Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Палеографическое описание МЕ 18
1.1. Кодикологический обзор 18
1.2. Писцы МЕ
1.2.1. Писец А 22
1.2.2. Писец Б 28
1.2.3. Писцы В и Д 42
1.2.4. Писец Г 44
Глава 2. Графико-орфографические особенности писцов МЕ 46
2.1. Типы описок писцов МЕ 46
2.1.1. Пропуск 47
2.1.2. Вставка 53
2.1.3. Замена 55
2.1.4. Выводы 58
2.2. Графико-орфографическая система писца А 59
2.2.1. Система употребления е - к, ш - А 60
2.2.2. Система употребления оу - 8 - ж, н -І, о -ш 66
2.2.3. Употребление дублетов А/А, оу/ю после шипящих и ц з
2.2.4. Оформление рефлексов dj, zdj, zgj 82
2.2.5. Оформление рефлексов tert / telt 85
2.2.6. Замена -ь є 92
2.2.7. Оформление рефлексов сочетаний типа tъrt 93
2.2.8. Оформление флексии ТП ед. существительных муж. и сред. родаЮІ
2.3. Графико-орфографическая система писца Б 117
2.3.1. Дублетные графемы 117
2.3.2. Использование дублетов Л/А, оу/ю после шипящих и ч 124
2.3.3. Оформление рефлексов dj 125
2.3.4. Оформление рефлексов tert / telt 127
2.3.5. Замена ъ е 133
2.3.6. Оформление сочетаний типа tъrt 133
2.3.7. Оформление флексии ТП ед. существительных муж. и сред. рода137
2.4. Графико-орфографические системы писцов В, Г, Д 139
2.4.1. Писец В 139
2.4.2. Писец Г 140
2.4.3. Писец Д 141
2.5. Отражение в МЕ рефлексов цоканья 142
2.5.1. Писец А 143
2.5.2. Писец Б 148
2.5.3. Выводы 151
Глава 3. Состояние редуцированных гласных в МЕ 152
3.1. История вопроса 152
3.2. Написания редуцированных в корнях 153
3.3. Написания редуцированных в суффиксах 164
3.4. Написания редуцированных в предлогах/приставках и окончаниях 167
3.5. Написания о, е вместо исконных ъ, ь 168
3.6. Выводы 172
Глава 4. Грамматические особенности МЕ 173
4.1. Специфика именного склонения в МЕ 173
4.1.1. Примеры из МЕ в научной литературе 173
4.1.2. Единственное число 175
4.1.3. Множественное число 193
4.1.4. Выводы
4.2. Соотношение местоименных и членных флексий прилагательных в МЕ 203
4.3. Соотношение нестяжнных и стяжнных форм в МЕ
4.3.1. Членные флексии прилагательных 204
4.3.2. Членные флексии причастий 211
4.3.3. Нестяжнные формы прилагательных и позиция конца строки 214
4.3.4. Вопрос о статусе нестяжнных форм в МЕ 218
4.3.5. Не/стяжнные формы имперфекта 220
4.3.6. Выводы 221
4.4. Особенности глагольных форм в МЕ 222
4.4.1. Использование элемента -ть в формах имперфекта 222
4.4.2. Использование элемента -CTL/I в формах аориста 230
4.4.3. Формы настоящего времени 3 лица с пропуском -ть 239
4.4.4. Ошибки в употреблении глагольных форм в МЕ 240
4.4.5. Выводы 243
Заключение 244
Список используемых сокращений цитируемых рукописных источников 248
Список литературы 249
- Писец А
- Система употребления е - к, ш - А
- Написания редуцированных в суффиксах
- Соотношение нестяжнных и стяжнных форм в МЕ
Писец А
В написании МЕ принимало участие несколько писцов. При этом количество писцов, которое указывается в описаниях рукописи, не вполне точно. Так, в «Сводном каталоге славяно-русских рукописных книг…» датся следующая характеристика почерков: «Два почерка: I — л. 1а — 44г, 64а — 71г, 77в — 160б; II — л. 45а — 63г, 72а — 77б» (Каталог 1984: 143).
