Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Природа властных коммуникаций в сетевом обществе 19
1.1. Формирование сетевого общества и глобализация 19
1.2. Информационные ресурсы властно-управленческих коммуникаций 37
1.3. Уровни властно-управленческих коммуникаций сетевого общества 60
Глава 2. Фактор риска и принятие управленческих решений в сетевом обществе 85
2.1 Риски и реакция на них в сетевом контексте 85
2.2. Ресурсы снятия рискогенных ситуаций: сетевой мониторинг 104
2.3 Координация уровней принятия управленческих решений в условиях сетевого общества 123
Заключение 137
Список литературы: 153
Приложение 177
- Формирование сетевого общества и глобализация
- Уровни властно-управленческих коммуникаций сетевого общества
- Риски и реакция на них в сетевом контексте
- Координация уровней принятия управленческих решений в условиях сетевого общества
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Проблема властных
коммуникаций является одной из центральных в тематическом поле современной философии. Ее значимость определяется тем, что процесс формирования и осуществления властных отношений имманентно встроен в исторический и ситуационный контекст социокультурного развития. Сегодня властные коммуникации претерпевают очевидную трансформацию на фоне социокультурных изменений, в первую очередь, технико-технологического характера, инициирующих формирование нового типа информационного общества – сетевого общества. Анализ властных отношений требует понимания специфичности форм и процессов, происходящих в сетевом пространстве как на глобальном уровне (потоки информации), так и на локальном (места коммуникации). Кроме того, очевидные изменения природы властных коммуникаций связаны не только с новым форматом сетевого общества, но и с фактором риска, вызревающим на волне процесса производства и использования новой информационно компьютерной техники и сетевых технологий.
Актуальность темы исследования обусловлена, во-первых,
необходимостью социально-философского изучения проблемы властных коммуникаций, сопряженных с рисками сетевого, информационно-технологического характера. В перспективе философского анализа отчетливо выявляется сложность вопроса формирования и осуществления властных коммуникаций в сетевом обществе. Существует множество определений сущности власти в философии и социальных науках. Однако сетевой контекст актуализирует сегодня понимание властных коммуникаций прежде всего в терминах координации и контроля (М. Фуко,) дискурсивности волеизъявления (Т. Ван Дейк).
Во-вторых, современные реалии взывают к необходимости выявить
специфику информационных ресурсов властных коммуникаций в условиях
сетевой архитектоники социального пространства. Управленческая
составляющая властных коммуникаций, являясь одним из измерений власти (наряду с политической, правовой, гражданско-организационной и др.), конструируется в комплексном взаимодействии между разными сферами социальных практик. Поэтому важен анализ властно-управленческих коммуникаций в контексте глобализирующегося мира с его новым пониманием культуры, техники и технологий, производства и потребления. В этом смысле властные коммуникации продуктивно рассматривать как возможность выбора (Н. Луман), как потенциальный ресурс выработки символического кода, способного выявлять и включать все ценное в глобальное, исключая при этом обесцененное локальное (М. Кастельс).
В-третьих, в сетевом пространстве присутствует многообразие дополняющих друг друга и конкурирующих дискурсивных систем, каждая из которых отмечена наличием собственного кода прочтения, свойственного
той или иной сетевой системе. Поэтому вполне оправданным выглядит
лингво-семиотический интерес к осуществлению властных коммуникаций в
плане расширения (или сужения) их дискурсивных возможностей в контексте
сетевого общества. Властные коммуникации как совокупность
коммуникативных действий и реакций на них предполагают контроль над
дискурсом других людей, что является одним из очевидных способов
взаимосвязи дискурса и власти. Поэтому видится актуальной задача
выявления дискурсивных границ властных коммуникаций в
разнохарактерных сетевых организациях.
В-четвертых, современные глобализационные процессы, влекущие за
собой геополитическую и стратегическую нестабильность, неразрывно
связаны с рисками. Сетевое общество вынуждено осознавать себя в
категориях риска: инновационное действие, равно как и бездействие,
обладают рискогенным потенциалом, отсюда – всеобщая озабоченность,
неуверенность и страх. Чем выше рост знаний в обществе, чем совершеннее
технологии, тем выше риск. Традиционный потенциал властных
коммуникаций (принуждение и конструирование смыслов на основе
дискурсов) оказывается недостаточным, чтобы предотвратить возникающие
риски. Поэтому главной целью сетевого управления становится
выстраивание иерархии рисков на основе знаний о рисках, их исчисление и организация. Таким образом, возрастание роли властных коммуникаций, значимости грамотного использования информационных ресурсов для минимизации рискогенных ситуаций свидетельствует об актуальности темы настоящего исследования.
Степень разработанности проблемы. Проблема властных
коммуникаций, сопряженных с рискогенными факторами в условиях развития сетевого общества, является неотъемлемой частью дискуссий о современности, чей характер зачастую определяется через такие базовые понятия как «власть», «коммуникации» и «риск».
Понятие «сетевое общество» прочно вошло в семантический арсенал
исследователей, занимающихся анализом современной информационной
эпохи. Еще до появления Интернета И. Пригожин в числе первых заговорил
о формировании сетевого типа общества, в котором социальная структура
вынуждена напрямую реагировать на «революционное развитие
информационной техники»1. Появление Интернета в конце XX столетия, с последующим развитием интернет-технологий, вызвало в западной социальной философии дискуссию о природе формирующегося виртуально-сетевого общества. М. Кастельс впервые погрузился в содержательный анализ сетевого общества и уловил, в связи с этим, две новых тенденции: децентрализацию способов властного воздействия государства на общество и усиление общественной рефлексивности на фоне расширяющихся сетей
Пригожин И.Р. Сетевое общество // СОЦИС. 2008. №1. С. 24-27.
виртуальных предприятий1. Н. Луман подчеркнул децентрализованный,
сетевой характер развития всех социальных форм современного типа
информационного общества и объяснил возможность их самостоятельного
изменения путем самореференции2 Сегодня большинство исследователей
пытаются осмыслить сетевое общество сквозь призму глобализации и
организующего потенциала глобальной сети3 и беспроводных
коммуникаций4.
При всей широте характеристик большинство исследователей солидаризируются во мнении, что сетевое общество базируется на трех основных «китах» – науке, производстве и коммерции. Приходит понимание того, что сегодня мы живем в обществе, где важным ресурсом жизнедеятельности индивида и сообщества становится не просто информация, а оцифрованная информация, т.е. знания, организованные для использования в информационных сетях5.
Особое внимание исследователей занимает не только природа, но и архитектоника, т.е. структурно-организационная составляющая сетевого общества. Зарубежные6 и отечественные7 исследователи солидаризируются в том, что сетевое общество выражается в трех основных формах – сетевое (виртуальное) сообщество, сетевое (виртуальное) предприятие и сетевая
1 Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / пер. с англ.; науч. ред.
О.И. Шкаратана. М.: ГУ ВШЭ, 2000. С. 37.
2 Луман Н. Общество как социальная система / пер. с нем. М.: Логос, 2004. С. 167-169.
