Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Ренессансная пастораль: теоретические основы, жанровые формы и национальные особенности
Раздел 1. Некоторые теоретические аспекты изучения ренессансной пасторали
Раздел 2. Развитие английской литературной пасторали в эпоху Возрождения 34
Глава 2. "Бесплодные усилия любви" и пасторальный идеал: пастораль и идиллия 77
Глава 3. " Как вам это понравится": человеческий идеал в зеркале природы
Глава 4. Пасторальные мотивы в мире поэтических идей "Бури"
Заключение Z55
Приложение I. Проблемы исследования пасторальных мотивов в драматургии Шекспира и этапы развития англоязычного пасторалеведения
Приложение II. Шекспир и английская литературная пастораль между 1600 и 1612 годами 275
Список использованной литературы 288
- Некоторые теоретические аспекты изучения ренессансной пасторали
- Развитие английской литературной пасторали в эпоху Возрождения
- "Бесплодные усилия любви" и пасторальный идеал: пастораль и идиллия
- Пасторальные мотивы в мире поэтических идей "Бури"
Введение к работе
Предмет исследования. Творчество величайшего драматурга английского Возрождения У. Шекспира (1564-1616) в наши дни, как и четыре века назад, хранит в себе немало тайн и неразгаданных загадок. При быстрой смене популярных "алгоритмов" литературоведческого и лингвистического анализа духовные проблемы и эстетические ценности шекспировского наследия по-прежнему привлекают к себе читающую публику, актеров, режиссеров и ученых-филологов. Сохранив славу одного из самых "непознанных" художников Новой истории, Шекспир на исходе второго тысячелетия стал объектом различных подходов в науке, источником самых несходных художественных интерпретаций. Сами традиционные шекспировские "загадки" (суть "непознанного" в Шекспире) определяются сегодня по-разному - в зависимости от предмета научного или художественного поиска, от целей и задач шекспироведческого анализа, от содержания меняющихся условий исследования и разнообразия исследовательских методов.
Между тем весь широчайший спектр шекспировских "загадок" и "тайн" упирается в проблему удивительно тонкой художественной меры, благодаря которой драматург, воплощая в своих произведениях лучшие традиции предшественников и современников, умел всегда оставаться самим собой -великим и "непознанным" Шекспиром. С точки зрения современного читателя и исследователя, Шекспир мог создавать творения неповторимые и уникальные даже из самого грубого и неподатливого материала, как будто собирая свои шедевры из обломков избитых шаблонных форм. И в разнообразии стилей эпохи, которыми драматург владел вполне свободно, он в каждом своем поэтическом свершении являлся- художником "надстилевым" -[826, 48-] -способным возвышаться над ограниченностью заранее данных стилевых установок ренессанса, маньеризма и барокко.
Эту главную "загадку" драматургического творчества Шекспира едва ли можно разрешить лишь в рамках знаменитого вопроса об авторстве - в границах традиционно понимаемого "шекспировского вопроса". Ее решение (хотя бы временное) на каждом этапе развития шекспировских исследований зависит от взаимодействия всех направлений данной отрасли филологической науки - от самых старых и получивших широкое признание до сравнительно новых и слабо разработанных. К числу последних в отечественном литературоведении мы можем отнести и область изучения художественных мотивов пасторали в драматургическом наследии Шекспира и, в том числе, в шекспировской комедии. Пасторальные мотивы в комедиях Шекспира (на примере трех пьес) составляют основной предмет настоящего исследования и рассматриваются в контексте ведущих тенденций развития литературной пасторали в художественном творчестве Великобритании конца XVI- начала XVII века.
Выбор указанного предмета связан с рядом назревших проблем современного литературоведения, и это определяет актуальность исследуемой темы.
Актуальность темы. В последние десятилетия XX века литературная наука с подчеркнутым вниманием относится к любым примерам того, как величайшее своеобразие и творческая одаренность могут обнаруживаться в формах глубокого художественного традиционализма. В подробном изучении таких моментов яснее раскрывается сущность понятия традиционности. Сама традиция в серьезном историческом освещении выступает не только "мертвым грузом" литературного процесса, но и живым, сознательно творимым аспектом культурного бытия той или иной эпохи.
Именно такое заметное взаимообогащение "старого" и "нового" хоставляло основу пасторальной традиции Ренессанса, которая была с интересом воспринята и продолжена английскими литераторами XVI-XVII веков. Художественный язык пасторали на рубеже этих столетий оказался носителем важных историко-культурных смыслов, поэтому малейшие изменения в структуре данного языка невольно становились символом глубоких мировоззренческих и эстетических сдвигов при переходе английской (и европейской) культуры из "века Ренессанса" в "век Барокко".
Вот почему для историка литературы проблема обращения Шекспира к формам европейской пасторали представляет особый интерес. В самом деле, не только место художника, но и место пасторальной традиции в литературе и культуре указанной эпохи было поистине уникальным.
В конце XVI— начале XVII века литературная пастораль заметным образом менялась, оказавшись на пересечении "больших" стилей и на изломе эпохальных художественных систем. Переживая трансформацию в пределах движения литературных форм от Возрождения к XVII веку, европейская пастораль сумела стать культурно значимым образом самого Ренессанса - не только пресловутых "иллюзий" последнего, но и непреходящей ценности этих иллюзий в контексте всей последующей истории человечества.
Основа прочного соотношения между новыми перспективами европейской пасторали и культурными принципами Возрождения была заложена еще в период расцвета ренессансной культуры, когда традиционная связь буколического жанра с идеалом гармоничного проявления природы приобрела подчеркнуто своеобразный смысл. Идеальным "сюжетом" переосмысленной буколики стало в искусстве Возрождения не просто самораскрытие природы как некой данности: на первый план здесь выступило художественное выражение "естества" как творческого самоформирования индивида в гармонии со всем мирозданием.
