Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Способы глагольного действия как объект лингвокультурологического описания 14
1.1. Понятия «языковая картина мира», «менталитет /
ментальность», «национальный характер», «лингвокультура» 14
1.2. Национальная специфика грамматики. Понятие «способ глагольного действия»: две основные трактовки 21
1.3. Способы глагольного действия в аспекте проявления национального характера в рамках культуры русского застолья 29
1.4. Выводы по первой главе 36
ГЛАВА 2. Отражение национальной культуры пития в способах глагольного действия 38
2.1. Глаголы прерывисто-смягчительного способа действия как средство выражения «русской размеренности» 38
2.1.1. Характеристика глагола попивать 38
2.1.2. Характеристика глагола потягивать 46
2.1.3. Характеристика глагола посасывать 51
2.2. Сативный (сатуративный) способ глагольного действия: «русская удаль» и чрезмерность, привычка доходить до крайностей 55
2.2.1. Характеристика глагола напиться 58
2.2.2. Характеристика глагола нализаться 66
2.2.3. Характеристика глагола набраться 72
2.2.4. Характеристика глаголов нагрузиться, накачаться, налакаться 75
2.2.5. Характеристика глагола нажраться 78
2.3. Манера выпивания, выражаемая однократными глаголами и глаголами общерезультативного способа действия 86
2.3.1. Характеристика глаголов выпить – выпивать 87
2.3.2. Характеристика глаголов приложиться – прикладываться 88
2.3.3. Характеристика глаголов накатить, вздрогнуть, вмазать 92
2.3.4. Характеристика глагола тяпнуть, дерябнуть, долбануть 96
2.3.5. Характеристика глагола пригубить 97
2.3.6. Характеристика глагола опрокинуть 101
2.3.7. Характеристика глагола пропустить 108
2.3.8. Метафоры глаголов пития 114
2.4. Манера наливания и кумулятивные глаголы набулькать, накапать, нацедить 120
2.5. Глагол догоняться как глагол длительно-усилительного способа действия 122
2.6. Выводы по второй главе 124
ГЛАВА 3. Отношение к еде в русской языковой картине мира (на примере глаголов характеризованных способов действия) 130
3.1. Глаголы сативного (сатуративного) способа глагольного действия, обозначающие результат приема пищи 130
3.1.1. Характеристика глагола наесться 130
3.1.2. Характеристика глагола нажраться 139
3.1.3. Характеристика глаголов налопаться, натрескаться 145
3.1.4. Характеристика глагола объесться... 148
3.1.5. Характеристика глагола обожраться 153
3.1.6. Характеристика глаголов облопаться, обтрескаться 158
3.2. Глаголы общерезультативного способа действия, обозначающие процесс поглощения пищи 161
3.2.1. Характеристика глагола умять 161
3.2.2. Характеристика глагола подкрепиться 167
3.3. Глаголы чрезмерно-длительного способа действия: заесться и зажраться 172
3.4. Выводы по третьей главе 185
Заключение 188
Приложение 192
Список использованной литературы
- Национальная специфика грамматики. Понятие «способ глагольного действия»: две основные трактовки
- Сативный (сатуративный) способ глагольного действия: «русская удаль» и чрезмерность, привычка доходить до крайностей
- Манера наливания и кумулятивные глаголы набулькать, накапать, нацедить
- Глаголы чрезмерно-длительного способа действия: заесться и зажраться
Введение к работе
Актуальность данной работы обусловлена вхождением ее в круг
современных востребованных лингвокультурологических исследований, в
которых часто используется интегративный (комплексный) подход,
суммирующий достижения когнитивной, функциональной и этнолингвистики.
Способ глагольного действия является, во-первых, отражением мышления того
или иного народа («квантом» мышления), способом представления
(концептуализацией) действия, семантической моделью, в которой
актуализируется определенный аспект семантики, проявляется оценочность, аксиологические характеристики (когнитивный аспект); во-вторых, являясь элементом системно-языковой «среды» для категории вида, он погружается в речевую «среду» и входит в поле квалитативности, нормы (функциональный аспект); в-третьих, в способе глагольного действия отражена внутренняя форма слова, семантико-мотивационные связи, которые являются формой представления знаний о мире (этнолингвистический аспект).
Объектом настоящего исследования является глагольная лексика русского языка с семантикой «есть» и «пить», характеризующая сферу бытовой культуры народа.
Выбор объекта исследования обусловлен несколькими факторами: во-первых, лексика, обозначающая пищу (в т. ч. и напитки), имплицитно содержит национально-культурные коннотации1, часто несет символьный, эталонный характер; во-вторых, наряду с традиционно изучаемыми наименованиями
1 В. И. Заботкина соотносит «культурно-универсальное» с ядром значения (интенсионалом), «культурно-специфическое» с созначением (импликационалом, эмоционалом) (Заботкина, В. И. О взаимосвязи картины мира и культуроносных смыслов в слове // Язык, сознание, коммуникация : Сб. статей / Отв. ред. В. В. Красных, А. И. Изотов. – Вып. 50. – М. : МАКС Пресс, 2014. – С. 105).
пищи, блюд, напитков, атрибутики, способов приготовления (микроситуаций), видов совместной трапезы, таких как «застолье», «пир», «корпоратив» и т. п., глагольная лексика, обозначающая ситуации «есть» и «пить», актуализирует поведенческие установки, особенности манеры и привычек; в-третьих, способ и характер поведения, отраженные в глаголах, часто несут социальные коннотации, вовлекая семантические сферы других полей, являются характеристикой традиционной культуры того или иного народа и общества в целом.
