Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Нижний ярус коммуникативной структуры текста: предложение 17
1.1. Основные вехи изучение речевых функций до начала ХХ века 17
1.2. Пражский лингвистический кружок и актуальное членение Предложения 21
1.3. Развитие и переосмысление теории актуального членения предложения системно-функциональной школой и ориентация на контекст Т. А. ван Дейка .30
1.4. Роль контекста, имплицитной информации, презумпций и пресуппозиций при определении тема-рематической функции 41
1.5. Метод конституентного тестирования для обнаружения границ между тематическими и рематическими элементами высказывания 49
1.6. Соотношение предложения и высказывания 57
1.7. Понятие о коммуникативной структуре 64
1.8. Идеи Ф. Данеша о действии коммуникативных механизмов актуального членения за пределами отдельных простых предложений .69
1.9. Тематическая прогрессия текста и ее вариантные модели как пограничное явление между нижним и средним уровнями тематической иерархии текста 84
1.10. Выводы по главе 1 .91
Глава 2. Средний ярус коммуникативной структуры текста: сверхфразовое единство 93
2.1. Понятие о макротеме (вводные замечания) 93
2.2. Общее понятие о сверхфразовом единстве и смысловом 97
2.3. Соотношение семантической монолитности смыслового блока и его формальной композитности .104
2.4. Роль рамок референций в поиске границ сверхфразового единства 111
2.5. Основные подходы к проблеме пропозиции 116
2.6. Тематическая иерархия и пропозициональная теория Т. А. ван Дейка .122
2.7. Грамматические сигналы смены сверхфразовых единств 127
2.8. Сверхфразовое единство и абзац (вопросы соответствия) .144
2.9. Тема сверхфразового единства как элемент коммуникативной структуры текста .150
2.10. Понятие о реме сверхфразового единства .160
2.11. Выводы по главе 2 164
Глава 3. Верхний ярус коммуникативной структуры текста: смысловой блок, гипертема и макротема, тема-рематическая иерархия текста .167
3.1. Смысловой блок и гипертема 167
3.2. Макротема (вопросы идентификации и заданности в тексте) .169
3.3. Понятие гипертемы .175
3.4. Принципы выделения пропозициональных и предметных гипертем 180
3.5. Перспективные гипертемы и критерии их определения 188
3.6. Обобщающая классификация гипертем 200
3.7. Соотношение макротемы и гипертем в тексте 207
3.8. Выводы по главе 3 209
Заключение 212
Список использованной литературы .216
Приложение 1. Примеры и схемы .238
Приложение 2. Опыты логико-предикативного (пропозиционального) анализа .256
Приложение 3. Логико-предикативный (пропозициональный) анализ текста С. Н. Булгакова «Размышления о национальности» .273
- Развитие и переосмысление теории актуального членения предложения системно-функциональной школой и ориентация на контекст Т. А. ван Дейка
- Тематическая прогрессия текста и ее вариантные модели как пограничное явление между нижним и средним уровнями тематической иерархии текста
- Грамматические сигналы смены сверхфразовых единств
- Перспективные гипертемы и критерии их определения
Введение к работе
Актуальность работы подтверждается необходимостью выявления тех механизмов и законов, которые обеспечивают когерентность текста и связь отдельных и, казалось бы, самостоятельных его фрагментов в единое целое.
Помимо того, ряд предложенных процедур и принципов анализа может быть использован для совершенствования способностей искусственного интеллекта по отношению к анализу и производству реальных и аутентичных дискурсов (к таковым можно отнести рассмотрение текста с ориентировкой на перспективную функцию темы, находящейся в препозиции, а также предлагаемый метод пропозиционального анализа с учетом рамок референций и исходных фоновых знаний).
Объектом исследования является коммуникативная структура текстов русской религиозной философии.
Предметом диссертации выступает иерархия коммуникативной структуры текстов русской религиозной философии, основанная на тема-рематических связях, которые скрепляют языковые элементы разных уровней в единый и цельный текст.
При этом в настоящей работе текст рассматривается в тесной связи с
понятием коммуникативного акта или дискурса, причем не в
противопоставлении с последним, а как его разновидность.
Очевидно, что текст, непосредственно связанный с коммуникацией, обладает коммуникативной структурой.
Гипотеза исследования такова: в основе русского философского текста, в качестве каркаса его коммуникативной структуры, лежит тематическая иерархия, природа которой объясняется тем обстоятельством, что произведение, основанное на таком типе речи, как рассуждение, преследует последовательное раскрытие некоторой идеи.
Такая иерархия заключается в том, что отдельные высказывания на основании общих надмножественных тем группируются в сверхфразовые единства; те в свою очередь являют собой отдельные фрагменты, которые, тем не менее, в силу осмысленности и связности текста, также группируются вокруг общих тем, формируя смысловые блоки текста, подчиняющиеся уже
непосредственно теме произведения. Именно такая иерархия проливает свет на то обстоятельство, каким образом из массы отдельных предложений складывается текст как единое идейное целое.
Цель настоящей работы – анализ компонентов тематической иерархии текстов русской религиозной философии, а также принципов, в соответствии с которыми из этих отдельных компонентов складывается текст как единое целое.
Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:
– выявление ключевых вопросов, с необходимостью решения которых сталкивается учение об актуальном тема-рематическом устройстве речи;
– установление принципов, обеспечивающих когезию отдельных высказываний в русскоязычном тексте;
– демонстрация механики поиска темы и ремы сверхфразового единства;
– обнаружение принципов, обеспечивающих связь отдельных сверхфразовых единств (которые могут и не сопрягаться формально);
– рассмотрение принципов поиска тем компонентов текста, иерархически превышающих сверхфразовое единство – в том числе и темы всего текста (макротемы).
Положения, выносимые на защиту:
1. Несмотря на то, что текст является целостным дискурсом с единой
темой, его составляют дискурсные фрагменты, с одной стороны, являющиеся
частями целого, однако, с другой – внутренне самостоятельные и
обладающие собственными темами.
