Деривационно-смысловое пространство художественного текста как способ объективации индивидуально-авторской картины мира Белоусова Светлана Владимировна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Теоретические основы исследования деривационных средств в художественном тексте 14

1.1. Когнитивные основы словообразования 14

1.2. Морфема как способ объективации знаний в художественном тексте 21

1.3. Деривационные парадигмы как источник новых смыслов в тексте .26

1.4. Словообразовательная мотивация и внутренняя форма слова 30

1.5. Окказиональные производные слова и их роль в формировании деривационных смыслов .35

1.6. Роль деривационных средств в объективации индивидуально-авторской картины мира 42

Глава 2. Проблема смысловой организации текста в современной лингвистике 53

2.1. Проблема взаимоотношения значения и смысла в тексте 53

2.2. Виды деривационных смыслов по способу образования и функции в художественном тексте .73

2.3. Средства актуализации деривационных смыслов в художественном тексте 124

Глава 3. Деривационно-смысловое пространство текста как конструкт, созданный для научного познания деривационных смыслов текста .146

3.1. Понятие «пространство» в литературоведении и лингвистике 146

3.2. Понятие деривационно-смысловое пространство. Его структурные и смысловые особенности 152

3.3. Методика моделирования деривационно-смыслового пространства художественного текста 164

3.4. Деривационно-смысловое пространство текста как механизм интерпретации деривационных смыслов .166

3.5. Деривационно-смысловое пространство как особый формат знаний 199

Заключение 210

Список литературы .

• Деривационные парадигмы как источник новых смыслов в тексте
• Окказиональные производные слова и их роль в формировании деривационных смыслов
• Виды деривационных смыслов по способу образования и функции в художественном тексте
• Методика моделирования деривационно-смыслового пространства художественного текста

Введение к работе

Актуальность диссертационного исследования обусловлена рядом

факторов:

1) недостаточностью изучения когнитивных характеристик
словообразовательных единиц;

1. возрастающим вниманием к изучению словообразовательных единиц в рамках когнитивно-дискурсивной парадигмы знаний;

2. отсутствием однозначного определения статуса морфемы, её роли в художественном тексте как маркера определённых знаний;

4) тенденцией к анализу языковых единиц как с позиции их роли в
системе языка, так и с точки зрения обусловленности их смыслов
внелингвистическими контекстами (психологическим, когнитивным,

культурным, социальным, парадигматическим, интертекстуальным и др.), о чём свидетельствуют работы современных учёных;

5. разноаспектным подходом к исследованию художественного текста: лингвокогнитивным, лингвосинергетическим, лингвопрагматическим, психолингвистическим, лингвокультурологическим, лингвориторическим, антропоцентрическим, деятельностным и т.п.

6. изучением текста как когнитивного пространства, представляющего собой интеграцию различных ментально-языковых пространств;

7) возрастающим интересом в современной лингвистике к
междисциплинарным исследованиям. Диссертационное исследование
проведено на стыке таких лингвистических дисциплин, как когнитивная
лингвистика, лингвистическая семантика, функциональная лингвистика,
коммуникативная стилистика, дискурсивная лингвистика, психолингвистика,
лингвокультурология, когнитивная поэтика;

8) важностью исследования в когнитивной лингвистике различных
форматов знания, одним из которых является деривационно-смысловое
пространство текста.

Теоретико-методологическую основу исследования составляют

современные научные концепции и теории когнитивной лингвистики, в том числе и когнитивного словообразования (Л.В. Бабина, Н.Н. Болдырев, Н.С. Голев, В.З. Демьянков, Е.С. Кубрякова, З.Д. Попова, И.А. Стернин, Т.А. Сидорова, Т.В. Симашко и др.), теории контекста (А.В. Бондарко, В.Г. Колшанский, В.Я. Мыркин, Л.Г. Яцкевич и др.), лингвокультурологии (С.Г. Воркачёв, В.И. Карасик, В.А. Маслова, Ю.С. Степанов и др.), теории дискурса (М.М. Бахтин, Т. ван Дейк, М.Ю. Олешков, А.П. Чудинов и др.), теории когнитивно-коммуникативной парадигмы (В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин и др.), психолингвистики и теории языковой личности (А.А. Залевская, В.И. Карасик, Ю.Н. Караулов, К.Ф. Седов и др.), теории коммуникативной деятельности вообще и текстовой в частности (В.И. Заика, А.Е. Кибрик, О.В. Лещак, И.А. Тарасова, Е.Н. Широкова и др.), теории концептуальной деривации (Л.В. Бабина, Н.Н. Болдырев и др.), теории интерпретации (Н.Н. Болдырев, А.В. Бондарко, Н.Д. Голев, М. Берк и др.), теории языковой картины мира (В.И. Карасик, Г.В. Колшанский, В.В. Красных, Г.Г. Слышкин и др.), когнитивной поэтики (К.А. Андреева, Г.И. Богин, А.А. Камалова, Н.В. Павлович, И.А. Тарасова и др.).

