Введение к работе
Актуальность темы. Сегодня, на исходе XX века, Когда стала очевидной возможность разного рода катастроф (экологической, демографической, антропологической), возникла настоятельная необходимость поиска новых путей шшилизационного развития человечества, выработки новых ценностей, новой мировоззренческой системы координат, которая призвана обеспечить стратегию выживания человечества. Прежде всего сейчас становится необходимым определенное ограничение некоторых видов человеческой деятельности, потенциально содержащих в себе опасность катастрофических последствий, отказ от антропоцентрической идеи овладения, подчинения и господства, установления коэволюционных, равноправно-партнерских отношении человека с его природой и социальной средой.
На пути решения данных задач все большее значение приобретает многовековой опыт жизни «в согласии с природой» коренных малочисленных народов, населяющих обширные регионы от Арктики до южных частей Тихого океана. Очевидно, что в переживаемую нами эпоху экологического напряжения восстановление и сохранение близкого к равновесному традиционного природопользования этих народов и их экологической культуры означает продвижение к оптимальному типу гармонических отношений между природой, этносферой и технизированной социосферой. Есть все основания полагать, что их уходящая в глубь веков практика отношении с окружающим природным миром может оказать животворящее, стимулирующее воздействие на поиски новой модели социального развития, свободного от силового техногенного воздействия па среду обптания, не ведущего с неизбежностью, как это было до сих пор, к непоправимой деградации «вмещающих ландшафтов».
В 80—90-е гг. п мировом сообществе утвердилось мнение о том, что деградация последних нетронутых пространств нашей планеты, населенной малочисленными коренными народами, будет иметь тяжелые последствия для всей планеты. Если иметь в виду громадность этих территорий (около 20'% поверхности Северного полушария), то нетрудно попять, что ущерб, нанесенный природе этих регионов, пагубным образом отразится на экосистеме и биосфере Земли. Стало ясно, что волюнтаристическая политика модернизации, основанная на идеологии интеграции, согласно которой «примитивные общества» обречены на ассимиляцию
ведущими индустриальными (сегодня уже постиндустриальными) цивилизациями, является вредной и бесперспективной. Полная ассимиляция, исчезновение и гибель малочисленных народов, слом их традиционного мировоззрения и замена его стандартными нормами технической цивилизации будут трагичными не только для этих народов, но, как представляется, и для всего человечества, поскольку с гибелью каждой традиционной культуры оно теряет одну из своих онтологически самоцепных возможностей исторического развития. Кроме того, необходимо учесть, что коренные народы все еще несут в себе элементы органических представлений, которыми духовно жили люди многие тысячелетия. Конечно, наряду с ними, эти элементы органических представлений, сохранили в какой-то степени и многие другие народы, в частности, восточно-славянские., но таких непоглощенных техноцентрической цивилизацией островков становится все меньше. И лишь собрав вместе эти еще не уничтоженные достижения духа и практики традиционных обществ, мы, возможно, получим шанс найти альтернативу технологической цивилизации, спастись от экологической смерти. Вот почему в последнее время возросла актуальность изучения архаических систем ценностей коренных народов, привыкших жить в гармонии с окружающей природной средой. Обеспечение их самобытности в ходе дальнейшей экспансии научно-технического прогресса может оказать существенное влияние на экологическую безопасность всего земного шара. Значит, защита социокультурного своеобразия коренных народов соответствует фундаментальным интересам человечества в целом.
Это новое, глобальное по своей мнровместимости сознание нашло свое выражение в ряде резолюций и документов ООН, которые ориентируют на окончательный отказ от политики патернализма и цивилизационной экспансии по отношению к «примитивным народам», получивших, наконец, признание в качестве уникальных по своей ценности культур, специфика которых не может быть адекватно осмыслена в системах координат «капиталистической» или «социалистической» цивилизаций. В документах п резолюциях ООН и других международных организаций ставится задача определения юридического статуса негосподствуцощих — подчиненных народов и культурных общностей, утверждается мысль о необходимости признания разнообразия культур как условия выживания человечества и естественной среды, о том, что «подчиненные культуры и народы несут в себе зародыши более правильных форм существования в меняющихся обстоятельствах сегодняшнего мира», так как «образ жизни представителей этих народов в большей степени отвечает требованиям выживания, чем" многие современные виды практики»1.
Все сказанное имеет непосредственное отношение к исследованию социальной организации и мировоззренческой системы цен-
1 См.: Международный журнал социальных наук.— 1991. № 1. С. 199—201.
