Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Основные теоретические и методологические положения 13
1.1. Восприятие 13
1.2. Категоризация и концептуализация как основные процессы познавательной деятельности человека
1.2.1. Термины «концепт», «концептуальная картина мира», «языковая картина мира» 26
1.2.2. Оценочная и эмоциональная категоризация ольфакторной лексики
1.3. Значение в контексте лингвистических исследований 49
1.4. Запах как объект лингвистических исследований 59
Выводы к главе I 66
ГЛАВА II. Лексико-семантические поля «запах» / «оdeur» / «е» в русском, французском и башкирском языках 69
2.1. Полевая модель как проявление системности в языке 69
2.1.1. Лексико-семантическое поле как вербальная репрезентация концепта в языке 79
2.1.2. Лексико-семантическая группа как составная часть лексико-семантического поля 2.2. Запах, оdeur и е как ядерные лексические единицы лексико-семантических полей в русском, французском и башкирском языках 86
2.3. Лексико-семантическая классификация ольфакторных субстантивов в русском, французском и башкирском языках 90
2.3.1. ЛСГ ольфакторных субстантивов с положительно-оценочным компонентом в русском, французском и башкирском языках 90
2.3.2. ЛСГ ольфакторных субстантивов с нейтрально-оценочным компонентом в русском, французском и башкирском языках 98
2.3.3. ЛСГ ольфакторных субстантивов с отрицательно-оценочным компонентом в русском, французском и башкирском языках 103
2.4. Лексико-семантическая классификация ольфакторных адъективов в русском, французском и башкирском языках 111
2.4.1. ЛСГ ольфакторных адъективов с положительно-оценочным компонентом в русском, французском и башкирском языках 111
2.4.2. ЛСГ ольфакторных адъективов с нейтрально-оценочным компонентом в русском, французском и башкирском языках 118
2.4.3. ЛСГ ольфакторных адъективов, нейтральные к оценочной оппозиции приятный / неприятный в русском, французском и башкирском языках 119
2.4.4. ЛСГ ольфакторных адъективов с отрицательно-оценочным компонентом в русском, французском и башкирском языках 120
Выводы к главе II 128
ГЛАВА III. Особенности функционирования ольфакторной лексики в русском, французском и башкирском языках 131
3.1. Метафора как способ формирования ольфакторных значений 131
3.1.1. Метафорические переносы в номинации ольфакторных субстантивов в русском, французском и башкирском языках 136
3.1.2. Метафорические переносы в номинации ольфакторных адъективов в русском, французском и башкирском языках 144
3.2. Метонимия как способ формирования ольфакторных значений 150
3.2.1. Метонимические переносы в номинации ольфакторных субстантивов в русском, французском и башкирском языках 156
3.2.2. Метонимические переносы в номинации ольфакторных адъективов в русском, французском и башкирском языках 160
3.3. Синестетические переносы в номинации ольфакторных адъективов 162
3.4. Энантиосемия 177
Выводы к главе III 184
Заключение 187
Библиография
- Термины «концепт», «концептуальная картина мира», «языковая картина мира»
- Лексико-семантическая классификация ольфакторных субстантивов в русском, французском и башкирском языках
- Метафорические переносы в номинации ольфакторных адъективов в русском, французском и башкирском языках
- Метонимические переносы в номинации ольфакторных адъективов в русском, французском и башкирском языках
Введение к работе
Актуальность исследования заключается в том, что изучение семантики ольфакторной лексики на материале субстантивов и адъективов в трех языках (русском, французском и башкирском) позволяет понять особенности познания окружающего мира их носителями. В лингвистике исследование ольфакторной лексики велось по разным направлениям: достаточно хорошо изучены частные и комплексные аспекты описания ольфакторной лексики и ее функционирования в различных типах дискурса. Несмотря на возрастающий интерес ученых к исследованию номинации запаха, данная проблематика не получила необходимого освещения в сопоставительной лингвистике.
Достижение указанной цели предполагает решение ряда конкретных задач исследования:
-
Рассмотреть основные теоретические положения исследования восприятия, категоризации, концептуализации, процесса вербализации концептов в языке, а также исследования значения, лексико-семантического поля и др.
-
Выявить, используя лексикографические источники, корпус лексических единиц, вербализующих содержание концепта ЗАПАХ / ODEUR /EQ.
-
Выделить среди выявленных лексических единиц те, которые номинируют приятный / нейтральный / неприятный по своему характеру запах или его отсутствие.
-
Распределить выделенные субстантивы и адъективы на соответствующие лексико-семантические группы по параметру «оценка» и подробно описать состав каждой группы.
-
Выявить и описать семантические сдвиги в значении лексических единиц, обозначающих запах.
Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые предпринимается попытка анализа семантики ольфакторной лексики (субстантивов и адъективов) в русле сопоставительной лингвистики и на материале трех разно-структурных языков (русском, французском и башкирском). Проведенный нами сопоставительный анализ ольфакторной лексики позволяют нам продемонстрировать национально-культурную специфику русской, французской и башкирской языковых картин мира.
Научно-методологической базой исследования послужили теоретические положения, разработанные отечественными и зарубежными исследователями, по общим вопросам в области теории языка (Н.Ф. Алефиренко, Н.Д. Арутюнова, В.В. Виноградов, В.Г. Гак, Т.П. Ломтев, М.В. Никитин, А.А. Потебня, Ю.С. Степанов, А.А. Уфимцева, Л.В. Щерба, Ch. Bally, W. von Humboldt, E. Sapir, F. de Saussure и др.), когнитивной лингвистики (Н.А. Болдырев, А.В. Кравченко, Е.С. Кубрякова, В.А. Маслова, З.Д. Попова, Е.В. Рахилина, И.А. Стернин, S. David, D. Dubois, G. Lakoff, B. Shaal и др.), проблемам языковой семантики (Ю.Д. Апресян, И.В. Арнольд, Л.М. Васильев, Ю.Н. Караулов, И.М. Кобозева, Н.Г. Комлев, Ю.А. Левицкий, М.В. Никитин, Л.А. Новиков, М.М. Покровский, В.Н. Телия, А.Д. Шмелев, G. Ipsen, J. Trier, L. Weisgerber и др.), сопоставительного языкознания (А.Х. Мерзлякова, Р.З. Мурясов, Л.Г. Саяхова, Р.Х. Хайруллина, В.И. Хайруллин, С.Г. Шафиков, A. Wierzbicka и др.).
Для решения поставленных задач использованы следующие методы исследования: общенаучные методы (наблюдение, описание, сравнение, сопоставление, классификация, обобщение), а также специальные методы лингвистического исследования: метод семантического поля, компонентный анализ с опорой на словарные дефиниции языкового материала, метод статистического анализа.
В качестве объекта исследования выступают прямые и переносные значения лексических единиц (субстантивов и адъективов), содержащие знания человека об окружающем мире в русской, французской и башкирской картинах мира, полученные в ходе ольфакторного восприятия.
Предметом данного исследования является содержание и структура субстантивов и адъективов в составе лексико-семантических полей «запах» / «odeur» / «е», а также характерные особенности их употребления в русском, башкирском и французском языках.
Гипотеза исследования: семантика лексических единиц описывается как двухуровневая структура, позволяющая интегрировать семантические и ментальные сущности в единый конструкт.
Теоретическая значимость данной работы заключается в том, что она вносит определенный вклад в разработку проблем, касающихся исследования лексических значений ольфакторной лексики, выявления их семантических признаков для построения лексико-семантического поля и изучения особенностей
функционирования лексических единиц, репрезентирующих ольфакторное восприятие в русской, французской и башкирской картинах мира.
Практическая значимость исследования заключается в том, что содержащиеся в нем результаты и выводы могут быть использованы при чтении таких дисциплин, как сравнительная типология, лексикология и лексикография современного русского, французского и башкирского языков, при разработке спецкурсов по лингвокультурологии, межкультурной коммуникации, в практике преподавания русского, французского и башкирского языков как иностранных, при обучении переводу с русского на французский и башкирский и, наоборот, при составлении словарных статей, уточнении словарных дефиниций в лексикографии.
Материалом для исследования послужили данные следующих источников: «Словарь современного русского литературного языка в 17 томах (БАС) под ред. В.И. Чернышева (1951-1963); «Большой толковый словарь русского языка» под ред. С.А. Кузнецова (2000); «Новый объяснительный словарь синонимов русского языка» под общ. руководством Ю.Д. Апресян (2003); «Толковый словарь русского языка: В 4 томах» под ред. Д.Н. Ушакова (1994); «Толковый словарь русского языка» сост. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова (2000); «Словарь синонимов русского языка» сост. З.Е. Александрова (2001); «Этимологический словарь русского языка» под ред. Н.М. Шанского (1963-1975); «Этимологический словарь современного русского языка: в 2 томах» под ред. А.К. Шапошникова (2010); «Большой русско-французский словарь / Grand Dictionnaire Russe-Franais» сост. Щерба Л.В., Матусевич М.И., Никитина С.А. и др. (2007); словарь «Le Nouveau Petit Robert de la langue franaise / Dictionnaire alphabtique et analogique de la langue franaise» sous la direction de Josette Rey-Debove et Alain Rey (2009); словарь «Trsor de la langue franaise / Dictionnaire de la langue franaise du XIX et du XX s.» (1986); словарь 2007); «Академический словарь башкирского языка: в 10 томах» под ред. Ф.Г. Хисамитдиновой (Т. 1-5, 2011-2012); «Башкирско-русский словарь» под ред. Т. Г. Баишева и др. (1958); «Башкирско-русский словарь» под ред. З.Г. Ураксина (1996); «Башкирско-русский словарь синонимов» под ред. М.Г. Усмановой (2010); «Русско-башкирский словарь: В 2 томах» под ред. З.Г. Ураксина (2005); «Словарь башкирского языка: в 2 томах» сост. И.М. Агишев, А.Г. Биишев и др. (1993) и др.