В своём исследовании мы опираемся на следующие положения:

1) для читателя / интерпретатора важным является то, насколько
мотивированно языковая форма представляет авторские личные смыслы (В.А.
Пищальникова);

2) художественная картина мира формирует у человека особое
категориальное сознание (А.А. Камалова);

3) существует особая интенциональная реальность, которая не только
влияет на характер восприятия мира, но и сама способна порождать новое
знание (Л.В. Миллер);

4. мыслительные категории практически неотделимы от языковых категорий (В.З. Демьянков, Е.С. Кубрякова);

5. слово в художественном тексте становится знаком искусства и мотивируется его законами, а не законами языка (Ю.М. Лотман);

6. в знаке содержится два типа информации: о картине мира и о коммуникативных средствах сигнализации (О.В. Лещак);

7. смысл слова представляет собой совокупность всех психологических фактов, возникающих в нашем сознании благодаря слову (Л.С. Выготский);

8. известные и зафиксированные в истории культуры смыслы, словно призраки, возникают в сознании читателя в процессе рефлексивной деятельности (Т.А. Сидорова);

9) производная лексика вооружает говорящих схемами соединения
определённых структур знаний с определёнными словообразовательными
конструкциями, механизмами словообразовательного моделирования и
стратегиями извлечения семантики из её единиц, процедурами обработки
новых данных и т.п. (Е.С. Кубрякова);

10) между познаваемыми объектами… и познающим субъектом стоят
мировоззренческие, культурные и ценностные предпосылки познавательной
деятельности, несомненно, влияющие на интерпретацию и истолкование
фактов… (Е.А. Мамчур);

11) морфема в слове, попавшем в дискурсивную среду, оживает и
становится знаком с референтной соотнесённостью (Т.А. Сидорова);

12) текст – это «мыслящее устройство», система разнородных
семиотических пространств, в которых заключено исходное сообщение.
Авторская коммуникативная интенция превращается в текстовую
коммуникативную интенцию (Ю.М. Лотман).

Материалом исследования послужили произведения Б. Ахмадулиной, Д. Быкова, Е. Замятина, Ф. Искандера, В. Личутина, В. Маканина, В. Набокова, В. Пелевина, Л. Петрушевской, А. Платонова, Д. Рубиной, С. Соколова, Т. Толстой, М. Цветаевой, Б. Шергина и др. Выбор детерминировался стилевой доминантой текстов: использованием писателями деривационных средств в качестве способа фрагментации картины мира.

Объектом исследования является художественная реальность,

объективированная деривационными средствами.

Предмет исследования – деривационные смыслы, формирующие деривационно-смысловое пространство художественного текста.

Гипотеза исследования. В пределах деривационно-смыслового

пространства интерпретация знаний, стоящих за деривационными средствами, осуществляется в рамках текстовой системы координат с опорой на текстовые доминантные универсалии ЧЕЛОВЕК – ПРОСТРАНСТВО – ВРЕМЯ и текстовые доминантные смыслы.

Цель исследования – моделирование деривационно-смыслового

пространства художественного текста как особого формата знаний, объективирующего индивидуально-авторскую картину мира.

Целью детерминируются следующие задачи:

1. определить особенности функционирования деривационных средств в художественном тексте как способов фрагментации языковой картины мира;

2. уточнить статус морфемы в системе языка и её роли в художественном тексте;

3) представить типологию деривационных смыслов в художественном
тексте;

4) выделить структуры знаний, стоящие за деривационными средствами и
определить функции деривационных смыслов в художественном тексте;

5) описать механизмы актуализации деривационных смыслов в
художественном тексте;

6) определить специфику структуры, особенности функционирования
деривационно-смыслового пространства в художественном тексте;

7) представить модель деривационно-смыслового пространства как
особого формата знаний.

В соответствии с задачами исследования в работе используются
следующие методы и приёмы анализа: собственно лингвистические
(компонентный анализ, лингвостилистический, функционально-

стилистический, словообразовательный анализ, морфемный анализ,

этимологический анализ, лингвосмысловой анализ текста); общегуманитарные
методы (метод концептуального анализа, интерпретационный анализ,
контекстуальный анализ); когнитивные методы (метод реконструкции
структур знаний, стоящих за словообразовательными единицами текста,
когнитивный анализ внутренней формы слова, фреймовый анализ,
концептуальная деривация, моделирование деривационно-смыслового

пространства текста как особого формата знаний).