2. Коммуникативная структура русского религиозно-философского
текста имеет ярусную, иерархизированную систему тема-рематических
связей, берущую начало от уровня тем и рем отдельных предложений и
постепенно восходящую к венчающей все повествование теме целого текста
(макротеме).
3. Грамматические, референтативные и логические (далеко не всегда
эксплицированные) отношения обеспечивают цепочечные и дистантные
связи между отдельными высказываниями текста, образуя контекстовую
природу произведения, которая представляет собой нижний ярус
коммуникативной структуры русского религиозно-философского текста.
4. Некоторое количество стержневых тем при сжатом изложении почти
любого текста будет оставаться нетронутым – изложение не может быть
сокращено за их счет, поскольку они обеспечивают связность произведения.
Вокруг таких основных для произведения тем, получивших в настоящей
работе название гипертем, выстраиваются целые группы сверхфразовых
единств (цепочек предложений, объединенных общей надмножественной
темой), образуя смысловые блоки текста. При этом формированием
макротемы из гипертем с парными для них ремами образуется верхний ярус
коммуникативной структуры религиозно-философского текста.
5. У всех компонентов среднего и верхнего ярусов коммуникативной структуры религиозно-философского текста, а именно у сверхфразового единства, у смыслового блока и у текста в целом, может быть выделено три различных типа тем:
– тема-перспектива, которая задает рамку референций того, что читатель может ожидать встретить в сверхфразовом единстве, смысловом блоке или в тексте;
– тема-предмет повествования – то есть то, о чем идет речь;
– тема-пропозиция, представляющая собой семантическое ядро сверхфразового единства, смыслового блока или текста.
Теоретической базой исследования являются труды отечественных и зарубежных ученых, занимавшихся вопросами лингвистики текста, теорией речевого акта, анализом дискурса: Н. Д. Арутюнова, Ф. Данеш, В. П. Даниленко, Т. А. ван Дейк, Т. М. Дридзе, В. Б. Касевич, В. Матезиус, Т. М. Николаева, Е. В. Падучева, Р. Пипалова, Е. А. Реферовская, И. П. Сусов, Я. Фирбас, Н. Хомский, М. А. К. Хэллидей, Е. В. Ягунова и др.
Новизна настоящей работы Новизна настоящей работы
заключается в анализе крупных текстовых конгломератов и целых текстов,
построенных по такому типу речи, как рассуждение, с помощью методов,
уже довольно давно известных лингвистической науке, однако
применявшихся прежде в других целях.
Речь идет о методе тема-рематического анализа, открытом чешскими учеными в начале XX века, и о методе логико-предикативного анализа данных естественного языка средствами модальной логики.
Применение этих принципов к выбранным в качестве материала русским религиозно-философским текстам позволило обнаружить такую управляющую структурой текстов данного типа систему, как иерархия тем строго определенных ярусов, связывающая элементы низших уровней в более высокие – от высказывания до текста как целого.
Материалом диссертации выступают избранные тексты русской религиозной философии: «Чтения о Богочеловечестве» В. С. Соловьева, «Карл Маркс как религиозный тип», «Героизм и подвижничество», «Из философии культуры. Размышления о национальности», «Христианство и социализм», «Основные проблемы теории прогресса», «Об экономическом идеале» С. Н. Булгакова, «О русской философии» Н. А. Бердяева, «Взгляд в даль. Книга размышлений и упований» И. А. Ильина, «Афины и Иерусалим» Л. И. Шестова, «Два мира в древнерусской живописи» Е. Н. Трубецкого и «Обратная перспектива» П. А. Флоренского.
Выбор именно этих произведений обусловлен двумя основными причинами.
Во-первых, их авторы являются общепризнанными представителями отечественной философии рубежа XIX-XX вв., высоко оцененными на мировом уровне в качестве эталонов русской мысли указанного периода.
Во-вторых, избранные тексты демонстрируют единообразие
принципов, руководящих построением их коммуникативной структуры, и в этом отношении могут предоставить достаточные основания для выводов, полученных в ходе настоящего исследования.
И здесь нужно отметить: в рамках настоящей диссертации едва ли продуктивно и возможно рассмотрение текстов всех существующих типов: какая бы ни была избрана классификация, очевидно наличие множества существенных отличий, которые делают рассмотрение универсальных правил и принципов устройства их коммуникативной структуры нереальным.
В связи с этим необходимо найти основания, с помощью которых можно ограничить круг текстов, которые послужат материалом для изучения принципов коммуникативной структуры и функциональной перспективы, оперирующих на уровне, превышающем уровень сверхфразового единства.
Наименее благоприятным материалом для такого исследования видятся тексты, в которых имеется система персонажей, а также действуют принципы так называемого хронотопа.
Дело в том, что, как известно, в коммуникативном акте задействованы только два типа участников: тот, кто говорит (адресант), и тот, кто слушает говорящего (адресат).
Следовательно, сколько бы ни было рассказчиков и персонажей, в конечном счете любой текст представляет собой обмен информацией (или идеями) между автором и читателем. А такие факторы, как, например, присутствие системы персонажей, каждый из которых может обладать собственным миром – то есть собственными знаниями и незнаниями различных компонентов повествования, собственными целями и мотивами – не меняют самой сути коммуникативной структуры текста, но существенным образом усложняют ее.
Кроме того, рассмотрение затрудняет большая роль эстетической функции и обилие свойственных художественным текстам переходов на прямую речь, статус и свойства которой далеко не всегда однозначны.
Выделение макротемы (не говоря уже о прочих, более частных
операциях) может затрудняться и таким обстоятельством, как
неоднозначность интерпретации образов, событий и явлений
внутритекстового мира.
А значит, первейшим основанием отбора материала исследования становится функционально-стилевая принадлежность текста.