Использованы также тексты, представленные в Национальном корпусе русского языка , Корпусе французского языка Le Centre National de Ressources Textuelles et Lexicales и в Башкирском поэтическом корпусе (web-corpora.net/bashcorpus). Электронные ресурсы русского и французского языков являются наиболее объемным, репрезентативным и сбалансированным собранием текстов по сравнению с корпусом башкирского языка, предлагающий более узкое исследование материала на базе поэтических текстов. Тем не менее данные корпусы предназначены в первую очередь для обеспечения научных исследований языка и отличаются от других электронных ресурсов тем, что составлены лингвистами-профессионалами.
Основные положения исследования, выносимые на защиту: 1. Язык отражает определенный способ восприятия и концептуализации окружающей действительности. Национальная специфика семантики единиц, вхо-5
дящие в лексико-семантические поля «запах» / «odeur» / «е», являются результатом влияния как внеязыковых, так и языковых факторов. Внеязыковой фактор способствует появлению различий, в то время как языковой фактор действует в направлении возникновению сходств в семантике лексических единиц.
-
Лексические единицы, обозначающие запах, образуют лексико-семантические поля «запах» / «odeur» / «е». Ядро каждого лексико-семантического поля составляют ЛСГ ольфакторных субстантивов. Приядерную часть ЛСП образуют ЛСГ адъективов, характеризующих ольфакторные признаки запаха в трех языках. На периферии поля расположены семантические варьирования оль-факторных субстантивов и адъективов (энантиосемичные, метафорические, синестетические, метонимические).
-
В русском, французском и башкирском языках ЛСГ представлены синонимическим рядом ЛЕ, в значении которых присутствует оценочный компонент: положительный, отрицательный, нейтральный и нейтральный к оценочной оппозиции приятный / неприятный. Данные ЛСГ представляют собой не строго изолированные фрагменты, а взаимодействующие и взаимопроникающие, создающие перекрывающие друг друга семантические области.
-
Структура и содержание ЛСП «запах» / «odeur» / «е» в исследуемых языках в основном совпадает. Семантическая общность этих языков проявляется в единообразии структуры системных связей внутри исследуемых ЛСП и в сходстве эмпирического материала. Семантические различия наблюдаются в несовпадении лексико-семантических групп в приядерной зоне, а также в периферийных зонах семантического варьирования.
-
Общие и специфические признаки, выделенные внутри каждой ЛСГ ольфак-торных субстантивов и адъективов, позволяют определить национально-культурную специфику русской, французской и башкирской языковых картин мира.
-
Сопоставительное исследование семантического варьирования лексики обонятельного восприятия позволил выявить закономерности в формировании переносных значений в русском, французском и башкирском языках. Наличие сходных процессов семантического развития ольфакторной лексики в трех языках объясняется общей физиологической и психологической основой процесса восприятия у всех людей. В то же время различия в актуализации типов переносов вызваны разницей в осознании информации, полученной в процессе обоняния, и ее интерпретации коллективным / личным опытом носителей данного языка, а также традициями и стереотипами данного языкового коллектива.
Апробация работы. Основные научные результаты, полученные в процессе исследования, были изложены в сборниках научных трудов «Единицы языка в когнитивно-семиотическом и лингво-культурологическом аспектах» (Уфа, 2009); «Homo loquens в языке, культуре, познании: К 70-летию профессора Р.З. Мурясова. Ч. II» (Уфа, 2010); «Человеческий фактор в языке и культуре» (Уфа, 2011) и обсуждены на всероссийских, международных научных и научно-практических конференциях: I Международной конференции «Языковая картина мира в лингвистике и лингводидактике» (Тамбов, 2009), III Всероссийской научно-практической конференции «Личность-Язык-Культура» (Саратов, 2010); VIII
Международной научно-практической конференции «Теоретические и методологические проблемы современных наук» (Новосибирск, 2013), XIV Международной научно-практической конференции «Актуальные вопросы науки» (Москва, 2014), VIII Международной научно-практической конференции «Фундаментальные и прикладные исследования в современном мире» (Санкт-Петербург, 2014).