Также говорится о наличии двух писцов в работах Л. В. Столяровой (Столярова 1994; Столярова 2010), Е. Закшевского (Закшевский 1986) и Б. И. Осипова (Осипов 1986а; Осипов 2010). При этом Е. Закшевский несколько иначе распределяет отрезки текста между двумя писцами: «Почерк А (основной текст) — лл. 1 — 44об, 64 — 71об, 77об — 160об. Почерк Б — лл. 45 — 64об, лл. 72 — 77 и 5 строчек на л. 121» (Закшевский 1986: 130). Указание на л. 160об (такого нет в МЕ) — вероятно, описка, но 5 строчек на л. 121 действительно написаны почерком, отличным от почерка основного писца. Однако, по нашим наблюдениям, эти 5 строчек нельзя относить к «почерку Б». Они выделяются на фоне остального текста не только тем, что написаны неровно — они приподнимаются вверх к концу. Эта выделенность, как мы покажем ниже, есть и на палеографическом уровне.
Указание на наличие в МЕ двух писцов обусловлено тем, что эти два писца переписали значительные по объму отрывки текста. В целом же в тексте МЕ отмечается 5 разных почерков. При этом не все 5 писцов участвовали в переписывании непосредственно при создании рукописи. Только 3 из 5 почерков принадлежат собственно писцам МЕ, а 2 остальных относятся к тексту, вписанному позднее времени переписки всей рукописи на специально оставленных местах в началах чтений очередного евангелиста. 3 писца, не отмеченные в упомянутых исследованиях, переписали небольшие по объму отрезки текста. Если условно обозначить писцов (по порядку листов, на которых они появляются в рукописи) как А, Б, В, Г и Д, то переписанный ими текст распределяется следующим образом: писец А — лл. 1а — 44г, лл. 64а — 71г, лл. 77в — 77г (до 14-ой строки), лл. 77г (с 23-ей строки) — 93в (до 2-ой строки), лл. 93в (с 14-ой строки) — 95б, лл. 95г (с 14-ой строки) — лл. 121а, лл. 121б (с 6-ой строки) — л. 160б; писец Б — лл. 45а — 63г, лл. 72а — 77б; писец В — л. 77г (строки 15-22); писец Г — л. 93в (строки 1-13), лл. 95в — 95г (строки 1-13); писец Д — л. 121б (строки 1-5).
Как видим, распределение писцов таково, что писец А является основным, а все остальные лишь на какое-то время заменяли его. Писцу Б принадлежат 2 отрывка, дающие в сумме достаточно репрезентативный отрезок текста (около 24,5 листов). Третий писец МЕ — писец Г — лишь дважды подключался к работе, переписав каждый раз меньше страницы. Вставки почерков В и Д также незначительны по объму и являются заголовками чтений от Луки и от Марка. Писцы В и Д, судя по палеографическим особенностям их почерков (см. 1.2.3.), в разное время устраняли недочт рукописи. Несистематичность написания заголовков чтений в МЕ особенно заметна потому, что заголовок чтений от Матфея так и не был вписан. Оставленное для этого пространство в полстолбца на л. 9а так и осталось незаполненным.
Подробно использование каждой отдельной буквы описано в разделе о графико-орфографических системах писцов МЕ. В данном разделе проанализированы только начертания графем с точки зрения палеографии. Не представляется необходимым давать подробное представление о внешнем виде каждой графемы писца А (и в дальнейшем — других писцов МЕ). Анализируются приметы, существенные для датировки рукописи и отдельные черты, являющиеся индивидуальными особенностями каждого писца, которые, на наш взгляд, являются существенными — показывают квалификацию писца, ярко отличают его от остальных писцов, участвовавших в создании рукописи.
Среди работ, так или иначе посвященных рассмотрению материала МЕ, в исследовании Л. В. Столяровой есть достаточно подробное описание внешнего вида некоторых графем первого почерка МЕ. Исследователь описывает его так: «.. у л узкая заостренная петля и спинка со значительным утолщением в районе верхней границы строки; петли Б остры и примерно одного размера, хотя нижняя несколько вытянута острием вправо; т встречается в двух вариантах — с округлым и острым хвостиком, достаточно низко опущенным в межстрочье; спинка р слегка вогнута и при этом несколько отведена влево; пишется с треугольными ножками; хвост ф мал и едва заметен» (Столярова 2010: 195). Несмотря на детальность описания каждой буквы, заметна его выборочность. Не объяснив, почему для разбора были выбраны именно эти 5 букв, исследователь завершает этот обзор неожиданным утверждением: «В целом письмо Евангелия характерно для рукописей конца XII — начала XIII вв.» (там же).