Оставшиеся (за исключением разговорно-бытового) функциональные стили имеют гораздо меньше черт, существенным образом отличающих их один от другого. Все они – официально-деловой, научный и публицистический – могут иметь как устную, так и письменную формы выражения, и всем им (пускай и в разной мере) свойственны монологический характер, отсутствие неоднозначности и хронотопических связей.
В силу этих особенностей тексты всех трех указанных
функциональных стилей в общем удовлетворяют настоящему исследованию.
Однако, помимо системы функциональных стилей, исследователи выделяют еще и такое понятие, как система функционально-смысловых типов речи, понимаемых в качестве коммуникативно-обусловленных типизированных вариаций монологической речи, к числу которых традиционно относят описание, повествование и рассуждение.
Несмотря на то, что функционально-смысловой тип речи – это только
подсистема в системе функциональных стилей, он является тем исходным
пунктом, который, будучи избран автором, задает стержневую линию
коммуникативной структуры текста. Именно в нем обретает материальное
выражение авторский замысел относительно того, каким путем должна
двигаться мысль в произведении. То есть им определяются порядок и
условия следования к цели коммуникативного акта (описанием,
повествованием, рассуждением, констатацией либо предписанием).
Каждый из типов обладает собственной спецификой и собственными особенностями.
Наиболее независимым от временного плана является тип речи рассуждение, отражающий форму абстрактного мышления – умозаключение, и несущий коммуникативную функцию придания речи аргументированного характера. Основной сферой употребления рассуждения является научная, в которой преобладает логический, рациональный тип мышления.
Задача рассуждения, состоящая в аргументации данных, высказанных ранее, и в достижении логического заключения, а также очевидная специфика этого типа речи, связанная с его монологической природой, делает тексты, принадлежащие этому функционально-смысловому типу, наиболее приемлемым и репрезентативным материалом для изучения особенностей тематических составляющих коммуникативной структуры русского текста.
В связи со сказанным материалом настоящей работы сознательно избираются тексты русской религиозной философии – как в полной мере соответствующие функционально-смысловому типу речи рассуждение.
Безусловно, философские тексты не однородны. Тем не менее очевидно, что рассуждение в них должно преобладать над всеми прочими типами речи.
Исходя из цели, задач и специфики исследуемого материала, в работе используется целый ряд методов.
Широко привлекается описательный метод, способствующий анализу выделяемых в текстах компонентов и их устройства.
Ключевым для диссертации является герменевтический метод, направленный на обнаружение основных единиц текста на разных уровнях – его использование связано с необходимостью апеллировать к семантике.
Системный метод позволяет через отдельные наиболее показательные и тенденциозные примеры сделать обобщенные выводы, отследить основные закономерности.
Метод компонентного анализа призван вычленить из целого текста необходимые единицы коммуникативной структуры текста так, чтобы они сохранили свои свойства и особенности.
Сравнительно-сопоставительный метод, используемый в настоящем исследовании для анализа явлений, наблюдаемых на разных уровнях текста, призван продемонстрировать прежде всего изоморфизм устройства этих уровней.
Для рассмотрения отдельных единиц разных ярусов текста в настоящей диссертации применяется контекстологический метод, позволяющий учитывать эти единицы как части целого и связного произведения.
Теоретическая значимость работы состоит в выявлении законов и
принципов, в соответствии с которыми актуальный (функциональный)
синтаксис (представленный тема-рематическими отношениями разной
степени сложности) русского языка обеспечивает возможность превращения
длинной серии отдельных и далеко не всегда связанных как
грамматическими, так и прямыми тема-рематическими связями
высказываний в единый и однозначный с точки зрения коммуникативной цели текст.
Кроме того, в исследовании уточнены некоторые теоретические вопросы, связанные со значимым для изучения актуального синтаксиса русского языка понятийным аппаратом: в том числе вопрос о роли имплицитного содержания речи, проблемы пропозиций, рамок референций, сверхфразовых единств и их тема-рематической структуры, темы текста и научно-обоснованных методов выделения его основных подтем (гипертем).
Помимо этого, работа очевидным образом затрагивает проблематику текстологии, рассматривая, главным образом, вопросы выявления в тексте тем разного уровня и находя на них ответы в областях грамматики русского языка и логики.
Практическая значимость исследования связана с тем, что его
материал, а также обобщения и результаты могут быть использованы в
практике преподавания таких дисциплин, как русский, церковнославянский и
старославянский языки, текстология, герменевтика, литературоведение,
основных и специальных курсов по синхронной и диахронной стилистике,
лексикологии, терминоведению, лингвистическому анализу
специализированных текстов, жанроведению.
Кроме того, исследованный материал и сделанные на его основе выводы могут найти применение в сфере машинного анализа текста и рече-порождающих способностей искусственного интеллекта, а также в клинической и педагогической логопедии.
Структура работы такова: Введение, три главы с внутренним рубрикатором, Заключение, список использованной литературы, а также три приложения.
Апробация работы. Основные теоретические положения и материалы диссертации обсуждались на заседаниях и научно-методических семинарах кафедры теории и истории языка ПСТГУ, включались в научные доклады на XV, XVI Всероссийской научно-практической конференции «Синтез в русской и мировой художественной культуре» (Москва, ноябрь 2015, 2016 гг.), XIII Межвузовской научно-методической конференции «Гуманитарные науки и православная культура» (Москва, май 2015 года), XIV Межвузовской научно-методической конференции «Гуманитарные науки и православная культура» (Москва, май 2016 года), конференции, посвященной 75-летнему юбилею профессора Л. Ф. Копосова «Русский язык и литература: история и современность» (Москва, апрель 2015 года), конференции «Русский язык: история, диалекты, современность» (Москва, апрель 2016 года), на XXV, XXVI, XXVII Ежегодной международной богословской конференции ПСТГУ (Москва, январь 2015, 2016, 2017 гг.), на научно-богословской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Перспективы гуманитарно-богословских исследований» (Москва, сентябрь 2016 года).