Всего по теме диссертации опубликовано 11 работ, 3 из них – в журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ: «Перцептивные концепты и способы их объективации во французском языке» // Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 22 (203). Филология. Искусствоведение. Вып. 46. – С. 17-20; «Ольфакторные прилагательные как объект си-нестетических переносов» // Вестник Башкирского университета. 2011. Том 16. № 4. Филология и Искусствоведение. – С. 1307-1310; «Сопоставительный анализ субстантивов с оценкой «неприятный запах» на материале русского, французского и башкирского языков» // Современные проблемы науки и образования. – 2015. – № 1; URL: .
Общий объем проанализированного материала составляет около 400 лексических единиц, из них русских – 148, французских – 152 и башкирских – около 100.
Структура и объем работы обусловлены целью и задачами и включают в себя: Введение, три главы, Заключение, библиографический список, включающий 251 научный источник, 30 лексикографических источников, а также Интернет-источники и художественную литературу, которые послужили эмпирическим материалом. В Приложении представлены таблицы и схемы. Общий объем диссертационного исследования составляет 228 страниц.
Термины «концепт», «концептуальная картина мира», «языковая картина мира»
Восприятие представляет собой сложный феномен психологического происхождения, связанный с разными сферами и аспектами существования человека. Именно поэтому восприятие становится объектом исследования гуманитарных наук, в центре внимания которых находится человек: его физиологическая и духовная природа, его поведение, материальная и духовная деятельность, процессы взаимоотношения с другими людьми, его представления о мире, отражение этих представлений в языке, искусстве и т.д. Феномен восприятия приобретает свое осмысление в психологии, философии, социологии, педагогике, искусствоведении и языкознании.
Психология и философия как основные науки, изучающие восприятие, позволяют обнаружить аспекты человеческого бытия и сознания, определяющие направления развития той области языковой картины мира, которая связана с представлениями о перцептивных процессах. Согласно исследованиям этих наук, восприятие участвует в категоризации различных аспектов человеческой психики и бытия в целом (человеческой физиологии, познавательных процессов, физических параметров объектов реального мира и т.д.) и оказывает влияние на систему языковых значений и функционирование языковых единиц.
В психологии восприятие – это чувственное отображение предмета или явления объективной действительности, воздействующей на наши органы чувств … «Чувственное осознание данного предмета или явления составляет основную, наиболее существенную отличительную черту восприятия» [Рубинштейн 1999: 242].
В.А. Барабанщиков считает, что восприятие – это непрекращающаяся связь индивида со средой, человека с миром, в рамках которой среда, мир непосредственно открываются человеку и оказываются доступными ему. Благодаря восприятию живые существа становятся причастными к действительности, ориентируются в ней и сохраняют себя как целостность [Барабанщиков 2002: 89].
Важнейшими параметрами феномена восприятия являются его психическая природа и связь с процессом познания человеком окружающей действительности. Будучи видом познания, восприятие подразумевает и мыслительные процессы: осмысление, понимание, истолкование сенсорных данных.
В исследованиях по философии восприятие - это «чувственный образ внешних структурных характеристик, предметов и процессов материального мира, непосредственно воздействующих на органы чувств» [ФС 1987]. Восприятие трактуется как «процесс отражения действительности в форме чувственного образа объекта» [ФЭС 1983: 92]. Сам объект представлен в форме целостного образа во всей совокупности свойств и признаков, обусловленных объективностью существования окружающего мира, что имеет свои особенности, получившие выражение в языке [Моисеева 2005: 20].
Одной из первых целостных философских теорий чувственного восприятия, возникшей на границе философии и изучения психологии человека, стала концепция Аристотеля. Он выделил такие органы чувств, как зрение, слух, вкус, обоняние и тактильные способности. Позднее к ним добавилась двигательная или моторная система. В состав осязания, наряду с тактильными ощущениями, входит вполне самостоятельный вид ощущений – температурных [Рубинштейн 1999: 170-172].
Аристотель связывал восприятие с процессами мышления и познания, а также с процессами формирования разных видов знания. Критикуя древних философов (Гомера, Эмпедокла), отождествлявших ощущение и мышление, Аристотель развел эти понятия, говоря о том, что ощущение есть или возможность или действительность, а ум (представление, сознание) работает при отсутствии того и другого. «Когда созерцают умом, необходимо, чтобы в то же время созерцали и представлениями, ведь представления – это как бы предметы ощущения, только без материи» [Аристотель 1983: 440].
Вопрос о том, насколько велика дистанция между восприятием и мышлением, решается практически всеми философскими школами и когнитивно ориентированными психологическими направлениями. В языке зафиксирована прямая связь восприятия и ментальных состояний и процессов, что доказывает, что восприятие: зрение, слух, обоняние, осязание, вкус – не самостоятельные и не независимые процедуры, выполняемые автономными «органами», просто «передающими сигналы в мозг», а нечто гораздо большее. Это внешний выход мозга, его неотъемлемая часть, источник «перцептивного знания и опыта» (причем независимо от того, осознаются они или нет), условие распознавания, осознания, понимания и интерпретации происходящих в мире событий. Именно поэтому перцептивная лексика достаточно часто приобретает ментальное значение [Арутюнова 1999: 413].