Теоретическая значимость работы состоит в том, что она вносит вклад в
развитие теоретических основ изучения когнитивного словообразования за счет
выявления роли деривационных средств в формировании индивидуально-
авторской языковой картины мира; в теоретическом осмыслении специфики
деривационно-смыслового пространства и изучении его как особого формата
знаний. В процессе исследования выработаны принципы интерпретационного
анализа деривационных средств в рамках новой парадигмы исследования
художественного текста – когнитивной поэтики; уточнены понятия
«деривационный смысл», «мотивационный код», «эстетический смысл»,
«текстовый формат знаний» и др.; расширено представление о ментальных
пространствах текста. Полученные в ходе исследования результаты позволяют
продолжить изыскания в области смыслообразования текста, а также

когнитивной поэтики.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

1) впервые производится комплексное исследование особенностей функционирования деривационных средств в художественном тексте с когнитивных позиций, что позволяет более полно анализировать когнитивно-

модальные, когнитивно-оценочные и эстетические аспекты текста, связанные со словообразовательными средствами;

2. уточнён статус деривационных единиц и их роль в художественном тексте;

3. изучены особенности формирования и реконструкции деривационных смыслов как единиц ментальной информации, содержащей определённые структуры знаний;

4. введено понятие эстетическая маркированность;

5) представлена типология языковых знаний в художественном тексте,
объективированных деривационными средствами;

6) уточнено понятие «деривационно-смысловое пространство
художественного текста»;

7) доказан статус деривационно-смыслового пространства как особого
формата знаний. Анализ деривационных смыслов, составляющих основу
деривационно-смыслового пространства, позволяет рассматривать его как
способ формирования, фиксации и актуализации индивидуально-авторской
картины мира.

Практическая значимость заключается в том, что результаты работы могут найти применение в практике лингвистических и комплексных исследований текста, в специальных курсах по когнитивному аспекту анализа текста, в когнитивной поэтике, в создании частных методик интерпретации текста, в изучении курса словообразования на когнитивной основе.

Положения, выносимые на защиту:

1. Деривационные смыслы в художественном тексте формируют
деривационно-смысловое пространство как особый формат знаний.

2. Деривационно-смысловое пространство – это пространство
художественной реальности, созданное и представленное автором в
художественном тексте посредством деривационных средств. Деривационно-
смысловое пространство – это не то, ЧТО нужно выстраивать в процессе
восприятия текста, а то, КАК следует анализировать деривационные единицы в
процессе осмысления художественной реальности.

3. Деривационно-смысловое пространство текста имеет
лингвоментальный характер и внутритекстовую природу. Оно моделируется
автором в соответствии с собственным мировидением.

4. В художественном тексте деривационно-смысловое пространство
взаимодействует с когнитивным пространством текста по принципу бумеранга:
любое изменение в одном из пространств тут же влечёт за собой изменения в
другом.

5. Деривационно-смысловое пространство художественного текста
способно управлять познавательной деятельностью читателя. Оно необходимо
для изучения закономерностей функционирования деривационных средств и
реализации их функций в художественном тексте, что позволяет сосредоточить
внимание на деривационно-смысловом аспекте художественной речи.

Апробация. Основные положения и выводы диссертационного
исследования были изложены на аспирантских семинарах, заседаниях кафедры
русского языка и речевой культуры Института филологии и межкультурной
коммуникации САФУ имени М.В. Ломоносова, на заседаниях научно-
методологического семинара кафедры русского языка и речевой культуры,
научных конференциях: межфакультетском круглом столе в сфере

гуманитарных дисциплин «Как снять противоречие между процессом познания
как индивидуальным и процессом коммуникации как коллективным знанием»
(Архангельск, 15 ноября 2010 года); Международной научной конференции
«М.В. Ломоносов и полиязыковое информационно-образовательное

пространство» (Архангельск, 15 ноября 2011г); научной конференции преподавателей и аспирантов САФУ, посвященной Дню российской науки, «Развитие Северо-Арктического региона: проблемы и решения» (Архангельск, 6 февраля 2012г), VI Международной научно-практической конференции «Новое в современной филологии» (Москва, 29 июня 2012г.), Международной научно-практической конференция «Языковые и культурные контакты: северный вектор» (Архангельск, 27 ноября 2012); II Научно-практической конференции молодых ученых с международным участием «ЯЗЫК. КУЛЬТУРА. ЛИТЕРАТУРА» (Архангельск, 22-26 апреля 2013 года); Всероссийской научной конференции с международным участием «Северный и Сибирский тексты русской литературы как сверхтексты: типологическое и уникальное» (Архангельск, 9-11 октября 2013 года); Международном научном семинаре «Интра- и интеркультурные векторы филологических исследований на Архангельском Севере и за рубежом» (Архангельск, 6-8 декабря 2013 года); XII Всероссийской научной конференции молодых ученых «Проблемы языковой картины мира в синхронии и диахронии» (Нижний-Новгород, 15-16 апреля 2014 года). Результаты исследования нашли свое отражение в 9 опубликованных научных статьях, 3 из которых опубликованы в изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ.

