Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Праславянское состояние: исходная подсистема форм двойственного числа 16
1.1. Типологические данные. Генетическая мотивация двойственпого числа 16
1.2. Индоевропейские истоки славянского двойственного числа 19
1.3. Общая характеристика концепции А.Белича 20
1.4. Дистрибутивное употребление свободного двойственного числа 24
1.5. Особенности парных обозначений. Разграничение свободного и связанного двойственного числа 32
1.6. Функционально-семантическое разграничение числовых слов йъха ( thve) и иoba (оЬё) 33
1.7. Двойственное число в прономинально-вербальном комплексе 38
1.8. Употребление двойственного числа в конструкциях с двумя именами. Божественные двандва 42
1.9. Классификация дуальных форм в исходной системе 48
Глава 2. Раннедревнерусская подсистема форм двойственного числа 52
2.1. Грамматическая характеристика числовых слов дъва, оба, дъвои, обои 52
2.2. Дуальные формы в разных типах склонения 55
2.3. Свободное двойственное число. Дистрибутивно-дуальные и плюральные формы 64
2.3.1. К стилистике парных обозначений 77
2.4. Связанное двойственное число в составе парадигмы квантитативных конструкций. Связанное двойственное число в сочетаниях с составными числительными 79
2.5. Прономинально-вербальное двойственное число
2.6. Двойственное число в конструкциях с двумя именами. Образование формульного множественного числа 92
2.7. Конгруэнтное двойственное число
2.7.1. Причастия и прилагательные 98
2.7.2. Неличные местоимения 100
2.7.3. Глагольные формы третьего лица 101
Глава 3, Динамика двойственного числа в древнерусском языке 104
3.1. Анализ концепции А.М.Иорданского. Мнимые ошибки в употреблении двойственного числа 104
3.1.1. Свободное двойственное число 106
3.1.2. Местоименно-глагольное двойственное число 112
3.1.3. Двойственное число в конструкциях с двумя именами 118
3.1.4. Божественные двандва
3.1.4.1. „Бориса и Гл Ьба" 122
3.1.4.2. Конструкции двандва и парные формулы 124
3.1.5. Связанное двойственное число 131
3.2. Связанное двойственное число в берестяных грамотах 133
3.2.1. Женский род 134
3.2.2. Средний род 135
3.2.3. Мужской род
3.3. Развитие категории одушевленности в двойственном числе 137
3.4. Расширенное употребление множественного числа в репродуктивных формулах 139
3.5. Изменение грамматического статуса дуальных форм 148
3.6. Показания Новгородской первой летописи
3.6.1. Связанное двойственное число 157
3.6.2. Диалоговые формы двойственного числа 159
3.6.3. Двойственное число в конструкциях с двумя именами 160
3.6.4. Связанное двойственное число. Конгруэнтные формы двойственного числа 162 3.6.5. Соотношение числовых форм в Синодальном и Комиссионном списках 164
3.7. Показания Лаврентьевской летописи 165
3.7.1. Числовые формы парных обозначений 166
3.7.2. Числовые формы местоимений и глаголов во втором и третьем лице 169
3.7.3. Двойственное число в конструкциях с двумя именами 173
3.7.4. Связанное двойственное число. Конгруэнтные формы двойственного числа 176
3.7.5. Развитие категории одушевленности в Лаврентьевском списке летописи 180
3.7.6. Двойственное число в Лаврентьевском, Ипатьевском, Радзивиловском и Московско-Академическом списках летоииси 181
3.8. Двойственное число в „Сказании о Михаиле и Феодоре" 186
3.9. Двойственное число в „Слове о полку Игореве" и „Задонщине" 188
3.10. Двойственное число в позднедревнерусской бытовой и деловой письменности 196
3.11. Распад дуальной подпарадигмы. Развитие нового двойственного квантитатива 199
3.12. Изменения в склонении числовых слов два, три 203
Глава 4. Двойственное число в старорусском книжном языке и новом церковнославянском употреблении 205
4.1. Двойственное число в книжных памятниках, созданных в старорусский период 205
4.2. Двойственное число в старорусских списках древнерусских памятников 230
4.3. Двойственное число в „Грамматике" Смотрицкого и новом церковнославянском употреблении 235
Глава 5. Развитие нового малого квантитатива в старорусском языке и в новое время 251
5.1. Функционирование двойственного и малого квантитативов в старорусский период 251