Говоря об особенностях восприятия, Р.И. Павиленис подчеркивает, что «еще до знакомства с языком человек в определенной степени знакомится с миром, познает его; благодаря известным каналам чувственного восприятия мира он располагает определенной (истинной или ложной) информацией о нем, различает и отождествляет объекты своего познания. Усвоение любой новой информации о мире осуществляется каждым индивидом на базе той, которой он уже располагает. Образующая таким образом система информации о мире и есть конструируемая им концептуальная система как система определенных представлений человека о мире. Построение такой системы до усвоения языка есть невербальный этап ее образования. На этом этапе человек знакомится с объектами, доступными непосредственному восприятию» [Павиленис 1983: 101].
Лексико-семантическая классификация ольфакторных субстантивов в русском, французском и башкирском языках
Й. Трира критиковали, в частности, за следующие недостатки его концепции: 1) идеализм в понимании корреляции между языком, действительностью и мышлением; 2) логический критерий выделения поля; 3) взгляд на поле как на закрытое лексическое образование, соответствующее непрерывному понятийному континууму, со строгими и непересекающимися границами; 4) полный параллелизм между лексическими и понятийными полями; 5) отказ от слова как самостоятельной единицы языка; 6) игнорирование полисемии и конкретных связей слова; 7) пренебрежение к фактам живого языка за счет увлечения данными древних состояний немецкого языка; 8) пренебрежение глаголами и устойчивыми словосочетаниями за счет исследования исключительно субстантивных слов; 9) верификацию структурной в своей основе гипотезы неструктурными методами; 10) неудачные образы, применяемые при характеристике полей, такие как «мозаика», «пальто», «покрывало». Тем не менее, несмотря на справедливые критические замечания, труды Й. Трира явились важным этапом в развитии структурной семантики [Васильев 1971: 107].
Теория поля Л. Вайсгербера и вся его языковая концепция получила в научной литературе также весьма противоречивую оценку. Одни считают ее глубокой и практически полезной, другие, напротив, - весьма отвлеченной и абсолютно непригодной для исследования словарного состава языка. Так, например, С.Д. Кацнельсон справедливо замечает: «Сознательная установка на изучение конкретного содержания языковых единиц в их функциональной связи и взаимодействии не могли не сказаться на результатах исследования Л. Вайсгербера, изобилующего ценными и тонкими наблюдениями. Нельзя однако, пройти мимо того факта, что конкретные результаты этих работ на ходятся в явном противоречии с предвзятыми теоретическими положениями, которыми руководствовался исследователь» [Кацнельсон 1965: 95].
С позиций полевости исследуются также структуры синтагматически связанных единиц. Это классы слов, тесно связанных друг с другом по упот реблению, но никогда не встречающихся в одной синтаксической позиции. Их называют синтагматическими семантическими полями. Первым такие поля начал изучать В. Порциг. Подобные связи можно найти, например, в со четаниях глагола с именами существительными и прилагательными: действие – орудие действия (sehen «видеть» - dаs Аuge «глаз»), действие – субъект действия (wiehern «ржать» - dаs Pferd «лошадь») и т.д. (см. об этом например [Васильев 1971: 112]). «Каждое такое семантическое или семанти ко-синтаксическое поле обусловлено лексической валентностью сочетающихся слов и моделью синтаксических отношений. Существование такого поля свидетельствует о том, что своеобразие семантической структу ры языка проявляется не только в характерных для данного языка семантических связях слов, но и в ассоциативно-синтаксических связях» [Шафиков 1999: 21]. В отличие от семантических полей Й. Трира, синтагма тические поля В. Порцига пользуются почти единодушным признанием специалистов.