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из

Деривационные парадигмы как источник новых смыслов в тексте

В данной работе морфема осмысливается как одно из деривационных средств, функционирующих в художественном тексте.

До сих пор в языкознании нет однозначного подхода к статусу морфемы. Одни лингвисты признают самостоятельность морфемы, считая ее минимальной единицей языка, хотя морфема рассматривается только в составе высказывания или слова [Степанов 1966, Кубрякова 1974: 12, Милославский 1978: 47]. Другие считают ее «частью языка» [Маслов 1961: 143] и указывают на ее когнитивную сущность: «Словообразование, как и лексика, отражает сложную языковую картину мира, ибо во всех языках определенные представления об объективной действительности коррелируют не только со словом, но и со словообразовательным аффиксом» [Вендина 1990: 159]. Однако некоторые ученые видят в ней только вторичную единицу. Так, Е.Л. Гинзбург считает, что только в слове морфема получает свою значимость [Гинзбург 1972: 44], по мнению А.И. Моисеева, морфема сама по себе не имеет значения [Моисеев 1987: 123]. В своем исследовании мы будем придерживаться точки зрения Т.А. Сидоровой, считающей морфему самостоятельной единицей языка, «имеющей потенциальные функции, которые при взаимодействии со средой реализуются» [Сидорова 2012 а: 37]. Влиять на значение морфемы может не только текст, являющийся средством актуализации словообразовательного механизма [Земская 2007: 17], но и словосочетание, слово и даже другая морфема [Сидорова 2012 а: 33] наряду с нелингвистическими контекстами (культурным, социальным, психологическим, когнитивным). Эстетические преобразования деривационных средств обусловлены целостностью художественного текста и детерминируются авторским сознанием и авторской аксиологией.

Наиболее полно все свои свойства морфема реализует в художественном тексте: «Став объектом авторской рефлексии, морфемы получают статус действенных элементов в художественном тексте» [Григорьев 1979: 54]. Несмотря на то, что исследование морфемы как средства выразительности начали ещё известные русские учёные Л.В. Щерба и Р. Якобсон, до сих нет целостного представления о функциях морфемы в художественном тексте. Мы исходим из положения о том, что морфема, как и слово, в художественном тексте становится объектом авторской рефлексии, поэтому подвергается различным смысловым изменениям. В течение длительного времени считалось, что смыслообразующую функцию в тексте способны выполнять только лексические единицы языка. Долгие годы в языкознании царствовала так называемая идеология «лексикоцентризма» [Буров 2012: 10]. Однако, когда речь идет о художественном произведении, мы должны рассматривать все его элементы во взаимодействии [Тынянов 1965: 28], так как все формальные элементы «являются носителями смысла» [Мукаржовский 1994: 110]. Морфемы, как и другие единицы словообразовательной системы, в процессе функционирования в художественном тексте подчиняются его эстетическим задачам и формируют новые текстовые смыслы, создавая собственный мир выразительности. Способы изобразительного словопроизводства порождаются конкретной средой художественного текста. Наши наблюдения показывают, что изобразительность словообразовательных средств может быть направлена на создание авторской модальности, оценки, психологического состояния персонажа, актуализацию концепта, образа и т.п.

Таким образом, когнитивные исследования в области словообразования позволяют говорить о важной роли словообразовательных средств в выявлении авторского смысла в художественном тексте, так как наравне с другими языковыми единицами они участвуют в формировании его связности, становясь одним из средств когезии, выступают в качестве определенных конструктов, включающих в себя множество смыслов, эксплицируют авторскую картину мира. Являясь когезийными текстовыми элементами, словообразовательные единицы «дифференцируют и диагностируют пред- и постинформацию» текста [Плесканюк 2009: 50].

Необходимо отметить, что словообразовательная структура слова является компонентом целостной структуры текста, поэтому словообразовательная семантика включается как самостоятельный компонент в формирование результативного смысла текста [Резанова 1996: 5]. «Каждая служебная морфема является в тексте носителем того или иного кванта смысла» [Сидорова 2010: 358]. Поэтому морфемы в художественном тексте становятся «своеобразным герменевтическим ключом» к пониманию произведения [Карпухина 2007: 52] и средством передачи различной информации: фактологической, концептуальной и подтекстовой.

Изучение работ, посвященных выявлению роли словообразовательных единиц в художественном тексте, позволяет сделать вывод, что наиболее часто анализируются морфемный повтор [Бельчиков 1992, Карпухина 2007, Кухаренко 1988, Лелис 2013], суффиксы субъективной оценки. Установлено, что морфемный повтор не только привлекает внимание к внутренней форме слова [Виноградов 2003: 85], «оживляет» ее, но и становится важным средством в выдвижении значимых смыслов, «увеличивает информационно-эстетическую емкость текста, выполняет функции номинации и логико-эмоциональной интенсификации» [Карпухина 2006: 55], способствует выявлению «потенциальных возможностей лексем, их экспрессивной направленности, эмоциональной оценочности» [Николаева 2007: 237].

