Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Бунинское «погружение» в Восток
1. Причины и истоки интересаИ. А. Бунина к Востоку 16
2. Маршруты путешествий И. А. Бунина по Востоку и их отражение в письмах, дневниках и художественных текстах 24
Глава 2. Восприятие И. А. Буниным культуры арабского Востока
1. Использование арабских мотивов в цикле «Ислам» 39
2. Тематика «арабского» Востока в стихотворениях И. А. Бунина 1905—1916 гг 84
Глава 3. Идеи буддизма и их воплощение в поэзии и прозе И. А. Бунина
1. Восприятие исследователями буддийской тематики в творчестве И. А. Бунина 106
2. Буддийские мотивы, образы и символика в художественном мире И. А. Бунина 111
Глава 4. Отражение в поэтическом мире И. А. Бунина религиозно-мифологических систем Шумера и Аккада, Древнего Египта, Индии, Ирана
1. Герои шумеро-аккадских мифов в стихотворениях И. А. Бунина «Потоп» (1905) и «Истара» (1906—1907) 132
2. Преломление сюжетов древне-египетской мифологии в поэтическом творчестве И. А. Бунина 138
3. Религиозная символика индуизма в стихотворениях 1903—1911 гг 156
4. Черты зороастрийской картины мира на примере стихотворений «Эльбурс» (1905) и «Ормузд» (1903—1905) 161
Заключение 165
Библиография 170
Приложение 195
- Маршруты путешествий И. А. Бунина по Востоку и их отражение в письмах, дневниках и художественных текстах
- Тематика «арабского» Востока в стихотворениях И. А. Бунина 1905—1916 гг
- Восприятие исследователями буддийской тематики в творчестве И. А. Бунина
- Герои шумеро-аккадских мифов в стихотворениях И. А. Бунина «Потоп» (1905) и «Истара» (1906—1907)
Введение к работе
В России о Востоке впервые заговорили художественным языком в XV веке (А. Никитин1). Во второй половине XIX в. в России стало появляться много переводов (с европейских языков) индийской, арабской, китайской и других восточных литератур, издавались многочисленными тиражами буддийские тексты, Коран, религиозные труды и другие книги Востока. Однако к культуре восточных стран и к ментальности людей Востока на протяжении многих веков относились как к экзотике, которой восхищались. И в странах Европы знания о традициях Востока преломлялись через европейский взгляд на «неевропейскую» — чуждую, непонятную культуру. Совершенно по-особому интересовался неевропейскими культурами И. А. Бунин.
Актуальность настоящего исследования. Сегодня можно слышать мнение о И. А. Бунине как о «последователе Будды»2, «передающем его идеи и доносящем благородные истины до всех "братьев" в реальной жизни»3 (Т. Г. Марулло). Писателя называют «главным "мусульманином" русской поэзии»4 (В. Пруссаков). Однако, при ближайшем рассмотрении, выясняется, что подобные высказывания свидетельствуют о недостаточном знакомстве с биографическими материалами, идеями творчества, религиозно-философскими предпочтениями писателя — не изучая которые, невозможно до конца проникнуть в произведения И. А. Бунина о Востоке.
Таким образом, восточная тема в творчестве И. А. Бунина, по нашему мнению, изучена недостаточно. Не охвачен весь спектр произведений восточной тематики, недостаточно изучены вопросы мировоззрения, отношения И. А. Бунина к различным религиям и философским системам Востока, остаются не понятыми многие слова, выражения, образы в «восточных» произведениях И. А. Бунина.
Научная новизна работы состоит в том, что впервые произведения И. А. Бунина «восточной» тематики предстают в целостности литературоведческого и лингвистического анализа при особом внимании к религиозной символике, религиозной терминологии (И. А. Бунин пользовался приёмом транслитерации с тех или иных восточных языков). Это позволяет глубже проникнуть в подлинное знание писателем тех традиций, которые обнаруживают себя в его поэтическом и прозаическом творчестве.
Впервые в диссертации затрагивается вся восточная тематика в произведениях И. А. Бунина (легенды, мифы, притчи, сказки, сказания и т. п.) и анализируется при помощи подробного рассмотрения и объяснения значений слов, взятых из восточных языков, которые он намеренно использовал в своих художественных
1 «Хождение за три моря» Афанасия Никитина / Подг. текста М. Д. Каган-Тарковской и Я. С. Лурье; пер. Л. С. Семёнова, коммент. Л. С. Лурье и Л. С. Семёнова // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XV века. — М: Худ. лит., 1982. — С. 444—411, 655—663 (комм.).
Марулло Т. Г. «Если ты встретишь Будду...»: Заметки о прозе И. Бунина / Пер. с англ.; Под ред. Е. К. Созиной. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2000. — С. 16. 3 Там же. — С. 49.
Пруссаков В. Иван Бунин — главный «мусульманин» русской поэзии // Литературная газета. — 2005. — № 9 — С. 11.
текстах, их места и роли в произведениях писателя. Это религиозные понятия; имена божеств; слова, обозначающие предметы того или иного культа, географические названия, имеющие символический смысл. Ещё при жизни И. А. Бунина ставился вопрос о необходимости пояснения этих слов (К. Р.5).
В исследовании используется историко-культурный научный материал по религиям и религиозным традициям Востока, а также канонические тексты: Сутта-Нипата, Ригведа, Библия, Коран и другие.
Данная тема исследуется на материале поэзии, прозы, публицистики И. А. Бунина; кроме того, привлекаются дневники, письма, материалы книг и статей о нём и его творчестве современников писателя и других исследователей.
Степень научной разработанности проблемы. Изучение творчества И. А. Бунина у нас в стране начинается с момента возвращения на родину наследия писателя (1950-е гг.).
Непосредственно теме «Бунин и Восток» была посвящена статья О. В. Сливицкой6, в которой впервые в научном мире говорилось о наличии в произведениях И. А. Бунина реминисценций из Библии, Нового и Ветхого Заветов, Корана, Талмуда, санскритских сутр, элементов египетской и греческой мифологии.