3 Бек У. Что такое глобализация? Ошибки глобализма – ответы на глобализацию / пер. с нем. М.:
Прогресс-Традиция, 2001; Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь /
пер. с англ. – М.: Изд-во «Весь мир», 2004; Губман Б.Л., Ануфриева К.В. Глобальный мир:
рефлексивные сценарии трансформации модерности // Вестник Тверского госуниверситета. Серия:
Философия. 2012. № 4. С. 7-21; Гуревич П.С. Глобализация и мультикультурализм // Философия и
культура. 2012. № 8. С. 4-5; Соловьев И.В, Кочеткова Л.Н. Философия информации как всеобщая
методология развития // Вестник МГТУ МИРЭА. 2014. № 3(4). С. 29-37; Чумаков А.Н.
Глобализация и космополитизм в контексте современности // Вопросы философии. 2009. № 1. С.
32-39.
4 См.: Бехманн Г. Современное общество: общество риска, информационное общество, общество
знаний. М.: Логос, 2010. С. 131-132; Митчелл У. Я++: Человек, город, сети. М.: Strelka Press, 2012.
С. 19 Тихонова В.А. Глобализация и геополитика: духовно-ценностные основы противоречий //
Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2015. № 1 (63). С. 45-
50 и др.
5 Алексеева И.Ю, Никитина Е.А. Интеллект и технологии. М.: Проспект, 2015; Социальные сети и
виртуальные сетевые сообщества. Сб. науч. трудов. Серия «Информация. Наука. Общество» / отв.
ред. Л.Н. Верченов. М.: ИНИОН РАН, 2012. С. 328-336; Треугольник сетевого общества: наука,
производство, коммерция / под ред. Л.В. Голоскокова. М.: Гос. ун-т Минфина России, 2012. С. 24-
41.
6 Barabasi A.L. Linked: The New Science of Networks. Cambridge, Mass: Perseus, 2002; Burt R. The
Social Capital of structural holes // Guillen M.F., Collins R, England P., Meyer M. (eds.) New Directiоns
in Economic Sociology. N.Y.: Russel Sage Foundation. 2001. P. 201-246; Buchanan M. Nexus: Small
Worlds and the Groundbreaking Science of Networks. New York: Norton, 2002; Wasserman S, Faust K.
Social Network Analysis: Methods and Applications. Cambridge: University Press, 2000 и др.
7 Бехманн Г., Горохов В.Г. Социально-философские и экологические проблемы обращения с
технологическими рисками в современном обществе // Вопросы философии. 2012. № 8. С. 127-
136; Шарков Ф.И. Интерактивные электронные коммуникации. 3-е изд. М.: ИТК «Дашков и К»,
2015. С. 52.
организация. В этом направлении ведутся сегодня основные разработки. В русле воззрений Б. Латура, одного из создателей акторно-сетевой теории, властно-управленческие коммуникации как система взаимодействий, направленная на принятие и координацию решений в социальных сообществах и компаниях сетевого типа, предполагает, что субъект сетевой власти вынужден периодически активировать каждый участок сети, делать так, чтобы он попадал в фокус внимания. Он должен регулировать взаимодействие посредников (техники) и проводников (людей)1.
Набирают обороты исследования, нацеленные на изучение человека в сетевом пространстве. Здесь уже видна линия разграничения интересов представителей разных направлений социально-гуманитарного знания: философов и социологов интересует легитимность сетевого человека, его взаимосвязь с техносферой2, психологов – профессиональные компетенции и безопасность3.
Исследования, охватывающих проблемное поле властных
коммуникаций, нацелены на осмысление сетевой природы сущности власти и специфики сетевого управления. В отличие от прежней реляционной трактовки власти, в условиях глобализирующегося мира приоритетным механизмом управления видится не «господство-принуждение», отрицающее возможность выбора, а «упорядочивание» социальных ситуаций, контроль и координация действий4. Так, американский теоретик сетевого общества М. Кастельс справедливо отмечает, что власть, основанная только на насилии, престает быть социальной, что главным компонентом властных отношений должно быть «конструирование смыслов и их перенастройка». Ему вторят немецкие исследователи – Н. Луман, считающий, что сегодня власть – это не столько принуждение, сколько «наведение мостов», и У. Бек, рассматривающий власть не в субстанциализированном смысле, а как игру политических стратегий5.
1 Латур Б. Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию / пер. с англ. И. Полонской / под ред. С. Гавриленко. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2014. С. 287-289. 2 Человек и его будущее: новые технологии и возможности человека: [сб. ст.] / РАН, Ин-т философии; ред.-сост. М.И. Фролова, отв. ред. Г Л. Белкина. М.: URSS: ЛЕНАНД, 2012. С. 175-178; Клинкова Д.А. Дискурсивное пространство информационного общества и социальная легитимация: дис. … канд. филос. наук: 09.00.11. Тверь, 2015; Михайлова Е.Е. Трансформация личностных компетенций в условиях сетевого общества // Саморазвивающаяся среда технического вуза: научные исследования и экспериментальные разработки. Тверь: Изд-во ТГТУ, 2016. С. 100-106.
3 См.: Gurevich P.S. The Cybernaut as a Symbol of Global World // Sententia. European Journal of
Humanities and Social Sciences. 2014. № 2. P. 98-108; Гефеле О.Ф. Человеческий фактор и его роль
в развитии социотехнических систем // Человеческий фактор: проблемы психологии и
эргономики. 2013. № 2 (65). С. 44-47; Леньков С.Л., Рубцова Н.Е. Психологическая безопасность
профессионального пространства личности оптанта // Социальный мир человека / под ред.
Н.И. Леонова. Ижевск, 2016. С. 157-160 и др.
4 Дейк Т ван. Дискурс и власть. Репрезентация доминирования в языке и коммуникации. М.:
Либроком, 2013; Фуко М. Археология знания. СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2004; Фуко
М. Интеллектуалы и власть. М,: Праксис, 2002.
5 Бек У. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма. Новая всемирно-политическая экономия. М.:
ИД «Территория будущего», 2007. С. 169; Кастельс М. Власть коммуникации. М.: ГУ ВШЭ, 2016.
Выделяется группа исследователей, предпочитающих рассматривать властные коммуникации и связанные с ними риски, не в мегамасштабе общества, а в его локальных мирах. Одни из разработчиков науки о малых сетях, математики Д. Уоттс и С. Строгац убеждены в том, что реальный мир представляет собой сеть кластерных маленьких миров. В силу таких рассуждений, мир социальной архитектуры выглядит далеко не случайным1. Сравнительный анализ иерархических, рыночных и сетевых форм управления помог исследователям сделать вывод о том, что расширяющиеся пространственные и темпоральные границы сетевых структур будут разрушать рыночные регуляторы и вытеснять иерархические способы управления из внутренней среды организаций2. Достаточно аргументировано выглядят следующие выкладки исследователей сети: для всех членов группы доступно большее количество информационных каналов, и никто не имеет преимущественного доступа к информации; сети позволяют шире использовать знания и навыки всех акторов; высоки возможности для обратной связи и исправления ошибок3.
За последние двадцать лет актуализировались исследования, связанные с проблематикой риска. В научной литературе появился даже особый термин «рискология»4. Исследователи выделяют два направления понимания риска в сети: реалистическое – риск можно оценить, предсказать, измерить; и социокультурное – риск надо воспринимать как социальный конструкт, балансирующий на связи между шансами и рисками. В связи с тем, что неизбежность рисков рассматривается как новый фактор образования и существования сетевого общества, представляют теоретический интерес работы У. Бека. В центре его исследований – социальная архитектоника современности, сопряженная с рисками и динамикой цивилизационных угроз
С. 28; Луман Н. Власть. М.: Праксис, 2001. С. 19.