Значимую роль играют исследования в области словообразования, в которых лингвисты указывают на способность морфемы становиться в художественном тексте «лингвокультурологическим маркером». К этой проблеме обращаются в своих работах О.И. Блинова, А. Вежбицкая, Т.И. Вендина. Е.А. Земская, Т.А. Сидорова и др. Так, средства экспрессивной деривации обладают национально-культурной обусловленностью. Аффиксы со значением субъективной оценки помогают лучше понять ценностную картину мира нации, вникнуть в особенности восприятия окружающего мира [Щуклина 2007: 79, Сидорова 2010: 344, Сидорова 2012 а: 278].

Именно в художественном тексте морфема наиболее полно проявляет такое свойство, как эмотивная маркированность [Шаховский, 1984: 102, Шаховский, 2008: 85], что является важным средством объективации языковой картины мира автора, и участвует в понятийной и эмотивной номинации.

Окказиональные производные слова и их роль в формировании деривационных смыслов

Художественный текст является средой функционирования деривационных средств. Как уже отмечалось выше, в художественном тексте словообразовательные единицы не только реализуют свои узуальные значения, но и под воздействием различных факторов способны приобретать новые, эстетически значимые. Именно эти свойства морфем явились основанием для выделения внутрисловных деривационных смыслов по способу образования.

Внутрисловные деривационные смыслы – это деривационные смыслы, которые возникают как результат актуализации концептуальной сущности какой-либо морфемы в пределах морфемной структуры слова [Сидорова 2012: 350]. Внутрисловные деривационные смыслы могут формироваться как корневыми, так и служебными морфемами. В рассказе Л. Петрушевской «Такая девочка» внутрисловный деривационный смысл базируется на мотивирующем слове: «… несмотря на песни под гитару и танцы, несмотря на магнитофон и красивых парней и девушек, было у нас в доме в эти вечера насильственно, скучно» [Петрушевская 1993: 189 190]. Лексема «насильственно» актуализирует оценочную пропозицию: не было непринуждённости, искренности, а присутствовала напряжённость, неискренность, ложь. Реализуется не прямое значение лексемы, а текстовое, формируемое знанием пресуппозиций, связанных с лексемой «насилие», лежащей в основе производного.

В рассказе Б. Шергина «Двинская земля» при помощи актуализации корневой морфемы передаются особенности языковой картины мира поморов: «Ростят себе отец с матерью сына – при жизни на потеху, при старости на замену, а сверстные принимаем его в совет и дружбу, живем с ним дума в думу». А придет пора, и он в море путь себе замыслит велик» [Шергин 1989: 31 – 32]. Повтор однокоренного слова усиливает значение мыслить одинаково , то есть понимать друг друга, жить по одним правилам и законам, поэтому усиливаются такие смыслы, как взаимодоверие, взаимопонимание . Эти качества всегда ценились среди поморов.

Служебные морфемы в художественном тексте наряду с другими языковыми единицами активно участвуют в формировании авторского смысла. Многократное использование автором той или иной морфемы не является случайным. В рассказе Б. Ахмадулиной «Бабушка» при описании главной героини автор использует производные с префиксом не-: «Бабушка была самым младшим, некрасивым и нелюбимым ребенком в семье» [Ахмадулина 2005: 67], «Последним, некрасивым и нелюбимым ребенком родилась и росла бабушка и в этой же неказистой, несмелой осанке прожила долгую жизнь. Детский страх перед собственной нежеланностью и обременительностью и в старости сообщал ее облику неуверенное, виноватое, стыдливое выражение» [Там же: 72].

Как видно из приведенных примеров, префикс не- сохраняет свое узуальное значение: отсутствие того или противоположность тому, что названо мотивирующим словом [Ефремова 2001: 979]. Однако производные с этой приставкой в контексте рассказа приобретают особое значение: отрицается внешняя красота, отсутствие любви близких и отражается внутреннее состояние бабушки – ощущение своей вины, что делает ее непохожей на окружающих, противопоставляет родным сестрам, она словно создана не для этого мира. У бабушки «нетвердые беленькие ноги» [Ахмадулина 2005: 63], «она поддакивает непрочным движением головы» [Там же: 71]. В молодости она «возглавляла недолгий революционный кружок» [Там же: 70], ее «то и дело сажали в тюрьму: по чьим-то оговоркам и оговорам, по неспособности охранить себя от расплохов слежки и обысков» [Там же: 71], вместе с мужем «они попали на юг России, как неблагополучные люди, по случаю проезда царя были на три дня заключены в тюрьму» [Там же: 74].