В настоящее время богатый и противоречивый опыт научного исследования пасторальных форм в новоевропейской литературе, насчитывающий в зарубежном литературоведении уже около ста лет1, открывает для специалистов разных стран новые возможности в освоении духовных богатств "пастушеской" традиции Ренессанса. К сожалению, разброс мнений и периодичность колебаний в оценках художественных произведений достигли в зарубежном пасторалеведении таких масштабов, что восстановление единой линии преемственности в этой области науки становится на Западе (а отчасти и в нашей стране) столь же насущной задачей, как и анализ историко-культурных смыслов произведений пасторальной литературы, принадлежащих к различным эпохам, стилям и жанровым системам.
В этой ситуации историко-литературное изучение ренессансных пасторалей и пасторалей XVII века, на наш взгляд, сконцентрировало в себе наибольшее число противоречий и неразрешенных проблем, тем более что эпоха Возрождения признана многими исследователями переломной в истории всей пасторально-буколической традиции от Феокрита до наших дней (см., в частности,[1476, 309]).
Формирование целостного научного взгляда на происхождение, природу, характер и роль пасторальной традиции в литературе позднего Возрождения и раннего барокко остается в силу указанных причин одной из важнейших и актуальнейших задач отечественного и зарубежного литературоведения. Достижение этой цели предполагает решение еще одной сопутствующей задачи: восстановления научной преемственности в развитии современных пасторалеведческих исследований. 1 Первым фундаментальным исследованием пасторали в англоязычном литературоведении принято считать работу У. Грега "Пасторальная поэзия и пасторальная драма" [103]. Важной вехой в осмыслении теоретических основ пасторального искусства стала в начале 1930-х годов работа видного представителя "Новой критики" У. Эмпсона "Несколько версий пасторали" [94]. Однако лишь к концу 1950-х- началу 1960-х годов научный интерес к пасторальным "формам и отношениям" (выражение X. Толивера) [143]-приобрел в зарубежном литературоведении характер "настоящего бума" [178, 3]. Пережив ряд спадов и подъемов, пасторальный "бум" сохранил свое основное значение вплоть до наших дней. В последнее время свидетельством неослабевающего внимания специалистов-филологов к пасторальной литературе могут служить, в частности, следующие работы, вышедшие за рубежом в Г990-е годы: [104], [105], [70], [151] и некоторые другие.
Учитывая особую роль драматургии и поэзии Шекспира в пределах переломной для новоевропейской пасторали ситуации, мы можем говорить о несомненной важности исследования пасторальных мотивов на материале шекспировского творчества (в особенности драмы). Широкий и последовательный анализ пасторального начала в драматических произведениях поэта способствовал бы не только освещению малоизученных сторон его творчества, но и. существенному прояснению культурно-эстетических основ самой буколической традиции в один из самых ярких периодов ее развития.
Между тем органическое совмещение внутренней проблематики шекспировской драматургии и пасторального искусства, подсказанное всей культурной ситуацией на рубеже XVI-XVII веков, не воплотилось до сих пор в отчетливо выраженный исследовательский метод, который отвечал бы современным требованиям науки и соответствовал разнообразию и целостности изучаемого художественного материала.
Степень разработанности вопроса. На сегодняшний день в большинстве англоязычных исследований вопроса конкретные подходы к шекспировской пасторали осуществляются с двух разных сторон:
1)с позиций общего шекспироведения, в рамках которого указанная проблема остается второстепенной и частной (Дж. Довер Уилсон, Ч. Барбер, X. Гарднер, М. Лэсселис, в некоторой степени Т. Макфарланд, А. Лэтам, Р. Орнстейн и др.);
2) с точки зрения самой пасторальной традиции, в отношении к которой уже шекспировское творчество кажется неким внешним моментом - либо подчиненным общим жанровым канонам, либо преодолевающим их историческую ограниченность (У. Грег, У. Эмпсон, Р. Поджоли, X. Толивер, Р. Коуди, ~Л. Лернер, А.В. Эттин, Дж^ Кроненфелд, П. Алперс, Ф. Гарбер, К. Элам, К. Кинни и некоторые другие). Последняя тенденция порой одерживает верх даже тогда, когда проблема исторического функционирования традиции ставится целиком на материале шекспировского творчества (Д. Янг).
Главным следствием этого разрыва между двумя подходами к пасторальным мотивам у Шекспира является тот факт, что крайности "широкого" и "узкого" способов исследования1, а также ограниченные черты "пасторалеведчески" и "шекспироведчески" ориентированных прочтений изучаемого материала не получают "разрешения" в научно обоснованной картине эволюции шекспировского "пасторализма". Динамика "эстетических - отношений" драматургии Шекспира к пасторальной традиции остается во многом непроясненной.
Причины этих неудач упираются в обилие нерешенных проблем теории и истории пасторальных жанров, в практические задачи современного литературоведения и истории культуры, часть из которых будет охарактеризована в дальнейшем изложении .
Впрочем, хотя отечественное пасторалеведение имеет в целом менее богатую историю, чем зарубежное, изучение пасторальных мотивов в драматургии Шекспира, активно пробивающее себе дорогу в последнее время, начинается и здесь не на пустом месте.
Еще в 1920-е- ранние 1960-е годы анализ пасторальной традиции в отечественном литературоведении ограничивался рядом общих замечаний (С.С. Мокульский, М.П.Алексеев, Н.Я. Берковский, Р.М.Самарин [165], [450, 543], [368, 20-21], [562, 19-21]) и небольшим числом развернутых характеристик отдельных "пастушеских" произведений (М. Эйхенгольц, К.Державин [187], [427]). Поэтому начало широкого изучения пасторальных жанров и связанных с последними общетеоретических проблем следует отнести к рубежу 1960-х-1970-х годов.