Предметом исследования являются глаголы характеризованных способов
действия с семантикой «есть» и «пить», репрезентирующих фрагмент русской
языковой картины мира «трапеза». Рассматриваемые глаголы, как правило,
относятся к разговорному регистру и просторечию1. В отличие от литературной
нормы, рассматриваемые глаголы обладают большей степенью
детализированности и образности, передают разнообразные оттенки значения2. Они входят в гастрономический (кулинарный / пищевой) культурный код, в концептосферу «Еда». Рассматриваемые глаголы отображают поведение, последовательность действий во время застольного ритуала. В рамках данного исследования анализируются два множества – «Есть» и «Пить», второе ограничено глаголами с семантикой «употреблять спиртные напитки».
Цель – провести комплексное (интегративное) исследование глаголов морфемно-характеризованных способов действия с семантикой «есть» и «пить», репрезентирующих фрагмент культуры русской трапезы, выявить особенности их семантики и функционирования в языковой картине мира.
Из поставленной цели вытекают следующие задачи:
-
отобрать глагольные единицы, входящие в рассматриваемый фрагмент русской языковой картины мира («есть» и «пить»). Здесь необходимо оговорить следующее: в исследование входит рассмотрение сатуративного (сативного) способа глагольного действия с семантикой «результат поглощения пищи / алкогольных напитков», прерывисто-смягчительного способа глагольного действия «процесс поглощения напитков», ряда глаголов общерезультативного способа действия и некоторых других, которые являются «знаковыми» в русской языковой картине мира;
-
разработать модель анализа глаголов рассматриваемого фрагмента на основе систематизации различных подходов, определить составляющие интегративного подхода;
1 На эту особенность указывает и Е. Ю. Долгова, которая отмечает повышенную стилистическую и
эмоциональную окрашенность алкогольной лексики (Долгова, Е. Ю. Лексика и фразеология, связанная со
сферой употребления спиртных напитков, в русском языке : автореф. дис. … канд. филол. наук. – Самара, 2009.
– С. 8).
2 Т. И. Вендина отмечает, что «в языке словообразовательно маркируется то, что является культурно, социально
или биологически значимо в сознании индивидуума» (Вендина, Т. И. Средневековый человек в зеркале
старославянского языка. – М. : Индрик, 2002. – С. 28). Микрополе пить с семантикой процесса употребления
алкоголя, по исследованию Е. Ю. Долговой, содержит 12 лексико-семантических групп: начало и конец
действия (запить, допить); ограничение действия во времени (попить, пропить) и др. (Долгова, Е. Ю. Там же.
– С. 10–11). Глаголы с семантикой «есть» и «пить» значимы во всех трех отмеченных Т. И. Вендиной аспектах:
культурно, социально и биологически.
3) провести их анализ во фрагментах текстов публицистической и
художественной литературы преимущественно XX – XXI вв.;
4) определить грамматические, стилистические, аксиологические,
поведенческие особенности рассматриваемых глаголов;
5) выявить национально-культурные черты ситуации «поглощение еды /
алкогольных напитков и его результат» в русской языковой картине мира.
Материалом для исследования послужил иллюстративный материал, извлеченный из Национального корпуса русского языка1 (далее – НКРЯ), а также использовался материал интернет-форумов, сайтов. Кроме того, использовались данные словарей: Словарь русского языка: в 4-ч т. / под ред. А. П. Евгеньевой, Толковый словарь русского языка С. И. Ожегова, Н. Ю. Шведовой, Современный толковый словарь русского языка / под ред. Т. Ф. Ефремовой и др.
Теоретико-методологическую базу диссертационного исследования
составили, с одной стороны, работы, посвященные изучению категории оценки,
системы ценностей, аксиосферы (Е. М. Вольф, Н. Д. Арутюновой,
Т. И. Вендиной, Т. В. Маркеловой, Л. Г. Ефановой), лингвокультурологическим изысканиям: концептосфере (в т. ч. определенным концептам), языковой картине мира, национальному характеру и ментальности (С. А. Аскольдова, Д. С. Лихачева, В. В. Колесова, Ю. С. Степанова, Г. А. Брутяна, О. А. Корнилова, В. А. Масловой, А. Вежбицкой, Н. Ф. Алефиренко, Ю. Д. Апресяна,
B. Н. Телия, Д. Б. Гудкова, Е. С. Яковлевой, Т. Б. Радбиля, З. Д. Поповой,
И. А. Стернина, В. К. Постоваловой, Г. Г. Слышкина, В. И. Карасика,
C. Г. Воркачева, В. А. Виноградова, В. В. Воробьева, Е. Л. Березович,
Е. И. Зиновьевой, Е. Е. Юркова, В. А. Ефремова, Л. Р. Ахмеровой,
Г. Х. Гилазетдиновой, Р. Р. Замалетдинова), конкретных методик анализа
гастрономической сферы в языке (О. Г. Савельевой, И. К. Мироновой,
Т. Н. Куренковой, В. В. Химика, М. В. Китайгородской, Н. Н. Розановой,
И. Б. Левонтиной, А. Д. Шмелева, М. В. Ковшовой, Г. В. Токарева,
А. В. Олянича, Г. М. Боваевой, Н. А. Козько, И. В. Чирич, Т. С. Глушковой,
Е. Ю. Долговой, Н. П. Головницкой, Г. Г. Слышкина, Ма Яньли,
Т. В. Леонтьевой, К. Эно-Сахно, др.); с другой стороны, работы, посвященные
изучению грамматической семантики, категоризации, концептуализации
действия, когнитивным особенностям грамматики (А. В. Бондарко,
М. А. Шелякина, И. Н. Смирнова, М. Д. Воейковой, Л. Н. Оркиной,
С. Л. Михеевой, Н. Н. Болдырева, Н. С. Авиловой, Анны А. Зализняк,
Т. В. Булыгиной, М. А. Кронгауза, Е. С. Кубряковой, Е. В. Петрухиной,
Г. И. Кустовой, Е. В. Падучевой, В. А. Плунгяна, Е. В. Рахилиной,
Е. Н. Ремчуковой и др.).