постей малочисленных коренных народов российского Дальнего Востока.
Актуальность исследования бытия малочисленных народов Российской Федерации обусловлена двумя рядами факторов, первый из которых связан с кризисным состоянием жизнедеятельности этих пародов, которое само по себе требует теоретического осмысления (а не только констатации и фактографического обзора), второй же — с кризисом отечественного обществознания, пытающегося, с одной стороны, освободиться от идеологических мер недавнего прошлого, от догматов государственной идеологии, а с другой стороны, сохранить наиболее ценные элементы историко-материалистическоіі методологии социального познания, в частности, формаппониый подход к анализу локальных цивилизаций и культур. Па наш взгляд, плодотворно уже само соотнесение привычных категориальных схем материалистического понимания истории в его «советской» модификации с иными моделями общественного развития, в их отношении к структурам бытия коренных народов и пародов, ведущих племенной образ жизни. Поскольку в настоящее время данные вопросы остаются открытыми, разработка философской базы для их решения приобретает особую значимость.
Степень разработанности проблемы. К настоящему времени в рамках отечественной и зарубежной этнографии и социальной антропологии накоплен большой эмпирический материал по интересующей пас теме, опубликован ряд книг и множество статей. Среди этих исследований мы выделили бы работы: В. В. Антроповой, В. К. Арсеньева, В. Г. Богораз-Тана, Г. М. Василевича, Р. С. Василевского, И. С. Вдовина, И. С. Гурвича, В. Г. Ларькина, В. П. Маргаритова, Р. Маака, А. П. Окладникова, У. Г. Попова, В. И. Прокопенко, 10. А. Сема, А. В. Смоляк, Н. К. Старковой, Ч. М. Таксами, В. А. Туголукова, Л. И. Шренка, Л. Я. Штернберга, Т. С. Шульгиной, посвященные анализу этнической истории коренных пародов российского Дальнего Востока, их культуры и быта.
Собственно, социальная организация коренных народов Дальнего Востока явилась предметом исследования в работах А. М. Золотарева, В. А. Зибарева, В. И. Бойко, в книге «Общественный строй у пародов Северной Сибири» (отв. редакторы — И. С. Гур-вич и Б. О. Долгих), а также в многочисленных публикациях зарубежных авторов. Для выделения и типологической характеристики этой социальной организации советские исследователи активно использовали сведения о родовой структуре и семейно-брач-ных отношениях указанных народов, собранные русскими этнографами и историками немарксистской ориентации, — такими, как К. Дитмар, В. Г. Богораз, В. И. Иохельсон, С. М. Широкогоров, Однако, будучи сторонниками исключительно формационного подхода к анализу общественных явлений, эти авторы не смогли, на
наш взгляд, до конца прояснить природу социальной организации малочисленных народов Северной Сибири. В основу их типологической характеристики общественного устройства этих народов было положено упрощенное представление о социальной организации архаического сообщества: последняя не может быть полностью сведена к той или иной системе родства, но является также формой' адаптации определенной коллективной исторической индивидуальности к «вмещающему ландшафту», символическим выражением смыслового единства соответствующего культурно-исторического типа (или «хозяйственно-культурного типа», если использовать терминологию современной этнографии).
Бросающаяся в глаза узость и ограниченность формационно-го подхода к анализу социальной организации народов, ведущих (в XIX — начале XX вв.) племенной образ жизни, вынуждает нас использовать зарубежную литературу, в которой избранная нами тема разрабатывается с иных методологических точек зрения. Мы имеем в виду, прежде всего, работы Э. Б. Тайлора, Д. Д. Фрэзера, Л. Леви-Брюля, К. Леви-Строса и М. Элиаде. До середины
XIX в. представления западных историков и антропологов о Даль
нем Востоке России оставались смутными и неотчетливыми. Ко
ренные народы этого региона были для них «дикими туземцами».
При этом этнографические исследования стимулировались чисто
прагматическими мотивами. Так, например, первый американский
исследователь амурских народов П. М. Коллинз, назначенный и
1856 г. торговым агентом США на Амуре, занимался разведкой
торговых возможностей в этом регионе для американских пред
принимателей. Не менее прагматичный характер носили и иссле
дования англичан Т. В. Аткинсона, Г. А. Тилли, Дж. Тронсона,
Г. А. Лансдела, Д. Ф. Райта.
