Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Новые слова в современном российском политическом дискурсе: когнитивный и коммуникативный аспекты Ба Юйсинь

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Ба Юйсинь . Новые слова в современном российском политическом дискурсе: когнитивный и коммуникативный аспекты: диссертация ... кандидата Филологических наук: 10.02.01 / Ба Юйсинь ;[Место защиты: ФГБОУ ВО Московский государственный лингвистический университет], 2017

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Теоретические основы современной неологии 13

1.1. Типология новых номинаций 13

1.2. Проблема понимания термина неологизм 16

1.3. Актуальные направления изучения новых слов

1.3.1. Когнитивное направление 31

1.3.2. Психолингвистическое направление 39

1.3.3. Коммуникативное направление 41

1.3.4. Деривационное направление 48

1.3.5. Стилистическое направление 52

1.4. Методика распознавания новых слов инофоном 56

Выводы 62

Глава II. Коммуникативные основания освоения и порождения новых слов в российском политическом дискурсе 65

2.1. Особенности политического дискурса 65

2.2. Распределение инноваций в структуре политического лексикона 71

2.2.1. Инновации в ядре политического лексикона 71

2.2.2. Инновации в ближней периферии политического лексикона 77

2.2.3. Инновации в дальней периферии политического лексикона 79

2.3. Роль новых слов в реализации речевых стратегий 81

2.3.1. Употребление новых слов политиками для воплощения когнитивных стратегий 81

2.3.2. Использование новых слов политиками для реализации прагматических стратегий 94

2.3.3. Употребление новых слов политиками для воплощения риторических стратегий 103

Выводы 106

Глава III. Новые слова российского политического дискурса в когнитивном аспекте 111

3.1. Речемыслительные операции, лежащие в основе словотворчества 111

3.2. Речемыслительные операции, характерные для словотворчества политиков 132

3.3. Параметризация индивидуальной языковой креативности политиков 141

3.4. Влияние типа мышления на создание, выбор и актуализацию новых слов 149

Выводы 159

Заключение 164

Литература

Актуальные направления изучения новых слов

"Стилистическая" теория неологизмами называет "стилистически маркированные слова, значения слов и фразеологизмы, употребление которых сопровождается эффектом новизны" [Попова 2005, с. 4]. Е.В. Сенько уточняет, что нужна "своеобразная маркированность временем, которая влечет за собой известную необычность, свежесть на фоне привычных языковых форм, малоизвестность (или неизвестность) в широком употреблении" [Сенько 1994, с. 22]. Однако даже сторонник "стилистической" теории А.Г. Лыков признает, что новизна не имеет формальных показателей и ее трудно измерить. "Психолингвистическая теория" "определяет неологизм как языковую единицу, не встречавшуюся ранее в индивидуальном речевом опыте носителя языка" [Попова 2005, с. 8]. Для объективации оценки выдвигается идея усредненного показателя новизны, полученного в ходе экспериментов с представителями разных социальных и возрастных групп (в публикациях психолингвистического направления встречается показатель 12 лет). Однако такой подход требует больших затрат на проведение опросов, результаты которых имеют невысокую прагматическую ценность: они не влияют на лексикографическую фиксацию новых слов, а лишь дают представление об отношении носителей языка к некоторым языковым фактам. "Лексикографическая теория", представленная в работах К. Барнхарта, а также отраженная во французской лексикографии, определяет неологизм как слово, которое не отмечено в актуальных словарях. Такое понимание делает неологизм узколингвистическим термином и не учитывает отношения носителей языка к новым словам, желания узнать их значение, переосмыслить, обыграть. В результате из категории неологизмов исключаются языковые единицы, которые были внесены в словарь с небольшим временным зазором после их появления в речи, хотя носитель языка такое слово воспринимает как новое, свежее, способное войти в моду или быть подвергнутым критике. Согласно "денотативной теории", отраженной, в частности, в "Словаре лингвистических терминов" О.С. Ахмановой, неологизм - "это слово, обозначающее новое явление (денотат, реалию) или понятие" [Попова 2005, с. 9]. В этом определении присутствует все тот же невнятный параметр "новое". Кроме того, приращения смысла в новом производном слове могут быть едва ощутимыми, не всеми замечаемыми, как у глагола и номинализации. Сторонники "структурной" теории считают, что неологизмами могут быть слова, которые обладают формальной, структурной новизной. Это слишком узкое понимание инноваций, которое вызывает много возражений. Наконец, "конкретно-историческая" теория, обоснованная Н.З Котеловой, исходит из того, что "понятие неологизма исторично и относительно" [Котелова 1978, с. 14-18], поэтому к нему надо подходить, предварительно выработав систему параметров-конкретизаторов: 1) время появления слова; 2) "языковое пространство", в котором функционировало прежде и функционирует теперь слово, или сфера его употребления; 3) тип новизны языковой единицы. Все это учтено в следующем определении: неологизмами называются "как собственно новые, впервые образованные или заимствованные из других языков слова, так и слова, известные в русском языке и ранее, или употреблявшиеся ограниченно, за пределами литературного языка, или ушедшие на какое-то время из активного употребления, а сейчас ставшие широко употребительными", а также "производные слова, которые существовали в языке потенциально и были образованы от давно образовавшихся слов по известным моделям лишь в последние годы" [Котелова 1971, с. 7]. Несмотря на кажущуюся точность, за выражением "последние годы" может скрываться, как мы покажем ниже, разрыв от года до 30 и более лет, в зависимости от степени регулярности фиксации новых слов словарями, от социальных изменений, технического прогресса, языкового опыта того, кто идентифицирует слово как неологизм.

