Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Найдина Татьяна Владимировна

Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ)
<
Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ) Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ)
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Найдина Татьяна Владимировна. Террористический дискурс в социальных практиках современности (социально-философский анализ): диссертация ... кандидата Философских наук: 09.00.11 / Найдина Татьяна Владимировна;[Место защиты: Московский государственный областной университет].- Москва, 2016.- 187 с.

Содержание к диссертации

Введение

Раздел 1. Социальные практики современности как социальное пространство репрезентации террористического дискурса 17

Раздел 2. Сущность и содержание террористического дискурса в социальных практиках современного общества 61

Раздел 3. Возможности и ограничения организации противодействия социальным практикам террористического дискурса 110

Заключение 163

Список литературы 1

Введение к работе

Актуальность темы исследования. В условиях становления и развития информационного общества, активного конструирования новых коммуникаций и компьютерных средств, инициирующих виртуальную реальность, социальные конфликты всё более переносятся в знаково-символическую область и приобретают дискурсивный характер. Бесчисленное количество высказываний, которые беспрерывно циркулируют в информационном поле общества часто меняют свой смысл и значение в зависимости от системы установок субъектов дискурса, вводящих свою систему его ограничений, норм и правил. По словам М. Фуко: «дискурс – а этому не перестает учить нас история – это не просто то, через что являют себя миру битвы и системы подчинения, но и то, ради чего сражаются, то, чем сражаются, власть, которой стремятся завладеть»1.

При этом у противоборствующих социальных сил имеется стремление «хоть частично овладеть быстрым разрастанием дискурса, чтобы его изобилие было избавлено от своей наиболее опасной части и чтобы его беспорядок был организован в соответствии с фигурами, позволяющими избежать чего-то самого неконтролируемого; все происходит так, как если бы захотели стереть все, вплоть до следов его вторжения в игры мысли и языка. В нашем обществе… существует… своего рода смутный страх перед лицом всех этих событий, перед всей этой массой сказанных вещей, перед лицом внезапного появления всех этих высказываний, перед лицом всего, что тут может быть неудержимого, прерывистого, воинственного, а также беспорядочного и гибельного, перед лицом этого грандиозного, нескончаемого и необузданного бурления дискурса»2.

Сегодня в восприятии социальной действительности отчётливо можно проследить значительную трансформацию дискурсивных практик, в которых терроризм с периферии общественного сознания начинает перемещаться на центральные позиции. В процессе своего генезиса и развития понимание терроризма претерпело значительные изменения, с тех пор как дискурс о нём впервые вошел в употребление в начале XIX века, когда терроризм выступал в качестве метода протеста против власти политических режимов в рамках границ отдельных государств. В XX веке терроризм приобрел новое качество, выйдя за узконациональные рамки.

В XXI веке террористическая активность становится по мнению многих исследователей уже глобальной проблемой человечества. Так, немецкий социальный мыслитель Г. Бехман полагает, что терроризм – это глобальный риск, опасность и источник разновекторных социальных рисков3, а американский социолог М. Кастельс идёт ещё дальше, заявляя, что повсеместное рассмотрение глобального или локального терроризма как основной угрозы является «только

1 Фуко М. Порядок дискурса // Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуально
сти. Работы разных лет. М., 1996. С. 52.

2 Там же. С. 77-78.

3 См.: Бехман Г. Современное общество как общество риска // Вопросы философии. 2007.
№ 1. С. 27-28.

умеренным началом. Возрастающая технологическая изощренность информационного общества ведет в новом тысячелетии к беспредельному террору», что свидетельствует об относительности человеческого прогресса1.

Не оспаривая тезис о глобальности террористической проблемы, следует всё же заявить о том, что террористический дискурс действительно приобрёл всемирное звучание. Ж. Бодрийяр, подчеркивая усиление значения дискурсивного измерения современного терроризма утверждает, что террористическое насилие «держит под прицелом современное социальное: переплетение сфер, связей, центров и структур, сеть контроля и блокировки... Перед ним новая – гиперреальная, неуловимая, опирающаяся уже не на закон, репрессии и насилие, а на внедрение моделей и на убеждение/разубеждение – социальность… Он ориентирован на массы именно в их молчании, массы, загипнотизированные информацией. Для того чтобы преодолеть какие бы то ни было смыслы, для того чтобы создать ситуацию, когда невозможно осознать, насколько он социально нелегитимен, в какой мере он не ведёт ни к каким политическим результатам и не вписан ни в какую историю, терроризм использует любые средства. Его единственное «отражение» – вовсе не цепь вызванных им исторических следствий, а рассказ, шокирующее сообщение о нём в средствах информации»2.

Более конкретно актуальность исследования обусловлена следующими обстоятельствами:

Во-первых, восприятие мира как текста, признание множественности реальностей, понимание общественных феноменов как определённых посланий – присуще современному состоянию постмодерна, что делает возможным представление терроризма как некоего специфического дискурса, организующего соответствующим образом социальное пространство;

Во-вторых, появляющиеся у социальных акторов новые коммуникативные средства и возможности, сопровождающие современный этап становления информационного общества и общества знаний, могут использоваться не только для установления сбалансированного социального взаимодействия и ликвидации барьеров в общении, но и для локальной и глобальной трансляции деструктивных террористических идей;

В-третьих, активное создание, распространение и внедрение в массовое сознание сообщений террористического характера, основано на разного рода экстремистских идеологиях, использующих терроризм в качестве эффективного средства управления современным обществом на основе инициирования страха и ужаса;

В-четвертых, рост опасности терроризма связан с тем, что социальные субъекты, выступающие в роли его идеологов, пытаются через средства массовой коммуникации контролировать сам язык террористического конфликта, сея страх и ужас перед вседозволенностью, неуловимостью и ненаказуемостью тер-

1 См.: Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2000.
С. 127.