Одним из первых специальное внимание арабскому Востоку в поэзии и прозе И. А. Бунина уделил П. И. Тартаковский7. Он сделал важный вывод: «арабским циклом» стихотворений поэт сделал Восток «своим» и тем приблизил его к русским людям. М. Л. Мирза-Авакян 8 усмотрела в поэзии И. А. Бунина раздумья о путях мировой культуры, о причинах гибели великих цивилизаций. Но оба исследователя только слегка касаются смысловой стороны арабо-мусульманской тематики, указывая на реминисценции из Корана, но подробно их не рассматривая.
Арабская тема в стихотворении И. А. Бунина «Сатана Богу» весьма подробно проанализирована В. Е. Светом9.
Ряд буниноведов строит свои исследования на сопоставлениях поэзии Бунина с «восточным» творчеством других русских поэтов (А. А. Дякина10, Двинятина Т. М.11), отмечая отличное от других, собственное видение И. А. Буниным Востока. Некоторые исследователи рассматривают влияние Л. Н. Толстого на творчество
5 К. Р. Критические отзывы. — Пг., 1915. — С. 284—310.
Сливицкая О. В. Бунин и Восток (к постановке вопроса) // Материалы межвузовской научной конференции, посвященной творчеству И. А. Бунина. Елец, октябрь 1969. — Воронеж, 1971. — С. 87—96. 7 Тартаковский П. И. Поэзия Бунина и арабский Восток // Народы Азии и Африки. —1971. — № 1. — С. 106—121; Он же. Русские поэты и Восток: Бунин, Хлебников, Есенин: Статьи. — Ташкент: Издательство литературы и искусства им. Гафура Гуляма, 1986. — 254 с.
Мирза—Авакян М. Работа И. А. Бунина над темой Востока // Творчество писателя и литературный процесс. — Иваново, 1981. — С. 216—227.
Свет В. Сопоставительный анализ стихотворения И. Бунина «Сатана Богу» и древневосточного памятника // Сравнительное изучение национальных литератур: Сборник научных трудов / Ред. Е. С. Бернштейн. — Ташкент, 1986.— С. 27—34.
Дякина А. А. Мотив пути в поэзии И. А. Бунина и А. А. Блока // Взаимодействие творческих индивидуальностей писателей XIX— начала XX века. — М., 1991. — С. 130—141.
Двинятина Т. М. Поэзия Ивана Бунина и акмеизм: Сопоставительный анализ поэтических систем: Дис. ... канд. филол. наук. — СПб, 1999. — 187 с.
И.А. Бунина (Е. Р. Пономарёв ).
Тему Востока в творчестве И. А. Бунина в 2000-е годы рассматривали также В. П. Проходова13, В. В. Крапивин14, Ю. Б. Шаршова15, Ю. Г. Иншакова16. Постепенно в буниноведении сложилось особое направление исследования ориентального интереса писателя (В. Е. Свет17, Г. Ю. Карпенко18, Г. В. Килганова19, О. С. Чебоненко20 и другие).
В диссертации Е. Б. Смольяниновой «Буддийский Восток в творчестве И. А. Бунина» (СПб, 2007) отмечается двойственное отношение Бунина к буддизму. И. А. Бунин постигал буддийское вероучение, однако соглашался не со всеми его положениями, создавая собственную концепцию бытия мира и человека.
Научный интерес к творчеству И. А. Бунина за рубежом проявился также в 1950-х годах. Философско-эстетическую проблематику бунинских произведений, в том числе «восточных», изучали: Дж. Б. Вудворд21, Д. И. Ричарде22 и другие. И в «восточных» произведениях писателя исследовали в основном буддийские мотивы. Оттого они упрощали многомерный контекст произведений И. А. Бунина.
Изучение художественного мира И. А. Бунина на современном этапе началось и на Востоке. В 1990 г. в Кувейте вышла книга арабской исследовательницы творчества русских писателей Макарим аль-Гамри «Исламско-арабские мотивы в русской литературе»23 (на арабском языке), седьмая глава которой содержит анализ стихотворений с указаниями точных аятов Корана, использованных И. А. Буниным в эпиграфах. Макарим аль-Гамри выявляет на некоторые неточности, допущенные, по её мнению, И. А. Буниным. Её труд ценен тем, что содержит переводы стихотворений Бунина на арабский язык. В диссертации используются цитаты из её работы в нашем переводе.
Уникальна в своём роде книга кандидата филологических наук, доцента
Пономарёв Е. Р. О творческой истории книги Бунина «Освобождения Толстого» // Русская литература. — 1998. — № 1. — С. 109—118; Он же. Отзывы современников о книге И. А. Бунина «Освобождение Толстого» // Русская литература. — 1995. — № 4. — С. 168—171.
Проходова В. П. Мусульманский Восток в лирике И. Бунина // Русский язык и литература в казахской школе. — 2003.—№6 —С. 44—48.
Крапивин В. Между Синаем и Цейлоном: Восток в прозе Ивана Бунина // Литературная учёба. — М., 2000. — № 5— 6.— С. 145—169.
Проходова В. П., Шаршова Ю. Б. Восток в творческом сознании Бунина: (к постановке проблемы) // Жас галымдардыц шыгармашылыгы — Шыгыс Кдзакстанга=Творчество молодых учёных — Восточному Казахстану: Материалы конф. — Усть-Каменогорск: Изд. ВКГУ, 2003. — Ч. 1. — С. 216—220.
Иншакова Ю. Г. Жанровая система поэзии И. А. Бунина: Дис. ... канд. филол. наук. — Елец, 2005. — 281 с.
17 Свет В. Сопоставительный анализ стихотворения И. Бунина «Сатана Богу» и древневосточного памятника //
Сравнительное изучение национальных литератур: Сборник научных трудов / Ред. Е. С. Бернштейн. — Ташкент,
1986. — С. 27—34.
18 Карпенко Г. Ю. Творчество И. А. Бунина в контексте религиозно-философских и антропологических идей конца
XIX— начала XX века: Дис. ... канд. филол. наук. — Самара, 1992. — 213 с.
19 Килганова Г. В. Ориентализм в прозе И. А. Бунина: Дис. ... канд. филол. наук. — М, 1996. — 199 с.
20 Чебоненко О. С. Восток в художественном сознании И. А. Бунина: Дис. ... канд. филол. наук. —Иркутск, 2004. —
217 с.