1 См.: Buchanan M. Nexus: Small Worlds and Groundbreaking Science of Networks. NewYork:
Norton&Company, Inc, 2003; The Challenge of Resilience in a Globalised world: Report by the Joint
Research Centre the European Commission's in-house science service. Luxembourg: Publications Office
of the European Union, 2015 и др.
2 См.: Tushman M.L. Work characteristics and subunit communication structure: A contingency analysis
// Administrative Science Quarterly, Vol. 24, 1979. P. 82-97; Tushman M.L. Impacts of perceived
environmental variability on pattern of work-related communication // Academy of Management Journal,
Vol. 22, 1979. P. 482-500 и др.
3 Володенков С.В. Интернет-коммуникации в глобальном пространстве современного
политического управления. М.: Проспект, Изд-во МГУ, 2015; Глазунова С.А. Сетевое
взаимодействие: ключевые характеристики // Наука сегодня: постулаты прошлого и современные
теории. Саратов: Центр проф. менедж., 2015. С. 73-75; Косарская Е.С. К вопросу о типологии
сетевых интернет-сообществ // Образование в XXI веке. Тверь: ТГТУ, 2015. С. 134-139; Назарчук
А.В. О сетевых исследованиях в социальных науках // Социологические исследования. 2011. № 1.
С. 39-51.
4 См.: Клири Ш., Мальре Т. Глобальные риски. Деловой успех в неспокойные времена. М.:
Вопросы экономики, 2011; Красиков С.А. Исследование рисков в западной социологии // СОЦИС.
2008. № 9. С. 12-19; Труфанова Е.О. Ускользающая реальность и социальные конструкции //
Философия науки и техники. 2017. Т. 22. № 1. С. 61-77; Фащенко А.Н. Классификация рисков
современного общества: версия У. Бека // Вестник ТвГТУ. Серия: Науки об обществе и
гуманитарные науки. 2017. № 1. С. 7-11 и др.
существованию человека. Современное общество с его неразрывной связью «науки, коммуникативных и информационных средств», неминуемо превращается в общество риска1.
Обсуждение проблемы властных коммуникаций и фактора риска в
условиях сетевого общества свидетельствует о явном интересе
исследователей к этим феноменам, но пока еще далеко отстоит от концептуального осмысления их полифункционального характера и причинно-следственных аспектов трансформации. Несмотря на детальную проработку отдельных аспектов развития властных коммуникаций и рискогенных ситуаций, порожденных сетевым характером общественной организации, мы имеем дело с фрагментарной картиной понимания, которая пока не отражает в полной мере степень воздействия новых технологий на характер властных коммуникаций в сети.
Возрастающий исследовательский интерес к проблематике сетевого общества, инициированный ростом сетевых технологий, не затронул пока проблему изучения властных коммуникаций и фактора риска в условиях нового типа информационного общества – сетевого общества. В связи с этим в диссертационном исследовании предпринята попытка социально-философского анализа трансформации властных коммуникаций в связи с фактором риска в сетевом обществе.
Объект исследования: Сетевое общество как социокультурное явление
Предмет исследования: Властные коммуникации и фактор риска в сетевом обществе.
Цель исследования: социально-философский анализ властных коммуникаций, сопряженных с фактором риска в сетевом обществе.
Задачи исследования:
- проанализировать процесс формирования сетевого общества в
контексте глобализации;
- выявить специфику информационных ресурсов властных
коммуникаций в условиях сетевой архитектоники социального пространства;
- охарактеризовать уровни и специфику властно-управленческих
коммуникаций сетевого общества;
вскрыть возможность рисков, связанных с принятием решений, и реакцию на них в контексте сетевого пространства;
продемонстрировать возможности сетевого мониторинга в качестве ресурса снятия рискогенных ситуаций;
- показать значимость поливариантной координации уровней принятия
управленческих решений в сетевом пространстве.
Гипотеза исследования. Властные коммуникации в сетевом обществе претерпевают трансформацию в связи с новым сетевым форматом
1 Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну / пер. с нем. М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 56.
руководства и новыми сетевыми рискогенными условиями управления. Проблема заключается в том, что суть властных коммуникаций в сетевом обществе остается прежней, как и в постиндустриальную эпоху с ее вертикалью власти и иерархией отношений в системе «господство -подчинение». Власть по-прежнему нацелена на конструирование новых смыслов и создание новых контентов, она осуществляет планирование, контроль, поощрение и наказание. Однако проблема состоит в том, что меняется структура властных коммуникаций, формат проявления властных функций и условия осуществления властно-управленческих коммуникаций.
В контексте описанной проблемной ситуации выдвигается следующая базовая гипотеза исследования. С развитием сетевого общества властные коммуникации претерпевают изменения структурного, формального и коммуникативно-смыслового характера, во многом сопряженного с фактором риска.
Научная новизна исследования заключается в осуществлении социально-философского анализа взаимосвязи властных коммуникаций и фактора риска в сетевом обществе, что выражено в следующих концептуальных аспектах:
– уточнено понятие «сетевое общество», а также акцентируется
необходимость отчетливой терминологии, характеризующей современное
сетевое пространство не только как виртуальную инфраструктуру,
выстраивающуюся на платформе информационно-компьютерных
технологий, но и как социально-гуманитарную составляющую
глобализирующегося мира;
– показано, что информационные ресурсы властно-управленческих коммуникаций в условиях сетевой архитектоники социального пространства приобретают специфические черты, обусловленные сетевым форматом и полилогическим характером их осуществления;
– в перспективе сравнительного изучения продемонстрировано, что,
несмотря на особенности освоения информационных ресурсов на
межнациональном, государственном, корпоративном и индивидуальном
уровнях, в условиях сетевого общества властно-управленческие
коммуникации меняют свою направленность: от приказания – к координации, и свой формат: от централизованной системы управления – к децентрированной;
– выявлен фактор риска в сетевом контексте и уровни необходимой
реакции на рискогенные ситуации, предполагающие реализацию
управленческо-правовых и управленческо-организационных коммуникаций;
– обосновано положение о том, что в контексте сетевого мониторинга возможно решать задачи исчисления рисков; для этого расширено понятие сетевого мониторинга: от «технической корректировки» до «социальной ответственности»;
– проанализирована координация управленческих решений в сетевом обществе, приобретающая самоорганизующий характер и специфическую
направленность: от шаблонного управления – к интерпретативному; от
исполнительского – к инициативному; от диалогического – к
полилогическому.
Достоверность исследования.
Диссертация удовлетворяет требованиям «Паспорта научной
специальности 09.00.11 – Социальная философия», разработанного экспертным советом ВАК Минобрнауки РФ от 25 февраля 2009 г. № 59. П. 16 «Современные концепции общества как организационной формы совместной деятельности людей».
Методологические и теоретические основы исследования.
Теоретико-методологическая стратегия исследования избрана в
соответствии с характером темы диссертации. При осуществлении
поставленной цели и задач в работе используется совокупность основных
методов социально-философского анализа, высвеченных в работах А.А.
Кокорина в неразрывном единстве теории, методологии и методики1.
