Идентичность субъекта в философии анархизма Поляков Дмитрий Борисович

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Идентичность субъекта в анархизме как социально-философская проблема 16

1.1. Понятие идентичности субъекта (личности) в философии и социальных науках 16

1.2. Личность, её идентичность и природа человека в исследованиях классического анархизма 39

Глава 2. Идентичность и власть в социальной философии классического анархизма 62

2.1. Представления об общечеловеческой идентичности в анархической философии М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина 62

2.2. Индивидуалистическая концепция М. Штирнера и развитие философии анархизма в XX в 85

Глава 3. Эволюция представлений об идентичности и власти в философии постанархизма 104

3.1. Субъективность и идентичность в постанархизме Л. Колла и С. Ньюмена 104

3.2. Поиск и рецепция самоидентичности в современном российском и европейском анархизме 129

Заключение 153

Библиография

• Личность, её идентичность и природа человека в исследованиях классического анархизма
• Представления об общечеловеческой идентичности в анархической философии М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина
• Индивидуалистическая концепция М. Штирнера и развитие философии анархизма в XX в
• Поиск и рецепция самоидентичности в современном российском и европейском анархизме

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Окончательно оформившись к
середине XIX века и пережив наибольший расцвет в первой половине XX века, на
сегодняшний день анархизм (и как теория, и как движение) переживает в России
второе рождение в связи с процессами демократизации и актуализацией
проблемы взаимоотношений личности, общества и государства. Как следствие,
активизируется и исследовательский интерес – переиздаются сочинения
классиков анархистской теории и малоизвестных авторов, организуются
тематические лекционные курсы, проводятся конференции и круглые столы. Тем
не менее, политический, как, впрочем, и философский радикализм, присущий
разнообразным анархистским концепциям, даёт повод к пониманию теории
безвластия как отрицательного явления (что может быть связано и с
распространённым употреблением слов «анархия» и «анархизм» в значениях
общественного беспорядка или стремления к нему). Несмотря на это, анархизм
продолжает находить своих последователей во всём мире, а растущая
бюрократизация, частичное отчуждение граждан от возможности влиять на
общественно-политические процессы, кризис института местного

самоуправления – всё это позволяет говорить о возрастающем научном интересе к философии анархизма с её базовыми принципами свободы личности и общественной самоорганизации.

Актуальность анархизма сегодня связана не только с нестабильной ситуацией в мировой и отечественной политике, но с ростом разного рода антиправительственных движений и даже террористических организаций, которые, провозглашая своими идеями свободу и справедливость, воплощают или готовы воплощать их прямо противоположным образом, тем самым дискредитируя смысл и ценность этих идей. Именно поэтому актуальной является постановка вопроса как об идентичности личности в философии анархизма, так и о самой анархистской идентичности, т.е. самоидентификации современных анархистов с базовыми принципами этой философии. Иными словами, речь идёт о понимании анархистами роли личности, а также самих себя как личностей и социальной группы в динамично изменяющемся современном мире. Необходимо отметить, что и сама проблематика идентичности в современном социально-гуманитарном знании не теряет своей актуальности за последние полвека и занимает одно из ведущих положений, а в применении к социальной философии анархизма оказывается малоизученной.

Кроме того, актуальность исследования связана с тем, что на фоне научного интереса к современному анархизму на Западе, отечественная академическая мысль направлена в основном на классический анархизм рубежа XIX – первой половины XX вв. Благодаря этому, анархизм в большинстве случаев предстаёт как явление прошлого, которое либо вовсе не имеет отношения к настоящему, либо связано с современностью лишь косвенно – в качестве маргинального и субкультурного явления. Причиной этому может служить следующее

обстоятельство: если на Западе анархическая традиция почти не прерывалась, то в России её возрождение началось фактически лишь с середины 80-х гг. на волне перестройки. В данном случае актуальным является не только исследование современных форм анархизма, но и рассмотрение анархистской философии в контексте тех исследований о человеке и обществе, которые получили распространение в социальных науках во второй половине XX – начале XXI вв. К темам данных исследований относятся и тема идентичности (персональной, групповой, политической, этнической и других).

Анархизм, как постоянно развивающаяся интеллектуальная традиция, в современных условиях находит своё проявление как концепция постанархизма, малоизученная в отечественной социальной философии. Между тем, данная концепция и позволяет выявить проблематику человеческой субъективности и идентичности в философии как классического, так и современного анархизма.

Степень научной разработанности. Обращение к понятиям идентичности и субъективности характерно уже для философии Античности (Платон, Аристотель, Цицерон). Активно же тематика тождества личности начинает развиваться в Новое время в трудах Дж. Локка, Г. Лейбница, Д. Юма, а впоследствии также и в немецкой классической философии (И. Кант, И.Г. Фихте, Г.В.Ф. Гегель). На рубеже XIX–XX вв. проблема субъективности и идентичности анализировалась в работах Г. Зиммеля, Дж.Г. Мида и Ч. Кули. Сам термин «идентичность» получает распространение во второй половине XX столетия в связи с исследованиями Э. Гофмана, Э. Эриксона, П. Бергера, Т. Лукмана. Концепцию вторичной роли социума в формировании идентичности предложили представители психоаналитической школы Self-психологии Х. Кохут и Г. Салливан. Когнитивный поход к процессу социальной категоризации, в который включаются субъект и окружающие его люди, представлен исследованиями Г. Тэджфела, Дж. Тернера, а также в работах отечественных учёных Н.Л. Ивановой и Т.В. Румянцевой. О значимости и содержании антропологического подхода к анализу феномена идентичности писали российские философы П.С. Гуревич и Э.А. Орлова. Анализ политической идентичности в отечественной науке осуществляется в работах Т.А. Корниенко, Г.Я. Миненкова, И.Н. Тимофеева, О.В. Поповой и других авторов. Кроме того, идентичность как объект управления рассматривается в исследованиях О.А Митрошенкова. Типология идентификаций в соответствии с разными историческими эпохами представлена работами Е.В. Кузнецовой.

