Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Проповедь как объект лингвистического исследования 11
1.1. Проповедь как речевой жанр 11
1.2. Вопрос о типологии проповеди .15
1.3. Сущностная типология проповеди: проповедь литургийная и проповедь нелитургийная 22
1.4. К вопросу о необходимости соответствия метода исследования свойствам изучаемого объекта 31
Выводы по I главе 40
Глава II. Семантические тенденции и смысловые константы православной литургийной проповеди 42
2.1. Онтологически обусловленная тенденция к самоустранению автора .42
2.2. Смысловые константы семантической структуры литургийной проповеди 54
2.3. Предельная семантизация сущностно значимых понятий 65
2.4. Концепция словаря сущностных понятий 89
2.5. Тенденция к изменению функции библейского сюжета в современной православной литургийной проповеди 99
2.6. Тенденция к непроизвольной асемантизации некоторых элементов литургийной проповеди 103
2.7. Возможность сближения проповеди с публицистикой 107
Выводы по II главе .110
Заключение 112
Литература 116
- Вопрос о типологии проповеди
- Онтологически обусловленная тенденция к самоустранению автора
- Концепция словаря сущностных понятий
- Возможность сближения проповеди с публицистикой
Введение к работе
Актуальность настоящего исследования определяется, с одной стороны, экстралингвистическими факторами, связанными с пришедшим на смену официальной идеологии атеизма признанием религии важной составляющей жизни человека и общества и, как следствие, расширением присутствия церкви в различных сферах общественной и государственной жизни, а с другой стороны, – собственно языковедческими факторами, обусловленными познавательной потребностью понять природу активно входящего в действительность современной России церковного слова и научно осознать специфику речевых жанров, интенсивно возобновляемых и развивающихся благодаря усилиям церковного сообщества.
Возрастает публикационная активность церкви. Благодаря этому стал более доступным материал, который нуждается в научном осмыслении, в том числе и со стороны лингвистической науки.
Выделились отдельные направления языковедческой науки:
этноконфессиональная лингвистика, изучающая взаимосвязь языка, веры и культуры в конфессиональных группах [Никитина 2009, 2011] и теолингвистика, рассматривающая лингвистические аспекты религиозного (православно-христианского) миросозерцания и духовного опыта [Постовалова 1995, 2012, Степаненко 2012].
Одновременно осмысление ставшего доступным языкового материала
идет по пути «встраивания» нового материала в устоявшиеся научные
направления. Так, в свете представлений функциональной стилистики был поставлен вопрос о существовании церковно-религиозного функционального стиля русского литературного языка, обслуживающего сферу церковно-религиозной общественной деятельности [Крысин 1996, Крылова 2000, 2001, 2003]: «В работах по истории литературного языка и стилистике вопрос о том, каким языком (каким стилем, какой функциональной разновидностью национального языка) обслуживается эта сфера, или вообще не ставился, или затрагивался бегло и решался слишком поверхностно. В частности, говорилось, что эта сфера обслуживается не русским, а церковнославянским языком, и вся проблема, таким образом, выводилась из сферы компетенции стилистики современного русского языка»2.
1 ИММАНЕНТНЫЙ (лат. immanens – пребывающий внутри) – понятие, обозначающее свойство, внутренне
присущее предмету, процессу или явлению; то, что пребывает в самом себе, не переходя в нечто чуждое, не
трансцендируя [Новейший философский словарь. – Минск: Книжный Дом. А.А. Грицанов, 1999].
2 Крылова О.А. Существует ли церковно-религиозный функциональный стиль в современном русском
литературном языке? // Культурно-речевая ситуация в современной России. – Екатеринбург, Уральский ун-т,
2000. – С. 107.
Возрастающий интерес к новейшему материалу [Прохватилова 2000, Со Ын Ен 2000, Расторгуева 2005, Ицкович 2007, Листвин 2007, Кузьмина 2006, Масурова 2008, Савин 2009, Звездин 2012 и др.] в филологической науке сочетается с сохранением исторического изучения религиозных текстов [Сазонова 1973, Алексеева 1975, Лихачев 1987, Зееман 1988, Буланин 1989, Колесов 1989, Левшун 1992, Успенский 1995, Копосов 1998, Пименова 2000, Моллаева 2004, Никитин 2006, Камчатнов 2008, Рыкин 2014, Иванова 2013, 2015 и др.].
