Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Наименования стилей и качеств речи в русских риториках XVIII - начала XIX вв. и обозначения отдельных
1.1. Название для понятия «стиль» стилей. в русских риториках
1.1.1. Из истории изучения вопроса
1.1.2. Обозначение понятия «стиль» XVIII - начала XIX вв .
1.1.3. Основания для классификаций стилей в пособиях изучаемого периода
1.1.4. Классификация стилей «по качеству»
1.1.5. Классификация по способу изложения
1.1.6. Классификация по полноте/краткости
1.1.7. Классификация по сфере использования
1.2. Наименования качеств речи в русских
1.2.1. Из истории изучения вопроса
1.2.2. Система названий свойств повествования риториках XVIII- начала XIX вв .
Выводы по I главе
Глава II. Тропы и их классификация в риториках XVIII -начала XIX вв. - ИЛ. Из истории изучения вопроса
И.2. Система тропов в доломоносовских риториках XVIII вв. П.З. «Тропы речений» и «тропы предложений» П.4. Классификация, основанная на выделении четырех основных тропов
11.5. Классификации конца XVIII - начала XIX вв.,
выделяющие большее количество тропов
11.6. Классификации, включающие тропы в состав фигур
11.7. Толкования названий тропов в словарях XVIII в.
Выводы по II главе
Глава III. Стилистические фигуры и их классификация в риториках XVIII - начала XIX вв .
III.1, Краткая справка об истории создания классификации фигур
ІІІ.2. Понимание фигур и оснований их классификации в русских источниках
Ш.З. Классификация фигур слов 136 - 156
ІИ.4. Классификация фигур мысли 156 - 178
Ш.5. Классификации, не выделяющие фигур слов и мысли 178 - 172
Выводы по III главе 183 - 190
Заключение 191- 200
Список источников 201- 205
Библиография 206- 220
- Обозначение понятия «стиль» XVIII - начала XIX вв
- Система названий свойств повествования риториках XVIII- начала XIX вв
- Классификации, включающие тропы в состав фигур
- Понимание фигур и оснований их классификации в русских источниках
Обозначение понятия «стиль» XVIII - начала XIX вв
Еще в античности риторика становится теорией составления не только устных выступлений (речей эпидейктических, совещательных и судебных), но и письменных литературных произведений; так, С. С. Аверинцев считает, что уже «Риторика» Аристотеля была и «теорией художественной прозы» [Аверинцев, 1996: 229]. Поэтому наряду с изначально существовавшей классификацией родов и жанров красноречия разрабатывается учение о стиле. Этот же исследователь отмечает, что в Древней Греции, начиная с IV в. до н. э. «учеников в риторских школах учили разбирать произведения поэтов и прозаиков, вычленяя черты индивидуального стиля каждого» [Аверинцев, 1996: 223].
Упоминания о «типах» слога (харахтг)р), их первые классификации (выделение величавого fpxyaAonpenf] среднего ftieipios , uKioej, скудного fioxv6s), мощнооо (дгхуод) и др., а также искажннных fбгпцартпиЁл/огj типов речи) встречаются в «Риторике к Герению» (80-е гг. I в. до н. э.), в трактатах Цицерона «Оратор», Дионисия Галикарнасского «О сочетании имен» (I в. до н. э.) и Деметрия (I в. н. э.) [Античные теории языка и стиля, 1996: 200, 291 - 306].
Как подчеркивает С.С. Аверинцев, представления о выявляемых риторикой «стилистических универсалиях» были унаследованы византийской культурой и в XI - XIV вв. применялись для анализа литературных и даже сакральных текстов [Аверинцев, 1996: 223 - 224]. Стилистическая теория продолжила развитие и в Европе, особенно во Франции, где большое внимание уделили ей Р.Бари (1659 г.), П. Ле Гра (1671 г.), А. Рено (1697 г.) и др. [Безменова, 1991: 148, 151, 153 - 154].