Историей развития философских идей анархизма занимались многие учёные и мыслители, в том числе и сами его теоретики – М.А. Бакунин, П.А. Кропоткин, А.А. Боровой. М. Неттлау, П. Эльцбахер. В отечественной науке в советский и постсоветский периоды анархизму посвящены исторические, философские и политологические работы следующих учёных: истории анархического движения в России и Европе посвящены исследования С.Н. Канева, В.В. Комина, В.В. Дамье, А.В. Шубина, Д.Е. Бученкова; жизнь, деятельность и философское творчество теоретиков анархизма (М.А. Бакунина, П.А. Кропоткина и других) отражена в работах Н.М. Пирумовой, П.В. Рябова;

историко-философский анализ идей анархизма представлен исследованиями
Д.И. Пронякина, С.Ф. Ударцева и других авторов. Из зарубежных исследователей,
всесторонне рассматривавших феномен анархизма, выделим П. Маршалла,
К. Варда, Д. Герена. Стоит отметить, что почти любое исследование анархизма
так или иначе сопровождается историко-философским обзором основных
направлений, базовых идей и наиболее известных представителей. Однако в
большинстве случаев исследования по истории анархизма касаются

классического периода его развития (XIX – начало XX вв.) или отдельно взятых направлений и представителей. Диссертантом используется периодизация философии анархизма, предложенная С.Ф. Ударцевым и П.В. Рябовым, которая включает в себя три основных этапа: архаический анархизм, или протоанархизм (доклассический период), классический и постклассический анархизм. Стоит отметить, что данная периодизация во многом условна и некоторые исследователи (например, Д.Е. Бученков) с ней не согласны.

Рассмотрению анархизма как типа политического сознания, анализу его диалектического соотношения с этатизмом в отечественной науке посвящены работы Л.С. Мамута и С.Ф. Ударцева. Диалектическое взаимодействие анархизма и этатизма анализировали русские философы Н.А. Бердяев и Н.О. Лосский в своих исследованиях, посвящённых революции 1917 года и характеристике русского народа. Анализ феномена анархизма в свете синергетической методологии дан С.Ф. Ударцевым.

В отечественной науке до сих пор не предпринималось теоретического анализа постанархизма. В работах, посвящённых современному анархизму («Либертарный бунт в эпоху постмодерна» В.Г. Ященко, «Иллюзорный бунт общества спектакля» А. Фёдорова), рассматриваются преимущественно условия существования, практическая деятельность и перспективы протестного антиавторитарного движения в контексте постмодернистской культуры. Непосредственно о постанархизме речь идёт в одноимённой статье, напечатанной в российской анархистской газете «Ситуация» под авторством N, где рассматриваются основные идеи и представители этой концепции. Упоминает о постанархизме в своей работе «Язык русского анархизма» М.Ю. Мартынов. В ней, а также в материалах ежегодной конференции «Прямухинские чтения» (2013) и круглого стола «Анархизм: история и современность» (2014) имеются замечания об анархистской идентичности. За отсутствием русскоязычных работ, большое значение имеют зарубежные издания и, прежде всего, главные сочинения самих теоретиков: Т. Мэя, Л. Колла и С. Ньюмена. Небольшие статьи (преимущественно обзорного плана) других представителей постанархизма – Ю. Мюмкена, Дж. Адамса, М. Онфре – переведены на русский язык участниками российского анархо-движения.

Стоит отметить также диссертационные исследования, посвящённые
социальной и политической философии анархизма, среди которых выделим
работы А.М. Мариновой («Анархизм в Российской культуре XIX-начала XX вв.»,
Ростов 2003), Е.А. Ежовой («Философия немецкого и русского анархизма 2-ой
половины XIX века. Сравнительный анализ», Мурманск 2006),

Т.А. Кондратьевой («Проблема социального идеала в русском классическом анархизме», Чита, 2006), М.Д. Рахманиновой («Генеалогия и теоретические основания современных форм анархизма (от XIX к XXI веку)», Москва, 2010), И.С. Комадорова («Русский анархизм и совершенствование гражданских структур общества: социально-философская интерпретация», Набережные Челны, 2011). В указанных работах, тем не менее, вопрос об идентичности личности не входит в предметное поле исследований.

Объектом диссертационного исследования выступает социальная философия анархизма.

Предметом изучения является эволюция представлений об идентичности субъекта в философии анархизма.

Цель исследования – осуществить исторический и социально-философский анализ представлений об идентичности личности в классическом и современном анархизме.

Достижение указанной цели определяется рядом задач, основными из которых являются:

1. выявить проблематику идентичности субъекта в отечественных исследованиях, посвящённых анализу личности в философии классического анархизма;

2. эксплицировать и проанализировать представления теоретиков классического анархизма (М.А. Бакунин, П.А. Кропоткин) об эссенциальной природе персональной и социальной идентичности личности, сформулировать политическую идентичность анархиста на основе эссенциалистских идей, представленных в сочинениях названных теоретиков;

3. раскрыть содержание понятия «Я», используемого в философии М. Штирнера через призму психоаналитической концепции Self-психологии и выявить представления об идентичности личности, основанием которой объявляется «Ничто»;

4. выявить специфику содержания концепции постструктуралистского (постмодернистского) анархизма в работах Л. Колла и С. Ньюмена в ракурсе их интерпретаций человеческой субъективности и идентичности;

5. сопоставить теоретическую модель политического сознания с идеей «пространства власти», фигурирующей в постанархизме, проанализировать концепцию постанархизма с позиции постструктурализма, в частности, теории субъекции;

6. проанализировать дискуссии об анархистской идентичности в современном российском и западном анархизме с целью раскрыть её содержание с точки зрения самого анархизма, а также показать перспективы этого социально-философского учения в XXI в.

