Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. РУССКИЙ РАДИКАЛЬНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ И ЕГО ИССЛЕДОВАТЕЛИ 14
1.1 Новейшая история русского радикально-националистического движения 14
1.2.0сновные подходы к изучению русского националистического движения 22
1.2.1 Веймарский сценарий и эпидемиологическая модель 22
1.2 2 Информационно - фактографическое направление 28
1.2.3 Сравнительно-исторические исследования 32
1.2.4 Анализ националистической идеологии 35
1.2.5 Этнографии националистических субкультур 42
1.2.6Количественные исследования ксенофобских аттитюдов 44
1.2.7Заключительные замечания 48
ГЛАВА 2. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ САМОПРЕДСТАВЛЕНИЙ ОРГАНИЗАЦИЙ, ПРЕДСТАВЛЯЮЩИХ СОЦИАЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ 51
2.1 Принципы анализа игр 5J.
2.2 Теория игр в социологии общественных движений 55
2.3 Игры представления: теория Бурдье 59
2.4 Логика и методы исследования 67
ГЛАВА 3. ДРАМАТУРГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ РАДИКАЛЬНО-НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКОЙ ИДЕОЛОГИИ ; 73
3.1. Идеология как игра 73
3.1.1.Цели идеологической борьбы 73
3.1.2. Идеологическая борьба и построение политического характера 16
3.1.3. Идеологическое «лицо» организации 19
3.2 Идеологические вариации 87
3.2.1 Мистический национализм 88
3.2.2 Материалистический национализм 90
3.2.3 Оккультный расизм 91
3.2.4 Бытовая ксенофобия 92
3.2.5 Частные перспективы 92
3.2.6 Идеологические регистры и сегменты аудитории 94
3.2.7. Компромиссные позиции 96
3.3 Идеологические константы 98
3.3.1 Сквозные темы - 1: Этнизация 98
3.3.2 Сквозные темы - 2:Морализация 103
3.3.2 Выводы относительно РНЕ 107
3.4 Контрольный случай: НБП 108
ГЛАВА 4. ДРАМАТУРГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ КОЛЛЕКТИВНЫХ ДЕЙСТВИЙ
РАДИКАЛЬНО-НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ 115
4.1 Моральная карьера радикально-националистической организации 115
4.2 Основные темы самопредставления РНЕ и их драматические воплощения 123
4.2.1 Уважение к порядку 123
4.2.2 Милитаризм 124
4.2.3 Функционализм 128
4.2.4Непобедимая тайная организация 129
4.3 Полигика конвертации 131
4.3.1 Поле политики и поле организованного насилия 131
4.3.2 Поле символического производства 137
4.3.3 Поле личности 138
4.3.4Индивидуальные траектории 140
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 147
- Новейшая история русского радикально-националистического движения
- Принципы анализа игр
- Мистический национализм
Введение к работе
Актуальность исследования Кто и почему поддерживает русское радикально-националистическое движение? Все годы, прошедшие после того, как политика гласности позволила правым радикалам начать открыто пропагандировать свои взгляды, этот вопрос постоянно обсуждался как учеными, так и публицистами. За это время радикальный национализм утвердил свои позиции в качестве одной из активно действующих сил в российской политике, не самой значительной из всех, но, тем не менее, далеко не маловажной. Неудивительно поэтому, что внимание к его социальным истокам не ослабевало.
Однако, в состоявшихся дискуссиях вопрос о природе и причинах распространения русского радикального национализма, чаще всего, оказывался вспомогательным по отношению к другому вопросу - могут ли его сторонники каким-либо путем придти к власти, или, используя широко распространенную метафору, может ли в современной России быть реализован «Веймарский сценарий»? Этот центральный вопрос в значительной степени предопределил логику подавляющего большинства проводившихся исследований. Их актуальность остается несомненной, поскольку, несмотря на то, что события последних лет продемонстрировали, что скорый приход правых радикалов к власти является маловероятными, организации, представляющие их, продолжают существовать, и, возможно, даже больше, чем прежде, оказывают влияние на развитие общества.
Вместе с тем, не подлежит сомнению и то, что, насколько бы важными не были результаты подобных исследований, они не могут ответить на многие не менее актуальные вопросы, связанные с националистическим движением. Что привлекает людей к участию в нем, и, что гораздо более существенно, почему подавляющее большинство тех, кто время от времени выражает согласие с некоторыми положениями его идеологии, в нем не участвует? Какие цели на самом деле оно преследует? И, если оно оказывает влияние на
1 В данной диссертации, понятая «правый радикализм» и «радикальный национализм» используются как взаимозаменяемые. В случае с ними, как и со всеми прочими терминами, идентифицирующими движение в целом и его составные части, автор стремился употреблять эмические обозначения везде, где это оказываюсь возможным. Термин «праворадикальный» в документах движения встречается относительно редко, однако, его введение было необходимо, чтобы избежать бесконечных повторений словосочетания «радикально-националистический».