Исследуется обширный и очень разноплановый эмпирический материал,
связанный с религиозной сферой, но основным объектом, привлекающим
внимание ученых, является жанр проповеди, центральный в системе церковных
речевых жанров, поскольку священник, произносящий проповедь,
уподобляется Богочеловеку.
Несмотря на то, что многими исследователями признается и поддерживается противоположение проповеди литургийной и проповеди нелитургийной, в работе с эмпирическим материалом это противоположение не учитывается.
Научная новизна данного исследования заключается в том, что впервые семантическая структура литургийной проповеди выявляется, исходя из сущностного противоположения проповеди литургийной и проповеди нелитургийной. Выявление онтологически обусловленных смысловых констант и установление базовых семантических тенденций православной литургийной проповеди как центрального жанра в системе церковных речевых жанров дало возможность разработать объективные методы исследования текстов повышенной семиотической сложности, к которым относится литургийная проповедь как органическая часть главного богослужения христианской церкви.
Объектом исследования является составленная на русском языке современная православная литургийная проповедь, занимающая центральное место в системе церковных речевых жанров.
Предметом – семантическая структура современной православной литургийной проповеди, которая объективируется в текстовых константах, обусловливаемых онтологической сущностью литургии.
Теоретической базой исследования явились работы отечественных и зарубежных ученых:
– по семиотической природе вербальных произведений религиозной мысли, о понимании равнозначимости формы и содержания в богословских текстах (С.С. Аверинцев, Я.К. Амфитеатров, Н.И. Барсов, А.Ф. Лосев, М. Тареев, Н. Триодин, В.Ф Певницкий, Б.А. Успенский, Н.А. Фаворов, П.А. Флоренский и др.);
– по теории речевых жанров (М.М. Бахтин, В.А. Салимовский, К.Ф. Седов и др.);
– по системному подходу в исследовании текстов (Г.И. Богин, О.И. Валентинова, В. Дильтей, Б.О. Корман, Ю.М. Лотман, Л.А. Новиков, М.Л. Новикова, А.П. Скафтымов и др.);
– по лексической семантике (Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова, Ш. Балли, А. Вежбицкая, Л.А. Новиков, Ю.С. Сорокин, А.А. Уфимцева, Д.Н. Шмелёв и др.).
Материалом исследования послужили тексты восьмидесяти
православных литургийных проповедей, составленных на русском языке в период с начала XX в. до начала XXI в. архимандритом Иоанном Крестьянкиным, архиепископом Гермогеном, архиепископом Серафимом Звездинским, протоиереем Григорием Дьяченко, новосвященномучеником Григорием Лебедевым, митрополитом Антонием Сурожским, архимандритом Тихоном Шевкуновым, митрополитом Ташкентским Владимиром, игуменом Феофилактом, иереем Алексием Зимовцом и др. и прочитанных в храмах столичных, провинциальных епархиях, а также в миссиях Русской православной церкви за рубежом.
Принцип отбора материала, позволяющего получить максимально достоверные выводы, предполагал обращение к проповедям одного составителя, охватывающим весь церковный годичный круг; к проповедям различных составителей, приуроченных к одному дню церковного годичного круга; к проповедям одного составителя, посвященных одному дню церковного годичного круга, но составленных в разные годы, а также к учебным проповедям, составленным рукоположенными в священники слушателями Московской духовной академии.
Исследование текстов современных литургийных проповедей
проводилось в сравнении с проповедью средневековой, что позволило отследить изменения в способе выражения онтологически заданных смыслов.
В качестве рабочей гипотезы исследования выступило представление о том, что особенности семантической структуры православной литургийной проповеди являются следствием ее сущности как внутренней причины всех ее свойств.
Цель работы – выявление имманентной семантической структуры православной литургийной проповеди.
