Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Интерпретация как ментально-языковая деятельность авторов публикаций в СМИ 17
1.1. Понятие интерпретации в современной лингвистике 17
1.1.1. Модель интерпретационного процесса и ее компоненты 21
1.1.2. Механизм дискурсной интерпретации события и его языковая репрезентация в медиатекстах 26
1.2. Вариативность интерпретационного процесса в медиадискурсе 29
1.2.1. Медиадискурс как объект лингвистического исследования 29
1.2.2. Медиатекст как носитель событийной информации 36
1.2.3. Вариативность интерпретаций события в медиадискурсе 38
1.3. Репрезентация реального события в медиадискурсе 41
1.3.1. Лингвофилософское осмысление категории «событие» 41
1.3.2. Реальное событие и текстовое событие: параметры корреляции 48
1.3.3. Диктум и модус как основа события, репрезентированного в медиатексте 54
1.3.4. Категория автора как фактор вариативной интерпретации события 57
1.3.5. Информационные ожидания адресата как фактор вариативной интерпретации события 61
1.3.6. Событийно-политический контекст как фактор вариативной интерпретации события 65
Выводы по главе 1 69
ГЛАВА 2. Реализация интерпретационного потенциала события «авария теплохода «булгария» в медиадискурсе 72
2.1. Общая характеристика публикаций в СМИ об аварии теплохода «Булгария» 72
2.2. Репрезентация ИКМС «Авария теплохода «Булгария» в текстах СМИ 74
2.2.1. Репрезентация диктумного содержания предиката ИКМС 74
2.2.2. Репрезентация модусного содержания предиката ИКМС «Авария теплохода «Булгария» 78
2.3. Репрезентация субъекта как структурного компонента ИКМС 82
2.3.1. Характеристика диктумных репрезентаций субъекта «теплоход «Булгария» 82
2.3.2. Характеристика модусных репрезентаций субъекта «теплоход «Булгария» 84
2.3.3. Лексическая репрезентация субъектов «жертвы» и «виновные»
2.3.3.1. Лексическая репрезентация субъекта «жертвы» 91
2.3.3.2. Лексическая репрезентация субъекта «виновные» 96
2.4. Репрезентация локативно-темпорального компонента ИКМС 99
2.4.1. Диктумная репрезентация локуса события в ИКМС 99
2.4.2. Модусная репрезентация локуса события в ИКМС 105
2.4.3. Диктумная репрезентация темпорального компонента ИКМС 110
2.4.4. Модусная репрезентация темпорального компонента ИКМС 115
2.5. Моделирование интерпретационного поля репрезентации события
«Авария теплохода «Булгария» в медиадискурсе 118
Выводы по второй главе 123
ГЛАВА 3. Реализация интерпретационного потенциала события «акция pussy riot в храме христа спасителя»в медиадискурсе 125
3.1. Общая характеристика публикаций в СМИ об акции Pussy Riot в Храме Христа Спасителя 125
3.2. Репрезентация ИКМС «Акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя как политическое событие»
3.2.1. Диктумно-модусная репрезентация предиката как компонента ИКМС 128
3.2.2. Лексическая репрезентация субъекта «Панк-группа Pussy Riot» как выразителя оппозиционных взглядов 130
3.2.3. Лексическая репрезентация локативно-темпорального компонента ИКМС 137
3.3. Репрезентация ИКМС «Акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя как религиозное событие» 139
3.3.1. Диктумно-модусная репрезентации предиката как компонента ИКМС 140
3.3.2. Лексическая репрезентация субъекта «панк-группа Pussy Riot» 143
3.3.3. Лексическая репрезентация локативно-темпорального компонента ИКМС 148
3.4. Репрезентация ИКМС «Акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя как творческая акция» 155
3.4.1. Диктумно-модусная репрезентации предиката как компонента ИКМС 156
3.4.2. Лексическая репрезентация субъекта «Панк-группа Pussy Riot» 160
3.4.3. Лексическая репрезентация локативно-темпорального компонента ИКМС 163
3.5. Репрезентация ИКМС «Акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя как хулиганство» 165
3.5.1. Диктумно-модусная репрезентация предиката как компонента ИКМС 166
3.5.2. Лексическая репрезентация субъекта «Панк-группа Pussy Riot» 171
3.5.3. Лексическая репрезентация локативно-темпорального компонента ИКМС 176
3.6. Моделирование интерпретационного поля события
«Акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя» в медиадискурсе 177
Выводы по главе 3 184
Заключение 187
Список сокращений и условных обозначений 191 список литературы 192
Список справочных изданий 218
- Вариативность интерпретационного процесса в медиадискурсе
- Репрезентация ИКМС «Авария теплохода «Булгария» в текстах СМИ
- Репрезентация локативно-темпорального компонента ИКМС
- Лексическая репрезентация субъекта «Панк-группа Pussy Riot» как выразителя оппозиционных взглядов
Введение к работе
Актуальность исследования определяется текстоцентризмом современной лингвистики, то есть ее интересом к русскому языку в разных сферах его функционирования, включая русскоязычные тексты медийного пространства. Кроме того, актуальность исследования обусловлена вниманием современной лингвистики к функционированию интерпретационного механизма языка и его результату – медиадискурсу как репрезентации интерпретационно-когнитивной модели события. Актуальность исследования заключается также в необходимости изучения лингвокогнитивного механизма интерпретации реального события, который определяет вариативность его концептуальной и языковой репрезентации как на тематико-композиционном, так и на языковом уровнях конструирования. Разработка поставленных в предлагаемом исследовании проблем обусловлена также необходимостью дальнейшего развития теории вариативно-интерпретационного функционирования текста, применяемой к медиадискурсу, который репрезентирует информацию о событии, а также включенностью данного исследования в научный контекст решения актуальных проблем интерпретационной лингвистики, медиалингвистики, когнитивной лингвистики, журналистики.