2 Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или конец социального. Екатеринбург,
2000. С. 45.

рористов, сохраняя при этом высокий уровень анонимности их разрушительной деятельности;

В-пятых, всё сказанное свидетельствует о необходимости определения условий формулирования и артикуляции террористического дискурса в современных социальных процессах в целях воспрепятствования разрушительным тенденциям его распространения в российском социуме.

Следует признать, что в настоящее время террористический дискурс, превращая потенциальные вызовы и угрозы во все более реальные, привлекает к себе возрастающее внимание со стороны научного сообщества, которое фиксирует всё более усиливающееся его влияние на социальные процессы, связи и отношения.

К проблеме изучения различных проявлений террористического дискурса обращались представители многих областей научного знания.

В рамках филологического знания, наиболее активно изучающего особенности различных видов дискурса сложилось несколько направлений исследований, направленных на: изучение в рамках лингвистической картины мира когнитивно-прагматических основ террористического дискурса1; выявление характера репрезентации указанного дискурса в журналистике2; определение концептосфе-ры «терроризма», в дискурсе СМИ3; анализ дискурсивной деятельности средств массовой коммуникации по освещению конкретных террористических проявлений4; изучение языковой семантики терминов «терроризм» и «террористы» на материалах газетного дискурса отдельных стран5 и др.

В политологических исследованиях особое внимание уделяется анализу взаимосвязи террористического дискурса с различными властными структурами6, а также выявлению возможностей конструирования коммуникативных технологий власти в пространстве мировой политики7.

Ученых-культурологов привлекает в исследовании террористического дискурса его тесная взаимосвязь с художественно-образными произведениями современной культуры (литературой, кино, телевидением), а также возможности

1 См.: Кунина М.Н. Когнитивно-прагматические характеристики террористического дис
курса: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Краснодар, 2001.

2 См.: Гладковская Е.С. Журналистский дискурс терроризма: Сравнительный анализ пуб
ликаций в качественной прессе России и США: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Екатерин
бург, 2006.

4 См.: Ясин Ш. Палестинская проблема на телеканале «Аль-Джазира»: дискурс террориз-5 См.: Коломийцева О.Ю. Номинативные поля с семантическими центрами «терроризм» и

6 См.: Великосельский М.Ю. Дискурс феномена терроризма в СМИ США: Автореф. дис.

7 См.: Журавлёв Д.А. Международный терроризм в информационно-коммуникативном

3 См.: Сусык С.Ю. Реализация концепта «терроризм» в дискурсе печатных средств массо
вой информации: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Челябинск, 2008.

4 См.: Ясин Ш. Палестинская проблема на телекана
ма: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Челябинск, 2008.

5 См.: Коломийцева О.Ю. Номинативные поля с сем
«террористы» в газетном дискурсе ФРГ: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Самара, 2012.

6 См.: Великосельский М.Ю
…канд. полит. наук. СПб., 2011.

7 См.: Журавлёв Д.А. Меж
пространстве мировой политики: Автореф. дис. …канд. полит. наук. М., 2011.

их творческого использования и для оказания противодействия деструктивным проявлениям терроризма1.

Довольно активную позицию в изучении террористического дискурса занимают и социологи, предметом пристального внимания которых являются микро-социологический, мезо-социологический и макро-социологический уровни анализа влияния террористического дискурса на механизмы формирования солидарности в группе, стратегии террористов, динамику развития группы и ее деятельности, влияние среды на существование организации2, большой интерес для социологов представляют также признание современного терроризма риско-генным фактором глобальных социальных изменений, проникновение в сущность которого невозможно без использования постструктуралистских и декон-структивистских подходов3.

Между тем, следует с сожалением отметить, что пока практически отсутствуют собственно философские диссертационные исследования, посвященные анализу дискурсивного измерения терроризма. Исключением здесь, пожалуй является работа Н.А. Грякалова, который попытался выявить «вирусные» стратегии современного терроризма, обратив внимание на присущий ему перевод «реального» насилия в «символический» террор, что ведёт к пониманию «диспози-тива терроризма» не как чего-то внешнего, какого-то случайного социального эксцесса, а делает возможным выявление его как имманентной характеристики современного «общества спектакля»4.

На устранение выявленных пробелов в изучении дискурсивных характеристик терроризма и направлено данное исследование.

Степень исследования научной разработанности проблемы. Представление об уровне социально-философского осмысления явления террористического дискурса и его влияния на социальные практики современного общества можно составить на основе анализа имеющихся теоретических источников, объединив их в следующие группы.

В первой группе представлены труды, в которых рассматриваются проблемы социальных практик, как особых социальных структур, определяющих характер и качество социальных отношений и взаимосвязей.