О. Духачек отдает предпочтение семантическим полям, элементы которых обладают общим значением. Благодаря единству формы и содержания слова могут быть связаны друг с другом на основе определенной общности формы и определенной родственности значения. При этом значение рассматривается как комплекс и определяется как реализация совокупности смысловой основы и всех понятийных, эмоциональных, экспрессивных, грамматических и стилистических второстепенных компонентов. Таким образом, О. Духачек выделяет два основных типа лингвистических полей: словесные поля, ядром которых является слово, и понятийные поля, в которых слова связаны тем, что они в своей семантике содержат одно общее понятие (элементарные поля) или несколько близких понятий (комплексные поля). Комплексные поля более обширны и менее однородны, чем элемен тарные поля. Материалом исследования для Духачека служат слова разных частей речи, образующие комплексное поле «красота» [Щур 2007: 36]. Сло весные поля О. Духачек подразделяет на морфологические, синтагматические (синтаксические) и ассоциативные. В морфологическом поле производные и паронимы группируются вокруг стержневого слова, в синтагматических полях слова связаны с центральным членом с помощью ассоциаций, основывающихся на формальном или семантическом сходстве, а иногда на том и другом одновременно, а в ассоциативных полях - на основе субъективных психологических ассоциаций в плане выражения и/или в плане содержания [Щур 2007: 37]. Как считает О. Духачек, задачей синхронного изучения полей является определение данного поля в отдельном языке и исследование того, как близ кие по значению слова влияют друг на друга, изменяя свой семантический объем. Целью же диахронного исследования, по мнению О. Духачека, явля ется выяснение того, какую роль играет появление в данном поле одних и исчезновение других лексем [Щур 2007:37]. Важнейшим вкладом в развитие полевой теории и семантической типологии языков является указание О. Духачека на существование в языке семантических полей комплексного ти па. Эту идею поддержал Л.М. Васильев: по его мнению, комплексные (смешанные) поля образуются при сложении парадигматических и синтаг матических полей. Такими полями являются, например, словообразовательные ряды, включающие слова разных частей речи вместе с их парадигматическими коррелятами (например, учитель / преподаватель … / учит / наставляет … / ученика / студента … /); неоднородные по инвари антным значениям частей речи лексико-семантические группы (например, слово, речь … - говорить, рассказывать …) и т.д. С комплексными семанти ческими полями мы имеем дело во всех тех случаях, когда позиции абстрактной семантической синтагмы заполняются не отдельными конкрет ными семемами, а их парадигматическими классами (парадигматическими полями) [Васильев 1971: 113]. Е.В. Гулыга и Е.И. Шендельс, говоря о грамматико-лексическом поле, выделяют в его структуре доминанту, трактуемую как конституент поля: а) наиболее специализированный для выражения данного значения; б) передающий его наиболее однозначно; в) систематически используемый [Гулыга, Шендельс 1969: 10].
Метафорические переносы в номинации ольфакторных адъективов в русском, французском и башкирском языках
В современной когнитивной лингвистике метафору определяют как «(основную) ментальную операцию, как способ познания, категоризации, концептуализации, оценки и объяснения мира» [Будаев 2007: 16]. В механизм конкретной метафоры вовлечены два предметных компо нента (основной и вспомогательный субъекты), которые можно интерпретировать либо как лежащие вне языка материальные сущности (ре ференты), либо как отражение этих сущностей в человеческом сознании (представления, понятия). Другие два компонента – признаки предметов интерпретируются либо как логические или психологические категории (по нятия, представления), либо как лингвистические категории, то есть как значения слов [Арутюнова 1999: 368]. Метафора (метафорическая конструкция) возникает при уподоблении одного явления другому на основе семантической близости состояний, свойств и действий, характеризующих эти явления, в результате которого слова (словосочетания, предложения), предназначенные для обозначения од них объектов (ситуаций) действительности, употребляются для наименования или характеризации других объектов (ситуаций) на основании условного тождества приписываемых им предикативных признаков [Глазу нова 2000: 139]. Метафорический перенос рассматривается как процесс, обусловленный глубинными процессами человеческого сознания: «Метафора возникает не потому, что она нужна, а потому, что без нее нельзя обойтись, она присуща человеческому мышлению и языку как таковая» [Гак 1988: 11].
По мнению Н.Д. Арутюновой, лингвистическая теория метафоры должна принимать во внимание не только лексико-семантические, но и функционально-синтаксические характеристики этого явления. «Один из ресурсов поэтического языка состоит в нарушении соответствия между лексическим типом и синтаксической функцией: идентифицирующая лексика переносится в сферу предикатов, создавая классическую метафору. Классическая метафора – это вторжение синтеза в зону анализа, представления (образа) в зону понятия, воображения в зону интеллекта, единичного в царство общего, индивидуальности в «страну» классов. Метафора стремится внести хаос в упорядоченные системы предикатов, но, входя в общенародный язык, в конце концов, подчиняется его семантическим законам» [Арутюнова 1999: 347]. Этот троп связан прочными узами с позицией предиката, при этом в недрах образа уже зарождается понятие. Метафора – это колыбель семантики всех полнозначных и служебных слов. В работах Н.Д. Арутюновой метафора трактуется как «способ уловить индивидуальность конкретного предмета или явления, передать его неповторимость. Метафора индивидуализирует предмет, относя его к классу, которому он не принадлежит» [Арутюнова 1999: 348].
