Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Творчество женщин-писательниц в литературном процессе 1820 1830-х годов 18
1.1.Произведения русских писательниц в контексте романтизма .18
1.2. Женская тема и женские образы в альманашных публикациях 44
Глава 2. Литературное творчество З.А Волконской на страницах русских альманахов 68
2.1. Поэтические произведения З.А. Волконской в альманашных изданиях .68
2.2. Роль альманашных публикаций З.А. Волконской в становлении новой русской прозы 95
Глава 3. Поэтические произведения сестер Н.С. и С.С. Тепловых в литературных альманахах 117
3.1. Судьбы сестер Тепловых и биографические мотивы в их поэтическом творчестве .117
3.2. Художественное своеобразие поэтических созданий сестер Тепловых
3.2.1. «Поэзия сердца» сестер Тепловых на страницах альманахов первой трети XIX века 136
3.2.2. Романтические мотивы и образы в стихотворениях сестер Н.С. и С.С. Тепловых 159
Заключение 180
Список литературы
- Женская тема и женские образы в альманашных публикациях
- Роль альманашных публикаций З.А. Волконской в становлении новой русской прозы
- Художественное своеобразие поэтических созданий сестер Тепловых
- Романтические мотивы и образы в стихотворениях сестер Н.С. и С.С. Тепловых
Женская тема и женские образы в альманашных публикациях
Характеристики «женщина-писатель», «женщина-поэт» появляются в русской литературной критике в конце XVIII – начале XIX века. В этот период в журналах начинают появляться публикации А.Ф. Ржевской, А.И. Вельяшевой Волынцевой, княгини Е.Р. Дашковой. Первой русской писательницей принято считать К.А. Сумарокову. Женщины в XVIII веке реализовывали свой талант в поэзии, прозе и драматических жанрах. Литературным творчеством занималась и сама императрица Екатерина II, которая писала записки, басни, комедии, сказки, эссе и др. Таким образом, к началу XIX века начала зарождаться русская женская литература.
Рассуждая о женщинах-писательницах XIX века в контексте литературного процесса, А.И. Белецкий предлагает оригинальную периодизацию. Он делит писательниц на две группы – одну относит к «чувствительной» эпохе (1820-е– 1830-е годы), а другую – к «романтической» (1840–1850-е годы). К первой группе исследователь относит творчество прежде всего Н.С. Тепловой, М.А. Лисицыной, Е.Н. Шаховой, А.П. Глинки, З.А. Волконской. «Литературная деятельность писательниц первой группы выражается более всего в стихах, по технике своей выдающих связь с поэтикой Жуковского и других поэтов эпохи чувствительности: в их творчестве мы найдем лишь предвестия, лишь разрозненные элементы той "женской" поэтики, которая приобретает цельный характер в творчестве русских писательниц 40-х-50-х годов» 47 , – отмечает исследователь. Ко второй группе А.И. Белецкий относит Е.А. Ган, М.С. Жукову, Е.В. Кологривову, Е.И. Вельтман, гр. Е.П. Ростопчину и К.К. Павлову. «Вторую группу можно было бы назвать романтической, по ее связям и отношениями с русским и западноевропейским романтизмом первой трети XIX-го века»48 , – пишет литературовед.
В творчестве писательниц как первой, так и второй группы отражаются влияния не только В.А. Жуковского, но и А.С. Пушкина и других известных поэтов эпохи. Неоднозначной кажется и позиция исследователя относительно Е.П. Ростопчиной. Как известно, ранний период творчества писательницы приходится на начало 1830-х годов. Так, дебют Е.П. Ростопчиной произошел в «Северных цветах» на 1831 год, где было опубликовано стихотворение «Талисман» (1830). И до выхода сборников произведений писательницы в 1840-е годы ее стихи публиковались в журналах и альманахах, ходили в списках и были известны и популярны среди московского дворянского общества.