Методы исследования: метод направленной выборки материала из современной периодической и художественной литературы НКРЯ; метод компонентного анализа; метод семантического и контекстуального анализа;
Национальный корпус русского языка – режим доступа:
метод лингвокультурологического анализа; метод статистического описания материала.
Научная новизна работы определяется тем, что в ней 1) в качестве
объекта лингвокультурологического анализа рассматриваются способы
глагольного действия с семантикой «есть» и «пить»; 2) представлен
комплексный анализ глаголов сативного (сатуративного), прерывисто-
смягчительного, общерезультативного и др. способов действия,
репрезентирующих пищевой код культуры; 3) на основе анализа
взаимодействия системы (глагольная форма) и среды (контекстуальное
окружение глагольной формы) определены грамматические, стилистические,
аксиологические, поведенческие компоненты общего смысла глагольного
слова, определяющие культурно значимые элементы его семантики;
4) разработана и апробирована модель интегративного анализа глаголов
определенного способа действия, систематизированная на основе комплекса
различных подходов, бытующих в современной лингвистике (когнитивный,
функционально-грамматический, этнолингвистический); 5) на основе анализа
объемного массива иллюстративного материала выявлены национально-
культурные черты ситуации «поглощение еды / алкогольных напитков и его
результат» в русской языковой картине мира.
Теоретическая значимость диссертационного исследования
определяется ее вкладом в лингвокультурологию; предложена модель комплексного анализа глаголов, на основании которой воспроизведена часть фрагмента русской языковой картины мира; выявлены своеобразие и асимметрия двух множеств «есть» и «пить», описывающих процесс и результат поглощения еды и алкогольных напитков; количественные данные и разнообразие глагольной лексики, словообразовательная «проработанность» показывают степень значимости рассматриваемого явления в русской культуре.
Практическая значимость работы заключается в том, что ее результаты могут быть использованы в учебных курсах по лингвокультурологии, когнитивной лингвистике, семантике, семасиологии, а также в практике преподавания русского языка как его носителям, так и иностранным студентам. Результаты имеют также прикладное значение для лексикографии: в составлении лингвокультурологического словаря, а также для уточнения словарных статей современных толковых словарей.
На защиту выносятся следующие положения:
1) способ глагольного действия, оказываясь объектом
лингвокультурологического изучения, является средством представления
культурно значимых элементов семантики глагольного слова;
2) глаголы определенных способов действия часто оказываются
средством характеризации человека. Так, сативный (сатуративный) способ
глагольного действия отражает отмечаемую многими исследователями
привычку русского человека во всем доходить до крайностей, прерывисто-
смягчительный способ – размеренность уклада, одноактные и
общерезультативные глаголы эксплицируют эмоциональную «напряженность»
действия и указывают на манеру, особенности поглощения и т. д.;
3) особенностью употребления глагола того или иного способа действия в
той или иной аспектуальной ситуации является включение его в
функционально-семантическое поле квалитативности, расположение на
аксиологической шкале (идеальное, или нормативное, деонтическое
представление, и альтернативное, реальное, часто не совпадающее с нормой), а
также приобретение социальных коннотаций;
4) лингвокультурологический анализ глагольных множеств «есть» и
«пить» позволяет определить их асимметрию: имея фреймовый характер и
выполняя определенный сценарий, глагол из множества «есть», благодаря
своей «многоступенчатости», «многоэтапности», часто является источником
образной номинации, глагол из множества «пить» является мишенью образной
номинации;
5) при выражении рассматриваемого аспекта семантики (употребление
алкоголя и прием пищи, результат) наиболее частотно используются те или
иные формы глагола (форма прошедшего времени, инфинитив, причастие и
т. д.);
6) модель интегративного анализа является одним из возможных
способов построения словарной статьи лингвокультурологического типа.
Апробация результатов исследования: основные теоретические
положения и результаты диссертационного исследования обсуждались на
заседаниях кафедры русского языка Чувашского государственного
педагогического университета им. И. Я. Яковлева, на заседаниях проблемной
группы «Функциональный и когнитивный аспекты анализа языковых единиц»,
на научной сессии докторантов, аспирантов и соискателей по итогам научно-
исследовательской работы (г. Чебоксары, 2013–2016 гг.), на Международном
научном семинаре «Вопросы русской исторической грамматики и
славяноведения: к 175-летию со дня рождения и 90-летию со дня смерти
И. В. Ягича» (Петрозаводск, ПетрГУ, 2013); на I Международной научной
конференции «Многомерные миры языка» (Москва, РУДН, 2015);
Международной научной конференции «Язык в слове, фразеологизме, тексте»
(Орел, ОГУ, 2015); VI Всероссийской научно-практической конференции
«Филологическая наука в условиях диверсификации образования»
(Комсомольск-на-Амуре, АмПГУ, 2015); Международной научно-практической
конференции «Фразеологизм и слово в художественном, публицистическом и
народно-разговорном дискурсах» (Кострома, КГУ, 2016); ХVIII Всероссийской
научной конференции «Печать и слово Санкт-Петербурга: Петербургские
чтения – 2016» (Санкт-Петербург, ВШПМ СПбГУПТД, 2016); научно-
практической конференции профессорско-преподавательского состава
«Инновации в образовательном процессе» (Чебоксары, МАМИ, 2016);
Международной научной конференции «Новая Россия: традиции и инновации в
языке и науке о языке» (Екатеринбург, УрФУ, 2016); II Международной
научной конференции «Язык в различных сферах коммуникации» (Чита,
ЗабГУ, 2016); Международной научно-практической конференции «Русский
язык и литература в тюркоязычном мире: современные концепции и
технологии» (Казань, КФУ, 2016); X Международной научно-практической
конференции «Ашмаринские чтения» (Чебоксары, ЧГУ, 2016); Международной научной конференции «Научное наследие В. А. Богородицкого и современный вектор исследований Казанской лингвистической школы» (Казань, КФУ, 2016); Всероссийской научной конференции «Слово. Словарь. Словесность: традиции и новации в русском языке (к 250-летию со дня рождения Н. М. Карамзина)» (Санкт-Петербург, РГПУ им. А. И. Герцена, 2016).