П. Бергер, П. Бурдье, В. Волков, Э. Гидденс, Н. Гудмен, Э. Гуссерль, Т. Лукман, О. Хархордин, А. Щюц и др. уделяли своё внимание сущностным

1 См.: Петухов В.Б. Феномен терроризма в информационном пространстве культуры: Ав-
тореф. дис. …д-ра культурологии. М., 2009.

2 См.: Никулина И.В. Проблемы глобального терроризма в дискурсе СМИ (социологиче
ский анализ): Автореф. дис. …канд. социол. наук. Нижний Новгород, 2007.

3 См.: Щебланова В.В. Современный терроризм в глобализации социальных рисков:
структуралистско-конструктивистский контекст: Автореф. дис. …канд. социол. наук. Саратов,
2010.

4 См.: Грякалов Н.А. Террор: социально-философский анализ: Автореф. дис. ...канд. филос.
наук. СПб., 2003.

признакам социальных практик, выявлению их значения для определения возможностей влияния на социальные процессы1.

Ко второй группе следует отнести работы, отражающие различные подходы к изучению дискурса как социально обусловленной языковой системы, управляющей общественными связями и отношениями.

Сущностные особенности дискурса разрабатывали И.Т. Касавин,

Е.В. Сидоров, М. Фуко и др.2

Исследованию содержательных аспектов посвящены труды

И.А. Мальковской, О.Ф. Русаковой, Е.И. Шейгал и др.3

Т.Н. Астафурова, А. Грамши, О.Л. Михалева, А.В. Олянич,

Т.Ф. Плеханова, В.Е. Чернявская изучали властное измерение и вопросы манипуляции массовым сознанием с помощью дискурса4.

Методология рассмотрения социальных объектов и процессов с помощью дискурс-анализа раскрыта в трудах Е. Веттер, Р. Водак, М. Йоргенсен, Э. Лакло, М. Макаров, М. Мейер, С. Тичер, Л.Филлипс5. Особый интерес здесь представляет научный альманах «Дискурс-Пи», периодически издаваемый представителями научной школы дискурсивных исследований в гуманитарных и социально-политических науках из Екатеринбурга6.

К третьей группе отнесены книги В.И. Белоножкина, М. Гельмана, Д. Дондурея, А. Кавури, О.А. Колобова, Б. Накоса, Г.А. Остапенко, И.Н. Пана-рина, Л.Г. Панариной, И.М. Попов, Л. Радзиховский, А. Роднянский, Дж. Туман, Т. Фрэли, В. Цыганов и др., в которых рассматриваются информационно-коммуникативные характеристики современного терроризма, а не деятельно-

1 См.: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995; Бурдье П.
Практический смысл. СПб., 2001; Волков В., Хархордин О. Теория практик. СПб., 2008; Гид-
денс Э.
Устроение общества: Очерк теории структурации. М., 2003; Гудмен Н. Способы созда
ния миров. М., 2001; Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической фило
софии. М., 2009; Шюц А. Проблема социальной реальности // Избранное: мир, светящийся
смыслом. М., 2004.

2 См.: Касавин И.Т. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию
языка. М., 2008; Сидоров Е.В. Онтология дискурса. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009;
Фуко М. Археология знания. К., 1996; Фуко М. Дискурс и истина. Логос. 2008. № 2; Фуко М.
Порядок дискурса // Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М., 1996.

3 См.: Мальковская И.А. Знак коммуникации. Дискурсивные матрицы. М., 2005; Совре
менные теории дискурса: мультидисциплинарный анализ / Под ред. О.Ф. Русаковой. Екате
ринбург, 2006; Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. М., 2004.

4 См.: Астафурова Т.Н., Олянич А.В. Лингвосемиотика власти: знак, слово, текст. Волго
град, 2008; Грамши А. Тюремные тетради. М., 1991. Ч. 1; Михалева О.Л. Политический дис
курс. Специфика манипулятивного воздействия. М., 2008; Плеханова Т.Ф. Дискурс-анализ
текста. М., 2011; Чернявская В.Е. Дискурс власти и власть дискурса. М., 2006.

5 См.: Йоргенсен М., Филлипс Л. Dискурс-анализ. Теория и метод. Х., 2008; Лакло Э. Не
возможность общества // Логос. № 4-5. 2003; Макаров М. Основы дискурс-анализа. М., 2003;
Тичер С., Мейер М., Водак Р., Веттер Е. Методы анализа текста и дискурса. Х., 2009.

6 См.: Сайт научной школы дискурсивных исследований в гуманитарных и социально-
политических науках. URL:

организационный аспект террористических проявлений, как в большинстве исследований по данной теме1.

В четвертой группе представлены исследования, направленные на уяснение тесной взаимосвязи между дискурсом как социально-языковой практикой и терроризмом как управленческим методом корректирования социальной действительности.

Ж. Бодрийяр, Р.Р. Вахитов, А. Глюксман, Н.А. Грякалов2 выявили метафизическую и образно-мифологическую природу генезиса терроризма, архетипиче-ские основания его становления и развития.

С.Н. Борисов, Б. Бречер, P.P. Вахитов, А. Винтер, И.Ю. Вострикова, М. Девенней, Ч. Найлеп, Е.В. Переверзев, В.Б. Петухов К.А. Свасьян, А. Ходжес, И. Шамир и др.3 раскрыли некоторые особенности репрезентации террористического дискурса.