21 Woodward J. Eros and Nirvana in the Art of Bunin//The modern language Review. —Birmingham, 1970. — Vol. 65, № 3.
— P. 576—586.
22 Richards D.J. Memory and time past: A theme in the works of Ivan Bunin II Forum for mod. lang. Studies. — 1971. — Vol.
7, №2. — P. 158—169.
Аль-Гамри Макарим. Исламско-арабские мотивы в русской литературе. — Кувейт, 1990. — 255 с.
Тегеранского университета Марзие Яхьяпур — «Иван Бунин и мир Востока» (Тегеран, 2007 — на персидском языке)24. В ней отмечаются использованные поэтом коранические аяты, называются мусульманские обряды, трактуемые И. А. Буниным в стихотворениях мусульманской тематики и в рассказе «Смерть пророка». Но при этом термины и образы, взятые Буниным из Корана, подробно не объясняются.
Имена авторов, названий работ восточных исследователей, а также указанных в них произведений И. А. Бунина, его героев, и слова, использованные поэтом из других языков, приводятся на русском языке.
Объектом диссертационной работы являются все художественные произведения Бунина, содержащие смыслы, символику и понятия из восточных религий и мифологии (египетской, халдейской, индуизма, буддизма, зороастризма, ислама), а также другие слова из восточных языков (арабского, персидского, турецкого, санскрита): древние названия восточных городов, имена, предметы быта, одежда.
В настоящем исследовании «Востоком» называются местоположение тех стран, которые не всегда и не вполне соответствуют географическому направлению стороны света, противоположной западу, но своим особым миром отличаются от стран Европы. Такое определение впервые возникло в Римской империи. В России принято считать Востоком культурные области Передней, Южной и Восточной Азии и отчасти Африки.
Под восточными традициями подразумевается история, культура и быт древних народов Востока, основу мировоззрения которых составляла та или иная религия или мифология. Таким образом, мы обращаем внимание на интерес И. А. Бунина к шумеро-аккадской и египетской мифологиям, индуизму, буддизму, зороастризму, исламу. Исключение составляют христианские направления религиозной мысли Востока, которые мы намеренно не рассматриваем. Христианскую тематику в творчестве И. А. Бунина широко исследовали С. Л. Андреева25, В. Д. Агафонова26. На наш взгляд, эта тема требует отдельного рассмотрения. Тем более что христианство на протяжении многих веков является религией не только некоторых восточных народов, но и всего западного мира, и является одной из самых главных основ русской культурной истории, к которой имел прямое отношение И. А. Бунин.
Предметом диссертации являются восточные религиозно-культурные традиции в стихотворениях и прозе И. А. Бунина.
Цель диссертации: целостное исследование восточных традиций в творческом восприятии И. А. Бунина; определение аспектов восточных религий, которые затрагивает писатель в своих произведениях, осмысление широты и точности их использования в поэзии и прозе И. А. Бунина.
Яхьяпур Марзие. Иван Бунин и мир Востока. — Тегеран: Тегеранский университет, 2007. — 225 с.
Андреева С. Л. Библейские реминисценции как фактор текстообразования: на материале произведений И. А. Бунина «Тень птицы»: Дис. ... канд. филол. наук. —М, 1998. — 243 с.
Агафонова В. Д. Библейско-христианская проблематика в творчестве И. А. Бунина: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. — М, 2009. — 28 с.
Цель исследования определила поставленные задачи:
выяснить истоки и причины, побудившие И. А. Бунина обратиться в своём творчестве к миру Востока;
изучить маршруты путешествий И. А. Бунина по Востоку, установить, какое влияние они оказали на мировоззрение поэта в целом;
исследовать темы, мотивы, образы Востока в стихотворениях И. А. Бунина 1903—1922 гг., определить их роль и значение в творчестве и мироощущении поэта;
прояснить смысл «восточных» терминов, встречающихся в произведениях И. А. Бунина;
исследовать буддийскую тематику, имеющую место в поэтических и прозаических текстах И. А. Бунина;
выявить мотивы, идеи, темы мифологии Шумера и Аккада, индуизма, Древнего Египта, Ирана, затронутых И. А. Буниным в его поэзии и прозе.
Теоретической и методологической основой диссертационной работы стали труды по литературоведению (А. К. Бабореко, О. Н. Михайлов, Г. М. Благасова, В. Е. Свет, Э. О. Денисова, И. Г. Минералова, Ю. И. Минералов; Ю. В. Мальцев и многие другие); востоковедению: работы отечественных арабистов конца XIX—начала XX вв. (В. В. Бартольд, А. Е. Крымский, И. Ю. Крачковский, И. М. Филыптинский) и современных (М. Б. Пиотровский, А. Б. Куделин, Е. А. Резван); исследования буддологов XIX—начала XX в. (П. В. Васильев, И. П. Минаев, С.Ф. Ольденбург, Ф. И. Щербатской, О. О. Розенберг; Э. Конзе) и современных (М. Е. Ермаков; А. Арвон); труды по шумеро-аккадской мифологии (Крамер С. Н.. Афанасьева В. К.); по египетской мифологии (Матье М. Э., Коростовцев М. А.); труды по индуизму (П. А. Гринцер, Р. К. Нарайан, В. Г. Эрман); религиям Ирана (И. П. Петрушевский, И. С. Брагинский).
В диссертации использованы труды по истории (Н. Г. Устрялов, Л. Н. Гумилёв, а также современный историк, исследовавший различные аспекты арабо-мусульманской цивилизации — Р. Г. Ланда), отечественной и зарубежной философии (В. С. Соловьёв, Н. А. Бердяев, И. А. Ильин; О. Шпенглер, Р. Генон).
Исходя из цели и поставленных задач в диссертации применены следующие
методы исследования: культурно-исторический, сравнительно-типологический,
структурно-семантический, биографический, хронологический; элементы
контекстуального и текстологического анализа текста.
Основные положения, выносимые на защиту:
И. А. Бунин испытывал огромный интерес к культуре Востока — эстетический, научный и философско-мировоззренческий.