Между приведнным описанием отдельных букв и последовавшим выводом нет причинно-следственной связи. Во-первых, сами описания не исчерпывающи. Например, у буквы л в МЕ 1 действительно «узкая заостренная петля», но, кроме того, можно добавить, что эта петля чаще не достает нижнего уровня строки. У буквы р в некоторых случаях действительно спинка «несколько отведена влево», но при этом встречаются написания той же буквы с прямой спинкой или загнутой наоборот — вправо.
Во-вторых, Л. В. Столярова почему-то выбрала для описания с целью датировки рукописи те буквы, которые, согласно основным пособиям по палеографии (Карский 1979, Черепнин 1956, Щепкин 1967 и др.), не содержат палеографических примет, позволяющих датировать рукопись.
Система употребления е - к, ш - А
Отличительная черта всех палеографических признаков, приведнных в Палеографической таблице 2, — их несвойственность древнейшему периоду (XI в.) и появление на том или ином этапе XII в. Если опустить отрезки с частотностью менее 10 % (возможные для отдельных примет и в XI в. — напр., нижние засечки ж, л, АЛ, т и др.), то все эти приметы возникают (или их частотность начинает превышать 10 % грамот) только с середины XII в. Таким образом, разнообразные нижние засечки можно рассматривать как более позднюю палеографическую особенность берестяных грамот, чем верхние.
При этом существенно и более частное расположение примет на временной шкале. С самого начала XII в. начинает превышать порог в 10% только одна примета (нижняя засечка г), в период 1120-1140 так же учащаются 4 приметы (засечка на языке е, короткие нижние засечки н и к и нижняя засечка у т). Основная часть примет (13) учащается в более поздний период (1140-1160 и 1160-1180). В обобщающих таблицах палеографического описания берестяных грамот основная часть примет Палеографической таблицы 2 относится к разряду «Модели, появляющиеся (или резко усиливающиеся) в середине XII в.» (Янин, Зализняк 2000: 242).
Из всего комплекса палеографических черт, возникающих приблизительно в середине XII в. (при этом больше половины из них — во второй четверти XII в.), в почерке писца Б можно отметить только редкие нижние (короткие) засечки для буквы н. Это наблюдение может послужить уточняющим палеографическим признаком в вопросе о датировке памятника. Само по себе отсутствие нижних ограничительных штрихов, по А. А. Зализняку, не является датирующим признаком — важно лишь наличие данных элементов в почерке. Полное отсутствие нижних засечек у всех букв, кроме н, в МЕ2 тем не менее означает, что такой почерк ожидается в берестяных грамотах первой половины XII в. почти в 100% случаев, в то время как для второй половины XII в. подобный почерк ожидается в меньшей степени: в диапазоне от 55 до 90% грамот. Можно предположить, что при таком процентном соотношении для берестяных грамот возможность отнесения второго почерка МЕ к первой половине XII в. тоже несколько выше, чем ко второй половине. Отметим, что наличие нижних засечек в МЕ2 внесло бы существенные затруднения в датировку памятника первой половиной XI в. Их отсутствие, напротив, не препятствует ранней датировке памятника.
Предложенная гипотеза о значении неконструктивных штрихов в палеографии МЕ, несомненно, требует проверки по другим рукописным текстам. Особенно важным палеографическим признаком описанное явление может послужить при описании почерков рукописей Лазаревского скриптория. Снимки, опубликованные Е. В. Ухановой (Уханова 2009: 214, 215, 218-220), позволяют говорить о том, что использование нефункциональных ограничительных штрихов было свойственно и другим писцам скриптория. При этом заметна разница в использовании данного элемента у разных писцов. Функционирование засечек в почерке писца Б МЕ, которого Е. В. Уханова отождествляет с автором приписки на л. 1об. октябрьской Минеи, Григорием Жаером, и писцом Параклита (Уханова 2009: 223), имеет сходство в том, что данные элементы почти не используются при написании букв с округлым верхним элементом — е, о и с. А в почерке писца Матфея, представленном в снимке л. 9 Минеи на февраль (Уханова 2009: 219), наблюдается последовательное употребление левого выступа при написании е, а в отдельных случаях — и в буквах о и с. Кроме того, Матфей, по-видимому, не использует покрытие — во всех случаях нефункциональный штрих имеет у него характер левого выступа. Интересен также факт наличия слабо выраженных верх них засечек в отдельных написаниях букв н, м, п в служебной Минее на сентябрь 1095-1096 гг. (Уханова 2009: 218), принадлежащей перу Домки. Спорадическое присутствие данных элементов в первом почерке МЕ может быть дополнительным аргументом в пользу тождества двух Домок.