Также весьма ограниченным представляется и круг писательниц, о которых пишет А.И. Белецкий. Например, литературовед не упоминает имен А.И. Готовцевой, Е.А. Тимашевой. Но все же подобная классификация представляется более широкой по сравнению с той, которая была представлена в статье В.Г. Белинского «Сочинения Зенеиды Р-вой» (1843). Известный критик писал о «пушкинском периоде» литературы и выделял только четыре имени женщин-писательниц: «Итак, мы помним, в пушкинский период русской литературы только четыре женских имени; княгини З.А. Волконской, которой Пушкин посвятил своих “Цыган”, г-ж Лисицыной, Готовцевой и Тепловой»49. Имен было больше, что подтверждается и обзором И.В. Киреевского, где критик упоминал, помимо вышеперечисленных авторов, также Е.А. Тимашеву, А.И. Готовцеву, А.Д. Абамелек, М.Б. Даргомыжскую.
Тем не менее среди критиков и литературоведов XIX и начала XX века сохранялось отношение к женской поэзии как к литературе «второго ряда». «То были времена Пушкина, Жуковского, Баратынского: для того, чтобы рядом с ними заинтересоваться произведениями какой-нибудь Лисицыной, Тепловой или пятнадцатилетней девицы Е. Шаховой – нужны были стимулы в виде фактов, из ряда вон выходящих. Этими стимулами и явились образы женщин-гениев, вдруг появившихся в читательском сознании. Так было и на Западе, хотя хронологического совпадения нет, и факты русской литературы несколько запаздывают» 50 , – писал А.И. Белецкий. Справедливо отмечает современный литературовед Е.В. Изусина, что женская поэзия долгое время воспринималась как «вторичное явление литературного процесса»51.
В этом смысле позиция А.И. Белецкого, как и позиция В.Г. Белинского, весьма отличается от подхода современных исследователей, которые считают женскую литературу отдельным и самостоятельным феноменом. В соответствии с этим литературоведы пишут о тематическом и жанровом своеобразии женской литературы, исследуют особенности творчества конкретных авторов.
Обращаясь в первой главе к творчеству женщин-писательниц в романтизме, и прежде всего, к интересующему нас «альманашному периоду», отметим наиболее значимые имена авторов. Это такие поэтессы и писательницы, как З.А. Волконская, Н.С. и С.С. Тепловы, М.А. Лисицына, А.И. Готовцева, М.Б. Даргомыжская, Е.А. Тимашева, А.П. Зонтаг, Е.П. Ростопчина. Рассматривая их творчество, исследователи отмечают следование традициям и новаторство.
Так, во многом женская поэзия использовала универсальные темы и мотивы. В творчестве поэтесс можно найти стихи о Родине, любви, творчестве. Широта и разнообразие содержания характерны для раннего цикла Е.П. Ростопчиной «Вдохновенья и мечты»: «Данный цикл словно вбирает в себя все, что становилось предметом творческой рефлексии Ростопчиной: романтическая литература, народные песни, происшествия с друзьями, любовь, музыка. Иногда предметом творчества становится незначительное событие, шире
Роль альманашных публикаций З.А. Волконской в становлении новой русской прозы
З.А. Волконскую можно считать одной из значимых фигур в женской литературе «альманашного периода». Наиболее ранняя стихотворная публикация З.А. Волконской – «Портрет» (1830), появившийся в «Деннице» на 1830 год с припиской «В альбом». Жанр этого стихотворения литературовед М.А. Гаррис определяла как отрывок 174 . Известно, что произведение было изначально написано на французском языке, а в альманахе оно было размещено в переводе. Оригинальное название стихотворения «Portrait de Mickievicz» («Портрет Мицкевича»), поэтесса написала его в 1828 году в Москве. По предположениям Н.В. Сайкиной, произведение было приурочено к отъезду А. Мицкевича в Петербург175 . Стихотворение удостоилось высокой оценки И.В. Киреевского, который писал С.П. Шевыреву: «Всего бы лучше, если у нее есть какой-нибудь портрет вроде ее прекрасного портрета Мицкевича»176.
На момент создания произведения А. Мицкевич находился в Москве и был частым гостем в салоне З.А. Волконской. Известный поэт был осужден за участие в польском национально-освободительном движении у себя на Родине, был выслан из страны и не имел права возвращаться обратно. В России он пребывал с 1825 по 1829 год и был в Москве, в Петербурге, Одессе и в Крыму. Во время своего нахождения в России А. Мицкевич тесно общался с участниками декабристского движения, известными русскими поэтами, писателями и различными общественными деятелями. «Нечего и говорить, что Мицкевич, с самого приезда в Москву, был усердным посетителем и в числе любимейших и почетнейших гостей в доме княгини Волконской»177, - писал П.А. Вяземский.
