общих признаков или принципов. Первый принцип классификации в таком случае - это частота упоминания в тексте той или иной вещи. Соответственно, нами выделены часто встречающиеся детали, менее употребительные детали и единичные детали одежды персонажей, причем некоторые из них являются константными, то есть переходят не только из повести в повесть, но и от сборника к сборнику. 1. Часто встречающиеся детали одежды. В сборнике повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» к ним, на наш взгляд, относятся: а) свитка («...верхняя одежда восточных славян... часто с мелкими сборками... старинное название, сохранившееся у украинцев» Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография, С.247). Указанная верхняя одежда Козаков1 равно и многократно встречается во всех повестях сборника, к примеру: «...говорил человек... другому в синей, местами уже с заплатами, свитке...» [54.С.81]; «...голова... носит всегда свитку черного домашнего сукна...» [44.С.119]; «...а запорожца нет... одна только верхняя свитка лежала на том месте...» [52.С.139]; «...проговорил он... вошедшему своему жокею, мальчику в козацкой свитке с заплатанными локтями...» [42.С.225]. б) пояс («...у восточных славян обязательная часть любой, а особенно нижней одежды... считается талисманом, оберегающим человека от нечистой силы...» - Д.К. Зеленин, там же, С.251). «Парубки... в тонких суконных свитках, затянутых шитыми серебром поясами...» [38.С.107]; «Вылезши же, нужно оправиться... подвязать пояс...» [47.С.170]; «...мечется в глаза золотой пояс на синем жупане...» [56.С.204]. в) жупан («...украинский халат с пелериной... длинная одежда с перехватом на талии» - Д.К. Зеленин, там же, С.252). «...если бы одеть его [Петруся - Е.М.] в новый жупан, затянуть красным поясом... заткнул бы он за пояс всех парубков...» [38.С.102]; «...молодицы, лихое козачество в ярких жупанах понеслись...» [56.С.186]; «Ну, хлопцы... будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах!..» [40.С.245]. г) шаровары (наиболее часто в тексте их сопровождает определение пестрядевые, что, согласно словарю В.И. Даля [67], означает: «...пеньковая грубая ткань, пестрая или полосатая (более синеполосая), из нее шьют шаровары, рабочие халаты, тюфяки...» [Т.З.С.105]: «...брел... в чистой полотняной рубашке и запачканных полотняных шароварах...» [54.С.75]; «...из глубины обширного кармана, которым снабжены были его пестрядевые шаровары...» [44.С.128]; «...писарь, в пестрядевых шароварах и жилете цвету винных дрожжей...» [44.С.126];

Далее, к часто упоминаемым деталям одежды у Гоголя относятся: сорочка (рубаха как вариант,), сюртук, тулуп, мундир, а также обувь -чищенные смальцем или дегтем сапоги. Все перечисленные вещные атрибуты появляются в повестях первого сборника не менее десяти раз.

Обращаясь к повестям сборника «Миргород», отметим следующую одежду персонажей: украинцы в целом и козаки в частности всё еще часто носят: 1) рубахи, рубашки- «...дети в рубашенках бегали и резвились по дороге...» [55.С.33]; «...зачервонела козацкая рубашка» [57.С.118]; «...скинет с себя... исподнее... останется в одной рубашке» [48.С.226]; 2) шаровары «...консул... имел такие страшные карманы в своих шароварах...» [57.С.54]; «...тогда они, засучив шаровары по колени... разбрызгивали... лужи...» [39.С.180]; «...каким образом Иван Никифорович надевал шаровары...» [48.С.269]; 3) свитки «...какие же длинные на вас свитки...» [57.С.41]; «...холостяки... щеголявшие в козацких свитках...» [39.С.200]; «...кучера в серых чекменях, свитках и серяках...» [48.С.264];

Таким образом, именно эти вещные детали становятся обязательными для многих повестей обоих сборников, их также можно назвать константными, или постоянными. Действие «Вечеров...» и «Миргорода» происходит в Малороссии, отсюда и национальный колорит в одежде, украинские варианты названия вещей.

