Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Социально-психологические факторы посттравматического роста личности Толкачева Оксана Николаевна

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - 240 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Страница автора: Толкачева Оксана Николаевна


Толкачева Оксана Николаевна. Социально-психологические факторы посттравматического роста личности: диссертация кандидата Психологических наук: 19.00.05 / Толкачева Оксана Николаевна;[Место защиты: ФГБОУ ВО «Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н. Г. Чернышевского»], 2018 - 244 с.

Содержание к диссертации

Введение

1. Теоретические и эмпирические основания феномена посттравматического роста личности 17

1.1. Обзор теоретических подходов к изучению психической травмы 17

1.1.1. Концепция посттравматической структурной диссоциации 17

1.1.2. Когнитивные теории психической травмы 19

1.1.3. Психоаналитический подход к изучению психической травмы 20

1.1.4. Интерсубъективный подход к феномену психической травмы 23

1.1.5. Деятельностно-смысловой и субъектный подходы к изучению психической травмы и трудных жизненных ситуаций 25

1.1.6. Социально-когнитивный подход к феномену психической травмы 28

1.1.7. Социально-конструктивистский подход к феномену психической травмы 32

1.1.8. Нарративный подход к феномену психической травмы 37

1.2. Теоретические модели посттравматического роста личности 39

1.3. Эмпирические исследования посттравматического роста личности 57

1.3.1. Методологические проблемы измерения и исследования посттравматического роста личности 57

1.3.2. Связь посттравматического роста с личностными характеристиками 61

1.3.3. Посттравматический рост в различные периоды травмы 64

1.3.4. Связь посттравматического роста с интрапсихическими состояниями и процессами 67

1.3.5. Связь посттравматического роста с особенностями совладающего поведения 71

1.3.6. Качества социально-психологической поддержки и посттравматический рост личности 73

1.4. Социально-психологические факторы посттравматического роста личности 77

1.4.1. Ресурсный подход к изучению социально-психологических факторов посттравматического роста личности 77

1.4.2. Социально-психологическая поддержка как фактор посттравматического роста личности 80

1.4.3. Социальная идентичность как фактор посттравматического роста личности 85

1.4.4. Нарративный подход в исследовании социально-психологических факторов посттравматического роста личности 88

2. Программа эмпирического исследования социально-психологических факторов посттравматического роста личности 93

2.1. Методы и методики исследования 93

2.1.1. Стандартизированные методики исследования 93

2.1.2. Качественные методы исследования 97

2.1.3. Методы анализа данных 99

2.2. Процедура сбора данных и описание выборки 101

2.2.1. Валидность исследования 101

2.2.2. Процедура сбора эмпирических данных 102

2.2.3. Характеристики выборки 104

3. Результаты эмпирического исследования социально-психологических факторов посттравматического роста личности 106

3.1. Особенности переживания периодов травматического опыта 106

3.1.1. Деструктивные аспекты переживания травматического опыта 106

3.1.2. Конструктивные аспекты переживания травматического опыта 117

3.1.3. Социально-психологическое содержание посттравматических периодов жизни 123

3.2. Социально-психологические факторы посттравматического роста личности 135

3.2.1. Вклад объективированных факторов в переживание травматического опыта 135

3.2.2. Социально-демографические и социально-психологические факторы переживания травматического опыта 141

3.2.3. Социально-психологическая поддержка как фактор посттравматического роста личности 157

3.3. Структурно-временная социально-когнитивная модель посттравматического роста личности 175

3.3.1. Взаимосвязь деструктивных и конструктивных аспектов травматического опыта. 175

3.3.2. Структурно-временная социально-когнитивная модель посттравматического роста личности 180

3.3.3. Фасилитация посттравматического роста личности 185

Выводы 196

Заключение 200

Список литературы 202

Приложения. 225

Введение к работе

Актуальность исследования. Существующие в психологии подходы к исследованию психотравмирующих событий как источника исключительно негативных для личности последствий не отвечают требованиям современной ситуации перманентных социальных, экономических, геополитических кризисов и конфликтов, когда потенциально травматические ситуации являются неизбежной частью жизни людей и социальных групп. Это обуславливает необходимость поиска способов реализации конструктивных, развивающих потенциалов кризисных и травматических ситуаций. Кроме того, десятилетия исследований различных форм психотравматизации показали, что одни и те же события могут для одних людей стать психотравмирующими, а для других – нет. Это указывает на участие в процессе психотравматизации не только ситуационных и индивидуально-личностных, но и социально-психологических факторов, так как различные формы психических травм влекут за собой в том числе и социальные последствия для жизни людей. В связи со всем сказанным проблема выявления социально-психологических факторов, участвующих в реализации конструктивных потенциалов различных стрессовых, кризисных и психотравмирующих событий, приобретает особую актуальность.

Степень разработанности проблемы. В западной психологии одними из
первых на необходимость изучения развивающих аспектов психологических
кризисов указывали представители гуманистического и экзистенциального
подходов (К. Абрахам, Дж. Бьюдженталь, Р. Мэй., К. Роджерс,

В. Франкл и др.), в работах которых отмечается способность субъекта к
интенциональному преодолению кризисных ситуаций. В российской науке
психическая травма изучается с позиций социально-когнитивного

(А.В. Котельникова, М.А. Падун, Н.В. Тарабрина), психодинамического

(М.М. Решетников, Л.В. Трубицына) и деятельностно-смыслового подходов
(Ф.Е. Василюк, О.Г. Квасова, Д.А. Леонтьев, М.Ш. Магомед-Эминов),

исследующих природу и феноменологию психической травмы, характер
взаимосвязи индивидуально-психологических и ситуационных факторов
психотравматизации, стратегии преодоления последствий психической травмы
и т.д.. Существенный вклад в изучение трудных жизненных ситуаций внесли
российские исследователи совладающего поведения и позитивной адаптации
(В.А. Бодров, К.И. Воробьёва, А.Л. Журавлёв, Т.Л. Крюкова, Е.В. Куфтяк,
А.А. Нестерова, И.М. Никольская, Е.А. Сергиенко, Е.Г. Суркова,

Н.Ю. Федунина и др.). Вместе с тем феномен непосредственно

посттравматического роста личности, так же как и социально-психологический контекст изучения феномена психической травмы, для отечественной психологии является достаточно новой областью теоретического и эмпирического знания.

Изучение роли травматического опыта в личностном росте невозможно без апелляции к работам отечественных авторов, исследовавших как общие

закономерности, так и значение проблемных ситуаций, возрастных и
жизненных кризисов для развития личности (Л.И. Анцыферова,

А.В. Брушлинский, Л.С. Выготский, В.И. Слободчиков, Г.А. Цукерман и др.).
Авторы субъектного и субъектно-бытийного подходов обращают внимание на
ключевую роль субъектной активности в разрешении внутриличностных
противоречий и противоречий различных бытийных пространств как на фактор
становления и развития личности (К.А. Абульханова-Славская,

В.В. Знаков, А.А. Орел, З.И. Рябикина, Г.Ю. Фоменко).