Интересный эмпирический материал по этнической истории и этнокультурным связям коренных народов Дальнего Востока и родственных им аборигенов Северной Америки содержится в работах финского ученого Ф. Г. Хина, воссоздавшего картину этнокультурных и экономических связей эвенков с китайцами в XIX—
XX вв. в Приамурье; Д. Дж. Рея, проанализировавшего традиции
и инновации в современном искусстве алеутов и эскимосов Аляс
ки; Т. Ловенстейна, написавшего комментарии к сборнику шаман
ских историй эскимосов северо-западной Арктики, и др.
Завершая обзор научной литературы, имеющей прямое отношение к теме нашего исследования, нужно заметить, что на сегодняшний момент в области интересующей нас проблематики, безусловно, доминируют те представления о коренных народах, ведущих племенной образ жизни, которые были выработаны в рамках западной, европоцентристски ориентированной философии, истории, социологии, культурологии, социальной антропологии и этнографии. Если попытаться свести многообразие этих представлений к общему знаменателю, то можно сказать, что все они фик-
снруюг социальную форму организации бытня того или иного малочисленного народа («реликтового этноса», по терминологии Л. Н. Гумилева) в качестве ступени развития этой человеческой общности от дикости к цивилизации, т. е. к городской, индустриальной п в большей или меньшей степени политизированной форме организации человеческой жизни, выработанной в рамках истории локальной, но претендующей на универсальную значимость западной культуры. Этот «западнический», европоцентристский пафос долгое время был присущ и марксистской трактовке «архаической формации». В нашем исследовании показано происхождение этого предрассудка н предложена альтернативная концепция архаической социокультурной формации, рассмотрены социально-психологические, демографические, экологические и духовные последствия ее разрушения в ходе- «капиталистической» модернизации и «социалистической реконструкции», отразившиеся на исторических судьбах малочисленных народов Российского Дальнего Востока.
Цель и задачи исследования. Главная цель нашего исследования — выявление, описание и типологическая характеристика архаической социальной организации коренных народов Дальнего Востока, которая претерпела ряд трансформаций на протяжении XIX—XX вв. под воздействием внеположенных для нее социокультурных и политических факторов — таких, как колонизация, индустриализация и коллективизация (модернизация), культурная революция и т. д. Для достижения этой цели мы должны решить следующие задачи:
проанализировать методологические и эвристические возможности формационной модели общественного развития применительно к статике и динамике социального бытия малочисленных народов Дальнего Востока;
рассмотреть ряд возможных проекций цивилизационной модели исторического развития с использованием этнографического материала, отображающий типичный опыт модернизации социального устройства малочисленных народов Дальнего Востока, вовлеченных в орбиту влияния тон или иной «великой цивилизации»;
раскрыть методологическую ценность идеи культурно-исторического типа в ходе осмысления особенностей этносоциального развития и исторической судьбы коренных народов Дальнего Востока России;
осуществить категориальный синтез многоразличных определений подлежащей модернизации архаической социокультурной формации и, таким образом, преодолеть тот «конфликт интерпретаций» этого феномена, который возникает на стыке различных методологий анализа «примитивных обществ».
Теоретико-методологические основы исследования. В ходе диссертационного исследования мы использовали методологически
плодотворные идеи К. Маркса и Ф. Энгельса, высказанные ими в связи с осмыслением книги Льюиса Г. Моргана «Древнее общество», предложенное ими различение «первичной формации» (первичного социума), базирующейся на непосредственном присвоении чужой воли, и «вторичной формации». Полезными при анализе «организационной формы» бытия архаического сообщества оказались также некоторые положения «психологизированного марксизма» А. А. Богданова, в частности, его учение об «авторитарном типе сотрудничества» в рамках традиционного общества. Для типологической характеристики такого общества необходимо актуализировать методологический потенциал теории генезиса и роста локальных цивилизаций, разработанной А. Тойнби, шиенглеровской морфологии всемирной истории, выдвинутой Н. Я. Данилевским идеи культурно-исторического типа и теории этногенеза, защищаемой Л. Н. Гумилевым. Все эти оригинальные методологические принципы и категориальные схемы осмысления структур и динамики «первичного социума» могут быть, с нашей точки зрения, синтезированы в рамках теории коллективной исторической индивидуальности, набросок которой был сделан Л. П. Карсавиным в его «Философии истории».