общество, в чем это влияние заключается? Ни на один из этих вопросов не было получено достаточно полных ответов, еще и потому, что, как будет продемонстрировано ниже, большинство исследователей исходили в его интерпретации из ряда весьма спорных, с точки зрения современного развития социологии общественных движений, предпосылок. Предлагаемые ими объяснения развития радикально-националистического движения были преимущественно психологическими (если не сказать «психопатологическими») и исходили из интерпретации этого явления как иррациональной реакции депривированных индивидов на трудности переходного периода.
Автор данной работы стремился построить интерпретацию русского правого радикализма в рамках иной теоретической перспективы. Участие в националистическом движении в ее рамках понималось как рациональное политическое действие, а сами эти движения - как стратегии изменения социальной структуры. Научная актуальность такой попытки состоит, с одной стороны, в привнесении новых теоретических подходов в одну из областей дискуссии о трансформации постсоциалистических обществ, и, с другой стороны, в развитии самих этих подходов за счет их применения к интерпретации новых объектов. Ее политическая актуальность, помимо вклада в понимание происходящих процессов как такового, заключается в противодействии распространению той научной мифологии, которая окутывает все, связанное с правым радикализмом.
Степень разработанности темы Можно констатировать, что за последнее
десятилетие сложилось пять направлений исследований русского радикального
национализма: информационно-фактографическое, сравнительно-историческое,
этнографическое, анализ националистической идеологии и количественные исследования ксенофобских установок. При всем методическом разнообразии этих подходов, подробно рассмотренных в главе 1 настоящей диссертации, большинство представителей каждого из них опиралось на одну и ту же теоретическую модель интерпретации праворадикального движения.
Прежде всего, их исследовательские интересы формировались под непосредственным влиянием уже упоминавшейся Веймарской метафоры. Именно этим влиянием объясняется то, что большинство изучавших современный русский радикальный национализм искали в нем, прежде всего, совпадения с фашистским и нацистским
движениями первой половины прошлого века. Сами эти движения понимались как болезненная реакции общественного сознания на социетальный кризис. Деятельность радикально-националистической организации рассматривалась как симптом коллективного безумия, а мотивы ее участников интерпретировались как иррациональные поступки дезориентированных одиночек, наиболее подверженных общим склонностям в силу обладания фашистским характером или принадлежности к группам, которые кризис затронул сильнее всего. Хотя этот пересказ страдает некоторым карикатурным преувеличением, он довольно точно характеризует то общее понимание, которое, за несколькими заслуживающими отдельного упоминания исключениями, разделяли практически все писавшие о русском радикальном национализме авторы.
Несмотря на исключительную важность эмпирических данных, собранных представителями перечисленных выше пяти исследовательских направлений (это, прежде всего, относится к представителям информационно-фактографического и этнографического подходов), их опора на описанную выше теоретическую модель делала многие их выводы спорными, а, в некоторых случаях, просто отвлекала их внимание от исключительно важных проблем. Действительно, занимавшее в дискуссии по поводу русского правого радикализма основное место обсуждение того, оправданна ли историческая аналогия между Веймарской Германией и постсоветской Россией, и можно ли считать современное русское праворадикальное движение подобием германского прототипа, ни на йоту не приближает нас к пониманию того, чем каждое из этих движений являлось или является само по себе.
Цель данной работы состояла, прежде всего, именно в том, чтобы узнать, чем русский радикальный национализм является сам по себе, безотносительно к историческим параллелями и аналогиям. Поэтому исходное определение этого явления, на которое опирался автор, было выбрано так, чтобы ограничиться минимумом априорных предпосылок о природе изучаемого предмета. Это исходное определение сводилось к тому, что радикальные националисты - это те, кто считает себя националистами, и кого считают националистами другие националисты, даже если их понимание этого термина не укладывается в рамки концепций национализма, существующих среди представителей социологического сообщества. Как будет показано дальше, сама по себе, такая постановка вопроса обозначает разрыв со сложившейся в дискуссии экспертов по русскому национализму традицией, и может считаться новизной данной работы.
Другой разрыв с традицией связан с отказом от центральной предпосылки, согласно которой радикальный национализм есть иррациональная реакция общества, а участие в праворадикальной организации - ее проявление на уровне индивида. Автор стремился выстроить альтернативную модель, построенную на представлении об индивидуальной и групповой рациональности (в пределах ограниченной рациональности, доступной человеческим существам), действий агентов, участвующих в праворадикальной организации. Он исходил из того, что индивиды жертвуют своими силами и средствами в пользу политической организации тогда и только тогда, когда она способна убедить их, что использует инвестированные в нее ресурсы для защиты их групповых и личных интересов. Соответственно, успешность в привлечении сторонников зависит от способности организации драматически воплощать в своих практиках надежды потенциальных участников на изменения социальной структуры в пользу их группы, или на их собственную индивидуальную социальную мобильность. Чтобы понять, какую социальную группу представляет в поле политики данная организация, необходимо исследовать, как она представляет саму себя потенциальным сторонникам.