Наряду с этим персонажи «Миргорода» часто одеты в платья и сюртуки (к слову, платье как наряд совершенно не свойственно героям «Вечеров...»). Сюртук, присутствующий и ранее, во втором сборнике возникает чаще и относится к так называемым переходным деталям одежды, то есть в разной мере присутствующим в повестях обоих сборников. К примеру: «Платье наденьте на меня серенькое... с небольшими цветочками...» [55.С.30]; «...на нем и шаровары, и сюртук, и даже шапка отзывались спиртом...» [39.С.218]; «...самую искалеченную бабу, в изодранном, сшитом из заплат платье...» [48.С.225]; «...худощавый человек в байковом сюртуке с пластырем на носу...» [48.С.265].

На наш взгляд, объясняется это тем, что ряд повестей «Миргорода» тематически относится к городским повестям, то есть к произведениям, посвященным мелкопоместной жизни, и в таком случае персонажи должны быть одеты соответственно.

2. Менее употребительные детали одежды. К этой группе нами отнесены те фрагменты нарядов, которые упоминаются еще часто, но чуть менее, чем одежда предыдущей группы. В сборнике «Вечера...» это в первую очередь кафтан: «...темно-коричневый кафтан, прикосновение к которому, казалось, превратило бы его в пыль...» [54.С.85]; «...множество... придворных в шитых золотом кафтанах и с пучками назади...» [47.С.178]. Далее, плахта (согласно книге Д.К.Зеленина, плахта - это «старинная одежда, соответствующая юбке... праздничный её вариант... с узорной тканью, вышитая шелком... или вся из золотой и серебряной парчи...» [84.С.234]). «Яркая плахта с китайчатою запаскою...» [47.С.157]; «...супруга... сидела... в богатой плахте, пестревшей как шахматная доска...» [54.С.76].

Анализ особенностей одежды персонажей в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя

Говоря об особенностях изображения одежды персонажей в «Петербургских повестях» Гоголя (повести «Невский проспект», «Нос», «Портрет», «Шинель», «Записки сумасшедшего», «Коляска»1), необходимо отметить их очевидное художественное отличие от одежды персонажей первых двух сборников.

Герои «Петербургских повестей» живут в большом столичном городе, неприветливом и холодном, не отличающимся изобилием ярких веселых красок. Климат Санкт-Петербурга неблагоприятен для людей и заставляет жителей одеваться соответствующим образом, то есть не столько нарядно, сколько обдуманно и тепло. Законы жизни, её условия и обстоятельства здесь также несколько иные, чем в уездных городах и небольших хуторах: во всем преобладает бытовая прозаическая сторона. Большинство гоголевских героев преследуют лишь собственные материальные интересы, заботясь единственно о внешней стороне своего существования, строго соблюдая социальную и ранговую иерархию, и именно это выражается как в немногочисленных развернутых описаниях их одежды, так и в простых вещных упоминаниях. Описания нарядов персонажей в «Петербургских повестях» выполнены всегда в реалистическом ключе, то есть то, что закладывалось в повестях «Вечеров...» и «Миргорода», здесь зазвучало, на наш взгляд, в полную силу.

В целом в повествовании преобладают не детальные подробные описания одежды, а лаконичные броские штрихи или простые называния тех или иных её фрагментов. Используя ранее предложенную нами классификацию деталей одежды по частоте упоминания их в тексте, становится возможным распределить их по следующим группам:

1. Часто встречающиеся детали одежды. В «Петербургских повестях» к ним, без сомнения, относятся сюртук («мужская верхняя двубортная одежда в талию с длинными полами» - Словарь русского языка: В 4-х т; Под ред. А.П. Евгеньевой. Т.4. С. 328) и фрак («род парадного сюртука с вырезанными спереди полами и длинными узкими фалдами сзади» - См. там же, Т.4. С. 582). Так, читаем: «...удивительно сшитый сюртук...», «...мужчины в длинных сюртуках...», «...господин, который гуляет в отлично сшитом сюртучке...»1 [45.С.45], «...помещик, имеющий одиннадцать душ крестьян, в нанковом сюртуке...» [43.С.177], «...флотилия русских купцов из гостиного двора... в синих немецких сюртуках...» [49.С.117]; «...Молодой человек во фраке и плаще...», «...люди в превосходных фраках...» [45.С.27], «...Иван Яковлевич для приличия надел сверх рубашки фрак...» [46.С.49], «...пред ним были только мундир... да фрак, пред которыми... падает всякое воображение...» [49.С.109], «...он [Чертокуцкий - Е.М.]... носил фрак с высокою талией...» [43.С.179], «...Дай-ка мне ручевской фрак, сшитый по моде...»[41.С198].

Сюртук и фрак, как мы помним, также присутствовали в повестях первых двух сборников, но при этом они не были почти единственными деталями мужской одежды, так как не заслоняли собой её национальных вариантов, что произошло, на наш взгляд, в «Петербургских повестях». В «Вечерах...» и в «Миргороде» наличие фрака или сюртука говорило скорее о желании походить на горожан, которые традиционно считаются более модными и нарядными. В «Петербургских повестях» и фрак, и сюртук становятся вещной реальностью, прозой городской жизни.

Город Санкт-Петербург у Гоголя - это особый мир, мир канцелярий, департаментов и учреждений, в нем нет места национальной одежде, ни украинской, ни русской, в нем нет нужды защищаться от фольклорной нечистой силы, используя известный у славян оберег - пояс. Вероятно, именно этим объясняется полное отсутствие упоминаний о поясах, столь частых в первых сборниках.

Далее, к часто встречающейся в тексте повестей одежде следует отнести вицмундир (как вариант мундира). Советники всех уровней, коллежские секретари, регистраторы и прочие служащие города на Неве обязаны носить определенную форменную одежду. Так, читаем: «В три часа... на Невском проспекте вдруг настает весна: он покрывается весь чиновниками в зеленых виц-мундирах...» [45.С. 14], «...судя по пуговицам вашего виц-мундира, вы должны служить в сенате...» [46.С.56], «...так и родился на свет уже совершенно готовым, в вицмундире и с лысиной на голове...» [58.С.143].

Форменная одежда также включала в себя шинель: «...много молодых людей... в теплых сюртуках и шинелях...» [45.С.15], «...закутавши лицо своё воротником шинели, чтобы не встретить кого-нибудь из знакомых...» [45.С.34], «...он очень хорошо помнил, что шляпа на нем была с плюмажем... но шинель не заметил...» [46.С.57], «...стоит в шинели солдат, этот кавалер толкучего рынка...» [49.С.80], «...деревянный плетень между домами... усеян висевшими на солнце солдатскими фуражками, серая шинель... торчала... на воротах...» [43.С.178], «...наведывался к Петровичу, чтобы поговорить о шинели, где лучше купить сукна, и какого цвета, и в какую цену...» [58.С.155], «...на мне была шинель очень запачканная и притом старого фасона...» [41.С.194].

В «Петербургских повестях» помимо мужской одежды представлены также предметы женских нарядов, из них наиболее часто упоминается платье, а из головных уборов - шляпка. Так, гоголевские модницы одеты в «платья, сотканные из самого воздуха» [45.С.24], или в платья «белые как снег» [43.С.185], «белые, как лебедь...» [41.С. 196] и носят на головах шляпки «легкие, как пирожное...» [46.С.56], шляпки «пестрые, легкие» [45.С.11], способные ослепить кого угодно. Таким образом, женское платье, не встречающееся в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», появляется в мелкопоместном «Миргороде» и окончательно воцаряется в городском мире «Петербургских повестей», почти полностью вытесняя все другие виды женской одежды.

