Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ ДИРЕКТИВ КАК ТИП РЕЧЕВОГО АКТА
1.1. Место директивов в ряду коммуникативно-целевых разновидностей высказываний 11
1.1.1. Стандартные типологии иллокутивных актов 11
1.1.2. Формальные теории речевых актов 18
1.1.3. Диалогически-ориентированные типологии 26
1.1.4. Типологии лексикализованных речевых актов 27
1.1.5. Описание речевых актов в контексте социального взаимодействия 31
1.2. Понятие отрицания и отрицательные директивы 35
1.2.1. Понятие отрицания в логике 35
1.2.2. Понятие отрицания в лингвистике 36
1.2.3. Понятие отрицательного директива 40
1.3. Особенности использования оператора отрицания в перформативных побудительных предложениях 41
1.3.1. Перформативные предложения различных иллокутивных целей и отрицание 41
1.3.2. Анализ перформативных глаголов с помощью метаязыка. ... 45
1.3.3. Особенности перформативных глаголов английского языка . . 50
1.3.4. Перформативные побудительные предложения и отрицание . 51 Выводы 54
ГЛАВА II. ОСОБЕННОСТИ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ОТРИЦАТЕЛЬНОГО ДИРЕКТИВА В РАЗЛИЧНЫХ СИТУАЦИЯХ РЕЧЕВОГО ОБЩЕНИЯ 57
2.1. Речевой акт отрицательного директива и социальный статус коммуникантов
2.1.1. Директивы в случае более высокого статуса говорящего 58
2.1.2. Директивы в случае равноправных статусов коммуникантов . 70
2.1.3. Директивы в случае более низкого статуса говорящего 80
2.2. Контекстные условия использования директивов с отрицанием ... 95
2.3. Прагматические условия использования директивов с отрицанием 102
2.4. Глаголы, не допускающие использование в директиве без
оператора отрицания 109
Выводы 120
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 122
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 125
ИСТОЧНИКИ ПРИМЕРОВ 141
- Место директивов в ряду коммуникативно-целевых разновидностей высказываний
- Формальные теории речевых актов
- Речевой акт отрицательного директива и социальный статус коммуникантов
Введение к работе
Развитие лингвистики в двадцатом веке пошло по пути интеграции смежных научных дисциплин. В результате появились и быстро набрали силу такие области языкознания как прагмалингвистика, психолингвистика и социолингвистика. Прагмалингвистика превратилась в самостоятельную научную дисциплину под названием прагматика. Термин прагматика был введён в научный обиход одним из основателей семиотики Ч. Моррисом [Morris 1945; 1971]. Он разделил семиотику на семантику - учение об отношении знаков к объектам действительности, синтактику - учение об отношениях между знаками, и прагматику - учение об отношении знаков к тем, кто пользуется знаковыми системами. Прагматика, таким образом, изучает поведение знаков в реальных процессах коммуникации [Арутюнова 1985: 3].
Прагматика является разделом науки семиотики. Она рассматривает каждый знак в четырёхмерном отношении, где отношение содержит человека как производителя/получателя знака, сам знак и то, на что указывает знак. Прагматика является молодой областью лингвистики, но охватывает многие темы, имеющие длительную историю изучения в таких разделах лингвистики, как риторика и стилистика, синтаксис актуального членения высказывания, психология речи и речевой деятельности, теория коммуникации и функциональных стилей, социолингвистика, психолингвистика, теория дискурса, психология общения и др. [Арутюнойа 1985: 41].
Интерес к явлениям прагматики возник в 70-е годы 20-го века. Дистанция, отделяющая язык от жизни, сократилась. Речевая деятельность стала рассматриваться как одна из форм жизнедеятельности. (Структурная же лингвистика, господствующая в предшествующий период стремилась освободить язык от внешних контактов. Для неё нерелевантны были явления, связанные с психологическими, стилистическими и собственно коммуникативными аспектами речи. Структурная лингвистика сосредоточивалась на моделировании языка как самодостаточной системы инвариантных единиц - морфем и фонем.) Деятельностное представление явилось основополагающей идеей, которая могла систематизировать и организовать отношение языковых феноменов к широким связям в сфере человеческой личности и в сфере общества (см. [Общение. Текст. Высказывание 1989: 42-43]). Общий подход к языку стал меняться. Прагматизация значения имела далеко идущие последствия: значение высказывания стало считаться неотделимым от прагматической ситуации, а значения многих слов начали определять через указание на коммуникативные цели речевого акта (см. многие работы И.А. Стернина, Б.Ю. Городецкого, Л.П. Семененко, хотя дискуссионность самой постановки вопроса о прагматическом компоненте в лексическом значении слова остается весьма актуальной до сих пор). Таким образом, вопросы теории речевых актов приобрели особую важность.