На данном этапе, однако, яснее обозначилась диспропорция между теоретическими и историко-литературными исследованиями, хотя заметней 1 Под "широким" здесь понимается такой подход к пасторальному искусству, при котором "пасторальность" выступает для исследователя в качестве целостной характеристики конкретного- произведения (Т. Макфарланд, Д. Янг, отчасти К. Геснер, А. Эттин и Ф. Гарбер), под "узкимГ - стремление отождествить пасторальное начало с отдельным элементом (или элементами) в структуре художественного целого (Р.Б. Бонд). 2 См. также приложение 1. стали также проявления их взаимной зависимости. 1ак, постановка пасторалеведческих проблем в значительной мере оставалась оторванной от практического изучения материала (см. Г.Н. Поспелов, М.М. Бахтин, М.Б. Храпченко [545, с. 180-181, 190], [361, с. 253-255, 373-384], [607, 207-315]). Отсюда некоторая абстрактность в распространенных характеристиках пасторали как единого в своей основе жанра, отмечаемая в теоретической литературе этого периода (СЮ. Сапрыкина, И.В. Шталь [174], [186])1.
Одновременно конкретные исследования, которые были призваны корректировать и уточнять абстрактные утверждения теоретиков, в свою очередь определялись важнейшими тенденциями отечественной теории литературы. В частности, они обнаружили свою связь с традиционным для литературной теории в России интересом к жанровым проблемам (включая проблемы теории романа). В рамках этого интереса (поддержанного авторитетом М.М. Бахтина) исследование романных пасторалей в этот период было поставлено в контекст истории становления новоевропейского романа и конкретизировалось на определенном национальном материале (испанском, итальянском, французском, английском). Именно в этом духе писали С.И.Еремина (Пискунова) [154], [438], Л.М. Баткин [147 [і и /'СЦ [148], Л.Я. Потемкина [166], [172], [546], Н.Т. Пахсарьян [172], [168], [169], Л.Р. Никифорова [166], [172], [520], [521], З.И. Плавскин [541], К.А. Чекалов [609а], [6096], Л.П.Привалова [547], [173], Н.Н. Торкут [182], [580]. Накопленные данные подталкивали к новым теоретическим обобщениям [172], [168], [176], а в целом основное направление и методологические основы - указанных работ способствовали более быстрому и легкому утверждению понятия национального варианта пасторального романа в отечественном литературоведении по сравнению с зарубежным.
Серьезное воздействие на проблематику и общий уровень отечественного-пасторалеведения смогли оказать в 1970-е-1980-е годы ._. . :\ некоторые новые прочтения произведений древних буколических авторов: 1 См. критику этого подхода в статье Л.Я. Потемкиной и Л.Р. Никифоровой [166,18].
Феокрита, Вергилия, Лонга. Исследования Н.А.Старостиной [181], Т.В.Поповой [170], [171], С.С. Аверинцева [146], [313], М.Л. Гаспарова [152] способствовали утверждению ряда общетеоретических установок, существенных также и для исследования новоевропейских пасторалей. В первую очередь здесь следует упомянуть тезис об изменчивости содержания и объема самого понятия "жанр", а также установление отличия буколики от канонических жанров - "видов" аристотелевского типа [см. 313,9].
Вскоре вслед за этим наступила очередь новоевропейской поэзии, которая с конца 1980-х годов завоевала пристальное внимание исследователей. Здесь выделяются в первую очередь работы И.О. Шайтанова [183], [184], Е.П.Зыковой [160], [161], В.Н. Ганина [150], [151], С.А. Макуренковой [164], [165], Н.Т. Пахсарьян [168*], Т.В. Саськовой [175], [177], Г.Н. Ермоленко [155], [156] и др. Ценные замечания о пасторальной поэзии можно найти в книге А.Н. Горбунова [404] и в работах некоторых других авторов. При этом анализ идиллической поэзии XVIII века, на наш взгляд, заострил еще одну методологическую проблему: при строгой жанровой кодификации поэтических пасторалей этого времени формальное изучение их структурных особенностей могло бы обречь филологов на крайнее однообразие исследовательского подхода. Недаром параллельно обнаруживается все больший интерес отечественной науки к явлениям пасторального и идиллического характера за пределами строгих жанровых норм XVIII-ro столетия - в частности, в русской поэзии золотого и серебряного века (Н.В. Забабурова [157], Н.О. Осипова [167]). Потребности развития научного метода и необходимость более глубокого постижения предмета подталкивает ученых снова и снова к анализу связей пасторального искусства с особенностями функционирования больших стилей и способами реализации эпохальных мировоззренческих установок. Знаменательно само стремление ряда авторов выделить подвижную основу пасторали в самой гуще культурных архетипов, действующих в пределах определенной эпохи (Л.М. Баткин [147а)], [148], Н.Т. Пахсарьян [168*, 169]), или на протяжении всей более чем двухтысячелетней истории европейской буколики-пасторали (Т.В. Саськова [176], [178]).
Желание увидеть за повторением и сменой жанровых структур реальные содержательные сдвиги в искусстве пасторали диктует исследователям постоянную потребность в обращении к определенному кругу теоретических понятий, сменяющих друг друга в истории науки в зависимости от господствующих методологических представлений. Так, в работах P.M. Самарина способность подняться над структурой замкнутостью пасторального жанра и дать обоснованную эстетическую оценку произведениям с близкими формальными признаками связывалась с категорией метода [562], в исследовании Л. Пинского-с понятием "рода", употребленным скорее в общефилософском, чем в теоретико-литературном значении [539, 57].