Анализ деталей интерьера двух первых сборников Н.В. Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород»)

В художественном мире повестей Н.В. Гоголя описанию деталей интерьера отводится значительное место, так как сопоставление персонажей с окружающими их вещами служит определенным художественным целям, а именно помогает прояснить внутренний мир самих героев, выявить их истинную сущность, проследить эволюцию взглядов, изменение жизненной позиции. Иными словами, вещи, неживые предметы, которыми гоголевские герои окружают себя, способны раскрыть перед читателем их внутренний облик, и эта неразрывная связь между живыми персонажами и неживой материей составляет своеобразие художественного стиля писателя. Нередко у Гоголя описание внешности того или иного персонажа является частью материальной среды, портреты его героев часто выписаны по законам изображения общей предметной сферы, в связи с чем возникает трудность в разграничении людей и вещей.

Предметный мир Н.В. Гоголя, нередко представляющий собой, по определению М. Вайскопфа, «окаменевший сгусток предметности» [16.С.20], полон вещных символов, предметов-знаков, предметов-указаний. Всё это включается нами в понятие гоголевского интерьера, под которым мы подразумеваем такие части внутреннего содержания дома, как: 1. предметы быта (хозяйственная утварь, посуда); 2. мебель, картины, оружие; 3. драпировки; 4. элементы постройки.

Говоря о повестях сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки», необходимо отметить наличие особого красочного колорита, поэтической атмосферы жизни, которую рисует Гоголь. В целом быт людей солнечной Малороссии описан не столько подробно и детально, сколько фрагментарно и лирично. Автор изображает не все детали интерьера домов Козаков, которые попадают или могут попасть в поле его зрения, а избирает то, что несет в себе ощущение особого праздничного мира Украины, каким он представляется автору. Вероятно, этим объясняется отсутствие в повествовании непривлекательных прозаических деталей быта, однообразного предметного перечисления. Также в текстах почти нет упоминаний о дорогих по цене и редких предметах, так как, по мнению Д.К. Зеленина [84], красота жилища в представлении украинцев заключается, главным образом, в его чистоте и нарядности, которые в свою очередь достигаются побелкой и росписью.

В повести «Сорочинская ярмарка» закладывается основной описательный принцип всего сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки» - выделение простых хозяйственных предметов, нередко имеющих в тексте национальное название, вычленение их из всего возможного вещного богатства, а также присутствие в повествовании упоминаний о простой незамысловатой посуде. Так, к часто встречающимся в ранних повестях предметам относятся: горшок, каганец, кочерга, сундук, миска, чоханка и некоторые другие. Упоминание горшков находим почти в каждой повести сборника. В «Сорочинской ярмарке» появляются «горы горшков, закутанных в сено... расписанная ярко миска или макитра (горшок, в котором трут мак - прим. Н.В. Гоголя)» [54.С.75]. Там же разгневанная Хивря кричит с воза острому на язык парубку: «Чтоб твоего отца горшком в голову стукнуло!» [54.С.79]. Её супруг, Черевик, испугавшись страшной свиной рожи, хватает горшок вместо шапки и бежит с ним по улице. Горшком с тертым табаком дорожит Каленик, персонаж «Майской ночи»: «Достань его [тулуп - Е.М.], там он лежит, близ покута; гляди только, не опрокинь горшка с тертым табаком. Или нет, не тронь, не тронь!., уже я сам достану» [44.С.123]. В горшках варят вкусную еду: «Вынимай горшок с галушками! - сказала пани Катерина старой прислужнице...» [56.С.193], поэтому они обычно находятся в теплой печи: «оба [Солоха и черт - Е.М.] очутились в просторной печке между горшками...» [47.С.156].

Этим значение указанной посуды не исчерпывается: сидя в горшках, летают гоголевские колдуны (Ночь перед Рождеством), в горшок отец Катерины (Страшная месть) кидает таинственные травы, вызывая тем самым образы будущего.

Другими словами, в произведениях Гоголя бытовой предмет, в данном случае горшок, способен участвовать в различных ситуациях: использоваться по прямому хозяйственному назначению, будучи «горшком для трапезы» [56.С.189]; передавать своим присутствием особое настроение персонажей и выражать их чувства; создавать комические ситуации, в которые попадают герои; наконец, выступать в качестве фантастической вещи в сфере инфернальных сил.