Степень достоверности результатов определяется достаточным объемом рассматриваемых примеров (свыше 5000 единиц текстовых фрагментов).
По теме диссертации опубликовано 17 работ, из них в журналах, рекомендованных ВАК РФ, – 6.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, приложения, списка использованной литературы.
Национальная специфика грамматики. Понятие «способ глагольного действия»: две основные трактовки
Е. Л. Мосунов отмечает, что исследования ЯКМ ведутся в двух направлениях: с одной стороны, создается реконструкция цельной системы представлений на базе семантического анализа лексики безотносительно к аспектам универсальности и специфичности, с другой стороны, особое внимание уделяется лингвоспецифическим концептам, которые уникальны для определенного языка [Мосунов 2007: 5]. Так, создаются описания, в которых во главу угла ставится попытка воссоздать национальный характер, черты и, в целом, описать ментальность русского народа. Это исследования Д. С. Лихачева [Лихачев 2006], В. В. Колесова [Колесов 2006], С. Лурье [Лурье 2002], К. Касьяновой [Касьянова 1994], Н. В. Уфимцевой [Уфимцева 1995; 1998; 2009], В. Ждановой, Ю. Щеголевой, Ю. А. Сорокина [Русские 2006]. Также при изучении ЯКМ выявляются основные ментальные единицы, единицы ментальности, репрезентирующие триаду «язык – сознание – культура»: культурные скрипты [Вежбицкая 2002], ключевые идеи [Шмелев 2002; Зализняк Анна, Левонтина, Шмелев 2005], культурные константы [Степанов 1997], культурная идиома [Сандомирская 1996], (лингвокультурные) концепты [Аскольдов 1997, Воркачев 2001; 2012; 2015, Карасик 2002б; Карасик, Слышкин 2001, Слышкин 2004; Кубрякова, Демьянков, др. 2001; Болдырев 2001, Бабушкин 2001, Стернин 2001, Лингвокультурный 2007, Крюкова 2008, Голованивская 2009, Красавский 2009; 2015, Ямшанова 2012, Сайгин 2016], логоэпистемемы [Верещагин, Костомаров 2005], лингвокультуремы [Воробьев 1994]. В качестве вспомогательных, составляющих базовых понятий выделяются квазиэталоны [Телия 1996; Ковшова 2009; Токарев 2012], как вариант представления стереотипов – лингвокультурологические типажи [Карасик 2007; Дмитриева 2007; 2009; Березовский 2014; Осьмак 2014].
Многоплановость исследований обусловлена многомерностью ментальной единицы. В. А. Маслова отмечает, что изучение концепта, с одной стороны, связано с соотнесением его с мыслительными процессами, репрезентирующими картину мира, а с другой стороны, с рассмотрением его «сквозь призму общечеловеческой и национально-этнической культуры» [Маслова 2013: 160]. В структуре концепта многие отмечают наличие ценностного, культурно значимого аспекта. Так, И. Сандомирская вводит понятие культурной идиомы на основе сравнения содержания языковой идиомы и культуры. Культурная идиома имеет макрокомпонентную структуру, состоящую из денотативного, оценочного, мотивационного, эмотивного (эстетического) макрокомпонентов [Сандомирская 1996]. В. И. Карасик, Г. Г. Слышкин включают в состав лингвокультурного концепта фактуальный, образный и ценностный элементы [Карасик, Слышкин 2001: 78]. Так или иначе открывается выход на аксиологический уровень, центральной зоной которого является понятие нормы / нормативности [Ефанова 2013а; 2013б] в той или иной культуре, причем ценностный аспект, культурно макркированный, проявляется при сравнении единиц однопорядкового уровня в пределах КМ одного языка или двух и более.