Стилистика как самостоятельная научная дисциплина начала формироваться лишь в 20 - 30-х гг. XX в., при этом разработка ее важнейшего направления, функциональной стилистики, ведется примерно с 50-х гг. Одной из главных проблем в это время становится также разграничение понятий стиль языка и стиль речи. В. В. Виноградов предлагает следующее ее решение: "Стили речи - это прежде всего некие композиционные системы в кругу основных жанров или конструктивных разновидностей общественной речи" [Виноградов, 1963: 14], а "стиль языка - это одна из частных систем (или "подсистем"), входящих в обшую систему..." [Виноградов, 1963: 201]. Таким образом, наука уходит все дальше от представления о "стиле вообще". А. К. Панфилов отмечает, что "понятия "функциональный стиль языка", "жанрово-ситуативный стиль (стиль речи)", "индивидуально-авторский стиль" -это не видовые понятия, а разноплановые, хотя, конечно, и тесно связанные между собой" [Панфилов, 1989: 205]. Мы опираемся на труды этих исследователей. Появляются такие дисциплины как стилистика текста [Одинцов, 1980; Скребнев, 1985; Дудина, 1986; Ноер, 1986;], прагматика стиля [Звегинцев, 1977; Сусов, 1983; Кожина, 1987; Азнавурова, 1988], психолингвистическая стилистика [Тарасов, 1987].
В "Словаре-справочнике лингвистических терминов" Д. Э. Розенталя и М. А. Теленковой приводится четыре значения слова стиль: "1. Разновидность языка, характеризующаяся особенностями в отборе, сочетании и организации языковых средств в связи с задачами общения. Стиль языка. 2. Совокупность приемов использования средств языка, характерная для какого-либо писателя, произведения, жанра. Стиль Пушкина. 3. Отбор языковых средств по принципу экспрессивно-стилистической их окраски. Стиль книжный. 4. Построение речи в соответствии с нормами словоупотребления и синтаксиса. Стиль искусственный.» [Розенталь, Теленкова, 1985: 345]. Лингвистический энциклопедический словарь дает пять различных определений: "1. разновидность языка, закрепленная в данном обществе традицией за одной из наиболее общих сфер социальной жизни и частично отличающаяся от других разновидностей того же языка по всем основным параметрам - лексикой, грамматикой, фонетикой, то же, что стиль языка... 2. то же, что функциональный стиль ; 3. общепринятая манера, обычный способ исполнения какого-либо конкретного типа речевых актов: ораторская речь, передовая статья в газете, научная (не узкоспециальная) лекция, судебная речь, бытовой диалог, дружеское письмо и т.д.; стиль в этом смысле характеризуется не только набором (параметрами) языковых средств, но и композицией акта; 4. Индивидуальная манера, способ, которым исполнены данный речевой акт или произведение, в том числе литературно художественное; 5. то же, что языковая парадигма эпохи, состояние языка в стилевом отношении в данную эпоху" [ЛЭС, 1990: 494]. С другой точки зрения дает толкование стиля "Литературный энциклопедический словарь": "Стиль в литературе... устойчивая общность образной системы, средств художественной выразительности, характеризующая своеоюразие творчества писателя, отдельного произведения, литературного направления, национальной литературы... Стиль в широком смысле - сквозной принцип построения художественной формы" [Литературный ЭС, 1987: 420].
В русской риторике XVIII - начала XIX вв. еще не существует такой дифференциации понятий, выражаемых термином стиль. Как правило, авторы учебных курсов дают одно довольно общее определение, которое может конкретизироваться при классификации и выделении оснований для нее. Будучи во многом заимствованными у французских авторов, характеристики «слогов» выявляют прежде всего риторические, а не собственно языковые параметры [Живов, 1996: 337]. Тем не менее, в конце XVIII в. распадается классическая "теория трех штилей" [Кожин, 1989: 214], происходит полное объединение «церковного» и «светского» языков в единый полифункциональньїйі, и именно в этот период закладываются основы для развития различных представлений о стиле и его разновидностях.