Системный подход позволил рассмотреть сетевое общества как целостный
объект, инициирующий изменение прежнего национально-государственного
институционального порядка в мире. Диссертант разделяет
методологический тезис У. Бека о том, что в начале XXI века мы имеем дело
с фундаментальной амбивалентностью в отношении понимания
общественного развития; поэтому в условиях методологического кризиса исследователь должен пытаться выявлять противоречия между реальной космополитизацией и старыми нормами национального государства2.
В диссертации использованы структурный, структурно-
функциональный методы, а также метод историзма. Структурный метод
нашел применение прежде всего в анализе компонентов сетевого общества –
сетевых предприятий, организаций и сообществ в их взаимодействии и
взаимозависимости от информационно-компьютерных технологий.
Использование структурно-функционального метода оказалось эффективным
при рассмотрении уровней властно-управленческих коммуникаций и
координации принятия решений в условиях сетевого общества. Метод
историзма проявил свою действенность при изучении генезиса
формирования сетевого общества и присущей ему системы властных отношений.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Сетевое общество представлено как взаимосвязь виртуальных производств, организаций и социальных сетей, организованных на платформе компьютерных сетевых технологий и масс-медиа, что накладывает принципиальный отпечаток на принятие в их границах властно-управленческих решений. В определении сетевого общества большинство
1 См.: Кокорин А.А. Философский алгоритм познания: содержание и практические возможности.
М.: Издательство МГОУ, 2013.
2 Бек У. Космополитическое мировоззрение / пер. с нем. М.: ЦИПО, 2008. С. 111.
исследователей ограничиваются критериями социологического или
технологического характера. Среди главных черт выделяются
организационная децентрированность, коммуникативная интерактивность, гибкая темпоральность в режиме онлайн и способность акторов к самоорганизации. В связи с этим, возникает вопрос о необходимости отчетливой терминологии, характеризующей сетевое пространство не только как технико-технологическую, но и как социально-культурную платформу «встречи» субъектов коммуникации.
2. Информационные ресурсы властно-управленческих коммуникаций в
условиях сетевой архитектоники социального пространства приобретают
новые, специфические черты: «неисчерпаемость» – в отличие от
материальных ресурсов запасы информационных ресурсов не убывают, а
растут по мере развития общества и роста потребления знаний;
«тиражирование» – многократное использование информации;
«включенность в социокультурный контекст» – информационные ресурсы
помогают связывать воедино разнородные по своей сути производственные
системы; «сетевой» формат и «полилогический» характер связей.
3. Использование информационных ресурсов носит разноуровневый
характер: межнациональный, государственный, корпоративный и
индивидуальный. Сетевой характер общества придает специфическое
содержание властно-управленческим уровням коммуникации, в числе
которых – обусловленность принятия решений внутренним и внешним
контекстом сети; возможность каждого сетевого актора интерпретировать
ситуацию; повышение значимости нового образа руководителя: от
«приказываю» – до «координирую»; усиление взаимной ответственности
участников сети; нарастание рисков, связанных с неопределенностью
информации и скоростью информационных потоков.
4. Реакция на риски в сетевом контексте включает в себя реализацию
управленческо-правовых и управленческо-организационных мероприятий: с
одной стороны, создание системы информационной безопасности действия
компьютерных сетей и совершенствование законодательной базы,
предусматривающей ответственность за различные виды преступлений в
сфере компьютерной информации, с другой – прогнозирование различных
видов риска и введение закона об обязательном страховании. Подобные шаги
в своей совокупности помогут превратить события, которые еще не
произошли, но могут оказаться рискогенными, в объекты текущих действий,
и поставить их под контроль.
5. В контексте сетевого мониторинга возможно решать задачи
исчисления рисков. В данной работе расширено понятие сетевого
мониторинга: его традиционные характеристики (наблюдение, контроль,
оценка и корректировка) в системе сетевого управления усиливаются
понятием «социальной ответственности». В сетевом контексте
ответственность за принятие управленческого решения носит двоякий
характер: прямой – «ответственность за что-то» и подотчетный –
«ответственность перед чем-то». В первом случае речь идет об ответственности руководителя за бизнес-процессы сетевой компании и их интегрированность между собой в масштабе реального времени, во втором – об ответственности сетевого работника перед работодателем.
6. Координация управленческих решений в сетевом обществе
приобретает специфическую направленность: от шаблонного управления – к
интерпретативному; от исполнительского – к инициативному; от
диалогического – к полилогическому. В организациях с сетевой
корпоративной структурой четкость поэтапных границ управленческого
решения «стирается», а его принятие может приобретать
самоорганизующийся характер. В каждой точке сети, на каждом ее уровне может произойти изменение способа сбора и анализа информации, корректировка планов реализации задач, нюансирование контроля и самоконтроля.
Теоретическая и практическая значимость работы
Изложенные выводы диссертационного исследования важны для
осмысления специфики властных коммуникаций и фактора риска в новом
типе информационного общества – сетевом. Теоретическая значимость
работы выражается в том, что социально-философский анализ данной
проблемы может содействовать конструированию содержательных
перспектив модернизации России, может помочь актуализировать вопросы, связанные с поиском новых ценностно-нормативных оснований сетевой жизнедеятельности современного человека и сообщества.
Материалы и выводы диссертационного исследования могут быть использованы в преподавании философии, социальной философии, социологии, политологии, менеджмента и ряда других университетских дисциплин.
Апробация результатов исследования
Основные результаты диссертационного исследования нашли
отражение в 19 публикациях автора, в т.ч. в 5 статьях в научных изданиях,
которые включены в перечень ВАК российских рецензируемых научных
журналов. Они доложены на одной международной конференции: I
Международной научно-практической конференции студентов, магистрантов
и аспирантов «Информационные тренды и безопасность личности: Взгляд
молодых исследователей» (18-19 апреля 2016, Тверь, Россия), на шести
всероссийских: Всероссийской научно-практической конференции
«Актуальные вопросы совершенствования законодательства, экономики и управления Российской Федерации» (2013, Глазов); VII, VIII и X Всероссийской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Искусственный интеллект: философия, методология, инновации» (2013, 2014, 2017 гг., г. Москва); Всероссийской научно-практической конференции «Саморазвивающаяся среда технического вуза: научные исследования и экспериментальные разработки» (2016, г. Тверь); Всероссийской (заочной)
научно-практической конференции «Проблемы управления в социально-гуманитарных, экономических и технических системах» (2016, Тверь); а также на 3 межвузовских и региональных конференциях.
Основные выводы исследования нашли практическое применение в
программе дисциплины «Философия» для студентов факультета
информационных технологий» ТГТУ, а также внедрены в курс рабочей программы «Технологии и риски информационного общества» для студентов-психологов факультета управления и социальных коммуникаций ТГТУ. По материалам диссертации разработаны методические рекомендации «Продуктивность и риски сетевой организации: Памятка для организации, переходящей на сетевой формат работы».
Формирование сетевого общества и глобализация
Современный тип информационного общества в результате стремительного распространения интернет – коммуникаций начинает приобретать ярко выраженный сетевой характер.
Понятие «сетевое общество» уже прочно вошло в семантический арсенал исследователей, занимающихся анализом современной информационной эпохи.