В настоящее время анализ различных форм пасторального искусства опирается в большей степени на рассмотрение стилевых начал (ренессанса, барокко, рококо, сентиментализма), которые толкуются достаточно широко и в то же время сохраняют для исследователей некую содержательную определенность форм (Л.М. Баткин [147а], [148], А.Н. Горбунов [824], [404], Н.Т. Пахсарьян [169] и др.). Достаточно продуктивной является установка на изучение "жанровой содержательности" пасторальных произведений (Е.П. Зыкова [160, 7]), если только реализация такого подхода не приводит к заведомому подчинению стилистики художественного содержания абстрактной типологии жанров. Весьма плодотворным можно также считать использование категории модальности ("модуса") , заимствованной из работ зарубежных авторов [там же, 26-27]. 1 Понятием "модус" в зарубежном литературоведении активно пользовались такие известные исследователи, как Н. Фрай [22] и А. Фаулер [223], а также А.В. Эттин [95] и Дж. Шоукросс [289]. "Модус", по А. Фаулеру, дополняет жанровую структуру до формы целого.-Тем самым в рамках позднего традиционализма он обеспечивает "существование нового, "смешанного" жанрового канона. Так,'в литературе Возрождения пастораль фактически выступает не в качестве особого жанра, а в виде "модуса" или внешнего (само)определения традиционных и
При всем при этом очевидное сохранение некой разобщенности между "жанровыми" и "стилевыми" методами в пасторалеведении свидетельствует о том, что отечественная наука, как и зарубежная, стоит перед необходимостью "реабилитации" на новом уровне понятия художественного (а не только жанрового или стилевого) содержания - понятия, которое в последние годы почти лишилось всякого самостоятельного значения.
Все это, конечно, не означает, что сколько-нибудь глубоко осмыслить внутренние основы пасторальной традиции можно игнорируя жанровую и родовую определенность исследуемых произведений. В этом смысле (на фоне последовательного изучения пасторальной лирики и романистики) вопросы научного анализа драматической пасторали (а также пасторального элемента в драматическом искусстве вообще) остаются в отечественном литературоведении по-прежнему малоисследованными1.
В то же время богатые традиции отечественного шекспироведения подталкивают к тому, чтобы целый ряд подобных вопросов был поставлен именно на материале шекспировского творчества.
В рамках "узкого" подхода к проблеме (см. с.В) в нашей стране уже много лет исследуются пасторальные эпизоды трагикомедий Шекспира (И. Рацкий [861], [862], С.А. Толмачева [876]), а также структурные элементы пасторальной "маски" в комедиях раннего периода (Е.Н. Черноземова [613, 55-58]). Органическую связь этих комедий с самим духом ренессансной пасторали прослеживают в своих работах Л. Пинский [539, 57] и А. Бартошевич [808], [810]. Взаимодействие шекспировского пасторализма с традициями английской лирики показано в статье С.А. Макуренковой [164]. Динамика художественных новых жанров (пасторальный роман, пасторальная трагикомедия, лирическая песня и т.д.) ~" [223]. 1 В этом отношении следует упомянуть статью М. Эйхенгольщо пасторальной драме Т. Тассо "Аминта" [187], изложение спора Дж. Гварини и Я. Денореса по поводу трагикомедии "Верный пастух" (А. Аникст [329,с152, 164-171]), историко-литературный анализ испанских пасторальных драм- С'эклг") Хуана дель Энсины и Лопе де Руэды (З.И. Плавскин [541^.69-77]), некоторые разделы работ, исследующих жанровую систему английской драматургии (Е.Н. Черноземова [613,55-58]) и английскую пасторальную традицию XVI-XVIII вв. (Е.П. Зыкова [160]). смыслов, заложенных в мотиве пасторального оазиса, убедительно исследована А.Н. Горбуновым на материале нескольких шекспировских пьес в контексте фундаментальных стилевых сдвигов рубежа XVI-XVII веков [824]. Наконец, в самое последнее время выходят на первый план новые интерпретации известных и неоднократно исследованных произведений Шекспира, отмеченных "значительностью" присущего им пасторального начала (см. А. Бартошевич [808, 37]). Так, например, И.С. Приходько, обращая внимание на меланхолическое настроение и духовные контрасты комедии "Как вам это понравится", интерпретируют эту пьесу как "барочную пастораль" [858, 13-14].
Все эти разнообразные подходы к теме создают основу для более широкой постановки вопроса о пасторальных мотивах в шекспировской драматургии. Напомним, что драматическая поэзия Шекспира содержит в себе ряд узловых моментов жанрового, стилевого и мировоззренческого порядка. Однако выявить эти моменты на материале шекспировского пасторализма, не разрушая целостности изучаемых произведений и не теряя из виду общих перспектив творческой эволюции художника, на наш взгляд, отечественной науке пока в полной мере не удалось.
Недостаточный учет внутренних тенденций шекспировского творчества порой приводит к слишком однозначным выводам относительно стилевых особенностей пасторальных комедий драматурга [858], а постановка общих вопросов пасторального жанра в контексте эволюции национальных жанровых систем ограничивает объем собственно шекспировской проблематики в рамках историко-литературного исследования [160, 42-45].
Тем не _ менее некоторые аспекты английской пасторали конца XVI-начала XVII в. могут быть убедительно проанализированы только на материале шекспировского творчества - при условии обогащения традиционной шекспировской перспективы перспективой теоретического и практического пасторалеведения. В рамках отдельной статьи эту задачу наиболее успешно решает А.Н. Горбунов. Но для более конкретной и тщательной разработки данной темы требуется исследование (а, возможно, и ряд исследований) значительно большего объема.
Выполнение этой задачи под силу только такому анализу, который раскрывает своеобразный характер реализации пасторальных мотивов в каждом рассматриваемом произведении Шекспира на основе общей динамики их развития и, наоборот, общую динамику развития на основе конкретных своеобразных художественных решений. До сих пор эта задача не была решена или в полной мере даже поставлена ни в отечественном, ни в зарубежном литературоведении. Поэтому постановка проблемы пасторальных мотивов шекспировской драматургии в данном ракурсе сама по себе может служить свидетельством новизны решаемых автором задач.