Понятия «менталитет / ментальность». Для нашего исследования значимыми являются понятия «менталитет / ментальность». Л. И. Жуковская, анализируя особенности реализации концепта ментальность / менталитет в публицистическом и научном дискурсе, приходит к выводу, что из-за вхождения этих понятий в национальную концептосферу путем «импорта», содержание понятий недостаточно определено [Жуковская 2014: 326], а иногда выбор зависит от предпочтений исследователя. Так, З. К. Сабитова, описывая языковое сознание, отмечает, что «культура основывается на национальной ментальности [а ниже – на национальном менталитете – понятия взаимозаменяются] – образе и способе мышления языкового коллектива, мироощущении и мировосприятии народа, отраженных в языке» [Сабитова 2013: 307]. М. К. Голованивская, вынося в название своей работы «ментальность», в основном использует понятие «менталитет» (например, «портрет … национального менталитета», «В фокусе внимания нашего исследования два менталитета: русский и французский» и т. д. [Голованивская 2009: 8, 9]). В. А. Маслова предлагает следующее разграничение понятий: ментальность – «незримый минимум духовного единения людей, без которого невозможна организация любого общества»; менталитет – «категория, которая отражает внутреннюю организацию и дифференциацию ментальности, склад ума, склад души народа; менталитеты представляют собой психо-лингво-интеллекты» [Маслова 2001: 49]. А. Т. Хроленко отмечает тот факт, что понятие КМ осознается говорящим, а ментальность не рефлексируется, но об особенностях менталитета судят по специфике КМ [Хроленко 2005]. Е. И. Зиновьева, Е. Е. Юрков предлагают понимать под ментальностью «способ / способность отражать / постигать / чувствовать мир», а под менталитетом – результат видения, совокупность принципов [Зиновьева, Юрков 2009: 34].
О. Г. Почепцов различает языковую и речевую ментальность. «Языковая ментальность – это способ языкового представления, или деления мира, т. е. соотношение между миром и его языковым представлением, или образом», бывает двух типов: лексическая и грамматическая; речевая ментальность по аналогии – способ речевого представления [Почепцов 1990: 113].
Т. Б. Радбиль в известной работе «Основы изучения языкового менталитета» разграничивает понятия национальный и языковой менталитет («именно язык дан нам в качестве объективно существующей среды бытования менталитета» [Радбиль 2013: 65]) и выделяет четыре страты языкового менталитета с опорой на три уровня языковой личности (по Ю. Н. Караулову [Караулов 2002]): 1) вербально-семантический, 2) уровень знания о мире, или лингвокогнитивный, 3) аксиологический – уровень системы ценностей, 4) поведенческий (мотивационно-прагматический) [Радбиль 2013]. Далее с опорой на уровни дается следующее определение менталитета: это «национально-специфичный способ знакового представления знания о мире, системы ценностей и моделей поведения, воплощенный в семантической системе национального языка» [Радбиль 2013: 66].
Сативный (сатуративный) способ глагольного действия: «русская удаль» и чрезмерность, привычка доходить до крайностей
Характеристика глагола напиться Остановимся подробнее на глаголе напиться и его контекстуальном окружении. Данный глагол в основном используется в ситуации единичного (неповторяющегося) действия – конкретно-фактический тип употребления совершенного вида. Количество выпитого спиртного влечет за собой изменения в психическом состоянии, что, как правило, указывается с помощью обстоятельства меры и степени, выраженного формой существительного с предлогом до…: (1) умственные изменения – до помешательства, до дуриков, до умопомрачения, до безумия; (2) потеря памяти и понимания ситуации – до беспамятства, до изумления, а также (3) получение видений – до голой мышки, до чертиков и др.:
(1) В высотном здании на площади Восстания жилец одной из квартир одиннадцатого этажа, напившись до безумия, начал терроризировать соседей [Зана Плавинская. Отражение. НКРЯ]. Напился до умопомрачения сутенер, когда появился этот знак, и потянула его неведомая сила к стене [Вадим Бурлак. Хранители древних тайн. НКРЯ]; Вторые сутки Георгий Васильевич не спал, но рубашка его была безукоризненно свежа, он умудрялся соблюдать тактичность и холодную вежливость с персоналом больницы, целовал руки докторшам и сестрам, обеспечивал их всем необходимым, поил и кормил врачей, но держался особняком, в отличие от того же финдиректора, который в ночь покушения напился до невменяемости в ординаторский реанимации и даже спал здесь, в больнице, как верный цепной пес [Влада Валеева. Скорая помощь. НКРЯ]; Было ясно, что он напился до дуриков [Анатолий Приставкин. Вагончик мой дальний. НКРЯ]. Т. В. Леонтьева отмечает результат воздействия алкоголя на умственные способности в диалектной и жаргонной лексике, например, диал. выпиться из ума и др. (подробнее см. [Леонтьева 2008: 65]). Е. И. Зиновьева, анализируя лексику обиходного русского языка Московской Руси XVI – XVII вв., отмечает, что пьянство и безумие тесно взаимосвязаны: «… в пите своем и ума порушился…» [Зиновьева 2015: 39]. (2) Этот законодатель местного разлива взял да и напился до состояния стойкого изумления [Преступная власть Коврова // «Криминальная хроника», 2003.07.24. НКРЯ]; Напились перед этим с ними до изумления (М. Тарковский. Жизнь и книга); …а потом, стыдно сказать – напились как-то на празднике до беспамятства и с того дня стало лучше…[Женщина + мужчина: Психология любви (форум). НКРЯ]; Ваня Федосов напился до беспамятства. Его без того красная рожа приобрела революционный пунцовый оттенок [Владимир Спектр. Face Control. НКРЯ];
(3) В магазине ей вдруг пришла мысль, что она недостаточно пьяна, ей, дескать, в этот вечер хотелось напиться до чертиков и надо бы купить чего-нибудь [Гала Рудых. Такой устойчивый мир. НКРЯ]; Наверное, в эту секунду кожемяка был уверен, что напился уже до голой мышки; бессмысленный взгляд его скользил по моей одежде, по лицу, мгновение назад бывшим лицом толстухи [Марина Дяченко, Сергей Дяченко. Магам можно все. НКРЯ].