Обращает на себя внимание употребление в ряду однородных членов слов «неуверенное, виноватое, стыдливое». Градационный ряд отражает духовную трагедию героини: она обвиняет себя в происходящем. Уверенность – «привычка в своих движениях, твердость», вина – «проступок», стыд – «чувство сильного смущения, неловкости от сознания неблаговидности своего поступка, поведения». Отрицая внешнюю привлекательность, Б. Ахмадулина говорит о духовной красоте своей бабушки: «своей влюбленной в меня слепотой чутко провидела кривизну моих причуд и никогда не гневила моего гордого и придирчивого детского самолюбия» [Там же: 62 - 63], «бабушка была очень высокая …, с безмерными глазами, паническая обширность которых занесена в недоброе предвидение какого-то тщетного и гибельного подвига» [Там же: 63 – 64], «Бабушка восхищалась мной непрестанно, но редким моим удачам удивлялась менее других – уж она-то предусмотрела и преувеличила их заранее. Что бы ни сталось со мной, уж никому я не покажусь столь прекрасной и посильной для зрения, только если притупить его быстрым обмороком любви, влажно затемняющим веки» [Там же: 81].

Префиксы про- и пред- в однокорневых производных «провидела» и «предвидела» становятся синонимичными и реализуют значение заранее, заблаговременно совершить действие , указывая на духовную сущность бабушки, ее духовное зрение, глубину.

Лексема «обширность», имеющая значение охватывающий или способный охватить многое [Ефремова 2001: 78], становится средством актуализации корневой морфемы -мер- в производном «безмерными», то есть отражается способность не только видеть, но и понимать многое. Префикс по- в производном «посильной» актуализирует значение иметь возможность , только любящему человеку по силам видеть талант ближнего, не замечая его недостатков.

Внутрисловные деривационные смыслы становятся также средством актуализации основного мотива в художественном тексте. Так, в жизни Василия Ивановича, главного героя рассказа Т. Толстой «Круг», все предсказуемо. Он ощущает невозможность перемен: «Все предрешено и в сторону не свернуть – вот что мучило Василия Михайловича» [Толстая 2010: 139]. Префикс пред- реализует значение заранее, заблаговременно совершить или совершать действие [Ефремова 2001: 271], а с- – удалиться откуда-либо посредством действия, названного мотивирующим словом [Ефремова 2001: 533]. Однако герой не оставляет попытки внести перемены в свою жизнь, он представляет, что «доживет эту жизнь и начнет новую, в другом обличье» [Толстая 2010: 139]. Префикс до- актуализирует значение достичь цели, довести до какого-либо предела во времени или в пространстве [Ефремова 2001: 392]. На системных значениях базируются новые текстовые смыслы морфем, реализующие идею обречённости и безысходности героя. Ясно, что никогда ничего неожиданного не происходило в его жизни, что актуализирует идею приоритетности для героя материального над духовным.

Также противопоставляются производные «вклиниться» и «расступиться». Встреча с Изольдой меняет жизнь героя: «Он повел ее в ресторан, и толпа расступалась перед ним, и гардеробщик принял ее одежды как волшебное лебединое оперение феи-купальщицы, спустившейся с небес на маленькое лесное озеро» [Толстая 2010: 143]. Герой уже не пытается «вклиниться в толчею» [Там же: 138], как было раньше, а толпа расступается перед ним. Префикс рас-актуализирует значение разъединение с толпой , выделение из толпы . Причиной же выделения становится чувство восхищения, уважения к человеку. Только с Изольдой герой чувствует себя не частью толпы, а личностью, только она приподнимает его над обыденностью. Префикс в- в слове «вклиниться» указывает на принадлежность героя общей массе, так как усиливает значение перемещаться снаружи вовнутрь, проникать, втискиваться в середину чего-либо . Внутрисловный деривационный смысл выполняет эмоциональную функцию, так как актуализирует чувства героя. Меняется мировидение героя под влиянием чувства любви: морфемы концептуализируют представление о внутренней свободе героя (внутрисловный деривационный текстовый смысл).

Попытка Василия Михайловича вырваться из повседневной жизни приводит к тому, что он «завел скучный, безрадостный роман с женщиной Кларой» [Там же: 140]. Значение приставки без- усиливается благодаря лексическому значению слова «скучный», так как этот префикс образует в предложении имя прилагательное со значением признака, который характеризуется противоположностью качества по сравнению с тем, что названо мотивирующим именем прилагательным. Скучный – «наводящий скуку, неинтересный» [Ожегов 1996: 716]. Таким образом, безрадостный роман – это роман без радостей, то есть скучный, обычный. Синонимический ряд «скучный, безрадостный» как среда функционирования префикса без- актуализирует текстовые семы отсутствие всяких положительных эмоций , вызывающий только отрицательные эмоции . Реализуется также пресуппозиция: роман должен приносить радость, чувство восторга, ощущение счастья. Это уже отражение авторской картины мира.