Для достижения намеченной цели потребовалось решить следующие задачи:
– уточнить семиотическую природу литургийной проповеди, опираясь на противоположение литургийной и нелитургийной проповеди;
– разработать принципы выявления онтологически заданных смысловых констант литургийной проповеди;
– установить функционально обусловленные базовые семантические тенденции литургийной проповеди;
– эксплицировать вектор причинно-следственной связи между
выведенными семантическими тенденциями;
– определить характер линейного развертывания литургийной проповеди.
Методы исследования. Исследование текста как целого диктует
необходимость обращения к системному методу, в рамках которого текст, и в
том числе текст православной проповеди, интерпретируется как система,
выполняющая определенную функцию в надсистеме, благодаря чему
становится возможным установление функции каждого структурного элемента
текста, исходя из его соотнесенности с другими элементами текста разных
уровней и общей соотнесенности с функцией, выполняемой текстом в
надсистеме. Использовались структурные методы исследования:
синтагматический и парадигматический анализ, в частности, метод оппозитивного изучения текста.
Применение в работе сопоставительного метода дает возможность, с одной стороны, выявить смысловые константы в исследуемых текстах литургийных проповедей, а с другой – установить отличия литургийной проповеди от текстов иной семиотической природы.
Положения, выносимые на защиту:
– особенности семантической структуры текста литургийной проповеди определяются ее сущностью, которая состоит в том, что литургийная проповедь должна свидетельствовать об онтологических данностях, не зависящих от воли и сознания ее составителя;
– онтологический характер литургийной проповеди подтверждается наличием в тексте смысловых констант, не зависящих от времени, места составления проповеди и личности составителя;
– функция, выполняемая литургийной проповедью в надсистеме – главном церковном богослужении и далее в религиозной жизни, – состоит в разъяснении Священного Писания и определяет базовые семантические тенденции литургийной проповеди: тенденцию к предельной семантизации сущностно значимых понятий и тенденцию к преодолению семантических оппозиций общеупотребительного языка;
– тенденция к предельной семантизации сущностно значимых понятий детерминирует принцип линейного развертывания текста, заключающийся в постоянном уточнении каждого вновь возникающего понятия, используемого в объяснении предыдущего;
– в процессе семантизации этически значимых понятий в тексте литургийной проповеди формируются оппозиции, которые с точки зрения общеупотребительного языка будут окказиональными, но для литургийного семиотического пространства такие оппозиции являются узуальными;
– формирование даже единичной окказиональной с точки зрения общеупотребительного языка оппозиции влечет за собой разрушение и других оппозиций вследствие непрерывной цепи семантизации;
–для речевого жанра современной литургийной проповеди характерны семантические тенденции к усилению сюжетной составляющей (пересказ Священного Писания на уровне сюжета) и номинативному выражению символических значений, которые обусловливаются апперцептивным фоном современных слушателей.
Теоретическая значимость исследования определяется его вкладом в
разработку проблемы системного подхода в изучении текстов исключительной
семиотической сложности, к которым относится текст литургийной проповеди.
Выявление имманентной семантической структуры текста православной
литургийной проповеди дает возможность выстроить критерии
лингвистической оценки диффузных текстов – проповедей нелитургийных – по мере их отклонения от принципов семантической организации текста литургийной проповеди, вплоть до их предельного искажения и трансформации в функциональный антипод литургийной проповеди – речевое произведение публицистического стиля.
Практическая ценность исследования. В работе предложена концепция словаря сущностных понятий, в котором эксплицируется расхождение смыслов, закрепленных в общеупотребительном языке, и смыслов, формируемых в литургийном пространстве. Результаты исследования возможно использовать в лекционных курсах по общей и частной семиотике, лексической семантике, истории русского литературного языка, риторике и при подготовке спецкурсов, направленных на формирование навыков работы с текстом.
Апробация работы. Основные результаты исследования обсуждались на научном семинаре кафедры общего и русского языкознания филологического факультета РУДН «Филологическая герменевтика», а также на международных конференциях: «Языковые категории и единицы: синтагматический аспект» (Владимир, Владимирский государственный университет, 2015); «И.А. Бодуэн де Куртенэ и мировая лингвистика: международная конференция: V Бодуэновские чтения» (Казань, Казанский федеральный университет, 2015); «Многомерные миры молодой науки» (Москва, РУДН, 2015).