С появлением корпусной лингвистики, как бы критически ни относиться к точности ее методов, стало возможно установить примерное время возникновения нового слова. Это позволило нам поставить задачу измерения параметрических свойств неологизмов. Прежде всего, мы задались целью определить, какой временной интервал может отделять первые употребления новых слов от их словарной фиксации. Для этого мы обработали предварительно составленный словник, куда вошли все слова из наших источников [СЗГД], подчеркнутые программой Word как не включенные в ее лексикон. По Национальному корпусу русского языка [НКРЯ] мы установили год первого употребления каждой единицы словника в письменной речи2, а по имеющимся словарям - год фиксации в них соответствующего слова. В результате удалось выяснить, что разрыв между появлением лексической инновации в письменной речи и ее словарной фиксацией может составлять от рамок одного года (обменник 20003 / 20004) до 43 лет (пофамильно 1956, Солоухин /1999).

Чтобы изучить вес других параметров, введенных Н.З Котеловой для идентификации неологизмов, мы решили провести эксперимент. В нем приняли участие 70 человек - студенты лингвисты и журналисты 1 и 2 курса. Им были предложены 30 слов из нашего словника: алкозамдк, беспилотник, внеурочка, встречка, гособлигация, евроценности, зоозащитник, импортозамещение, корпоратив, кофеман, крупняк, машино-место, нацик, недропользователь, низкодоходный, обменник, околоправительственный, олимпиадник, подследственность, пофамильно, предрейсовый, провластный, прослушка, распоряженец, расстуденчивание, спецпользователь, спецсигнал, турпоток, экологичный, экстремал. Задание состояло в том, чтобы отметить неологизмы (в широком понимании, сформированном в рамках школьной программы), а затем письменно мотивировать свое решение не относить к этой группе каждое из оставшихся слов. Проводя эксперимент, мы принимали в расчет, что исследуем языковое сознание образованного носителя языка, не являющегося специалистом-филологом, и тем более лексикографом. В таблице 1 представлены результаты эксперимента5.

Стилистическое направление

Понятие дискурс является одним из самых обсуждаемых в русистике в последнюю четверть века. В выработке его определения приняли участие такие ведущие российские ученые, как Н.Д. Арутюнова [Арутюнова 1990], В.З. Демьянков [Демьянков 2007], В.И. Карасик [Карасик 2002; 2012], А.А. Кибрик [Кибрик 2003], О.Г. Ревзина [Ревзина 2005] и др. Обобщая толкования дискурса в западноевропейской науке, П. Серио вывел 8 разных определений, из которых последнее - "теоретический конструкт, предназначенный для исследования условий производства текста" [Серио 1999, с. 27] близок к пониманию, принимаемому нами в данной работе. Мы будем опираться на более позднее определение дискурса, данное В.Е. Чернявской: дискурс - это "конкретное коммуникативное событие, фиксируемое в письменных текстах и устной речи, осуществляемое в определенном когнитивно и типологически обусловленном коммуникативном пространстве" [Чернявская 2001, с. 14].