Вместе с тем следует признать, что исследователи проблем дискурсивного понимания терроризма, оставили неисследованными такие вопросы как влияние дискурсивных практик на результаты террористической активности, на оценивание террористических проявлений в обществе, кроме того не получила должного освещения проблема содержания лингвистическо-идеологического воздействия определённых социальных структур на общественное сознание в целях социальных изменений, выражающегося в стремлении навязать определённое видение терророгенной социальной реальности, а также остались не до конца выяснен-

1 См.: Гельман М. Русский способ. Терроризм и масс-медиа в третьем тысячелетии. М.,
2003; Дондурей Д., Роднянский А., Радзиховский Л. Война за смысл. Телевидение – не только
информация, но и механизм террора // Искусство кино. 2004. № 9; Kavoori A.P., Fraley T. Me
dia, Terrorism, and Theory: A Reader (Critical media studies). Oxford: Rowman & Littlefield pub
lishers, Inc., 2006; Колобов О.А. Информационный терроризм в современном российском об
ществе. Н. Новгород, 2007; Nacos B. Mass-Mediated Terrorism: The Central Role of the Media in
Terrorism and Counterterrorism. Oxford, 2002; Остапенко Г.А., Белоножкин В.И. Информаци
онные аспекты противодействия терроризму. М., 2009; Панарин И.Н., Панарина Л.Г. Инфор
мационная война и мир. М., 2003; Попов И.М. Война будущего: взгляд из-за океана. Военные
теории и концепции современных США. М., 2004; Tuman J. Communicating Terror: The Rhetor
ical Dimensions of Terrorism. Thousand Oaks, 2010; Цыганов В. Медиа-терроризм. Терроризм и
средства массовой информации. М., 2004.

2 См.: Бодрийяр Ж. Дух терроризма // («Le Monde»). InoСМИ.ru. 2001. 6 нояб. URL:
; Вахитов P.P. Современный террористиче
ский акт как Текст Спектакля (опыт семиотики террора) // Философская газета. 2001. № 13;
Глюксман А. Достоевский на Манхэттене. М., 2006; Грякалов Н.А. Фигуры террора. СПб.,
2007; Мир в войне: победители и побежденные. 11 сентября 2001 глазами французских интел
лектуалов. Антология. М., 2003.

3 См.: Борисов С.Н., Переверзев Е.В. Метафизика террора и дискурс: методологические
аспекты // Вестник Тамбовского университета. 2010. № 3(83); Brecher B., Devenney M., Winter
A.
Discourses and Practices of Terrorism: Interrogating Terror. N.-Y., 2010; Вострикова И.Ю.
Дискурс терроризма в системе специальных дискурсов // Альманах современной науки и об
разования. 2009. № 8. Ч. 1; Discourse, War and Terror / Ed. by A. Hodges, Ch. Nilep. Amsterdam,
Philadelphia, 2007; Петухов В.Б. Информационный дискурс терроризма в контексте художе
ственной рефлексии. М., 2007; Свасьян К.А. Терроризм дискурса // Растождествления // Во
просы философии. 2005. № 2; Шамир И. Хозяева дискурса: Американо-израильский терро
ризм. М., 2003.

ными последствия репрезентации террористического дискурса и возможности оказания ему противодействия в российском социуме.

Вышеизложенное позволяет утверждать, что тема террористического дискурса как общественного явления, оказывающего активное влияние на современные социальные процессы не получила соответствующей разработки в рамках социального знания и требует проведения специального исследования с помощью социально-философского анализа.

Актуальность исследовательской задачи, предпосылки ее научного и практического решения определили объект, предмет, цель и задачи диссертационного исследования.

Объект исследования: социальные практики как организующее начало социальной жизни.

Предметом выступает террористический дискурс как властный речевой код, оказывающий практическое управленческое воздействие на социальные процессы, социальные отношения и социальные взаимодействия в современном обществе.

Целью исследования является социально-философский анализ дискурсивных террористических структур, возможности их влияния на организующие общественное пространство социальные практики, а также способы противодействия разрушительному их воздействию на современный социум.

Для достижения поставленной цели необходимо решение следующих взаимосвязанных конкретных задач:

  1. Выявить социальные практики повседневности как объекта реализации террористического дискурса.

  2. Обнаружить сущность террористического дискурса.

  3. Изучить содержательные особенности террористического дискурса.

4. Обосновать основные направления организации защиты социальных
практик от негативного влияния террористического дискурса.

Гипотеза исследования состоит в признании и обосновании зависимости характера террористической деятельности от способов и форм реализации дискурсивных практик, определяющих цели, методы и сами возможности террористических проявлений в современном обществе.

Логика достижения поставленных целей и задач определяет структуру диссертации, которая состоит из введения, трех разделов, заключения и списка использованной литературы.

Методологические и теоретические основы исследования составили фундаментальные положения коммуникативистики, лингвистической науки и социальной философии, а также соответствующий понятийно-категориальный аппарат. В диссертации исследуются феномены общественного и индивидуального сознания, в частности, дискурсивные проблемы сознания, идеологически ориентированные высказывания, устойчивые и изменчивые социальные параметры дискурса о терроризме, возможности знаково-символического влияния на его создание, производство и распространение. В исследовании представлены итоги осмысления дискурсивных практик социума применительно к террористическим проявлениям на разных этапах развития российского общества и в мире,

содержащихся в научно-методических материалах различных социальных институтов, в диссертационных исследованиях, в статьях в научных журналах, полемики в средствах массовой коммуникации.