5.2. Образование нового малого квантитатива 267
5.3. Вопрос о морфологическом статусе квантитативных форм на -а 269
5.4. Употребление нового малого квантитатива в деловой и бытовой письменности ХVH-XVIH вв. 274
5.5. Квантитативные конструкции и номинативно-аккузативные формы множественного числа на -а 295
5.6. История малых числительных в связи с развитием нового малого квантитатива 301
5.6.1. Родительный падеж 303
5.6.2. Местный падеж 304
5.6.3. Винительный падеж малых числительных в квантитативных конструкциях с одушевленными существительными 308
5.6.4. Дательный и творительный падежи 311
S.l. Два идве, оба побе 317
5.8. О формах адъективных и прономинальных распространителей в малом квантитативе 320
5.9. Вопрос о „счётном падеже" 325
Заключение 330
Источники и сокращения 338
Словари 350
Литература
- Дистрибутивное употребление свободного двойственного числа
- Свободное двойственное число. Дистрибутивно-дуальные и плюральные формы
- Двойственное число в конструкциях с двумя именами
- Квантитативные конструкции и номинативно-аккузативные формы множественного числа на -а
Дистрибутивное употребление свободного двойственного числа
С наибольшей отчетливостью мотивационная основа двойственного числа проявилась в истории индоевропейских языков. По существу, парная симметрия антропометрического пространства получила у праиндоевропейцев наиболее сложное и глубокое, сакральное, истолкование, что выразилось в образовании пантеона парных божеств и близнечного культа [см. Дюмезиль 1986, 65-66 и др.; Gonda 1974, 5-6 и др.; Lehmann 1988, 378]. В этом смысле образование и функционирование двойственного числа является наиболее ярким свидетельством того, что слово есть культурно-исторический феномен, слово - категория культуры [см. Категории 1983,45-46]. У балтов и славян длительное функционирование двойственного числа находит прямую параллель в длительном сохранении старой индоевропейской идеологии. Так, например, в полном соответствии с архаичной индоевропейской традицией, как указывает Вяч.Вс.Иванов [1969, 70], клятвы в договорах русских с греками (907 и 971 гг.) скрепляют имена „парных божеств" - Перуна и Велеса. В славянской культурно-языковой истории (как и в балтийской) особенно необычно то, что чрезвычайно архаичные символические формы вступили в соприкосновение с формами, выражавшими новые, христианские, представления, так что освоение последних происходило не на основе чистого заимствования, а на почве трансформации основополагающих элементов традиционной системы (что, безусловно, способствовало сохранению остроты религиозных переживаний и чувствований). Отсюда, в частности, „при позднейшем соотнесении языческой традиции с православием у южных и восточных славян образы двух божественных близнецов на конях были трансформированы в сходные иконографические пары двух святых" [Иванов, Топоров 1977, 115]. Описание исторической динамики двойственного числа у славян, таким образом, есть не только анализ развития индоевропейского двойственного числа в новое время, но и косвенное обращение к судьбам архаичной индоевропейской традиции.
Монография А.Белича оставалась до сих пор наиболее полным - по существу энциклопедическим - описанием славянского двойственного числа. Она наиболее часто цитируется и рассматривается как своего рода итоговый труд по данной проблематике. Однако сам А.Белич считал свою книгу лишь введением в круг вопросов, связанных с историей и функционированием славянского двойственного числа [БелиЬ 1932,1- II].
Книга А.Белича открывается обзором древнего индоевропейского употребления двойственного числа. Хотя индоевропейский материал представлен в ней минимально, он важен для установления преемственности между исходным индоевропейским и славянским употреблением. А.Белич отмечает, что славянское двойственное число является наиболее последовательным продолжением индоевропейского употребления. Он пытается выявить существовавшие в индоевропейском употреблении разновидности двойственного числа и установить семантические расхождения между ними.