Политический дискурс - "это коммуникация, которая посвящена политическим проблемам или в которой политические объекты выступают в качестве автора политического текста или его адресата" [Чудинов 2012, с. 53]. А.П. Чудинов выделяет в политическом дискурсе 3 составляющие: собственно политическая коммуникация, медийная политическая коммуникация (или медиаполитический дискурс) и непрофессиональная политическая коммуникация. В нашей работе рассматривается новая лексика, появившаяся в собственно политической коммуникации.

Исследование политического дискурса - одно из актуальных направлений российской лингвистической науки. Политическому дискурсу посвящены работы А.В. Алферова и Е.Ю. Кустовой [Алферов, Кустова 2014; Алферов, Кустова, Червоный 2016], Д.Б. Гудкова [Гудков 2007; 2014; 2016]

В.З. Демьянкова [Демьянков 2002], С.А. Дондо [Дондо 2015], Г.Г. Матвеевой [Матвеева, Лесняк, Зюбина 2015], Ж.В. Зигманн [Зигманн 2003], СВ. Киселевой и Ю.В. Сапронова [Киселева, Сапронов 2016], А.П. Седых [Седых 2016], А.П. Чудинова [Чудинов 2012; Никифорова, Чудинов 2016], Е.И. Шейгал [Шейгал 2004] и др. В нашем исследовании мы будем опираться на выводы, сделанные этими учеными.

А.В. Алферов и Е.Ю. Кустова пришли к заключению, что политический дискурс характеризуется амбивалентностью по ряду показателей. Прежде всего, это амбивалентность по признаку "открытость/закрытость". Политический дискурс открыт, потому что обращен к политическим силам за рубежом и внутри страны, к потенциально широким слоям общества, пронизан интересами многих, и в то же время закрыт, т. к. выступление политика ограничено во времени регламентом, на него влияет место политического события, повестка дня [Алферов, Кустова 2014, с. 25].

На языковом уровне открытость проявляется, в частности, в полифонии (диалогическом взаимодействии авторской и «чужой» речи, т. е. во вкраплениях в выступление депутата цитат из текстов СМИ, высказываний официальных лиц, нормативно-правовых документов и проч.) и в полистилизме. Речь политика, постоянно взаимодействующего с государственными служащими всех рангов, с журналистами, представителями других профессиональных сообществ, людьми разных возрастов, живущими в разных регионах, представляет собой сложную комбинацию маркированных языковых единиц официально-делового, публицистического, научного стилей, разговорной речи, сленга, просторечия. Закрытость дискурса проявляется в активном использовании в ограниченных временных рамках больших массивов узкопрофессиональных терминов. Поскольку темы на пресс-конференциях Президента РФ и повестка дня заседаний Государственной думы имеют достаточно широкий диапазон, речь политиков оказывается плотно насыщенной терминами, принадлежащими к самым разным областям науки и техники, многие из которых становятся известными части аудитории лишь в процессе декодирования выступления. Межстилевой перенос слов из научно-технической сферы в общелитературный язык осуществляется в два этапа: сначала термины попадают в политический дискурс, за счет этого сфера их распространения увеличивается, но массовому получателю они остаются непонятными, что и создает ощущение закрытости политического дискурса; затем эти термины начинают активно воспроизводиться в СМИ и постепенно усваиваются образованной частью населения. Еще одна группа лексики, формирующая ощущение закрытости политического дискурса, - профессионализмы. Аппаратная работа приучает политика к использованию средств административно-политического жаргона [Панова 2004], собственным жаргоном обрастают выборные технологии. Профессионализмы не всегда понятны рядовому носителю языка, например значение лексемы спойлер («подставной кандидат в депутаты, имеющий ту же фамилию, что и популярный среди избирателей кандидат») в большинстве представленных в нашем материале случаев из контекста не вычитывается.