Кроме перечисленных палеографических черт второго почерка МЕ, важной его особенностью является неупотребление писцом Б отдельных графем. В первую очередь, это характеризует графико-орфографическую систему данного писца — упрощенную по сравнению с системой писца А. Этот аспект подробно рассмотрен в Главе 2. В настоящем разделе нас интересует другой аспект этой особенности: неупотребление отдельных графем, на наш взгляд, подтверждает корреляцию палеографических особенностей МЕ2 с палеографией берестяных грамот.
Среди сочетаний фонем, передача которых в грамотах имеет хронологическое значение, А. А. Зализняк называет сочетания /je/ и /ja/. Особенности передачи /je/ исследователь описывает так: «Специальная графема, предназначенная для его [сочетания /je/ — Г.М.] передачи, так как гс употребляется далеко не всегда. В ранне-др.-р. период в берестяных грамотах для этой цели почти всегда используется простое е (иначе говоря, имеет место эффект гс - е). .. С середины XIII в. графема гс начинает употребляться более активно» (Зализняк 2004: 31). А графема га «до конца XIII в. в берестяных грамотах почти не употребляется: вместо нее используется А» (там же).
В отношении графем КиІАв МЕ2 Б. И. Осипов отмечает, что первую из них писец употребляет редко, а вторую совсем не употребляет (Осипов 2010: 85). Такая ситуация полностью соответствует неупотреблению данных графем писцами берестяных грамот в XII в. В этом отношении употребление га остатся на одном и том же уровне (близком к 0%) в течение всего XII в. Для графемы гс можно уточнить, насколько редко она употребляется писцом Б, так как, по дан ным берестяных грамот, во второй половине XII в. е употребление, оставаясь незначительным, вс же увеличивается с 4 до 9% грамот (Зализняк 2004: 31).
Таким образом, по признаку отсутствия йотированных букв употребление второго писца МЕ сближается с употреблением берестяных грамот XII в., особенно первой половины этого столетия.
К группе примет, сближающих письмо писца Б с палеографическими особенностями берестяных грамот первой половины XII в., примыкает и употребление писцом графем ф и . В целом их употребление в берестяных грамотах отличается тем, что «в основной массе берестяных грамот в выборе между фие связи с этимологией не усматривается; просто в одни периоды предпочитается ф, в другие — е» (Зализняк 2004: 33). Писец Б действительно употребляет эти графемы без связи с этимологией. Но распределение двух графем у него несколько неожиданно: в первом переписанном отрывке (лл. 45 — 63об) писец использует исключительно е, а во втором (лл. 72 — 77) — исключительно ф. Из этого можно заключить, что писец Б в принципе знал обе буквы и при этом не отдавал одной из них преимущественное предпочтение.
Резкая смена одной буквы на другую может подтверждать лишний раз статус второго писца МЕ как ученика первого. Ситуацию можно представить себе так, что первый писец, просмотрев написанный отрывок лл. 45 — 63об остался недоволен, столкнувшись с тем, что второй писец не знает, в каких грецизмах надо писать е, а в каких ф. Написания писца Б расходились с этимологией в большинстве случаев, так как чаще всего со звуком /f/ попадается слово фдрнсен. Он, выбрав для удобства из двух знакомых ему букв наугад одну (е), «не угадал». Фита подходила только в заголовках, так как писец Б переписывал чтения из Евангелия от Матфея. В этой ситуации старший писец мог потребовать выучить наизусть слова со звуком /f/ в правильной орфографии, но вышел из ситуации проще. Во втором отрывке писца Б (лл. 72 — 77) все заголовки написаны писцом А. Видимо, он попросил ученика везде в тексте писать ф (кроме слова фдрнсен, в этом отрывке с /f/ также один раз встретилось слово сурофу/ынцьскд — л. 75г), а в заголовках написал в имени евангелиста этимологическую е.
Помимо возможности проследить особенности работы писцов над рукописью, соотношение букв ф и е показательно и через призму палеографии берестяных грамот. Отсутствие явного предпочтения одной из двух букв характерно для середины XII в. и более раннего периода, так как уже во второй половине XII в. употребление е начинает резко преобладать: она встречается в этот период в 83% грамот (Зализняк 2004: 33).