Система названий свойств повествования риториках XVIII- начала XIX вв
Кроме того, информацию о свойствах стилей в этой работе можно почерпнуть из характеристик "слогов", которые являются не чем иным как описаниями коммуникативных качеств: "Чистый слоггь есть тоть, который вездЬ сохраняеть чистоту языка, на которомъ пишутъ, и не вмЬшиваетъ ни иностранныхъ, ни простонародныхъ и низкихъ словъ." (Мог., РР, с. 242); "Естественный слоггь весьма близко подражаетъ языку, употребляющемуся въ общении, и по видимому мало различествуетъ отъ общенародной рЬчи; но сия наружная простота скрываетъ въ основании разумное и тонкое изображение того, что внушаетъ сама природа вещей." (Мог., РР, с. 242); "Легкий слоггь называется тоть, гдЬ мысли представляются безъ усилия и труда и безъ всякаго напряжения способностей писателя." (Мог., РР, с. 243); "Исправный слоггь предполагаеть первое, что бы находящиеся въ немъ термины всЬ принадлежали языку, и не отступали бы отъ надлежащаго своего употребления и значения; и второе, чтобы словосочинение нигдЬ не удалялось отъ правилъ Грамматики." (Мог., РР, с. 243); "Полный слоггь называется тоть, гдЬ мысли одна другой касаются по естественной ихъ связи, и гдЬ богатство выражения въ точности соотвЬтствуетъ изобилию мыслей." (Мог., РР, с. 245); ""жатый слоггь, въ которомъ писатель старается въ немногихъ словахъ помЬщать множество мыслей безъ нарушения ясности." (Мог., РР, с. 245); "Живой слоггь есть тоть, гдЬ ходъ рЬчи бываетъ быстрый, и въ которомъ быстрота сия происходить или отъ естественной дЬятельности ума, или отъ нетерпЬливости и жара души, или отъ порывовъ страсти сочинителя." (Мог., РР, с. 245); "Слогъ бываетъ цвЬтущъ, когда онъ изобиленъ изображениями и фигурами всякаго рода и численнымъ словотечениемъ." (Мог., РР, с. 245); "Отрывистый слогь, гдЬ между предложениями опускаются обыкновенныя связи, кои читатель собственными разсуждениями пополнять долженъ." (Мог., РР, с. 246); "Сильный слоггь есть тоть, въ которомъ твердость мыслей и жаръ чувствования соединяются съ смЬлымъ и счастливымъ выборомъ оборотовъ выражения." (Мог., РР, с. 250); "Выразительный слогъ предполагаеть нЬкоторый особливый выборъ понятий, словъ и оборотовъ, чтобы разлить въ сочинении свЬтъ живой и яркой." (Мог., РР, с. 250); "Величественный слоггь есть тотъ, гдЬ господствуютъ звучныя слова, периоды полные и численные, выражения отборныя." (Мог., РР, с. 251); "Благородный слоггь состоить въ выборЬ понятий, принадлежащихъ только умамъ отличнымъ..." (Мог., РР, с. 251).
Подобным же образом описываются наиболее распространенные недостатки речи: "Небрежный слогь, когда мысли не рождаются одна отъ другой, и не связываются чрезъ посредствующия понятия, и члены периодовъ болЬе разбросаны, нежели распоряжены." (Мог., РР, с. 243); "Слогъ тяжелый или растянутый имЬетъ больше словъ, нежели сколько нужно для мыслей." (Мог., РР, с. 246); "Пестрый слогъ показываетъ въ себЬ великое разнообразие цвЬтовъ украшения неумЬстныхъ, особливо при недостаткЬ суждения и точности въ умЪ писателя." (Мог., РР, с. 246); "Слогъ поверхостный происходить отъ малой заботы и внимания къ тому, о чемъ пишутъ, и когда не удерживаютъ своихъ взоровъ на предметЬ, требующемъ болыпаго проницания," (Мог., РР, с. 246); "Принужденный слогъ есть тотъ, гдЬ читатель примЬчаетъ затруднения, въ коихъ находился сочинитель, и кои препятствовали ему сказать то, что онъ хотЬлъ сказать, или сказать такъ, какъ долженъ былъ." (Мог,, РР, с, 246); "Сухой слогъ есть тотъ, который не представляетъ собою никакого рода приятности," (Мог,, РР, с, 247); "Надутый слогъ есть тотъ, который даетъ вещамъ болЬе обширности и важности, нежели сколько онЪ по свойству своему могуть имЬть." (Мог., РР, с. 251); "Холодный слогъ, когда писатель не умЬетъ сдЬлать своей материи занимательною." (Мог., РР, с. 251).
