Введение к работе
Актуальность темы. История любого литературного языка на всех этапах своего существования имеет дело с корпусом переводных текстов. Удельный вес этих текстов, их состав, взаимоотношения с текстами оригинального характера, а также их значение для истории литературно-языковой нормы различны в разные хронологические периоды. Для литературно-языковой ситуации рус. средневековья значение переводных памятников исключительно велико: они составляют абсолютное большинство всей литературной продукции, что ставит проблематику, связанную с ними, в центр как истории литературы Древней Руси, так и истории ц.-сл. языка.
Особенно значимыми переводными текстами для теоцентричной культуры являются тексты Св. Писания, представляющие собой образцовый тип ц.-сл. письменного памятника Они являются актуализированной зоной приложения лингвистических взглядов книжников на современное им состояние ц.-сл. языка, способы его кодификации и перспективы его развития, его функциональный статус в условиях той или иной языковой ситуации. В круг этих проблем изначально включена теория перевода как методология (по природе теологическая в средневековье и лигвистическая в эпоху нового времени) обращения с текстами Св. Писания.
Филологическая работа над переводом и исправлением богослужебных, толковых и четьих книг представляет собой непрерывный процесс, насчитывающий от ки-рилло-мефодиевского перевода Библии в IX в. до издания Елизаветинской Библии 1751 г. несколько столетий. Этот процесс не соотносим с последовательным и однонаправленным развитием, особенно для четьего типа текстов. Будучи императивными с точки зрения представленной в них языковой нормы текстами, переводы Евангелия, а позднее и всего кодекса библейских книг часто оказывались декларациями новых принципов осмысления и кодификации Ц.-СЛ. языка.
К числу таких текстов принадлежит и Геннадиевская Библия (ГБ) 1499 г., в состав которой вошли в переводе с латинской Вульгаты отсутствовавшие ранее в восточнославянской традиции книги Товит, Юдифь, Неемии, 1-2 книги Паралипоменон, 1-4 книги Ездры, 1-2 Маккавейские книги, книги Премудрости Соломона, частично Эсфирь и книги Иеремии, Иезекииля. Будучи первым Ц.-СЛ. сводом всех книг Священного Писания, ГБ легла в основу первопечатного текста Острожской Библии 1581 г., через посредство которой с ГБ преемственно связаны все последующие издания Библии на Ц.-СЛ. языке. Значение перевода 1499 г. определяется его уникальностью для своего времени как в текстологическом, так и собственно в лингвистическом отношении.
Появление библейского кодекса стало крупнейшим предприятием новгородского кружка книжников в 90-е гг. XV в. и одновременно составной частью проводимой архиепископом Геннадием теократической политики, стремившейся утвердить авторитет православной церкви в период распространения так называемой ереси жидовствующих. Однако борьба с жидовствующими стала лишь поводом для создания ГБ, явление которой может быть поставлено в ряд западноевропейских переводов Библии на национальные языки, возникающих в предреформационный и реформационный период, и увязано
с активной духовной жизнью Новгорода в эпоху конца его государственности. Запад
ный опыт, доступный Новгороду в силу его особого политического положения и куль
турного развития, сыграл^ непосредственную роль в формировании самой идеи теокра
тии по римскому образцу и в практических способах ее реализации, начиная от столь
интересовавшего Геннадия института инквизиции и заканчивая филологической дея
тельностью кружка книжников при архиепископско.м дворе. Значительную часть этого
кружка составляли иноземные сотрудники, активно занимавшиеся переводами с латыни
и немецкого языка. і
Перевод библейских книг с Вульгаты приписывается доминиканцу Вениамину, о котором нет почти никаких конкретных сведений, как нет и документальных источников о ходе работы над переводом Библии. Появление Вениамина в Новгороде относится ко времени не позднее 1491 г. Работа над библейскими переводами была завершена в 1493 г., о чем свидетельствует единственное указание на личность переводчика из сборника его переводов, дошедшего в копии XVI в.1 Сборник содержит в себе все вошедшие в ГБ переводы с Вульгаты и запись, сообщающую о переводе Маккавейских книг "Ш
НК0(«Г0) ЛЮ\ЖД ЧТНйГ npcWrtpA ПАЧЄ* МШ^А ОБИТЕЛИ СТЛГО ДОМНКД НМЕНС* ВЕІїиМИІІД рОДО* СЛОВСШШЛ ИЗВЕСТИЕ БСДОуфА ЛАТНІГШАї ЙЗЪ1КЪ. Н rpAHATttKoif C'kffi-