Помимо психических изменений, отмечаются перемены в поведении человека: (1) до положения риз, до полного свинства и т.п., а также это значение передают сравнительные обороты с компаративным компонентом как (2): как свинья, как поросенок, как бобики, как цуцики, как сапожник:
(1) И тут произошло самое неожиданное – как-то незаметно «нарколог» напился до «положения риз», начал кричать на весь ресторан и приставать к женщинам [Лев Дурнов. Жизнь врача. НКРЯ];
(2) В каждом углу по курсанту лежало. Напились, как цуцики. Летуны – что с них возьмешь [Андрей Геласимов. Чужая бабушка. НКРЯ]; Потому что точно в срок выходят в эфир «Новости», миллионы людей включают телевизоры, и им дела нет до того, что монтажер развелся с женой, оператор напился, как свинья, выпускающий редактор просто не выспался, корреспондент весь день пил пиво с друзьями, а у ведущей голова забита расследованием убийства лондонского банкира и одноклассника по совместительству [Елизавета Козырева. Дамская охота. НКРЯ]; Короче, наелись, напились, как бобики, курить дал, говорит: «Вот те адрес, Прохор Иваныч, -так и сказал: Прохор Иваныч, вот те адрес [Михаил Тарковский. Кондромо. НКРЯ]; В кругу близких соратников, посмеиваясь, вспоминал, как его отец, Бесо, напившись, как сапожник, набрасывался на жену [Григорий Фукс. Двое в барабане. НКРЯ].
Традиционными для данного глагола являются сочетания с квантитативными наречиями типа жутко, мертвецки, здорово, сильно, изрядно и т. п., которые обозначают избыточность и нарушение нормы: И чтобы заглушить его, я в этот вечер здорово напился в одиночку [Судьба-злодейка // Истории из жизни, 2004. НКРЯ].
Степень опьянения выражается придаточными со значением степени и образа действия до такой степени, что…; …так, что: Во время двухдневного (30 – 31 октября) визита эскадры кораблей Североатлантического союза (11 кораблей из Норвегии, Великобритании, Германии, Нидерландов, Бельгии и стран Бельгии) многие напились до такой степени, что остались лежать на земле [Происшествия // Зарубежное военное обозрение, 2004.11.29. НКРЯ]; Хотелось бы обратить внимание на то, что милицейская машина регулярно проезжает по набережной, но забирают только тех, кто уже лежит, напившись так, что не в состоянии передвигаться [Галина Брунерс. Письмо в номер. НКРЯ]; Узнав о выигрыше, Катерина Блин Четверяго, опытная акушерка и мастерица подпольных абортов, вместе со своей соседкой тетей Брысей напились так, что не могли выговорить слово «мама» [Юрий Буйда. Город палачей. НКРЯ]; Недавно кочегары так напились, что не только угля в топку забыли подкинуть, но вообще разбрелись кто куда, оставив неприкрытой дверь [Проказы «нечистой силы» // Марийская правда (Йошкар-Ола), 2003.01.14. НКРЯ].
Манера наливания и кумулятивные глаголы набулькать, накапать, нацедить
Характеристика глагола опрокинут ь В Малом академическом словаре глагол опрокинуть имеет следующее основное значение: «1. Свалить, повалить набок или перевернуть (кверху дном). Татьяна опрокинула пустую чашку на блюдечко. Тургенев, Новь … без доп. Прост. Выпить. Чиновник наливал чай и, указывая Порфирычу на чашку, прибавлял: — Ну-ко… опрокинь! Гл. Успенский, Нравы Растеряевой улицы» [МАС]. Здесь в качестве оттенка значения с пометой «без дополнения» выделяется «выпить». В Большом словаре русских поговорок дается фразеологизированное выражение «опрокидывать / опрокинуть стаканчик. Прост. Выпивать спиртное» [Мокиенко, Никитина 2007]. В высказываниях с глаголом опрокинуть часто эксплицируется объект действия, т. н. «застольный сосудец» (выражение В. И. Даля) в винительном объекта: 1) рюмка (около 55 примеров из 217) и ее дериваты рюмочка, рюмашка, рюмашечка, рюмаха; 2) стакан (24 примера), стаканчик (7 примеров); 3) стопка (18 примеров), стопочка; 4) далее по убыванию кружка, кружечка; чарка, чарочка; бокал, фужер: (1) Я опрокинул ещё одну рюмку. Марфуша внимательно проследила взглядом за моей рукой, вздохнула и медленно проговорила…[Вера Белоусова. Второй выстрел. НКРЯ]; Я цивилизованный человек, жену не запираю, могу сам иногда с ними посидеть, рюмочку опрокинуть [«Нет, я ещё не всё сказал(а), о тишине и не мечтай…» // «Уральский автомобиль» (Миасс), 2004.01.20. НКРЯ]; – Василий, – Сима помнит, как за столом воскресным она шары свои лупила, отцу с приятностью мешая рюмашку водки опрокинуть, – нельзя сдавать рубежей, кто-то должен продолжать линию, идти по стопам [Сергей Солоух. Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева. НКРЯ]; (2) Славик послушно опрокинул в себя стакан, спросил… [Борис Екимов. Высшая мера. НКРЯ]; Пока все орут да по команде вскакивают, я всегда успею стаканчик опрокинуть! [Екатерина Романова, Николай Романов. Дамы-козыри. НКРЯ]; (3) Женщины пили валерьянку. Корытин добрую стопку водки опрокинул [Борис Екимов. Пиночет. НКРЯ]; Вот беда… Может, пропустим, а? – А давайте, – говорю я. И потом, опрокинув стопочку и прокашлявшись, он говорит…[Булат Окуджава. Новенький как с иголочки. НКРЯ]; (4) А уж когда вторую-то кружечку опрокинул – и совсем затуманился [Борис Васильев. Не стреляйте в белых лебедей. НКРЯ].