В целом, из посуды гоголевских повестей первого сборника необходимо выделить упоминания об огромной диже, которая «вдруг выпрыгнула... подбоченившись важно, пустилась вприсядку по всей хате...» [38.С.111], о размалеванных мисках, «из которых диканьские козаки хлебали борщ...» [47.С.151], и которые стоят в доме Пацюка: «на полу ... две деревянные миски: одна была наполнена варениками, другая сметаною...» [47.С.168]. Коржу (повесть «Вечер накануне Ивана Купала») поцелуй дочери с Петрусем показался громче, чем «удар макогона об стену (макогон - пест для растирания мака - прим. Н.В. Гоголя), которым... мужик прогоняет кутью, за неимением фузеи и пороха...» [38.С.103]. В повести «Страшная месть» нередко упоминается кухоль (глиняная кружка - прим. Н.В. Гоголя): «...Ступай, малый, в подвал, принеси мне кухоль меду!..» [56.С.203], «...взял кухоль, выделанный из какого-то чудного дерева, почерпнул им воды и стал лить...» [56.С.206]. В «Заколдованном месте» навстречу матери идет кухва (род кадки - прим. Н.В. Гоголя), в «Пропавшей грамоте» бабе, жене главного героя, приснилось, что печь выгоняла лопатою лоханки из избы.

Анализ деталей интерьера в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя

В художественном мире «Петербургских повестей» Н.В. Гоголя вещному окружению персонажей уделяется значительное внимание со стороны автора, так как каждый гоголевский герой вписан в рамки определенного интерьера, окружен своей вещной реальностью. При этом в произведениях городского цикла описание предметов материальной сферы нередко выходит на первый план и разрастается до размеров отдельного независимого повествования. «Интимная связь между вещью и человеком» [154.С.96] становится у Гоголя чрезвычайно прочной, и, исходя из этого, персонажи поздних произведений писателя определяются в первую очередь по вещам и по устройству собственных жилищ.

В целом в петербургском цикле становится, на наш взгляд, возможным распределение вещных образов по двум основным группам:

1. Предметы интерьера, упомянутые в повествовании вскользь, не имеющие или почти не имеющие описания, встречающиеся чаще единожды, реже небольшое количество раз. Данные вещи или просто названы автором, или обозначены быстрым единичным штрихом. Как нам представляется, первостепенного художественного значения эти предметы не имеют.

2. Предметы интерьера, сочетающиеся между собой и составляющие определенную картину внутреннего убранства того или иного помещения. Интерьер в таком случае выписан полно, детально; точно передается его художественная атмосфера; предметы, представленные в нем, важны, их невозможно исключить из повествования.

Говоря о вещных элементах, составляющих первую группу, необходимо прежде всего выделить разовые текстовые упоминания тех или иных предметов быта, являющихся своеобразной авторской констатацией факта их наличия в повествовании. Данные художественные предметы никак не представлены в тексте, внешне они не выписаны автором, их художественная роль сведена к минимуму и заключается в простом обозначении отдельных вещей. Так, в повести «Невский проспект» читаем: «...Если бы его кто-нибудь видел сидящим безмолвно перед пустым столом...» [45.С.28], «...Персиянин принял его сидя на диване и поджавши под себя ноги» [45.С.29], «...он подошел к зеркалу и испугался сам впалых щек...» [45.С.31], «...иногда, ложась на диван, он [Пирогов - Е.М.] говорил: «Ох, ох! Суета, всё суета...» [45.С.36].

В повести «Нос»: «...Приподнявшись немного на кровати, он [Иван Яковлевич - Е.М.] увидел, что супруга его... вынимала из печи только что испеченные хлебы» [46.С.49], «...Коллежский асессор Ковалев вскочил с кровати, встряхнулся: нет носа!..» [46.С.53], «...Но нос был как деревянный и падал на стол с таким странным звуком, как будто бы пробка» [46.С.68], «...Лакей с галунами... стоял возле стола с запискою в руках...» [46.С.59].