При разработке обозначенной здесь кратко теоретико-методологической основы нашего исследования мы опирались также на идеи, высказанные в работах: В. С. Барулина, Л. Е. Куббеля, Д. Ф. Лосева, К. X. Момджяна, 10. К. Плотникова, А. Д. Урсула, В. Н. Шевченко.
Научная новизна исследования. Проведенный в диссертационном исследовании анализ социальной организации коренных народов Российского Дальнего Востока, претерпевшей существенные изменения в конце XIX — первой трети XX вв., позволил выявить ряд научных результатов, обладающих определенной степенью новизны.
-
Показано, что философское осмысление социальной организации народа (этноса или суперэтноса) как внутренней формы его «бытия-в-мире» наиболее продуктивно па пересечении трех методологических традиций (моделей): формационного подхода, методологии цивилизационного анализа и культурно-исторической типологии.
-
На основе осуществленного в работе категориального синтеза, указанных трех моделей, сформулировано и содержательно раскрыто понятие архаической социокультурной формации. С помощью данного понятия удалось не только зафиксировать основной предмет нашего исследования — типичное общественное устройство малочисленных народов Дальнего Востока в качестве «интеллигибельной единицы общественной жизни», по п вскрыть внутренние смысловые связи этого феномена, которые, как правило, игнорируются нлп недооцениваются сторонниками форма-цпонной и цивилизациоиной моделей общественного развития.
-
Дано герменевтическое пояснение «задействованных» и «ра-ботающих» в исследовании понятии «социальная форма», «развитие» (этносоциальное развитие), «пребывание» (местопребывание), «обитание» (местообитание), «месторазвитие», «сущностная воля» («племенная воля»), «общность» («общностное поведение»), ^.'авторитарный тип сотрудничества», «задержанная цивилизация» н др. Собственно, герменевтический аспект исследования связан с попыткой осветить смысловую сторону архаического «реально функционирующего жизненного устройства», которая обычно не принимается во внимание сторонниками вульгарно-социологического подхода к осмыслению «примитивного социума». Использование возможностей герменевтики создало предпосылки как для выявления наиболее темных, иррациональных слоев в бытии современного «цивилизованного» человека, так и для осознания того типа «рациональности», которая объективируется в архаической форме социальной организации.
-
Намечены самые общие контуры новой национально-государственной идеологии, которую предстоит разработать формирующейся в настоящее время российской политической элите. Философской основой этой попой государственной идеологии, вполне может стать реконструируемая в работе теория коллективной исторической индивидуальности Л. П. Карсавина, в рамках которой реальные субъекты социального действия рассматриваются в их конкретных этнических воплощениях, в связи с их внешним инобытием — «месторазвнтием», охватывающим все многообразие элементов человеческого жизненного мира. Преимущество защищаемой и сознательно модернизируемой нами данной теории заключается в том, что она отображает системную целостность указанных элементов и вместе с тем ставит это системное видение основных исторических феноменов на службу России как евразийскому государству-континенту.
5. Теоретическая значимость полученных результатов заклю
чается в том, что они поднимают волнующую сегодня междуна
родное сообщество проблематику, связанную с этнокультурной
деградацией коренных народов мира, на уровень социально-фи
лософского теоретизирования и образуют предпосылки для пре
одоления «конфликта интерпретаций» и выработки целостного
взгляда па природу архаической социокультурной формации.
Итоги исследования могут быть резюмированы в следующих положениях, выносимых на защиту:
1. Исчерпывающая характеристика социального строя того или нногю (коренного) парода, ведущего племенной образ жизни и испытывающего мощное цивилизаторское воздействие со стороны других («больших») народов, предполагает, во-первых, определение социально-психической основы его традиционной культуры — прежде всего содержания, структуры и направленности его «племенной волн», как всеохватывающей органической формы повсе-
дневной жизнедеятельности и общения архаического сообщества, и, во-вторых, изучение эмпирически наблюдаемых проявлений этого социально-психического своеобразия коллективной исторической индивидуальности в ее взаимоотношениях с другими коллективными историческими индивидуальностями.
-
Структурно-антропологический анализ ментальных структур народов, ведущих племенной образ жизни, максимально приближает нас к пониманию той «сущностной воли» (Ф. Теннис), которая образует онтологический базис и определяет бытийно-исто-рическое своеобразие архаической социокультурной формации. Не техника, не «производительные силы» первобытного коллектива оказываются движущими силами его социальной организации, а коммуникативные, ритуально-символические действия составляющих его индивидов, нацеленные на подражание мифологически заданным образцам, на воспроизведение унаследованных от богов и первогероев отношений господства и подчинения. Именно эта авторитарная «логика» упорядочивала отношения между полами, между различными поколениями и ветвями родичей.