Теоретическую базу исследования составили работы, посвященные изучению когнитивно-дискурсивного направления современной когнитивной лингвистики: исследования Н. Ф. Алефиренко, Е. Г. Беляевской, Е. С. Грушевской, Т. А. ван Дейка, В. З. Демьянкова, О. С. Иссерс, В. В. Красных, Е. С. Кубряковой, М. Л. Макарова, Ю. Е. Прохорова, И. В. Рогозиной, И. В. Силантьева, Ю. С. Степанова, У. Л. Чейфа.
Универсальность и сложность онтологической природы феномена события определили обращение к философским работам З. Вендлера, А. А. Еникеева, Р. Иргардена, Н. Лумана, В. А. Подороги, В. П. Руднева.
Основой исследовательского подхода к осмыслению события и его репрезентации в СМИ послужили положения:
общей теории интерпретации, в том числе труды К. А. Долинина,
М. В. Гончаренко, В. Кузнецова, У. Эко, Р. О. Якобсона;
интерпретационной лингвистики, изложенные в работах Н. Н. Болдырева, В. З. Демьянкова, Т. М. Дридзе, Н. Д. Маровой, И. П. Матхановой, Т. А. Трипольской, З. Я. Тураевой, И. А. Щировой;
теории вариативно-интерпретационного функционирования текста, представленные в исследованиях Н. Д. Голева, Л. Г. Ким.
Изучение события в аспекте дихотомии «событие» – «текст» основывается, в том числе, на трудах по семантическому синтаксису В. А. Белошапковой, Т. М. Николаевой, Е. В. Падучевой, Т. В. Шмелевой; работе Е. В. Осетровой, проведенной на стыке семантического и коммуникативного синтаксиса, лексической семантики, теории языковой картины мира.
Специфика объекта исследования обусловила необходимость включения работ А. В. Болотнова, В. В. Витвинчука, Б. Н. Головко, М. Ю. Горохова, Т. Г. Добросклонской, Т. С. Дроняевой, Л. Р. Дускаевой, Л. И. Ермоленкиной, И. В. Ерофеевой, Т. Л. Каминской, Н. И. Клушиной, О. Н. Копытова, Г. С. Мельник, А. А. Негрышева, Н. Г. Нестеровой,
A. В. Полонского, И. В. Рогозиной, Г. Я. Солганика, С. И. Сметаниной, Н. В. Чичериной,
B. Е. Чернявской, направленных на изучение медиадискурса как предметной сферы
медиалингвистики.
Следует отдельно отметить научные работы Т. В. Чернышовой, в которых рассматривается интерпретация одного события в газетно-публицистическом дискурсе, детерминированная когнитивно-речевым взаимодействием автора и адресата. Исследования Т. В. Чернышовой, выполненные в лингвоперсонологическом и социолингвистическом аспекте, позволяют осуществить анализ текстовых репрезентаций события в СМИ и выявить факторы, детерминирующие эти репрезентации. Реферируемая работа, направленная также на описание репрезентаций события в СМИ, выполнена в лингвоинтерпретационном аспекте, позволяющем на основе теории вариативно-интерпретационного функционирования текста выявить смысловой потенциал информации о событии и описать особенности его реализации в медиадискурсе. Несмотря на общность подходов к изучению текстовых репрезентаций события в СМИ, эти исследования выполнены в разных научных направлениях – лингвоперсонологии, социолингвистике, с одной стороны, и интерпретационной лингвистике, с другой, что позволяет дополнить накопленные знания о репрезентации события в медиадискурсе и механизмах его интерпретации.
Функциональные особенности СМИ, определяющие характер распространения информации о событиях, представлены в работах теоретиков журналистики А. Ю. Быкова, Е. Л. Вартановой, М. Н. Кима, Ю. М. Коняевой, О. Р. Лащук, Е. П. Прохорова, А. А. Тертычного, В. В. Хорольского.
Объект исследования – русскоязычные тексты, репрезентирующие интерпретацию реального события, в их функционировании в медийном пространстве.
Предмет исследования – вариативность интерпретационно-когнитивных моделей вербализации реального события, репрезентированного в русскоязычном медиадискурсе.
Гипотеза исследования заключается в следующем: реальное событие репрезентируется в русскоязычном медиадискурсе посредством реализации вариативной множественности интерпретационно-когнитивных моделей и смысловых версий, детерминированных факторами события, коммуникативной интенции автора и информационных ожиданий адресата.
Цель диссертационного исследования – выявить интерпретационно-когнитивные модели события, вербализованные в дискурсе российской прессы, и установить факторы, детерминирующие множественную вариативность репрезентации события в тексте.
Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач:
1) изучить особенности интерпретационного процесса и его компонентов
применительно к медиадискурсу как специфической ментально-когнитивной области;
2) установить критерии и произвести классификацию медиатекстов в аспекте
репрезентации в них разных типов событий – событие-катастрофа (стихийное событие) или событие-провокация;
-
описать механизм дискурсной интерпретации события, который реализуется по веерному принципу: реальное событие – n-количество интерпретационно-когнитивных моделей события в русскоязычном медиатексте – n-количество смысловых версий;
-
выявить интерпретационно-когнитивные модели, репрезентирующие событие с учетом факторов, обусловливающих их вариативность, и языковые единицы их вербализации;
5) проанализировать различные интерпретационно-когнитивные модели события,
представленные в медиатекстах, выделив варианты их актуализации и доминирующие
характеристики (различия в диктумно-модусной репрезентации, вариативность конфигурации
структурных компонентов, маркирующие лексические единицы);
6) установить факторы, детерминирующие множественную вариативность
репрезентации события в русскоязычном тексте.
Материалом для исследования послужили публикации российских изданий, реализующих различную информационную политику: «Новая газета», «Московский комсомолец», «Российская газета». Всего проанализировано 469 текстов разных жанров за период с 2011 по 2015 год, информирующих о двух событиях – аварии теплохода «Булгария» (июль 2011 года) и акции панк-группы Pussy Riot в храме Христа Спасителя (февраль 2012 года). При выборе информации о данных событиях мы руководствовались рядом факторов:
авария теплохода «Булгария» в Республике Татарстан является одним из самых резонансных событий 2011 года, которое маркируется как событие-катастрофа, имеющее масштабные трагические последствия (погибло 122 человека). Данный тип кризисного события (событие-катастрофа / трагедия) частотен в отражении российских и зарубежных СМИ и, соответственно, фактически всегда присутствует в формируемой повестке дня, поскольку касается удовлетворения универсальных человеческих потребностей, в частности, потребности в безопасности. Кроме того, событие характеризуется такими признаками, как неожиданность и внезапность возникновения, что указывает на имплицитную роль человеческого фактора в его свершении, а также плохо прогнозируемые и контролируемые последствия. Типологизируя подобные события, мы их относим к незапланированным (стихийным), непреднамеренным;
акция панк-группы Pussy Riot в храме Христа Спасителя является одним из самых резонансных событий 2012 года, представляет тип события-провокации. Событие стало основой масштабной общественной дискуссии. СМИ выступили площадкой для концентрации различных оценочных мнений – от официального до радикально-альтернативного. Характер совершенного действия, лежащий в основе события, указывает на эксплицитное проявление человеческого фактора в его организации и проведении, так как определен сценарий его «свершения», последствия целенаправленно прогнозируются и контролируются. Данное событие мы характеризуем как запланированное, преднамеренное, отражающее интересы определенной общественной группы вопреки интересам другой группы.
Таким образом, в качестве материала исследования выбраны русскоязычные публикации, отображающие два различных типа события. Основанием для их противопоставления является критерий преднамеренности / непреднамеренности свершения, эксплицитности / имплицитности человеческого фактора. Сопоставление разных типов событий позволяет выявить репрезентированные в медиадискурсе различные интерпретационно-когнитивные модели.
Выбор изданий определен различием их информационной политики, которая формирует полифоничное оценочно-интерпретационное поле, определяющее общественное мнение по отношению к событиям. Данные издания относятся к разным типам прессы – качественной и массовой, отражают разные векторы восприятия событий – официальный («Российская газета») и альтернативный, независимый («Новая газета»). Качественные издания ориентированы на образованную аудиторию, максимально взвешенную и объективную подачу фактов, формирование повестки дня, состоящей из актуальных и
значимых тем, осмысленных специалистами и экспертами, что характеризует «Российскую газету» и «Новую газету». Отличительной особенностью последней является правозащитная деятельность, что не может не сказаться на интерпретации событий действительности в данном издании. Издание «Московский комсомолец», имеющее все типологические признаки массового издания (ориентация на максимальное привлечение широкой аудитории, упрощение сложных проблем, перенасыщенность развлекательной информацией невысокого качества), тем не менее представляет примеры качественного осмысления повседневности через выбор тем, новостей, форматов, жанров, подбора экспертов и т. д. (Фролова, 2014).
Методы исследования. Методологическая основа проводимого исследования обусловлена поставленной целью и особенностями анализируемого материала. Выполнение исследования в рамках актуальных направлений современной лингвистики – лингвистического интерпретационизма (Демьянков, 1983; 1989; 1996; 1999) и теории интерпретационной вариативности текста (Ким, 2010) определило использование как общенаучных методов (индукция / дедукция, анализ / синтез, систематизация, классификация), так и комплексного подхода к изучению медиатекста, в основе которого приемы интерпретационного (смыслового) анализа, лингвостилистического описания, когнитивно-дискурсивного и контекстуального анализа. В работе также используется качественно-количественный метод (контент-анализ) для установления частотности структурных элементов интерпретационно-когнитивной модели события, определяющей вариативность его интерпретации.
Научная новизна проведенного исследования заключается в том, что впервые в лингвоинтерпретационном аспекте описаны дискурсные репрезентации событий в текстах печатных русскоязычных СМИ. Выявлены интерпретационно-когнитивные модели репрезентации в тексте одного события и представлены варианты их функционирования в медиадискурсе в рамках моноцентрического или полицентрического интерпретационного поля. Исследован механизм интерпретации события и его вербальной репрезентации в диктумно-модусном аспекте, что позволяет точнее обозначить его доминирующую интерпретацию в медиадискурсе. Выявлены лексические единицы, репрезентирующие реализацию смысловых версий как интерпретацию события в медиадискурсе. Установлены факторы, детерминирующие вариативность диктумно-модусной интерпретации реального события: фактор коммуникативной интенции автора и фактор информационных ожиданий адресата.