Развитие и переосмысление теории актуального членения предложения системно-функциональной школой и ориентация на контекст Т. А. ван Дейка
Существенный интерес для настоящего исследования представляют история и содержание развития представлений об элементах актуального членения или функциональной перспективы предложения – о теме и о реме.
Значительную роль имеют здесь труды представителей научного направления системного функционализма, основателем и наиболее видным деятелем которого является М. А. К. Хэллидей.
Описывая историю становления это школы, Ю. В. Гаврилова указывает: «В начале своего существования системно-функциональная грамматика включала в себя 2 основных компонента. Это, во-первых, парадигматическое или «вертикальное» измерение, то есть приоритет, отдаваемый автору высказывания. Грамматические структуры затем рассматривались как результат этого выбора говорящего. Во-вторых, модель Халлидея ориентировалась прежде всего на значение, а не на форму, то есть ставила целью описать, как слова и выражения используются для передачи значения. Языковая форма менее важна, чем выполняемая ею функция в предложении. Отсюда и появилось название теории – функциональная грамматика. Однако системы в языке не функционируют изолированно, а, напротив, взаимодействуют друг с другом. Относительно простые системы затем объединяются в системные группы, возрастает сложность, что и отражает многообразие значения, которое передается в любом высказывании»50.
Следует подчеркнуть: системный функционализм М. А. К. Хэллидея более связан с вопросами участия грамматических, синтаксических и фонетических (и не только этих) систем предложения в реализации коммуникативных функций высказывания.
Тема и рема рассматриваются М. А. К. Хэллидеем как элементы, находящие выражение в словопорядке предложения.
Различие подходов описывает представитель системно-функциональной школы П. Х. Фрайс: «Матезиус определял Тему как то, что известно или, как минимум, очевидно в определенной ситуации, и из чего говорящий исходит…
Определение, данное Матезиусом, совмещает две концептуальные составляющие дефиниции Темы: информация, являющаяся Темой, это
а. известная или очевидная в данной ситуации информация, и
б. информация, из которой исходит говорящий.
С Систематической точки зрения, эти два концепта, представленные в описании Темы, данном Матезиусом (т.е. (а) и (б) выше), описывают разные вещи… Я назвал эти два подхода к определению Темы как комбинирующий подход (принимаемый большинством сторонников Пражской школы) и расщепляющий подход (используемый апологетами Системно-функциональной грамматики (перевод мой. – А. С.)» («Mathesius described Theme as that which is known or at least obvious in the given situation and from which the speaker proceeds…
Mathesius s definition combines two concepts to define Theme: Thematic information is
a. information which is known or obvious in the situation, and
b. information from which the speaker proceeds.
From the Systemic point of view, the two concepts involved by the Mathesian description of Theme (i.e. (a) and (b) above) describe different features… I labeled the two approaches to the definition of Theme the combining approach (taken by most advocates of the Prague school) and the splitting approach (used by advocates of Systemic functional grammar)”51).
В трудах главного представителя системно-функционального подхода М. А. К. Хэллидея осуществляется разграничение между двумя категориями функциональных систем, действующих на уровне предложенияи дискурса: категорией информационных систем и категорией тематических систем.
Первая выражается в парадигме «данное / новое», вторая в парадигме – «тема / рема».
«Информационные системы оформляют структурный элемент и формируют его таким образом, чтобы связать его с предшествовавшим дискурсом; тогда как тематизация имеет дело с элементом структуры предложения, с грамматической основой, и структурирует ее вне зависимости от сказанного ранее. Такое структурирование бинарно: теме отводится начальная позиция, а все, что следует далее, является ремой (перевод мой. – А. С.)» («The information systems specify a structural unit and structure it in such a way as to relate it to the preceding discourse; whereas thematization takes a unit of sentence structure, the clause, and structures it in a way that is independent of what has gone before. This structuring is into two parts, a theme and a rheme, and realized simply by sequence of elements: the theme is assigned initial position in the clause, and all that follows is the rheme»52), – пишетМ. А. К. Хэллидей.
Такой подход говорит о тематизации как об операции
1) выделения из всего множества возможных элементов контекста и мира именно того, который будет предметом повествования в данном высказывании, и,
2) что наиболее показтельно, вынесения этого элемента в начальную с точки зрения словопорядка часть – в препозицию к реме.
Косвенно на общепризнанность в среде системно-функциональной школы этого второго компонента указывают слова М. Дэвиса: «[Существует] неопределенность между понятием Темы как исходной точки высказывания и понятия Темы как того, о чем предложение В настоящее время между систематистами идет большая дискуссия о том, стоит ли определять тему как то, с чего начинается предложение, или как то, с чего предложение начинается, включая предмет предложения (перевод мой. – А. С.)» («[There is] the confusion of the notion of Theme as the starting-point of the message with the notion of Theme as what the clause is about . What is important in the present context is the distinction between Theme and Subject. There is now considerable discussion among systemicists on the matter whether Theme should be defined as that which begins the clause or as what begins the clause up to and including the Subject»53). Однако не говорится о возможности того, что тема вообще не будет находиться в начале предложения.
Следует обратить внимание: для данного подхода важно различие между понятиями темы и субъекта. Если функциональная структура высказывания такова, что субъект находится в самом конце предложения, то, получается, он вообще не войдет в состав темы.
П. Фрайс пишет: «Анализ Хэллидея рассматривает Тему как все до и включая первый конституент, порождаемый идейной метафункцией. Это означает, что Темы могут быть достаточно длинными, поскольку они могут включать в себя материал, относящийся к текстовой, межличностной и идейной метафункции (перевод мой. – А. С.)»(«Halliday s analysis takes as Theme everything up to and including the first constituent which derives from the ideational metafunction. That means that Themes may be quite long, since they may contain materials which derives from textual, the interpersonal and the ideational metafunctions»54).