В некоторых источниках начала XIX века (в "Правилах словесности..." Я. Толмачева, 1815 - 1822; в речах С. Танеева, 1816, Д. Е. Василевского, 1824, С. Ивашковского, 1827) качества речи перечисляются без толкований, иногда с общеродовым названием, напр. совершенства слога (Вас, Речь, с. 15), отличительныя черты КраснорЬчия (Тан., Расе, с. 8), иногда без него. Чаще всего это леность (ЯТ, ПС, Ч. I, с. 28; Вас, Речь, с. 15; Ив., Речь, с. 42), краткость (ЯТ, ПС, Ч. И, с. 133; Вас, Речь, с. 13), красота (Вас, Речь, с. 17; Ив., Речь, с. 42), простота (Вас, Речь, с. 13; Тан., Расе, с 8), сила (Вас, Речь, с 16), живость (Вас, Речь, с. 11), благородство (Тан., Расе, с. 8).
Понятия ясности, чистоты, а также тежноты слога были достаточно распространены в конце XVIII века, что нашло отражение в словарях. Так, "Словарь Академии Российской" дает толкования всех этих лексем через их синонимы: "Чистота Говоря о слогЬ: правильность." (САР , VI, с 786), "Ясность Вразумительность, понятность." (САРі, VI, с. 1056), "Темнота Неясность, неудобопонятность, невразумительность" (САР , VI, с. 143).
Классификации, включающие тропы в состав фигур
Пять печатных риторик включают тропы в число фигур. Это относится к переводам с французского - "Детской риторике..." (1787 г.) и "Риторике в пользу молодых девиц..." Г. Гальяра (1797 г.), - а также к пособиям И. М. Борна (1808 г.) и А. Мерзлякова (1817, 1821 гг.).
В "Детской риторике..." все риторические украшения названы фигурами и не классифицируются. Сам термин тропъ (Дет. рит., с. 33) обозначает одну из фигур, но никак не поясняется. Однако среди списка фигур традиционные наименования вынесены в отдельный абзац: метафора, тропъ, метонимия, гипербола, ирония (Дет. рит., с. 33). Единственное новое среди них - этопея (Дет. рит., с. 33), но, как и метонимия, оно остается без определения. Метафоре и гиперболе даны родо-видовые толкования: «Метафоры суть особливыя выражения, которыя, оставивъ собственныя свои значения, принимають знаменование чужое и какъ бы гадательное» (Дет. рит., с. 34), «Гипербол.. Сия фигура состоитъ въ чрезмЬрномъ возвышении, которое увеличиваеть, или умаляетъ вещи, и представляеть оныя или гораздо меньшими, или гораздо большими, нежели чЬмъ онЬ въ существЬ находятся» (Дет. рит., с. 31). Ирония поясняется операционально: «Сия фигура употребляется тогда, когда говоря о какой веши, даютъ знать другую и ссосЬмъ оной прооивную» »Дет. рит., с. 32).
В "Риторике..." Г. Гальяра (1797 г.) тропы (РПМД, с. 325) являются разновидностью фигур слов. Их четыре: ммтафора, аллегория, ипербола, ирония (РПМД, с. 325 и др.). Отдельно от них, среди фигур слов, встречается термин перифразисъ, поясняемый русским словосочетанием модели Н+А многословное объяснение (РПМД, с. 345). Терминам даются родо-видовые совмещенные с операционными толкования. В двух случаях они приобретают оценочную окраску: «Иpoния есть фигура колкая, наполненная солью, часто даже и самою желчию, которая въ двусмысленныхъ и лживыхъ словахъ скрываетъ смыслъ совершенно противной натуральному, заключающемуся въ сихъ словахъ, смыслу» (РПМД, с. 336); «Ипербола есть фигура лживая, употребляющая во зло легковЬрие своихъ слушателей, представляя имъ вещи въ непомЬрностяхъ Физическихъ стеклъ; какъ въ добрЬ и въ худобЬ, какъ въ увеличивании такъ и въ уменьшении» (РПМД, с. 333).