Теоретическая значимость исследования определяется его вкладом в лингвистическую вариантологию и теорию интерпретационной вариативности текста, применимой к русскоязычному медиадискурсу. На основе его анализа выявлены модели, конструирующие событие в дискурсе прессы и отражающие его (события) вариативность репрезентации. Диссертационная работа расширяет теоретическую и практическую базу исследований в области когнитивной лингвистики, интерпретационной лингвистики и медиалингвистики.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использования полученных результатов в преподавании филологических и журналистских дисциплин, направленных на изучение интерпретационной лингвистики, когнитивной лингвистики, медиадискурса, теории журналистики. Результаты исследования могут быть использованы СМИ при планировании публикационной политики, а также социально-политическими организациями, осуществляющими мониторинг общественного мнения, прогнозирование воздействия на общественное сознание медиадискурсов, реализующих различные когнитивно-интерпретационные модели как интерпретацию события.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Событие, вербализованное единицами русского языка и репрезентированное в медиадискурсе, деактуализирует континуальную природу фрагмента действительности, становясь моделируемым конструктом. Облигаторные признаки события (пространственно-временные координаты, субъект, признак действия) и интерпретирующие факторы
(коммуникативная интенция автора, информационные ожидания адресата) детерминируют процесс его интерпретационно-вариативной реализации.
2. Механизм дискурсной интерпретации события осуществляется по веерному
принципу: реальное событие – n-количество интерпретационно-когнитивных моделей
события – n-количество смысловых версий.
3. Количество и виды интерпретационно-когнитивных моделей события и смысловых
версий, а также особенности их лексико-семантической репрезентации обусловливают
развертывание в медиадискурсе интерпретационного поля – моноцентрического (с одной
доминирующей интерпретационно-когнитивной моделью события) или полицентрического
(с несколькими интерпретационно-когнитивными моделями события).
-
Вид интерпретационного поля детерминирован типом события – событие-катастрофа (стихийное событие) или событие-провокация, критерием разграничения которых является преднамеренность / непреднамеренность свершения, эксплицитное / имплицитное проявление человеческого фактора.
-
Интерпретирующие факторы (тип события, коммуникативная интенция автора, информационные ожидания адресата) детерминируют реализацию интерпретационно-когнитивных моделей и смысловых версий посредством репрезентации структурных элементов пропозиции и их лексической вербализации в диктумно-модусном варианте.
-
Тип интерпретационно-когнитивных моделей, структура интерпретационного поля, количество и состав смысловых версий и особенности их лексико-семантической репрезентации детерминированы коммуникативной интенцией автора и информационными ожиданиями адресата.
-
Фактор коммуникативной интенции автора и фактор информационных ожиданий адресата являются взаимокоррелирующими; их влияние на процесс и результат интерпретации событий обусловлено информационной политикой изданий и наличием у каждого издания «своего» адресата.
Апробация исследования. Основные положения диссертационной работы были представлены на VIII (ХХХIХ) Международной научно-практической конференции «Образование, наука, инновации – вклад молодых исследователей» (Кемерово, 2012); Всероссийской научной конференции «Актуальные проблемы современности и журналистика» (Томск, в рамках Научной недели факультета журналистики ТГУ, 2012); Всероссийской научно-практической конференции «Функционирование русского языка как государственного в современных условиях» (Москва, 2012); Международной научной конференции «Проблемы современной лингвистики и методики преподавания языковых курсов» (Кемерово, 2012); II и III Международной научной конференции «Речевая коммуникация в современной России» (Омск, 2011, 2013); I Международной научно-практической конференции «Традиционные и новые медиа в современной России» (Омск, 2014); VII Международном лингвистическом конгрессе «Язык и мир» (Ялта, 2015); Пятой Международной научной конференции «Проблемы современной лингвистики, литературоведения и методики преподавания филологических курсов» (Кемерово, 2015); Международных научно-практических конференциях «Журналистика в 2012 году», «Журналистика в 2014 году», «Журналистика в 2015 году» (Москва, 2013, 2015, 2016); V Конгрессе РОПРЯЛ «Динамика языковых и культурных процессов в современной России» (Казань, 2016).
Отдельные части диссертационной работы выполнены при поддержке индивидуальных грантов фонда Михаила Прохорова: проект «Интерпретационный потенциал новостного события в масс-медийном дискурсе» (договор АМ – 22/12 от 21 марта 2012 г.,); проект «Интерпретация как феномен масс-медийной коммуникации» (договор АМ – 48/13 от 27 марта 2013 г.); гранта РГНФ № 15-04-0031 «Лингвокогнитивный анализ конфликтов в сфере обыденной политической коммуникации».
Основные положения диссертации отражены в 15 научных публикациях (тезисы
докладов и статьи) общим объемом 7,5 п. л., четыре из которых опубликованы в рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ.
Структура диссертационной работы. Исследование состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, включающего 213 наименований, и приложения.
Вариативность интерпретационного процесса в медиадискурсе
Структурный и многокомпонентный характер коммуникативного процесса отмечен рядом зарубежных и отечественных исследователей. Так, Р. О. Якобсон обозначает в качестве компонентов речевого события, то есть акта речевого сообщения, адресанта, сообщение, адресата, контекст, код и контакт [Якобсон 1975: http://philologos.narod.ru/classics/jakobson-lp.htm (дата обращения: 28.10.2012)]. Каждый из этих компонентов или факторов соответствует реализации особой функции языка. Близкая по компонентному составу структура коммуникативного (и, в частности, интерпретационного) процесса описана У. Эко в работе «Роль читателя. Исследования по семиотике текста»: отправитель, закодированный текст, канал, текст как выражение, адресат, интерпретированный текст как содержание, контекст, обстоятельства, коды и субкоды [Эко 2005]. Основные структурно-содержательные компоненты представлены также в теории интерпретации, разработанной В. З. Демьянковым. К ним относятся субъект, объект, процедурный аспект, цели, результаты, «материал» и инструменты [Краткий словарь когнитивных терминов 1996]. Согласно концепции А. Н. Ростовой, интерпретационный процесс может быть дополнен такими компонентами, как предпосылки и стратегии [Ростова 2002].