В стихотворении «Портрет» можно почувствовать отголоски дружбы между А. Мицкевичем и З.А. Волконской. «Княгиня Волконская своей чуткой душой угадывала страдания оторванного от родины писателя, понимала боль уязвленного чувства патриотизма. Она умела ценить в нем не только гения польского народа, но и человека» 178 , - отмечает автор монографии о З.А. Волконской М.А. Гаррис. Дружба между поэтом и З.А. Волконской продолжалась и после отъезда А. Мицкевича из России в Западную Европу. Сохранилось письмо поэта из Карлсруэ от 10 июля 1832 года княгине в Ботцен, где он выражает беспокойство о ее здоровье. Помимо этого, А. Мицкевич посвятил Волконской стихотворение «Греческая комната», которое было написано в доме писательницы в 1827 году. Отправляя ей сборник «Крымские сонеты», Мицкевич перевел для Волконской на французский язык свое посвящение, стихотворение называлось «Sonnet Madame la Princesse Zneide Volkonsky» (написано в 1826 году) и было переведено на русский:
«О, поэзия! В тебе нет искусства живописи! Когда я хочу живописать, мои мысли остаются скрытыми в словах незнакомого (ей) языка, подобно узникам, выглядывающим из-за железных решеток, которые скрывают и искажают их черты.
О, поэзия! Ты далека и от искусства певцов, потому что мои чувства не обладают звуком голоса: они подобны подземным ручейкам, журчания которых никто не слышит.
О, поэзия неблагодарная! Ты даже не можешь быть выражена и писанием, ибо я пишу стихи, а ей отдаю только эти листки. Она увидит на них лишь непонятные знаки, точно ноты неведомой музыки, которая никогда не зазвучит»179. В посвящении можно разглядеть тот образ З.А. Волконской, который сохранился в памяти ее современников. Для многих из них поэтесса была, в первую очередь, певицей, композитором и музыкальным деятелем, ее называли «Северной Коринной». Так, П.А. Вяземский писал А.И. Тургеневу 6 февраля 1833-го года: «Дом ее был, как волшебный замок музыкальной феи: ногою ступишь на порог, раздаются созвучия; до чего не дотронешься, тысяча слов гармонических откликнется. Там стены пели; там мысли, чувства, разговор, движение, все было пение»180. Метафоры, связанные с музыкой, пением, звучат как в произведениях самой З.А. Волконской, так и в вышеприведенном стихотворении А. Мицкевича или в стихотворении-посвящении слепого поэта И.И. Козлова («Я арфа тревоги, ты – арфа любви», 1838). А.С. Пушкин называл поэтессу «царицей муз и красоты»181 («Среди рассеянной Москвы…», 1827). П.А. Вяземский вспоминал знакомство княгини и А.С. Пушкина, когда великий поэт после михайловской ссылки вернулся в Москву в 1826 году: «Княгиня, в присутствии Пушкина, в первый день знакомства с ним пропела элегию его “Погасло дневное светило”. Пушкин был живо тронут этим обольщением тонкого и художественного кокетства. По обыкновению, краска вспыхивала на лице его. В нем этот детский и женский признак сильной впечатлительности был выражением внутреннего смущения, радости, досады, всякого потрясающего ощущения»182.