Свободное двойственное число, которое употреблялось без числовых слов и обозначало природные парные предметы, Белич признает первичным, настаивая на том, что в исходном значении „единство" преобладало над „двойственностью", поэтому формула свободного двойственного числа - „1 х (1/2 + 1/2)", а не „1 х 2", вопреки А.Дебруннеру [БелиЬ 1932, 5]. Однако в действительности, как уже выше было отмечено, исходные формы совмещали оба названных значения. Именно на это указывают последние исследования по индоевропеистике, в которых выделяется две стадии в развитии двойственного числа: 1) двойственность как единство („duality-unity"), 2) количественность/счетность („numeral/arithmetic") [W.Pauw, цит. по: Szemerenyi 1990, 166]. В.И.Дегтярев [1982, 248], безусловно, был прав в своей критике Беличевой концепции двойственного числа в ее генетической и семантической частях: первоначальное двойственное число А.Белич безосновательно возводил к разно о видности собирательного единственного числа0. Однако вызывает сомнения также теоретический тезис самого В.И.Дегтярева [1982, 251] о том, что „формы дв. ч. самостоятельной номинативной функции не имеют". Исследователь противопоставляет значение собирательности как выражение качественного представления и значение количественности, связывая дуалис исключительно с выражением определенного количественного отношения, не мыслимого вне соотношения с единичностью, тогда как в парных обозначениях, например, количество само
Типологическая параллель показывает, что использование ед. ч. для обозначения пар приводит к развитию лексических форм с половинным значением. Так, русские выражения смотреть вполглаза, слушать вполуха, согласно ИГ.Добродомову [1991, 137-138], являются кальками соответствующих финно-угорских форм (срв. в марийском пелпьшыш „одно ухо" при пеле „половина" и пьтыш „ухо, уши"; пелшинча „один глаз" при пеле „половина" и шинча „глаз, глаза"). отчётливо выступает как род качества, что, несомненно, определяет особую номинационную природу парных обозначений, ставших генетическим источником подкатегории двойственного числа. По-видимому, двойственное и множественное число действительно находились в однородном отношении к единственному числу, так что единственное число в этом отношении выступало немаркированным членом грамматической триады [см. Mares 1964, 166]:
Но это вовсе не означало того, что „в целом категория числа не представляла собой тройственной оппозиции форм, как обычно считается: формы единственного числа противопоставлялись формам двойственного и множественного, но формы двойственного числа не противопоставлялись формам множественного" [Дегтярев 1997, 115]. Такое заключение противоречит природе объективации грамматических значений.
Кратко остановившись на праславянских числовых формах, А.Белич обращает внимание на утрату в праславянском ряда дуальных форм по сравнению с индоевропейским употреблением. Плюральные формы типа usta, pbrsi, vorta автор совершенно справедливо соотносит с формально-семантическими модификациями лексем, а не с ослаблением двойственного числа. Причем подобные формально-семантические модификации в праславянском лишний раз свидетельствуют о „свежести восприятия" двойственного числа, а также о том, что дуальное значение получает в праславянском более „рельефное" воплощение [БелиЬ 1932, 13-16] . Противопоставление плюральной формы usta рот и дуальной формы ustbne обе губы весьма наглядно показывает, что двойственное число в праславянском
Вопреки существующим предположениям, появление плюральных форм типа istesa, usta, vorta связано вовсе не с пресловутой ущербностью дуальных форм при выражении собирательного значения, а с тем, что данные формы выражали значение сложносоставности, растворенности частей в сложном целом [срв. Дегтярев 1982,249]. ассоциируется с обозначениями четко членимых парных предметов. Данный пример также ясно свидетельствует о том, что свободное двойственное число имело функцию количественно-предметной номинации.
Согласно теории А.Белича, двойственное число является неоднородным в формально-семантическом плане: оно представляет собой совокупность определенным образом упорядоченных форм, причем конфигурации соотношения разновидностей двойственного числа имеют разный характер в индоевропейском и праславянском употреблении, с одной стороны, а также в старославянском и еще далее в серболужицком употреблении, с другой стороны. Статус разновидностей двойственного числа в отмеченных подсистемах также различен. Пользуясь терминологией теории поля, одни из разновидностей можно было бы определить как ядерные, а другие - как периферийные.
Историческая концепция Белича впервые определила утрату двойственного числа как сложный процесс, который протекал по-разному и неодновременно в отдельных разновидностях дуалиса. Поэтому об утрате двойственного числа в целом нельзя говорить ни в случае тех или иных формально-смысловых изменений в его разновидностях, ни даже в случае утраты той или иной его разновидности.