К области изучения факторов, определяющих характер

психотравмирующего переживания, относятся исследования социокультурного и интерсубъективного контекста трудных жизненных ситуаций (М.М. Орлова, И.Э. Петрова, Е.В. Рягузова, О.А. Скугаревский, А.Ш. Тхостов, Ю.Г. Фролова, А.Ю. Шеманов, Р.Д. Столороу, Б. Брандшафт, Дж. Атвуд и др.). Представители ресурсного подхода исследуют влияние разнообразных типов ресурсов – личностных, межличностных, ментальных, средовых, социокультурных и т.д. – на переживание и преодоление профессиональных и личностных кризисов (Т.Ю. Иванова, В.А. Толочек, С.А. Хазова, С. Хофболл, С. Кобб, С. Коэн и др.).

Термин «посттравматический рост» для описания субъективно

воспринимаемых позитивных личностных изменений после психологических травм и кризисов был введён американскими психологами Ричардом Тэдэши и Лоуренсом Кэлхоуном, положившими начало эмпирическим исследованиям данного феномена (R.G. Tedeschi, L.G. Calhoun, S. Joseph, P.A. Linley, R. Janoff-Bulman и др.). Р. Тэдэши и Л. Кэлхоун разработали социально-когнитивную модель посттравматического роста личности [R.G. Tedeschi, L.G. Calhoun, 2004], которая, однако, имеет ряд существенных ограничений:

1) предлагая описание посттравматического роста, модель не выделяет и
не характеризует этапы посттравматического роста, вследствие чего картина
исследуемых процессов выглядит статично;

  1. модель содержит указание на определяющую роль социально-психологических факторов (социально-психологическая поддержка, межличностное взаимодействие, социальные представления) в процессах посттравматического роста, но не раскрывает и не конкретизирует содержание этих факторов;

  2. недостаточное понимание структурно-временных особенностей и социально-психологических факторов посттравматического роста личности оставляет неясным вопрос о возможности психологической фасилитации личностного роста после травмы.

Выявленные ограничения и противоречия позволили нам сформулировать
проблему исследования: какие социально-психологические факторы

определяют особенности процесса посттравматического роста личности в разные периоды травмы?

Цель исследования – выявление социально-психологических факторов, способствующих посттравматическому росту личности в разные периоды после травмы.

Объект исследования – личность в разные периоды переживания травматического опыта.

Предмет исследования – социально-психологические факторы,

способствующие посттравматическому росту личности в разные периоды травмы.

Задачи исследования:

1) осуществить анализ теоретических концепций, описывающих влияние
социально-психологических факторов на процесс посттравматического роста
личности;

2) выделить периоды переживания личностью травматического опыта,
дать качественную социально-психологическую и структурно-временную
характеристику их содержания, а также изучить взаимосвязь конструктивных и
деструктивных аспектов переживания личностью травматического опыта в
разные периоды после травмы;

  1. изучить социально-психологические факторы (качества социально-психологической поддержки, широту социальных связей, представления о себе и окружающем мире), способствующие посттравматическому росту личности в разные периоды после травмы;

  2. разработать структурно-временную социально-когнитивную модель посттравматического роста личности и на её основе предложить практические рекомендации по психологической фасилитации посттравматического роста личности в разные периоды после травмы.

Гипотеза исследования: посттравматический рост личности определяется совокупностью социально-психологических факторов, сочетание которых различно в разные периоды после травмы.

Частные гипотезы исследования:

  1. характер переживания травматического опыта определяется не только индивидуально-психологическими, но и социально-психологическими факторами социализации и ресоциализации после травмы;

  2. переживание травматического опыта может содержать не только деструктивные, но и конструктивные для личности аспекты, отражающие характер социализации и ресоциализации личности после травмы;

  3. процесс посттравматического роста характеризуется нелинейной, неравномерной динамикой актуализации областей личностного роста, которые в разные периоды после травмы могут сосуществовать с переживанием личностью деструктивных аспектов травматического опыта;

  4. способствующая посттравматическому росту социально-психологическая поддержка характеризуется специфическим для каждого посттравматического периода сочетанием форм и агентов оказываемой поддержки.

Методологическая основа исследования. Научная работа осуществлялась согласно базовым методологическим принципам отечественной психологии – детерминизма, развития, системности, единства сознания и деятельности. Исследование выполнено в рамках социально-когнитивного подхода к

изучению феномена психической травмы и посттравматического роста
личности (А.В. Котельникова, М.А. Падун, Н.В. Тарабрина, Р. Тэдэши,
Л. Кэлхоун, Р. Янофф-Бульман и др.), положения которого

интерпретировались с привлечением идей деятельностно-смыслового

(Ф.Е. Василюк, Д.А. Леонтьев, М.Ш. Магомед-Эминов), интерсубъективного (Е.В. Рягузова, А.Ш. Тхостов, Р.Д. Столороу, Б. Брандшафт, Дж. Атвуд), ресурсного (В.А. Толочек, С.А. Хазова, С. Хобфолл, С. Кобб, С. Коэн) и субъектно-бытийного (В.В. Знаков, З.И. Рябикина, В.И. Слободчиков и др.) подходов. Индивидуальность и актуализация субъектного потенциала в процессе переживания травматического опыта рассматривались с позиций интегративного подхода к исследованию их многоуровневой структуры (В.В. Белоус, Т.В. Белых, В.С. Мерлин).

Социально-психологические факторы посттравматического роста

определялись в контексте подходов к изучению развития личности
(К.А. Абульханова-Славская, Л.И. Анцыферова, А.В. Брушлинский,

А.Л. Журавлев, А.В. Петровский, В.А. Петровский, С.Л. Рубинштейн,

Н.Е. Харламенкова и др.), социализации и ресоциализации (Г.М. Андреева, Н.В. Андреенкова, И.С. Кон, Р.М. Шамионов), социальных представлений (О.А. Гулевич, Т.П. Емельянова, В.А. Лабунская, А.А. Нестерова, П. Бергер, Дж. Брунер, Т. Лукман, М. Лернер, Л. Фестингер), социальной идентичности (В.С. Агеев, Дж. Александер, И. Гофман, О.А. Скугаревский, С. В. Сивуха, Г. Тэджфел, Р. Харре) и т.д.

Достоверность и надёжность исследования обеспечивалась: 1)
методологическим единством теоретико-концептуального и эмпирико-
исследовательского аппарата исследования; 2) составленной в соответствии с
целями исследования и особенностями выборки испытуемых поэтапной
программой сбора эмпирического материала; 3) достаточной

представленностью и репрезентативностью выборки испытуемых; 4) сочетанием стандартизированных и качественных методов исследования; 5) использованием современных, адекватных полученным данным методов анализа и интерпретации.

Методы исследования.

I. Стандартизированные: 1) изучение деструктивных аспектов

травматического опыта осуществлялось посредством гражданского варианта «Миссисипской шкалы» для оценки выраженности посттравматических стрессовых реакций, «Шкалы депрессии» А. Бека и авторской адаптации «Опросника образа собственного тела» О.А. Скугаревского и С.В. Сивухи для оценки выраженности негативных представлений личности о себе; 2) изучение конструктивных аспектов травматического опыта осуществлялось с помощью «Опросника посттравматического роста личности» Р. Тэдеши и Л. Кэлхоуна в адаптации М.Ш. Магомеда-Эминова; 3) «Шкала базисных убеждений» Р. Янофф-Бульман в адаптации М.А. Падун и А.В. Котельниковой применялась для изучения представлений личности о себе и окружающем мире.