В последнее время особое влияние на лингвистику оказывают методы и идеи логики. Формальные методы всё чаще и чаще используются при описании языковых явлений (см. [Арутюнова 1976; 1990, Падучева 1982; 1985, Арутюнова и Падучева 1985]). Понятие истинности и ложности, операторы и кванторы приходят из логики в лингвистику и способствуют более глубокому исследованию языковых проблем. Так, например, А. Дэйвисон подчёркивает, что имеются предложения, в логической структуре которых кванторные слова и наречные словосочетания модифицируют показатель иллокутивной силы [Davison 1975]. Подобным образом анализ речевых актов, а в нашем случае директивов, содержащих оператор отрицания в своей логической структуре, приводит к интересным выводам об особенностях этих иллокутивных актов.
Диссертация посвящена описанию особенностей директивов с отрицанием, которое строится в четырех направлениях. Исследованию подлежат: (1) типологически значимые отличия лингвистического представления о речевых актах-директивах в различных концепциях иллокутивных актов; (2) особенности функционирования перформативных глаголов в директивах при введении оператора отрицания; (3) особенности употребления директивов с отрицанием в коммуникации в зависимости от соотношения статусов коммуникантов; (4) необходимые условия употребления отрицательных директивов.
Теоретической базой исследования являются выводы и положения отечественной и зарубежной структурной и функциональной лингвистики (Ю.Д. Апресян, Р. Якобсон и др.), порождающей грамматики (Н. Хомский, Дж. Росс, Дж. Лакофф, Р. Лакофф, Дж. Сэдок и др.), когнитивной лингвистики (Т.А. ван Дейк, А. Вежбицка, Е.В. Падучева и др.), прагматики (Дж. Остин, Дж. Серль, А. Вежбицка, Г.П. Грайс, Б.Ю. Городецкий, Г.Г. Почепцов, В.В. Богданов, Л.П. Семененко и др.).
Директив, будучи прагматической категорией, появился в исследованиях лингвистов с возникновением теории речевых актов (Дж. Остин, Дж. Серль).
Описание свойств различных речевых актов и в частности директивов встречается во многих работах. Существует много исследований, посвященных способам выражения директивов, их использованию в различных ситуациях коммуникации (И. П. Сусов, А. А. Романов, А.Н. Баранов, И.М. Кобозева, Е.И. Беляева и др.). Формулы передачи просьбы в русском языке перечислены в [Русская разговорная речь 1978, Формановская 1984, Безяева 1998] и других исследованиях, способы выражения просьбы в английском языке представлены, например, в [Зотеева 2001]. Изучению форм императива, являющегося эквивалентом директива, были посвящены многие работы в отечественной и зарубежной лингвистике (см. [Вейнрейх 1970, Андреева 1971, Пазухин 1974, Bolinger 1974, Молчанова 1976, Донец 1977, Ломов 1977, Максимов 1978, Поройкова 1980, Русская грамматика 1980 (а), Лефельдт 1981, Храковский и Володин 1986]). Семантика императива описана в Грамматике русского языка [Грамматика современного русского литературного языка 1970], этой проблемой также занимались М.П. Муравицкая, Е. Борхардт [Муравицкая 1975, Borchardt 1979] и другие ученые. Семантика прохибитивных предложений также нашла свое отражение в работах лингвистов (см. [Молчанова 1976, Храковский и Володин 1986]).
Однако за пределами этих исследований остались такие значимые проблемы, как определение отрицательного директива, описание разновидностей отрицательного директива в сравнении с директивом без отрицания в ситуациях с различным соотношением социальных ролей коммуникантов, условия приемлемого нарушения правил использования директива, а также анализ глаголов, не использующихся в директивах без отрицания, и прагматических причин данного явления.
Актуальность исследования обусловлена недостаточной разработанностью в современной науке таких проблем, как зависимость типа отрицательного директива от ролевых характеристик участников общения, ситуации общения и влияние семантических характеристик глагола на возможность его употребления в директиве без отрицания.
Объектом исследования являются тексты, содержащие директивные высказывания.
Предмет исследования составляют особенности отрицательных директивов в сопоставлении с директивами без отрицания.