Свободное двойственное число. Дистрибутивно-дуальные и плюральные формы
Первая триада оформлена рядом слов, тематически ближайщим образом связанных, а вторая, как и заключающая триада, - рядом синонимов. Значение оба-два выражено двойственным числом существительных, обозначающих парно-симметричные части тела и символизирующих природное антропометрическое пространство. Текстовое единство из трех триад передает христианские представления о троичности человеческого существа, образуемого единением тела, дущи и духа. Первые две триады, прознаменующие тело и душу, совмещены, а третья триада прознаменующая дух является главным структурирующим звеном во всем текстовом блоке. По мысли автора ограниченность и замкнутость парно-симметричного природного пространства в человеке преодолевается приобщенностью к троичности божьего образа. Числовой символизм в итоге принял во фрагменте форму свернутого теологического суждения.
В БГД XIII отмечается неизвестное более ранним текстам и имеющее, по-видимому, стилистическую подоплеку противопоставление форм двойственного и множественного числа типа очи и очеса. В грамматическом плане это приводит к сокращению числа дуально-дистрибутивных форм. Срв.: пре (так!) ітесьі своими видНкти СА неправьдни не ХОТАТЬ ни предъ очима в-Ьчьнаго соудига 126а; предъ члвкы ітесьі... предъ бжиима шчима 132а; vs. прідь инима бо ихъ слНшьць прозри 7а.
Связанное двойственное число в составе парадигмы квантитативных конструкций. Связанное двойственное число в сочетаниях с составными числительными Связанное (счетно-количественное) двойственное число в исходном состоянии входило в парадигму квантитативных конструкций, которые были представлены следующими образцами: (1) одинъ (единъ) возъ; одина (едина) седмица; (2) полъ выпора, полъ треть т, полъ четвьрта, полъ плта воза и иод.; ;олъ выпоры, полъ третье, полъ четвърты, полъ плты седмиці и под.. (3) дъва воза; дьвіседмици и под.; (4)три к, четыре вози; три, четыри седмиціи под.; (5) плтъ, шесть и под. возъ, седмиць; (6) дъвои, трои, десАтеры сани, кънигы. См.: (1)Горъкъ сътвори плачь ирыданше - днь /единъ или дъваИзб 1076, 153 об.; (2)възми оу доушил-Ь (о)[у /оминица полъ цетвърт-kгрені ГрБ № 338 1XII в.)38; (3) по два безміна УСт ХІІ/ХІП, 262; (4) трикб-Ьсомъ пастоусГ ПС Х1-ХІІ, 12; (5) да десять літь испълнъше КЕ XII, 826; (6) а за са(н)[и] по екоуно за довое ГрБ № 601 (90-е гг. XII - 10-е гг. XIII в.). Как составная часть парадигмы квантитативных форм связанное двойственное число имело статус двойственного квантитатива и находилось в связи с двумя В новгородском диалекте в а-feminina здесь, как и в других формах, представлено обобщение мягкого деклинационного образца, отсюда в грамоте РП ед. ч. на место стандартного на -ы: оу доушилі, цетверті, гривні. потенциальными линиями генерализации: a) в двойственном квантитативе было возможно обобщение субстантивной формы по образцу половинного квантитатива (по соображениям морфоно-логической близости существительных в данных конструкциях); b) было возможно генерализующее взаимодействие с малым квантитативом (по соображениям содержательной рядоположенности).
В склонении личных местоимений обращает на себя внимание несовпадение номинативных и аккузативных форм, которые исконно были тождественными в субстантивном склонении.
Пояснений требует дуальная форма ИП 2 л. вы, которая совпадала с формой ИП 2 л. мн. ч. вы. Есть все основания полагать, что эта форма в двойственном числе является исконной и наследует праславянское состояние, в котором, таким образом, сложилась так называемая латентная оппозиция - противопоставление означаемых в ИП 2 л. дв. и мн. ч. при нейтрализации означающих41.