И. Пригожин в числе первых заговорил о формировании сетевого типа общества, в котором социальная структура вынуждена напрямую реагировать на «революционное развитие информационной техники»1. Интерпретируя становление сетевого общества в его синергетическом диапазоне, ученый обозначил этот процесс как результат качественных перемен, произошедших в момент «прерывности» развития. Качественный переход от одних форм развития к другим фиксируется в точках бифуркации, меняющих прежние представления человека о природе и обществе. Нестабильность системы и нелинейность ее развития – это два обязательных условия, способствующих вариативности принятия решений и самоорганизации2.
В контексте такого рода самоорганизации и формируется сетевое общество как нелинейная система, включающая обязательное взаимодействие и взаимовлияние всех социальных форм и отношений. Нелинейность повышается с увеличением размера общества и ведет к критическому состоянию системы, при котором система становится неустойчивой, что может привести к появлению новых исторических систем. В прошлом именно таким образом, по мнению И. Пригожина, бифуркации, связанные с владением и использованием ископаемых источников энергии (уголь и нефть), привели человечество к формированию индустриального общества. Схожую синергетическую направленность демонстрирует и нынешняя ситуация: создание и стремительное распространение информационно-компьютерных технологий стимулируют становление нового типа информационного общества – сетевого. И. Пригожин признается, что никто из исследователей не планировал подобного «взрыва» информации, что, по сути, новая (сетевая) форма общества возникла стихийно. Если комплексность – ключевая черта любой структуры, далекой от равновесия, то в этом смысле, сетевое общество следует рассматривать как структуру неравновесную, возникшую в результате революционных процессов в сфере сбора, хранения и использования информации1.
Появление Интернета в конце XX столетия, с последующим развитием интернет-технологий, вызвало в западной социальной философии дискуссию о природе формирующегося виртуально-сетевого общества. Дискуссия была порождена новой информационной ситуацией, связанной с появлением и дальнейшим саморазвитием Интернета. Содержательно понятие «сетевое общество» впервые нашло свое осмысление в работах М. Кастельса «Информационная эпоха: экономика, общество и культура» (1996 г.), «Галактика Интернет: Размышления об Интернете, бизнесе и обществе» (2004 г.) и Н. Лумана «Общество как социальная система». Сегодня большинство исследователей пытаются осмыслить сетевое общество в контексте организационной формы глобальной сети Интернета.
М. Кастельс впервые обратился к содержательному осмыслению понятия «сетевое общество», сравнив его с предшествующими типами общественного устройства – с индустриальным и постиндустриальным (информационным). Общество индустриального типа базировалось на основе взаимоотношений трех составляющих – производства, практики и власти; постиндустриальное общество – производства, науки и менеджмента. В складывающемся буквально на наших глазах сетевом обществе М. Кастельс улавливает две новых тенденции: первая – децентрализация властного воздействия государства на общество, вторая – усиление общественной рефлексивности на фоне расширяющейся сети виртуальных предприятий. Деятельность виртуальных предприятий, не привязанных к определенному месту или даже к национальному государству, дает возможность обществу гибко реагировать на любые информационные вызовы. Переструктурируясь в соответствии со своевременно получаемой и быстро перерабатываемой информацией в режиме online, сетевое общество становится, по сути, саморефлексивной системой1.
Н. Луман также отмечает децентричный, сетевой характер развития всех социальных форм современного типа информационного общества и объясняет возможность их самостоятельного изменения путем самореференции2.
Общественные системы обладают свойством самореференции, поскольку созидающий их субъект мысли и действия, сопричастный многообразию интерсубъективных связей, присутствует в мире социальных и культурных реалий, которые зафиксированы через совокупность знаково-символических форм. Самореференция предполагает не только фиксацию реалий мира, но и выражение рефлексивного отношения к ним субъектов, результирующих в понимании и в интерпретации этого понимания.
Н. Луман предлагает вовсе отказаться от резкого противопоставления традиционного и современного общества. Информационный тип общества определяется им через ряд характеристик, среди которых: способность описывать себя как операционно замкнутую систему коммуникаций; а-центричный, сетевой характер всех социальных форм; возможность самостоятельного изменения через постоянное обращение к самокритике и другие критерии3. Если в до-современном обществе межрегиональные контакты выпадали на долю незначительного числа людей и объединений, то в современном обществе межрегиональность приобретает глобально-сетевой характер. Это выражается в интенсивной кооперации таких сфер, как экономика, средства массовой коммуникации, политика и наука. Так, например, экономика оказывается всемирной сетью не только благодаря рынкам, она формирует и соответствующим образом все функционирующие организации.
Сегодня большинство исследователей пытаются осмыслить сетевое общество сквозь призму глобальной сети Интернета. Так, Г. Бехманн фиксирует наступление эпохи компьютеризированной коммуникации и прямо обозначает сетевое общество как общество, социальная структура которого выстраивается в связи с информационными сетями и структурированными в Интернете микроэлектронными информационными технологиями. Организующий потенциал глобальной сети рассматривается им не только как новый тип технологий, но и как ключевое средство коммуникации современного общества. «Интернет перерабатывает виртуальность и переформирует нашу реальность, где и возникает «сетевое общество», – пишет Г. Бехманн1. У. Митчелл идет еще дальше и связывает наступление эры сетевого общества с появлением беспроводных средств коммуникаций2.
У. Бек констатирует окончательный конец классического индустриального общества с его представлениями о национальном государственном суверенитете, автоматизме прогресса, делении на классы, принципе успеха, о природе, о реальной действительности, о научном познании и т.д. Современное общество он прямо называет обществом риска. Точкой отсчета для У. Бека является авария на Чернобыльской АЭС в бывшем СССР. После Чернобыля все разговоры о рискогенности современного общества получили горький привкус истины.
Аргументы немецкого теоретика отражают следующие положения: невозможность воспринимать опасность органами чувств; зависимость опасности от науки; наднациональность опасности; экологическое отчуждение, когда норма становится абсурдом3.
В оценке рискогенности общества или организации все оказываются заложниками измерительных приборов, теорий, людских ошибок, но прежде всего – незнания, включая и незнание экспертов. «Вместе с развитием общества риска нарастают и противоречия между теми, кто подвержен рискам [курсив У. Бека – авт.], и теми, кто извлекает из них выгоду. В той же мере растет социальное и политическое значение знания, а вместе с тем и власть над коммуникационными средствами для получения знаний (наука) и их распространения (средства массовой информации). В этом смысле общество риска – это общество науки, коммуникативных и информационных средств», – пишет У. Бек1.
При всей широте характеристик большинство исследователей солидаризируются во мнении, что сетевое общество базируется на трех основных «китах» – науке, производстве и коммерции2. Приходит понимание того, что сегодня мы живем в обществе, где важным ресурсом жизнедеятельности индивида и сообщества становится не просто информация, а оцифрованная информация, т.е. знания, организованные для использования в информационных сетях. Поэтому перед представителями социальной философии, социологии, психологии, культурологии, менеджмента встала задача использовать междисциплинарный подход, в частности, привлечь исследовательский потенциал теории информации и коммуникации3.
Уровни властно-управленческих коммуникаций сетевого общества
Информационные ресурсы, размеры и структура сетевого общества, сложны и многомерны, поэтому следует выяснить его характерные уровни входящие в управление компаний и организаций. Сетевое общество – это новый тип информационного общества, складывающийся под воздействием втягивания субъектов экономики, политики, науки, образования и сферы развлекательного досуга в глобальную сеть социальных виртуальных коммуникаций. Динамика развития сетевого общества включает два этапа: 1980-е годы – появление Интернета как принципиально новой (глобальной) технологии связи, 2000-е годы – появление и распространение беспроводных технологий связи и коммуникаций.