Цель исследования состоит в комплексном представлении особенностей отрицательных директивов. Поставленной цели подчинено решение следующих задач исследования:
1) определить, как влияет оператор отрицания на перформативность директивного высказывания;
2) систематизированно представить типы отрицательных директивов в ситуациях с различными соотношениями статусов коммуникантов и сравнить их с аналогичными типами директивов без отрицания;
3) проанализировать случаи «неуместного» употребления отрицательных директивов и выявить причины данного явления;
4) определить необходимые условия использования отрицательного директива и ситуации, в которых его использование предпочтительнее, чем употребление директива без отрицания;
5) описать типы глаголов, которые встречаются только в директивах с отрицанием, и проанализировать причины невозможности их употребления в составе директивов без отрицания.
Материал исследования составляют около 10000 фрагментов текстов, содержащих директивы, из произведений художественной прозы на русском и английском языках, а также наблюдавшиеся автором образцы бытового дискурса.
Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые предпринята попытка дать четкое определение отрицательного директива, описать различные типы отрицательного директива в ситуациях с различным соотношением статусов коммуникантов в их сопоставлении с типами директивов без отрицания в аналогичных ситуациях общения, а также выявить прагматические причины невозможности использования отдельных групп глаголов в директивах без отрицания.
Теоретическая значимость работы заключается в том, что полученные результаты могут способствовать более глубокой разработке теоретических проблем коммуникативно-целевой грамматики и теории речевых актов.
Практическая ценность диссертации обусловлена возможностью использования ее материалов в вузовских курсах общего языкознания, теоретической грамматики, а также в практике преподавания русского и английского языков как иностранных при обучении диалогической речи.
Основными методами данного исследования служат методы сопоставительного, трансформационного, контекстуального анализа с использованием метаязыка, основанного на логике исчисления предикатов.
Апробация исследования. Результаты исследования отражены в десяти публикациях автора, в докладах на ежегодных внутривузовских научных конференциях профессорско-преподавательского состава ТулГУ, на заседаниях межкафедрального лингвистического семинара в Орловском Государственном университете (2000-2004гг.) и на Всероссийских научных конференциях "Языки и картина мира" (Тула, ТулГУ, 2002 г.), "Языковая личность как предмет теоретической и прикладной лингвистики" (Тула, ТулГУ, 2004 г.) и "Прагматика языка и язык прагматики" (Орел, Орловский гос. ун-т, 2004 г.).
На защиту выносятся следующие положения:
1. В каждом из трех стандартных вариантов соотношения статусов коммуникантов (статус говорящего выше статуса адресата, статусы равны, статус говорящего ниже) отрицательные директивы образуют иллокутивную парадигму, члены которой имеют как общие, так и отличительные черты.
2. Большинство членов указанных иллокутивных парадигм являются отрицательными аналогами соответствующих членов парадигм директивов без отрицания, однако в отдельных случаях имеются некоторые несоответствия.
3. Отрицательные директивы, как и директивы без отрицания, могут встречаться в «неуместных» ситуациях, если говорящий не осознает значимость социальных ролей в коммуникации.
4. Выбор говорящим отрицательного (а не положительного) директива обусловлен наличием отрицаемого пропозиционального содержания в контексте, которое может быть выражено как вербальными, так и паравербальными или невербальными средствами.
5. Большинство глаголов могут использоваться как в отрицательных, так и в положительных директивах, однако ряд глаголов может встречаться только в директивах с отрицанием. Это обусловлено особенностями денотативного и коннотативного значения данных лексических единиц.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка и списка источников примеров.
Место директивов в ряду коммуникативно-целевых разновидностей высказываний
Первой подробной классификацией илокутивных актов является классификация Дж. Остина, которую он приводит в своих лекциях, опубликованных посмертно.
В предварительных замечаниях Дж. Остин отмечает, что для всех высказываний характерны следующие измерения: (1) успешность/неуспешность, (1а) иллокутивная сила,
(2) истинность/ложность,
(2а) локутивное значение (смысл и референция) [Остин 1986:117]. Однако постулируемые им классы образованы лишь по одному параметру -иллокутивная сила высказываний, входящих в соответствующие классы:
(1) Вердиктивы.
(2) Экзерситивы.
(3) Комиссивы. (4)Бехабитивы. (5) Экспозитивы.
Неотъемлемой частью описания каждого класса является список глаголов, эксплицитно выражающих иллокутивный компонент высказываний каждого класса. Это одновременно облегчает и усложняет задачу отнесения какого-либо высказывания к определенному классу. Наиболее легкий путь решения этой проблемы - определение типового глагольного показателя в списке перформативных предикатов. В ряде случаев это может упростить задачу. Однако при этом из поля зрения выпадает контекст (говорящий, слушающий, место произнесения и т. д.), что может привести к неправильной оценке иллокутивной силы высказывания и к отнесению его к неподходящему классу. Заметим, что радикальная критика теории речевых актов рассматривает данную концепцию не как описание реальных процессов коммуникации, а как «теорию слов» (см. [Harder 1978: 195]).