Соответственно, чтобы понять причины участия, следует изучать практики организации, или, точнее, те впечатления об этих практиках, которые организация создает у внутренней и внешней аудитории. Для обозначения совокупности способов управления впечатлениями, используемых организацией, в рамках данной диссертации использовано понятие «самопредставления». Изучение самопредставлений позволяет преодолеть серьезную проблему, с которой сталкивались предыдущие исследователи. Большинство выводов о мотивации участия в праворадикальном движении делалась на основании данных, полученных методом массовых опросов. Однако, количество сторонников радикально-националистических групп было слишком мало, чтобы составить значимую долю репрезентативных выборок, а опрос этой и только этой группы никогда не осуществлялся, поскольку, с учетом предубеждений против подобных практик, распространенных среди националистов, имел мало шансов быть успешным. Использование драматургического анализа, рассматривающего практики политической организации как театральное представление, для того, чтобы обойти эти сложности, также представляется автору несомненной новизной данной работы.
Теоретические и методологические основания Теоретическими основаниями данного исследования послужили, прежде всего, работы Пьера Бурдье (у которого были заимствовано понимание социального пространства, полей, капиталов и конвертации) и Эрвина Гоффмана (которому принадлежит сама идея драматургического анализа). Большое влияние также оказали другие классические работы, которые можно определить как принадлежащие к перспективе игры в социальных науках (теория игр фон Неймана и Моргенштерна и ее развитие в работах Томаса Шеллинга) и их приложения в теории коллективных действий (Манкур Олсон, Энтони Обершолл, Берт Юіандерманс, Джон МакКарти и Мей ер Зальд). Методология анализа идеологии, использованная в главе 3, обязана своим появлением «Поэтике композиции» Бориса Успенского и работам по риторике сознания Кеннета Берка. Исследования драматического аспекта практик социальных движений развивались, с одной стороны, теоретиками символического действия (Джеффри Александер, Клиффорд Гирц, Виктор Тернер), и, с другой стороны, представителями культуралистской ориентации в теории социальных движений (Дуг МакАдамом, Дэвид Сноу и Роберт Бенфорд).
Работы этих авторов послужили источником ключевых для данной диссертации понятий: «самопредставления», «поля», «капитала», «символического производства», «идентичности», «конвертации», «критической перспективы», «драматического воплощения», «моральной карьеры», и других.
Цели и задачи исследования Более точно определенная, цель исследования состояла в том, чтобы описать и проанализировать самопредставления русских праворадикальных организаций как драматическое воплощение стратегий, направленных на изменение положения их сторонников в социальной структуре. Достижение этой цели требовало разработки модели интерпретации самопредставления политической организации, альтернативной как доминирующей в исследованиях русского радикально-националистического движения, так и той, которая преобладает в анализе драматургии коллективных действий в современной социологии общественных движений.
Задачи исследования и структура текста диссертации определялись этой целью.
Во-первых, требовалось собрать эмпирические данные о практиках управления впечатлениями, используемых радикально-националистическими организациями, включая
идеологические обращения, коллективные действия и структуру. Краткий обзор истории всего движения приводится в параграфе 1 главы 1, данные об отдельных аспектах самопредставления организаций также представлены в соответствующих разделах глав 3 и 4.
Во-вторых, следовало проанализировать исследования участия в русском радикально-националистическом движении, проведенные к настоящему моменту. Это должно было с одной стороны, предоставить данные для вторичного анализа, с другой — позволить автору более определенно сформулировать, в чем состоят различия между его подходом и подходами его предшественников, и в каком смысле они дополняют друг друга. (Параграф 2 главы 1).
В-третьих, необходимо было провести анализ подходов к изучению политического участия и политической драматургии, существующих в социологии общественных движений, и на их основании разработать модель интерпретации отдельных аспектов практики праворадикальных организаций, таких, как идеологическое самопредставление и режиссура коллективных действий. (Глава 2).
В-четвертых, надо было применить разработанную стратегию анализа к изучению отдельных аспектов самопредставления праворадикальных организаций - их письманных и устных текстов(глава 3) и их коллективный действий и повседневных практик (глава 4).
Предмет и объект исследования Избранная методология исследования опиралась на допущение, гласящее, что лидерам политической организации известны мотивы ее потенциальных участников, и они в состоянии привести практики организации в соответствие с надеждами этих последних. Очевидно, что это далеко не всегда так, и что руководство некоторых организаций не обладает достаточным чутьем, чтобы определить, как привлечь сторонников, в результате чего их группы остаются малочисленными или вообще исчезают. Однако, успешное воспроизводство других организаций на протяжении продолжительного времени свидетельствуют о том, что многим лидерам все же удается угадать пожелания потенциальных сторонников. Поэтому в начале исследования было принято решение остановиться на изучение одной радикально-националистической организации, добившейся наибольших успехов в мобилизации участия в 1990-2000 годах -Русского Национального Единства. РНЕ было также лучшим возможным случаем, еще и
потому, что по поводу его принадлежности к категории радикальных националистов существовал полный консенсус. Оно должно было стать основным объектом исследования, а его самопредставление - основным предметом.