II. Качественные: 1) изучение социально-психологического содержания посттравматических периодов, процессов освоения инициированного травмой социального опыта и качеств социально-психологической поддержки в разные периоды после травмы реализовывалось методом интервью; 2) социально-демографические и социально-психологические факторы (пол, образование, наличие или отсутствие детей, степень вовлечённости в профессиональную деятельность, широта семейных связей) изучались с помощью специально разработанной анкеты с вопросами закрытого и полуоткрытого типа.

Для анализа стандартизированных данных применялись методы математической статистики (критерий ранговой корреляции Спирмена, критерий Манна-Уитни, однофакторный дисперсионный анализ, критерий Краскала-Уоллеса для трёх независимых выборок, факторный анализ, критерий хи-квадрат), для анализа качественных данных – биографический и феноменологический методы (феноменологический анализ, аналитическая индукция, кейс-стади).

Эмпирическая база исследования. Эмпирическая часть исследования
проводилась на базе четырёх общественных организаций людей с
инвалидностью: 1) Студия инклюзивного творчества (г. Самара); 2)

Региональная общественная организация людей с инвалидностью

«Перспектива» (г. Москва); 3) Региональная общественная организация инвалидов «Стратегия» (г. Москва); 4) Саратовская региональная общественная организация инвалидов «Ты не один» (г. Саратов). Для включения в выборку испытуемые должны были отвечать следующим критериям: инвалидность I группы, посттравматический период от двух лет и более, отсутствие инвалидизирующих или хронических заболеваний до травмы, наличие в анамнезе травмы позвоночника, не сопряжённой с черепно-мозговой травмой, отсутствие психиатрических и психоневрологических диагнозов.

На начальном этапе в исследовании приняли участие сто восемьдесят человек, в дальнейшем пятьдесят три человека были исключены из состава выборки из-за наличия инвалидизирующего или хронического заболевания до травмы позвоночника, семнадцать человек – по причине сочетания травмы позвоночника с черепно-мозговой травмой, сорок человек – вследствие не полностью или некорректно заполненных методик. В окончательный состав выборки вошло семьдесят человек с инвалидностью I группы вследствие травмы позвоночника с периодом травмы от двух до двадцати девяти лет.

Организация исследования.

I этап (2014-2015 гг.) – изучение иностранной и отечественной литературы
по заявленной научной проблеме, систематизация и теоретическое осмысление
общих закономерностей и эмпирических фактов, описывающих участие
социально-психологических факторов в посттравматическом росте личности.

II этап (2015-2016 гг.) – разработка программы и выбор методов
исследования, сбор эмпирического материала, статистико-математический
анализ стандартизированных данных и качественный анализ данных интервью.

Апробация результатов исследовательской деятельности и представление их на всероссийских и международных конференциях.

III этап (2016-2017 гг.) - описание социально-психологического содержания и структурно-временных характеристик посттравматических периодов, анализ определяющих характер переживания травматического опыта социально-психологических факторов, разработка структурно-временной модели и практических рекомендаций фасилитации посттравматического роста личности.

Научная новизна исследования.

- психическая травма анализируется как социальный факт, вынуждающий
личность к освоению нового и пересмотру прежде усвоенного социального
опыта;

- описано социально-психологическое содержание острого
адаптационного, адаптационного, институционального и пост
институционального периодов социализации и ресоциализации после травмы,
определяющееся характером включения личности в социальную группу
индивидов с общим травматическим опытом, освоения и индивидуализации
установок, ценностей, нарративов и практик группы, реорганизации систем
социальных связей и идентичности, вовлечения в различные социальные
группы в качестве субъекта травматического опыта;

- установлены следующие социально-психологические факторы посттравматического роста: позитивные представления личности о себе как о субъекте травматического опыта, характер (широта, дифференцированность, плотность) социальных связей субъекта травматического опыта, качества социально-психологической поддержки (последовательная дифференциация форм и агентов поддерживающего взаимодействия в посттравматические периоды);

- разработана структурно-временная социально-когнитивная модель
посттравматического роста личности, включающая описание социально-
психологического содержания посттравматических периодов, динамики
областей посттравматического роста и представлений личности об
окружающем мире и о себе, характера способствующих посттравматическому
росту социальных связей и форм социально-психологической поддержки.

Положения, выносимые на защиту.

1. Психическая травма является социальным фактом, вынуждающим личность осваивать новый социальный опыт: включение в социальную группу индивидов с общим травматическим опытом в острый адаптационный период; овладение существующими в группе с общим травматическим опытом установок, ценностей, нарративов и практик адаптации к последствиям травмы в адаптационный период; реорганизацию системы социальных связей и идентичности в институциональный период; включение в различные социальные группы и формы межличностного взаимодействия в качестве субъекта травматического опыта в пост-институциональный период. Процесс освоения социального опыта в качестве субъекта травматического опыта

содержит деструктивные и конструктивные для личности потенциалы, проявление и взаимосвязи которых определяются характером социализации и ресоциализации личности после травмы. Проявление конструктивных потенциалов травматического опыта описывается феноменом посттравматического роста личности, проявляющегося как осознание силы собственной личности, улучшение отношений с окружающими людьми, духовный рост, повышение ценности жизни и обнаружение новых возможностей для самореализации после травмы.

2. Социально-психологическими факторами посттравматического роста
личности являются: позитивные представления личности о себе как о субъекте
травматического опыта; широта социальных связей за счёт включения
личности как субъекта травматического опыта в различные социальные
группы; качества социально-психологической поддержки, способствующей
интеграции травматического опыта в целостный личностный опыт в разные
периоды травмы.

3. Способствующая посттравматическому росту социально-
психологическая поддержка подразумевает последовательно расширяющуюся
систему социальных связей и форм взаимодействия, направленных на освоение
личностью социального опыта в качестве субъекта травматического опыта:
поддержка позитивных представлений о себе у пострадавших в процессе
межличностного взаимодействия с близким окружением в острый
адаптационный период; поддержка личности в освоении новых ценностей,
нарративов и практик во взаимодействии с представителями социальной
группы с общим травматическим опытом в адаптационный период; поддержка
позитивной социальной идентичности субъекта травматического опыта в
процессе взаимодействия с представителями других социальных групп в
институциональный период; поддержка социальной активности и
формирования позитивных социальных представлений о субъектах
травматического опыта.

4. Структурно-временная социально-когнитивная модель
посттравматического роста личности отражает: социально-психологическое
содержание острого адаптационного, адаптационного, институционального и
пост-институционального периодов травмы; характерные для каждого
посттравматического периода деструктивные и конструктивные аспекты
социализации и ресоциализации после травмы; специфическое для каждого
посттравматического периода сочетание форм и агентов социально-
психологической поддержки, способствующей посттравматическому росту
личности.