Теоретической основой исследования являются

- положения и идеи российских и зарубежных философов и учёных: М. Неттлау, П. Эльцбахера, Р. Штаммлера, К. Варда, П.В. Рябова, С.Ф. Ударцева, В.В. Дамье, А.В. Шубина, М.Ю. Мартынова и других авторов, анализировавших

этапы развития и становления анархизма как социально-философского учения, его теоретические основания и практический потенциал;

- теория биполярной системы политического сознания с диалектически
взаимодействующими в её рамках полюсами «анархизм» – «этатизм», подробно
разработанная Л.С. Мамутом и дополненная С.Ф. Ударцевым;

- концепт «пространство власти», разрабатываемый в работах С. Ньюмена и
российских учёных С.А. Королёва и М.Ю. Мартынова. Использованы положения
Ж. Лорана, И.В. Макаровой, А.Н. Ильина, О.В. Захаровой, Э.В. Гаттиатулиной,
Л.Ф. Косенчук, И.А. Мироненко, Е.В. Кузнецовой, О.В. Поповой,
И.Н. Тимофеева, Т.А. Корниенко и др., относящиеся к проблематике
идентичности вообще и политической идентичности, в частности. Исследование
включает в себя анализ идей, касающихся вопросов власти и субъективности,
которые были представлены теоретиками постструктурализма М. Фуко,
Ж. Делёза и Ф. Гваттари, Ж. Деррида, Дж. Батлер.

Методологическая основа исследования. В связи с анализом

идентичности субъекта исследование включает психоаналитический подход Self-
психологии Х. Кохута, когнитивный поход к процессу социальной категоризации,
теорию социального конструкционизма П. Бергера, Т. Лукмана и

К.Дж. Дженджера, к истокам которой относится и также используется в диссертации концепция символического интеракционизма Дж.Г. Мида и Г. Блумера. Методологической основой исследования выступают сравнительно-исторический, диалектический, междисциплинарный и феноменологический подходы. Сравнительно-исторический подход дал возможность осуществить социально-философский анализ становления и развития философии анархизма, определить тенденции её изменения. Диалектический подход позволил выявить факторы преемственности в философии анархизма, а также установить противоречивое единство анархизма с противоположным, этатистским полюсом политического сознания. Междисциплинарный подход позволил провести комплексный анализ объекта исследования с учётом вариативности его интерпретации и связи с множеством направлений западной философской мысли. С помощью феноменологического метода анархизм рассмотрен разносторонне, в том числе с позиций прошлого и настоящего, с точки зрения типов проявления и функционирования, а также взаимодействия с другими социальными и философскими теориями, в результате чего показаны как изменяющиеся, так и инвариантные аспекты исследуемого объекта.

В диссертации также были использованы такие методы, как анализ и синтез, индукция и дедукция. В целях экспликации понятия идентичности в трудах классиков и исследователей анархизма применён контекстологический метод анализа текста.

Научная новизна диссертации заключается в следующем:

1. Выявлено, что проблематика идентичности субъекта в отечественных

исследованиях, посвящённых теме личности в философии анархизма, может быть выявлена только через соответствующий анализ личности и её политического сознания в этих работах.

2. Доказано, что классический анархизм (М.А. Бакунин,
П.А. Кропоткин) утверждает общечеловеческую идентичность, что находит своё
отражение в следующих идеях и представлениях:

- идея социальной революции трактуется как стремление расширить
групповую анархистскую идентичность до общечеловеческого уровня, что в
представлениях классиков анархизма означает возвращение к эссенциальным
общечеловеческим основаниям – отсутствию власти над другими людьми и
стремления к ней;

- представления об эссенциальной общечеловеческой идентичности
личности в классическом анархизме дополняются также характеристикой
политической идентичности самого анархиста – активного субъекта, ставящего
своей целью освобождение человечества от всех форм власти и эксплуатации;

3. Дана характеристика антиэссенциальной идентичности субъекта как исключительно персонального ядра личности, независимой от социального влияния и противостоящей ему, которая представлена в анархо-индивидуалистической концепции М. Штирнера;

4. Раскрыта эволюция представлений об идентичности личности в философии анархизма и в самоидентификации самого анархизма – от идеи преобразования мира в классическом анархизме к трансформации отдельных областей социальных отношений в концепциях постклассического анархизма и, в конечном итоге, к проблематике человеческой субъективности и идентичности в постанархизме – одной из концепций постклассического анархизма;

5. Установлено наличие внутреннего противоречия в концепции постанархизма, которая, отрицая эссенциализм в трактовке идентичности, сама в то же время опирается на представления о человеке как изначальном продукте и носителе власти;

6. Соотнесены теория современного анархизма с методологией
социального конструктивизма и концепцией социального конструкционизма,
предполагающей, что личность обладает способностью «ускользания» (термин
Э. Гоулднера в переводе Э.А. Орловой) из-под контроля со стороны каких-либо
нормативных, идеологических и иных предписаний, в связи с чем доказывается,
что анархистская идентичность не является строго политической, а лишь
политизированной.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Личность, субъект в отечественных исследованиях, посвящённых классическому анархизму, почти всегда рассматривается лишь по отношению к внешним явлениям: обществу, государству, праву, морали, церкви, капитализму и т.д. Тематика самосознания личности, того, как субъект соотносится с самим собой и каков механизм его самоидентификации остаётся вне анализа, хотя и подразумевается, что выражено в использовании иной, но близкой по смыслу терминологии. Указанная проблематика может быть выявлена только через анализ темы личности и её сознания, производимый в этих работах;

2. Имея в качестве философской предпосылки эссенциальные представления о человеческой природе или сущности, основное содержание

которой составляют свобода и нравственность, классический анархизм
утверждает общечеловеческую идентичность, её самокатегоризацию, т.е.
соотнесённость со всем человечеством. В анархизме речь идёт о реальном
воплощении составных элементов общечеловеческой идентичности – свободы,
нравственности, взаимопомощи и т.д., их высвобождении из-под гнёта
государства и капитализма. Анархисты имеют свою групповую политическую
идентичность, отличающуюся как в полном отрицании необходимости института
государства, так и в отсутствии среди участников движения таких людей, которые
принимают участие в осуществлении государственной власти или стремятся к
этому, а также в осуждении таких стремлений. Пропаганда социальной
революции предстаёт как стремление расширить данную групповую