Под метафункцией М. А. К. Хэллидей понимает «общиефункции, которые связывают язык с внешним миром, где необходимо учитывать участников речевого акта и их социальные роли (перевод мой – А. С.)» («generalized functions that relate language to the outside world where interactants and their social roles matter»55). См еще: «Язык имеет три метафункции: идейную, межличностную и текстовую (перевод мой – А. С.)» («Language has three metafunctions: ideational, interpersonal, andtextual»56).
Наличие идейной метафункции дает возможность языковому материалу передавать опыт о мире, быть о чем-то: «Очевидно, что язык упорядочивает опыт человека. Он дает имена вещам, организуя их таким образом в категории; и далее, обыкновенно, он идет дальше и организует категории в таксономии, зачастую создавая для них собственные новые имена. В результате мы имеем дома, коттеджи, гаражи и хлевы, которые все являются зданиями; прогулочный шаг, шаг обычный, маршевый шаг и вышагивание, которые все суть виды ходьбы; в, на, под, вокруг – как относительные показатели места, и так далее. Язык предоставляет теорию человеческого опыта, и лексико-грамматические ресурсы каждого языка обслуживают данную функцию. Это идейная метафункция языка (перевод мой. – А. С.)» («It is clear that language does – as we put it – construe human experience. It names things, thus construing them into categories; and then, typically, goes further and construes categories into taxonomies, often doing more names for doing so. So we have houses and cottages and garages and sheds, which are all kinds of buildings; strolling and stepping and marching and pacing, which are all kinds of walking; in, on, under, around as relative locations, and so on. Language provides a theory of human experience, and certain of the resources of the lexicogrammar of every language are dedicated to that function. We call it the ideational metafunction»57).
Межличностная метафункция позволяет языку не просто структурировать опыт и знания о мире в сознании человека, но и обмениваться этим опытом и представлениями о нем с другими людьми, выражать свои побуждения, взаимодействовать с миром: «Оформляя мысли, язык всегда еще и подразумевает взаимодействие: наше личное взаимодействие с другими людьми.
Тематическая прогрессия текста и ее вариантные модели как пограничное явление между нижним и средним уровнями тематической иерархии текста
Как уже было отмечено выше, сложное предложение, по мнению Ф. Данеша, является «переходной зоной» между отдельным простым предложением и текстом (под текстом здесь понимается не обязательно письменный дискурс целиком, но некоторая относительно законченная последовательность предложений).
Связность простых высказываний в составе сложного предложения обеспечивается такими механизмами, как фузия и композиция (в терминологии Ф. Данеша).
Связность же текста (и логико-семантическая – когерентность, и формально-содержательная – когезия предложений) на уровне функциональной перспективы обеспечивается явлением, по отношению к которому рассмотренные выше механики фузионных и композитных слияний выступают частными аспектами, так называемой тематической прогрессией176.
Ф. Данеш говорит: «Под этим термином понимается выбор и порядковое расположение тем высказываний, их взаимное сцепление и иерархия, также как их отношение к гипертемам высших текстовых единиц… Тематическая прогрессия может рассматриваться как скелет повествования (перевод мой – А. С.)» («By this term we mean the choice and ordering of utterance themes, their mutual concatenation and hierarchy, as well as their relationship to the hyperthemes of the superior text units… Thematic progression might be viewed as the skeleton of the plot»177).
К. А. Филиппов отмечает: «С точки зрения информативной ценности рема играет в высказывании более важную роль, чем тема, потому что именно с ней связано поступление новой информации. Однако во внутреннем строении текста свою релевантность начинает проявлять тема. Низкая информативная нагруженность тематических элементов позволяет использовать их в качестве прекрасного строительного материала»178.
Последняя мысль объясняет тот факт, что высказывание во всех случаях имеет тему, тогда как наличие ремы опционально. Когда высказывание взято в своем контексте (то есть в окружении предшествующих и последующих высказываний), а не изъято из него, тема служит строительным материаломили же базой высказывания – она произрастает из контекста, и от ее выбора зависит набор рем высказывания, а, следовательно во многом ею определяется и выбор темы последующего(их) высказывания(ий). Так и разворачиваетсятекст. Безусловно, тема в повествовании может возникнуть и совсем новая, не имеющая никакой обусловленности предшествовавшим материалом, однако, именно отталкиваясь от нее, будет надстраиваться высказывание, и, может быть, не одно.
Таким образом, тематическая преемственность, или прогрессия, действительно является основой текста.
Говоря о тематической прогрессии, Ф. Данеш приводит классификацию ее вариаций - ряд основных моделей, по которым осуществляется распространение информации в ходе развертывания текста. При изучении этой классификации становится понятно, чтоважно, какими конкретными путями может происходить развитие темы - какими способами она может прирастать ремами, и как те в свою очередь могут тематизироваться, обретаяуже собственные ремы в последующих высказываниях.
Очевидно,приводимым ученым принципам и примерам для английского, немецкого и чешского языков должны иметься эквиваленты и в русском, в том числе и в текстах из религиозно-философского корпуса.
Итак, в качестве первой Ф. Данеш приводит модель, названную им «прогрессией с простой линейной тематизацией рем»179: Т1- Р1
Т2+Р2
Т3- Р3
Примеры см. в комментарии №1 из приложения 1 (с. 238).
Линейная тематизация рем заключается в том, что рема предшествующего высказывания становится темой в следующем. Несмотря на структурную элементарность данного типа прогрессии, едва ли можно сказать, что она в продолжительном виде сильно распространена в реальных дискурсах - тем более, если речь идет о философских текстах. Как правило, она бывает представлена двумя-четырьмя «переходами». Данный факт объясняется тем, что она отражает линейное рассуждение, в котором последующая мысль прямо следует из предыдущей.
Другая модель тематической прогрессии, предложенная чешским исследователем, носит название «прогрессии с раскрытием расщепленной ремы»180:
Т1- Р1 (=Р11 + Р12)
Т2 Т3
Примеры см. в комментарии №2 из приложения 1 (с. 239).