Теоретическая значимость исследования состоит в следующем:

социально-психологический анализ жизненных ситуаций людей,
переживших психотравмирующий опыт, позволил выделить и описать острый
адаптационный, адаптационный, институциональный и пост-

институциональный посттравматические периоды, содержание которых обусловлено фактом включения пострадавших в социальную группу индивидов

с общим травматическим опытом и необходимостью освоения нового личностного и социального опыта в качестве субъекта травматического опыта;

разработана структурно-временная модель социально-психологической поддержки, описывающая формы и особенности способствующего посттравматическому росту межличностного взаимодействия с субъектами травматического опыта в разные периоды социализации и ресоциализации после травмы;

разработана структурно-временная социально-когнитивная модель посттравматического роста личности, отражающая этапы и содержание способствующих личностному росту процессов социализации и ресоциализации людей, переживших психотравмирующий опыт;

предложена программа фасилитации посттравматического роста личности, содержащая рекомендации по оказанию социально-психологической помощи пострадавшим вследствие травмы позвоночника.

Практическая значимость исследования может быть описана общим и частным образом. К общей практической значимости относится разработанная в рамках исследования структурно-временная социально-когнитивная модель посттравматического роста личности, на методической основе которой могут формулироваться стратегии фасилитации личностного роста субъектов трудных жизненных ситуаций. Частная практическая значимость исследования, обусловленная спецификой выборки испытуемых, состоящей из респондентов с инвалидностью вследствие травмы позвоночника, заключается в следующем: эмпирически доказываются психотравмирующий статус травмы позвоночника и возможность переживания травматического опыта как развивающего, что ставит задачу оказания представителям данной социальной группы социально-психологической поддержки, ориентированной не только на адаптацию, но и на рост личности после травмы; описываются этапы и содержание процессов социализации и ресоциализации инвалидов вследствие травмы позвоночника; на основе разработанной структурно-временной социально-когнитивной модели посттравматического роста личности формулируются практические рекомендации по оказанию социально-психологической поддержки инвалидов вследствие травмы позвоночника.

Соответствие диссертации паспорту научной специальности.

Отражённые в диссертации научные положения соответствуют формуле специальности 19.00.05 «Социальная психология»: изучение закономерностей поведения и деятельности людей, обусловленных фактом включения людей в социальные группы; социально-психологический анализ жизненных ситуаций; содержание процесса социализации, стадии и институты социализации, механизмы социализации; Я-концепция как результат социального развития личности; социальная и личностная идентичность и жизненное самоопределение; процесс социализации в условиях изменяющегося мира; личностные и ситуативные детерминанты социального поведения; проблема вмешательства и оказания психологической помощи; стратегии практической работы социального психолога.

Апробация и обсуждение результатов исследования проходили на IV
Международной научной конференции «Изменяющийся мир: общество,
государство, личность» в СГУ имени Н.Г. Чернышевского (9 апреля 2015 г.,
г. Саратов), на I Международном Интернет-симпозиуме «Инклюзивные
процессы в Международном образовательном пространстве» в Северо
Кавказском федеральном университете (7 октября 2015 г., г. Ставрополь), на
Международной научно-практической конференции «Социокультурная

интеграция и специальное образование» в СГУ имени Н.Г. Чернышевского (9-10 октября 2015 г., г. Саратов), на Международной Научной конференции студентов, аспирантов и молодых учёных «Ломоносов – 2016» в МГУ (12-15 апреля 2016 г., г. Москва), на методологическом семинаре «Психология индивидуальности человека: фундаментальные когнитивные и прикладные исследования» в СГУ имени Н.Г. Чернышевского (30 мая 2016 г., г. Саратов), на Международной конференции «Современные тенденции и перспективы мировой психологии» в СГУ имени Н.Г. Чернышевского (19 апреля 2017 г., г. Саратов), на Международном научном симпозиуме «Столетие гуманитарного образования в Саратовском Государственном Университете: диалог времён – прошедшего, настоящего и будущего» в СГУ имени Н.Г. Чернышевского (25 октября 2017 г., г. Саратов). Основные результаты диссертационного исследования были внедрены в практическую деятельность Саратовской региональной общественной организации инвалидов «Ты не один».

Структура и объём диссертации. Диссертация состоит из введения, трёх глав, выводов, заключения, списка литературы из 225 наименований (108 на русском и 117 на английском языках) и 17 приложений. Текст содержит 14 таблиц и 26 рисунков. Основной текст диссертации, без списка литературы и приложений, составляет 202 страницы.

Социально-конструктивистский подход к феномену психической травмы

В основу конструктивистского понимания природы психической травмы положена идея социального конструкционизма о том, что человеческий мир определяется не столько материальной, физической реальностью, сколько реальностью социальной, состоящей из совокупности коллективных знаний, идей, смыслов, способов восприятия и интерпретации различных событий [П. Бергер, Т. Лукман, 1995]. Конструктивистская теория травмы указывает на то, что события не являются травмирующими сами по себе, по присущей им природе, а приобретают травматический статус в свете существующих в социуме представлений о данном событии и его последствиях [Дж. Александер, 2012]. Травмированной или испорченной/повреждённой (spoiled identity И. Гоффмана) при этом оказывается личностная и социальная идентичность отдельных индивидов или коллективная идентичность социальной группы.

Различные исследования психической травмы указывают на расстройство личностной идентичности у пострадавших: диффузная идентичность [Л.В. Трубицына, 2005, с. 53], феномен диссоциации или множественной идентичности [Н.В. Тарабрина, 2001; О. Ван дер Харт, Э. Р. С. Нейенхэюс, К. Стил, 2013 ], травматическое воздействие на базисное убеждение об образе-Я [М.А. Падун, А.В. Котельникова, 2012] и т.д. Отдельные исследования посвящены изучению влияния массовых травм, таких, как войны, теракты, техногенные или природные катастрофы, на коллективную идентичность больших социальных групп [V.D. Volkan, 2001, 2006, 2010; М.М. Решетников, 2006; R.A. Neimeyer, 2009; Дж. Александер, 2012]. В то же время существует нехватка исследований воздействия индивидуальной травмы на социальную идентичность личности, хотя в литературе можно встретить отдельные наблюдения и высказывания относительно роли социальных процессов в травматизации личности.

Например, Н.В. Тарабрина указывает на такие социальные факторы, препятствовавшие адаптации афганских ветеранов после возвращения из мест боевых действий, как «ненужность обществу человека с боевым опытом; непопулярность войны и её участников; взаимное непонимание между теми, кто был на войне, и теми, кто не был; комплекс вины, формируемый обществом» [Н.В. Тарабрина, 2001, с. 44-45]. Г.У. Солдатова и Л.А. Шайгерова указывают на наличие связанного с кризисом идентичности посттравматического стресса у мигрантов [Г.У. Солдатова, Л.А. Шайгерова, 2002].