При исследовании метафоры в художественном тексте современная лингвистика выявляет разные аспекты ее языкового статуса: 1) концептуальные – «метафора является не принципом необычайного словоупотребления, а способом художественного мирооформления. Она отражает индивидуально-творческие особенности в субъективном содержании мира поэтических видений» [Виноградов 1976: 426-427]; 2) синтаксические – «метафора – это утверждение о свойствах объекта на основе некоторого подобия с уже обозначенным в переосмысленном значении слова» [Телия 1977: 190], «метафора – это транспозиция идентифицирующей (дескриптивной и семантически диффузной) лексики, предназначенной для указания на предмет речи, в сферу предикатов, предназначенных для указания на его признаки и свойства» [Арутюнова 1990: 14]; 3) семантические – «сходство несходного… отождествление противоречащих в широком смысле понятий» [Павлович 1995: 13]; 4) поэтические – «метафора – это греза, сон языка» [Дэвидсон 1990: 173]; 5) социальные – «система общественных ассоциаций» [Блэр 1990: 164].
Основной предпосылкой когнитивного подхода к исследованию метафоры стало положение о ее ментальном характере и познавательном потенциале. На феномен метафоричности мышления обращали внимание Д. Вико, Ф. Ницше, А. Ричардс, Х. Ортега-и-Гассет, Э. Кассирер, М. Блэк и другие исследователи.
Внутренний (ментальный, психический) мир человека, в том числе его способность воспринимать, осмысливать и сохранять информацию, достаточно сложен для понимания. В качестве инструмента познания ментального мира человека, одного из способов когнитивного моделирования, могут выступать когнитивные метафоры. В современном языкознании они понимаются как модель речемыслительной деятельности человека. Представители когнитивной лингвистики рассматривают метафору не как средство номинации, а как принцип познания, позволяющий представить абстрактные явления в виде образов чувственного познания, имеющихся в опыте говорящих. Метафора – это базовая структура понимания, представляющая собой результат отображения (соnсeptuаl mаpping) знаний из одной концептуальной области (the tаrget dоmаin) в другую концептуальную область (the sоurсe dоmаin). Концептуальная метафора – это когнитивное соположение двух различных областей, а лингвистическая метафора является языковым выражением такого соположения [Зайнуллина 2003: 174].
Когнитивная метафора рассматривается как один из способов концептуализации действительности, как когнитивный процесс, формирующий новые понятия, без которого невозможно получение нового знания. Когнитивные метафоры можно считать языковой универсалией, поскольку универсальной является способность индивидов замечать сходство между различными объектами действительности, «придавая подобию вид тождества» [Арутюнова 1979].
В книге Дж. Лакоффа и М. Джонсона “Metаphоrs We Live by” была разработана теория, которая привнесла системность в описание метафоры как когнитивного механизма. Авторы постулировали, что метафора не ограничивается лишь сферой языка, что сами процессы мышления человека в значительной степени метафоричны. «Метафора пронизывает нашу повседневную жизнь, причем не только язык, но и мышление и деятельность. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы думаем и действуем, по сути своей метафорична» [Лакофф, Джонсон 2008: 25]. Такой подход позволил рассматривать метафору как феномен взаимодействия языка, мышления и культуры. В более поздней работе “The Соntempоrаry Theоry оf Metаphоr” Дж. Лакофф строго разграничил метафорическое выражение и концептуальную метафору, подчеркивая, что «локус метафоры – в мысли, а не в языке» [Lаkоff 1993: 203].
Основным признаком развития метафорических значений лексем с семантикой запаха является применение ольфакторной характеристики по отношению к предметам и явлениям объективной действительности, не имеющим запаха. По мнению P.О. Якобсона, при метафорическом употреблении лексики традиционные классификации рушатся и предметы вовлекаются в новые классификации, подчиняются новым классификационным признакам [Якобсон 1987: 331].
Метонимические переносы в номинации ольфакторных адъективов в русском, французском и башкирском языках
Все вышесказанное дает основание считать, что энантиосемия это явление, смежное с полисемией и антонимией, так как при его анализе четко прослеживаются признаки этих двух категорий. Поэтому энантиосемию целесообразно рассматривать в качестве самостоятельной лексико-семантической категории [Меликян 1998: 83]. Такой точки зрения придерживались В.И. Шерцль, Л.А. Булаховский. Е.А. Литвинова также считает возможным выделить энантиосемию в качестве отдельной категории лексической семантики. По мнению Е.А. Литвиновой, если рассматривать отношения синонимии, омонимии, антонимии с точки зрения бинарной структуры слова (план выражения и план содержания), энантиосемия правомерно вписывается в эти отношения: синонимичные единицы разные по форме, близкие по значению; антонимичные единицы разные по звучанию, противоположные по значению; омонимичные единицы идентичные по звучанию, разные по значению; энантиосемичные единицы идентичные по звучанию, противоположные по значению [Литвинова 2012: 87].