Однако, сбор эмпирических данных принес результаты, побудившие автора изменить изначально разработанную стратегию. Было обнаружено, что радикально-националистическое движение состоит из трех обширных сегментов, которые, пользуясь до некоторой степени общей аргументацией (и на этом основании определяя друг друга как радикальных националистов), в то же время, преследуют разные цели и привлекают сторонников из разных социальных групп.2 Любые выводы, относящиеся к РНЕ, представлявшей один из этих сегментов, могли оказаться ложными по отношению к представляющим два другие сегмента организациям. С учетом этого, описания случая и выводы об РНЕ были дополнены сравнениями с самой значительной из организаций, представляющих второй сегмент, Национал-Большевистской Партии (НБП). Также в некоторых местах использовались материалы, относящиеся к различным группам, принадлежащим к скинхедам. Стихийно оформившийся таким образом, план исследования можно описать как первые шаги в построении «обоснованной теории» (grounded theory) русской радикально-националистической организации.
Эмпирическая база В исследовании использовались данные, полученные из длинного списка различных источников.
(1) анализировались официальные документы всех перечисленных организаций (уставы, программы), публикации в принадлежащих им изданиях (газетах, веб-сайтах), различные
2 Автор использовал определение социального движения, данное Марио Диани, согласно которому движение предполагает наличие, во-первых, коллективной идентичности, во-вторых, социальных сетей, в которых разворачивается взаимодействие между участниками движения, и в-третьих, коллективных действий, направленных на изменение или предотвращение изменений социальной структуры [100]. Существование разделяемой участниками движения коллективной идентичности «русских радикальных националистов» было основным признаком, позволившим говорить о «движении» в единственном числе. Однако, эту идентичность разделяли представители нескольких групп, которые не были связаны общими социальными сетями и которые редко принимали участие в совместных коллективных действиях. Для обозначения таких групп внутри движения было использовано понятие «сегменты», позаимствованное из маркетинга, где под сегментом рынка понимается группа потребителей, объединенных одним и тем же набором предпочтений [46:53, 212-243]. В данном случае, термин «сегмент» указывал на сегменты политического рынка, предъявляющие спрос на одни и те же услуги со стороны политических организаций. Для завершения терминологического введения, необходимо указать на важное разграничение «социального движения» и «организации, представляющей движение», введенное МакКарти и Залдом [137]. Одно движение, как правило, представленное несколькими организациями, соперничающих между собой за поддержку его сторонников, причем непосредственная конкуренция происходит между организациями, ориентированными на один и тот же сегмент этого движения.
тексты, написанные их членами (включая художественную прозу, научные исследования, публицистику), интервью с ними, появлявшиеся в прессе;
(2) использовались данные включенного наблюдения на встречах, проводившихся СПб
организацией РНЕ, а также наблюдения во время акций НБП и других праворадикальных
организаций
(3) проводился вторичный анализ эмпирических данных, содержащих в работах
специалистов по этой теме, а также результатов опросов общественного мнения.
Новизна работы Новизна диссертации содержится, во-первых, в эмпирических данных, которые она вводит в научную дискуссию о русском национализме, во-вторых, в привлечении ранее никогда не использовавшихся в рамках дискуссии теоретических моделей для интерпретации этих данных, и, в-третьих, в развитии, которое она привносит в сами эти модели за счет их применения к новому объекту.
Метод включенного наблюдения никогда ранее не использовался для изучения РНЕ, равно как и никакой другой из числа организаций, представлявших сегмент праворадикального движения, который в данном тексте обозначен как «национал-патриотический».3 Информация о повседневных практиках этих групп, собранная в естественной обстановке, представлена в этой работе впервые.
В анализе русского правого радикализма никогда ранее не использовались категории драматургического подхода, такие, как «критическая перспектива», «моральная карьера», «идентичность/«лицо» организации». Их привлечение дало возможность иначе взглянуть на практики организации, связав их с положением ее сторонников в социальном пространстве. Эта связи исследовались в категориях социологии Пьера Бурдье, таких, как «поля», «капиталы», «конвертации», ранее также никогда не использовавшиеся в данной области исследований.
3 Сегменты праворадикального движения, за исключением скинхедов, не обладают какими-либо устойчивыми самоидентификациями, которые их члены неизменно использовали бы, чтобы провести границу между собой и представителями других сегментов. Члены Национал-Большевистской партии, чаще всего, описывают себя как «Новых правых» (в противовес «Старым правым»), «консервативных революционеров» или «традиционалистов». Еще сложнее с определением себя в среде сторонников Русского Национального Единства. Термин «национал-патриоты», который используется д&тее, отграничивает их от НБП и скинхедов, но включает в одну категорию со, скажем, членами КПРФ, вообще не входящими в праворадикальное движение. Тем не менее, термин национал-патриоты используется в этом тексте за неимением лучшего.