Весь рассмотренный комплекс черт, свойственных почерку МЕ2, не противоречит датировке МЕ первой половиной XII в.
Написания редуцированных в суффиксах
Писец А использует графему 8 на конце строки всего в 5% случаев. Уже это показывает периферийность таких употреблений в его орфографической системе. Кроме того, если сравнить процентное соотношение по морфемам с соответствующим распределением, приведнным выше в таблицах для ж и оу, очевидно, что оно ближе к варианту диграфа, т. е. к немаркированному употреблению. Процент употребления 8 в корнях и окончаниях даже ближе к среднестатистическому, чем у о у.
Отсутствие определнных критериев употребления 8 писцом А видно и по случаям написания этой графемы в середине строки. В такой позиции 8 используется в 13 примерах: тБорАф8ю 4а, ЙА8 23г, 8прджмАд у/ СА 26г, 8стд 39а, Бъскрьсм8тн 92б, не рд 8[ ]ЛЛ-ЬШЛ 92г, 8УЄМІКЛ 93в, ШМ8ДЬ 109б, стрдж8 113б, ПОАЛНЛ8Н 123в, ёлл8 129г, сн /ллом8 140б, р8ф жоу 140б. В примере не рд 8[ ]АЛ-ЬШД 92г употребление 8 можно объяснить необходимостью уместить букву перед дефектом в пергамене. Но все остальные примеры не поддаются объяснению, в них буква 8 используется в любой морфеме, после гласного/ согласного и т. п.
Таким образом, и редкое использование, и отсутствие критериев в написании 8 в том или ином случае показывают второстепенную роль этой буквы в графико-орфографической системе МЕЬ Для не он не смог подобрать какой-либо специфической функции или позиции. В такой ситуации становится виден достаточно заметный контраст в употреблении писцом дублетных графем ж и 8. Несомненно, что первая из них в большей степени интегрирована в систему его написаний — в 60% случаев она используется для передачи разнородных окончаний в конце строки. 8 также осознатся писцом А как атрибут правильного книжного письма, но, очевидно, в большей степени он обучен использовать в такой «книжной» функции именно ж, т. е. эта графема более обычна для подобного рода употребления.
Результаты сравнения написания в МЕ 1 дублетов ж - 8 можно рассмотреть на фоне хронологических рамок употребления обеих графем. Буква 8, по словам Е. Ф. Карского, «кроме нотных книг, в древнейших русских памятниках, вообще говоря, встречается довольно редко, напр., в грамоте 1229 г., в книге евангельских чтений 1270 г., Синодальном списке 1-й Новгородской летописи и немногих других памятниках» (Карский 1979: 199). Как мы видим, в качестве типичных памятников с использованием 8 учный приводит в пример рукописи XIII в., хотя, как он пишет, буква в целом встречается «уже рано во всех памятниках, начиная с надписи 993 года … В Остромировом ев., Супрасльской рукоп., словах Григория Богослова XI в. к 8 писец прибегает в конце строк, когда было мало места для оу, но в других памятниках 8 употребляется и без этого условия» (Карский 1979: 199). Снижение функциональности 8 отмечается только к концу XIII в. (Рябова 2004: 19). Период функционирования интересующей нас графемы, таким образом, — XI-XIII вв. (не считая и более позднюю е активизацию).
Иными хронологическими параметрами ограничено употребление в древнейший период ж. Б. А. Успенский отмечает, что «буква ж встречается ещ в XIII в. .., хотя уже с начала XII в. она попадает на периферию графической системы» (Успенский 2002: 127). Окказиональным исключением для рукописей второй половины XII в. считает употребление ж В. М. Живов (Живов 2006: 58). Таким образом, для периода второй половины XII в. — начала XIII в. характерно снижение функциональной нагрузки ж при сохранении прежней степени активности (в целом не высокой) его дублета 8. При рассмотрении конкретных рукописей этого периода подобное соотношение графем отмечается исследователями. Так, Е. В. Рябова пишет об использовании 8 в Музейном и Пантелеймоно-вом евангелиях (оба — конец XII — начало XIII вв.) и отсутствии при этом в них графемы ж (Рябова 2004: 18-19). В древнейшем списке студийского устава (ГИМ, собр. Синодальной библиотеки №330), который Д. С. Ищенко датирует с наибольшей вероятностью второй половиной XII в., ж используется в конце строки — только 2 раза и неэтимологически, а 8 иногда «наблюдается в конце или вблизи от конца строки .., но иногда и в середине строки» (Ищенко 1966: 159). Точно также в УСб (конец XII — начало XIII вв.) ж употребляется всего 2 раза первым писцом, тогда как 8 встречается «обычно только в положении конца строки» (Князевская 1971: 20).