Через реалии Востока И. А. Бунин передавал своё собственное восприятие мира. Синтезируя опыт религиозных культур народов Востока, сопоставляя их ответы на «вечные вопросы», он находил истины, свойственные всему человечеству.
И. А. Бунин не является ориентальным писателем. Для него Восток не
был экзотикой, он изучал его на всех уровнях (литературном, историческом, религиозном, бытовом). Он путешествовал по Востоку, пытался прочувствовать его: людей, природу, архитектуру.
4. В своих произведениях И. А. Бунин использовал слова из восточных языков (арабского, персидского, турецкого), передавая их как можно более точное звучание с помощью приёма транслитерации.
Научно-практическая значимость исследования состоит в том, что материал диссертации может быть использован при чтении общих и специальных курсов лекций по истории русской литературы (как метрополии, так и эмигрантской), по мировой культуре, религиоведению, философии, истории. Отдельные положения диссертации могут применяться на занятиях по религиоведению. Данная диссертационная работа может быть полезна в дальнейшем исследовании творческого пути И. А. Бунина; восприятия русской литературой особенностей восточных культур; в подготовке полного собрания сочинений писателя.
Апробация работы. Результаты исследования отражены в девяти научных статьях, в том числе одной публикации, рекомендованной по списку ВАК. Основные положения докладывались на двенадцати научных конференциях (2005— 2007 гг.).
Главы диссертации обсуждались на заседании Отдела новейшей русской литературы и литературы русского зарубежья ИМЛИ РАН им. А. М. Горького.
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, четырёх глав, Заключения, Библиографии (285 наименований) и Приложения. Последовательность глав обусловлена хронологией путешествий писателя, поэтому Вторая глава посвящена мусульманской тематике, Третья — буддийской, а Четвёртая — иным религиозным культурам Востока, с которыми писатель был знаком по книжным источникам. Сюда же включены произведения египетской тематики по причине их немногочисленности в творчестве И. А. Бунина. Объём основного текста составляет 169 страниц, Список использованной литературы — 25 страниц, Приложение — 19 страниц.
Маршруты путешествий И. А. Бунина по Востоку и их отражение в письмах, дневниках и художественных текстах
Как отмечалось в предыдущем параграфе, интеллигенция конца XIX — начала XX вв. любила путешествовать, но мало, кто держал путь на Восток. «В Святой Земле бывали только паломники, духовные лица... — пишет в своём дневнике В. Н. Муромцева-Бунина, — Интеллигенция же не решалась на такое путешествие — только разве учёные .. . Удивительное невежество и отсутствие интереса к тому, что выходило из рамок шаблона» [171, 226]. Бунина, наоборот, влекли места далёкие, мало кем изведанные.
Первым городом, открывшим писателю мир Востока, стал Константинополь. Не смотря на то, что ещё со времён Ф. М. Достоевского в России велась полемика по поводу «восточного вопроса», когда некоторыми философами заявлялось, например, что Царырад (Константинополь) «должен быть столицею всего Всеславянского Союза» (Н. Я. Данилевский) [82, 408], никто из знакомых Бунина, тем не менее, не поехал в Турцию, за исключением одного А. П. Чехова.
Путешествие в Турцию Бунин планировал ещё задолго до того, как эта поездка осуществилась. О своей мечте увидеть Константинополь он писал 24 июня 1898 г. своему старшему брату Ю. А. Бунину [53, 256]. Но эта поездка не случилась по двум причинам: из-за слухов о чуме и нехватки денег [53, 257]. Из письма Бунина Н. Д. Телешову от 21 сентября 1898 г. понятно, что он снова планировал отправиться в заграничное путешествие, в Турцию. И опять не получилось. Посетить Константинополь Бунин решился и в 1899 году, позвал с собой брата [53, 281—282]. Но и это путешествие не состоялось и снова по причине отсутствия средств [53,284]. Продолжая думать о Константинополе, но теперь ещё и в связи с неурядицами в личной жизни (разрыв с женой, А. Н. Буниной (Цакни)), 26 февраля 1900 г. Бунин писал брату из Одессы: «Относительно поездки в Константинополь и т. д. думаю, что это было бы для меня спасением» [53, 311—312]. И продолжал готовиться.
Из писем Бунина известно, что к 1900 г. он был знаком с книгой Г. Д Аннунцио (1863—1938) «Мёртвый город» [83]. По свидетельсвту В. Н. Муромцевой-Буниной, до поездки в Константинополь «он Бунин в первый раз целиком прочёл Коран, который очаровал его» [171, 217]. Во второй половине XIX в. пользовался популярностью перевод Корана, сделанный К. Николаевым с французского перевода А. Б. Биберстейна-Казимирского, который неоднократно переиздавался (М., 1864, 1865, 1876, 1880, 1901). Из работы В. Смирина [42, 1, 248, 550] впервые стало известно, что Бунин пользовался именно этим переводом [127].
9 марта 1903 г. писатель договаривается поехать в Турцию вместе с С. А. Найдёновым, он сообщает об этом в письме А. М. Фёдорову [53, 422]. (из которого также известно, что Бунин хорошо знал книгу «Свет Азии» Э. Арнольда в переводе А. М. Фёдорова [10]). Но, не дождавшись С. А. Найдёнова, 9 апреля 1903 г. Бунин отправляется в Турцию один, пишет брату 25 (12) [в скобках и в цитатах указывается дата по старому стилю — И. Т.] апреля 1903 г. из Константинополя, что «выехал из Одессы 9 апреля, в 4 ч. дня, на пароходе "Нахимов", ... т. е. через Афон» [53, 423—424], при приближении к Босфору «вздрогнул от радости: налево, очень близко, гористые берега ... Босфор» [53, 425]. 26 (13) апреля Бунин продолжил письмо: «Часов в 10 мы стали на якорь, и я отправился с монахом и греком Герасимом в Андреевское подворье», затем на Галатскую башню [53, 425].