Есть свидетельства того, что степень выраженности стресса после того или иного события связана с принадлежностью к определённой группе – гендерной, расовой, экономической, политической и т.д. Так, исследование белых, чернокожих, испаноговорящих и азиатских подростков в США выявило значимые различия в восприятии уровня стрессогенности различных событий [M.D. Newcomb, G.J. Huba, P.M. Bentler, 1986]. По сравнению с азиатскими чернокожие подростки проще переносят проблемы в семье, такие, как развод родителей или безработица, тогда как азиатские подростки по сравнению с чернокожими легче справляются с личными проблемами – депрессией, лишним весом, плохими оценками. Больше всего различий было выявлено в восприятии стрессовых ситуаций между чернокожими и белыми подростками. В частности, для чернокожих подростков смена места жительства не связана с таким стрессом, как проблемы с законом, тогда как для белых подростков смена школы и местожительства вызывают более сильный стресс, чем правонарушение. Данные различия обусловлены различиями в представлениях, обусловленных различиями последствий одних и тех же событий для разных социальных групп. Ссылаясь на эти исследования, О. Малдун и Р. Лоу подчёркивают, что посттравматический стресс не может рассматриваться изолированно от социального контекста как индивидуальная реакция личности на какое-то отдельное событие, необходимо также учитывать влияние травматического события на социальную идентичность личности [O.T. Muldoon, R.D. Lowe, 2012].

Понятие социальной идентичности было впервые описано в трудах Г. Тэджфела и Дж. Тернера, отметивших, что социальное поведение людей детерминировано не только тем, как они определяют себя посредством ндивидуальных характеристик, но и тем, к каким группам они себя причисляют и как определяют себя через характеристики этих групп [H. Tajfel, J.C. Turner, 1979, 1986]. Совокупность характеристик индивидуальной и социальной идентичностей составляют целостную Я-концепцию личности, являющуюся важным регулятором межличностного и социального поведения, самосознания и самоотношения.

В.С. Агеев перечисляет следующие фундаментальные положения теории социальной идентичности: 1) социальная идентичность складывается из тех аспектов образа-Я, которые вытекают из восприятия индивидом себя как члена определённых социальных групп; 2) социальные группы и членство в них связаны с сопутствующей им положительной или отрицательной оценкой, существующей в обществе, основным механизмом формирования отношения к группе является социальное сравнение ценностно значимых качеств и характеристик группы членства с другими группами; 3) индивиды стремятся к сохранению или повышению своей самооценки, то есть к положительному образу-Я и позитивной социальной идентичности; 4) достижение позитивной социальной идентичности основано на позитивном восприятии собственной группы членства [В.С. Агеев, 1990].

Переживание различных жизненных кризисов зачастую сопровождается выключением индивида из одних и включением в другие социальные группы. Например, в результате несчастного случая индивид может оказаться членом новой для себя социальной группы инвалидов, после смерти супруга – группы вдовства, после смены места жительства – группы мигрантов, после потери работы – группы безработных, после постановки онкологического диагноза – группы раковых больных и т.д.

Что происходит с социальной идентичностью в тех случаях, когда человек становится членом какой-то группы, которую он не выбирал, если к тому же данная группа заведомо представляется социальным аутсайдером с набором негативно окрашенных социальных характеристик, как, например, социальная группа инвалидов или безработных? Можно предположить, что стрессовое воздействие оказывает не только травматической событие – несчастный случай, болезнь или увольнение, но и последующая смена группы членства, что ведёт за собой кризис индивидуальной и социальной идентичностей.

В. Франкл в соответствии с развиваемым им смысловым подходом описывает так называемый «невроз безработицы» – состояние апатии, ощущение собственной ненужности, пустоты и бессмысленности жизни у безработных, связанное с отсутствием смысла в жизни. Те безработные, которые нашли смысл жизни, например, в виде каких-то общественно значимых занятий, согласно В. Франклу, не развивают невротических симптомов [В. Франкл, 1990]. Однако этот же пример может быть рассмотрен как ситуация кризиса социальной идентичности в результате 1) самоопределения себя как члена аутсайдерской группы безработных и 2) отношения других членов общества к индивиду как к аутсайдеру.

И. Гоффман приводит описание переживания безработным своей принадлежности к стигматизированной группе: «Как же это тяжело и унизительно – зваться безработным. Когда я выхожу на улицу, я опускаю глаза, потому что чувствую себя совершенно ущербным мне кажется, что я отличаюсь от других людей, что все показывают на меня пальцем мои прежние знакомые и друзья, знавшие меня в лучшие времена, уже не так сердечны со мной. При встрече они лишь равнодушно приветствуют меня и мне кажется их глаза говорят: «Ты этого не стоишь, ты не работаешь» [E. Goffman, 1963, с. 42]. Соответственно в примере В. Франкла безработные, занимающиеся общественно полезной деятельностью, поддерживают позитивную социальную идентичность за счёт идентификации с социально одобряемыми группами волонтёров.

На современном этапе развития гуманитарных наук социально конструктивистские теории являются широко востребованными, однако применение конструктивистского полхода к исследованию феномена психической травмы является новым и перспективным исследовательским направлением, позволяющим ответить на ключевой вопрос: «Каким образом то или иное событие становится травмирующим для одних людей и не становится для других?». Социально-конструктивистский подход помещает в фокус исследования социально конструируемую природу травматического события как социального факта – объективно существующего, независимого от психики отдельного индивида, воспринимающегося им как объективная реальность и принуждающего его к определённому образу действия.

Социально-психологическая поддержка как фактор посттравматического роста личности

Ещё один подход к изучению социально-психологических факторов переживания кризисных и травматических ситуаций заключается в выявлении функций и качеств эффективной социально-психологической поддержки. Р. Вейсс выделил шесть функций поддержки в регуляции стресса: 1) привязанность, выражающаяся в эмоциональной близости, чувстве безопасности и доверия группе; 2) поддержание чувства собственного достоинства и самооценки; 3) руководство, выражаемое в предоставлении информации, советов и обратной связи от группы; 4) кооперация в виде любой практической помощи; 5) принадлежность к социальной группе и связанная с этим социальная идентичность; 6) возможность о ком-то заботиться и чувствовать свою значимость [R. Weiss, 1974].

С. Кобб определяет социально-психологическую поддержку как транслируемое пострадавшему человеку сообщение о том, что он является ценным членом группы и его окружение готово о нём позаботиться. По мнению автора, социально-психологическая поддержка осуществляется на трёх уровнях – интерсубъективном, инструментальном и социальном [S. Cobb, 1976].

На интерсубъективном уровне находящийся в стрессовой ситуации человек получает эмоциональную поддержку, любовь, заботу и принятие от своего ближайшего окружения – семьи и друзей. С. Кобб пишет, что этот уровень поддержки по своей природе близок к холдингу (от англ. holding – букв. «держание на руках») как особой форме заботы, которую организует семья с целью удовлетворять потребности и защищать её членов от влияний окружающего мира.