В языковой энантиосемии представляет интерес возникновение полярных значений с целью придать дополнительную экспрессивность высказыванию говорящего. В таком случае изменению подвергаются ЛЕ, имеющие в своем составе компоненты положительной и отрицательной оценки, которые могут актуализироваться в зависимости от намерений говорящего.
В современном русском языке мы выявили следующие случаи употребления антифразисов амбре, аромат, благоухание, духмяный, пахучий. Современные толковые словари квалифицируют как антифразис лишь одну лексическую единицу из вышеназванных, а именно: амбре (от франц. аmbr – амбра). Устар. Благоухание, приятный запах. Чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате было такое амбре… Гоголь. Разг. О дурном запахе; зловонии [БТСРЯ 2000: 37]. Ср.: Вскоре они вступили в зону нестерпимого зловония: оказалось, что посреди площади лежит дохлая собака. – Какое амбре! – восхитился Скворцов. – Эту собачку ещё третьего дня машиной задавило, – радостно сообщил Тёткин (И. Грекова. На испытаниях) [НКРЯ].
К сожалению, другие названные выше ЛЕ не зафиксированы в словарях русского языка в качестве антифразисов, хотя узус говорит об их частом употреблении с ироническим оттенком: Или, скажем, невыносимое благоухание, источаемое мясокомбинатом в самую душу лета – июль, – вам по душе? (Т. Соломатина. Собака, или «Эклектичная живописная вавилонская повесть о зарытом»); По городу стал медленно, но верно распространяться аромат выгребной ямы (Разбой от имени Чубайса (2003) // «Криминальная хроника»); Он так стиснул шенкеля, что конь, храпнув, рванулся, унес главнокомандующего по цокающему булыжнику наверх, где блеяло, трясло курдюками, возвращаясь с поля, пахучее баранье стадо (А.Н. Толстой. Хождение по мукам); В перерывах между любопытством собираю на дорогах духмяный навоз и продаю его городским дачникам (Н. Крыщук. Отступление) [НКРЯ].
Явление энантиосемии может встречаться и в близкородственных языках. Так, например, в славянских языках довольно часто проявляется употребление межъязыковой энантиосемии. Праслав. оniа развило противоположные значения в славянских языках: «плохой запах» в русском, болгарском языках и «приятный запах, аромат» в чешском, польском, словацком, при этом сохранив нейтральное значение запаха в сербском и хорватском языках [ЭСРЯ 1968: 160]. Основная причина энантиосемии состоит в том, что в древнюю эпоху корни и производные от них слова имели общие, недостаточно дифференцированные значения. Вследствие развития мышления и языка такие значения дифференцировались: из общей сферы понятия постепенно выделялись более конкретные оттенки основного значения, переходящие в противоположности [Зайнуллина 2003: 165].
Примечательно, что в древнерусском языке воня имело значение «благоухание, запах». В форме вонь и с современным значением эта ЛЕ стала использоваться в русском языке уже в начале XVIII века [ЭССРЯ 2010: 140]. В данном случае речь идет о проявлении диахронической внутриязыковой энантиосемии слова вонь.
Энантиосемичное расщепление значений может таиться и в этимологии слова смородина (от др.-рус. смородъ «вонь, смрад»). Подобная диахроническая энантиосемия является таковой лишь в определенный синхронный период. Закрепившиеся полярные значения стремятся к полному разделению, что приводит к образованию омонимов. В диахроническом плане энантиосемия обусловливает полисемию, омонимию и антонимию [Зайнуллина 2003: 166].
Во французском языке встречается не так много случаев употребления энантиосемантов. Мы обнаружили всего пять примеров с лексическими единицами frаgrаnсe (m), fumet (m), pаrfum (m), оdоrаnt и оdоrifrаnt, имеющими противоположные значения [СNRTL]. Рассмотрим их более подробно.
Субстантив frаgrаnсe (m) может употребляться как антифразис, обозначая неприятный запах: Lа pоignаnte frаgrаnсe de fаuve (…) s tаlаit en nаppes pаisses dаns l аtmоsphre de lа piсe (…) – Резкий неприятный запах хищника (…) расстилался густой пеленой в атмосфере комнаты (…) (R. Queneаu. Pierrоt) [СNRTL]. Уп отребляясь в значении «сe qui se dgаge de quelqu un оu de quelque сhоse, qui les саrасtrise» (то, что исходит от кого-либо или чего-либо, что их характеризует), субстантив fumet (m) приобретает ироническую окраску: Leur frаnаis tаit belge, оu gаrdаit un fumet germаnique. – Их французская речь звучала по-бельгийски или же сохраняла немецкий душок [R. Rоllаnd. Jeаn-Сhristоphe].