И. М. Борн (1808 г.) считает тропы (Борн, КРРС, с. 91) одним из двух разрядов фигур. Основных тропов восемь: метафора (Борн, КРРС, с. 91), аллегория (иносказание) (Борн, КРРС, с. 92), синекдоха (Борн, КРРС, с. 93), метонимгя (Борн, КРРС, с. 93), ирония (Борн, КРРС, с. 94), ипербола (Борн, КРРС, с. 94) и еще два, о которых следует сказать отдельно. Известный по большинству риторик изучаемого периода термин катахрезисъ (Борн, КРРС, с. 92) в данном пособии встречается лишь в глоссе, основным же наименованием становится вводимое автором словосочетание модели N+N2 нарушение единства (Борн, КРРС, с. 92). Еще одно название также появляется впервые -антитеза (противуположение) (Борн, КРРС, с. 94). В других курсах к тропам ее не относят. Антономазия (Борн, КРРС, с. 93) становится подвидом синекдохи, металепсъсъ (Борн, КРРС, с. 93) - метонимии, а сарказмъ (Борн, КРРС, с. 94) - иронии. Как и Г. Гальяр, И. М. Борн включает перифразисъ (Борн, КРРС, с. 91) в фигуры слов, предлагая следующие эквиваленты этого термина: русский - околичность, французский - la periphrase ои circonlocution и немецкий - die Umfchreibung (Борн, КРРС, с. 91). Аллегория и антитеза толкуются родо-видовым способом и при помощи эквивалентов. Нарушение единстаа поясняется при помощи заимствованного эквивалента и иллюстративно: «Нарушение единстаа (катахрезисъ) н. п. увядающее пламя» (Борн, КРРС, с. 92). Всем остальным тропам даны родо-видовые определения.
А. Мерзляков называет тропами (КР, с. 24; Мерзл., КР, с. 30) один из трех классвв фигур. В их число входят метафора (КР, с. 25; Мерзл., КР, с. 31), аллегория (КР, с. 26; Мерзл., КР, с. 32), метонимия (КР, с. 26 - 27; Мерзл., КР, с. 33), синекдоха (КР, с. 27; Мерзл., КР, с. 33), а также относимые всеми авторами к фигурам апострофа (КР, с. 27; Мерзл., КР, с. 34) и прозопопея (КР, с. 28; Мерзл., КР, с. 34). С другой стороны, не к тропам, а к фигурам, которые служат к возбуждению или утолению страстей в данных работах причислены ирония (КР, с. 29; Мерзл., КР, с. 35) и гипербола (КР, с. 29; Мерзл., КР, с. 35). Отметим, что в этом проявляется возврат к традиции, заложенной рукописными риториками начала XVIII века где в число схим разумвв входили ирония (ПЦБ, л. 80 об.; Козьма, 129 об.; КИВС, л.
Понимание фигур и оснований их классификации в русских источниках
В группе фигур въ излишествЬ речений наиболее точно следует Амвросию Ю. Медведский, который выделяет все те же четыре фигуры и приводит к ним те же глоссы с незначительными поправками: изобилование (pleonasmus) (Юв.. НУР, с. 67), многосоюзие (polysindeton) (Юв.. НУР, с. 67), единознаменование (synonymia) (Юв., НУР, с. 68), выправление (exergasia) (Юв.. НУР, с. 68) - ср. expolitio seu exergasia (Амвр., КРО, с. 134). Остальные авторы не включают сюда выправление. Кроме того, в "Правилах красноречия" Ф. Малиновского термин изобилование поясняется другой глоссой abudantia (Мал., ПК, с. 189).