Разумеется, полное и доскональное исследование пасторальных мотивов в драматургическом наследии Шекспира - задача слишком широкая для рамок кандидатской диссертации. Тем не менее объективная логика развития литературной науки подводит к ее постановке и решению, а потому и более частные задачи, решаемые на более узком материале, должны быть с нею сообразованы. В данном случае цели и задачи диссертационного исследования ограничиваются материалом трех пьес ("Бесплодные усилия любви", "Как вам это понравится", "Буря"), каждая из которых является репрезентативной для одного из важных этапов шекспировского творчества и вместе с тем глубоко своеобразной даже в пределах этого периода. Обозначение всех трех пьес как комедий не есть их строгое жанровое определение,Оно скорее отражает интерес автора работы к проблеме преломления и формирования традиционных начал в шекспировском творчестве.
С учетом этих оговорок цель диссертационного исследования может быть определена как выявление общей динамики и конкретного характера реализации пасторальных мотивов в комедиях Шекспира~(на примере трех пьес). Целью работы является также анализ указанных мотивов в контексте основных тенденций шекспировского творчества и важнейших направлений развития английской литературной пасторали конца XVI- начала XVII вв.
Достижение этих целей предполагает решение следующих задач: вычленение пасторальных мотивов в художественной ткани конкретных произведений, их классификация и литературоведческий анализ в отношении к целому; исследование внутренней динамики эстетических идей, которые на разных этапах шекспировского творчества выражают себя в композиционных формах пасторали; выполнение этих задач требует привлечения возможно более широкого материала, представляющего пасторальную литературу английского Возрождения, для более точного определения места пасторальной традиции в шекспировском творчестве и шекспировского творчества в английской пасторальной традиции эпохи Ренессанса; поскольку данная работа является в определенных аспектах попыткой уточнения некоторых общих положений пасторалеведения на конкретном материале, в число ее исследовательских задач входит также подробная характеристика основных направлений, истории и ближайших задач современного англо-американского и отечественного пасторалеведения - в той мере, в какой они сопоставимы с задачами изучения шекспировской драматургии.
Методологическими основами исследования служат фундаментальные работы зарубежных авторов по теории и истории пасторальных жанров и "мыслительных структур" (У. Грега, У. Эмпсона, X. Толивера, П. Маринелли, А.В. Эттина, А. Паттерсон, С. Чаудхури и др.), классические и современные труды по общей эстетике и теории драмы (Аристотеля, Г.В:Ф. Гегеля, М. Лифшица, А. Аникста, В.Е. Хализева), труды по теории стилей (Д.С. Лихачева, Д.С. Наливайко, В.Н. Гращенкова, Р. Хлодовского, А. Парфенова, А.Н. Горбунова) и жанров (М.М. Бахтина, С.С. Аверинцева, А. Фаулера и др.). Методологически важное значение для настоящей работы имеют также общие исследования по теории и истории культуры и искусства-
Возрождения (Э. Панофского, Э. Гарэна, А.Ф. Лосева, М.Л. Андреева, Л.М. Баткина и др.).
Научное значение работы определяется осуществленным в ней анализом художественной динамики пасторальных мотивов в творчестве Шекспира-комедиографа в контексте общей эволюции английской пасторальной литературы на рубеже XVI-XVII веков. Сопряжение научных методов современного- пасторалеведения и шекспирологии позволило автору объединить задачи и результаты историко-литературного и теоретического исследования, раскрыть теоретический фундамент литературных процессов в их непосредственной исторической действительности. На основании проведенного анализа выявлены перспективы развития идиллического начала в шекспировской комедийной пасторали, прослежены нити преемственности и разрыва в отношениях шекспировского пасторализма к пасторальному идеалу Ренессанса. В результате исследования установлен конкретный характер зависимости пасторальных мотивов в творчестве Шекспира, их художественной эволюции от господствующих мировоззренческих и стилевых течений в Англии конца XVI- начала XVII века, определено своеобразие шекспировского пасторализма в контексте трансформации английской буколической традиции при переходе от Ренессанса к искусству XVII века.
Практическая ценность диссертационного исследования. Материалы исследования, его выводы и основные положения могут быть использованы для разработки пособий и спецкурсов по проблемам шекспировского творчества и по основным вопросам изучения английской ренессансной пасторали как историко-литературного и историко-культурного явления; для разработки лекционных курсов и при проведении семинарских занятий по истории английской литературы для студентов-филологов; при подготовке лекций, семинаров и учебных пособий"по истории английской и европейской культуры эпохи Возрождения, входящих в программу университетского курса культурологии для студентов гуманитарных факультетов.
Структура работы определяется целями и задачами исследования. Диссертация (основной текст) состоит из введения, четырех глав и заключения, а также включает два развернутых приложения и список использованной литературы'(889 наименований).
Введение содержит обоснование актуальности и новизны решаемых в диссертации проблем, показывает степень их научной разработанности, определяет цели и задачи исследования, его методологическую основу, научную и практическую значимость.
В первой главе выделяются два раздела.
В первом разделе рассмотрены актуальные вопросы теоретического исследования ренессансных пасторалей, высказана гипотеза о границах применения понятий "пастораль", "идиллия", "идиллическое", пасторальный "модус", "жанр", "мотив" на указанном историко-литературном материале.
Во втором разделе содержится краткая характеристика основных этапов и тенденций развития английской пасторальной литературы XVI века.
Вторая, третья и четвертая главы диссертации посвящены анализу пасторальных мотивов в художественной ткани трех шекспировских комедий: "Бесплодные усилия любви" (середина 1590-к tt.^ "Как вам это понравится" (1599-1600), "Буря" ( 1611).
В заключении изложены основные выводы исследования и подведены итоги выполнения У в работе задач; намечены пути дальнейшего изучения внутренних связей пасторальной традиции на переломных этапах ее развития.