Виды деривационных смыслов по способу образования и функции в художественном тексте

Поскольку базовым элементом лингвокогнитивного исследования в нашей работе является деривационный смысл как единица ментальной информации, содержащей определённые структуры знаний, мы выделяем деривационно-смысловое пространство текста. Данное понятие рассматривается нами как компонент теории, созданной для научного познания смыслов текста, которые реализуются деривационными средствами. Мы исходим из положения о том, что знания, реконструируемые читателем, имеют внутритекстовую природу, так как языковые средства, передающие эти знания, имеют отношение к референту, созданному автором.

Учёными уже давно разрабатывается лексическая структура художественного текста, но при этом словообразовательная структура остаётся в стороне. Мы сделали попытку выделить эту структуру и назвали её деривационно-смысловым пространством.

Языковое пространство художественного текста – это совокупность языковых единиц со всеми возникающими между ними связями, как собственно языковыми, так и текстовыми. Среди этой совокупности языковых единиц функционируют и деривационные, формирующие собственное ДСП, которое представляет собой «совокупность знаний, представлений, понятий, идей, мотивов, актуализирующихся в тексте посредством деривационных средств» [Сидорова 2007: 247]. Если художественное пространство является формой, в которую облекается мировидение автора, то деривационно-смысловое пространство – компонент этой формы. Деривационно-смысловое пространство художественного текста является результатом взаимодействия текстовых деривационных смыслов. Оно становится средством актуализации когнитивного пространства текста. Основные свойства деривационно-смыслового пространства текста следующие: оно имеет лингвоментальный характер и текстовую природу, является особым способом кодирования деривационных смыслов, адекватных для когнитивного пространства текста. Каждое деривационное средство, как показало наше исследование, может интегрировать несколько структур знаний, которые актуализируют тот или иной смысл, эстетически значимый для автора. Все деривационные смыслы – результат концептуализации действительности автором. В процессе восприятия текста эти смыслы подвергаются категоризации, объединяясь вокруг смысловых доминат текста (концептов, концептуальных категорий, мотивов, идей, образов).

Например, в романе В. Набокова «Защита Лужина» используется «образ бесколёсного жёлтого вагона второго класса, вросшего в землю и превращённого в постоянное человеческое жильё» [Набоков 1989: 5]. Образ маркируется и производными «бесколёсный» и «человеческий». В контексте реализуется установка: у человека должно быть человеческое жильё как символ стабильности и привязанности. Известно, что дом для человека – необходимая ценность. Поэтому образ «бесколёсного жёлтого вагона» становится символом бездомности. Производное «бесколёсный» означает не просто отсутствие колёс, а становится маркером мотива абсурдности. Производное «человеческий» маркирует концепт ЧЕЛОВЕК и актуализирует интенции автора. В высказывании каждое слово мотивировано иерархией смыслов, синтагматическими и парадигматическими связями текста. Производные в этой последовательности объективируют собственные смыслы, усиливающие ситуацию абсурдности.

С позиции формального устройства деривационно-смысловое пространство текста – это часть языкового текстового пространства. С позиции содержания – часть когнитивного текстового пространства.

Деривационно-смысловое пространство становится средой, которая влияет на производное слово, его компоненты, морфемы, деривационные парадигмы, ряды и преобразовывает их в художественные средства, выполняющие эстетические функции. Оно подчинено художественному единству, связано со смыслом целого, с замыслом автора. Структура деривационно-смыслового пространства взаимодействует со структурой целого текста. Таким образом, деривационно-смысловое пространство – это устойчивое, целостное структурно смысловое единство, основанное на динамическом взаимодействии деривационных средств как элементов выражения эстетических смыслов. Поскольку деривационно-смысловое пространство текста является конструктом, это мысленно представляемая система, отображающая деривационные смыслы как объект исследования и способная замещать его, так что изучение деривационно-смыслового пространства должно давать новую информацию об объекте (деривационных смыслах). Данная модель (деривационно-смысловое пространство текста) направлена на системное представление деривационно-смысловой области художественного текста, с целью получения той информации о деривационных средствах, которую нельзя получить описательным методом. Практически деривационно-смысловое пространство текста позволяет сформировать другую реальность для деривационных смыслов, что и обусловливает получение новых знаний о них.

Актуальной для нашей работы является проблема выявления структуры ДСП художественного текста. Под структурой деривационно-смыслового пространства мы понимаем двухуровневое образование, состоящее из формального и смыслового уровней.

Методика моделирования деривационно-смыслового пространства художественного текста

Бенедикт мечтает найти Главную книгу, которая раскроет ему смысл жизни. Именно поэтому он и решает «сковырнуть» Федора Кузьмича, но животное начало в нем преобладает: ради книг он предает своего учителя, Никиту Иваныча, соглашаясь на его сожжение: «Бенедикт не стал дожидаться конца, конца не предвиделось; приплюснутые рыльца Пузыря и Конкордии уже свесились из окошек. В ручонках пачки журналов … Он понял. Понял. Это выбор. Ну-с, кого спасем из горящего дома? Он выбрал, сразу» [Толстая 2001 б: 310], «Но Бенедикт прояснился и укрепился и на все стал смотреть спокойнее, так что и этот выбор он сделал сразу, без оглядки: искусство дороже» [Там же: 312]. Огню предан также и памятник Пушкину, который сам же и «вырезал».