В модели интерпретационного процесса Л. Г. Ким, разработанной в русле интерпретационной лингвистики, компоненты интерпретации представлены применительно к процессам текстопорождения и текстовосприятия. В основу концепции исследователя положено понимание интерпретации как «процесса последовательного перехода от текста к смыслу, зафиксированному в форме текста, т.е. реализация модели «Текст - смысл - текст» [Ким 2009б: 29]. Особенностью данного процесса является соотнесение с интеракционной концепцией коммуникации, которая представляет собой «креативный и потому относительно самостоятельный и независимый процесс по созданию собственного текста» [Ким 2009б: там же].
Модель интерпретационного процесса состоит из определенных фациенсов, к которым относятся: субъект интерпретации - адресат речевого произведения, который рассматривается как активный, создающий собственную ментально-речевую продукцию, характеризуется собственной интенциональностью; объект интерпретационной деятельности - текст, обладающий свойством интерпретируемости и полиинтерпретируемости, что обусловлено рядом его качеств; результат, в качестве которого выступают вариативные тексто-смысловые построения, обусловленные свойством полиинтерпретируемости текста и возникающие при определенных условиях в ходе интерпретирующего речевого акта [Ким 2009б]; такие тексто-смысловые построения Л. Г. Ким называет интерпретирующими текстами, что представляет собой объективно-языковой аспект результата интерпретации; контекст, который играет роль среды и позволяет тексту во взаимодействии с ней проявить свои определенные свойства; в структуру контекста адресат вписывает интерпретируемый текст в процессе ментально-рецептивной деятельности [Ким 2009б].
Рассмотрим подробнее такие компоненты интерпретационного процесса, как объект и результат интерпретации.
Общепризнанным объектом интерпретации является действительность в многочисленных вариантах и формах ее проявления - «мир с его бесконечными составляющими (космос, материя, движение, природа, общество, человек, идеи и т.д.)» [Ростова 2002: 69]. И. П. Матханова и Т. А. Трипольская обозначают в качестве объекта интерпретации такие элементы, как: а) внеязыковая действительность, событие, которое человек воспринимает через призму своего языка; б) язык как интерпретирующая система; в) речевое произведение (высказывание или текст); г) языковая личность как возможный автор и адресат высказывания, а также в качестве интерпретатора своего и чужого речевого поведения [Матханова, Трипольская 2009: 91]. Понятие реальности как объекта интерпретации, конструирования и отражения активно осмысляется применительно к средствам массовой информации, которые являются своего рода «заместителями» действительности, «перекраивая» ее ход, исходя из определенных целей и установок. Эти идеи представлены в теории конструктивизма, в частности, в известных работах П. Бурдье [Бурдье 2002] и Н. Лумана [Луман 2005]. Современные российские исследователи масс-медиа, анализируя технологии интерпретации, также описывают в качестве ее объекта текст и любое явление или событие реальности [Луговая 2015], опираясь на философское направление перспективистов [Гарбузняк 2015], которые считали, что «результаты познания существенным образом зависят от личной позиции, от точки зрения познающего субъекта, поэтому действительность открыта для бесконечного числа интерпретаций, ни одна из которых не может претендовать на исключительность» [Гарбузняк 2015: http://www.mediascope.ru/node/1684 (дата обращения: 08.02.2015)].
Специфика массово-коммуникационного процесса определила разделение объекта интерпретации с точки зрения журналиста и аудитории. С позиции журналиста – это «все события и явления действительности, которые дают повод для зарождения творческого замысла и материал для его воплощения в любой знаково-символической форме», с позиции аудитории «объектами интерпретации выступают медиатексты с включенными в их содержание стереотипными образами-схемами событий и явлений действительности» [Луговая 2015: http://www.mediascope.ru/node/1616 (дата обращения: 8.02.2015)]. Ю. А. Луговая делает вывод о том, что можно говорить об авторской, предполагающей собственную интерпретацию реальности (текста), и интерпретацию реальности для аудитории; и аудиторной интерпретации, под которой подразумевается «восприятие и мысленная обработка человеком понятия/образа реального события/явления в процессе чтения/слушания/просмотра информационного продукта» [Луговая 2015: http://www.mediascope.ru/node/1616 (дата обращения: 8.02.2015)]. Таким образом, субъект интерпретации имеет двоякое понимание в зависимости от целей исследования: это может быть автор медиатекста как интерпретатор действительности (денотата) и читатель-адресат как интерпретатор медиатекста. В данной работе под субъектом интерпретационного процесса понимается журналист – автор медиатекстов, репрезентирующих информацию о событии.
Репрезентация ИКМС «Авария теплохода «Булгария» в текстах СМИ
Субъект «жертвы» характеризуется информацией о количестве пострадавших, их статусе в событии, гендерной, возрастной и социальной принадлежности. Например: В воскресенье в Татарстане на Куйбышевском водохранилище в трех километрах от берега затонул двухпалубный теплоход “Булгария”. На борту находились 182 человека, в том числе 130 пассажиров и 52 члена экипажа (МК, На Волге потерпел крушение теплоход, 11.07.11).