Так или иначе, образ поэтессы был связан в восприятии современников с музами, с музыкой. В этом контексте весьма понятны строки в стихотворении А. Мицкевича, где польский поэт пишет о том, что «поэзия далека от искусства певцов», и в его посвящении можно увидеть только «ноты неведомой музыки, которая никогда не зазвучит»
Художественное своеобразие поэтических созданий сестер Тепловых
Необходимо отметить и различные литературные события, воспоминания и аллюзии, присутствующие в путевых записках З.А. Волконской. Путешествие начинается с Веймара, родины И.Ф. Гёте. Автор рассказывает о своем посещении немецкого писателя и приводит большое количество восхищенных сравнений: «Там я посетила Гете. Такого всеобъемлющего поэта можно сравнить со старинным, изящным многолюдным городом, где храмы светлого греческого стиля, с простыми гармоническими линиями, с мраморными статуями, красуются возле готических церквей, темных, таинственных, с прозрачными башнями, с кружевною резьбою, с гробницами рыцарей средних веков»288 . Это была не первая встреча княгини с немецким гением, она была знакома с И.Ф. Гёте со временем заграничных походов Александра Впервые они встретились в мае 1813 года в Теплице
В том, как З.А. Волконская пишет об авторе «Фауста» и «Вертера», заметно восхищение. Литературовед С.Н. Дурылин отмечает по поводу отношения З.А. Волконской к И.Ф. Гёте: «Все московское пятилетие Гете был властителем и ее дум (хотя, быть может, и не самодержавным), как был он пленителем эстетической совести и мысли окружавшей ее молодежи “Московского Вестника”»290.
Действительно, И.Ф. Гёте был знаковой фигурой для русских писателей, в особенности для В.А. Жуковского, как и вообще для поэтов «немецкой» школы (понятие, предложенное И.В. Киреевским) начала 20-х годов (С.П. Шевырев, А.С. Хомяков и особенно Д.В. Веневитинов). «Именно как высокий образец поэта-философа и выдвигается Гете в центр внимания поэтов “немецкой школы” … При этом Гете воспринимается сквозь призму Шеллинга и романтизма, приобретая черты мистического идеалиста» 291 , – отмечал В.М. Жирмунский.
Немецкий писатель оказал большое влияние на любомудров, или, как их назвал в свое время А.С. Пушкин, «архивных юношей», которые являлись частыми посетителями салона З.А. Волконской. Ко времени ее приезда в Веймар в Германии уже жил Н.М. Рожалин, переводчик «Страданий юного Вертера». Из писем Н.М. Рожалина можно больше узнать о визите княгини к И.Ф. Гёте. С ними также был и С.П. Шевырев, приехавший вместе с З.А. Волконской. В таком составе 12 мая 1829 года они навестили И.Ф. Гёте. Н.М. Рожалина к И.Ф. Гете пригласила З.А. Волконская в качестве «переводчика Вертера». «Во всяком случае, я очень счастлив, что, по крайней мере, его видел и что исполнилось мое давнее желание узнать человека, которого я почитаю величайшим из поэтов, т.е. из всех поэтов христианских»292, – писал потом А.П. Елагиной Н.М. Рожалин.
В таком контексте стоит сравнить впечатления о Веймаре в путевых заметках З.А. Волконской и в письмах Н.М. Рожалина к А.П. Елагиной. Вот как описывал город Н.М. Рожалин: «Из всех немецких городов, мною виденных, это самый оригинальный: новенький, удивительно чистый, нет ни одного дома выше чем в три этажа, на улицах почти ни души, и когда вспомнишь, что здесь жили величайшие умы Германии – Виланд, Гердер, Гете и Шиллер, то невольно сравнишь его с человеком размышляющим, уединенным, тихим и задумчивым. Этот городок был некогда Афинами немецкими, и теперь, может быть, в нем лучшее немецкое общество. Я пробыл там дня полтора всего на все; однако ж меня успели представить Гете. Он важен, но ласков и еще необыкновенно жив по своим летам. Физиогномия его прекрасная…»
Далее приведем отрывок с описанием Веймара из путевых записок З.А. Волконской: «В городе старинном все живо, важно, незабвенно: памятники, книги, здания, мавзолеи рассказывают векам о героях, о великих мужах. В городе изящном все действует, все парит; ученые углубляются в архивы всех времен; художники воображают, животворят; поэты, смотря на вселенную, упиваются вдохновением и пророчат. В городе многолюдном страсти кипят жизнию; там все звуки раздаются: там звучат арфы, металлы, гимны, псалмы, народные припевы, страстные песни – и все звуки сливаются и восходят, как жаркие, благоуханные пары. В образе сего идеального города вижу я Гёте векового. Над городом блестят эфирные звезды, и на челе старца горят звезды неугасаемые»294.