Структура работы. Работа состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка использованной литературы.
Вопрос о типологии проповеди
В научных работах представлен широкий спектр классификаций проповедей.
О.А. Прохватилова отмечает, что дореволюционные классификации церковной проповеди можно «условно разделить на три группы: диахронические, рассматривающие типы проповедей в их историческом развитии ... , синхронические, устанавливающие типы проповедей на основании присущих им свойств и признаков ... и диахронно-синхронические, совмещающие оба подхода» [Прохватилова 1999: 127].
К диахронической можно отнести классификацию проповедей, предложенную Н. Гроссу, который выделяет 9 типов христианской проповеди в зависимости от времени их появления [Гроссу 1910: 38]:
1. нравоучительная гомилия (до III в.) возникла вопреки апостольской проповеди;
2. изъяснительная гомилия (с III в.) возникла у Оригена и представляла собой толкование Священного Писания в виде церковного поучения;
3. догматическое слово (IV в.) – тип проповеди, получивший распространение как средство борьбы с ересями;
4. апологетическое слово (IV в.) – тип проповеди, связанный с развитием противорелигиозной философии;
5. нравообличительная проповедь (с IV в.) направлена против языческих пороков;
6. похвальные слова (с IV в.);
7. надгробные речи (с IV в.);
8. патриотическая проповедь (с V в.); 9. социальная проповедь (сложилась к XIX в.).
Синхроническая типология проповедей представлена в работах М.М. Тареева, Г. Булгакова, В.Ф. Певницкого, И.П. Триодина, А. Юрьевского.
В основу классификации Г.Булгакова [Булгаков 1916: 123-130] положены четыре признака:
1. задачи проповедования:
– догматико-поучительная;
– нравообличительная;
– апологетико-миссионерская;
2. время и место произнесения проповеди:
– богослужебная;
– внебогослужебная: беседы и речи, а также преподавание Закона Божьего.
3. методы выбора темы:
– систематическая (экзегетическая и катехическая); – публицистическая;
4. методы выбора исходных точек построения проповеди:
– в порядке мыслей Священного текста Библии;
– в порядке мыслей, входящих в систему православного вероучения;
– в порядке мыслей, входящих в систему православного нравоучения;
– в порядке мыслей, входящих в систему православного Богослужения;
– в порядке мыслей, составляющих содержание священной, церковной, гражданской и естественной истории;
– имеющая исходной точкой построения явления и события современной жизни.
Классификация проповедей по содержанию представлена у И.П. Триодина [Триодин 1915], который выделяет следующие типы проповедей:
– догматическую (апологетическую); – нравственно-практическую (проповеди утешительные и надгробные; проповеди на политические темы);
– священно-историческую проповедь;
– экзегетическую (омилия).
По содержанию проповеди классифицирует также В.Ф. Певницкий [Певницкий 1908]:
– омилия, или изъяснительная беседа;
– слово, черпающее содержание из идеи церковного года;
– катехизическое поучение;
– проповедь на современные темы (публицистическая).
Классификацию проповедей по форме предлагает Н. Фаворов [Фаворов 1914]:
– слово;
– беседа;
– катехизическое поучение;
– краткое поучение.
М.М. Тареев [Тареев 1903] считает, что проповедь может быть представлена только в двух формах: в форме экзегетико-аналитической беседы и синтетико-тематического поучения. Форму слова М.М. Тареев отвергает, поскольку оно «есть художественно ораторская форма. Но так как проповедь не есть искусство, то она не должна иметь формы слова» [Тареев 1903: 157].
А. Юрьевский [Юрьевский 1903] понимает проповедь как всякую речь, имеющую предметом религиозное знание, и предлагает такую классификацию проповеди:
1. педагогическая, направленная на религиозно-нравственное образование и воспитание юношества:
а) акроаматическая (излагающая) состоит в связном целостном изложении законоучителем сведений, которые не могут быть выведены учащимися путём логического мышления;
б) эротематическая (вопросо-ответная):
– эвристическая (вопросы учителя сподвигают учащихся к самостоятельному поиску истины);
– контролирующая (вопросы помогают найти истину);
2. проповедь церковно-богослужебная:
а) догматическая;
б) нравоучительная;
3. проповедь внебогослужебная;
4. проповедь миссионерская.