Д. Винникот, предложивший термин «холдинг» для описания ранних паттернов взаимодействия матери и младенца, указал на три важнейшие функции поддерживающего окружения: заботится о физическом благополучии, осуществлять холдинг и представлять объектную сторону мира [Д. Винникот, 2004]. Холдинг – это род эмоциональной заботы, представляющий собой «защитный экран» от чрезмерных аффектов, которые пока ещё слабое эго ребёнка или ослабленное болезнью и стрессом эго взрослого человека не в состоянии самостоятельно интегрировать. Действуя как дополнительное эго, поддерживающее окружение понимает, принимает, интерпретирует уникальные и постоянно меняющиеся эмоциональные состояния подопечного. Эмпатический отклик интернализируется как способ обращения со своими аффектами, благодаря чему развивается способность использовать эмоциональные реакции как сигналы самости, а не как индикаторы угрожающей психологической дезорганизации или фрагментации [Р.Д. Столороу, 2011, с. 113]. Будучи репрезентацией заботливой и доброжелательной окружающей среды, достаточно хороший холдинг является необходимым этапом личностного развития, подготавливающим к более дифференцированным переживаниям и отношениям с объектным миром [Э. Мур, Д. Файн, 2000, с. 213]. Провал холдинга способен вызвать различные нарушения, например, нечёткость, прерывистость личностной структуры, трудности различения Я от не-Я, отсутствие базисного доверия миру, переживание аффектов как травматических и т.д.

Неудача в осуществлении холдинга происходит в тех случаях, когда поддерживающее окружение переживает состояние стресса, депрессии или опыт травматизации. Так, А. Грин описывает комплекс «мёртвой матери» – деструктивное влияние на развитие ребёнка нехватки эмпатического отклика со стороны матери, погружённой в состояние горя или депрессии [А. Грин, 2005]. Погружённая в горе мать продолжает осуществлять уход за ребёнком, но лишь на инструментальном уровне – в заботе о его физических потребностях без должной эмоциональной вовлечённости. Одно из психических следствий отсутствия эмпатического отклика со стороны значимого окружения – чувство «бессилия выйти из конфликтной ситуации, бессилия любить, воспользоваться своими дарованиями, преумножать свои достижения или, если таковые имели место, глубокая неудовлетворённость их результатами» [А. Грин, 2005, с. 333].

Поддерживающее окружение также может испытывать трудности в обеспечении эмпатического отклика, если переживания находящегося в кризисе человека не согласуются или несут угрозу эмоциональным состояниям близких людей, как это чаще всего случается в ситуации психической травмы. В таком случае, не нашедшие «эмоциональный приют», «непереносимые» (в первую очередь для окружающих людей) переживания травмированного индивида могут быть подвергнуты защитной диссоциации, вызывать чувства отчуждённости, беспомощности, обвинения себя в «неадекватных» чувствах и реакциях [Р.Д. Столороу, 2016].

Феномен вторичной травматизации описывает изменения во внутреннем опыте одного человека, вовлечённого в близкие отношения с другим человеком, переживающим кризисную ситуацию или психическую травму [И.Г. Малкина-Пых, 2005; Л.B. Трубицына, 2005]. Согласно исследованиям, онкологические пациенты испытывают раздражение и злость, когда близкие, пытаясь их приободрить, приуменьшают серьёзность заболевания [G.A. Dakof, S.E. Taylor, 1990]. Л.B. Трубицына описывает исследования людей, переживших Холокост или воевавших во Вьетнаме, выявившие слабый самоконтроль, повышенный уровень депрессии, чувство вины и злоупотребление психоактивными веществами у членов семей пострадавших [Л.B. Трубицына, 2005, с. 63].

Зачастую близкие люди не могут предоставить адекватный эмпатический отклик, потому что сами оказываются дезорганизованными интенсивными и болезненными переживаниями травмированного члена семьи. Ситуация взаимного индуцирования стресса может привести к эмоциональному выгоранию и попыткам защититься от травматических переживаний друг друга непосредственным уходом или эмоциональным дистанцированием, обесцениванием, обвинениями в неспособности или нежелании справиться с ситуацией.

Инструментальный уровень поддержки отсылает ко всей совокупности материальных и информационных ресурсов, которые может предоставить внешняя среда для преодоления последствий травмы [S. Cobb, 1976]. Это могут быть советы и финансовая поддержка, помощь, предоставляемая медицинским персоналом, социальными работниками и другими экспертами. Поддержка на этом уровне позволяет не только получить информационные и материальные ресурсы для решения возникших в посттравматический период проблем, но и справиться со стрессом посредством восстановления чувства контроля над ситуацией.

Неадекватная или недостаточная поддержка на инструментальном уровне может существенно осложнить процесс преодоления кризиса. Например, на онкологических пациентов после постановки диагноза крайне деструктивно влияли нехватка информации, некомпетентность, неуверенность, пессимизм или, напротив, занижение риска со стороны медицинских работников [G.A. Dakof, S.E. Taylor, 1990]. И.Д. Булюбаш, описывая трудности пациентов с последствиями травмы позвоночника в реабилитационный период, отмечает тенденцию медицинского персонала транслировать пессимистичные и обесценивающие послания относительно жизни со спинальной травмой: «персонал часто воспринимает пациентов как типичных представителей своей группы (например, «спинальники»), нежели индивидуально. При этом персонал в состоянии точно описать типичные проблемы определённой группы пациентов, но не может описать специфические проблемы отдельного пациента» [И.Д. Булюбаш, 2013, с. 33-37].

Вместе с тем инструментальный уровень поддержки зачастую получает приоритет на фоне недооценки важности социально-психологических форм поддержки, что отчасти является реализацией традиции рассматривать проблемно-ориентированные, деятельностные стратегии совладания как более эффективные по сравнению с эмоционально-ориентированными. Проведённое Н. Е. Харламенковой и Д. А. Проценко исследование связи посттравматического стресса и социальной поддержки в зрелом и старшем возрасте показало корреляцию выраженности стресса с такими шкалами, как эмоциональная поддержка, социальная интеграция и удовлетворённость получаемой социальной поддержкой. Тогда как шкала инструментальной поддержки не обнаружила никакой связи с симптомами стресса ни в одной из возрастных групп. Выявив тенденцию одновременно и к повышению стресса, и к усилению потребности в эмоциональной поддержке в старшем возрасте, авторы сделали вывод о «функциональной малоэффективности» эмоциональной формы социальной поддержки. Тогда как на наш взгляд, данный вывод не кажется столь очевидным. Сами авторы пишут: «люди 60–80 лет склонны искать в отношениях с другими людьми укрепления позитивного чувства близости, доверия и общности» в связи с тем, что стресс в старшем возрасте чаще всего связан с опытом тяжёлых личных утрат и имеет пролонгированный характер» [Н.Е. Харламенкова, Д.А. Проценко, 2015, с. 137-138]. По замечанию И.М. Никольской, в ситуациях личной утраты сложно вообразить эффективное «решение проблемы», а потому эмоционально-ориентированные копинги являются более адекватными ситуации [И.М. Никольская, 2008]. Соответственно эмоциональная поддержка будет наиболее востребованной формой поддержки, нежели функциональная или инструментальная поддержка, которая даже при максимальной своей эффективности не решит проблему невосполнимой утраты.