идентичность до общечеловеческого уровня;

3. Иррациональная философия М. Штирнера на уровне теоретической абстракции утверждает самодостаточную персональную идентичность, противопоставленную любым формам внешнего влияния и авторитета, тождество личности с самой собой не имеет никаких социальных предпосылок, все вещи и явления окружающего мира ставятся в зависимость от интересов своего индивидуального Я. В связи с этим в философии Штирнера, которая является анархической по признаку отрицания государства, нет места политической идентичности (социальной, групповой), т.к. личность не связана тождеством ни с какими партийными, идеологическими, национальными и другими группами и объединениями, а также не провозглашает никаких социально-ориентированных принципов;

4. Провозглашаемая постанархизмом идентичность лишается своего эссенциального общечеловеческого значения, её ключевыми характеристиками объявляются становление, открытость и множественная интерпретация. С опорой на теории М. Штирнера, Ф. Ницше и Ж. Лакана постанархизмом утверждается идентичность, обусловленная невозможностью быть определяемой с точки зрения дискурса власти, никогда не завершающаяся полностью, всегда структурно открытая и ускользающая от эссенциальных императивов. Идентичность субъекта при этом трактуется как самосознание, которое признаёт собственную изменчивость и вариативность в качестве условия существования в изменяющемся мире;

5. Отрицая эссенциалистские предпосылки классического анархизма, постанархизм в лице С. Ньюмена провозглашает в качестве предпосылки идею о том, что субъект изначально является продуктом и носителем власти. Таким образом, Ньюмен также говорит о человеческой природе, наличие которой он вместе с тем оспаривает. Если соотнести модель политического сознания со стремлением постанархизма к конструированию положения вне пространства власти, то становится ясно, что такое стремление фактически приводит к отказу от политического сознания как такового, что представляется невозможным. Даже политическая идентичность, которую утверждает постанархизм и которая характеризуется вариативностью, всё же остаётся тождеством личности с базовым принципом классического анархизма – отрицанием государственной власти, хотя

и отличается тем, что рассматривает такую власть не как причину социальных проблем, а как следствие более глубоких, дискурсивных процессов в обществе, воспроизводящих отношения господства и подчинения;

6. Современный анархизм, включая концепцию постанархизма,

соотносится с теорией социального конструктивизма в той части, в которой личность характеризуется не только принадлежностью к той или иной социальной группе, но и определённой степенью автономии, а также обладает способностью «ускользания» из-под контроля со стороны других людей и каких-либо нормативных предписаний. В связи с этим анархистскую идентичность нельзя определить как строго политическую. Она может быть и в большинстве случаев является лишь политизированной, поскольку анархическое мировоззрение гораздо глобальнее и выходит далеко за рамки политики.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что его
результаты могут быть использованы для трактовки анархизма как социально-
философского учения и явления современной социально-политической и
культурной реальности. Кроме того, широкое применение ряда понятий,
относящихся к концепциям анархизма, таких как «анархо-капитализм», «анархо-
феминизм», «экоанархизм», «постанархизм» и т.д., способствует обогащению
социально-философских, политологических, культурологических и историко-
экономических разделов научного знания. Теоретически значимым
представляется соотнесение современного анархизма с концепцией социального
конструкционизма, которое может способствовать дальнейшим исследованиям в
области синтеза современных научных методологий и социально-политических
учений.

Специфика анархизма как предмета научного изучения заключается в возможности более широкого анализа общественных отношений, т.е. взгляда на эти отношения не только с точки зрения традиционных, общепринятых представлений, но и с точки зрения альтернативной.

Практическая значимость исследования. Положения диссертации могут использоваться в процессе преподавания социальной философии, истории политических идеологий, истории экономических учений, истории философии, а также быть использованы при разработке и чтении спецкурсов, посвящённых истории. Результаты диссертации могут быть использованы для анализа и прогнозирования возможных перспектив развития в России гражданского общества, основанного на низовых инициативах, способности к самоорганизации и возможности непосредственного участия населения в решении политических вопросов регионального и федерального уровней.

Апробация диссертационного исследования.

Всего по теме диссертации опубликовано 15 работ, среди которых 5 статей опубликовано в научных журналах, входящих в Перечень ведущих рецензируемых научных изданий, рекомендованных ВАК РФ: Гуманитарный вектор. 2013. № 2 (34); Гуманитарный вектор. 2015. № 2 (42); Учёные записки ЗабГУ. 2015. № 4 (63); Философские науки. 2015. № 6; Интеллект. Инновации. Инвестиции. 2016. №1.

Основные положения и выводы диссертации, а также отдельные вопросы по
теме исследования докладывались и обсуждались на вузовских, общероссийских
и международных научно-практических конференциях: ежегодная

международная научная конференция «Проблема соотношения естественного и
социального в обществе и человеке» (Чита, 2012, 2013, 2014, 2015); VI
Российский философский конгресс «Философия в современном мире: диалог
мировоззрений» (Нижний Новогород, 2012); Международный молодежный

научный форум «ЛОМОНОСОВ» (Москва, 2013); научно-практическая
конференция молодых исследователей Забайкальского государственного

университета «Молодёжная весна» (Чита, 2015); VII Российский философский конгресс «Философия. Толерантность. Глобализация. Восток и Запад – диалог мировоззрений» (Уфа, 2015); XIV межрегиональная научная конференция молодых учёных «Актуальные проблемы гуманитарных и социальных исследований» (Новосибирск, 2015).

Структура диссертации. Диссертация состоит из «Введения», трёх глав, включающих 6 параграфов, «Заключения» и списка библиографии, включающего в себя 249 наименований, в том числе 15 на английском языке. Общий объём диссертации составляет 178 страниц.