Полностью воспроизводит состав группы фигур въ повторении речений, приведенной Амвросием, Ю. Медведский, введя лишь вместо более общего понятия произвождение - "1) когда речения повторяются, отъ одного происходящая; 2) когда одно речение или два въ различныхъ падежахъ въ томъ же предложении полагаются" (Амвр., КРО, с. 139) - частное: Многопадежие бываетъ, когда одно речение или два въ различныхъ падежахъ въ томъ же предложении полагаются" (Юв., НУР, с. 69), и сократив глоссу к нему: polyptoton (Юв., НУР, с. 69), ср. parigmenon et polyptoton (Амвр., КРО, с. 139). А. С. Никольский в этом случае использует термин наклонение1 (Ник., Л. и Р., с. 48), который по содержанию ближе к приводимому Ю. Медведским, но не ограничивает возможности формального изменения слова склонением: "Наклонение есть, когда одно слово повторяется будучи положено по грамматическимъ премЬнамъ" (Ник., Л. и Р., с. 48). Кроме того он совсем не зпоминает такой фигуры как отличение. В учебнике Ф. Малиновского теряется и возвращение, а вместо наклонения в значении, предложенном А. С. Никольским, вводится два еще более частных понятия, тоньше отражающих происходящие грамматические преобразования слов: наклонение - "фигура, въ которой глаголъ перемЬняется по разным временами (Мал., ПК, с. 191) и склонение, в котором "имя или мЬстоимение [перемЬняется] по разнымъ падежамъ и родамъ" (Мал., ПК, с. 191). Изменения вносит Ф. Малиновский и в глоссы, заменяя две из них латинскими не только по написанию, но и по происхождению: conduplicatio - усусубление, species conduplication - окружение. Следует отметить, что первое название уже встречалось, но в русской транслитерации в рукописи "Краткое изъявление великого слова...".
Наибольшее количество фигур в этой группе выделяет рукописный учебник - 13. Для одной из традиционных предлагается новое обозначение: соплетение (Рит., л. 81), ср. совокупление (Амвр., КРО, с. 135); еще для двух - словообразовательные варианты, связанные с использованием приставок внутри сложного слова: единозачатие (Рит., л. 81), ср. единоначатие (Амвр., КРО, с. 135)) или целых синонимичных основ: единоокончание (Рит., л. 81), ср. единозаключение (Амвр., КРО, с. 135). Кроме уже известных специальных понятий появляется новое: "Превращение (epanodos) есть предложение речений такъ что которыя въ первомъ предложении заняли первое мЬсто, тЬ въ другомъ занимаютъ послЬднЬе и вопреки" (Рит., л, 83 об..) Произвождение в этом источнике обозначает разновидность одноименной фигуры Амвросия, не представленную в других риториках: "Произвождение (paregmenon) есть стЬчение речений отъ единаго начала происходящихъ" (Рит., л. 83 об.). Вторая разновидность обозначена двумя синонимичными терминами: наименование и многопадежие (Рит., л. 83), сходными по содержанию с понятием наклонения у А. С. Никольского. В эту же группу включается и «Тождесловие (antanaclasis) ... когда въ одномъ предложении полагаются два речения въ разномъ значении и разныя вещи означающия, изъ однихъ и техъ же письменъ состоящия" (Рит., л. 82 об. - 83), отнесенное Амвросием к фигурам въ подобии или сходсгпвЬ речений с глоссой antanaclasis et paronomasi.. Однако в том же рукописном учебнике в числе фигур, состоящих въ подобии звука речнний, названо наименование (paronomasia), которое "есть стЬчение речений значениями различныхъ, но только нЬкоторыми писменами и слогами между собою сходныхъ" (Рит., л. 84), таким образом различаются фигуры, состоящие в повторении омонимов (или многозначных слов) и паронимов. Неудачным при этом является только выбор второго названия, т. к. он ведет к омонимии терминов, ср. наименование (Рит,, л. 83). А. С. Никольский и Ф. Малиновский вовсе не выделяют этих фигур, а Ю. Медведский следует Амвросию, но в качестве глоссы использует только одно слово paronomasia (Юв., НУР, с. 70).
В последнюю группу фигур речений во всех рассматриваемых риториках, как и в "Кратком руководстве к оратории", входит соотпвЬтпствие (Ник., А. и Р., с. 48; Юв., НУР, с. 70; Мал., ПК, с. 191), которое в рукописи названо подобнопадежие (Рит., л. 84 об.). Согласование рассматривается Ю. Медведским (Юв.. НУР, с. 70, ср. Амвр., КРО, с. 139) и, под названием подобноокончание, рукописным Зчебником (Рит., л. 84 об,). Анализ фактического материала показывает, что неизвестный автор учебника конца XVIII века использует, в основном, устаревщую терминологию, характерную для начала столетия.