Диахронно-синхроническая классификация представлена в работах Н. Катаева [Катаев 1883] и А.И. Разумихина [Разумихин 1904]. Ученые выделяют в истории русской проповеди три этапа:
1. влияние византийской проповеднической традиции:
– домонгольский период (XI – XII вв.): проповеди Иоанна Златоуста, Василия Кесарийского (Великого), митрополита Киевского Иллариона, епископа Кирилла Туровского, епископа Серапиона Владимирского;
– монгольский период (XIII – XIV вв.): проповеди митрополита Киевского Фотия, Григория Самвлака (Цамблака);
– послемонгольский период (XV – XVI вв.): труды протопопа Аввакума, поучения Даниила, митрополита Московского (их можно считать первыми образцами собственно русской проповеди, не получившими однако развития вплоть до XVIII века) [Разумихин 1904: 55-56];
2. влияние латино-польской проповеди (XVI – XVII вв.);
3. самостоятельное развитие русской проповеди (с XVIII века). Современные классификации православной проповеди [Бегунов 1983,
Черторицкая 1987, Левшун 1992, Кохтев 1992, Кусков 1998, Прохватилова 1999, Аверкий (Таушев) 2001 и др.] имеют как синхронический, так и диахронно-синхронический характер.
В современной гомилетике архиепископа Аверкия (Таушева) [Аверкий (Таушев) 2001] представлена классификация проповедей, обусловленная разделением церковного года на две половины: праздничную и простую. Праздничная половина, в свою очередь, делится на три периода:
– первая стадия: от Рождественского поста до Богоявления;
– вторая стадия: три недели перед Великим постом, Великий пост;
– третья стадия: от Пасхи до Пятидесятницы.
Проповеди непраздничной половины церковного года посвящаются празднованию памяти святых, а также некоторым праздникам, приходящимся на этот период.
Многоаспектная синхроническая и диахроническая классификация проповеди как жанра средневековой литературы представлена в кандидатской диссертации Л.В. Левшун [Левшун 1992, 24-48].
Онтологически обусловленная тенденция к самоустранению автора
Литургийная проповедь, соотносимая со словом благодатным, – «речь, движимое благодатью построение которой определяется нацеленностью на выражение онтологически достоверных смыслов, а не устремлением автора к самовыражению или, подчиненному личной воле автора, желанию воздействовать на других людей» [Валентинова 2016: 398] – жанр исключительный. Поскольку литургийная проповедь отражает только онтологические данности, в ней не может отражаться личность составителя, его мнение, оценки, вкусы. Авторское субъективное начало максимально устраняется из текста.
Для сравнения обратимся к жанру рецензии, который тоже предполагает хотя бы в некоторой степени объективное отражение определенных свойств рецензируемого объекта: «Со все увеличивающимся разрастанием издательского дела и колоссальным наполнением книжного рынка, роль рецензий, с наименьшей затратой времени знакомящих читателя с общим ходом интересующей его области литературы, отмечающих ее наиболее выдающиеся явления, позволяющих, даже не читая самой книги, судить об ее характере, содержании, достоинствах и недостатках, наконец, предостерегающих от макулатуры, становится все значительнее» [Благой 1925].
Однако даже научная рецензия может свидетельствовать более о своем авторе, чем о рецензируемой работе.
Человек воспринимает окружающую его действительность, которая существует объективно. Но каждый видит эту действительность по-разному: «Граница субъективного … и объективного не дана нашему сознанию отчетливо, и, вследствие этой ее размытости, мы, будучи вполне уверены в реальности воспринимаемого нами, не знаем или, во всяком случае, не знаем ясно, что именно в воспринимаемом реально» [Флоренский 2010: 23].
Сферой человеческой деятельности, в которой вырабатываются и систематизируются объективные знания о действительности, является наука.