В некоторых примерах указывается количество – по малой, маленькую, малость; граммов по сто, по столешнику; по четверть литра: – Ох, видно, крепко вы, чертяки-водяные, перебрали вчера, – проворчал урядник. – Что ж, думаете, дел у меня больше нет, как ваши хмельные фантазии проверять?! – Загалдели разом рыбаки. Опрокинули, дескать, по самой малой. А пришелец был наяву! Никаких пьяных видений! [Вадим Бурлак. Хранители древних тайн. НКРЯ].
Что касается наименования употребляемых алкогольных напитков, то в высказываниях с глаголом опрокинуть появляются следующие названия (расположим их по частотности): водка, коньяк (коньячок), вино, виски, спирт и т. д. Кстати говоря, данному глаголу практически не свойственна сочетаемость с диминутивами названий напитков (в отличие от глагола попивать).
Как отмечает В. С. Храковский, в универсальной функционально-семантической категории множественности «различаются неопределенная множественность и определенная множественность (иначе счет)» [Храковский 1989: 12], причем выделяется 1) точный счет; 2) неточный счет; 3) приблизительный. В высказываниях с рассматриваемым глаголом часто указывается на счет количества ситуаций или порядок следования: 1) самое частотное количественное числительное – два, три: Он опрокинул две рюмки подряд и отошел [Сергей Юрский. Любимец публики. НКРЯ]; Евгений заметил, что друг успел опрокинуть уже три рюмки водки [Ксения Яхонтова. Смятение Анастасии. НКРЯ]; 2) глагол сочетается с порядковыми числительными, обозначающими очередность: Хлебни вина – и ложись спать. В семь утра поедешь. Из нас троих я один имел водительские права, и назавтра предполагался дальний перегон машины. Опрокинув по третьей, они научили меня: – Ты пьяный. Поймают – отберут права. Поэтому через город не езжай [Андрей Рубанов. Носки. НКРЯ]; Гость опрокинул вторую кружку, вытер пену с жестких усов, дохнул мне в лицо пивным духом [Марина Дяченко, Сергей Дяченко. Магам можно все. НКРЯ]; 3) неточный счет передается с помощью таких слов, как очередной, который уже, последний, другой: Кирилл согласно кивнул и опрокинул в себя очередную рюмку вишневки [Марианна Баконина. Девять граммов пластита. НКРЯ]; В десять часов вечера г-н Хабибуллин опрокинул последнюю рюмку, побелел лицом и упал с дивана [Происшествия // «Столица», 1997.03.04. НКРЯ]; Сосед замолчал, обвел застолье надменным взглядом и опрокинул который уже стаканчик [Алла Боссарт. Повести Зайцева // «Дружба народов», 1998. НКРЯ]; Изредка ему еще приходилось опрокинуть чарку-другую на именинах Зевса или на юбилее Меркурия [Аркадий Инин. Поправка к мифу. НКРЯ].
В окружении данного глагола среди адвербиальных выражений, как правило, образа действия, можно выделить следующие: 1) указывающие на скорость осуществления действия – быстро, поспешно, торопливо: Карина Назаровна, перехватив инициативу, чокнулась с Галиной Сергеевной и писателем, быстро опрокинула в рот рюмку и потянулась к блюду с маринованными огурчиками [Андрей Белозеров. Чайка. НКРЯ]; 2) подчеркивающие манеру – «в один прием» – залпом, разом, сразу, махом, вмах, целиком, единым глотком, одним движением и др.: – Добрый день, – сказал он официанту на родном языке служителя непристойного места и взял два фужера с красным. Один протянул Люне, с сильным звоном чокнулся и опрокинул залпом [Сергей Юрский. Рождество на чужбине. НКРЯ]; Он схватил стакан и разом опрокинул мятный ликер в громадную пасть, затем, даже не сделав глотательного движения, откусил кусок стакана и, звонко проскрежетав зубами, проглотил [Митьки. Папуас из Гондураса. НКРЯ]; 3) указывающие на частотность, небольшой интервал – подряд, одну за другой, раз за разом, др.: Я налил себе две стопки и, не угощая никого, опрокинул их раз за разом [Ю. О. Домбровский. Хранитель древностей. НКРЯ].
Глаголы чрезмерно-длительного способа действия: заесться и зажраться
В Толковом словаре Д. Н. Ушакова глагол умять (уминать) имеет значение: «съесть в большом количестве» [ТСРЯ], дается со стилистической пометой – просторечное, вульгарное; в словаре С. И. Ожегова, Н. Ю. Шведовой – «съесть много» [Ожегов 1997: 834], со стилистической пометой – просторечное; в Современном толковом словаре русского языка Т. Ф. Ефремовой обозначает «съесть много и с удовольствием» [СТСРЯ], со стилистической пометой – разговорное. Как видно из толкований в словарях XX–XXI вв. глагол умять постепенно «популяризируется» и статус стилистически сниженного заменяется общеупотребительным, разговорным.