Можно увидеть некоторое сходство в описаниях, оба автора воспринимают Веймар как центр искусств. Но город в описаниях Н.М. Рожалина более приближен к реальности, чем «идеальный город» З.А. Волконской, которая не пишет об архитектуре или улицах. Если Н.М. Рожалин ограничивается сравнением Веймара с Афинами и человеком размышляющим, то З.А. Волконская представляет эмоциональное описание, она «оживляет» город. По ее мнению, он населен деятелями искусства и учеными людьми. Характерно и то, что при описании своих впечатлений писательница многое передает на уровне звука (такая особенность прослеживается на протяжении всего содержания путевых записок) – читатель может не только вообразить этот необычный город, но и «услышать» его. Само описание строится через образ И.Ф. Гёте.
Здесь же стоит отметить, что в путевых заметках тема, связанная с немецким писателем, появляется еще раз, когда З.А. Волконская рассказывает о своем пребывании в Виченце. С.Н. Дурылин отмечает, что до встречи в Веймаре с З.А. Волконской И.Ф. Гёте совершил когда-то путешествие по схожему маршруту: «Путь Волконской в Италию лежал через те же места, по которым 43 года назад ехал туда Гёте, так же, как и она, искать исцеления от холода и уныния севера»
Немецкий писатель оставил также впечатления от своего путешествия, и при исследовании обнаруживается, что есть общий момент в путевых впечатлениях И.Ф. Гёте и З.А. Волконской. И.Ф. Гёте записал следующие впечатления от построек Палладио: «Когда здесь на месте смотришь на эти чудные здания и видишь, как они уже обезображены узкими, грязными потребностями людскими, как мало подходят эти прекрасные памятники высокочеловеческого духа к потребностям прочих людей, то невольно приходит на мысль, что и во всем остальном бывает точно так же: мало заслуживаешь благодарности от людей, если желаешь возвысить их духовные потребности, внушить им высокие понятия о самих себе, дать им почувствовать всю прелесть истинно благородного бытия»
Романтические мотивы и образы в стихотворениях сестер Н.С. и С.С. Тепловых
Параллель с творчеством В.А. Жуковского (в частности, с балладой «Людмила») очевидна и при рассмотрении стихотворения Н.С. Тепловой – в обоих поэтических текстах важным становится эпизод с явлением умершего человека. Так, в основе сюжета баллады находится встреча главной героини с умершим женихом, приводящая к трагическому финалу. На первый взгляд, есть определенное сходство стихотворения Н.С. Тепловой с произведением Жуковского, например, в описании фона встречи с умершим. В обоих случаях встреча происходит в «часы полночи», когда светит месяц («Ты ль? Откуда в час полночи?»386, – обращается Людмила к жениху), то есть существует некоторое совпадение в романтическом фоне встречи.
Также стоит отметить и пушкинские традиции, присутствующие в стихотворении Н.С. Тепловой «К сестре». По мнению Т.К. Батуровой, в произведении «выражено стремление прикоснуться к самому непостижимому – к жизни души после смерти»387. Исследовательница пишет, что эта тема характерна для творчества Пушкина и стихотворение Н.С. Тепловой «К сестре» напоминает пушкинские «Заклинание», «Прощание», «Для берегов отчизны дальной…». Лирический герой тоскует об умерших и призывает их из загробного мира. «В его сознании стирается грань между двумя мирами, и поэт, будто не желая мириться со смертью, переносит чувства живого человека в ирреальную область и обращается к умершим, как к живым»
Но, несмотря на упомянутые параллели, стихотворение Н.С. Тепловой повествует об иной ситуации. В балладе В.А. Жуковского нарушение границ между реальным и потусторонним миром приводит героиню к смертельному исходу, у А.С. Пушкина декларируется невозможность пересечения данной границы – ее можно преодолеть только с помощью воображения. Что же касается стихотворения Н.С. Тепловой, подобный контакт с умершим возможен и он ничем не грозит живому: иной мир не опасен.