Первой характеристикой в отношении «жертв» крушения теплохода является оппозиция «выжившие» – «погибшие». Этот аспект актуализирован в заголовках первых публикаций о данной аварии и находился в центре внимания авторов медиатекстов на протяжении освещения всех этапов события в СМИ: На
Волге потерпел крушение теплоход. Спасти удалось не всех (МК, 11.07.11); Не доплыли. В катастрофе прогулочного теплохода на Волге погибли двое и числятся без вести пропавшими более ста человек (РГ, 11.07.11); Волна непреодолимой силы. Обстоятельства гибели людей на Волге не прояснены, но очевидны (НГ, 12.07.11).
Репрезентация оппозиции «выжившие» – «погибшие» сопровождается введением фактической информации о точном (или предполагаемом) количестве тех и других: В воскресенье в Татарстане на Куйбышевском водохранилище в трех километрах от берега затонул двухпалубный теплоход “Булгария”. На борту находились 182 человека, в том числе 130 пассажиров и 52 члена экипажа (…) На момент подписания номера было известно об одной погибшей, два человека госпитализированы, судьба 88 неизвестна (МК, На Волге потерпел крушение теплоход, 11.07.11); Вчера в 80 километрах от Казани в Камско-Устьинском районе Татарстана на реке Волге затонуло двухпалубное судно "Булгария". На его борту в момент аварии находились 182 человека – отдыхающие и члены экипажа. До сих пор большинство из них числятся пропавшими без вести (РГ, Не доплыли, 11.07.11); Двухпалубное прогулочное судно «Булгария» затонуло в воскресенье на Куйбышевском водохранилище в трех километрах от берега Волги. Теплоход ушел под воду за несколько минут, спаслись только 79 из 205 человек (НГ, Волна непреодолимой силы, 12.07.11).
Другой характеристикой субъекта «жертвы» является оппозиция «пассажиры» – «члены экипажа», обусловленная их статусом на теплоходе и ожидаемыми моделями поведения. Так, авторы текстов указывают на то, что категория «члены экипажа» несет ответственность за случившееся, но свои должностные обязанности не выполняла, формируя тем самым модус обвинения: Также Гульнара утверждает, что никакой помощи от команды пассажирам оказано не было – все боролись за жизнь самостоятельно (МК, Людей топят как хотят, 12.07.11). Таким образом, «члены экипажа» репрезентируются как «виновные» в свершении события: см. подзаголовок «Булгария» утонула из-за несоблюдения командой мер безопасности и далее в тексте: Ситуация
усугубилась еще и тем, что экипаж был плохо подготовлен, недисциплинирован и не смог принять необходимых мер безопасности (РГ, Вода в иллюминаторах, 16.08.11). Другой пример: По словам руководителя следственной группы Руслана Галиева, большинство членов экипажа даже не представляли себе, как они должны действовать в чрезвычайной ситуации. В итоге вместо того, чтобы исполнять предписанные инструкцией во время кораблекрушения обязанности, многие пытался спасти свою жизнь (МК, В гибели «Булгарии» не осталось белых пятен, 12.02.13).
Категория «пассажиры» характеризуется по возрастному и гендерному признакам, социальному статусу, семейному положению, территории проживания и другим параметрам.
Одним из аспектов, на который обращают внимание авторы текстов СМИ, является указание на то, были ли пассажиры «Булгарии» в качестве таковых официально зарегистрированы, либо отправились в туристический рейс «безбилетниками», превысив допустимую численность людей для перевозки пассажиров на прогулочном теплоходе, что предположительно стало одной из причин затопления судна: Еще одна из версий связана с перегруженностью судна. Оно было рассчитано на 140 пассажиров, но на деле везло больше 200, часть из которых не была включена в официальные списки (НГ, Волна непреодолимой силы, 12.07.11).
Актуализируется наличие среди пассажиров, в том числе погибших, детей и женщин (то есть характеристика «жертв» с точки зрения возраста и гендера): В Татарстане и других регионах России продолжают хоронить жертв катастрофы. К утру четверга был погребен 81 человек.
Омрачает и без того страшную цифру, что среди погибших есть дети и беременные женщины. Как сообщили в минздраве РТ, в крушении погибли три пассажирки, ждущие ребенка. Однако по источникам корреспондента "РГ" известно, что их число гораздо больше. Дело в том, что есть поверье, если беременная женщина посетит Болгар (святое для мусульман место), то она благополучно разрешится от беремени и ее ребенок будет расти здоровым и счастливым (РГ, Трудный поиск, 15.07.11). Включение в публикацию такого рода информации служит основой формирования модуса сочувствия по отношению к «жертвам» крушения. Усиливает данный модус репортажное описание трудностей, которые пережили пострадавшие: Люди держались на воде кто как мог. Одни просто плыли, другие цеплялись за различные предметы. Выбраться на сушу у них возможности не было, поскольку крушение произошло в трех километрах от берега (РГ, Не доплыли, 11.07.11). Другим приемом, работающим на усиление модуса сочувствия, служит прием персонификации информации – рассказ личной трагической истории пострадавших: Заведующая архивом Казанской государственной консерватории Светлана БОЙЦОВА в злополучную поездку отправилась вместе со своей дочерью Юлей и внуками — 10-летним Данилой и 15-летней Ксенией. В крушении выжил один Данила, его сестра, мать и бабушка погибли (МК, Семейная катастрофа, 12.07.11). Возле этого стенда на другой день после прибытия «Арабеллы» можно было увидеть мальчика, который то читал список, то уходил на причал. Сам 14-летний Ильгиз Зайнуллин значился в этом списке под номером 22. А вот его мама, Эльвира Талгатовна, и папа, Самат Салихзянович, в числе спасенных не числились. Мальчик все еще надеялся, что их найдут живыми, и терпеливо ждал вестей с Волги (НГ, Непередаваемый SOS, 12.07.11).