Вообще о расщепляемости ремы возможно говорить только в тех случаях, когда рема высказывания имеет в своем составе два (или более) самостоятельных как с грамматической, так и с референтативной точки зрения элемента или же один грамматический член, обозначающийодновременно двух (или более) референтов. Это условие, принципиальнонеобходимое для данной модели. Реализуется же подобная прогрессия лишь,когда указанные компоненты не просто могут быть выделены в реме первого высказывания, но и тематизируются (каждый по отдельности) в последующих высказываниях.
Следующая модель названа Ф. Данешом «тематической прогрессией с продолжительной (константной) темой»181: Т1- Р1
Т2-Р2
Т2 +Р3
Т2 +Р4
Примеры см. в комментарии №3 из приложения 1 (с. 241).
Константность одной темы в целом ряде высказываний, отражающих ее разные стороны своими ремами, фактически представляет собой простейший случай темы текстового образования. Данная модель непротиворечиво иллюстрирует то, каким образом одна тема может подчинять себе целые группы предложений. Однако прогрессия с константной темой все же является только элементарной разновидностью последнего типа прогрессии, который выводитуже действительно на уровень образований текстового порядка.
Важно четко иметь в виду то обстоятельство, что тематическая прогрессия у текста, какследует из рассматриваемой работы Ф. Данеша, одна. Типы прогрессии, приводимые ученым, выступают каклокальные выражения, которые эта единая текстовая прогрессия принимает в отдельных местах повествования. «При характеристике объемных фрагментов приходится учитывать наличие дистантных связей; так, например, константная тема, которая прервана в тексте иным по содержанию фрагментом, вводится как новая по типу простой линейной прогрессии. Тем самым предложение устанавливает двойную связь: горизонтальную – с предшествующим предложением, вертикальную – с отдаленным отрезком»182,– отмечает Н. И. Чиркова.
Последний из предложенных Ф. Данешом типов прогрессии – «прогрессия с производными темами»183 – наиболее комплексен и примечателен
Грамматические сигналы смены сверхфразовых единств
Помимо проблемы определения темы дискурса, важен вопрос о том, каким образом получатель информации улавливает смену таких тем. Исследователи языка отмечают наличие особых средств выражения смены тем сверхфразовых единств (и, соответственно, перехода от одного сверхфразового единства к другому).
В этой связизначимыслова И. В. Бондаренко, хотя он и говорит лишь о возможности, а не об общем правиле: «Тема-рематическое развитие СФЕ может происходить в виде тематической прогрессии, когда ремы предшествующего предложения или его частей попадают в тематическую структуру следующего за ним, образуя жестко связанные структурные цепочки»248. Соответственно, когда такая цепочка прерывается, происходит «обрыв» сверхфразового единства.
Н. С. Валгина указывает: «Большую роль в структуре сложного синтаксического целого играет первое предложение – зачин. Оно «дает» тему, которая раскрывается последующими компонентами единства. В структурном отношении первое предложение строится свободно и вполне самостоятельно. Зато все последующие оказываются структурно связанными (порядок слов, видо-временные формы глаголов, интонация и, отчасти, лексический состав подчинены предложению-зачину)»249 (очевидно, что под сложным синтаксическим целым исследовательница понимает фрагмент дискурса, который можно считать аналогичным сверхфразовому единству). Видимо, появление предложения-зачина и знаменует собой вышеобозначенный «обрыв» сверхфразового единства.
Но все же такой подход вызывает некоторые сомнения, основным из которых является следующее: хотя любое сверхфразовое единство, разумеется, имеет первое предложение, но далеко не обязательно, что читатель, прочтя его, сразу поймет, что перед ним открывается новая тема. Иными словами, требуются критерии «зачинательности».
В этой связи мысль Е. А. Реферовской, также отмечающейособенность первого предложения, открывающего начало нового сверхфразового единства, представляется вполне весомой, что обеспечивается добавлением конкретных маркеров «зачинательности»: «Одним из наиболее ярких показателей, сигнализирующих начало сверхфразового единства, является стоящее вначале первого предложения обстоятельство времени, выраженное разными классами слов. Так как большая часть повествований имеет в виду ряд развивающихся во времени событий, то понятно, что, располагаясь во временном потоке, каждое из них занимает в нем определенное место, охватывает определенную длительность. Время оказывается как бы разделенным на отрезки, каждый из которых содержит отдельный эпизод, отдельное событие или более или менее очерченную часть событий, выраженные особым сверхфразовым единством»250.
Ученая приводит довольно обширный перечень разнообразных примеров с использованием многочисленных предлогов, наречий, конструкций с временным значением – однако все это на материале французского языка. Срединихонаперечисляеттакие, какquand, depuis, apres, a onze heures, unsoir, unmoisplus tard, dans la coulisse du petit thйвtre improvisй идр. Разумеется, подавляющая часть подобных «зачал» имеет аналоги и в русском языке и активно используется в нем.
Подобные зачины часто используются в устной и письменной речи: «Со всем тем дела Акима и жены его шли очень хорошо – они жили ладно и слыли за примерных супругов. Но как белка, которая чистит себе нос в то самое мгновение, когда стрелок в нее целится, человек не предчувствует своего несчастья – и вдруг подламывается, как на льду… В один осенний вечер на постоялом дворе Акима остановился купец с красивым товаром. Разными окольными дорогами пробирался он с двумя нагруженными кибитками из Москвы в Харьков» (И. С. Тургенев)251.
«Обыкновенно только старший брат, гимназист, в тот год кончавший гимназию, бывал у Перловых на встречах: в их доме он и познакомился с Иоанном Кронштадтским; брат переписывал его дневники и обозначал в них тексты из Священного писания… В тот день, а это было вскоре после Благовещения… нас разбудили, как в воскресенье к ранней обедне, в шесть.