После описания каждого класса Дж. Остин проводит его сопоставление со всеми другими классами. Это сопоставление необходимо, так как чисто описательный характер определения классов не позволяет четко указать их границы. И даже сопоставление классов не решает эту проблему до конца.
Например, вердиктивы, которые представляют собой судейские акты, невозможно четко отграничить от экзерситивов, выражающих законодательные или исполнительные акты. Классы экзерситивов и комиссивов, свойство которых обязывать говорящего к определенной линии поведения, также пересекаются. Класс бехабитивов, включающих в себя эксплицитное выражение реакции на различные события и отношения к ним, является весьма размытым, а класс экспозитивов, используемых для развития точки зрения, по выражению самого Дж. Остина плохо поддается определению. Экспозитивные высказывания можно одновременно относить и к вердиктивам, экзерситивам, бехабитивам или комиссивам. Т. е. этот класс пересекается со всеми остальными четырьмя классами.
Следовательно, можно сказать, что классификация иллокутивных актов Дж. Остина явилась первой серьезной классификацией высказываний по коммуникативно-целевому признаку. Однако то, что за основу классификации была принята иллокутивная сила, понимаемая абстрактно, неформализованно, привело к тому, что выделенные классы не имеют четких границ и во многих случаях пересекаются.
Интересующие нас директивы (в понимании, например, Дж. Серля) соотносятся в классификации Дж. Остина с классом экзерситивов, однако о полном совпадении этих классов говорить нельзя.
Как известно, типичными для экзерситивов являются следующие контексты:
1. назначения на должности и посты, выдвижение кандидатур, выборы, допуск, выход в отставку, увольнения и заявления;
2. совет, проповедь и обращение с петицией;
3. уполномочивание, приказы, приговоры и их отмены;
4. ведение заседаний и дел;
5. права, притязания, обвинения и т.д.
Оспаривание, протест, одобрение, похвала и рекомендация при непосредственном осуществлении акта также относятся к экзерситивам.
На первый взгляд, представляется, что класс экзерситивов шире, чем класс директивов: в него входят не имеющие отношения к классу директивов назначение на должность, похвала, протест и другие иллокутивные акты. В то же время такие директивы, как просьба и мольба, не могут быть отнесены к экзерситивам. Следовательно, класс экзерситивов и класс директивов в его традиционном понимании лишь пересекаются, но не совпадают.
Дж. Серль проанализировал классификацию Дж. Остина и отметил, что главной причиной ее несовершенства явилось отсутствие четких критериев для отграничения одного вида иллокутивной силы от других. Он указал двенадцать лингвистически значимых параметров, по которым могут различаться иллокутивные акты [Серль 1986: 170-177].
Формальные теории речевых актов
. Формальные теории речевых актов Рассмотренные выше стандартные типологии опираются в основном на описание особенностей каждого класса при помощи естественного языка и примеров. Дж. Серль использует некоторое символическое представление, однако, и в его классификации описание классов представляется недостаточно формализованным. Современные тенденции лингвистического описания делают актуальным более активное использование того или иного символического метаязыка.
Дж. Серль и Д. Вандервекен предприняли попытку определить формальную природу иллокутивных сил в теоретико-множественных терминах (см. [Серль и Вандервекен 1986]). При этом они используют математический прием рекурсивного определения. Формальное описание отдельных речевых актов мы находим у Дж. Росса, Дж. Сэдока, Д. Гордона и Дж. Лакоффа, Г.Г. Кларка и Т.Е. Карлсона, Л.П. Семененко (см.[Ross 1970; Sadock 1974; Gordon and Lakoff 1975; Кларк и Карлсон 1986; Семененко 1999]). Определенный опыт применения к описанию иллокутивных актов особого метаязыка, основанного на идее «семантических примитивов» накоплен в работах А. Вежбицкой [Вежбицка 1978; 1985; Wierzbicka 1985 и др.] (см. также [Мельчук и Жолковский 1984; Апресян 1974]). Применительно к нашей работе наиболее важным представляется описание, предложенное в работах А. Вежбицкой, так как в нем используется метаязык, основанный на естественных языковых репрезентациях.