В древнерусском употреблении в ИП дв. ч. известна только форма вы. Старославянские тексты отражают диалектные различия в праславянском, поскольку там, где в глаголических („древнемакедонских", согласно Вайану) текстах употребляются в двойственном числе формы местоимений нъ1, въ1, в кириллических („древнеболгарских", согласно Вайану) текстах в двойственном числе используются формы местоимений нл, вл [Vondrk 1928, 74; Vaillant 1948, В ЕвО 1056-1057 представлены старославянские формы ВП н-ы, въ1, используемые в значении дуальных форм, тогда как в собственно древнерусской письменности (как и в древней восточноболгарской) в этом случае употреблялись аккузативные формы НА, ВА: гсдинъ же отъ ов кшеноую
Двойственное число в конструкциях с двумя именами
К сожалению, в более поздних грамотах в XIII в. не встретилось контекстов, которые могли бы предполагать обращение к формам двойственного числа. Обнаружились две грамоты с адресатом из двух лиц, но эти грамоты относятся к концу древнерусского периода, когда двойственное число уже становилось стилистически отмеченной приметой книжной речи. Это ГрБ № 414 (40-е - 50-е гг. XIV в.) и № 622 (60-е гг. XIV в. - нач. XV в.). В них последовательно употребляются формы множественного числа местоимений и глаголов, и трудно было бы ожидать чего-то иного.
Вместе с тем в западно- и южнорусских (или старобелорусских и староукраинских) грамотах прономинально-вербальное двойственное число при поддержке польского влияния сохраняется еще в конце XIV в.:
Се АЗЪ федоръ данильевичь. исъ братомъ своимъ михаиломъ дала есва правду. ... мы два исъ братомоимъ. цітуева крсть. што жь нома все то исправити коснодареви нащему втклико(м) королю Гр 34 (1386 г.); тогды мы имаева того исного Романа опять поставити 82 (1400 г.) и др.
Материал бытовой и деловой письменности доказывает, что наиболее устойчивой разновидностью двойственного числа была та, которая, принадлежа к ядерным разновидностям двойственного числа, представляла собой счетно-количественную номинацию, - связанное двойственное число. Здесь двойственное число продолжает правильно употребляться еще в первой половине XIV в. См. в грамотах на пергамене: в „Торговом договоре Смоленска с Ригой и Готским берегом" 1229 г. (или 70-80-х гг. XIII в.) аже не боуд Ьт кдвою послоухоу ГрС, 22; дати CU двою капию вь(с)ку . в сцю Там же, 24; в „Духовном завещании новгородца Климента" 1270 г. .е. грене безъ -в- ю ногату Хрест 1, 56; в новгородской грамоте № 9 1307-1308 гг. и в аналогичной тверской грамоте № 10 еъ дву носадоу ГВНП, 19, 21; в тверской грамоте № 11 1316 г. двема стома; дві; cm-k; безъ всту ГВНП, 23"16.
В ГрБ № 718 рядом с дуальными употреблена регулярная форма мн. числа: -г. б-Ьрковъске (с флексией, обобщенной по мягкому деклинационному образцу). Противопоставление форм двойственного и множественного числа последовательно сохраняется: три годъи 61 (60-е - 70-е гг. XIII в.); «г» хомоуты рьмлны 500 (20-е - 30-е гг. XIV в.) и др.
Следует, однако, отметить, что в конце XIII - начале XIV в. связанное двойственное число также стало испытывать генерализующее воздействие плюральных числовых форм, что выразилось в совмещении субстантивной формы дв. ч. и конгруэнтной формы мн. ч. в ГрБ № 582 (кон. 1280-х - 1300-е гг.): цето ecu прислале дова целовека те побегли (где дова целовека по внешним показателям форма МП дв. ч., а побегли - форма перфектного причастия во мн. ч.).
Процесс обобщения числовых значений завершается во второй половине XIV в., и это приводит к распаду дуальной подпарадигмы. Маркированные числовые формы - морфологические формы двойственного числа - в бытовой и деловой письменности замещаются нейтральными формами - морфологическими формами множественного числа: з обіта берегы Гр 5 (1302 г.); ни дву полото ГрБ № 750 (кон. XIII - первое сорокалетие XIV в.); - Г недьланы кожи 500 (20-е - 30-е гг. XIV в.); из дву жеребъееъ ГрДух 1358; передо обима истчи ГВНП № 106, 163 (не ранее 1359 г.); боле дву сотъ челов къ ГВНП № 44 (1373 г.), 79; з обема береги Гр 25 (1376 г.); оу дву неделях) Гр 39 (1387 г.); дв-Ь(м) своимъ сномъ болшимъ ГрДух 1392-1427 гг.