Важно заметить, что писатель отличался от своих современников не просто своей страстью к малоизведанному ими Востоку, а именно той страстью, в основе которой лежало желание увидеть весь Восток, «настоящий», т. е. не только те места, которые были доступны туристам, но и те скрытые области, где жили обычные люди, местности, ничем не привлекательные с первого взгляда, где отсутствовали какие-либо достопримечательности для показа иностранцам. Потому, «кроме обычных мест, посещаемых туристами, проводник Герасим водил его в частные дома» [171, 222] — отсюда неудивительно, что В. Н. Муромцеву-Бунину в их совместной поездке в Турцию в 1907 году так удивил тот факт, что Бунин знал много слов, как на турецком, так и на арабском языках. В частности, в «Тени птицы» он пишет: «Стоя возле борта и глядя вниз, на лодку афонских монахов, ... я вдруг замечаю среди них знакомого, проводника-грека Герасима, и радостно кричу ему по-русски, по-гречески и по-арабски: — Герасиме! Добрый вечер! Калиспера! Месса бель хайр!» [43, 3, 504].
Сколько точно заняло времени путешествие в Константинополь — неизвестно. Можно лишь утверждать, что данное путешествие длилось около двух недель, так как 27 апреля Бунин писал уже из Огнёвки.
Поездка в Турцию произвела на Бунина огромное впечатление, об этом 3 июня 1903 г. он пишет С. А. Найдёнову: Я чрезвычайно доволен, что попал туда, жалею только, что пробыл там очень мало времени и даю себе слово непременно побывать в Турции ещё раз» [53, 427]. (И он побывал там ещё двенадцать раз).
Как вспоминала В. Н. Муромцева-Бунина, «пребывание в Константинополе в течение месяца [здесь В. Н. Муромцева-Бунина ошибается — см. выше. И. Г.] было одним из самых важных, благотворных и поэтических событий в его духовной жизни ... он, наконец, обрёл душевный покой, мог .. . подумать о себе .. . , как ему следует жить» [171, 223].
После поездки в Турцию в 1903 г. Бунин создаёт стихотворения о мире арабской культуры, объединяемые исследователями его творчества в «арабский цикл» (Тартаковский П. [239], Мирза-Авакян М. [165]). Но тут надо оговориться. Под «арабским циклом» подразумеваются стихотворения Бунина разных лет, содержащие моменты, связанные с арабской (равно с мусульманской) культурой.
К данному периоду относятся не только стихи с сюжетами, почерпнутыми из Корана («Авраам», «Ковсерь», «Ночь Аль-Кадра», «Тайна», «За измену», «Птица» и т. д.), но и основанные на мифах — например, древнеегипетских: «Стон», «За гробом», древнеперсидских: «Ормузд», «Потоп», библейских историях («Самсон», «День гнева», «Сын человеческий», «Сон»).
Путешествуя по мусульманскому Востоку, Бунин ознакомился с традициями различных школ суфизма (внутреннее, мистическое течение в исламе, исторически откристаллизовавшееся в ряд «орденов» — школ, называемых по имени их основателей, к которым принадлежали многие великие арабские и персидские поэты и учёные (Ибн Араби, Ибн аль-Фарид, Дж. Руми, А. Навои, О. Хайам, Джами, Хокани, Саади, Хафиз и др.); упоминание о суфийском ордене Джелветти — в стиховторении «Тэмджид», 1905; о Мавлеви — в рассказе «Тень птицы», 1907 [43, 3, 516]).
Из вышеперечисленных персидских поэтов-суфиев больше всех привлекало Бунина творчество и сама личность Саади Ширазского (между 1203 и 1210—1292). Он писал на двух языках — персидском и арабском. В основном, это были лирические стихотворения. Но произведениями, получившими наибольшую известность, считаются «Бустан» («Плодовый сад») (1257) и «Гулистан» («Розовый сад») (1258).
Тематика «арабского» Востока в стихотворениях И. А. Бунина 1905—1916 гг
Циклом «Ислам» не завершается мусульманская тематика в поэзии Бунина. Многие стихотворения, написанные под впечатлением от путепіествий по арабским странам и прочитанных книг на тему Востока, не вошли в него. Это следующие стихотворения: «К Востоку» (1903—1906), «Айя-София» (1903—1906), «Хая Баш» (1905), «И скрип и визг под бухтой наводнённой...» (1906), «Караван» (1908), «Луна ещё прозрачна и бледна...» (1906), «Магомет в изгнании» (1906), «Огромный, красный старый пароход...» (1906), «Закон» (1906—1907), «Каир» (1906—1907), «Мекам» (1906—1907), «Розы Шираза» (1906—1907), «Напутствие» (1906—1908), «Пилигрим» (1906—1910), «Гермон» (1907), «Дня» (1907), «Нищий» (1907), «Тут покоится хан, покоривший несметные страны...» (1907), «Чалма на мудром — как луна...» (1907), «Щебечут пестрокрылые чеканки...» (1907), «Бедуин» (1908), «Имру— уль—Кайс» (1908), «Люцифер» (1908), «Могила в скале» (1909), «Рассвет» (1909), «Завеса» (1912), «Потомки Пророка» (1912), «Шипит и не встаёт верблюд...» (1912), «Магомет и Сафия» (1914), «В арабской деревне» (1915), «Война» (1915), «Лик прекрасный и бескровный...» (1915), «Пустыня в тусклом жарком свете...» (1915), «Стамбул» (1915), «Малайская песня» (1916), «У нубийских чёрных хижин...» (1915).