В значении слова маркируется квантитативная сема много , или большое количество . Следовательно, можно предположить, что валентность объекта будет заполняться словами и словосочетаниями с количественной семантикой. Употребление объекта при данном глаголе носит облигаторный характер: из 63 рассмотренных примеров в двух случаях объект выводится из предыдущего контекста. Отметим следующие особенности употребления объекта при глаголе умять:
1) сочетаемость с местоимениями всеобщности весь, вся, все и синонимичным прилагательным целый. Как справедливо отмечает Н. Д. Арутюнова, указанные местоимения, с одной стороны, опираются на «пресупппозицию возможной не всеохватности, не полноты, не целостности» [Арутюнова 2002: 368], в нашем случае – не обязательности полного употребления в пищу (в контексте данное положение подчеркивается усилительными частицами типа чуть не), с другой – в атрибутивной позиции выделяется целостность объекта: К десерту у Минчиных, помимо Ирининых пирогов с ревенем и черникой, всегда подавали фирменные пирожные из «Норда»: желтоватый хрустящий конус, заполненный неуправляемым, с обоих концов выползающим, сливочным кремом, «картошку», фруктовые корзинки, и главное, «пти фюр» – крошечные шоколадные кирпичики. Людка называла их «птифюрчиками» и всегда пододвигала блюдо к Андрюше – в память о первом визите, когда, отчаянный сладкоежка, он в одиночку умял чуть не всю коробку, не поднимая глаз на гостей. Те косились, но – люди интеллигентные – молчали. Понимали: мальчик из провинции [Дина Рубина. Белая голубка Кордовы. НКРЯ]; Туда запускали через турникет партиями, и длиннющая очередь волновалась: не расхватают ли проникшие в западный рай счастливцы всё подчистую? Опасались не зря. Поэтому мы с мужем, разумеется, не для себя, ради дочери, являлись к «Данону» затемно, примерно, за час до открытия. На морозе, ветру, с вожделением воображали, как дочка в школьную перемену откроет заветную баночку и всю враз умнет. Сердце родительское таяло, предвкушая такую картину [Надежда Кожевникова. Ну кто ж не хотел открыть собственное дело?! // Интернет-альманах «Лебедь», 2003.11.30. НКРЯ]; Ломакин пошуршал в комнате пакетами – что же получается, они с Гургеном ночью весь хлеб умяли? Твердокаменная горбушка, больше… все [Андрей Измайлов. Трюкач. НКРЯ]. Сравним примеры с местоимением весь (см. выше) и прилагательным целый: – Ну-ка, ты, «представитель народа», отвали в сторону! – скомандовал Байт, вынося из багажника ведро с нарезанным мясом, шампуры и мангал. Через полчаса компания с увлечением поглощала шашлыки. Фил, который в этот день сжевал отвратительные бутерброды с соевой пастой, видя, что все заняты едой, незаметно умял целых три шампура [Максим Милованов. Естественный отбор. НКРЯ]. На первый взгляд, эти слова являются синонимами и взаимозаменяемы, но можно отметить следующее различие: ситуация, обозначаемая прилагательным целый, не предполагает, что больше этого объекта нет в наличии, а ситуация с местоимений весь «говорит» как раз об обратном – о полном отсутствии объекта (ср. целых три шампура и все три шампура);
2) указание на состав трапезы путем перечисления блюд или точное количество порций (дательный дистрибутивный в сочетании с предлогом по; винительный объекта беспредложный): Николай Сергеевич выпил еще пару стопок, умял манты и лагман, не считая более легких закусок, и, вытерев руки о скатерть, сказал: – Макс, поезжай ты с ним на Цветной бульвар. И посмотрите там во дворе, что за чудо я привез [Вальтер Запашный. Риск. Борьба. Любовь. НКРЯ]; И Захару понравилось, что зашли они именно в простую «Пельменную», и отлично умяли там по две порции говяжьих «Сибирских», с маслом и уксусом, и все это время говорили, не переставая, как будто давным-давно прервались на полуслове и расстались, а теперь нашли друг друга, и наконец-то можно поговорить по душам…[Дина Рубина. Белая голубка Кордовы. НКРЯ];
3) выражение удивления по поводу съеденного количества сколько (же), столько, кто больше, аж, уж, же: Перед обедом Лёша с лёгким сердцем отказался от еды, но мама ничуть не забеспокоилась. Она заглянула в холодильник и покачала головой: – Немудрено, что ты не голодный. Это сколько же ты умял?! [Тамара Крюкова. Борец за права человека // Наука и жизнь, 2008. НКРЯ]; – Папочка, а ничего нет. Я съела. – Целый батон? – удивился Шкарубо и даже подумал, до чего некалорийно он кормит ребенка, если дочь способна за один присест умять столько колбасы [Варвара Синицына. Муза и генерал. НКРЯ]; –Блинов хочешь? Гречневые… с пылу-жару. Мы тут с Фенькой наперегонки схватились, кто больше умнет [А. И. Мусатов. Земля молодая. НКРЯ]. В некоторых случаях объем съеденного вызывает не только удивление, но и попытку совместить представление о человеке (субъекте действия) и объеме съеденного, что выражается в вопросе: Как в него столько полезло? Где у него все разместилось и т. п.: Он столкнулся с Василием Кирилловичем на улице и не признал поначалу, до того тот обхудал и оборвался. А признав, повел отощавшего земляка в австерию, где Василий Кириллович умял пять порций рубцов. «И как в него вошло? – недоумевал однокашник. – Худ, как шкелет, живот к позвоночнику присох…» У Феодосии сердце разорвалось на части, когда она представила себе голодного, тощего оборванца, уминающего вонючие трактирные рубцы [Ю. М. Нагибин. Беглец. НКРЯ].
Во многих контекстах объектом при глаголе умять является хлеб или мучное изделие пирог, хлебец, блин и т. п. (примерно в 21% случаях): А вот вороха морковки – на пироги с лучком, и лук, и репа, и свекла, кроваво-сахарная, как арбуз. Кадки соленого арбуза, под капусткой поблескивает зеленой плешкой. – Редька-то, гляди, Панкратыч… чисто боровки! Хлебца с такой умнешь! – И две умнешь, – смеется Горкин, забирая редьки [И. С. Шмелев. Лето Господне. НКРЯ].