Описание конкретной жизненной истории является не только показателем достоверности произошедшего, но и усиливает воздействие на эмоциональное восприятие события адресатом и эмотивную (сопереживание, сочувствие, жалость и т.п.) оценку по отношению к нему.
Репрезентация локативно-темпорального компонента ИКМС
Характер локативно-темпорального компонента ИКМС обусловлен теми константными координатами (место и время свершения события на объективно-денотативном уровне), которые находятся в основе механизма интерпретации. В пропозиции вербального события маркёрами хронотопа являются сирконстанты, отражающие языковую вариативность репрезентаций в диктумно-модусном аспекте.
Номинации локуса, на наш взгляд, не актуализируют политическую семантику данной ИКМС. Номинации темпоратива реализуют единичный вариант лексемы, принадлежащей политическому дискурсу: Девушки в масках исполнили у алтаря песню с призывом к Богородице забрать у России Путина. Дело было 21 февраля, а задержали Надю и Машу аккурат перед выборами — 3 марта (МК, Хор должен сидеть в тюрьме, 15.03.12). Таким образом, темпоральная репрезентация формирует смысловую версию «Акция панк-группы Pussy Riot произошла перед выборами президента России».
Анализ репрезентаций локативно-темпорального компонента ИКМС «Акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя как политическое событие» показал, что он находится в слабой позиции, то есть не выражает соответствующего значения. Смысловое ядро определенной ИКМС формируют компоненты, находящиеся в сильной позиции; компоненты, имеющие слабую позицию, также реализуются в ИКМС, но существенно не влияют на ее вариативность. В ИКМС «Акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя как политическое событие» сильную позицию занимают предикат и субъект, так как репрезентирует событие как политическое посредством семантики лексических единиц. В слабой позиции находится локативно-темпоральный компонент, не поддерживающий характеристику события как политической акции.
Таким образом, ИКМС «Акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя как политическое событие» в медиатекстах исследуемых изданий реализуется на уровне таких компонентов модели, как предикат и субъект. Локативно темпоральный компонент присутствует в данной модели, но не реализует соответствующей семантики (то есть фактор события в данном случае не доминирует). Предикат как компонент ИКМС репрезентирует такие смысловые версии, как «В Храме Христа Спасителя проведен панк-молебен», «В Храме Христа Спасителя проведена акция», «В Храме Христа Спасителя проведен оппозиционный панк-молебен». На уровне интерпретации субъекта реализуются следующие смысловые версии «Pussy Riot – группа феминисток», «Pussy Riot – панк-группа», «Pussy Riot – феминистская панк-группа», «Pussy Riot – группа с ярко выраженными оппозиционными политическими взглядами», «Pussy Riot против президента РФ В. В. Путина». Локативно-темпоральный компонент реализует смысловую версию «Акция панк-группы Pussy Riot произошла перед выборами президента России».
Представленные смысловые версии демонстрируют вариативность репрезентации компонентов ИКМС, обусловленную типом события, фактором коммуникативной интенции автора и информационных ожиданий адресата. Так, обозначение события (панк-молебен – акция) реализует различные смысловые компоненты. Окказиональная номинация панк-молебен усиливает неожиданный и от того скандальный характер произошедшего в Храме Христа Спасителя. Нейтральная по своему значению номинация акция ориентирована на снижение уровня конфликтности и формирование более сдержанного восприятия действий панк-группы. Соответственно, выбор номинаций определяется авторами медиатекстов, интенция которых – усилить негативно-критическое восприятие от произошедшего события, либо попытаться взвешенно оценить его причины и последствия. Фактор адресата реализуется посредством ориентации на информационные ожидания и предпочтения аудитории. Так, критически настроенная к действующей политической власти «Новая газета» репрезентирует интенцию поддержки акции панк-группы, воспринимая ее как форму политической оппозиции. В изданиях «Российская газета» и «Московский комсомолец» реализуется интенция осуждения, так как событие интерпретируется как политическая провокация. «Акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя как религиозное событие» ИКМС «Акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя как религиозное событие» формируется репрезентациями пропозициональных компонентов (предиката, субъекта, локатива, темпоратива), детерминированными фактором события. Ключевым компонентом данной ИКМС является локус – Храм Христа Спасителя (г. Москва), в котором была проведена акция панк-группы Pussy Riot.
ИКМС включает пропозициональные компоненты, конфигурация которых формирует доминирующее интерпретационное поле. В сильной позиции ИКМС «Акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя как религиозное событие» находятся локативно-темпоральные репрезентации. В данном событийном дискурсе пространство, в котором произошло событие (Храм Христа Спасителя), имеет ценностно-смысловую и культурно-историческую символику. Сакральное для православных россиян место актуализирует религиозный контекст репрезентации события в СМИ, активизируя полемику о значении религиозных, и, в частности, православных ценностей в современном российском обществе. Храм Христа Спасителя – значимый культурно-исторический памятник, являющийся своего рода символом Российской православной церкви (РПЦ). Разрушение сакральности пространства (см. заголовок Панки в храме (РГ, 15.03.12), а затем подчеркивание идейной религиозной основы акции, привело к формированию и репрезентации в газетном дискурсе ИКМС «Акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя как религиозное событие».