Данный пласт стихотворений Бунина требует отдельного глубокого изучения. В нашем исследовании сделаем краткий анализ этих произведений. Всю арабо-мусульманскую терминологию, а также слова, символизирующие Восток, имеющиеся в тексте названных произведений, условно можно разделить на следующие группы: 1 — «природа Востока», 2 — «мусульманские населённые пункты», «люди — представители мусульманского мира» (выделим подгруппы: «современные арабы», 3 — «представители ушедших поколений», «Пророк и его жёны»), 4 — «литературные памятники Востока», «культура ислама, его атрибуты». В данных произведениях содержатся арабо-мусульманские понятия, переданные поэтом с помощью приёма транслитерации: изан, ирем, муэззин, мекам, хамсин, хаджи, бурнус, тюрбэ. Все они (за исключением: «бурнус» — белого арабского платья с капюшоном) в тех же значениях встречались в стихотворениях из цикла «Ислам» (см. гл. 2 2). В рассматриваемых произведениях есть много слов — устоявшихся символов Востока. Удивительно, с какой кратностью все они были использованы поэтом в ряду перечисленных стихотворений (одно слово в одном стихотворении будем считать как употреблённое один раз). Это арабские имена: Али — 1, Дия — 1, Магомет — 2, Сафия — 1. Населённые пункты (города, дворцы): Антиливан — 1, Иордан — 2, Ливан — 2; Дамаск — 1, Каир — 1, Мекка (Мекам) — 2, Нубия — 2, Сидней — 1, Сераль — 1, Скутари — 2, Стамбул — 2, Судан — 1, Шираз — 1, Рамлэ — 1, Геннисарет — 1. Природа: «кактусы» — 1, «кипарис» — 4, «тростник» — 1, «пальмы» — 2; «пустыня» — 10; «хамсин» — 1; «Хая-Баш» — 1; «Ак-Дениз» — 1, «Босфор» — 1, «Гермон» — 1, «Нил» — 2, «Сиддим» — 1; «соловей» — 1; «турман» — 1; «верблюд» — 2, «мулы» — 1, «осёл» — 2. Религия: «джинн» — 2, «изан» (равно «азан») — 1, «Ирем» — 1, «Коран» — 3, «мечеть» — 3, «минареты» — 1, «мулла» — 1, «муэззин» — 2, «Пророк» — 2, «суры» — 1, «хаджи» — 1, «шейх» — 2, «чётки» — 1; Айя-София — 2. Другие слова, характеризующие Восток: «базар» (восточный) — 2, «восток» — 4, «караван» — 3, «ковёр» — 3, «кувшин» — 1; «арабески» — 1; «бурнус» — 1, «тюрбан» — 1, «тюрбэ» — 1, «чалма» — 3, «феска» — 1; «бедуин» — 1, «гарем» — 1, «хан» — 2. Из наблюдения становится ясно, что некоторые исторические образы (Мухаммад, Сафия), а также слова, связанные с исламом (Коран, муэззин, мечеть, шейх, джинн) неоднократно привлекали внимание Бунина, в тех же значениях они использованы в стихотворениях из цикла «Ислам». В основном, все перечисленные слова (термины, архетипы и т. п.) поэт употребляет с кратностью от 1 до 3 раз. Но гораздо чаще арабских слов, переданных поэтом с помощью приёма транслитерации, в рассматриваемых стихотворениях звучат архетипы, устоявшиеся символы: «восток» (5 раз), «кипарис» (5 раз), «пустыня» как символ Востока (10 раз).
Так, слово «восток» встречается в нескольких стихотворениях, в одном из них вынесено в название («К Востоку» (1903—1906).
Бунин воспевал Восток, подобно тем поэтам, которые видели в Востоке что-то чужое, далёкие неведомые нам страны. Восток — значит, песок: по Бунину — фиолетовая «страна нагих бугров», (Рассвет, 1909) [43, 1, 245]. Восток — это мулы, встречающиеся на пути пилигрима: как пишет Бунин — «шли они, под ношею клонясь / И звук их бубенцов, размеренный, печальный, / Мне говорил о том, что я в стране чужой» («Мулы», 1916) [43, 1, 313]. Но Бунин, оглядывая арабские мечети, восхищаясь экзотикой восточной природы, с жадностью изучая характеры восточных людей, от нищего до хана, желал всё это впитать в себя. Он сам себе признаётся в обладании великим поэтическим качеством — умении познавать души других, чужих, неведомых русскому характеру людей и стран: «И душу той страны, глухой, патриархальной, / Далёкой для меня, я постигал душой» («Мулы», 1916) [43, 1, 313]. А душа той страны пропитана религиозностью — да так, что «боги гомерических поэм / В пустых музеях стыли и скучали» («Люцифер») [43, 1, 233].
Бунин так же, как и все русские поэты, применяет в своих «восточных» стихотворениях известные в русской литературе образы -— «соловей», «гарем» (см. «Розы Шираза») [43, 1, 224]. Но применение этих «избитых» символов он объясняет тем, что любовь к Востоку, как бы это ни казалось абсурдным — давно отмеченная черта западного человека, который, если задумает путешествовать, то непременно захочет на Восток: «Не мало царств, не мало стран на свете. / Мы любим тростниковые ковры, / Мы ходим не в кофейни,
Восприятие исследователями буддийской тематики в творчестве И. А. Бунина
Буддизм распространился в Южной, Юго-восточной и Центральной Азии, а также на Дальнем Востоке. В XIX в. он стал занимать особое место в философии и литературе западных стран — как «восточный ренессанс», после чего проник и в Россию (во многом через И.В. Гёте, идеи А. Шопенгауэра, близкие по духу философии буддизма, а также И. Г. Фихте, Г. В. Ф. Гегеля, Р. Вагнера).
В конце XIX—нач. XX в. (примерно с 1886 по 1911 гг.) в России издаётся множество переводов буддистских текстов. В частности, из черновых записей Бунина известно, что он читал книгу Фа-Сяня (у Бунина Фа-Сьен) «Записки о буддийских царствах: рассказ китайского монаха Фа-Сяня о его путешествиях по Индии и Цейлону (319—414 гг. н. э.)» (1836 — на французском; 1869, 1884, 1886 г. — на английском языке). Вероятно, И. А. Бунин был знаком с её изданием 1886 года: James Legge I Record of Buddistic Kingdoms being in account by the Chinese Monk Fa-hien of his travels on India and Ceylon. — Oxford, 1886. (См. рассказ Бунина «Город Царя Царей») [272; 153, 2, 97, 116]. Переводилась также «Сутта-Нипата» — собрание ранних текстов палийского канона Буддизма (составленное приблизительно в III в. до н. э.) [230].