Таким образом, Т. Толстая в своем романе показывает не эволюцию, а деградацию героя, наличие в человеке животного начала. Не случайно у Бенедикта было особое последствие, не видимое постороннему глазу, – хвостик. Автор лишает литературу ее воспитательной функции, поэтому жизнь в бездуховном мире дает возможность человеку проявить свое животное начало, звериную сущность, что и показано в жителях Федор Кузьмичска и в образе главного героя Бенедикта.

Личное пространство Бенедикта замкнуто: внешнее ограничено пределами Федор-Кузьмичска, внутреннее – количеством книг в библиотеке. Таким образом, актуальным становится мотив безысходности, герою «некуда развиваться духовно, так как у него нет ключа-кода к сохранившимся текстам» [Воробьева 2012: 56]. Поэтому в романе формируется «бытовое» пространство [Та же: 56], особенностью которого является отсутствие культуры и ограниченность тех, кто его населяет. По мнению М.М. Бахтина, быт – это «преисподняя, могила, где солнце не светит и звездного неба нет. Быт дается как изнанка подлинной жизни. В центре его – непристойности» [Бахтин 1975: 279].

Анализ деривационных средств романа Т. Толстой «Кысь» доказывает, что деривационно-смысловое пространство художественного текста имеет свою структуру. Семантический уровень этого пространства текста представлен словообразовательными единицами и их значениями. Как было указано при анализе романа, выбор морфем для образования производных подчиняется идее произведения и является одним из способов отражения авторской картины мира. Поэтому не случайно основным средством формирования деривационно-смыслового пространства в романе Т. Толстой является окказиональное словообразование, обнажающее интенции автора, особенности мировоззрения. Корневой повтор усиливает тот или иной мотив произведения, концептуализирует представления о персонажах, их мировидении.

При помощи культурных деривационных смыслов в романе нашли свое отражение значимые в русской языковой картине мира оппозиции свой – чужой, власть – безвластие, верх – низ, кривой – прямой и др. Именно деривационные смыслы репрезентируют доминантные концепты романа ЗНАНИЕ и ВЛАСТЬ.

Эстетический компонент деривационно-смыслового пространства в романе «Кысь» является результатом взаимодействия других компонентов: семантического, прагматического, культурного, символического, образного. Формирование модально-оценочных, эмотивных, мотивных, культурных, хронотопных деривационных смыслов является следствием осмысленного авторского выбора соответствующих деривационных средств, которые становятся объектом авторской, а, следовательно, и читательской рефлексии. В иерархии деривационных смыслов, на наш взгляд, доминируют те, которые формируют смысловые доминанты текста, как общие (Человек – Пространство – Время), так и специфические (РАЗРУШЕНИЕ – ВЛАСТЬ – ЗНАНИЕ). Полагаем, что актуализация общих смысловых доминант деривационными средствами в каждом конкретном тексте имеет свою специфику, что обусловлено как индивидуально-авторской картиной мира, так и особенностями индивидуального стиля автора.

В целом в романе «Кысь» доминируют внутрисловные деривационные смыслы, которые связаны с семантическим (фактуальным) слоем деривационно-смыслового пространства текста. Синтагматические и парадигматические деривационные смыслы связаны с символическим слоем деривационно-смыслового пространства текста. Модальные, оценочные и окказиональные смыслы актуализируют культурный, прагматический и эстетический слои деривационно-смыслового пространства текста.

Деривационно-смысловое пространство романа Т. Толстой «Кысь» становится средством характеристики индивидуально-авторской картины мира, отражая опасения автора относительно происходящего в современном мире. Т. Толстая показывает, какие последствия может иметь утрата духовного начала, нравственности, культурной памяти. Через изображение мира голубчиков Т. Толстая обращает наше внимание на проблемы современного общества, говоря о возможной деградации, о преобладании звериного в человеке, о подмене нравственных понятий.

Таким образом, деривационно-смысловое пространство текста Т. Толстой действительно является самостоятельной лингвоментальной структурой, позволяющей актуализировать дополнительные текстовые смыслы. Полагаем, что деривационные смыслы в большей степени, чем другие, выражают прагматический аспект текста, ибо связаны с языковой (дискурсивной, текстовой) личностью автора (её когнитивной и прагматической составляющими).

На основе проведённого анализа можно заключить, что деривационные единицы тоже являются способом фрагментации картины мира, а ДСП текста является особым форматом знаний. Такой вывод можно сделать на основе демонстрации в работе специфики как формального, так и содержательного уровней данного формата знаний.