Личность, её идентичность и природа человека в исследованиях классического анархизма

По общему определению В.Я. Лекторского, субъект (от лат. subjectus – лежащий внизу, находящийся в основе, от sub – под и jacio – бросаю, кладу основание) есть носитель деятельности, сознания и познания. «Такое понимание субъекта, – отмечает Лекторский, – берёт начало в философии Нового времени, что связано с характерным для неё субъектоцентризмом. До этого под субъектом понималось метафизическое основание вещей, предметов, прежде всего тех, которые существуют объективно реально» [117, c. 669]. В современной же философии субъект – это «конкретный телесный индивид, существующий в пространстве и времени, включённый в определённую культуру, имеющий

Что, например, имеет место в сборнике «Субъективность и идентичность» под редакцией А.В. Михайловского. биографию, находящийся в коммуникативных и иных отношениях с другими людьми. Непосредственно внутренне по отношению к индивиду субъект выступает как Я» [117, с. 700]. Мы можем также добавить и характеристику субъекта, которую даёт Г.Б. Хасанова, связывающая понимание субъекта с «наделением человеческого индивида качествами быть активным, самостоятельным, способным, умелым в осуществлении специфически человеческих форм жизнедеятельности, прежде всего, предметно-практической, а также быть творцом собственной жизни, распорядителем психических и физических возможностей» [213, c. 152].

Что касается соотношения понятий «субъект» и «личность», то мы примем точку зрения И.А. Мироненко, совпадающую с позицией отечественного психолога С.Л. Рубинштейна, согласно которой их разделение на подсистемы некоего целого не оправдывает себя, поскольку оба этих понятия подразумевают целостную психическую организацию. Кроме того, «это две стороны человеческой психики неразрывно слиты: личность непременно обладает субъектностью, а субъектность – атрибут личности» [136, c. 154]. Важно при этом то, что субъект как целостность формируется в результате не только индивидуального, но и социального развития, в процессе деятельности и общения с другими людьми.

Несмотря на то, что, по словам И.В. Макаровой, о классической формулировке понятия «субъект» вряд ли можно говорить до философии Нового времени, первые попытки сформулировать отношение человека к самому себе, ответить на вопрос, что есть «самость» характерны уже для древнегреческой поэзии и философии. Гомер, Эпимарх, Гераклит, Платон, Аристотель, «возможно, не слишком отчётливо, но всё же очерчивают поле для будущих дискуссий относительно таких тем, как субъект, индивидуальность, личность» [126, с. 18]2. Вышесказанное можно отнести и к понятию идентичности, если подразумевать под ним именно человеческую «самость». Латинский корень «idem» в слове «идентичность» означает «то же самое» и описывает свойство вещей оставаться теми же самыми, сохранять свою сущность при всех возможных трансформациях. «Это же слово применяется как характеристика единичного бытия личности, “самости” (Self), обеспечивающего её самотождественность» [90]. К названным мыслителям Античности, рассуждавшим о человеческой самости, мы можем также отнести Цицерона, в риторике которого одним из часто употребляемых терминов является «persona». Под ним знаменитый оратор понимал маску (личину) или театральную роль, позволяющую человеку думать о самом себе [122, с. 35]. В Средневековье Ф. Аквинский использовал термин «индивидуация» для описания индивидуального своеобразия вещей, но, однако, отдавал предпочтение принципу общего3.

Тема субъективности начинает активно разрабатываться в философии Нового времени. Так, в трудах Р. Декарта формулируется проблема рационального субъекта, которая рассматривается философом исключительно через способность человека к мышлению. Английский мыслитель Дж. Локк, который, как считается [104], впервые и обозначил проблему идентичности, разграничив понятия «личность» и «индивид» и акцентировав тему тождества личности. Чтобы представить различие между ними в философии Локка, считает С. Шовье, «достаточно вообразить театральных персонажей. Один и тот же актёр может успешно воплощать двух различных персонажей, например, Гамлета и Отелло. И два разных актёра могут воплощать одного и того же персонажа – Гамлета. Понятие человеческого индивида можно приблизить к актёру, а понятие личности – к персонажу» [221, c. 122].

Локк не согласен с тем, что тождественность личности закладывается душой – поскольку душа человека бессмертна, постольку признание её основанием личности означало бы перемещение души во времени и тогда выходило бы, что одна и та же личность может жить в разные исторические периоды. Философ определяет личность следующим образом: это «разумное мыслящее существо, которое имеет разум и рефлексию и может рассматривать себя как себя, как то же самое мыслящее существо, в разное время и в различных местах только благодаря тому сознанию, которое неотделимо от мышления ... . Когда мы видим, слышим, обоняем, пробуем, осязаем, обдумываем или хотим что-нибудь, мы знаем, что мы это делаем … , благодаря этому каждый бывает для себя “самим собой”, тем, что он называет Я» [121, с. 387]. Таким образом, Локк утверждал, что тождество личности составляет сознание. Вместе с тем это тождество основывается и на человеческой способности помнить о совершённых действиях в прошлом.