Бунин ознакомился с буддизмом и по трудам современных буддологов: И. Минаева (Буддизм. — СПб, 1887) [151;152; 153; 154; 155; 156; 157] и В. П. Васильева [59; 60; 61; 62], книге П. Буланже (Жизнь и учение Сиддартхи
Готамы, прозванного Буддой, т. е. «Совершеннейшим». — М., 1911) [38]. Он также читал написанные в поэтической форме художественные произведения на тему буддийских вероучений, в частности, поэм П. А. Каленова «Будда» (1885) [108] и Э. Арнольда «Свет Азии» (1906) [10]. Бунин достаточно широко изучил буддизм и нашёл много созвучного в нём своим собственным мыслям, отчего некоторые исследователи творчества писателя причисляют его к приверженцам, последователям буддизма. Так, например, В. Александрович в 1908 г. отметил, что жизнь Бунина тесно сопряжена с нирваной [5]. Другие исследователи говорили о наличии, а некоторые — и о преобладании буддийских черт в творчестве писателя (О. Сливицкая [215; 216]; О. Солоухина [222], Ю. Мальцев [144], Ким Кен Тэ [114; 115; 116] и мн. др.; среди западных учёных — J. Woodward [278; 279], J. Connolly («Desire and Renunciation: Buddhist Elements in the Prose of Ivan Bunin», 1981) [269] и другие).
В 2000 г. Американский учёный Т. Марулло написал в своей книге «"Если ты встретишь Будду..." заметки о прозе И. Бунина» (2000): «Он [Бунин — И. Т.] был последователем Будды» [145, 16], однако уточняя, что именно «в эмиграции он на самом деле стал последователем Гаутамы». А общий вывод учёного таков: «Бунин обращается ко всем людям с вечным приглашением присоединиться к нему как к последователю Будды в жизни» [145, 248]. И не смотря на то, что Бунин «восхищался пирамидами Египта, храмами Цейлона церквями, монастырями Германии, России и Прованса», а не только элементами буддийской культуры, «его сознание благоговело перед погибшими царствами», «подобные воспоминания [Бунина — И. Т.], по мнению Т. Г. Марулло, подпитывались постоянным воздействием просветления, хранили присутствие хорошей кармы и восстанавливали торжество Высокого Восьмеричного Пути» [145, 26].
Изучив труд американского учёного, мы пришли к выводу, что автор данной концепции не смог представить убедительные доказательства действительной причастности поэта к восточной доктрине. Совершенно не аргументировано его утверждение, что «среди всех форм веры, которые Бунин проповедовал и применял за свою литературную жизнь, развитие его творчества, питал постоянный интерес к буддизму» [145, 13]. Нам представляется, что это утверждение ошибочно. Во-первых, никаких форм веры Бунин не проповедовал, об этом он писал в «Автобиографической заметке (1915): « ... никакой ортодоксальной веры не держусь» [43, 6, 549]. И какую бы религию он ни изучал на Востоке, он не отделял себя от русской христианской культуры. Более того, отправляясь в путешествия, писатель брал с собой семейную древнюю иконку, как утверждает Ю. Мальцев, «никогда не расставался с ней» [144; 32]; и похоронен был по христианской традиции [43, 6, 710] и т. п.
Во-вторых, у Бунина имеется огромный пласт произведений христианской тематики, в которых есть цитаты из Библии, описание церквей. И, как мы доказали на примере отношения Бунина к исламу, в конечном счёте все его духовные устремления писатель связывал с Россией, в которой родился которую любил — с христианской Россией.
И, конечно же, совершенно не верно считать, что буддийскому влиянию подвержены такие произведения писателя, как «Деревня», «Суходол» «Господин из Сан-Франциско», «Митина любовь», «Дело корнета Елагина» и «Жизнь Арсеньева».
Так, например, относительно «Деревни», согласимся с Анри де Ренье
который замечательно подметил в своём обозрении «Литературная жизнь» «La Vie litteraire» (которое он вёл в парижской газете «Figaro» в 1920—1925 гг.), что Бунин в этом произведении «стремится без прикрас изобразить русского крестьянина» [153, 1, 376], что «таких деревень, как Дурновка, тысячи и тысячи, — и, как говорит один из героев ... , "вся Россия — деревня" а Тихон и Кузьма разве не олицетворяют двойственность русской души с её смешением обыденного и возвышенного?». И на наш взгляд, именно таков смел «Деревни» [142,1, 377].
Относительно «Суходола» Т. Г. Марулло пишет, что, «брат и сестра Хрущёвы» в нём — «личности, знающие об иллюзорности индивидуального "я", так и о Пути Выступления и Возврата» [145, 84]. В тексте Бунина об этом ничего не сказано.
Анализируя «Господин из Сан-Франциско» (1915), Т. Г. Марулло пишет: «Планируя своё "паломничество", Господин уподобляет себя "философу", путешествующему по Пути Возврата». Ничего подобного Господин вовсе не планировал. На этот счёт Бунин говорит просто: «Господин из Сан-Франциско ... ехал в Старый Свет ... единственно ради развлечения» [43, 4, 53]. И решился он на путешествие, так как много работал, и пришло время отдыхать. Ведь до этого он словно «не жил, а лишь существовал». По мнению безымянного героя, люди, подобные ему, начинают наслаждение жизнью с поездок по различным странам, оттого «положил и он поступить так же» [43, 4, 53].
Характеризуя господина по буддийским канонам, Марулло утверждает, что на самом деле он «даже не приближается к просветлению, потому что ... всё ещё живёт своей прежней жизнью», «он попал в круг сансары». Все эти наблюдения не совсем корректны по отношению к данному произведению и самому Бунину. То, что герой жил своей прежнею жизнью, не имеющею ничего общего с духовностью, ещё не даёт намёка конкретно на буддизм.
Герои шумеро-аккадских мифов в стихотворениях И. А. Бунина «Потоп» (1905) и «Истара» (1906—1907)
Самой древней культурой, черты которой использовал в своей поэзии И. А. Бунин, является шумеро-аккадская. Мифология народов, населявших в древности долины рек Тигр и Евфрат, — шумеров и аккадцев (вавилонян и ассирийцев, языком которых был аккадский), их мифологические представления восходят приблизительно к середине VI тысячелетия до н. э. [167, 2, 647].
В стихотворении И. А. Бунина «Потоп» (1905) поэт использует миф о потопе по версии халдейской мифологии.
Под названием стихотворения «Потоп» Бунин пишет: «халдейские мифы». В нём поэт упоминает названия древних городов Междуречья — Касисадр, Сиппара; имена — Ксисутрос, Бусуркургала; и ряд халдейских божеств: Роману, Нэбу, Сару, Нергал; Нинип; Гении; Анну; Истар.