3. То, что практики политической организации могут быть рассмотрены как
драматические представления, широко обсуждалось в социологии общественных
движений в последние десятилетия. Однако, их интерпретация в этом качестве
опиралась преимущественно на восходящую к Дюркгейму социологическую теорию
ритуалов. В этой работе, на основании данных о самопредставлении крупнейших
праворадикальных организаций, дается иная трактовка политических представлений,
основывающаяся на перспективе, обзначенной работами Гоффмана и Бурдье.
В целом, использование гоффмановской драматургической перспективы и теории Бурдье в анализе общественных движений, несмотря на очевидные преимущества этих подходов, до сих пор происходило достаточно редко. Так, понятия «моральной карьеры» и «идентичности» (в том смысле, в каком их употреблял Гоффман), впервые применены к анализу организации, представляющей социальное движение, в данной диссертации. Также, радикальная политическая организация впервые рассмотрена в ней как институт, осуществляющий конвертацию капиталов.
Наконец, в интерпретации радикально-националистического движения в этой работе теории Гоффмана и Бурдье использовались как дополнительные по отношению друг к другу. За счет опоры на сочетание их теоретических перспектив была разработана стратегия анализа идеологии и коллективных действий (выше определенная как драматургический анализ) и введен ряд понятий, таких, как «поле личности» и «демонстративные конвертации», которые могли бы стать вкладом в развитие концепции, синтезирующей достижения этих ученых.
Благодарности Написание этой диссертации было бы невозможным без участия и помощи многих людей, и я не могу отказать себе в удовольствии перечислить здесь хотя бы некоторых из них. Автор благодарит Владимира Костюшева (СИ РАН), своего научного руководителя на протяжении последних семи лет, под влиянием которого он занялся исследованиями общественных движений, а также не поддался неоднократным искушениям прервать свои занятия социологией вообще. В этом, как и во многих других смыслах, данный текст целиком и полностью обязан своим появлением на свет его руководству. Виктор Воронков (ЦНСИ) с 2000 года фактически играл роль со-руководителя этой работы, и, если бы не его постоянная поддержка, она вряд ли была бы
когда-нибудь завершена. Татьяна Голова (Магдебургский университет) в далеком 1998 году вдохновила автора на то, чтобы начать исследование Русского Национального Единства, и проявляла неизменный интерес к его успехам на этом поприще, щедро снабжая энтузиазмом и фактами именно тогда, когда их сильнее всего не хватало. Сотрудники сектора социологии общественных движений Социологического института РАН, Центра независимых социологических исследований, кафедры этносоциологии и социальной антропологии факультета социологии СПбГУ и социологического факультета Йельского университета (США) оказали неоценимую помощь, приняв участие в бесчисленных обсуждениях разных этапов этого проекта. Они подарили автору большую (и, наверняка, лучшую) часть идей, нашедших отражения в этом тексте. Особые благодарности Борису Винеру (СИ РАН), Елене Здравомысловой (Европейский университет в СПб) и Владимиру Ильину (СПбГУ), которые прочитали ранние версии отдельных частей этой работы и сделали по их поводу множество важных замечаний, а также всем участникам ее обсуждения во время предзащиты, состоявшейся 3 апреля 2003 года.
В 2000-2001 годах автор получал стипендию фонда Генриха Белля, которая подарила ему возможность продолжить начатый в Университете исследовательский проект. Его завершение и написание этой диссертации было осуществлено благодаря Международной программе стипендий Института международного образования (фонд Форда), в которой автор участвовал в 2001 - 2003 годах.
Новейшая история русского радикально-националистического движения
Первые подпольные радикально-националистические организации в Советском Союзе возникли в конце 50-х годов; к середине 60-х в их среде уже появилось несколько лидеров, которые, как Юрий Емельянов, сохранили свое положение вплоть до самого последнего времени [27; 47; 60]. Развитие этих организаций многие комментаторы связывали с тем, что внутри партийной элиты образовалось несколько конкурирующих фракций, одна из которых использовала в борьбе с другими откровенно националистические аргументы.4 Благодаря сотрудничеству с представителями этойфракции, члены полуподпольных националистических кружков приобрели возможность легализоваться в виде «историко-патриотических организаций», время от времени распространять свои убеждения на страницах журналов наподобие «Нашего современника», и даже, как Юрий Скурлатов и Юрий Романенко, занимать посты штатных идеологов ВЛКСМ и преподавателей марксизма-ленинизма. В целом, русский национализм был одной из основных тем в поздней советской культуре, воплощенной, в частности, в исключительно популярной прозе писателей-деревенщиков, или, в более скандальной форме, в живописи Ильи Глазунова.