В то же время можно сопоставить то, как в рукописях, относящихся к XI — первой половине XII вв., функционируют оба дублета ж - 8 с данными МЕЬ Типологическое сходство употребления в целом графических дублетов в МЕ с их использованием в Новгородских минеях конца XI в. отмечает Б. И. Осипов. При этом сходство в употреблении ж в МЕ с данными М95 и М96 представляется ему особенно значимым: «Наиболее показательно в этом ряду [оу - 8 - у - ж — Г.М.] употребление ж: и в Милятином евангелии, и в минеях оно привязано в основном к концу строки. Такое употребление ж почти уникально. Оно встречается ещ в Новгородской минее 1097 г., в написании которой Домка не участвовал» (Осипов 1986а: 149). Слова Б. И. Осипова о сходстве в употреблении ж в МЕ и М97 особенно показательны, так как на данный момент установлено, что писец Домка принимал участие и в написании М97 (Уханова 2009: 223). Хотя вс же «уникальным» такое употребление назвать нельзя. Тот же принцип, что в МЕЬ — написание ж - 8 как замены для оу на конце строки, В. Ягич наблюдает в двухмесячной Новгородской минее на сентябрь-октябрь начала XII в. Здесь ж появляется на конце строки «как сокращение» для оу 39 раз (из них 8 — в ДП); графема 8 встречается «под теми же условиями, в особенности во второй части рукописи, где ж уже редко находится» — около 40 раз (Ягич 1886: XXXV-XXXVI).
Вероятно, использование ж - 8 в качестве дублетов оу изначально возникло как прим экономии места в строке. Именно на такую функцию графем указывают исследовали АЕ. В этом памятнике использование дублетов на конце строки, по мнению Н. Н. Дурново, позволяло первому писцу «сэкономить место и состыковать свои тетради с тетрадями второго писца» (Живов 2006: 58). Интересную закономерность, подтверждающую сознательность стратегии применения данного прима, отмечает А. Дювернуа: «Такое невнимание к этимологической знаменательности большого юса, который в подлиннике нашего списка, очевидно, занимал все назначения, по нормальной этимологии ему принадлежащие, сопровождает из строки в строку все движения пера первого почерка (лл. 1 — 76) до листа 73. С последних двух строк его оборота утомление писца дает себя заметить на том, что юс большой, с него начиная и до оборота 76-го листа (последнего в первой руке), употребляется в согласии с юсовым подлинником весьма часто и в средине строки: ЕЖДЄТЄ, лжы-ь [? — Г.М.], ЕЖДЖТЦ ТЖУЛ, БО АЛжфеынгл [так! — Г.М.], ььселемжю, дБнгнжтсА, ллнллонджть и т. д.» (Дювернуа 1878: 182-183). Второй дублет — 8 — также, очевидно, используется в АЕ в целях сокращения: он располагается «или в конце строк, или в тех строках, где текст писцом сжимается» (Соколова 1930: 85).
Соотношение нестяжнных и стяжнных форм в МЕ
Рассматривая написания пре- у второго писца МЕ (недифференцированно как вместо прн-, так и вместо при-), Б. И. Осипов отмечает, что они встречаются «особенно часто», и ставит их в один ряд с примерами смешения приставок пр-ь-и прн- в М96 (Осипов 1986а: 154). Однако приведнные выше примеры из МЕ2 позволяют отметить, что и масштабы, и направление смешения двух приставок в древнерусских памятниках XI в. и в МЕ2 различны. Для МЕ2 можно сформулировать орфографическое правило: на месте приставки при- следует писать пре-, а на месте приставки прн- допустимы 2 написания — прн- и пре-. При такой формулировке явление прн- пре- в МЕ2 ключевым образом отличается от приведнных примеров смешения приставок при- и прн- в других памятниках. Если придерживаться интерпретации К. А. Максимовича смешения как функциональной нейтрализации приставок, то замены -ь н в них связаны с семантическим аспектом, со слабой дифференциацией этих приставок по значению в некоторых контекстах. А писец Б напротив чтко различает обе приставки (видимо, сознательно отказываясь от замены при- прн- после л. 52) и применяет к ним разные орфографические стратегии. Для МЕ2 следует говорить не о смешении пръ-/п(ж-, а о смешении н/е при написании приставки прн-.