В исследовании активно использовались принципы философского анализа: функционально-деятельностного, организационно-системного, дискурс-анализа, лингво-аналитического, структурно-содержательного и т.д. Кроме того, применялись также и более конкретные методы: феноменологический, постструктуралистский, постмодернистский и др.

Положения, выносимые на защиту:

  1. Социальные практики, в контексте репрезентации террористического дискурса, следует понимать как совокупность социально-экономических, политических, языковых и символических действий, социальных отношений и взаимосвязей, которые индивиды и социальные группы воспроизводят на основе ин-тесубъективных габитуальных структур социального опыта, обычных рутинных повседневных процедур, конкретных правил и образцов, обусловленных их взаимозависимостью и направленных на конкретную деятельностью по освоению, упорядочиванию, преобразованию и наделению социальным смыслом объективной социальной действительности.

  2. Сущностью террористического дискурса является совокупность деструктивно-девиантных высказываний, характеризуемых насильственным диктатом, анонимностью, симулятивностью, использованием новояза, моральной амбивалентностью, интертекстуальностью, выступающих в качестве управленческого инструмента устрашения людей, использующего скрытые значения, коды, метафоры и другие средства выражения языка, а также современные медиа-технологии для активного насильственного влияния на общественное сознание, в целях формирования определённой «террористической» картины мира и соответствующих знаний, убеждений и поведения в социальном пространстве власти.

  3. В содержании террористического дискурса следует обозначить такие его элементы как: субъекты (идеологи, политики, представители средств массовой коммуникации, «символические аналитики», также другие лица и специализированные подразделения, которые занимаются созданием, распространением и организацией террористического дискурса), объекты (аудитория террора, состоящая из референтной группы, легитимирующей терроризм и виктимизированной группы, составляющей мишень террористов и объект запугивания), цели (трансляция террористами в общественное сознание скрытых значений, языковых кодов, устрашение людей, с помощью средств выражения языка во властно-политических интересах), деятельность по созданию (производство террористического текста), распространению (манифестация, воззвание, декларация террористического характера) и репрезентации (создание специальных событий – терактов) террористического дискурса.

4. К средствам репрезентации террористического дискурса можно от
нести: литературу (книги идеологов и противников терроризма, художествен
ная беллетристика, научные труды исследователей терроризма), телевидение
(наиболее мобильный канал трансляции, ориентирован в основном на докумен-
10

тальный показ террористических проявлений с целью получения новостной информации), кино- и видео- фильмы (создание определённого эмоционального восприятия указанного дискурса, а также в меньшей степени – инициирование процесса размышления, осмысления терроризма), музыкальные песни (воздействием на подсознание обладают все элементы музыкального языка: мелодия, ритм, тембр, громкость, темп и т.д.), компьютерные игры (делают терроросреду обыденной, а выбор той или иной стороны противостояния лишённым всякой моральной ответственности, что переносится из виртуальной реальности в повседневную жизнь), а также информационно-сетевые технологии (сетература, YouTube, ЖЖ, твиттер, фейсбук).

5. Основные направления организации защиты социальных практик от негативного влияния террористического дискурса могут быть представлены в различных сферах общества: политической (выстраивание международной атмосферы учета особенностей различных народов в процессе глобализационных изменений, противодействие в политическом поле двойственной оценке терроризма, разработка контртеррористической идеологии, продолжение работы над выработкой единого понимания терроризма в ООН), социальной (активизация контртеррористической деятельности гражданского общества), духовной (мобилизация научных, религиозных, социокультурных сил, средств и ресурсов для преодоления террористического комплекса идей и его дискурсивного выражения), информационной (содействие развитию публичной сферы, ликвидация информационных барьеров и установление взвешенных коммуникаций между всеми членами общества: продвижение контртеррористического дискурса, использование имеющихся PR-технологий для дискредитации положительного образа террориста, гражданская ответственность профессионалов информационной сферы), образовательной (всемерное внедрение знаний о феномене терроризма в систему образования, воспитание в согражданах интернационализма, уважения к другой религии, культуре, обычаям; формирование неприятия радикально-экстремистских методов изменения социальной реальности).

Социальные практики современности как социальное пространство репрезентации террористического дискурса

В настоящее время в социальной жизни российского общества, как впрочем и во всём мире, постоянно присутствует тема терроризма. Политики, средства массовой коммуникации, как национальные, так и глобальные, общественные организации, да и обычные социальные субъекты постоянно муссируют различные проявления террористической активности, строят относительно них свои предположения, делают различные выводы и призывают участвовать в определенных действиях. В то же время лидеры организаций, носящих радикальный характер, пытаются активно распространять в социуме свою экстремистскую идеологию, а рядовые исполнители с помощью террористических актов осуществляют подрыв социальной стабильности, вызывая в обществе волну паники, страха и ужаса. Данное состояние социума может быть охарактеризовано как производство, распространение и развитие террористического дискурса.