Тему тождества продолжил в своих работах Г. Лейбниц, рассматривая её в двух аспектах: в логико-гносеологическом, когда полное и развёрнутое определение понятия представляет собой акт индивидуализации вещи как таковой, т.е. именно как этой вещи, и в онтологическом, касющегося анализа индивидуальной субстанции, основанного на учении о монаде4 (С.Е. Крючкова: «монада рассматривается как субъект со всеми её атрибутами, полностью выражающими её» [104, с. 135]). С точки зрения Лейбница, индивид есть отражение мира как целого, представляющее этот мир собственным и уникальным способом, что делает невозможным существование двух неразличимых субстанций. Тождество индивида поэтому обеспечивается благодаря «духу, составляющему у мыслящих субстанций их “я”» [115, c. 232]. При этом важным является моральное основание тождества, сохранение которого и позволяет говорить об одной и той же личности. Разумная самосознающая душа «сохраняет своё существование не только – хотя и в большей степени, чем прочие, – в метафизическом отношении, но остаётся одною и тою же в нравственном смысле и составляет тождественную личность

Представления об общечеловеческой идентичности в анархической философии М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина

Отдельное обращение к философии Макса Штирнера (настоящее имя Иоганн Каспар Шмидт, 1806–1856) обусловлено двумя причинами. Во-первых, пожалуй, нет ни в классической, ни в современной теории анархизма автора, который уделял бы теме личности большего внимания и который стал в результате не только родоначальником анархо-индивидуалистического направления, но и предвосхитил некоторые идеи экзистенциализма и, как уже отмечалось, постструктурализма. Личность у Штирнера – это исходный и даже исключительный пункт всех его размышлений о государстве, обществе, религии и т.д. Если в анархизме В. Годвина, П.-Ж. Прудона, М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина речь шла преимущественно о поиске и путях реализации свободы личности и общества, то Штирнер пытался обосновать свободу не просто как цель, но как условие личности. При этом такая свобода не имеет у него ничего общего с эссенциализмом – она не декларируется как «природа» или «сущность» человека, а, напротив, представляет собой отсутствие какой бы то ни было «природы» или «сущности»29.

Во-вторых, в философии Штирнера, по нашему мнению, в полной мере отражена проблематика идентичности субъекта как таковой, поскольку немецкий мыслитель рассматривал личность как самодостаточное явление, иначе говоря, как тождественную только лишь самой себе, в чём и заключается коренное отличие от рассмотренных концепций Бакунина и Кропоткина. И хотя чисто хронологически Штирнер относится к классическому анархизму, тем не менее, его философские рассуждения о личности и её содержании (при всех своих недостатках), по справедливому замечанию С. Ньюмена, актуальны и релевантны именно современной анархистской теории, преодолевающей традиционалистские и идеологизаторские тенденции. Это тем более справедливо, что в своё время идеи Штирнера не имели большого распространения (да и сегодня его имя основательно подзабыто), а потому анархизм принято связывать скорее с фигурами Прудона, Бакунина и Кропоткина, чем с немецким «апостолом эгоизма», который, к тому же, не называл себя анархистом, но который, по словам марксиста Г.В. Плеханова, «имел мужество открыто высказывать своё мнение и довести свою индивидуалистическую теорию до самых крайних её выводов. Он самый бесстрашный и самый последовательный из анархистов» [156]. В 1840-х гг. политическая и духовная жизнь Германии была весьма напряжённой. Этот период получил название «домартовского», поскольку он непосредственно предшествовал немецкой революции, вспыхнувшей в марте 1848 года. По всей стране образованная молодёжь и интеллигенция, недовольная социально-политическим положением в стране, собиралась в кружки и в радикальной форме обсуждала многие злободневные проблемы того времени. Одним из них, к которому Штирнер примкнул в 1841 году, стал берлинский кружок под названием «Свободные», в который входили известные писатели и философы: Бруно и Эдгар Бауэры, Людвиг Буль, поэт Герман Мирон, Фридрих Энгельс, а также молодой Карл Маркс, некоторое время посещавший собрания кружка до своего отъезда в Париж. Объединяла этих людей не только критика господствовавшего общественного строя, но и критическое отношение к философии Гегеля. «Свободные» были представителями младогегельянской школы, воспринявшей диалектический метод Гегеля и сделавшей из него радикальные выводы. Биография самого Штирнера не отличается сколько-нибудь важными событиями, а то немногое, что известно о его жизни, никак не выдаёт в этом человеке беспринципного эгоиста, «единственного» в своём роде, во славу которому и был написан самый известный его труд «Единственный и его собственность» (1844). Но именно это, пожалуй, и подчёркивает его оригинальность как мыслителя, радикально противопоставившего Я «царству призраков», идей, и боровшемуся с этими «призраками» не иначе как в сфере идей и посредством таких же идей. Это и неудивительно, поскольку, будучи выходцем из лагеря младогегельянцев и критикуя гегелевский абсолютизм духа, он, тем не менее, мыслил так же умозрительно и говорил о том же самом «духе», что и Гегель, но только о раскрепощённом духе, духе, который есть ничто, но которое, вместе с тем, творит всё. Прежде чем перейти к анализу главного сочинения Штирнера, отметим его же небольшую статью, написанную за два года до выхода «Единственного…» и посвящённую чисто педагогической проблематике. В статье под названием «Ложный принцип нашего воспитания, или Гуманизм и реализм» можно проследить зачатки тех идей, которые впоследствии найдут полноценное выражение в главном труде Штирнера. Под условными названиями «гуманизм» и «реализм», вынесенными в заглавие, автор подразумевал два господствовавших тогда принципа в педагогике. Первый предполагает избирательное образование (аристократизм), формализм и ориентацию на прошлое; второй – идею общего образования, акцент на практическую деятельность и полезность, ориентацию на настоящее. «Однако усвоение прошлого, чему учит гуманизм, – пишет Штирнер, – и постижение настоящего, чего добивается реализм, лишь приводит и гуманизм, и реализм к власти над всем временным. Вечен лишь дух, постигающий сам себя» [224, с. 30]. То, что Штирнер использует здесь понятие духа, можно объяснить его упомянутым увлечением гегельянством. В контексте же дальнейшего творчества (да и самой рассматриваемой статьи) понятие «дух» вполне может быть заменено на понятие «Я». Недаром Штирнер называет свой педагогический принцип («Если тех, кто следует этому принципу, угодно в свою очередь назвать словом, заканчивающимся на “–исты”») персонализмом, по определению требующим воспитания именно свободной личности. Но у Штирнера свобода понимается в более глубоком смысле. Если социальный анархизм Бакунина и Кропоткина в основном акцентирует внимание на свободе от (государства, религии, эксплуатации, власти вообще), то Штирнеру кажется это недостаточным: «свобода казалась, конечно, независимостью от авторитетов, но была ещё пустой в смысле самоопределения и ещё не допускала никаких поступков внутренне свободного человека, самораскрытия беспощадного, то есть избавленного от изменчивой рефлексии духа» [224, с. 30]. Рефлексия духа (Я) предполагает зависимость от «временных» определений и значений: формализма, прагматизма, аристократизма и всего того, что определяет личность (формирует её идентичность, добавим мы) в соответствии с господствующей в обществе иерархической системой ценностей30. Педагогика же формирует эту рефлексию посредством знания, которое и становится объектом критики Штирнера точно так же, как позднее для Ф. Ницше подобным объектом станет мораль.