Как сложная система, представляющая собой единую виртуальную инфраструктуру производства, организаций и социальных сообществ, сетевое общество имеет а-центрированный, пластичный, колебательный характер. В стабильном режиме сетевое производство, виртуальные организации и сообщества способны удерживать информационные потоки в определенном порядке, с определенными целями. В обостренном режиме в сетевом обществе могут «срабатывать» дезорганизационные силы системы. В любой точке сетевого общества может произойти «укол» социокультурной среды, вызванный, в одном случае, сознательными действиями субъектов, учитывающих ее потенциальные возможности, в другом – случайными комбинациями условий и обстоятельств. С позитивной точки зрения, нестабильность сетевого общества подразумевает гибкую децентрализацию, полилогичность коммуникаций и многовариантность путей развития; с негативной – опасность бесконтрольного усиления внезапно сложившихся деструктивных сил.
Формирование сетевого общества сопряжено с процессом глобализации. Однако понятие «сетевое» не тождественно понятию «глобальное». Если «сетевое» общество формируется на платформе сетевых коммуникаций, а в последние тридцать лет – преимущественно, на базе интернет-технологий, то «глобальное» фиксируется исследователями как общее многообразие взаимных переплетений экономического, культурного, политического, военного и экологического характера1. Сетевое общество, с его постоянно растущим числом и плотностью взаимосвязей между государствами и организациями, все новыми достижениями в сфере информационных и коммуникационных технологий, придает качественно новый облик глобализации2. Можно с достаточной долей уверенности говорить, что сетевые технологии стимулируют современные глобализационные процессы.
Структура сетевого общества представлена сетью производств, организаций и социальных сетей. В связи с этим видится актуальным разграничить понятия, связанные с репрезентацией сети. Как отмечено в предыдущих параграфах, о «сетевой» среде производства, порожденной новой организационной формой экономической активности («сетевое предприятие», «сетевая фирма»), впервые содержательно заговорил М. Кастельс. Американский исследователь предложил определять сетевое производство через ряд признаков: децентрализация крупных корпораций, демонстрирующая практики организационных коммуникаций на разбросанных по всему миру производственных площадках; гибкие властно-управленческие формы, способные быстро реагировать на запросы рынка; непрерывное использование основного капитала; активное финансирование инновационных научно-технологических исследований; наличие сети венчурных компаний, которые также работают в электронном пространстве и способны четко реагировать на барометр показателей фондового рынка; выстраивание стратегий различных коммерческих альянсов и межорганизационных связей3.
Из всех перечисленных признаков сетевого производства М. Кастельс выделяет одно главное – гибкую темпоральность коммуникаций, способную в режиме онлайн ускорить или замедлить циклы производства и получения прибыли в контексте распределения времени, оборудования и персонала. Сетевая форма организации производства эффективна, благодаря двум условиям: 1) компьютерным технологиям и процессорам, мобильно и мощно обрабатывающим информацию, 2) требованиям конкуренции. Поэтому сетевая организация на рынке производства и услуг, оказывается способной обеспечить «гибкое управление временем» как новым полем деятельности высокопроизводительных фирм1.
Современное сетевое производство выступает эквивалентом фабрики или крупного предприятия в эпоху индустриального общества. Интернет является сердцевиной новой социально-экономической парадигмы, фактически образующей материальный базис нашей жизни и системы социокультурных взаимосвязей, коммуникаций и труда. Он перерабатывает виртуальность и переформирует нашу реальность, в силу чего и возникает сетевое общество2. Сетевое производство в таком обществе – это система коммуникаций, базирующаяся на организационной а-центричности, операционной замкнутости и самостоятельном мониторинге, включающая изготовлении продукции для потребителей и оказание услуг для них при условии получения прибыли. Как самостоятельная экономическая единица эта система типологизируется по видам деятельности: производственной (производство материальных продуктов); коммерческой (продажа, покупка, распределение) и распределительной (обмен, накопление и т.д.). По численности производство можно классифицировать как малый бизнес (до 100 человек); средний бизнес (до 500 человек) и крупный бизнес (свыше 500 человек).
Сетевое производство совпадает с понятием сетевая организация в том случае, когда речь идет о производстве материальных продуктов. Однако, чаще всего, сетевая организация занимается оказанием информационных услуг, например, осуществляет крупные проекты, под которые создаются временные коллективы квалифицированных работников, или выстраивает системы коммерческих и кооперационных связей между главными сборочными компаниями и их мелкими поставщиками, или аккумулирует и распределяет базы данных для политической, финансовой, научной, образовательной, медицинской, юридической и других сфер жизнедеятельности сообществ, общества в целом и международных сообществ.
Сетевые организации отличаются от организаций других типов рядом признаков:1) используют общие активы нескольких фирм (производителей, поставщиков, торговых и финансовых компаний); 2) для них приоритетными являются рыночные механизмы, а не административные формы управления потоками ресурсов; 3) предполагают действенную и заинтересованную роль участников совместных проектов.
Сетевые сообщества – это социокультурные образования, организованные на платформе интернет- и массмедийных ресурсов, представляющие собой интерактивную многопользовательскую коммуникацию с целью делового общения, получения информации и проведения досуга. В отличие от сетевого производства и сетевых организаций, сетевые сообщества носят преимущественно самоорганизующийся характер. Аппарат управления сообществом прямо пропорционален количеству участников. Например, спортивная команда, создавшая группу в социальной сети, чтобы обсуждать игры и тренировки, состоит из нескольких человек, у всех участников есть права администратора, т.е. каждый имеет доступ к любому разделу и занимается управлением контентом. Следующая стадия организации – например, группа или факультет учебного заведения – начинается с нескольких десятков человек; здесь администраторами являются либо энтузиасты, у которых есть свободное время, либо соответствующие лидеры из реальной жизни – староста, профорги и т.п. Численность тематических сообществ, участники которых не контактируют в реальной жизни, начинается от нескольких сотен человек. Здесь сайт/группу администрируют создатели, при значительном росте числа подписчиков расширяется аппарат: администраторы, модераторы (участники, следящие за нарушением правил). У популярных сообществ («пабликов») различной направленности насчитываются десятки тысяч подписчиков. В этом случае у сообщества есть владелец и его деятельность носит коммерческий характер. Администрирование и модерирование осуществляется наемными работниками1.
Современное сетевое общество имеет пока очевидные предельные границы. Исследователи отмечают, что огромное число людей на планете по-прежнему остается за пределами глобального производства и потребления. Однако темпы расширения сетевых коммуникаций настолько велики, что наше общество не успевает приспособиться к такому быстрому глобальному изменению. «Мы живем в мире, повышения динамичности и изменчивости, где технологии и больше взаимосвязанность ускорили изменения и изменили образ жизни людей», – признаются аналитики2. В перспективе сетевые производства и организации могут стать самой большой, динамичной и одновременно рискогенной площадкой по производству, распределению и обмену товаров, услуг и идей. Подобный энтузиазм, сопряженный с тревожностью, сквозит, например, в высказываниях руководителей «ElectronicDataSystemsCorporation» – американской транснациональной компании, предоставляющей на сегодняшний день услуги в сфере информационных технологий почти сотне стран мира, – которые считают, что технологическая революция «никогда не утихнет» и что в ближайшие десятилетия «географические рынки в мире превратятся в один динамический, сложный организм»3.