Для адекватного описания влияния террористического дискурса на социальные процессы современного общества, выявления его роли в изменении социальных отношений, представляется необходимым проанализировать основные черты современных социальных практик как особого механизма его реализации. При этом для объективного социально-философского анализа социальных практик в русле настоящего исследования, следует обратить внимание не столько на экономическое, политическое или правовое их измерение, сколько - на информационно-коммуникативную составляющую их воплощения в современном обществе. Рассмотрим понятие практики более детально.

Существует классическое понимание практики (от др.-греч. жра&д - активность, действие) как целенаправленной, сознательной и предметно-чувственной деятельности людей по преобразованию природы и общества.

В последние годы в социогуманитарном знании термин «практика» приобретает всё большее количество смыслов и семантических оттенков, что значительно усиливает его роль в понимании процессов социальной жизни. Среди различных подходов к выявлению сущностных и содержательных черт социальных практик необходимо отметить следующие: марксистский, феноменологический, структуралистский, драматургический и информационно-коммуникативный, аналитический. Рассмотрим их содержание последовательно. В марксистском подходе под практикой понимается вся совокупность деятельности людей (прежде всего материально-производственная), направленная на создание необходимых условий существования общества.

Практику здесь определяется как целенаправленная материально-преобразующая деятельность общественного субъекта. Именно в процессе практики человек, понимаемый не столько как индивид, сколько как человечество, постигает мир и формирует о нем свои понятия.

Люди, по словам К. Маркса, никоим образом не начинают с того, что стоят в теоретическом отношении к предметам внешнего мира… они начинают с того… что активно действуют, овладевают при помощи практических действий предметами внешнего мира, удовлетворяя свои потребности»1. При этом они фиксируют в словесном выражении, значимые для них потребительские свойства предметов, каковыми они уже служат для них в практическом опыте, их отношения и тем самым познают их.

Согласно Марксу, практика является не только источником и основой познания, но и условием единства чувственного и логического в познании. По словам В.И. Ленина, марксизму чуждо понимание теории, науки как самодовлеющего явления. Только та теория имеет глубокие корни в жизни, которая связана с практикой, обслуживает нужды практики и проверяется практикой. Отсюда – тезис марксизма о том, что «точка зрения жизни, практики должна быть первой и основной точкой зрения теории познания»2.

А. Грамши переосмыслил марксистское учение как «философию практики», в полной мере учитывающей активную роль воли и сознания людей как факторов развития истории общества. В своих «Тюремных тетрадях» Грамши подчеркивает, что власть господствующего класса держится не столько на насилии (как полагал К. Маркс и Ф. Энгельс), сколько на согласии и на убеждении, такое состояние государства получило называние гегемонии1.

Гегемония (от др.-греч. nye/uovia - управление, руководство) - это реализация символического (идеологического) контроля одного класса над другим, искусство. Власть гегемонии зиждется на особом «культурно-ценностном ядре» общества, содержание которого составляют ценностные ориентиры, символические образы, традиции, этические нормы, а также социальные знания Это «огромное количество книг, брошюр, журнальных и газетных статей, разговоров и споров, которые без конца повторяются и в своей гигантской совокупности образуют то длительное усилие, из которого рождается коллективная воля определенной степени однородности, той степени, которая необходима, чтобы получилось действие, координированное и одновременное во времени и географическом пространстве»2.

Стабильность указанного ядра, создание интеллигенцией произведений культуры, воспроизведение идеологий обеспечивает и устойчивость государства, а подрыв его, «молекулярная» агрессия, подавление здравого смысла, с помощью внедрения в сознание фантастических мифов и разрушение коллективной воли масс, которые не могут «усваивать философию иначе, как веру»,3 создают условия для революции.

«За обыденное сознание должны бороться как силы, защищающие свою гегемонию, так и революционные силы. И те, и другие имеют шанс на успех, ибо культурное ядро и обыденное сознание не только консервативны, но и изменчивы»4.

Сущность и содержание террористического дискурса в социальных практиках современного общества

В социальных коммуникациях современного общества активно функционируют различные дискурсивные практики, сталкиваясь и взаимодействуя друг с другом, представляя общие и особенные идейные позиции, противоречивые и единообразные интересы многообразных социальных общностей, институтов, социальных групп и организаций. При этом отдельные социально-исторически сложившиеся сферы человеческого познания и коммуникации следует рассматривать в качестве специальных дискурсов или типов дискурса. Ведь по словам отечественного языковеда С.Л. Щербы дискурс есть «совокупность всего говоримого и понимаемого в определённой конкретной обстановке в ту или другую эпоху жизни данной общественной группы» 1 . Одним из такого рода информационно-коммуникативных образований является террористический дискурс.

Прежде чем приступить к изучению террористического дискурса, необходимо указать на то, что в его исследовании может быть выявлено два уровня понимания дискурсивного измерения терроризма.

Первый уровень – конвенциональный – обозначает конкретное коммуникативное событие, фиксируемое в письменных текстах и устной речи, осуществляемое в определённом, когнитивно и типологически обусловленном коммуникативном пространстве.