Наибольшую известность среди неформальных ассоциаций националистов получила возникшая в 1982 группа, называвшаяся «Память». В 1984 в ее ряды вступил молодой фотограф Дмитрий Васильев, благодаря которому в последующие несколько лет «Память» превратилась в самую важную русскую националистическую организацию. В 1986-1988 «Память» Васильев и его единомышленники оказалась в фокусе общественного внимания благодаря выступлениям, в ходе которых, вероятно, впервые в советской истории, политические деятели публично идентифицировали себя как русских националистов, не прибегая к обязательным в предыдущий период ссылкам на ленинизм.5 «Память» сыграла роль не только как организация, впервые обнародовавшая радикально-националистическую идеологию, но и как кузница кадров, через которую прошло большинство будущих лидеры русских правых радикалов. Кроме самого Васильева, в ней в разное время участвовали Александр Баркашов, Гейдар Джемаль, Александр Дугин, Константин Касимовский, Николая Лысенко, Алексей Смирнов-Осташвили, Александр Штильмарк - большая часть всех самых известные впоследствии радикальных националистов. Однако, в 1987-1990 «Память» пережила ряд расколов, превратившись в результате в малочисленную группу, которой она остается и поныне. Самой значительной из организаций-наследниц было Русское Национальное Единство (РНЕ), возникшее после того, как заместитель Васильева Александр Баркашов, руководивший силовыми подразделениями «Памяти», поссорившись с Васильевым в начале 1990, вышел из нее вместе с несколькими десятками своих сторонников.
РНЕ отличалось от всех своих предшественников совершенно новым паттерном коллективных действий. В противовес «Памяти», навсегда сохранившей черты дискуссионного клуба, РНЕ с самого начала имитировало структуру военного подразделения. Все его члены носили одинаковую черную униформу и проводили много времени за строевой подготовкой и упражнениями в стрельбе. Его излюбленные коллективными действиями были не собрания и дискуссии, а марши и патрулирования улиц в качестве дружинников (иногда - совместные с милицией). РНЕ контролировало разветвленную сеть охранных фирм, в которых работали, его члены, обеспечивавших его финансовыми средствами. Слабые стороны «Памяти» состояли в том, что она не обладала сколько-нибудь значительным независимым источником финансирования и могла предложить своим членам лишь способ проведения досуга, но не обучение или профессиональную занятость, как могло РНЕ.6 Те данные, которые существуют по поводу состава сторонников РНЕ, свидетельствуют о том, что его ядром были военные и сотрудники правоохранительных органов, бывшие и действительные, в отличие, опять же, от «Памяти», ядро которой составляли интеллектуалы, типа фотографа Васильева, режиссера Риверова, литературоведа Любомудрова и других. Наконец, РНЕ использовало символику, вызывавшую непосредственные ассоциации с нацистской — такие, как эмблема организации Коловрат (свастика, вписанная в восьмилучевую звезду) и приветствия правой рукой с открытой ладонью - чего «Память» никогда не делала.
Последнее обстоятельство способствовало тому, что РНЕ с самого своего возникновения пользовалось неизменным вниманием прессы, возможно, большим, чем все остальные праворадикальные организации, вместе взятые. С 1993 по 1999 mass media неоднократно переживали кампании «моральной паники», основным объектом которой неизменно оказывались Баркашов и его группа. Только после распада РНЕ, в 2001 году,
СМИ нашли ему замену — субкультуру скинхедов, обсуждаемую ниже. Первая кампания такого рода последовала вскоре после кризиса 1993 года, когда РНЕ продемонстрировало наибольшую решительность и организованность в противостоянии правительственным войскам. РНЕ возникло в 1990 году и быстро росло до 1993. Вячеслав Лихачев предполагает, что рост продолжался до 1995, когда РНЕ стало жертвой провокации спецслужб, с которыми пыталось неудачно сотрудничать. Однако, нет данных о том, что эти события существенно сократили количество желающих вступить в РНЕ.8 Судя по имеющимся данным, рост организации продолжался непрерывно до 1999, и прекратился не столько из-за осуществляемого руками милиции давления властей, сколько из-за того, что электронные средства массовой информации внезапно прекратили кампанию против РНЕ.9
РНЕ было самой успешной националистической организацией их числа тех, которые возникли в 1990-1992 годах, однако, во многих отношениях она была похожа на своих менее удачливых конкурентов. Сходный паттерн коллективный действий и шире, политический стиль, демонстрировали многие другие, менее известные организации - обе Русские Партии (Милосердова и Бондарика), обе Русские Национально-Республиканские Партии (Лысенко и Беляева), и многие другие. Так же, как и РНЕ, они были структурированы по образу и подобию армии или милиции, и тратили значительную часть времени на военную подготовку своих членов. Так же, как и РНЕ, они совмещали политическую деятельность с коммерческой, открывая охранные предприятия, и, так же, как и РНЕ, их члены были вовлечены во множество уголовных процессов по обвинениям в связанных с насилием преступлениях, таких, как заказные убийства, вооруженные ограбления и торговля оружием.