\цш * ГОчлстн А греческого йзъкд н фрА жскл " 2
А.И. Соболевский и И.Е. Евсеев считали Вениамина хорватом-глаголяшем родом из приморской Далмации. Вывод о южнославянском происхождении переводчика, сделанный на основе хорватских черт в лексике и грамматике ГБ, позднее был подтвержден Г. Фрайдхофом. Влияние хорв. языка как родного для переводчика позволило высказать предположение и о текстологических связях ГБ с традицией хорв. глаголических мисса-лов и бревиариев, в которых лакуны кирилло-мефодиевского перевода бьши восполнены в XIII-XV вв. по Вульгате. Основанием для такого предположения стало наличие в бревиариях всех переведенных в ГБ с Вульгаты книг, кроме Ездры и Паралипоменона. Однако сличение ГБ с доступными публикациями глаголических библейских текстов не дает оснований для утверждения о непосредственном их использовании при переводе. Самостоятельность перевода Вениамина подтверждает и состав Погодинской рукописи № 84, включающей только те библейские книги, которых не было у русских.
Инославянский контекст возникновения перевода ГБ включает в себя и потенциальную западнославянскую - чешскую - составляющую, обязанную своим возникновением предположению А.И. Соболевского о том, что путь Вениамина в Новгород мог проходить через Прагу, где с 1347 г. существовал крупнейший в Европе центр глаголической письменности - Эмаузский монастырь. Позднее это предположение стало основанием для привлечения в качестве источника ГБ первопечатной чешской Библии 1488 г., не подтвержденного текстологически.
1ГПБ, соф. Погодина№ 84, л. :360 об.
2 Горский АВ., Невоструев КЛ. Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки, Т.1.М., 1855.С. 128.
Перевод Вениамина, как русифицированный и ...алекий от нормы стандартного ц.-сл. языка в силу немалого количества ошибок, был признан малоудовлетворительным вследствие недостаточного владения переводчиком латынью, с одной стороны, и русским языком, с другой. Последнее предполагало позднейшую русификацию текста Власом Игнатовым и Дмитрием Герасимовым. Этап русификации, не зафиксированный в списках ГБ, связывается обыкновенно с лексикой и системой глоссирования на полях рукописи, а непоследовательность этого процесса объясняется незавершенностью редакторской работы и сведением в список 1499 г. текстов разной степени готовности. Такое объяснение оставляет без ответа вопрос о причинах, по которым предполагаемая русификация не затронула грамматику и синтаксис, в том числе и специфические формы, в которых можно усмотреть хорватское влияние. Невыясненными остаются и обстоятельства, которые могли бы приостановить дальнейшую работу над текстом ГБ.
Очевидно, что отправной точкой для определения лингвистического статуса перевода ГБ должна стать его оценка самими создателями списка 1499 г. как законченной работы. Присутствие лат. влияния в славянском тексте представляется естественным, если исходить из средневекового понимания изоморфности грамматики, реализуемого в пословных переводах. Однако оценка характера этого влияния, а также соотношения ц.-сл. и русского языковых стратов, с одной стороны, и латинского, хорватского и чешского, с другой, невозможна без учета методов перевода и особенностей переводческой техники Вениамина. В отличие от ц.-сл. переводов с греческого, имевших к концу XV в. длителыгую историю, способствовавшую определенной структурной приспособленности Ц.-СЛ. языка к греческому, ГБ стоит у истоков обращения к латинским текстам и латинскому языку у восточных славян. Столь масштабная и значительная работа, как перевод библейских книг с латыни, не могла быть задумана и осуществлена Геннадием без достаточных филологических на то оснований, и потому утверждение о плохом знании языка Вениамином представляется по меньшей мере спорным. Более того, именно его фигура в качестве основного переводчика Библии весьма показательна не только как наиболее сведущего в окружении Геннадия знатока латинской грамматики, но и средневековой латинской письменности, что предполагало активное владение латынью и возможность самостоятельного порождения текстов. Значительная доля вероятности пребывания Вениамина в Чехии также делает его единственным в новгородском кружке человеком, знакомым с наиболее авторитетной в это время чешской переводческой школой и чешской библеистикой, что немаловажно в смысле преемственности славянской традиции перевода с латыни.