С этой точки зрения дискурсивный анализ терроризма должен быть сконцентрирован на степени и характере влияния экстралингвистического фона – социальных институтов, культурных, идеологических и прочих факторов, способствующих террористическим проявлениям и влияющим на формирование тех или иных языковых закономерностей. Здесь следует опираться на идею лингвиста Н.Д. Арутюновой, что дискурс – это «речь, погружённая в жизнь… рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимоотношении людей и механизмах их сознания»2. Второй уровень – коммуникативный – анализирует социальное пространство, в котором возможно взаимодействие тематически соотнесённых высказываний и текстов. Содержание (тема) дискурса раскрывается не одним отдельным текстом, – считает лингвист В.Е. Чернявская, – но интертекстуально, в комплексном взаимодействии многих отдельных текстов1. Террористические проявления могут рассматриваться здесь как интегративная совокупность текстов, связанных содержательно-тематическим отношением и объединенных в коммуникативном и функционально целевом отношении единой областью знания – террористической эпистемой, которая на протяжении последних двух веков своего развития и видоизменения имеет своей целью один и тот же объект – инициирование в массовом сознании страха и ужаса для достижения вполне определённых практических политических, экономических и духовных целей.

Представляется, что в интересах наиболее полного понимания сущностных и содержательных особенностей террористического дискурса следует использовать оба указанные уровня.

Далее необходимо обозреть возможности различных методологических подходов, которые могут быть применены для выявления сущностных и структурно-содержательных особенностей террористического дискурса. Здесь можно выделить: ивент-анализ, семиотический подход, этнометодологию и дискурс-анализ.

Для изучения конкретных террористических событий применим ивент-анализ (от англ. event – событие) – событийный анализ, по словам американского политолога Ч. Макклеланда, представляет собой систематическое формализованное представление интеракций между субъектами политики в рамках определенной шкалы (как правило, отражающей состояния конфликтности/мирных процессов). Ивент-анализ направлен на обработку публичной информации, перевод вербального сообщения о событии в формализованный ряд данных в соответствии с

определенным форматом. Обработка данных осуществляется по следующим признакам: 1) субъект-инициатор (кто?); 2) сюжет или «issue-area» (что?); 3) субъект-мишень (по отношению к кому?) и 4) дата события (когда?)1. Американский исследователь Э. Азар вводит в эту схему пятую составляющую – предмет взаимодействия (ответ на вопрос – по какому поводу?)2.

Информационной базой являются сообщения СМИ: преимущественно газет и информационных агентств, однако информация по сути события должна излагаться до появления ее интерпретаций. Объектом ивент-анализа являются сообщения о событиях (а не сами сообщения, как например, при контент-анализе). В этой связи источники информации подлежат обработке для более взвешенной ти-пологизации акций и их последовательности во времени.

Наиболее распространенным использованием массивов данных является построение причинно-следственных цепочек, на основе которых можно готовить различные аналитические документы. При агрегировании событий по проблемам, акторам и группам можно получить полноценную модель расстановки политических сил с параметрами активности и историографией3.

Поскольку как отмечал исследователь терроризма Б. Хоффман: «предназначение теракта – передать определенное послание»4, постольку методика ивент-анализа имеет широкие области применения – изучение конкретных терактов (их конкретных посланий), а также установление источников всплесков террористической активности и что ещё более важно – подготовка соответствующего антитеррористического дискурса. Р. Вахитов предложил для исследования скрытого значения террористических проявлений семиотический подход. В таком подходе анализируются: знак (как символический образ реальности) и текст (как группа знаков, составляющих сообщение, объединенные в структуру). Текст становится многослойным и многозначным.

Р. Барт полагает, что если «в комбинированном Тексте есть знаки разного рода, а именно – и иконические, и языковые (например, в рекламе есть фотография и слоган), то последние выступают в ведущей роли. Текст как бы ведет человека, среди множества иконических означаемых, заставляя избегать некоторых из них и допускать в поле восприятия другие; зачастую весьма тонко манипулируя читателем, текст руководит им, направляя к заранее заданному смыслу»2.

Семиотический подход позволяет в каждом конкретном террористическом акте выявить его собственное скрытое текстовое сообщение, это приобретает особую важность в условиях всё большей анонимности террористических проявлений.

Этнометодология (англ. ethnomethodology – т.е. методология изучения народа) – направление социальных исследований, основанное Г. Гарфинкелем3, занимающееся изучением обыденных норм, правил поведения, смыслов языка в рамках повседневного социального взаимодействия, на которое влияют невысказанные предположения, сложные переплетения значений. Каждый человек неосознанно пользуется своими методами осмысления процесса взаимодействия. Верно понять смысл взаимодействия (разговора) можно только в том случае, если известен контекст ситуации, не представленный в самом взаимодействии.

Возможности и ограничения организации противодействия социальным практикам террористического дискурса

Так, собратья по «террористическому интернационалу», имеющие общие цели (создание Исламского халифата), идеологов и источники финансирования, объявляются политическим руководством США и НАТО «исламо-фашистами», «исчадиями ада» (члены террористической организации «Аль Каида» или ИГИЛ), а другие (боевики «ливийской оппозиции» или «солдаты» «Свободной армии Сирии») – приобретают героический статус «борцов за свободу».

На самом деле нет и не может быть «хорошего» и «плохого», «полезного» и «вредного» терроризма. Это лишь субъективные оценки, вносящие путаницу в понимание действительности. Терроризм оценку приобретает в зависимости от того, кто им пользуется, кто его направляет и кто оценивает. По мнению В. Устинова, бывшего Генерального прокурора РФ, террорист одновременно для одних людей является преступником, убийцей, для других – борцом за свободу2.