Конструктивные аспекты переживания травматического опыта

Результаты корреляционного анализа изучаемых признаков, возраста респондентов и периода травмы (таблица 3.4.) не выявили статистически значимых корреляций между базисными убеждениями, областями личностного роста и возрастом, что также позволяет нам в дальнейшем рассматривать изменения признаков в связи с содержанием посттравматических периодов, а не с возрастными особенностями респондентов.Общая тенденция к росту, шкала «новые возможности» и базисное убеждение о справедливости обнаружили небольшую, но статистически значимую прямую связь со временем после травмы. Этот факт имеет значение в свете результатов анализа выраженности базисных убеждений: базисное убеждение о справедливости больше других базисных убеждений фрустрируется травмой и демонстрирует самые низкие значения (M=22,8; SD=4,6) по сравнению с другими убеждениями. На рисунке 3.7. изображена структура базисных убеждений после травмы позвоночника.Наиболее выраженными являются базисные убеждения о собственной удаче (M=33,2; SD=6,8) и позитивном образе-Я (M=30,5; SD=6). Убеждение о контроле (M=28,4; SD=5,3) и доброжелательности окружающего мира (M=35,8; SD=7,1) находятся в промежуточных значениях. Характерной особенностью структуры базисных убеждений после травмы позвоночника является сочетание низкой выраженности убеждения о справедливости на фоне высокой выраженности убеждения о собственной удачливости. В сочетании с достаточно выраженным позитивным образом-Я выявленную структуру представлений содержательно можно описать следующим образом: «Мир несправедлив, если в нём случается такое. Но могло быть и хуже. Мне повезло, потому что я этого заслуживаю».

Можно предположить, что для поддержания позитивного самоотношения после травмы осуществляется описанное исследователями феномена веры в справедливый мир расщепление представления о справедливости на два компонента – о справедливости по отношению к личности и несправедливости мира в целом или социальной несправедливости. Неудача интеграции в общую картину мира двух представлений – о справедливости мира и позитивном образе-Я может быть чревата полярными исходами: 1) поддержание представления о справедливости за счёт обесценивания представлений о себе, что выражается в депрессивных представлениях о травме как наказании и переживании чувства вины; 2) поддержание позитивных представлений о себе за счёт обесценивания представления о справедливости, что проявляется в описанном М. Линденом синдроме посттравматической озлобленности (Posttraumatic Embitterment Disorder), выражающемся в обвинении окружающих и обстоятельств, фобических и сутяжнических тенденциях, стремлении получить возмещение ущерба и т.д. [M. Linden, 2003].

Математический анализ выявил только одно статистически значимое различие выраженности базисных убеждений в разные периоды травмы (0,020; p 0,05) – в изменении выраженности убеждения о доброжелательности окружающего мира между периодами 2-6 лет (M=33,7; SD=7), 7-12 лет (M=38,4; SD=5,5) и 13-29 лет (M=34,6; SD=8,1) после травмы. Как показано на рисунке 3.8., шкала «доброжелательность окружающего мира» показывает низкие значения в первые годы после травмы, демонстрирует тенденцию к повышению в период 7-12 лет и снижению в период 13-29 лет после травмы.

Наблюдение за средними значениями других базисных убеждений в разные периоды травмы показывает, что убеждение о контроле со временем остаётся практически без изменений, убеждение об удаче несколько укрепляется со временем, позитивное представление об образе-Я усиливается в период 7-12 лет и ослабевает в последующие годы.

Средний показатель посттравматического роста по всей выборке респондентов – 66,3 (SD=17,2). По отдельным шкалам посттравматического роста были получены следующие средние значения: отношения с другими –19,6 (SD=5,7); новые возможности – 17,01 (SD=5,08); сила личности – 13,04 (SD=4,9); духовные изменения – 5,7 (SD=2,99); повышение ценности жизни – 11,01 (SD=3,3). В таблице 3.5. приведены средние значения в группах респондентов с низким, умеренным и выраженным посттравматическим ростом: 67% участников исследования продемонстрировали выраженную, 30% – умеренную и 3% слабо выраженную тенденцию к посттравматическому росту.

Анализ значимости различий подтвердил результаты корреляционного анализа: шкала «новые возможности» статистически значимо различается (0,012; p 0,05) в периоды 2-6 лет (M=14,7; SD=3,4), 7-12 лет (M=16,6; SD=5,9) и 13-29 лет (M=18,8; SD=4,2) после травмы с тенденцией к усилению со временем. Такую же тенденцию (0,048; p 0,05) демонстрирует шкала общего роста: 2-6 лет (M=60,2; SD=13,6), 7-12 лет (M=65; SD=18,3) и 13-29 лет (M=71,5; SD=17,2) после травмы. Можно сделать вывод о том, что основной вклад в посттравматический рост после травмы позвоночника вносит обнаружение новых возможностей для самореализации.

Несмотря на то что возраст респондентов не обнаружил связи с изучаемыми признаками, что позволило апеллировать именно к динамике переживаний травматического опыта в разные периоды после травмы, пренебрегать вкладом в изучаемые процессы возрастных особенностей респондентов было бы неверно. Более вероятным кажется предположение, что с увеличением временной дистанции посттравматическое и возрастное развитие личности становятся трудно различимыми. Попытка более тщательно изучить вклад возрастного фактора в посттравматический рост личности будет осуществлена в следующих главах.

Вывод: Также как и деструктивные, конструктивные аспекты переживания травматического опыта демонстрируют неравномерную, нелинейную временную динамику. Травма вносит диссонанс в структуру представлений личности о себе и окружающем мире личности. Тенденция к посттравматическому росту возникает при условии относительной сохранности позитивных представлений личности о себе. Основной вклад в общий посттравматический рост на протяжении всех посттравматических периодов осуществляется за счёт обнаружения новых возможностей. В ранний период травмы наибольшая активность характерна для личностно-ориентированных областей роста – осознание силы личности и духовные изменения. В последующие периоды более активными становятся области улучшений отношений с окружающими и повышение ценности жизни. Такая структурная динамика конструктивных аспектов травматического опыта указывает на значимость, в первую очередь, позитивных представлений о себе в ранние периоды и гармонизации отношений с окружающим миром в поздние периоды травмы.

Социально-психологическая поддержка как фактор посттравматического роста личности

Метод кейс-стади позволил выявить качества социально-психологической поддержки травмированных индивидов и выделить способствующие и препятствующие посттравматическому росту личности формы поддерживающего взаимодействия, которые могут быть систематизированы в соответствии с предложенной С. Коббом трёхуровневой структурой поддержки [S. Cobb, 1976].

1. Межличностный уровень социальной поддержки.

Семья, близкие друзья и родственники оказываются «на передовой» травматического опыта пострадавших, являясь главным и практически единственным агентов поддержки в острый адаптационный период травмы. Представления значимого окружения о травме и её последствиях определяют характер представлений пострадавших о себе как о субъектах травматического опыта, которые могут носить выраженный деструктивный, депрессивный или ценностный, поддерживающий характер.

В целом, можно выделить две полярные реакции значимого окружения на травму, в чистом виде являющиеся скорее типизациями, а в реальной жизни, встречающиеся как некий континуум с преобладанием тех или иных реакций. На одном полюсе этого континуума находятся чрезвычайно драматические представления о травме как наказании, «провале» жизненного проекта. Ценность каких-бы то ни было способов жизненной самореализации, отличных от сформированных до травмы, отрицается. Ниже приводятся примеры изученных в рамках нашего исследования кейсов (в целях соблюдения конфиденциальности все имена изменены).