Научная новизна настоящего исследования определяется тем, что здесь впервые предпринимается попытка реконструкции принципов перевода на лексическом и грамматическом уровне, составляющих в совокупности механизм порождения ц.-сл. языка ГБ. Избранный подход позволяет рассмотреть лишвистический материал не с т.з. его соотнесения с узусом современных ему ц.-сл. текстов (а также с лексикой и грамматикой рус. и хорв. языков), поскольку для переводчика эти сведения представляют лишь неко-
торую совокупность вторичных "фоновых" знаний, актуализация которых есть следствие оценки перевода воспринимающий языковым сознанием, но в контексте действительно значимого для переводчика противопоставления и сопоставления ц.-сл. языка перевода с латынью и "фряжским" языком, т.е. одним из живых романских диалектов (volgare), известным Вениамину. В центре исследования, таким образом, оказывается перевод как феномен лингвистической деятельности, направленной на аналогическое осмысление ц.-сл. языка и имплицитно кодифицирующей результаты подобного языкового моделирования. Тем самым соблюдается принцип соответствия авторской (переводческой) и исследовательской точки зрения: целью диссертации является рассмотрение перевода ГБ как попытки текстологической кодификации ц.-сл. языка, осуществленной с учетом отношений известной переводчику западноевропейской (романской) языковой ситуации.
В связи с этим настоящая работа не ставит перед собой задачи полного лингвистического описания перевода ГБ (тем более, что такое описание уже было предпринято в работах Г.Фрайдхофа3 и П. Фостера4). Конкретными задачами исследования являются: 1) выявление и сопоставление переводческих принципов на уровне лексики и грамматики; 2) выделение диагностических для переводчика грамматических позиций кодификации Ц.-СЛ. языка; 3) определение статуса конфликтных по отношению к ц.-сл. узусу языковых единиц в контексте техники перевода; 4) установление соотношения латыни и volgare как моделей устроения ц.-сл. языка перевода ГБ и типологическая характеристика последнего.
Материалом исследования служат тексты ветхозаветных книг Товит (Г), Юдифь (Ю) и III (TV) книги Ездры (Е) по рукописи ГИМ, Син. 1 (915); отдельные примеры взяты из Паралипоменона (П) и Маккавейских книг (М). Выбор этих книг обусловлен их текстологической историей (ретроспективной и перспективной): отсутствие книги Ездры в хорватских глаголических текстах при совпадении в ней приемов перевода с остальными книгами подтверждает независимость и оригинальность переводческой техники Вениамина, а текстологическое соответствие с Острожской Библией 1581 г., в которой из переведенных с Вульгаты книг только Товит, Юдифь и IV Ездры правились не по греческому тексту, делает возможным последовательное сопоставление их чтений, демонстрирующих разные переводческие принципы.
В результате лингвистического анализа текста с т.з. его порождения установлена мотивация выбора при переводе тех или иных грамматических форм и лексем, объединяющая языковой континуум ГБ, что составляет теоретическую значимость работы.
Практическая ценность исследования состоит в том, что его материалы и результаты могут быть использованы при разработке общих и специальных курсов по истории
3 Fradhof G. Ver^eichende sprachliche Studien zur Gomadius Bibd (1499) imd OarogerBibd (1580-1581).
Frankfurt am Main, 197Z
4 Foster RM. The Church Slavonic Translation of Maccabees in the GennadgBMe(1499).CbhmteUnivaHty,
1995.
русского литературного языка, а также при создании обобщающих работ по истории перевода.
Апробация работы. Основные результаты исследования получили отражение в опубликованных статьях и были изложены в докладе на заседании отдела структурной типологии и сравнительно-исторического языкознания Института славяноведения и балканистики РАН (1996 г.). Диссертация обсуждена на заседании кафедры русского языка филологического факультета МГУ (1997 г.).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух частей, пяти глав, заключения, примечаний и списка используемой литературы.