В этом отношении РНЕ и прочие подобные ей организации отличались от второй крупнейшей националистической организации - Национал-Большевистской партии (НБП). НБП возникла в 1994 году, после того, как двое из ее будущих лидеров, Александр Дугин и Эдуард Лимонов, потерпели неудачу в создании широкой коалиции радикальной оппозиции, которая должны была включить самые разные группы, от сталинистской РКРП Анпилова до РНЕ Баркашова. НБП изначально отличалось от предшествовавших ей групп как составом, так и идеологией и паттерном коллективных действий. Большинство в НБП составляли молодые люди из трех крупнейших мегаполисов — Москвы, Петербурга и Новосибирска (в то время как оплотом РНЕ были Ставропольский и Краснодарский края, Воронежская и Московская области), студенты и богема (в то время, как в РНЕ обладатели высшего образования были относительно редким явлением). Тексты НБП практически не содержали антисемитских построений, которые были так характерны для «Памяти» и выросших из нее организаций; напротив, лидеры НБП неизменно отзывались о традиционном антисемитизме с глубоким презрением. Основным объектом их критики оказывалась западная буржуазная цивилизация, либерализм, капитализм и массовая культура - но не этнические и религиозные меньшинства, как в случае с РНЕ и близкими к ней организациями.
Принципы анализа игр
Теоретическими основаниями данной диссертации послужили работы Эрвина Гоффмана и Пьера Бурдье. Несмотря на все бросающиеся в глаза различия, между этими двумя социологами существует очень важное сходство. Оба они исходили из того, что Ричард Браун называл «корневой метафорой» игры в социальных науках [92].26 Эта метафора очерчивает основные принципы, на которой строится все дальнейшее теоретизирование, и которые можно сформулировать следующим образом.
1. Реальность структурирована для людей (и групп людей) как серия игр — ситуаций, регулируемых некоторыми правилами и допускающих разные линии поведения, выбор между которыми определяет выигрыш или проигрыш. Люди и социальные группы играют в игры друг с другом, то есть, стремятся максимизировать свои выигрыши, а не подчиняются нормам или автоматически реагируют на стимулы.27
2. Партнерами в социальных играх являются другие такие же стратегически действующие игроки, намерения, ресурсы и информационные состояния которых учитываются (не обязательно сознательно, как замечает Бурдье в «Практическом смысле», и, само собой, не всегда правильно) при определении собственной линии поведения [21]. Люди играют с другими людьми (и против других людей), а не с анонимным интериоризированным общественным порядком.28
3. Определение правил игры для себя и других само по себе является игрой, ничем принципиально не отличающейся от прочих. Это - основной тезис, сближающий работы Бурдье о символической борьбе и гоффмановские исследования розыгрышей и обманов в повседневной жизни [20; 116; 117]. То, что для одной игры выступает как набор правил, при ближайшем рассмотрении может оказаться стратегией в какой-то другой игре. Целью социальных наук, по словам Бурдье, является реинтерпретация правил как стратегий, и, в идеале, полное растворение первых во вторых [23].29
4. Люди всегда играют сразу во множество игр, сцепленных и переплетенных друг с другом. Любая реальная стратегия является результатом стремления играть сразу по нескольким системам правил разных порядков, несводимых друг к другу.
Эти аксиомы определяют логику анализа. Задача исследователя состоит в том, чтобы, анализируя поведение агентов, реконструировать правила игры, в которую они играют, так, чтобы самые бессмысленные, на первый взгляд, поступки превратились в элементы рациональной стратегии.30 Следствия, полученные из построенной модель дедуктивным путем, затем сравниваются с эмпирическими данными, и, в случае расхождений, модель дорабатывается, подвергаясь затем новой проверке с целью достичь лучшей аппроксимации. Линденберг назвал этот метод методом «сокращающихся абстракций» [132]. Эксплицитно эта логика присутствует в работах теоретиков рационального выбора, использующих теорию игр. Теории рационального выбора в социологии сохраняют положения о стратегической природе социального взаимодействия, но, ради возможности строить математические модели, как правило, жертвуют положениями о дополнительности правил и стратегий и о множественности игр.31
Эти положения, однако, учитываются в других подходах, существующих в рамках перспективы игры. Так, загадочный метод драматургического анализа Гоффмана, вокруг которого было сломано столько копий, может быть рассмотрен как одно из применения метода сокращающихся абстракций. Действительно, большинство работ Гоффмана (все, кроме «Стратегической интеракции») посвящены играм, разворачивающимся, когда участники находятся в физическом присутствии друг друга. Свойство работ Гоффмана быть убедительными при очевидном недостатке полевого материала (побуждавшем его использовать вымышленные примеры), и их столь же необычная структура, так часто возмущавшие критиков, перестанут быть чем-то странным, если мы посмотрим на них как на экспликацию игр, со всеми действительными и виртуальными ходами, которые в основном знакомы всем членам Западных обществ.32
Гоффману принадлежит и еще одно наблюдение, принципиально важное в свете настоящего анализа, которое было сделано, в частности, в «Порядке интеракции». Там вводится различие между свойствами ситуации, существующими в ней, и свойствами, помещенными в нее [118]. Так, рассматривая сцену увольнения сотрудника с работы, Гоффман указывает, что ее участники подчиняются сразу двум системам правил. С одной стороны, сам акт увольнения помещен в ситуацию силами рынка, находящимися вне ее, с другой — его оформление (рукопожатие и слова благодарности, с которыми увольняемого выпроваживают на улицу) никак не вытекает из факторов экономического порядка. Это оформление определяется правилами порядка интеракции, регулирующими взаимодействие лицом к лицу. Положение увольняющего в этом смысле сложно, поскольку ему приходится играть сразу в две игры - как экономическому агенту, избавляться от ненужного сотрудника, а как участнику этикетных игр, поддерживать видимость доброго и уважительного отношения к человеку, которого он собирается поставить в весьма неловкое положение.