Сказано было «заблаговременно», а то не попасть будет в дом» (А. М. Ремизов)252.
«Дзинь… дзинь… в передней свет сверху, потом по лестнице громыханье чемодана. Елена свесилась с перил и в последний раз увидела острый хохол башлыка. В час ночи с пятого пути из тьмы, забитой кладбищами порожних товарных вагонов, с места взяв большую грохочущую скорость, пыша красным жаром поддувала, ушел серый, как жаба, бронепоезд, и дико завыл» (М. А. Булгаков)253.
Помимо показателей времени, в роли «зачинательных» элементов могут выступать и другие обстоятельственные характеристики, например, места: «Обозначенное место является как бы фоном, на котором развертывается событие; фоном может служить и отрезок времени»254.
Однако подобные локально-темпоральные обстоятельства характерны в первую очередьдля живой речи, а также для имитирующих ее художественных произведений. Научным и философским текстам, основанным не на описании или повествовании, а на рассуждении и как следствие чаще всего абстрагированным от пространственно-временных отношений в мире произведения, такие элементы свойственны взначительно меньшей мере.
Гораздо более соотносимым с реалиями философского повествования является указание на то, что «началом более или менее значительного отрывка текста, а тем самым и начинающего его сверхфразового единства служит появление нового персонажа, сопровождаемое его представлением читателю»255.
Конечно, конкретно «персонаж» в философских текстах – явление достаточно необычное, но его аналогом вполне может быть какой-либо предмет, концепт или реалия.
Между прочим, и в приведенных выше примерах с обстоятельствами времени, выступающими в роли зачинов, все не так однозначно. Если взглянуть на эти примеры внимательнее, можно заметить, что следом за обстоятельством времени вводится в повествование некоторый «персонаж», который тематизируется в последующих высказываниях. В первомслучае этокупец с красивым товаром, во втором – некоторая череда событий дня Благовещения, в третьем – поезд.
Однако следуетпроанализировать примеры из русских философских текстов – на то, как в них «новые персонажи», появляющиеся в повествовании, указывают на смену тем сверхфразовых единств.
Так, в отрывке из работы С. Н. Булгакова «Христианство и социализм», являющем собой фрагмент смыслового блока с гипертемой «духовная составляющая социализма», можно выделить три сверхфразовых единства, каждое из которых вводится в текст предложением-зачином, содержащим «появление нового персонажа»:
«В числе других частных выводов гуманистического мировоззрения одним из важнейших практических его приложений является и социализм, который есть поэтому духовное порождение эпохи Возрождения. В настоящее время социализм представляет собой, можно сказать, влиятельнейшую разновидность гуманизма, заслоняющую собой остальные. Социалистическое учение о человеке, без различия оттенков, имеет в основе своей веру в беспредельную способность человеческой природы к совершенствованию, если только она поставлена в соответствующие условия. Мысль о грехе, о силе греха, о греховной порче, о губительной природе страстей, о трагических противоречиях человеческой природы далека социалистическим верованиям. Их представление о человеке вообще бедно и поверхностно. Для большинства этих учений человеческая природа есть tabularasa, чистая доска, на которой пишет то или другое содержание социальная среда. Более вдумчивые и сознательные из них останавливаются на вопросе о человеческой природе и отвечают на него иногда в таком смысле, что, хотя отдельные индивиды ограничены и имеют недостатки, но для всего человеческого рода последние сглаживаются, плюсы погашают минусы, и целому роду во всяком случае принадлежит совершенство. Еще более радикальную постановку этого же вопроса мы находим у Ш. Фурье, единственного из социалистов, у которого нашлось достаточно глубокомыслия, чтобы поставить коренным образом вопрос о природе человеческих страстей. По мнению Фурье, страсти суть благие силы, вложенные Творцом в человека»256.
Перспективные гипертемы и критерии их определения
Стоит подчеркнуть еще раз: гипертема-пропозиция может быть выявлена в полной мере лишь по прочтении смыслового блока, и именно это обстоятельство служит основанием для уже приводившихся выше слов ученицы К. Гаузенблаца – Р. Пипаловой, о большем подобии таких тем «Глобальной Реме».
Действительно, это серьезный момент, поскольку то, о чем говорится, и то, что говорится,– разные вещи. В этом отношении сугубо темой, конечно же, может быть названа предметная гипертема, доказательно определяемая по формуле Т. А. ван Дейка,которая приведена выше.
В то же время, по мнению Р. Пипаловой, тема (и это, безусловно, может быть отнесено к гипертеме) обладает важнейшей функцией, которую онаименует проспективной: «Тема служит своего рода стартовой точкой для последующего продуцирования семантического потока. Другими словами, в этой функции Тема выполняет роль перспективы, плана, который может быть выполнен, специфицирован, модифицирован, оставлен неисполненным и так далее. Заложение темы предопределяет диапазон проблем, которые могут быть выбраны и подняты автором (перевод мой. – А. С.)» («The Theme operates as a kind of a starting point for subsequent elaboration of the semantic flow. In other words, in this function the Theme embodies a kind of a prospect, plan, which may be fulfilled, specified, modified, abandoned, etc. The laying down of a Theme predisposes a certain range of issues to be selected and raised by the author»344).
Очевидно, такая интерпретация совпадает с определением темы,в словаре иностранных слов: «2) постановка проблемы, предопределяющая отбор жизненного материала и характер художественного повествования»345.
Не вызывает сомнений, что гипертемой, обладающей такой функцией, не может быть пропозиция, которая устанавливается только постфактум. Значит,тема-пропозиция смыслового блокаблизка ремесмыслового блока – некоторого «коммуникативного ядра»346, в сжатом, но концентрированном виде передающего главное.
Гипертему же тогда должен выражать либо некий формально-заданный и элемент (и желательно позиционно привязанный к началу смыслового блока – некое подобие темы в системно-функциональном подходе, которой выше уже приписывалась роль функционально-перспективной темы сверхфразового единства), либо она устанавливается из контекста (в значительной степени невербального).