Судя по греческим именам божеств, героев и названий городов в стихотворении, Бунин использует шумеро-вавилонский миф о потопе, который сохранился в пересказах античных и византийских историков.
Стихотворение Бунина построено таким образом, что о потопе (по версии халдейской мифологии) мы узнаём от участника этого события. Это Ксисутрос — царь города Касисадра у Бунина. Стихотворение начинается с его слов:
«Когда ковчег был кончен и наполнен / И я, царь Касисадра, Ксисутрос, / Зарыл в Сиппаре хартии закона». По версии Бероса, Ксисутрусу о предстоящем потопе сообщает бог Кронос. Он наказывает Ксесутрусу «перед потопом переписать названия всех вещей и закопать эту перепись в "городе солнца" Сиппаре для того, чтобы после потопа знания о всех вещах были переданы людям» [167, 1, 468]. Каждому городу по вавилонским космогоническим воззрениям соответствует определённое созвездие, Сиппару — созвездие рака, а «рак» — символ возвращения назад, к прошлому. Потому, видимо, после потопа именно Сиппаре предстоит возродить прежние знания.
С конца шумерского периода истории Двуречья (кон. 3-го—нач. 2-го тыс. до н. э.) царя стали рассматривать как защитника-хранителя своей страны, который способен общаться с богами. Так, в стихотворении Бунина к Ксисутросу напрямую обращается бог: «На закате / На землю хлынет ливень. Затвори / В ковчеге дверь».
В шумеро-аккадской мифологии повествуется, что всемирный потоп устроил бог воздуха (Энлиль), раздражённый человеческим шумом и суетой. А покровитель людей, бог Энки (бог мудрости, «Владыка Земли», один из создателей человечества) сообщив царю о потопе, советует построить ковчег. Зиусудра или Ксисутрос так и делает, переживает в течение семи дней потоп в своём ковчеге. У Бунина об этом: «И вот настало время / Войти в ковчег. Со страхом ждал я ночи, /Ив страхе затворил я дверь ковчега /Ив страхе поручил свою судьбу / Бусуркургалу, кормчему», и далее «Шесть дней / И семь ночей свирепствовали в мире / Вихрь, ураган и ветер — наконец, / С рассветом дня смирились».
Потоп описывается поэтом в духе мифических сражений. Боги наступали на людей: «Роману» — бог молнии и грома — «Гремел среди небес»; боги вихря и урагана, «Нэбо и Сару / Согласно надвигались по долинам / И по горам»; бог ветра, а также злой бог войны «Нергал дал волю ветру». Бог водных пространств «Нинип наполнил реки». Вот только совершенно не понятно, почему «несли смерть и погибель гении» — в то время как по халдейским поверьям гении призваны защищать людей от демонов и охранять от болезней. Может быть, тут Бунин берёт характеристики этих персонажей из других мифов — для большей экспрессии.
По своей картине потоп представлял весьма страшное зрелище, что даже, как динамично сказано в стихотворении, «Сами боги / К вершинам Анну в страхе поднялись». Бунин указывает на место обитания верховного бога, владыки неба, живущего на высочайшей вершине небес, вдали и от смертных, и от богов, «верхнем небе Ану». «И с ними Истара громко плакала» — имеется в виду вавилонская богиня войны и любви Иштар. О ней сохранилось много легенд, которые подробно рассмотрим в стихотворении «Истара».
По окончании потопа Ксисутрос вместе с супругой поселяется на острове блаженных Тильмун. Как «спасителю семени человечества» и в награду за праведную жизнь боги даровали ему бессмертие. Бунин подчёркивает праведный характер царя, его сострадании к людям независимо от их заслуг перед богами, всего лишь одним штрихом, последними строками произведения: «Я плакал о погибших, / ... и предо мною, / Как брёвна трупы плавали». Пережив потоп, он плачет ещё раз в честь радости, что беда миновала, и снова будет жизнь: «Я плакал, / Открыв окно и увидавши солнце».
Таким образом, в бунинском стихотворении художественно воссозданный шумеро-аккадский, сохранившийся в халдейской религиозно-мифологической системе, миф о потопе служит ещё одним размышлением поэта о жизни, смерти и бессмертии.
Другое стихотворение из цикла произведений на тему месопотамской культуры — «Истара» (1906—1907) названо именем богини плодородия, плотской любви, богиня войны и распри Истар. Её имя восходит к древнему слову « астар» — что означает само слово «богиня» (у восточных семитов), также собственно «богиню Астарту» (у западных семитов) и выражает общее понятие «бога» (у южных). Истара воплощает в себе множество богинь: это
Иштар (аккадская); Инанна (шумерская); Астарта (ассиро-вавилонская); Шавушка, Нину или Нино (хурритская), Ануниту, Нанайя (аккадская) и т. п. Бунин соединил все их черты воедино, что собственно, постепенно (начиная с сер. З-о тысячелетия) и воплотилось в одной богине. Астарта — богиня любви и плодородия, богиня-воительница, божество, олицетворяющее планету Венера. В мифах говорится, что при её храме были блудницы и блудники. Потому и у Бунина она «до чресел обнажена». На рельефе из Эпшунны [167, 1, 595] её изображают с тиарой (головным убором, слово персидского происхождения) звёзд на голове. Отсюда у Бунина: «Её тиара звёздная венчает». А в таких строках: «Судя царей, она неправым мстит — /Иуж ни дым, ни фимиам молитвы / Её очей тогда не обольстит» — Бунин запечатлел ещё одну черту характера Истары — борьбу за справедливость. Часто вместо Истары в некоторых мифах выступает более древняя богиня с похожим по звучанию именем — Ишхара. Это архаическое божество неизвестного происхождения (вероятно, дошумерского времени). В аккадском эпосе о Гильгамеше она заменяет Иштар. Известно её почитание как богини войн. Об этом бунинские строки: «Царица битв, она решает битвы». По разным мифам, Иштара владела всеми видами оружия. Астарту же изображали в виде нагой всадницы, стреляющей из лука. И у Бунина: «Стрела и лук лежат в её руке».