Риски и реакция на них в сетевом контексте
В условиях современного информационного общества тема риска сначала развивалась как предмет первостепенного практического интереса для государств, их финансово-экономических и политических структур как главных механизмов воздействия на сознание и поведение индивидуумов. К концу XX века стали осознаваться экологические и технологические риски многих продуктов научно-технического прогресса, как, например, атомных электростанций, химических заводов, генно-инженерных исследований и разработок. Как следствие, стала усиливаться потребность в теоретико-методологическом, социально-правовом и психологическом осмыслении все возрастающих ситуаций опасности и неопределенности циркулирования информации. В итоге концепт риска обсуждается сегодня математиками, экономистами, юристами, инженерами, социологами, психологами и философами. Понятие «риск» имеет важное значение как для отдельного индивида, так и для общества в целом. Этимология этого слова в точности неизвестна. По одной из версий, оно происходит от староитальянского risicare — «отваживаться», а в поздней латыни появляется как risigus. Этимологический словарь У. Скита указывает на связь этого слова с испанским risco – «крутая обрывистая скала, с которой у моряков было связано представлений об опасности». У. Скит приводит также испанское слово arriesgar – «решиться на связанный с опасностью поступок», или буквально «идти против скалы». В XVI веке эти выражения появляются также в португальском языке при описании путешествий мореплавателей, которые, открывая новые континенты, подвергались серьезному риску1.
Сегодня понятие риска приобретает все более широкую интерпретативность: 1) потенциальная, численно измеримая возможность неблагоприятных ситуаций и связанных с ними последствий в виде какого-либо ущерба, связанная с неопределенностью; 2) вероятностное событие, связанное с неопределенностью, которое негативно влияет на проект; 3) взвешенная линейная комбинация вариации и ожидаемой величины (математического ожидания) распределения всех возможных исходов; 4) действие, выполняемое в условиях выбора, когда в случае неудачи существует возможность оказаться в худшем положении, чем до выбора; 5) вероятная опасность, действие наудачу в надежде на счастливый исход (словарь Ожегова) и др.1.
При широкой интерпретативности главным является понимание риска как социальной деятельности, направленной на привлекательную цель, достижение которой сопряжено с элементом опасности, угрозой потери или неуспеха. В контексте данной работы, риск – это социальный конструкт, проявляющийся в условиях неопределенности, не-знания или неполного знания2.
Большинство исследователей отмечают, что риск – это, прежде всего, характеристика неопределенности. Различают неблагоприятные и рискованные ситуации. В неблагоприятных условиях, независимо от исхода альтернативы, следует некая потеря или неуспех. В ситуациях рискованных от исхода зависит получение выигрыша или ущерба. Поэтому, на наш взгляд, более точным является определение, согласно которому риск понимается как возможность неблагоприятного исхода в условиях неопределенности информации.
Неопределенность является условием риска. В литературе представлена видовая классификация неопределенных факторов: по источнику и по природе неопределенности3. По источнику неопределенности выделяют факторы неопределенности среды и факторы личностной неопределенности. Неопределенность среды возникает в условиях неполной информации о значениях факторов внешней или внутренней среды. Во-первых, неопределенность среды возникает при наличии целенаправленного противодействия неизвестных факторов. Во-вторых, неопределенность среды возникает в силу недостаточной изученности некоторых явлений, имеющих объективный характер и сопровождающих процессы принятия управленческих решений. В этом случае имеет место так называемая объективная среда, а связанная с ней неопределенность называется природной.
Второй признак классификации неопределенных факторов – это природа неопределенности. По этому основанию выделяют вероятностную неопределенность и неопределенность уверенности. К вероятностной неопределенности относят влияние случайных факторов, т.е. таких неопределенных ситуаций, которые при массовом появлении обладают свойством статистической устойчивости и описываются некоторым законом распределения вероятности. Когда закон распределения неизвестен, то решение принимается в условиях статистической неопределенности, которая, в свою очередь, делится на два вида – с известными и неизвестными параметрами распределения (числовыми характеристиками). Неопределенность уверенности характеризуется влиянием неслучайных факторов, т.е. таких ситуаций, которые не обладают свойством статистической устойчивости. Подобного рода неопределенность возникает, когда требующие учета факторы по своей природе не описываются никаким законом распределения, либо настолько новы и сложны, что о них невозможно получить достаточно достоверной информации.
Отсутствие вообще какой-либо информация о факторах, влияющих на принятие решений свидетельствует о полной неопределенности. Однако на практике очень немногие решения приходиться принимать именно в таковых условиях. Во-первых, всегда существует принципиальная возможность получения дополнительной информации о неизвестных факторах. Этим часто удается уменьшить новизну и сложность проблемы. Во-вторых, можно действовать по аналогии с прошлым опытом, чтобы сделать предположения о вероятности или об ожидаемых значениях неопределенных факторов. В-третьих, неслучайные факторы иногда удается перевести в разряд случайных с помощью рандомизации.
Издавна понимание риска находилось во взаимном пересечении еще с одним понятием – с опасностью. Например, китайский иероглиф, обозначающий риск, состоит из двух символов: один указывает на угрозу, другой – на возможность. Мысль о том, что риск представляет собой и то и другое, многим кажется противоречивой. В сознании западного человека риск ассоциируется, главным образом, с переживанием опасности или угрозы, а также со страхом утраты чего-либо1.
Таким образом, продуктивно рассматривать риск одновременно в двух контекстах: 1) как опасность, т.е. возможные негативные события, которые могут привести к снижению эффективности процессов управления и качества деятельности, угрозе безопасности, возникновению потерь и убытков; 2) как действие, направленное на привлекательную цель, достижение которой сопряжено с элементом неопределенности, опасности, угрозой потери или возможностью неуспеха.
Сегодня исследователи уже отдают себе отчет, какие непростые философские вопросы влечет за собой стремительное распространение сетевых технологий и коммуникаций2.
Сетевое пространство информационного общества неуклонно расширяется. Увеличивается число сетевых предприятий и организаций. Область применения электронно-сетевого управления довольно быстро растет3. Так, в педагогике и психологии практикуется графическое отражение динамики взаимоотношений внутри учебной сети между учениками/студентами, между преподавателями/обучающимися; школьные руководители практикуют интерактивную связь с родителями через электронный дневник ученика, а вузовские руководители – через личный кабинет преподавателя. Медики с помощью сетевых технологий выявляют пути распространения инфекционных заболеваний, создают дорожные карты поставки лекарственных средств. Социологи с помощью методов анализа сетей проводят исследования социальных структур и социального неравенства, социальной коммуникации. Экономисты используют электронно-сетевую платформу для управления процессами обмена и циркуляции товаров и капиталов, что меняет межкультурные взаимодействия в сфере экономических отношений1. Ширится практика интеллектуальных систем управления, основанных на таких технологиях, как экспертные системы, нейросетевые структуры, нечеткая логика и др., на что указывает «интеллектуализация» техносферы: от «умных» энергосистем – до «умных» домов»2.