-
Можно говорить о догосударственном существовании культурно-исторического тина, который застыл на стадии «первобытной племенной независимости» («племенной воли») и еще исторически не готов отказаться от нее ради «правильной свободы» и «государственного состояния». Социальный строй архаического сообщества представляется, с этой точки зрения, способом консервации названной формы пребывания народа в контексте природной данности («вмещающего ландшафта»), ограничивающей возможный натиск человека на природу с целью овладения непосредственными условиями своего существования или даже радикального изменения их. В рамках такого строя реализуются совсем иные возможности социального поведения, связанные с космологически обоснованной практикой приспособления человека к среде обитания, магического содействия и соучастия в жизни вселенной. Возможно, такого рода культурно-исторический тип и гибнет под натиском развитых цивилизаций из-за своего принципиального «органического» безволия.
-
Авторитарный принцип социальной организации находил свое наиболее концентрированное выражение в фигуре вождя, который мог также выполнять функции жреца, шамана. Будучи носителем безусловного авторитета, выразителем «племенной воли» памяти, «коллективного бессознательного» рода, вождь воплощал в своем лице мистическое единство первобытного социума, не выразимое в категориях политической экономики. Можно предположить, что в этом феномене «вождизма» заключается тайна динамики архаической формации, один из факторов ее трансформации в более сложную социально дифференцированную целостность — «вторичную формацию». Власть вождя, вбирающая в себя дух религиозно-мифологической традиции, обеспечивала стабильность социаль-
пой организации дальневосточных Племен и «протонародностей»; регулировала неизменные в течение многих тысячелетни отношения людей к «вмещающему ландшафту» и вместе с тем табуиро-вала определенные виды человеческой деятельности, блокируя тем самым «развитие производительных сил». Если же такого тина социум попадал в орбиту влияния какой-либо великой цивилизации (русской или китайской, например), родошіеменная общность, сохраняя традиционную структуру организующей ее власти, все же втягивалась в отношения иного типа и уровня, невольно приобщалась к таким стадиям общественного развития, которые в марксистском сознании ассоциируются с понятиями «феодализм», «капитализм», «коммунизм».
5. В формацнонном анализе общественной жизни социальная
форма сразу же отрывается от «воли и сознания людей» и фети
шизируется. Основной порок формационной модели общественно
го развития и заключается в этом игнорировании (пли недопони
мании) волевой природы социальной формы (что, правда, ком
пенсировалось марксистами в области политической практики,
когда она следовала принципу неограниченного произвола). Вы
нося человеческую волю «за скобки» социально-философского ана
лиза, сторонники формационной парадигмы неизбежно ограничи
вали свой кругозор сферой налично-сущего, сферой эмпирической
кажимости. Отворачиваясь от воли в области теоретического ос
мысления социума, они невольно возвращались к механизму вуль
гарно-материалистической онтологии гоббсовского типа, так как
упускали из виду главное — субъекта социального полагания, ис
точника продуцирования новых социальных форм, которые никог
да не возникали непосредственно из потребностей, интересов 11
идей.
6. Цивилнзацноппая модель исторического развития также
мало продуктивна при осмыслении бытия «архаических» народов,
поскольку последнее не имеет своей собственной государственной
формы и и этом смысле «нецивилизованное». Схема же Моргана —
Энгельса представляет собой частный случаи цпвилизацнонного
подхода. Фиксируя «архаический» народ на стадии «дикости» или
«варварства», она неизбежно превращается в предпосылку для
идеологического оправдания его насильственной интеграции в ту
или иную «локальную цивилизацию» (как правило, — в западную,
поскольку «социалистическая цивилизация» оказалась ее эфирным
порождением). Исходя из этой парадигмы остается только одно
предположение: народы, ведущие племенной образ жизни, обре
чены либо на интеграцию и ассимиляцию в рамках существующих
национальных государств, либо на полную утрату собственной
идентичности в общем цивилизанионном процессе. Рассуждения
же об обретении ими собственной государственности в современ
ных условиях, по меньшей мере, нереалистичны.