Приложения (1 и 2) к основной части работы содержат дополнительный материал, расширяющий и конкретизирующий характеристику теоретических проблем изучения ренессансной пасторали, анализ степени научной разработанности вопроса в зарубежном англоязычном литературоведении (приложение 1), а также рассмотрение основных этапов эволюции пасторального "модуса" в английской литературе на рубеже XVI-XVII веков (приложение 2). 1 Названия глав смотри в оглавлении.
Апробация работы. Материалы и положения диссертации обсуждались на занятиях спецсеминар "Английская поэзия XVI века" (руководитель - проф. AJH. Горбунов) на филологическом факультете Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова в 1994-1997 годах, использовались при проведении семинарских занятий и чтении курса лекций по культурологии в Московском государственном университете коммерции в 1999-2000 учебном году.
Некоторые теоретические аспекты изучения ренессансной пасторали
«Немного можно достичь,, пытаясь заранее дать сколько-нибудь строгое определение пасторали» - писал в начале нашего века авторитетный исследователь пасторальной поэзии и драмы У.Грег [103, 2]. За время, прошедшее с тех пор, в поле зрения историков и теоретиков литературы прочно вошел обширный материал многовековой пасторальной традиции, никогда ранее не получавший такого пристального внимания и многостороннего освещения.
Одним из результатов пасторального «бума» в зарубежном литературоведении стало то, что общим «именем» пасторали оказались связаны весьма разные явления - такие, как 1) синтетический малый жанр античности, прославленный творениями Феокрита и Вергилия (идиллия, эклога), 2) совокупность жанров, объединенных общим «модусом» пасторальности (пасторальный роман, драма и т.д. эпохи Возрождения), 3) функционально окрашенный жанровый «код» поэзии барокко, классицизма, сентиментализма и рококо, 4) особый мифопоэтический язык, пригодный для выражения определенного круга философских и религиозных идей (мы называем лишь некоторые возможности, реализованные литературной наукой второй половины XX века).
Итак, благодаря довольно многочисленным исследованиям последних лет были внимательно изучены различные национальные и историко-культурные варианты пасторального творчества - необходимые и случайные, магистральные и побочные1. Однако укрепление представлений о реальном разнообразии всех идейно-художественных форм, «известных нам как пасторальные» [144, 22], не только не сняло, но существенно обострило теоретические разногласия между специалистами-пасторалеведами, придерживающимися различных подходов к предмету своего исследования.
Необходимость создания точной картины существования литературной пасторали во всей конкретности ее отдельных проявлений ставит перед исследователями принципиальный вопрос: каким образом формы, столь несходные по своему содержательному наполнению, по характеру смысловых и функциональных связей, по объему и отношению к структуре художественного целого могут носить общее название пасторальных? Не является ли данное наименование лишь языковой условностью, одной из буколических «конвенций», доставшихся по наследству традиционному литературоведению? Или за общим именем стоит некая объективная реальность, быть может, изменчивая и неравная самой себе, но вполне действительная и доступная теоретическому анализу?
Решение этой дилеммы не может быть простым или однозначным. Ведь вопрос о литературной пасторали, будучи в значительной мере «вопросом о традиции» [см. 69, 440], представляет собой серьезную историческую проблему. Для многих литературоведов это фактически означает, что ключ к ее решению находится в истории жанров и жанровых систем. В свою очередь подобный подход основан на убеждении в том, что история литературы есть по сути не что иноел как история жанров [223, 1].
Именно поэтому история жанров (и прежде всего «особого» жанра - романа) стала для целого ряда специалистов той почвой, на которой условные клише пасторального «кода» обретает естественно-историческую саморазвивающуюся основу. И все же ограничение научного кругозора пасторалеведения определенной жанровой перспективой (даже если это перспектива романа) сужает возможности изучения самой этой жанровой формы. Логика литературной тео-- рии требует связать вопрос -необходимых изменениях пасторального начала в пределах новых, возрожденческих жанров - с вопросом об историко-культурной и литературной необходимости развития самой пасторали в данном направлении. Вероятно, правильно будет сказать, что не только художественный язык пасторали оказался нужен становящемуся новоевропейскому роману и драме, но и наоборот: возрожденческий роман и драма оказались той формой, в которую закономерно отлился заметно изменившийся пасторальный идеал. В этом плане Возрождение представляет для исследователей пасторали весьма значительный интерес.
Ученые не раз обращали внимание на особое, быть может, решающее место Ренессанса в многовековой истории пасторального искусства. Но если, с точки зрения С.К.Хеннинджера, творцы возрожденческой культуры ответственны за некое «извращение» лирической природы античной буколики [109], то, по мнению Л.М.Баткина, именно неповторимый характер ренессансного «увлечения ... пасторалью» дает «ключ ко всей эмпирической истории жанра» [1476,309].
Так или иначе, необычайная популярность самых разнообразных проявлений «пасторальности» в эпоху Возрождения - факт, не вызывающий сомнений и заслуживающий самого серьезного отношения. Пастораль для Ренессанса, по словам Л.Е.Пинского, это «любимейший, идеальный род» поэзии, «со своими жанрами, своими поэмами, лирикой, драмами, романами (причем пасторальный элемент в это время охотно вводят и в непасторальные, «реальные» роды творчества) с особым своим миром» [539, 57].
В самом деле, интерес Ренессанса к пасторальному модусу («роду») проявлялся не только в функциональном и содержательном переосмыслении древней буколики. , не только в создании новых жанров пасторального ряда (таких, как драматическая эклога, пасторальный роман, трагикомедия и т.д.), но и в широком распространении пасторальных мотивов за пределами художественного творчества: в сфере ритуализованного быта1, в структуре некоторых научных и философских жанров, в числе которых самым ярким примером может служить жанр гуманистического диалога.