Знание возникает только в результате восприятия: «В процессе познания, чтобы понять природу объекта, мы наблюдаем за отражением его свойств на внешней среде» [Мельников 2003: 150]. Познавательная деятельность человека направлена на предметы, явления, процессы материального и духовного мира. Их восприятие предполагает наличие, с одной стороны, объективно существующей информации, образующей некое «содержательное поле», а с другой стороны – субъективность сознания воспринимающего: «“Содержательное поле” как отражение тех или иных явлений действительности … как бы внеположено “Я”, противостоит ему, но в то же время “Я” так или иначе “входит” в это “содержательное поле”; последнее является его оперативным полем. В зависимости от конкретного “содержания” этого поля оперативные возможности “Я” могут быть весьма значительными или минимальными, но они всегда в той или иной степени реализуются, знаменуя интенциональность, активность сознательного акта» [Дубровский 2002: 127].
Возьмем, к примеру, закон земного притяжения, который существует объективно. В восприятии и анализе этого явления роль нашего «Я» минимальна, поскольку любой человек опишет действие этого закона примерно так: «Если я подпрыгну, то обязательно приземлюсь». И никто не сможет описать его иначе, например, так: «Если я подпрыгну, то улечу в открытый космос». Потому что закон гравитации, хотим мы того или нет, оказывает одинаковое воздействие на каждого человека, вне зависимости от нашего сознания. Духовная сторона жизни, в отличие от физической, не дана от рождения, не обусловлена биологическими процессами. Она формируется в процессе социализации, и духовный опыт человека сугубо индивидуален.
Поэтому в восприятии духовного мира – субъективной реальности, связанной с психикой человека, – роль «Я» весьма значительна.
Проанализируем научные рецензии, написанные на магистерскую диссертацию П.А. Флоренского «Столп и утверждение Истины. Опыт православной теодицеи в двенадцати письмах».
Теодицея – «оправдание Бога, общее обозначение религиозно-философских доктрин, стремящихся согласовать идею “благого” и “разумного” божественного управления миром с наличием мирового зла, “оправдать” это управление перед лицом темных сторон бытия» [Философская энциклопедия 1970].
П.А. Флоренский вошел в историю науки и философии как ученый с антиномичным мышлением.
В рецензиях на книгу П.А. Флоренского [Флоренский 2012: 862-888] оценки даны противоположные. Например:
Епископ Феодор (Поздеевский): «Как теодицея книга отца Павла может удовлетворить самый требовательный вкус, изощренный в философии и богословии». Сравним:
Н.А. Бердяев: «К сожалению, нужно сказать, что у свящ. Флоренского эстетизм не всегда сопровождается хорошим вкусом. Местами безвкусна духовна я риторика языка это й книги…».
В приведенных примерах рецензенты дают противоположные оценки по разным критериям: Ф. Поздеевский дает положительную характеристику книги по одному критерию, а Н.А. Бердяев – отрицательную характеристику по другому критерию.
Но противоположные оценки рецензируемому объекту могут быть даны и по одному критерию (табл. 1, 2). В приведенных высказываниях нет аргументов, подтверждающих позицию рецензентов, их речь связана с объектом рецензии опосредованно, и, следовательно, выражает субъективную оценку.
В данном случае один и тот же объект оценивается разными рецензентами по одному и тому же критерию. И поскольку оценки даны не просто разные, а взаимоисключающие, они «нейтрализуют» друг друга, подобно тому, как щелочь и кислота при смешивании «отменяют» действие друг друга или плюс один на минус один в сумме дают ноль. В результате о свойствах книги П.А. Флоренского мы не получили достоверной информации. Однако из приведенных высказываний мы можем составить представление о самом рецензенте.
Субъективные высказывания оценочны. А оценка – это особая форма мысли, при которой «объективный мир членится говорящим с точки зрения его [говорящего] ценностного характера – добра и зла, пользы и вреда, истины и неистины, красоты или безобразия, допустимого или запретного и т.д.» [Ли, Карымсакова, Тапалова 2008: 60].