>—1087
-
Формационный и цнвилизационный подходы к анализу «примитивных обществ» имеют общую основу в феноменологии европейского духа с присущим ему цивилизаторско-просветительским проектом овладения всеми иными, не западными традиционными культурами и, таким образом, представляют собой теоретическое выражение духовного колониализма, стремящегося с помощью унифицирующей интерпретации мировой истории подчинить «нецивилизованные народы» логике развития западной потребительской цивилизации. Это проявляется в едином волюнтаристическом подтексте и материалистической теории развития архаической формации, в рамках которой привычный мотив определяющей роли экономического базиса вытесняется идеей базисного значения внеэкономического «присвоения чужой воли» и спиритуалистической концепцией линейного развития человечества от первобытного состояния дикости к цивилизации.
-
Для оценки возникших в условиях «модернизации», «ломки» и «реконструкции» социальных форм архаических сообществ нужен такой масштаб, который позволил бы нам не только измерить «рост жизненного уровня народа», но и соотнести его способ существования с его же собственной системой ценностей, унаследованным от предков традиционным мировоззрением. Исходя из этого масштаба, становится очевидным, что малочисленные народы Дальнего Востока не были «отсталыми» и «неразвитыми», а были они просто иными. И эту инаковость можно уловить и осмыслить лишь с позиции «исторической морфологии» или в рамках теории «локальных цивилизаций». Но и с чисто «спекулятивной» точки зрения ясно, что социальные изменения, в которых проявляется не спонтанное развертывание «сущностных сил» конкретного народа, не понятная ему самому цель и судьба, а мощное нивелирующее воздействие поглощающей его, чуждой ему цивилизации, скорее означают не столько «развитие», сколько «деградацию», «распад» традиционных форм жизнедеятельности и общения.
-
В современных условиях приобщение к «развитым» цивилизациям народов, ведущих племенной образ жизни, является действительно процессом объективно обусловленным и неизбежным. Вместе с тем, несмотря на то, что к настоящему времени мировое сообщество и выработало некоторые регулятивные политико-правовые принципы и рекомендации, следование которым позволяет избегать крайностей капиталистической и социалистической индустриализации в регионах традиционного проживания архаических народов, вопрос о механизмах сочетания модернизации социальной жизни «малых народов» с сохранением их этнической и культурной самобытности до сих пор до конца не прояснен.
10. Самые общие контуры решения означенного вопроса при
менительно к малочисленным коренным народам Севера, Сибири
и Дальнего Востока могут быть намечены лишь в рамках новой национально-государственной идеологии, которую предстоит разработать формирующейся в настоящее время российско-евразийской политической элите, вбирающей в себя и лучших представителен коренных пародов России. При разработке данной идеологии необходимо учитывать не только международный опыт решения аналогичных проблем, зафиксированный, в частности, в материалах, подготовленных женевской Рабочей группой по коренному населенню, в документах ООН, но и традицию их' социально-философского и философско-псторического осмысления в нашей отечественной литературе.
-
Можно утверждать, что в настоящее время для коренных малочисленных пародов Дальнего Востока открываются три «пути развития»: это, во-первых, путь усвоения унифицирующей запад-нон модели социальной организации (в ее американской или японской интерпретации, например); во-вторых, путь национально-культурной автономии, предполагающей возвращение коренного населения к традиционному образу жизни и к своим исконным формам хозяйствования; и, в-третьих, путь сознательного участия в строительстве повой российско-евразийской цивилизации, путь нового «евразийского синтеза» в рамках континентальной федерации. Именно этот «третий путь», движение по которому диктуется и полиэтнической природой России — Евразии, и общим жизненным интересам населяющих его коренных пародов, сооветст-вует исторической судьбе малочисленных народов Дальнего Востока. На практике такой путь означал бы, с пашей точки зрения, начало существования небывалого в мировой истории соборного «культуро-субъекта» (Л. П. Карсавин).
-
Если же учесть необратимый характер этногенеза, рано или поздно приводящего этносы-изоленты к «сумеречному», «реликтовому» существованию, возможность новых этнических мутаций «первичных этнических субстратов» за счет метисации, в частности («обрусения»), а также — логику исторической судьбы, периодически упорядочивающей этнический хаос России — Евразии и объединяющей все населяющие ее народы в мощные этнокультурные системы, континентальное, полиэтническое государство, то правомерно признать возможность «евразийского синтеза» в процессе этносоциального развития коренных народов России, как вполне реальную. Эта возможность предполагает не «ревитали-зацию» национальных устоев, сводящихся к искусственному возобновлению культурной традиции, а творческое продолжение и обогащение этой традиции.