Более применимым к ситуации, наблюдаемой в МЕ2, представляется объяснение, которое предлагает Цв. Янакиева, рассматривая написания пръ-/п(ж- в АЕ. Она относит примеры смешения данных приставок к области гиперкорректных написаний (Янакиева 1991: 24). Примеры АЕ, приводимые Цв. Янакиевой, относятся к мене при- при-, т. е. к той группе примеров, для которой правомерно и семантическое объяснение К. А. Максимовича. Для группы примеров писца Б (с меной при- пре-) при отсутствии семантической подоплки можно предполагать их гиперкорректный характер. Хотя и при таком объяснении нужно признать, что мы имеем дело с нестандартным случаем гиперкоррекции. Писец Б не имеет каких-либо видимых оснований опасаться ошибки, например, при написании приставки частотного в тексте евангелия слова прнтъуд, так как он не ошибается в написании приставки при-. Можно предположить, что 3 формы с меной при- при-, встретившиеся в МЕ2 скопированы из антиграфа (ср. наличие примеров такой мены в памятниках XI в.). В таком случае с л. 52 писец Б перестат копировать подобные формы, заменяя их правильными, т. е., встречаясь с неправильным написанием антиграфа, делает замену прн- пре-. Если это предположение верно, то становится понятна гиперкорректная природа описанной необычной активности написаний пре- в МЕ2. Имея установку устранять неэтимологические написания приставки прн- в антиграфе, связанные с семантической близостью приставок пръ-/п(ж-, писец Б, видимо, в силу своей недостаточной квалификации по ошибке «устраняет» и этимологические прн-.
Таким образом, писец Б проявляет гиперкоррекцию не по отношению к собственному письму, но к системе написаний данной приставки в антиграфе.
Косвенно предложенное объяснение подтверждается и указанным выше фактом разграничения в МЕ2 написаний р-ь-/ре- между группой пре-, предъ, преже и корнями с рефлексом tert. Написание ре- оказывается вариантом, задействованным в правке, аpt- используется в словах, не требующих особого внимания при переписывании.
При этом соотношение написаний для обоих местоимений однородно, в отличие от употребления писца А. В Д-МП форма тек-ь пишется с е 3 раза (53в 14, 57а 23 и 58а 6), и только 1 раз с -ь (51б 8-9). Форма сек-ь встречается 4 раза с е (48а (в приписке более мелким шрифтом под столбцом с пропущенным текстом), 53а 20, 58а 22, 63г 3-4) и так же 1 раз с -ь (60б 1).
Таким образом, написания писца Б показывают, во-первых, что для него предпочтительным написанием форм местоимений в Д-МП являются ТЄЕЄ и СЄЕЄ, а во-вторых, что для обоих местоимений писец применяет данную стратегию написания одинаково последовательно.
В оформлении рефлексов сочетаний типа ПъП у двух основных писцов МЕ нет такого резкого контраста, как, например, у писцов ОЕ или Июльской минеи конца XI — начала XII в. (Сидоров 1966: 35). Как для МЕ1, так и для МЕ2 ближайшим аналогом в этой группе написаний является почерк М96. На фоне других памятников МЕ и М96 выделяются тем, что используют преимущественно два разных способа в оформлении: с помощью написаний типа ЪР и ЪРЪ. Общим для М96 и МЕ в целом также является отсутствие резкого преобладания одного из указанных способов обозначения. При единичных написаниях типа РЪ и полном отсутствии диакритических знаков при написании рефлексов TЪRT эти два памятника, по всей видимости, относятся к единой орфографической традиции в данном отношении.
При более детализированном сопоставлении данных МЕ і и МЕ2 можно наблюдать, что и внутри данной орфографической традиции есть различия, касающиеся преобладания одного из двух способов оформления (ЪР или ЪРЪ), а также соотношения написаний редуцированных с р/л. Для удобства приведм данные по соотношению разных способов оформления сочетаний редуцированного и плавного в Таблице 2: Таблица 2. Сопоставление способов оформления рефлексов сочетаний типа ПъП