Получается, что оценка «продиктована» не свойствами самого оцениваемого объекта, а субъективной ценностной шкалой рецензента.
Иными словами, основой оценки является определенное мировоззрение говорящего, которое включает в себя представления человека о себе самом, об окружающей действительности, его идеалы и ценности. Говорящий имеет в своем сознании определенный эталон, от которого и происходит отсчет «хуже»/«лучше» при оценивании кого-то или чего-то.
Концепция словаря сущностных понятий
Носители русского литературного языка в процессе общения используют слова и те значения, которые за этими словами закреплены в системе литературного языка. Слово выражает некоторую абстракцию, выработанную в процессе познавательной деятельности. Собеседники, используя определенное слово, держат в сознании некоторый «набор необходимых и достаточных условий применимости – условий, которым должен соответствовать объект для того, чтобы его можно было обозначить с помощью данного слова» [Кобозева 2000: 82].
Рассмотрим, например, слово дружба.
В слове дружба закодирована следующая информация:
– близкие отношения, основанные на взаимном доверии, привязанности, общности интересов [Ожегов, Шведова 2002],
– близкие приятельские отношения, тесное знакомство вследствие привязанности и расположения [Толковый словарь русского языка 1995], – отношения между друзьями (друг – тот, кто вам очень хорошо знаком и кому вы доверяете [Шушков 2003], то есть отношения между людьми, которые хорошо знакомы и доверяют друг другу .
Соответственно, если один носитель литературного языка скажет: «Дружба имеет большое значение в жизни человека», то другой носитель литературного языка поймет это высказывание так: « Близкие отношения, основанные на взаимном доверии, привязанности, общности интересов , близкие приятельские отношения, тесное знакомство вследствие привязанности и расположения , отношения между людьми, которые хорошо знакомы и доверяют друг другу имеют большое значение в жизни ч еловека».
В литургийной проповеди формируется иное значение дружбы:
– возможность выполнить долг по удвоению данного Богом таланта – жизни ,
– прирост своей личности ,
– приятие в себя личности другого ,
– сила, посредством которой каждый обогащает и растит себя, впитывая в себя жизнь друга ,
– укоренение себя в жизни другого ,
– удваивание своего бытия ,
– возможность стать другом самого Господа ,
– обретение другого себя :
«Жизнь – это талант, который дан Богом. Долг каждого из нас – этот талант в себе удвоить, удвоить путем прироста своей собственной личности. Подобно тому как живая сила организма не творит себе пропитания, а лишь усваивает его себе, так и человек не создаст себе прироста своей личности. Ему это не дано, у него нет сил на это, но он достигает этого прироста через приятие в себя личности другого. Любовь, дружба – вот та сила, посредством которой каждый обогащает и растит себя, впитывая в себя жизнь друга. Отдавая себя и свое в чувстве любви, в чувстве дружбы, человек укореняет себя в жизни другого, и таким образом удваивает свое бытие.” Имеющий друга, говорит Златоуст, – имеет другого себя.” Удвоение себя – и есть “верность в малом.” Укореняя себя в дружбе, в любви к ближнему, человек становится другом самого Госпо да» [архимандрит Симеон (Нарбеков)].
Соответственно, священнику недостаточно будет просто сказать: «Дружба имеет большое значение в жизни человека», поскольку значение дружбы в общеупотребительном языке отличается от значения дружбы, формируемого в литургийном пространстве. И для того, чтобы слушатель смог правильно понять смысл услышанного, проповедник должен предварительно «открепить» от знака то значение, которое этот знак имеет в другой семиотической системе.
Такое «открепление» происходит за счет семантизации – постоянного уточнения сущностно значимых понятий, в процессе которого происходит сдвиг всей этической системы, сформированной в общеупотребительном языке. Важным шагом – не только в языковедческом, но и в общекультурном плане – будет составление словаря сущностно значимых понятий.
В богословских текстах формируются оппозиции, окказиональные с точки зрения общеупотребительного языка, преимущественно относящиеся к сфере этики. Как нам представляется, такой словарь должен содержать статьи на каждый день церковного годового круга, в которых будет представлено толкование сущностно значимых понятий. В статьях должны быть отсылки к боговдохновенным текстам, с помощью которых семантизируются этически значимые понятия.