Лексическая репрезентация субъекта «Панк-группа Pussy Riot» как выразителя оппозиционных взглядов
В диссертационном исследовании описан русскоязычный медиадискурс в аспекте репрезентации реального события и реализации его интерпретационного потенциала, детерминированного интерпретирующими факторами. Несоответствие онтологической объективности реального события его субъективным и множественным репрезентациям в тексте СМИ обусловливает веерный принцип реализации данного механизма: реальное событие – n-количество интерпретационно-когнитивных моделей – n-количество смысловых версий события в медиатексте. То есть в основу механизма интерпретации положено реальное событие, которое представлено в сознании автора в виде смысловых версий, вербализующихся на лексико-грамматическом уровне. N-количество смысловых версий образуют n-количество интерпретационно-когнитивных моделей. Интерпретационно-когнитивная модель события представляет собой вербальный конструкт реального события, включающий фактическую основу (информационный компонент) и модальность, вербализованные лексико-грамматическими средствами русского языка.
Лингвистический анализ медиатекстов, посвященных различным типам реальных событий, позволил осуществить моделирование двух видов интерпретационных полей репрезентации событий – моноцентрического и полицентрического. Так, событие, которое мы можем охарактеризовать как незапланированное и непреднамеренное, имеющее сложно прогнозируемые и контролируемые последствия, в том числе масштабные человеческие жертвы, то есть событие-катастрофа, продуцирует моноцентрическое интерпретационное поле. В его смысловом ядре актуализируются смысловые версии, максимально тождественно репрезентирующие «означаемое» и «означающее», то есть объект действительности и его лексическую номинацию. Смысловая цельность интерпретационного поля данного вида подтверждается и в диктумном, и в модусном содержании составляющих его смысловых версий, которые формируют одну интерпретационно-когнитивную модель.
Иной вариант события характеризуется такими качествами, как запланированность, преднамеренность, отражение интересов определенной общественной группы вопреки интересам другой, эксплицитная проявленность человеческого фактора в организации события и контроль за развитием его последствий, то есть событие-провокация. Данный тип события порождает полицентрическое интерпретационное поле, в границах которого репрезентировано n-количество интерпретационно-когнитивных моделей и смысловых версий, каждая из которых вербализуется определенным набором лексико-грамматических единиц.
Количество смысловых версий и интерпретационно-когнитивных моделей обусловлено неоднозначной природой события и высоким конфликтным потенциалом интерпретаций. Таким образом, сопоставление событий разного типа позволило обозначить их полиинтерпретационную вариативность, проявляющуюся в русскоязычных медиатекстах.
Вариативность смысловых версий, интерпретационно-когнитивных моделей и, соответственно, вид интерпретационно поля детерминирован интерпретирующими факторами, в качестве которых были выявлены фактор события (тип события), фактор коммуникативной интенции автора и фактор информационных ожиданий адресата. Фактор события (тип события) обуславливает объективно-денотативные границы интерпретации реального события в медиатексте. Фактор коммуникативной интенции автора является обязательным элементом коммуникативного акта, определяющим параметры интерпретации события, в основе которого «идеальное» знание об «ожидаемых смыслах», транслируемых аудитории. Субъективная интенция автора реализуется в соответствии с имеющимися аксиологическими установками, которые обозначают ценностно-смысловые акценты формирования публицистической картины мира адресата и восприятия им окружающей действительности. Этот фактор коррелирует с фактором информационных ожиданий адресата, так как автор, зная «ожидаемые смыслы» получателей сообщения, создает медиатекст, ориентируясь на общность концептуальных систем и сходство представлений о мире. В свою очередь, адресат обращается за информацией к изданию определенной направленности, зная, что получит искомую, не вызывающую информационный диссонанс, интерпретацию. Так, при репрезентации события-катастрофы («Авария теплохода «Булгария») в текстах СМИ, читатели исследуемых изданий прогнозируемо вовлечены в поиск ответа на вопрос: «Кто виноват в случившемся?», а также в длительное наблюдение за процессом расследования и наказания виновных. Принципиальной разницы в формировании общественного восприятия события в зависимости от информационной политики изданий не наблюдается. Событие-катастрофа формирует единое восприятие произошедшего у аудитории, допуская полифонию точек зрения в интерпретации его причин (кто виноват – представители бизнеса, чиновники, политическая система и т.д.) и последствий, а также вариативность языковых единиц вербализации передаваемой информации.
В интерпретации события-провокации («Акция панк-группы Pussy Riot в Храме Христа Спасителя») информационная политика издания имеет существенное значение, обусловливая разнополярность его восприятия в медиадискурсе. Критически настроенная к действующей политической власти «Новая газета» репрезентирует интенцию поддержки акции панк-группы, интерпретируя ее как форму политической оппозиции. В изданиях «Российская газета» и «Московский комсомолец» в большей степени реализуется интенция осуждения и обвинения в совершении неправомерных с точки зрения общественных норм поведения и морали действий, так как событие интерпретируется как общественнополитическая провокация или хулиганство. То есть провокативная природа события задает мощный вектор конфликта интерпретаций в медиатекстах, позволяя выделить ряд интерпретационно-когнитивных моделей, формируемых значительным репертуаром смысловых версий и их языкового воплощения.