Распад субстантивной парадигмы в двойственном числе отражают также книжные тексты этого периода: въ двою сотъ корабл(ь) Црьградъ шступиша ЛЛ 1377, 21; при оуст к(х) двою св-йд-бтель и трею стане(т) ВСА(К) ГЛЪ АпЧуд XIV в., 149; водимъ дв-кма члвкомъ. боуести его ради СбТр к. XIV, 175; и дв -к трапезы поставлАїпе Там же, 181117; съ дв-fata женами ЗЦ к. XIV, 596.
Процесс распада дуальной подпарадигмы раньше захватывал косвенно-падежные формы. Таким образом, подтверждается наблюдение А.А.Шахматова [1957, 211]: „Можно думать, что формы косвенных падежей двойственного числа раньше уступили место формам множественного числа, чем формы именительного падежа. Это отчасти может объясняться тем, что неразличение родительного от местного, дательного от творительного в двойственном числе (между тем как во множественном эти падежи различались) порождало стремление различать их и побуждало прибегать к формам множественного числа". „Поэтапное уменьшение силы оппозиции" двойственного и множественного числа, „увеличение силы её нейтрализации" сопровождалось „увеличением силы падежных оппозиций" РП и МП, ДП и ТП [Журавлев 1991, 87]. Как показывает анализ, происходило также увеличение силы родовой оппозиции: мужской-средний род vs. женский род (см. ниже).
Этот процесс не повлиял на склонение числовых слов два, оба, хотя, конечно же, следовало бы ожидать, что он неминуемо распространится на формы И-ВП дв. ч. субстантивов. В женском деклинационном образце начало подобного изменения фиксируется в ГрБ № 500 (см. выше). Однако в мужском деклинационном типе эта замена не получила развития, и здесь в сочетании с числовым словом два продолжали употребляться, как и прежде, формы на -а типа два челов-бка. См. в берестяных грамотах: по -в- года 32 (40-е - 60-е гг. XIV в.); да врублл 318 (40-е - 60-е гг. XIV в.); в сорока 445 (XIV в.); два конл 532 (2 пол. XIV в.); рублл 42 (80-е - 90-е гг. XIV в.); два клеща 169 (кон. XIV в. - 1400-е гг.). Вместе с тем сохраняется древний малый квантитатив и в конструкциях с числовыми словами три, четыре продолжают употребляться, как и прежде, формы И-ВП мн. ч.: на г годы 45 (10-е - 30-е гг. XIV в.); послале (есме свои люди г целов-Ь-Ь свои 281 (50-е - 80-е гг. XIV в.); в трирубл-к 521 (2 пол. XIV в. - нач. XV в.). Формы на -а не только не утрачиваются, но и спорадически проникают в малый квантитатив - в сочетания с числовым словом три: по :г: рЬблл 65 (первое 40-летие XIV в.); [w] -г» рЬблл 144 (10-е - 30-е гг. XIV в.); -г. полосца 263 (70-е - 90-е гг. XIV в.)118. Это же явление изредка встречается в книжных текстах: из мь. три златника Пр 1383, 73в; вид ста три столпа гакы дуты зарны Там же, 75б119.
Квантитативные конструкции и номинативно-аккузативные формы множественного числа на -а
Обобщение единой субстантивной формы в сочетаниях с числовыми словами два, три, четыре означало утрату последней позиции, в которой сохранялась отмеченность синтагм с бывшим двойственным числом. В результате генерализации был утрачен двойственный квантитатив, дуальное значение было растворено в более общем значении малого или ограниченного множества, воспринявшего маркированные по роду формы на -а.
Синтагмы типа пять дворовь (У8. пять избъ, пять сель) еще в XIII-ХIV вв. приобрели родовую отмеченнось,, косвенно поддерживая мужские родовые формы на -а в сочетаниях типа два двора, три города.