Речь, однако, не идёт о том, чтобы не давать учащимся знаний, а о том, что, по убеждению Штирнера, знание не становится частью личности, а остаётся только навязанным грузом: «знание, которое обременяет человека лишь как обладание и собственность … знание, не ставшее личностным, даёт убогую подготовку к жизни» [224, с. 32]. По словам философа, такое знание должно умереть, чтобы возродиться в качестве воли. Таким образом, воспитание свободной личности не зиждется только лишь на привитии знаний теоретического («гуманизм») и практического («реализм») значения, хотя Штирнер и не отрицает важной роли этих принципов. Штирнерианский персонализм в педагогике основывается на воспитании свободы воли и, прежде всего, независимой от авторитетов воли самоопределения.

Индивидуалистическая концепция М. Штирнера и развитие философии анархизма в XX в

Имеет место и такая тенденция, что та или иная его сторона (например, веганство или антифашизм) превращается в моду, которая начинает претендовать на универсальный характер и диктовать анархистам правила поведения и «правильное» отношение к жизни, порождая идеологизированные «анархизмы»51 (об элитарности в современном российском анархо-движении говорит и философ анархист М.Д. Рахманинова). В связи с этим возникают вопросы, основополагающие для анархистской идентичности или, как называет их Рябов, вопросы рефлексии: «Кто мы такие, что нас приводит в анархисты, зачем мы этим занимаемся, каковы наши подлинные мотивы? Что для нас слова: социальная революция, объединение общества? … Это вопрос ко всем нам, анархистам: о подлинности рефлексии. Каковы наши декларируемые принципы и реальные деяния. Сцилла оппортунизма, растворения – по принципу: анархизм за всё хорошее и против всего плохого, все люди стихийные анархисты; и Харибда – мы такие одни, мы всё знаем, у нас своя субкультура, и в ней мы находим самоудовлетворение, и плевать на весь остальной мир и на всех остальных людей» [8, с. 99–100]. На наш взгляд, точка зрения Рябова противостоит тенденции узкогрупповой идентичности – прежде чем прийти к общечеловеческой идентичности, к тождеству со всеми людьми вне зависимости от их политических предпочтений, современному анархизму необходимо преодолеть внутригрупповые разногласия – борьбу идентичностей разных направлений, т.е. то, что подразумевается под субкультурностью.

По мнению Рябова, анархизм должен объединять в себе различные практики, синтезировать разнонаправленные критики, а не замыкаться в одном направлении, догматизируя его. Другой важной составляющей анархистской идентичности он называет тождество цели и средства, подразумевая возможность достижения индивидуальной и социальной свободы только с помощью той же самой свободы.

Таким образом, проблематика собственной идентичности для современного российского анархизма по-прежнему является открытой и дискуссионной. Её определение, описание или даже просто подходы к формулировке ставятся под вопрос со стороны самих анархистов, что обусловлено противоречивостью и неопределённостью в качестве характерных свойств анархизма как такового. Актуальной в этом смысле, на наш взгляд, является ранее упоминавшаяся монография М.Ю. Мартынова «Язык русского анархизма». Книга эта посвящена анализу анархического дискурса, под которым понимается тип высказываний и вообще языковая активность анархистов, обусловленная их мировоззренческой программой и принципами. Основную задачу своей книги Мартынов формулирует как описание механизмов анархистской концептуализации мира, т.е. «когнитивных способов его языкового освоения (присвоения) анархистами» [131, с. 5]. Проблематика идентичности в анархизме и собственно анархистской идентичности также затрагивается автором при анализе текстов, символики, использования имён и других способов языковой репрезентации в среде российского анархизма. Так, исходя из противоречивости анархизма, несистемности, анонимности и избегания каких-либо устоявшихся означающих, Мартынов делает вывод о том, что «собственная анархическая идентичность не является важнейшей ценностью в анархизме. Идентичность в анархизме – это всегда скользящая идентичность» [131, с. 107]. Последняя («скользящая идентичность» – термин филолога Н.М. Азаровой) связана с отсутствием системы господствующих означающих, задающих параметры идентичности в идеологическом дискурсе (при этом Мартынов изначально рассматривает анархизм вне идеологии и политического дискурса вообще). В связи с этим, считает Мартынов, анархизм критичен не только к своей идентичности, но и к любым другим самотождественным структурам, которые навязывают какую-либо картину реальности и претендуют на власть.

Далее, Мартынов рассматривает соотношение российского анархического дискурса (и идентичности в том числе) с концепцией ризомы, представленной в постмодернизме Ж. Делёзом и Ф. Гваттари, полагая, что ризоматическое описание анархизма точнее, чем простая констатация его внутренней противоречивости. Однако это сходство, по его мнению, исчезает при одном только условии, что анархизм не тождествен постмодернизму, а постструктуралистский (постмодернистский) анархизм – лишь один из многочисленных его вариантов. Вообще, не только ризома, но и любое другое понятие будет неточным для определения анархизма, т.к. привязывает означаемое к означающему, наделяет его фиксированной сущностью или природой. Наиболее подходящим принципом для описания анархизма Мартынов считает также разрабатываемый Н.М. Азаровой принцип недоопределённости, которая, однако, «не означает, что сам анархизм недоопределён. Напротив, анархизм может быть тщательно определён поставленными целями и провозглашёнными манифестами, но эта определённость никогда не будет окончательной» [131, с. 131].