Пример словарной статьи:
Покаяние – внутреннее изменение , не формальное, а реальное переосмысление своей жизни в отношении Бога, вечности, самого себя и того, как хочется жить дальше , изменение отношения и оценки себя перед лицом Божиим , изменение в отношении к другим людям . «Сейчас мы вступаем в Великий пост, время, когда человек призывается к покаянию, то есть к такому внутреннему изменению, которое означало бы не формальное, а реальное переосмысление своей жизни в отношении Бога, вечности, самого себя и того, как хочется жить дальше. Это изменение нашего отношения и оценки себя перед лицом Божиим неизбежно связано и с нашим изменением в отношении к другим людям» [Максим Козлов, протоиерей].
Возможность сближения проповеди с публицистикой
После всего, что удалось обнаружить в семантической структуре литургийной проповеди, хотелось бы рассмотреть пример проповеди, которая, на наш взгляд, является нелитургийной.
Это проповедь архиепископа Гермогена «Русская православная церковь и народ», которая была произнесена в период с середины 1960-х по середину 1970-х годов [Архиепископ Гермоген 2006: 214-217].
В этом тексте отсутствуют такие характерные для семантической структуры литургийной проповеди черты, как семантизация, перераспределение оппозиций общеупотребительного языка, выведение на символические смыслы. В этой проповеди нет отсылок к боговдохновенным текстам.
Этот текст помещен в сборнике проповедей архиепископа Гермогена, который был составлен и выпущен после смерти священнослужителя по его архивным рукописям. Вероятно, включение этого текста в сборник литургийных проповедей – редакторская ошибка, и изначально этот текст был составлен для произнесения не на литургии, а на каком-либо светском мероприятии – собрании или съезде.
На то, что эта проповедь может быть литургийной, указывают только вступительная формула «Во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа», завершающая формула «Аминь» и традиционные для проповеди обращения к слушающим.
Однако, по сути этот текст в большей степени является публицистическим с присущими ему оборотами и клише вроде «мир во всем мире»:
– интернациональная церковь;
– наше многонациональное государство: «Вся последующая, почти тысячелетняя история Русской Православной Церкви тесно связана с жизнью Русского и других народов, населяющих наше многонациональное государство»;
– народы приобщились к культуре;
– комплексное образование;
– способствовать выходу на мировую арену: «Русская Православная Церковь способствовала объединению и укреплению Российского Государства, способствовала ДУХОВНО-СВЕТСКОМУ МОГУЩЕСТВУ РОССИИ и выходу ее на мировую арену»;
– насилие над человеческой личностью, обрекать людей на жестокие страдания: «Русская Православная Церковь против насилия над человеческой личностью, против разрешения всех международных конфликтов военным путем, - против ВОЙН, которые уносят миллионы людей в самом цветущем возрасте и уничтожают прекрасные творения рук человеческих, и обрекают людей на жестокие страдания и изнурительный труд ради разрушения»;
– право и долг каждого гражданина: «…граждане Русской Православной Церкви являются и гражданами нашего многонационального государства; и защита своего Отечества, своих людей и самих себя от порабощения есть священное право и долг каждого Христианина и Гражданина СОВЕТСКОГО СОЮЗА»;
Стиль этого текста официально-публицистический с устоявшейся государственной риторикой.
Этот текст выполняет, с одной стороны, информативную функцию: «Русская Православная Церковь не только словом, но и ДЕЛОМ способствует укреплению мира во всем Мире; она ежегодно отчисляет в фонд мира свои посильные средства. Только в день 30-летия разгрома фашистов под Москвой Церковь внесла в СОВЕТСКИЙ ФОНД МИРА три миллиона рублей» [Архиепископ Гермоген 2006: 217].
Но в большей степени рассматриваемый текст выполняет функцию убеждения.
Удерживая в поле зрения сущностное противоположение проповеди литургийной и проповеди нелитургийной, можно сказать, что рассмотренный текст является проповедью, но природа этой проповеди иная, нежели природа проповеди литургийной.