Среди прочего, слова Р. Пипаловой наводят на мысль: если гипертема задает перспективу, ею вполне может служить предметная гипертема. Главное, чтобы она не носила «вытекающего» характера, а либо была формально дана, либо имплицитно выводима. При этом подобная гипертема должна иметь рему – то, что сообщается о гипертеме. Как было сказано выше, роль «ядра», то есть такой ремы, выполняет тема-пропозиция смыслового блока.
В целом такую мысль подтверждают слова Е. А. Реферовской: «Установление, выяснение отношений, существующих в тексте между темами и ремами всех последовательно расположенных иерархических единиц, начиная от предложения, этой минимальной единицы текста, через ремо-тематическое членение сверхфразового единства и, далее, к ремо-тематическому членению отдельных смысловых линий текста, до всего текста в целом – это и есть задача изучения лингвистического и коммуникативного построения текста, ибо коммуникативное построение определяет его лингвистическую структуру»347.
В этой связи нужно также принять во внимание тезис Р. Пипаловой: «При изучении устройства макро-текстовых единиц складывается впечатление, что и выше абзацного уровня – на уровень абзацных групп и даже всего текста, то есть на уровень макротекстовой организации, распространяют свое действие те же по своей сущности системы, которые были выделены Данешом касательно устройства абзаца (перевод мой. – А. С.)» («Studying the build-up of macrotextual units, it seems that essentially the same patterns recognized by Dane for the build-up of paragraphs exist also above the paragraph level, in paragraph-groups or even in whole texts, i.e., in the macrotextual organization of texts»348). Иначе говоря, не только то, что отдельные предложения соединяются друг с другом за счет тема-рематической прогрессии, но и то, что весь текст на всех уровнях наполнен подобными отношениями, являются доказательством того, чтотакая иерархическая единица, как смысловой блок, не чужда тема-рематической структуры.
Это подтверждают и слова И. В. Арнольд: «Иерархию можно рассматривать как одну из форм упорядоченности текста»349.
Но возникают вопросы: какова природа такой «перспективной» гипертемы если она задана формально, каковы критерии ее определения в тексте, а также каким образом она задает перспективу ремы смыслового блока.
Начать искать ответы на эти вопросы следует со следующего исходного тезиса: перспективу или же систему координат проблематики текста, а значит, и сами гипертемы задает макротема – в случае, если текст имеет заданную макротему.
Если имеется макротема, выраженная в заглавии, она сразу же предполагает спектр гипертем и, правда в значительно более условном виде, их рем, которые могут появиться в тексте, а также равным образом отсекает огромное количество тех, которые не могут. Иными словами, она сразу задает рамку референций произведения.
Эту проблему, хотяне всегданепосредственно ее формулируя, затрагивают в своих трудах Н. А. Кожина, А. А. Лютая, О. С. Волковинський350 и др.
Гипертема же, в соответствии с перспективной функцией темы, это такая тема (например, тема предложения), которая, будучи раз упомянутой, продолжает доминировать над всеми прочими темами (предложений и сверхфразовых единств), как бы охватывая их широтой несомого ею концепта, пока не встретится равновеликая ей. То есть пока не появится тематический (не рематический, а именно обретший тематизацию) элемент, который передает концепт, не охватываемый тем первым, а либо равный ему, либо подчиняющий его. Например:
«Национальность проявляется в культурном творчестве. Культуры не следует, конечно, отождествлять с новейшей образованностью, ибо культурное творчество изначальнее и древнее ее. Самое могучее орудие культуры, в котором отпечатлевается душа национальности, есть язык (недаром по-славянски язык прямо и обозначает народ, и не напрасно Фихте в «Речах к немецкому народу» чистоту и первоначальность языка считает основным признаком национальности). В языке мы имеем неисчерпаемую сокровищницу возможностей культуры, а вместе с тем и отражение, и создание души народной. Вот почему, любя свой народ, нельзя не любить, прежде всего, свой язык. Столь же национальна, как и язык, на ранних ступенях истории оказывается народная вера, что отражается и в народном словоупотреблении: христиане или православные как синоним русских. Внехристианские, натуральные религии зарождаются в темной глубине религиозного инстинкта исключительно как национальные. Они выражают собой религиозное самосознание целого народа. Национальный характер религии есть, конечно, нечто общеизвестное, и тем не менее, думается нам, эта связь религии и национальности все еще недостаточно оценивается. Есть одна только сверхнародная, воистину кафолическая религия –
Воплощенного Слова, она и обращается поэтому «ко всем языкам». Она содержит откровение абсолютной истины и потому свободна от национальной ограниченности. Однако и она, будучи сверхнародна по своему содержанию, остается не безнародна по способу усвоения. Единое благовестие каждый слышит по-своему, в переводе на язык своей национальной души, и отзывается на него так же по-своему. Поэтому мы и наблюдаем в истории, что христианство воспринимается и осуществляется в жизни тоже национально; устанавливается – и очень рано – особый национальный характер поместных церквей, и это различие приводит впоследствии к великому расколу между восточной и западной церковью. Мы отнюдь не хотим вероисповедных разногласий сводить всецело к различию национальных типов, тем более, что различные вероисповедания можно, хотя, правда, лишь в виде исключения, наблюдать в пределах и одного народа (немцы). Но несомненно, что они все же находятся в некотором соответствии национальным характерам. Даже в пределах одного и того же вероисповедания чувствуются национальные черты. Мы отнюдь не превращаем этим религию в атрибут народности, скорее наоборот, народность становится здесь атрибутом религии, точнее, той индивидуальной формой, в которой воспринимается вселенская истина, ее приемником. «Святая Русь» это та сторона души русского народа, которою она воспринимает Христа и Церковь и которая по отношению ко всей народной жизни есть свет, светящийся во тьме.