Таким образом, в стихотворениях сестер Тепловых очевидны параллели с творчеством В.А. Жуковского и А.С. Пушкина, но при этом поэзия сестер отличается оригинальными интерпретациями традиционных мотивов и, прежде всего, приоткрывает интимный мир женской души и женских переживаний. В стихотворении Н.С. Тепловой разворачивается более камерная ситуация, и касается она сестринской дружбы. Даже после смерти оказывается возможной встреча двух сестер, во время которой одна из них передает секрет, самую сокровенную тайну бытия – что ожидает человека в загробном мире. Узы любви двух сестер являются такими же сильными и нерушимыми, как и чувства влюбленных. Душевная связь двух сестер – это необыкновенно глубокое чувство, которое способно преодолеть границу между этим и иным миром.
Публикации сестер Тепловых в альманахах отражают, с одной стороны, творческое родство душ, когда в произведениях оказываются созвучными жанровое своеобразие, настроения и мотивы. С другой стороны, опубликованные в «Северных цветах» и в «Деннице» два упомянутых стихотворения говорят не только об общей «основе» поэтического творчества сестер, например, о влиянии традиций В.А. Жуковского. Прежде всего, оба стихотворения содержат намеки на особую реальность, отделенную от обычной жизни, – мир сокровенных переживаний двух сестер. В произведении С.С. Тепловой отсылки к этой особенной реальности даны более кратко, что может свидетельствовать об определенном «коде», «языке», специфических переживаниях и реалиях, понятных только двум столь близким людям. Можно провести параллели между стихотворением «К сестре» и поэмой Н.С. Тепловой «Жертва любви». Один из сохранившихся отрывков поэмы представляет собой письмо главной героини Людвиги к Розе. В поэме не поясняется, каким образом связаны между собой две девушки – являются ли они подругами или сестрами. В письме Людвига в завуалированной форме рассказывает о своих страданиях и незаконной любви к графу Валерио, и завершается послание следующими строками: О Роза! мой удел страдать Безмолвно… жаркими слезами Все смыто здесь, но ты прочтешь, Ты сердца исповедь поймешь С ее несвязными речами!...389
Здесь речь идет о том, что между двумя девушками существует нечто вроде «тайнописи», и они могут «прочесть» чувства друг друга между строк и понимать происходящее по намекам. Нечто подобное слышится и в посланиях сестер друг к другу, которые появляются на страницах альманахов.
Говоря о публикациях Надежды и Серафимы Тепловых в альманахах, стоит рассмотреть их и в контексте самих изданий. Какое место они там занимают?
В «Деннице» 1830 года стихотворение «К » С.С. Тепловой расположено следом за «Прощальной песнью» Н.М. Языкова. В ней главным героем представлен юноша, который просит не оплакивать его после смерти, но пить ему «во славу» вино и пропеть «песнь родную»:
Когда умру, смиренно совершите По мне обряд печальный и святой И мне стихов надгробных не пишите И мрамора не ставьте надо мной390. Жизнь мгновенна, преходяща, поэтому ее нужно прожить ярко: Все тлен и миг! Блажен, кому судьбою Свою весну пропировать дано, Чья грудь полна свободой удалою, Кто любит жизнь за песни и вино!391 Стихотворение «К » в каком-то смысле вступает в диалог с «Прощальной песнью», что выражается и в том, что последняя написана от первого лица, а текст С.С. Тепловой является обращением к умершему юноше. Но автор песни развивает тему в «мужском» ключе и говорит о «свободной удали». В стихотворении звучит героический пафос, присутствуют традиционные мотивы пира, вина и мужской дружбы. Что касается текста Серафимы Тепловой, то в нем тема смерти юноши разворачивается в ином ключе. В стихотворении присутствуют героический ореол и романтические мотивы, но при этом центральной становится тема прощения юноши.
Помимо этого, главное настроение произведения – минорное, автор оплакивает безвременно погибшего юношу. Таким образом, в этих двух стихотворениях словно бы с двух позиций развивается схожая тема, это две противоположные и в то же время взаимно дополняющие точки зрения, две возможности чувствования одного и того же – мужской и женский тип мироощущения. Размещение рядом двух этих произведений имеет значительный смысл. Издатель словно бы сталкивает два различных взгляда на схожее явление и дает возможность читателю составить более глубокое впечатление о содержании обоих произведений.