Развитие английской литературной пасторали в эпоху Возрождения
Ренессанс, как никакая другая эпоха, с особенной ясностью указал на необходимость общего понятия, связывающего драматические, лирические и романные пасторали. Именно здесь, в культуре Ренессанса, «пастораль вообще» как такое общее (модальное) понятие обретает почву, теряя внешнюю ус ловность. В атмосфере Возрождения пастораль - это особое измерение, образ жизни1, мышления и творчества, близкий и понятный многим людям. Он объединяет их не только формальной общностью культурных идеалов, но и переживанием особой «естественности» последних для «истинного» человека - поэта, гуманиста, художника, певца и творца собственной жизни.
Последнее замечание, которое необходимо сделать, прежде чем мы перейдем к более подробному рассмотрению пасторали английского Возрождения, связано с понятием пасторального мотива, использованным в заглавии настоящей работы. Любой литературный мотив реально существует как неразрывное единство внутренней и внешней формы, хотя одна из этих сторон может в конкретных случаях приобретать преобладающее значение. Это единство определяет возможность превращения пасторального мотива в сгусток или отложение идеальной сущности гармонической ренессансной пасторали. Такая возможность становится особенно важной на границе культурных процессов Ренессанса, когда открывается перспектива помещения самой ренессансной художественной целостности в принципиально новый контекст. «Творец может жить в Ренессансе, принадлежать ему, - писал Л.М.Баткин, - и Ренессанс может жить в творце» [349, 39]. К этому можно добавить, что такой формой новой жизни Возрождения в художественном творчестве может становиться и специфическим образом реализованный пасторальный мотив. Расставание с иллюзиями Ренессанса - это в каком-то смысле и расставание с определенным типом гармонической целостности пасторального искусства, изживание последних следов «идилличности» в духовном облике высших культурных идеалов, в понимании грандиозных исторических перспектив страдающего и грешного человечества (ср. представление о «счастливой вине» Адама). В противном случае пасторальный мотив может выступать в роли «общего места», становясь формой скрытого или явного идеологического суждения даже средством политической агитации, средством апологетики или борьбы [262], [132], [128], [204, 285] Все вышеизложенное отчасти суммирует положения, уже высказывавшиеся в отечественном и зарубежном пасторалеведении и приобретшие некоторую популярность. Тем не менее мы более подробно, чем другие авторы, останавливаемся на проблемах идиллического в культуре Возрождения и на вопросе о внутреннем единстве ренессансной пасторали, считая их принципиально важным. Помимо сказанного следует отметить, что общий взгляд на специфику художественного содержания и формы пасторалей Ренессанса, установившийся в исследовательской литературе нашего времени, во многом был предвосхищен еще в начале 1960-х годов Н.Я.Берковским. В статье о Леонардо да Винчи Н.Я.Берковский, в частности, писал: «Нужен пересмотр обычного отношения к пасторалям Ренессанса. Их всегда упрекали, почему в них мало естества и слишком много цивилизации, - упрекали, как если бы они лет на триста были ближе к нам и плохо следовали Жан-Жаку. Своеобразие этих пасторалей именно в том, что они остаются внутри цивилизации, и не выходят из нее, они - та же цивилизация, но в ее человечески-упрощенных, благородных, благоприятных человеку формах» [368, 20-21] .
В общих чертах подобный взгляд на ренессансные пасторали близок и нам. Но с одной оговоркой. Существование возрожденческой пасторали внутри цивилизации не исключает определенного рода «естественности» этого существования - отчасти в силу характерного для Ренессанса отождествления подлинной природы человека с культурным творчеством, отчасти - из-за того, что классический Ренессанс не знал той формы разрыва между культурой и цивилизацией, которая закреплена в популярной социологической терминологии нашего века. Напомним, что Ренессанс сам по себе являлся культурным процессом (или единством культурных процессов) и имел лишь косвенный выход на поверхность господствовавших в эпоху Возрождения форм цивилизации (см. [469, 10-14]). Естественность, которую знал Ренессанс, иллюзорнаПа реальна в одно и то же время. Вероятно, поэтому мифопоэтический язык пасторали так легко становится собственным языком этой уникальной естественности. Однако более
подробно эту проблему можно рассматривать только на материале конкретных произведений. К анализу английских пасторалей эпохи Возрождения мы и перейдем в следующем разделе первой главы.
"Бесплодные усилия любви" и пасторальный идеал: пастораль и идиллия
В шекспировском каноне «Бесплодные усилия любви», бесспорно, не са- -мый яркий пример воплощения пасторальной формы. Между тем, хотя бы в качестве локального мотива пастораль и здесь обретает вполне «достоверное» художественное оформление (например, в любовном стихотворении Дюмена и в диалоге Весны и Зимы, венчающем пьесу). Существенно важно другое.
Фундаментальными для комедий оказываются те предметно-образные структуры, которые в своей основе тесно переплетаются с культурно-генетическими корнями ренессансной пасторали. В первую очередь речь идет об образах, воплощающих ренессансную концепцию Природы и Искусства в их взаимодействии и взаимоопределении и, главным образом, эстетический смысл этой концепции.
С нашей точки зрения, пример «Бесплодных усилий любви» подтверждает, что стремление к терминологической точности в жанровых определениях пасторали не должно воздвигать непреодолимой стены между 1) разными жанрами пасторального ряда в пределах единой (хотя и развивающейся) системы; 2) между пасторалью как жанровой структурой (романная, драматическая, лирическая пастораль) и ее «культурным раствором» [468, 38]; 3) между пасторалью в ее формально-генетическом единстве и многими типами идейно-художественных структур, объединенных с ней общностью культурной подпочвы. Все эти переходы в особенности теряют свою однозначность, когда в центре внимания оказывается не завершенное произведение пасторального жанра, а отдельный мотив, который наряду с завершающей тенденцией, лока 1 См. также Draper R.P. Shakespeare s Pastoral Comedy II Etudes Anglaises. - 1958. - Vol.11. - No.l.- P.3- лизующей его в структуре пьесы, несет в себе внутреннюю динамику целого. Этот двойственный характер пасторального мотива облегчает для исследователей переход от генезиса к структуре и от одной структуры к другой. Поэтому его изучение может пролить свет на природу зависимости пасторальных форм от жестких структурных оппозиций, в которых часто видят основу жанрового языка пасторали. Впрочем, неизменно жесткими эти оппозиции (например, оппозиция Природы и Искусства) оказываются прежде всего в отрыве от конкретного материала. Напротив, их подлинная -природа наиболее глубоко раскрывается в богатстве его реальных художественных связей.