Сегодня во всём мире много говориться о необходимости разработки контртеррористической идеологии. Так, исследователь Института обороны и стратегических исследований Наньянгского технологического университета (Сингапур) Мухаммад Ханиф бин Хассан заявил: «Терроризм осуществляется, когда присутствуют одновременно возможность, мотивация и способность, а идеология – один из многих важных элементов, которые мотивируют человека к его осуществлению... Предотвращение терроризма требует устранение как минимум одного из трех упомянутых элементов. Один из них – мотивация, которая может стимулироваться идеологией». И действительно, логичным представляется утверждение, что идеологии терроризма сможет с наибольшей степенью эффективности противостоять идеология контртерроризма.

На IX Международном совещании руководителей специальных служб, органов безопасности и правоохранительных органов, в котором приняли участие представители 63 стран мира, проходившем 2-5 июня 2010 г. в Екатеринбурге бы-1 В Сирии боевик съел сердце убитого солдата перед видеокамерой // Первый канал. 2013. 14 126 ло заявлено, что наибольшую опасность в настоящее время представляет идеологическая экспансия терроризма, радикализация населения и непрекращающиеся попытки его вовлечения в экстремистскую и террористическую деятельность. Отмечена угроза распространения террористической и экстремистской деятельности на открытое телекоммуникационное пространство, прежде всего Интернет. Оставив в стороне споры о том следует ли создавать в российском обществе единую идеологию, основанную на национальной идее, что противоречит имеющемуся ныне положению в Конституции России, статья 13 которой указывает но то, что в Российской Федерации признается идеологическое многообразие и «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной»1, следует заявить, что без разработки такой государственной, а не партийной, не узкогрупповой системы взглядов и идей эффективное противостояние террористической идеологии и соответственно террористическому дискурсу невозможно. Это утверждение носит логический характер и обосновано исторически, так в Великой Отечественной войне советский народ смог противопоставить человеконенавистнической нацистским убеждениям, которыми была заражена значительная часть европейских народов, идеологию, основанную уже не столько на партийных лозунгах и догмах мировой революции, а на обращении к глубоким государственным ценностным устоям страны, признании единства народа перед общей угрозой гибели, воззвание к героическому опыту предков.

В своём выступлении на IX Совещании руководителей спецслужб, органов безопасности и правоохранительных органов иностранных государств – партнеров ФСБ России заместитель Директора ФСБ России, руководитель аппарата Национального антитеррористического комитета генерал-полковник В.Г. Кули-шов заявил, что для эффективного противодействия «терроризму смертников» одних силовых мер явно недостаточно. Для искоренения этого зла необходимо поставить надежные барьеры, прежде всего, на путях проникновения идеологии терроризма в общественное сознание. субъектов их распространения, которые позволили бы изменить правовую психологию людей, добиться отторжения абсолютным большинством населения самой мысли о возможности применения насилия для достижения политических и любых других целей1.

К сожалению сегодня несмотря на признание нужности идеологии противодействия терроризму, проведение многочисленных научно-практических конференций, форумов, заседаний, посвященных этой теме дальше разговоров о том, что идеология контртерроризма заключается в искоренении элементов насилия из широкого спектра идеологий, которые оправдывают его использование для достижения стоящих перед конкретными людьми или группами граждан политических и любых иных целей дело как правило не заходит2.

Между тем, в построении контртеррористической идеологии следует активно использовать идеи отечественных учёных, непримиримо относившихся к террористическим высказываниям и проявлениям, предостерегавших об их сокрушительных для развития общества последствиях.

Ведь многие даже революционно настроенные мыслители, категорически отвергали террористическое насилие для достижения революционных целей. Так, А.И. Герцен в своих «Письмах старому товарищу», адресованных Бакунину в 1869 году, писал о том, что насилием и террором можно только освободиться от старого, но невозможно создать новое. Для этого нужно «народное сознание». «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри»3. Террор не уничтожает предрассудки, не завоевывает народности. Дико-1 128 необузданный взрыв не пощадит ничего, разгулявшаяся сила истребления уничтожит на своем пути все, чего достигло человечество. Великие перевороты не делаются разнуздыванием дурных страстей.

Ф.М. Достоевский пытался осмыслить и противопоставить христианскую этику «Катехизису революционера» С. Нечаева, согласно которому революционер, вставший на путь террориста обязан «разорвать всякую связь... со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. Он для него враг беспощадный, и если бы он продолжал жить в нем, то для того только, чтобы его вернее разрушить. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель – беспощадное разрушение...»1.

По словам Н.А. Бердяева, Достоевский описывает в своей книге «Бесы» последние, предельные религиозные муки русских революционеров, когда обнаружилась их неполитическая природа, для них революция не социальное строительство, а мировое спасение. «То, что открылось Достоевскому о русской революции и русском революционере, о религиозных глубинах, скрытых за внешним обличьем социально-политического движения, было скорее пророчеством о том, что будет, что развернется в русской жизни… Трагедия «Бесов» есть трагедия одержа-ния, беснования. В ней раскрывает Достоевский метафизическую истерию русского духа. Все одержимы, все беснуются, все в корчах и в судороге»2.