Амбивалентность политического дискурса проявляется также в сочетании «интеракциональной динамичности и конвенциональной статичности» [Алферов, Кустова 2014, с. 28]. Динамичность проявляется в усвоении и воспроизведении новых языковых единиц или, наоборот, в изменении тональности, в отказе от слова или выражения, отбракованных социальным контролем, который воплощается в комментариях активных граждан в социальных сетях, в реакции СМИ, в назначении лингвистической экспертизы правоохранительными органами. Статичность обеспечивается неизменностью в течении некоторого времени программ партий, текстов законов и других официальных документов, на которые опирается политик, строя речь. Стабильность необходима ядру политического лексикона для того, чтобы можно было обсуждать состояние разных сфер народного хозяйства, контактировать с различными слоями общества, сохранять преемственность при смене состава выборных органов власти. Свойственная дискурсу двойственность характерна и некоторым его единицам, в частности идеологеме - политическому термину без четко очерченного значения. Идеологема статична, поскольку является строевой единицей идеологической системы, и одновременно динамична, т. к. меняет свое значение при смене идеологии.

Инновации в ядре политического лексикона

Основная речемыслительная операция - это отнесение описанного дефиницией фрагмента действительности к уже зафиксированной языком категории, по возможности базовой. Для нее должно существовать слово с одним корнем, например "все, что создается в городе для развития велосипедного транспорта" - инфраструктура или "маленькая, одно- или двухкомнатная служебная квартира" - студия. При категоризации внимание сосредоточено на теме дефиниции. Смысловые компоненты ремы могут игнорироваться настолько, что включение нового означаемого в выбранную категорию приводит к ее расширению. Так, студия в прототипическом понимании не является служебной квартирой, а инфраструктура обеспечивает не только развитие велосипедного транспорта. Эти примеры демонстрируют, как и почему возникают радиальные категории, а также как происходит расшатывание значения слова в процессе коммуникации.

Вторую операцию мы назвали "синекдохическая категоризация". Информант считывает с дефиниции не весь объем понятия, а только его часть, например "все, что создается в городе для развития велосипедного транспорта" понимается как веломаршрут, для дефиниции "характеристика городского пространства, в котором инвалид может перемещаться без труда" предлагается вариант пандус. Синекдохическая категоризация проявляется тогда, когда информант, не фокусируясь34 ни на какой части дефиниции, переносит центр внимания на потенциальный денотат, для чего актуализирует фоновые знания.

Третья операция - суперкатегоризация. Испытуемый обращается к типологически более крупной категории, например вместо денотата дефиниции "минеральная вата" называет род подобных реалий: материал, сырье, утеплитель. К суперкатегоризации прибегают в том случае, когда не могут найти отдельного слова для обозначения категории и при этом не осознают возможность самостоятельного создания нового слова, т. е. ограничивают себя номинативной моделью ИРМС и не выходят на следующий уровень обработки информации. Четвертая операция - субкатегоризация. Это выделение подвида внутри зафиксированной языком категории, например для "мелкого бизнеса" - мини-бизнес, для "внутреннего Интернета, позволяющего общаться сотрудникам одного учреждения или компании" - офис-сеть. Обычно субкатегоризация осуществляется путем создания сложного слова, первая часть которого отражает содержание ремы, а вторая - темы; при детализированной реме в первую часть входит корень того слова, которое выделяет именуемый объект из ряда подобных. Если материал дефиниции не подходит для словообразования (например, слово получается неблагозвучным, или чересчур длинным, или неясным), испытуемый обращается к фоновым знаниям или языковой аналогии.

В случаях, когда тема дефиниции размыта, например "все, что создается", информант может неудачно ее категоризировать - комплекс. Ошибка становится заметна только после выделения субкатегории -велокомплекс, поскольку возникает омоним к имеющемуся в языке слову (велокомплекс - это "спортивный объект, сооружение, в котором находится велотрек"). Другая ошибка может состоять в синекдохической категоризации темы, например служба для той же дефиниции. Производное слово велослужба задает более узкое понятие, чем того требует дефиниция: велослужба - это лишь организация, обслуживающая желающих перемещаться на велосипеде. Эти примеры показывают, что вместо одной речемыслительной операции при обработке информации могут применяться две, так что ее результаты не всегда можно четко разделить на классы.

В процессе анализа данных мы столкнулись с тем, что для некоторых новых понятий, представленных в эксперименте дефинициями, язык не успел выработать наименования, включающие только один корень. В этом случае для именования категории применяются те операции, которые свойственны субкатегоризации, например "равные права на пиар-акции" - пиар-равенство.