Взаимодействие двух названных синтагменных образцов также документировано примерами из старорусских грамот (хотя и чрезвычайно редкими): в „Грамоте великого князя Ивана Даниловича Юрьеву монастырю на землю на Волоке" 1337-1339 гг. по утраченному списку дасть сто рублл ГВНП, 143; в „Купчей Мелентия Ефимовича Чеваки у Клима Панкратьева сына на участок в Левкове воде" середины XV в. А даль е[с]ми на томъ четыре сороковъ білки
Утверждение единого квантитативного образца в двойственном и малом квантитативах древнего типа сопровождалось их смешением в ряде старорусских памятников. Взаимное совмещение двух древних квантитативных образцов отмечается с конца XVI в. Впервые наиболее явственно оно выступает в „Судебнике" 1589 г., который сохранился в списке конца XVI в. См.. а) Обобщение образца двойственного квантитатива а дияку по 4 алтына; да ему вязчего 2 алтына Суд 1589, 14; безчестия ему три рубля 52; безчестия два рубля 53; безчестия два рубля 51; безчестия два рубля 65; А в котором городе два намесника 133; за боран два алтына 173; б) Обобщение образца древнего малого квантитатива да за доспех убитаго трирубли Суд 1589, 15; да за доспех убитаго три рубли; да ему ж вязчего 4 алтыны 17; А каликам безчестия ... 4 алтыны 61; ино судити за три годы 149; ино судити на 3 годы; в 3 годы 150; за боран 2 алтыны 157; даст... 2 алтыны 179; и на том пропятения 2рубли. Рассмотренные отличия Суд 1589 от Суд 1497 и Суд 1550 обусловлены не только хронологически, но и, вероятно, тем, что Суд 1589 не был документом центральной власти. Суд 1589 был составлен на основе волостных грамот великорусского Севера и, таким образом, фиксирует состояние севернорусских диалектов в конце XVI в. Ценность свидетельств Суд 1589 несколько снижается из-за лексической ограниченности квантитативных форм и связанности их со старыми терминами делопроизводства. Вместе с тем в „Таможенных книгах Московского государства" первой половины XVII в. также отмечается совмещение двух квантитативных образцов в северных таможенных документах (г. Сольвычегодск и Сольвычегодский уезд). Обобщение плюрального образца отмечается лишь в связи с двумя лексемами - сорокъ и соболь что УКСІЗЬІВСІСТ на очевидное ЗЭ-ИМСТВОВсШИе II ЭННЫХ форм из речи охотников Поморья. См.: а) Новый малый квантитатив 2 котла кашеварных Тмж 1633-1636, 299; 2 кошлока, 2 ярца 302; 4 кыса аленьихъ, 4 безмена сала сигового; 2 песца; 2 миденика 300; 4 косяка мухояров 269 3ОЇ; 2 сорока; 2 испода; 33 соболя 303; 2 бобра 306; 173 соболя; 4 безмена воску; 2 испода пупчатых 317; 5 подскора пупчатые 319; 5 сафьяна; 3 ансыря шелку фарабату 321; 55 песца 374 и др.; б) Малый квантитатив древнего типа 4 сороки соболей; 2 сороки; 22 соболи Тмж 1633-1636, 302; 4 сороки 303; 2 сороки 304; 3 сороки пупков собольих 315; 3 сороки пупков собольих; 3 сороки соболей 316; 2 сороки 19 соболей 311;2 сороки 26 пупков собольи 318; сороки 38 соболей; 52 соболи 318; 5 сороки 1 соболь; 2 сороки соболей 375 и др. К сожалению, ничего нельзя сказать о формах существительных рубль и алтын в „Таможенных книгах", так как издатели документов привели данные лексемы в сокращенной записи. В таможенных документах г. Устюга и Устюжского уезда, г. Тотьмы и Тотемского уезда употребляются лищь формы нового малого квантитатива на -а: 2 конца холстов толстых Тмж 1633-1636, 11; 2 кафтана овчинных; 3 завеса ярославских; да 4 киндяка ярославских; 3 полукафтана крашенинны;; 34 бобра 12; 3 косяка трипу; 2 кушака бумажных; 3 косячка сатын цветных; 54 косяка мыла костромского; 4 колокола 14; 24 прута железа свейского; 3 меха кошечьих 15; и мн. др.; купил два волка; 3 козла черненых; 24 косяка мыла белого 158; 4 постава настрафилей 159; 5 мухояра; 3 свяска котлов медных 160; и мн. др.; 32 меха соли; 3 воза трески 470; 34 меха соли 471; 3 меха соли 472; 2 воза рыбы трески 475; 4 косяка мыла; 3 пуда масла; 2 бурака меду 528 и мн. др.