Координация уровней принятия управленческих решений в условиях сетевого общества
Взгляд на управление как «сеть отношений», пронизывающих собой социальную целостность, позволяет делать акцент не столько на ее принудительном, а на организационно-нормативном характере. В этой связи трансформируется и понимание ответственности личности. Специфичность ответственности за принятие управленческих решений в сетевых компаниях связана с процедурой мобильного делегирования ответственности, т.е. инвариантного подключения к решению задач работников в режиме online без соблюдения бюрократической иерархии. Ответственность служит внутренним условием для всех дифференциаций сетевого процесса. С формальной позиции в сетевом процессе отсутствует центральная точка ответственности: это состояние оказывается имманентно присущим каждому субъекту сети. Если в традиционных организациях с явной «вертикалью власти», можно было избежать прямой ответственности, укрывшись в многоступенчатой системе должностных обязанностей, то в сетевых организациях с их экранным «полем власти» действует принцип «прозрачности», когда в режиме текущего времени высвечиваются действия каждого участника. В сетевой компании руководитель не находится в позиции надстройки, он не ограничивается только функцией принуждения или запрещения; скорее он выполняет продуктивную роль куратора сетевого процесса. Быть ответственным означает для носителя власти умение работать с оперативной информацией, с новым знанием и новыми технологиями его использования; способность выстраивать мобильную команду под решение задачи «здесь-и-теперь»; потребность осуществлять самонастройку и самообучение.
Расширение информационных ресурсов одновременно усиливает состояние риска и неопределенности; чаще всего его избежать невозможно, поэтому надо уметь «пребывать в риске» – рефлексировать, предвосхищать, держаться интервалов надежности, понимать, что обычные, случайные вещи и явления в какой-то момент способны складываться в определенную, неслучайную композицию и могут помочь в принятии верного решения.
Учитывая сложность задач, которые ставит перед нами сетевое общество, следует избегать одномерной оценки ответственности за управленческое решение. «Ответственность за что-то» и «ответственность перед чем-то» – эти две формы ответственности сливаются вместе в сетевом формате: с одной стороны, каждый участник сквозного процесса, от момента ввода информации до получения результата, несет открытую для всех ответственность за свои оперативные шаги и действия, с другой стороны, каждый несет ответственность перед сетевым процессом в целом.
Новые информационно-сетевые условия современного общества актуализируют множество вопросов, связанных со спецификой принятия управленческих решений. Действительно, сетевое общество, в котором социальная структура прямо реагирует на революционное развитие информационной техники и трансформируется под воздействием глобальных цифровых сетей, где экономика приобретает образ сети виртуальных предприятий, не привязанных к определенному месту и работающих в режиме online, где важным ресурсом жизнедеятельности индивида и сообщества становится только оцифрованная информация, т.е. знания, организованные для использования в информационных сетях, – такое общество диктует необходимость осуществления многоуровневой и скоростной координации принятия управленческих решений1.
Управленческое решение, являясь важным элементом функционирования любой системы, приобретает специфический окрас в условиях сетевой организации любого уровня: и отдельного предприятия, и целого социального (профессионального) сообщества, и государственной корпорации, и межгосударственной компании. Исследователи солидаризируются в том, что любое управленческое решение проходит три рубежа своего осуществления: подготовительный – сбор и анализ информации, определение критериев, условий и обстоятельств предстоящей работы; основной – создание непосредственного плана решения, включающего разработку альтернативных вариантов с учетом имеющихся ресурсов и с обязательной оценкой социально-экономических последствий; финальный – информирование конкретных исполнителей о принятом решении и контроль за его выполнении с использованием системы мер поощрения/наказания1.
В организациях с сетевой корпоративной структурой такая четкость поэтапных границ управленческого решения «стирается», а его принятие может приобретать самоорганизующийся характер. В каждой точке сети, на каждом ее уровне может происходить бесконечный вариатив сбора и анализа информации, корректировки плана реализации задач, нюансирования контроля и самоконтроля.
Тем самым картина сетевой организации процесса управления становится более сложной, отражая и новые перспективы, и новые проблемы. В первую очередь это касается координации уровней принятия управленческих решений. Координация (от лат. «со» – совместно и «ordinatio» – упорядочение) – это процесс обеспечения согласованной работы всех звеньев управляемой структуры при помощи установления необходимых и целесообразных коммуникаций между ними. Решающую роль в данном вопросе играет качество организации движения информационных потоков, выражающееся в выстраивании надежных каналов связи и обеспечении своевременности поступления информации.
В организациях с традиционной (пирамидальной) схемой управления всегда работает своеобразная «вертикаль власти», при которой управленческие решения спускаются «сверху вниз», согласно служебной иерархии, от руководителя – к исполнителю; и в таком же формате осуществляется отчетность и контроль. Такая многоуровневая иерархия тормозит современные деловые коммуникации. Хорошо известно, что каждый уровень управления представляет собой своеобразное «реле», а каждое реле в информационной цепи снижает силу сигнала наполовину и в два раза увеличивает «помехи».
В условиях современной (сетевой) структуры управления «вертикаль власти» трансформируется в «поле власти». Каждый раз в режиме online многосложные коммуникации выстраиваются по-новому, т.е. под выполнение определенной задачи, где каждый субъект сетевого поля напрямую сопряжен с его другими участниками. То же самое происходит и с обратной связью: информация о выполнении задачи сразу же высвечивается в сети, становясь общедоступной не только для руководителя, но и для всех участников проекта.
Сегодня большинство крупных организаций, насчитывающих тысячи и десятки тысяч работников (коммерческие организации, некоммерческие объединения, государственные структуры, профессиональные сообщества и т.д.), используют сеть, как правило, для организации внутреннего процесса управления системой. Внедрение и использование сетевых технологий обусловлено стремлением менеджмента этих организаций максимально ускорить и сам процесс управления, и сбор необходимой информации для его осуществления. Когда в процесс управления вовлечено огромное количество субъектов, находящихся на разных уровнях иерархии организации, встает вопрос о возможности наиболее эффективного их взаимодействия для получения максимальной отдачи от каждого субъекта и от организации в целом. В этом смысле «сеть» помогает обеспечить максимально эффективную координацию принятия управленческих решений.
До появления беспроводных информационных технологий, например, Wi-Fi (Wireless-Fidelity – дословно «беспроводная точность»), управление осуществлялось, как правило, в форме диалога. По своей сути диалог предполагает обмен информацией между субъектами коммуникации. По форме он может быть «дополняющим», т.е. сориентированным на увеличение полноты информации, или «дискуссионным», артикулирующим противоположные суждения по поводу принятия решения. В первом случае конструктивной целью диалога считается выработка управленческого решения, основанного на точке зрения одного из участников коммуникации, во втором – достижение общего консенсуса.
В условиях сетевой организации рост числа коммуникантов значительно изменяет структуру, ход и характер принятия управленческого решения. Если оставить «за скобками» вопрос о технических характеристиках, то сетевое обеспечение любой корпоративной организации можно рассматривать как дискурсивное пространство, где коммуникационные связи осуществляются в форме полилога (с греч. «речь многих»).
Форма полилога предполагает активность всех участников, т.е. роль говорящего должна постоянно переходить от одного лица к другому (в противном случае разговор превращается в монолог). Расширение информационных возможностей заставляет работника брать на себя ответственность за информацию. В противном случае можно утонуть в бюрократическом море бесполезных данных. Вот почему полилогический разговор держится на принципе ответственности: в любой момент каждый должен быть в курсе того, о чем говорится, и предоставлять подобную возможность остальным1.