Поведение менеджера в этой ситуации демонстрирует напряжение, существующие между двумя наборами релевантных правил и двумя системами стратегических соображений, которые определяются этими правилами. Интерпретируя его поведение, мы должны были бы параллельно реконструировать обе эти игры. Линденберг, обсуждая метод уменьшающихся абстракций, указывает, что развитие любой игровой модели поведения требует построения дополнительных теорий, которые как раз и описывают другие игры, в которые участники играют одновременно с данной. Однако, задача параллельной реконструкции нескольких игр ставится достаточно редко. Чаще всего, правила остальных игр фигурируют только в качестве имплицитных допущений, и, как это не парадоксально, в работах наиболее горячих приверженцев веры в максимизирующего полезности экономического человека в качестве вспомогательных теорий фигурируют антропологические модели, представляющие человеческую природу предельно иррациональной. В результате возникает то, что Линденберг называет «гибридными теориями», разные части которых опираются на разные исходные предпосылки. Использования понятий теории игр для объяснения участия в социальных движениях во многих случаях приводило именно к формированию подобных теоретических гибридов
Мистический национализм
Самой распространенной из вариаций является та, которую сам Баркашов называет
«мистическим национализмом», противопоставляя его национализму
«материалистическому [4, 11, 12, 14]. Она определяет современный этап истории как период последней схватки Добра и Зла, в которой добро представлено православием, а зло - сатанизмом, скрывающимся за спиной иудаизма. В выступлениях, выдержанных в этой вариации, РНЕ представляло себя как политической организацией фундаменталистского крыла Православной Церкви, а его миссия описывается как крестовый поход против сатанизма. Эта версия идеология безусловно преобладала на встречах у «Парка Победы». СПб организация РНЕ (и, шире, РНЕ братьев Лалочкиных в целом) могла бы быть описана как православно-фундаменталистская организация.
Члены РНЕ отстаивали положения этой идеологической вариации даже тогда, когда они явно противоречили убеждениям большинства других сторонников радикально-националистического движения, как, например, в таком случае:
Далее Серый перешел к православию, которое, как он уверен, изобрели жиды, чтобы разделить славянские народы (он сослался на войны с литовцами и поляками и на то, что православие — воспринято из «иудейского протектората Византии»). Все первые святые были евреями, как и сам Иисус, и об этом свидетельствуют их имена. Это всколыхнуло аудиторию — рыжеусый в черной шапке заявил, что Христос был «филист имлянином»...
Состоялась дискуссия по поводу того, что под видом православных в организацию могут проникнуть евреи. «Если разделяют веру, - утверждал двойник ЛМ. - то и пусть»69. У Серого эти слова вызвали взрыв возмущения.
Осталось не совсем ясным, чем объяснялось такое единодушие в СПб региональной организации, если учесть, что в других частях России, определенно, существовали, и возможно, даже преобладали другие вариации. Одним из предположений было, что на развитие РНЕ в Петербурге повлиял сотрудничавший с ним митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн [42]. Его книги постоянно упоминались членами организации на встречах как «самые важные», однако, ссылок на них практически не встречалось в текстах, опубликованных в московских изданиях организации. Но, когда автор прямо попросил одного из старых членов РНЕ подтвердить это предположение,
он ответил, что никаких специальных контактов не было, Иоанн был подвижником, которого все глубоко чтят, и который мыслил национально, и очень хорошо относился ко всем, кто делает так же (включая и РНЕ, и коммунистов). Он., не имел каких-то специальных симпатий. РНЕ иногда возлагает цветы к его могиле. Он добавил тут, что все в Единстве — или сразу православные, или приходят к этому, «через год, через два, через полгода - но приходят».
Другое предположение состояло в том, что внутри каждой локальной организации вырабатывался свой собственный идеологический консенсус, который мог отличаться от консенсуса, возникшего в другом круге активно взаимодействующих членов, а то, что
петербургская организация была именно фундаменталистской, было результатом случайного стечения обстоятельств. Однако, возможностей проверить эту гипотезу, сравнив несколько организаций, автору не представилось возможности