Подобные новообразования типологически двойственны: с одной стороны, в отсутствие категории было бы неправильно говорить о выделении из нее субкатегории, а следовательно пиар-равенство нужно относить к результатам категоризации, с другой стороны, можно представить дело так, что универбация проходит в три ступени - сначала перифраза или дефиниция превращается в сложное слово, отражающее тему и рему, а затем, в случае коммуникативной необходимости, понятие цементируется словом с одной коренной морфемой. Из этих рассуждений мы сделали вывод, что состав слова не является однозначным формальным показателем речемыслительной операции, лежащей в основе словопроизводства. Он значим только на фоне всего номинативного поля, относящегося к анализируемому фрагменту действительности.

Пятая операция - детализация. Это фокусирование ремы и дефокусирование темы путем выведения ее в аффиксы, а также актуализация смыслов, не отраженных в дефиниции и связанных с фоновыми знаниями, например шумирование как реакция на дефиницию "проваливать предложения, топая во время выступления депутата". Слово с корнем шум не содержится в дефиниции, однако по опыту информант знает, что топот вызывает шум. Суффикс -ирова- взят, вероятно, по аналогии со словами, обозначающими другие каузирующие действия депутатов: бойкотировать, лоббировать.

Шестая операция - категоризация на основе семейного сходства. При таком подходе выбирается слово, именующее непрототипические реализации категории, описываемой заданной дефиницией, например стартап в отношении к определению "мелкий бизнес". В отличие от синекдохической категоризации, это не просто фокусировка внимания на части категории, а выбор такой части, которая включает смыслообразующие компоненты, не присущие другим членам категории. Для слова стартап это семы короткая история , наукоемкость , команда . Дефиниция такого слова может иметь с исходной дефиницией только общее тематическое слово ( Стартап - это

бизнес-проект"; здесь тема исходной дефиниции стала ремой дефиниции слова-реакции). К этой же группе мы причисляем слова, которые используются в разных социальных речевых сферах, поэтому, имея общую дефиницию, не являются синонимами и имеют разные денотаты, например "меры, приводящие к торможению каких-л. процессов" - профилактика. Действительно, профилактика автомобиля позволяет затормозить процессы изнашивания механизмов, а профилактика СПИДа позволяет затормозить его распространение. Но слово профилактика ограничено сферами техники, медицины, государственной безопасности (профилактика терроризма), охраны правопорядка {профилактика правонарушений) и не покрывает сфер экономики, биологии, педагогики, в границах которых функционирует искомое слово дестимулирование.

Седьмая операция - категориальное смещение. Под ней понимается выбор близкой категории по отношению к той, что указана в теме дефиниции, например стекловолокно при дефиниции "минеральная вата". Действительно, можно сказать, что вата состоит из фрагментов волокон, но язык не позволяет назвать вату волокном. Другой пример: фриланс в качестве реакции на дефиницию "мелкий бизнес". Бизнес - это экономические отношения, направленные на систематическое получение прибыли от торговли, производства или оказания услуг. Фриланс - это зарабатывание денег независимым специалистом, вступающим с работодателем во временные трудовые отношения. В обеих дефинициях фигурируют компоненты зарабатывание денег I получение прибыли, однако язык не позволяет назвать фриланс бизнесом.

Параметризация индивидуальной языковой креативности политиков

Управленческое мышление, безусловно, стремится к количественной оценке фактов, что роднит его с научным, однако в этом опирается на узуальную лексику. Мы выявили всего 8 неологизмов, включающих сему числа: город-миллионник, город-полумиллионник, двухпроцентник (тот, кто накопил 2 % к пенсии), двухставочный, двухцепный, единоразовый, миллионник, многосотмиллионный. Косвенно на числовой счет указывают слова калораж («количество калорий»), макропоказатели, микроперепись, минималка, наукометрический, среднеобластной, статучет и под.

Подводя итог, можно сказать, что управленческое мышление - это выработанный общественно-исторической практикой способ использования ресурсов научного мышления без выхода за пределы познанного.