-
Самобытная культура малого народа, полностью или частично поглощенного большим народом л задержанного в своем развитии на уровне «органической коллективной индивидуальности», является единственной возможной для него формой выживания в составе более сложной надорганической исторической инди-
2* 11
видуальности, также — формой социально-психологического соучастия в истории всеединого коллективного субъекта — человечества. Поэтому, реальная возможность «возрождения» и политического участия коренных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока в установлении приемлемого для всех и в этом смысле справедливого социального строя, связана не с этнократическими порывами и даже не со стремлением реализовать идею национально-культурной автономии, а с развитием «евразийско-русской государственности» (Л. П. Карсавин). Для осуществления этой бытийно-исто-рической возможности, которая в нашем сознании ассоциируется с «евразийским проектом», правящий слой Российской Федерации нуждается в новой культурно-государственной политике, которая должна выражать единство многоразличных интересов всех населяющих Россию этносов, образующих в целом уникальный исторический феномен—«соборный субъект» многонациональной культуры.
14. На практике выживание коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, сохранение и развитие их самобытных культур будет во многом зависеть от образования в России нового правящего слоя в качестве выразителя воли многонародного культуро-субъекта, а также от наличия в составе этих народов подлинных элит, которые, защищая традиционную систему ценностей, вместе с тем, управляли бы процессом адаптации всей общности к ритмам и логике современного цивилизованного процесса.
Практическая значимость исследования. Полученные^результа-ты диссертационного исследования будут полезными как в плане обоснования современной федеральной политики в области национальных и межэтнических отношений, так и для конкретизации соответствующих аспектов новой государственной идеологии России. Они могут быть также использованы в преподавании ряда философских дисциплин, в частности, философии истории, в разработке спецкурсов и спецсеминаров.
' Апробация работы. Апробация результатов исследования прошла на Всесоюзной научной конференции «Актуальные проблемы включения молодежи Сибири в общественную жизнь и задачи ускорения социального развития Советского общества» (Барнаул, 1986 г.). В Межрегиональной научно-практической конференции «Трудовое воспитание, обучение и профессиональная ориентация учащейся молодежи в условиях Крайнего Севера» (Тобольск, 1989 г.), «Традиции и пути профессиональной направленности в школах Приамурья». «Проблемы профессиональной ориентации учащихся национальных щкол Нижнего Приамурья». (Тобольск, 1989 г.). На межвузовской научно-практической конференции «Актуальные вопросы профессиональной ориентации учащейся молодежи в свете требований XXVII съезда КПСС», Комсомольск-на-Амуре, 1987 г., Проблемы форм самоуправления наций в условиях перестройки. Тезисы докладов. «Духовно-ценностные ориентиры
массовых действий людей». (Гродно, 1992 г., май). Актуальные проблемы включения молодежи в традиционные виды деятельности в условиях Севера. Тезисы докладов. «Диалектика социализма и современная идеологическая борьба» (Гродно, 1988 г., декабрь). Человеческий фактор и пути активизации традиционных форм деятельности. «Актуальные проблемы повышения роли человеческого фактора в выполнении решений XXVII съезда КПСС» (Уфа, 1987 г. декабрь). На региональной научной конференции «Материалистическая диалектика и стратегия ускорения» (Хабаровск, 1988 г., декабрь). Человеческий фактор и пути активизации традиционных форм деятельности. «Актуальные проблемы повышения роли человеческого фактора в выполнении решений XXVII съезда КПСС» (Уфа, 1987 г., декабрь). На региональной научной конференции «Материалистическая диалектика и стратегия ускорения» (Хабаровск, 1988 г., октябрь). На республиканской межвузовской научной конференции (Гродно, 1989 г., декабрь). На научно-практической конференции (Якутск, 1992 г., октябрь). На республиканской научной конференции (Улан-Удэ, 1990 г., июнь). Положения диссертации опубликованы в сборниках тезисов и статей указанных конференций, в периодических изданиях, в других научных публикациях, а также в проекте Закона «О территориях традиционного природонользования народов Севера», в рабочей группе но проблемам коренных народов Мира при ООН. Женева, 1995 г.
Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованных источников. Структура работы определена целью и задачами исследования. Объем диссертации 280 страниц машинописного текста. Список использованных источников насчитывает 336 наименований.