Случай Дмитрия, 25 лет:

Дмитрий был здоровым, активным 19-летним юношей, когда сломал шейный позвонок, неудачно нырнув в воду. На тот момент он учился на третьем курсе университета, занимался баскетболом и год встречался с девушкой. Родители гордились единственным сыном, который выгодно отличался на фоне своих сверстников и подавал большие надежды. Для родителей травма сына стала сильнейшим потрясением, на восстановление были брошены все имеющиеся финансовые ресурсы. Цель восстановления была только одна – возвращение к прежнему состоянию. В семье постоянно транслировалась ценность здоровья, физической независимости, а обсуждение возможности приспособления к травме воспринимались как малодушие и упадничество. Дмитрию пришлось бросить университет, чтобы полностью посвятить себя «восстановлению», которое стало его ежедневной работой.

Если физические тренировки занимали меньше 8 часов в день, родители обвиняли его в лени и том, что он «не хочет выздороветь». Если он пропускал тренировки, чтобы провести время с друзьями, ему напоминали о том, что общаться с друзьями он будет, когда выздоровеет, что сейчас такое общение не имеет ценности. Родители препятствовали пользоваться инвалидной коляской, устанавливать пандус на лестничной квартире или ручное управление в машине, считая, что инвалидность сына – это временно и ему просто нужно больше тренироваться, чтобы полностью восстановиться, что если он «приспособится» к травме, то уже не сможет стать «нормальным». Попытки протеста со стороны сына подавлялись напоминаниями о потраченных на восстановление деньгах, беспокойством родителей о будущем сына, расшатанных нервах матери и т.д.

Через три года после травмы, когда подвижность в ногах по-прежнему не восстанавливалась, у Дмитрия развилась глубокая депрессия с навязчивыми мыслями о суициде, идеями собственной ущербности и самообвинения.

Отношения с девушкой стали наполнены тревожностью, раздражительностью, самообесцениванием, ревностью, и молодые люди расстались. Дмитрий не видел для себя будущего, был истощён физическими тренировками, страдал от бессонницы, обвинял себя в случившемся и в неспособности реализовать надежды окружающих: «Чувство вины не покидает меня. Я перевернул весь жизненный уклад семьи, родители теперь вынуждены подстраиваться под меня. Потеря здоровья родителей, связанная с моей травмой, – шок, переживания, нервы, бессонные ночи, – все из-за моей беспечности».

Альтернативой активному обесцениванию попыток освоить посттравматический опыт и найти новые возможности и способы самореализации является пассивное обесценивание, выражающееся в сочувственно-снисходительном отношении окружающих к травматическому опыту и социальной активности после травмы как к вынужденно-компенсаторной деятельности. Эта более утончённая форма обесценивания, тем не менее, является достаточно распространённой и способной к различению лишь в едва уловимых речевых оборотах: «зато духом не сломался», «радуется жизни, несмотря ни на что», «такой молодой (такая красивая и т.д.) и такое несчастье» и т.д.

Зачастую именно отчуждающее, явно или скрыто обесценивающее поведение окружающих людей, стремящихся таким образом защитить собственную систему представлений от травматического опыта пострадавших, вносит наибольший вклад в переживание некоего события или ситуации как деструктивной, травмирующей. Пострадавшие имплицитно получают от окружающих сообщения о том, что происходящее с ними непереносимо, несовместимо с повседневной реальностью и принятыми в обществе представлениями. При этом чем более ограничена и устойчива к изменениям система представлений окружающих, тем большее сопротивление они испытывают к разделению и признанию ценности травматического опыта пострадавших.

На другом полюсе находятся представления о травме как тяжёлом, но переносимом событии, которое при советующих коррективах в целом не является препятствием для реализации жизненного проекта.

Случай Елены, 31 год.

Елена училась на последнем курсе университета, когда попала в автомобильную аварию и повредила позвоночник. С первых дней в больнице окружение создало поддерживающую сеть: близкие по очереди дежурили в больнице, родственники сообща собрали деньги на реабилитацию, физические ограничения воспринимались как случившийся факт, требующий соответствующих действий по адаптации к изменениям. После активного этапа реабилитации при поддержке родителей Елена переехала из маленького родного городка в большой соседний город, где у неё после получения инвалидности было больше возможностей для завершения образования и устройства на работу. Родители помогли ей выбрать инвалидную коляску и обустроить квартиру в соответствии с её физическими возможностями. Елена работает на дому, живёт самостоятельно, занимается общественной деятельностью в организации по защите прав инвалидов. Она говорит, что никогда не чувствовала, что с ней произошло что-то ужасное или непоправимое: «Я воспринимаю свою инвалидность как некую данность вроде цвета волос, места рождения и т.п. И даже наоборот, считаю, что мне крупно повезло – могло быть ещё хуже. Я иногда думаю о том, кем бы я была, если бы не травма, и мне кажется, я была бы совсем другим человеком, может быть, я была бы хуже. И потом, мне всегда хотелось быть особенной и выделяться, вот я и выделяюсь (смеётся)».

Большинство реакций пострадавших и их близких на травму разворачивается в континууме между полюсами описанных реакций, а то, что впоследствии может быть интерпретировано как посттравматический рост личности, зачастую представляет собой постепенный сдвиг в отношении к травматическому событию и инициированным им изменениям – от крайне негативного и обесценивающего до нейтрального, повседневного, с некоторыми позитивными коннотациями.

Случай Евгения, 38 лет.

Евгений получил травму на производстве в 29 лет. Он из семьи рабочих, где преобладали традиционные ценности и представления о физическом здоровье и силе как основе независимости и мужественности. Инвалидность сына деморализовала семью, родители чувствовали себя беспомощными и неуверенными, не понимая, что им делать дальше. Евгений также чувствовал себя растерянным, он потерял возможность работать по специальности и не видел перспектив в своём будущем. Он стал искать информацию в интернете, общаться с другими инвалидами и различными сообществами для людей с травмой позвоночника. Затем по совету более опытных участников сообщества несколько раз съездил на реабилитационные сборы и вступил в спортивную организацию для инвалидов, где познакомился с людьми, живущими по 20-30 лет в инвалидной коляске. В этих поездках его по очереди сопровождали родители, на которых примеры других людей с инвалидностью, живущих активной жизнью, произвели сильное впечатление. Они поддерживают Евгения в его занятиях инваспортом и являются активными участниками местной организации для инвалидов. Евгений отмечает, что травма изменила не только его, но и его семью: «Травма, по моему мнению, помогла закалить характер и душевную выносливость. Под другим ракурсом взглянуть на некоторые аспекты жизни. Начинаешь очень многое ценить, уважать человека как личность, неважно, какого он социального статуса. Лично у меня появилось достаточно много приятных знакомых, которые с радостью приходят ко мне в дом. Инвалидность мне никак не мешает в моих передвижениях, и я могу заниматься моими новыми любимыми делами. Отношения с родителями стали ближе, вообще стал терпимее».