Вторая составляющая гибридной формы мышления политиков -обыденное мышление - имеет следующие отличительные особенности: - слабо выраженная тенденция к обобщению, что проявляется в познании фактов в контексте единичной ситуации, - размытость, т. е. отсутствие четкой структуры у концептов, которыми приходится оперировать, невнятные представления об их составе, границах, о месте в концептосфере, - стереотипность, которая выражается в опоре на прецедентные феномены, фразеологизмы и другие формы фиксации коллективного опыта, - интерсубъективность - склонность к коллективной выработке вербальной реакции и вербального поведения в новой ситуации, потребность одобрения со стороны референтной группы, - инерционность, т. е. удовлетворенность найденными речевыми формулами в течение длительного срока [Евтушенко 2011].

Перечисленные признаки в разной мере отразились в нашем материале. Поскольку научный тип мышления доминирует в процессе речепорождения парламентариями, а обыденный проявляется эпизодически как след персональных особенностей отражения мира, низкий уровень обобщения воплотился в одном окказионализме - наречии по-мелкому, о чем речь шла в предыдущем параграфе.

Размытость представлений проявилась всего в двух случаях. Она отразилась: - в ненормативном словосложении автомобилъно-железнодорожно-паромный, показавшем, что депутат не овладел в полной мере терминологией темы выступления и что ему пришлось структурировать полученные знания самостоятельно, - в образованном путем наложения частей основ слове притесаться (прибиться + затесаться: ...Пролез в самую современную структуру! И к коммунистам притесался [Жириновский В.В., Стенограмма заседания ГД, 16.10.2015]: здесь сложное событие, состоящее из двух фаз, представлено синкретически как целостное (как видно из контекста, содержание речи продиктовало переход в режим обыденного мышления).

В небольшой мере проявилась и стереотипность мышления. Ее можно усматривать в производных от одиозных имен собственных (гайдаровско-кудринский, перегайдариватъ), в эталонах, почерпнутых из анекдотов и других форм городского фольклора (полубеременность), в прецедентных именах, созданных масскультурой (шаурма-такси).

Следы интерсубъективности можно обнаружить в номинализации и в достраивании словообразовательного гнезда, начало формированию которого было положено интернет-сообществом и/или средствами массовой информации: спайсомания (Интернет) - спайсомор (Нилов О.А.); впрочем, чаще указанные процессы осуществляются в сети или в СМИ, а народные избранники просто подхватывают новое слово, одобренное референтной аудиторией: топ-проблема как производное от фигурирующего в Интернете сочетания топ проблем, однополый - многополый (ТВ), съесть галстук -галстукоед (Интернет), майдан - омайданивание (Интернет). Наш материал показывает, что референтной, т. е. служащей ориентиром, группой для части депутатов являются представители электронных СМИ и, шире, интернет-сообщество.

Инерционность, свойственную обыденному мышлению, можно усматривать в использовании лексики 1990-х годов, нагруженной историческими коннотациями, которые связаны с развалом СССР и приватизацией: дебилизация (1991), демонизация (1995), догробитъ (1991), засланец (1995), кивала (1998), одобрямс (2000). Они сохраняют статус неологизмов только из-за невысокой употребительности. Применение этих слов к реалиям наших дней (например, Высшая мера для ЕГЭ ... надо полностью убрать эту систему дебилизации [Старовойтов А. С. Стенограмма заседания ГД, 27.01.2016]) показывает устойчивость сохраняемых мышлением моделей.

Информационная избирательность свойственна всем типам мышления, поскольку существуют концепты, которые для одного из них имеют большую значимость, чем для других. Это проявляется в степени разрабатываемости отдельных концептов и в частоте их репрезентации в речи. Для типа мышления, воплощенного в собственно политическом дискурсе, такими концептами, судя по словнику новообразований, являются ГОСУДАРСТВО, ПАРЛАМЕНТ, БЮРОКРАТИЗМ.

Концепт ГОСУДАРСТВО воплощается в неологизмах, соответствующих следующим структурным элементам: власть - провластный, представители власти - замгубернатора, кудринец, либерал-министр, медведевский, комитетовец, суперпрезидентский, госструктуры - госжилнадзор, госстройнадзор, межведомственностъ, минэкономудушение, нацгвардия, наркоконтроль, околоправительственный, погранконтроль, пожнадзор, спецорган, аппарат - госдолжностъ, распоряженец, топ-чиновник, управленческо-чиновный,