Отметим сходство представляемой Мартыновым позиции в описании анархизма с лаканианской концепцией С. Ньюмена, рассмотренной в предыдущем параграфе. На наш взгляд, они не просто похожи, а в какой-то степени даже тождественны, даже с учётом постструктуралистского терминологического аппарата, который активно использует британский политолог. В обоих случаях анархизм не представлен наличием единой, телеологически и политически обусловленной идентичности – она никогда не завершена, всегда динамична, её границы и параметры не установлены раз и навсегда. Разница, пожалуй, лишь в том, что Мартынов объективно констатирует факт, в то время как Ньюмен предлагает современному анархизму принять такую идентичность в качестве политического кредо для конструирования новой радикальной политики. Кроме того, Ньюмен также обращается к философии Ж. Делёза и Ф. Гваттари, предложивших для описания дискурса сопротивления вышеназванную концепцию ризомы, а также понятие машины войны (или военной машины).

Поиск и рецепция самоидентичности в современном российском и европейском анархизме

Что касается социальной практики, а также связанной с этим проблемы единства анархического движения, то наблюдаемые сегодня социально-экономические, экологические проблемы, угроза терроризма и многие другие негативные явления мирового уровня – всё это не означает бесполезности попыток изменить мир к лучшему, но может открыть простор для новых возможностей. Ключевым в данном случае является лозунг «мыслить глобально, действовать локально»59, подразумевающий на практике ориентацию на реальное положение вещей и реальных людей, пускай и далёких от идеалов самоуправляющегося безгосударственного общества. По словам американского анархо-синдикалиста С. Долгоффа: «“Чистого” анархизма нет. Есть только применение анархистских принципов к реальностям общественной жизни. Целью анархизма является стимулирование сил, двигающих общество в либертарном направлении. Только с этой позиции значимость анархизма для современной жизни может быть оценена должным образом» [60].

Если говорить о социальной роли анархизма, то обозначенные его российскими представителями проблемы самозамыкания, субкультурности, элитаризма также имеют предпосылки к своему разрешению уже хотя бы в тенденции (по крайней мере, теоретической) к открытости, диалогу и антидогматизму. По нашему мнению, декларируемые анархистами радикализм и бескомпромиссность имеют, конечно же, свою ценность, но конструктивные идеи и предложения в эпоху тотальной нестабильности гораздо важнее и ценнее как для общества, которое они хотят видеть свободным, так и для самих анархистов, объявляющих своей целью (и средством) свободу личности и самого этого общества. В конце концов, это и должно иметь значение для конструирования анархистами собственной идентичности. По справедливому замечанию современного анархиста Д. Гребера, «необходимо попридержать собственную радикальность, чтобы иметь возможность заявить о себе как о разумной альтернативе» [229]. Если государство сложилось в результате социального взаимодействия (по договору или как закономерность классовой дифференциации, не столь важно), то и свобода происходит исключительно из практики общественных отношений, предполагающей ответственность и способность не только к критическому, но и конструктивному осмыслению действительности. В этом ключе мы снова можем соотнести анархизм с социальным конструктивизмом, который, по словам Т.А. Алексеевой, исходит из того, «что идентичность, культурные и религиозные ценности, политические взгляды, политические институты создаются, т.е. конструируются в зависимости от желания акторов. Или, иначе, фокус социального конструктивизма направлен на сознание и интересы человека» [5, с. 9].

Таким образом, проблематика идентичности для современного анархизма приобретает всё большую актуальность. Если на Западе не имеющая чётких границ и определений идентичность понимается как условие антиавторитарного движения, то в России эта неопределяемость идентичности формулируется именно как проблема, порождающая отсутствие единства и собственного позиционирования в социокультурном пространстве. В рамках дискуссии обсуждаются темы исторической памяти как условия и символа анархистской идентичности, необходимости конструирования новой, не основанной на старых идеологиях левоориентированной идентичности, преодоления субкультурности и элитарных тенденций внутри самого анархизма (т.е. узкогрупповой идентичности), тождества цели и средства и т.д. В научной работе М.Ю. Мартынова, посвящённой анархическому дискурсу, идентичность в российском анархизме описывается в терминах «скользящая идентичность» и «недоопределённость», демонстрирующих отсутствие системы господствующих означающих, задающих параметры этой идентичности. В связи с этим, а также невозможностью определить анархизм как строго политическую идеологию, мы можем сделать вывод о политизированной, а не политической идентичности применительно к анархизму. Кроме того, теория современного анархизма соотносится с философской парадигмой социального конструктивизма, характеризующей личность не только в связи с принадлежностью к той или иной социальной группе, но и определённой степенью её автономии.

Подведём итоги третьей главы. Критика постанархизмом и, в частности, С. Ньюменом классического анархизма с позиции постструктурализма и конструирование нового типа радикальной политики на основе анархистской этики позволяет говорить об ещё большей дедукции в представлениях об идентичности личности, а также в самоидентификации самого анархизма: от идеи преобразования мира в классическом анархизме к трансформации отдельных областей социальных отношений в различных концепциях постклассического анархизма и, в конечном итоге, в сторону человеческой субъективности и идентичности, выраженной в концепции постанархизма (как одной из концепций постклассического периода). Этим подчёркивается и актуальность проблемы самоидентификации российских анархистов в социокультурном пространстве современности. Широта и неопределяемость анархистской идентичности даже с точки зрения самих анархистов не позволяет говорить о ней, как о политической, но лишь как о политизированной идентичности. Однако само наличие дискуссий и точек зрения на эту тему, поиски собственной идентичности демонстрируют внутреннее развитие современного анархизма и самое его существование как живой и актуальной силы. Актуальной, прежде всего, в том, что сегодня, в эпоху глобализации как никогда важен такой вопрос об идентичности личности, обществ и народов, который предполагает свободный, а не навязанный кем-либо и чем-либо выбор ценностей.