В повести «Портрет» также находим ряд кратких упоминаний -обозначений деталей интерьера: «...Он [Чартков - Е.М.]... поднялся с своего места, отправился к себе за ширмы и лег в постель» [49.С.89], «...Пуки ассигнаций росли в сундуках...» [49.С.110].

В повести «Шинель» читаем: «...матушка еще лежала на кровати против дверей...» [58.С.142], «...взял капот, разложил его сначала на стол...» [58.С.150], «...все чиновники рассеиваются по маленьким квартиркам своих приятелей поиграть в штурмовой вист, прихлебывая чай из стаканов с копеечными сухарями...» [58.С.146]. В повести «Коляска»: «...После обеда все... вышли с чашками кофию в руках на крыльцо...» [43.С.181], «...были расставлены ломберные столы... неигравшие, сидевшие на диванах в стороне, вели свой разговор... Подали свечи... очутился перед ним [Чертокуцким - Е.М.] стакан с пуншем...» [43.С.184].

Другими словами, указанные вещные реалии не расписаны автором подробно, они просты, то есть передаются в тексте без каких-либо авторских комментариев. В повествовании отсутствуют сведения о внешнем виде этих предметов, пояснений по поводу факта их художественного присутствия и функционирования, нет указаний на наличие у них своеобразных черт или в целом каких-либо особенностей. Как нам представляется, основное предназначение данных вещей в тексте - это называние, обозначение тех или иных предметов материальной действительности, составляющих вещное окружение героев и способных участвовать в раскрытии их характеров.

Наряду с краткими обозначениями бытовых предметов в мире городских повестей присутствуют вещи, сопровождающиеся отдельными, разными по объему характеристиками. Так, описание может ограничиваться указанием на определенный внешний штрих, на какую-либо единичную деталь: «...[блондинка - Е.М.] начала рыться на столе, уставленном кофейниками...» [45.С.40], «...обед у статского советника... бледные дочери... чайный столик, фортепиан, домашние танцы...» [45.С.34], «...Ковалев потянулся, приказал себе подать небольшое, стоявшее на столе, зеркало» [46.С.52], «...Пасмурный, недовольный... уселся он на своем оборванном диване» [49.С.92], «...нанял... квартиру на Невском проспекте, с зеркалами и цечьными стеклами» [49.С.97], «...Молва... разнесла, что железные сундуки его полны без счету денег, драгоценностей...» [49.С.122].

Описание гоголевского предмета может быть более полным, более подробным, своеобразным описанием - характеристикой: «...Один спекулатор... нарочно поделал прекрасные деревянные, прочные скамьи, на которые приглашал любопытных становиться...» [46.С.72], «...увидел Петровича, сидевшего на широком деревянном некрашенном столе...» [58.С.148], «...откладывать по грошу в небольшой ящичек, запертый на ключ, с прорезанною в крышке дырочкой для бросания туда денег...» [58.С.154].

В данном случае создаваемые автором вещи раскрывают как характер непосредственно с ними связанных персонажей, так и нравы жителей столицы в целом. Так, скамьи для любопытных должны быть прочными, потому что в столице немалое количество любителей подглядывать за чужой жизнью, стол у гоголевского портного лишен изящества так же, как и все остальные предметы его скудного быта, ящичек-копилка Акакия Акакиевича должен быть заперт, так как чиновник имеет склонность к упорядочиванию всего в своей бедной событиями жизни.

В повести «Коляска» помещик Пифагор Чертокуцкий, взяв за женой «несколько тысяч капиталу» [43.С. 180], незамедлительно употребил его на покупку «шестерки действительно отличных лошадей, вызолоченные замки к дверям, ручную обезьяну для дома и француза дворецкого» [43.С.180]. Не имея серьезных интересов и увлечений, Чертокуцкий покупает то, что представляется ему наиболее важным и нужным в жизни, и его выбор, без сомнения, окрашен авторской иронией.

Похожие диссертации на Вещный мир в творчестве Н.В. Гоголя : На материале "Вечеров на хуторе близ Диканьки", "Миргорода" и "Петербургских повестей"