В своих работах Анна Вежбицка опирается на классификации Дж. Серля и Дж. Остина, а также труды Дж. Росса, Д. Гордона и Дж. Лакоффа и других ученых. Автор не ставит перед собой задачу создать собственную стройную классификацию иллокутивных актов. Здесь скорее имеет место попытка показать особенности различных типов иллокутивных актов путем выделения их глубинных структур на основе применения особого метаязыка анализа [Вежбицка 1985: 251-273]. А. Вежбицка анализирует таким образом весьма значительное число иллокутивных актов, мы же обратим свое внимание лишь на те акты, которые непосредственно касаются темы нашего исследования.
Так, например, большой интерес представляет мнение А. Вежбицкой относительно просьб и приказов. Она отмечает, что в своей книге «Абстрактный синтаксис и латинская комплементация» Робин Лакофф [Lakoff 1968] интерпретирует предложение Приходи! как "Я приказываю тебе прийти", и в этом она солидаризуется со многими другими лингвистами, обсуждавшими глубинную структуру повелительных форм. А. Вежбицка полагает, что Приходи! может иметь глубинную структуру "Я прошу тебя прийти" или "Я умоляю тебя прийти" или "Я советую тебе прийти".
На ее взгляд, значение императива зависит от его интонации. Приходи!, сказанное с интонацией мольбы, означает то же самое, что Я умоляю тебя прийти; Приходи!, сказанное с интонацией приказа, означает то же самое, что Я приказываю тебе прийти; Приходи!, сказанное с интонацией совета, означает то же самое, что Я советую тебе прийти и т. д.
Речевой акт отрицательного директива и социальный статус коммуникантов
Директивы как разновидность иллокутивных актов часто осуществляются в условиях несимметричности отношений говорящего и адресата, при которой неравноправие коммуникативных ролей обусловлено различием социального статуса коммуникантов. Примерами таких несимметричных ролей могут служить конверсивы «офицер и солдат», «начальник и подчиненный», «учитель и ученик», «родитель и ребенок», «врач и пациент», «сотрудник милиции и правонарушитель» и т.д.
Рассмотрим несколько случаев употребления директивов в ситуации, когда статус говорящего выше статуса адресата.
Слушайте мой приказ, господа! ...Я переношу свой командный пункт в Сан-Стефано! Третий егерский батальон посадить по вагонам. ... Ваша задача, Струков, - прибыть туда лее с кавалерией не позднее завтрашнего вечера (Б. Акунин (б), 223-224).
Эти слова принадлежат командующему армией, и адресованы они его подчиненным. Таким образом, в данной ситуации реализуется конверсив «старший офицер и младший офицер».
Раз я еще твое начальство, слушай приказ: дуй к Грязнову и, пока не найдешь такого, о чем сможешь мне толком рассказать, в кабинет не возвращайся (Ф. Незнанский, 233).
Особенность данного приказа заключается в том, что начальник обращается к своему подчиненному, который одновременно является его давним другом. Во время рабочего дня отношение «начальник -подчиненный» доминирует над отношением «друг - друг».
"She must be carried there at once, " said George authoritatively. "Here, son, leave your bicycle, and lend me a hand" (A. Christie, 58).
В этом случае разница статусов определяется как возрастом коммуникантов (взрослый - ребенок), так и социальным положением (высокий достаток - низкий достаток).
Во всех этих случаях человек с более высоким статусом может отдать приказ человеку с более низким статусом. Как известно, наличие более высокого статуса у говорящего является необходимым условием осуществления акта приказа. Так, фраза Я приказываю вам... звучит естественно, если она произносится офицером по отношению к солдату, и оказывается абсолютно невозможной при попытке ее обратимого употребления. Лишь наличие нестандартной ситуации может оправдать произнесение приказа солдатом по отношению к офицеру. При этом сама нестандартная ситуация (например, пленение офицера солдатом-дезертиром) меняет соотношение статусов и приказ произносит тот, кто в данной ситуации, возможно, при помощи оружия, приобретает доминирующий статус.
Так, например, в следующей ситуации пленница, сумевшая завладеть пистолетом, отдает приказ одному из своих похитителей.
Руки вверх! - услышал он у себя за спиной твердый женский голос.
Обернувшись, Лапшин увидел прямо перед собой Татьяну, которая уверенно держала пистолет. Ствол глядел на него... (Ф. Незнанский, 427).
Именно наличие оружия, причем оружия, направленного на похитителя, дало возможность женщине, до этого момента имеющей статус пленницы полностью зависящей от своих похитителей, получить доминирующий статус и возможность отдавать приказы.