В «Бесплодных усилиях любви» оппозиция природы и искусства предстает в самых различных поворотах и преломлениях. Она пронизывает все сценическое действие и находит оригинальные выражения в словах и поступках персонажей. Неудивительно, что общий эффект ее художественной разработки оказывается в чем-то сродни характерному для пасторалей эффекту «разрыва между стилем и темой» (У.Эмпсон [94, 12]). Внимание исследователей издавна привлекала такая черта пьесы, как сочетание намеренной искусственности ее художественных приемов с декларациями против искусственности, вложенными в уста ее героев. «How well he s read to reason against reading!» (I.I.94-95)1 -восклицает Король в ответ на ученую речь Бирона против книжной учености. Эти слова могут послужить отличным эпиграфом к самой комедии - так же, впрочем, как и знаменитое отречение Бирона: Taffeta phrases, silken terms precise, Three-piPd hyperboles, spruce affection, Figures pedantical; these summer flies Have blown me full of maggot ostentation: I do forswear them, and I here protest By this while glove (how white the hand, God knows), V.II.406-413
Противоречие, о котором здесь идет речь, вероятно, лучше всего выразила английская исследовательница М.К.Брэдбрук. С ее точки зрения, «Бесплодные усилия любви» - это «наиболее искусственная» из всех комедий Шекспира, однако именно она выступает в шекспировском каноне «чем-то вроде манифеста против искусственности» [644, 218].
Искусственности в комедии и впрямь достаточно. Она бросается в глаза и, казалось бы, совсем не оставляет места для какой-либо (хотя бы и весьма ус-ловной) «естественности». Между темгнагромождения искусственных форм оказывается довольно неожиданным. Все эти сонеты, канцоны, маски, танцы и представления словно бы теснятся на сцене, наскакивая друг на друга и тем самым умеряя взаимные претензии на самодостаточность, оригинальность и свойственную искусству специфическую «правдивость». Это позволяет ряду шекспироведов считать главным для пьесы «движение от Искусства к Природе, от Иллюзии к Реальности, от Глупости к Мудрости и от Весны к Зиме» (К.Маклэй [725, 125]).
Для таких выводов есть серьезные основания. И все же что-то в самой комедии препятствует сведению ее драматургического развития к подобному однонаправленному движению. В конечном счете «парча гипербол, пышные сравненья»2 (V.II) в «Бесплодных усилиях любви» обнаруживают не только чрезмерную искусственность, но и недостаточную искусность (см. Т.М.Грин [692, 324]). При этом они составляют тот «материал», из которого «сделана» комедия, и выступают, быть может, «главным источником доставляемого ею наслаждения» (Дж.Уайлдерс [784, 29]).
Пасторальные мотивы в мире поэтических идей "Бури"
Сюжетные и тематические переклички здесь вполне очевидны, Важно отметить, однако, что характерная для школьных моралитэ оппозиция ума и глупости, мудрости и шутовства помещается Шекспиром в контекст ренессансного идеала человеческого совершенства и связанной с ним оппозиции природы и искусства. При этом традиционная ассоциация глупости с естеством, а ума - с искусственными хитросплетениями рассудка является в комедии только материалом более сложных предметно-тематических взаимодействий. Ум для Шекспира (как впрочем, и для авторов моралитэ, выражавших эту мысль в более абстрактной форме) не просто техническая способность разума. Эт способность, которая соответствует собственной природе только тогда, когда она оказывается лицом мудрости. В противном случае ум, каким бы изощренным он ни был, неизбежно теряет себя и превращается в глупость («folly, in wisdome hatch d» V.II.70-72). Мудрость между тем не просто вооружает ум моральным видением и знанием объективной истины, она дает ему его действительное содержание, возвращает ум к самому себе. В этом смысле она есть символ духовной целостности индивида и одновременно проявление его духовно-телесной целостности, т.е. символ истинного совершенства человека.
Если характерные мотивы моралитэ ставятся в пьесе в необычную перспективу специфически ренессансной «естественности», то это происходит не без влияния еще одного сюжетного источника комедии, обнаруженного Г.Уикемом [783]. Это «The Four Foster Children of Desire» (1581) - придворное представление, разыгранное в честь французских послов, представлявших интересы Франсуа Анжуйского в его сватовстве к Елизавете (что, возможно, объясняет франко-наваррские декорации «Бесплодных усилий любви»). В отличие от проанализированных моралитэ, героев здесь четверо (как в шекспировской пьесе), и они также терпят поражение в осуществлении своих любовных желаний. Интересно отметить, что данная придворная постановка сама по себе представляла не что иное, как «серию куртуазных игр», т.е. принадлежала к тому разряду «праздничных» действ, которые, по мнению Ч.Барбера, служили основой комедийного действия [632, 49-55]. И все же правота Г.Уикема не означает еще неправоты Т.Леннама и Болдуина, а двойной источник (школьный и придворный) усиливает множественность перспектив «Бесплодных усилий любви»: в частности, перспективу догмы и скептицизма, строгого морализаторства и изящного релятивизма куртуазных ценностей. Не следует забывать и того, что среди авторов «The Four Foster Children of Desire» могли быть сэр Филип Сидни, сэр Фулк Гревилл, граф Арундел и лорд Виндзор - высокообразованные, гуманистически направленные «умы» английского Возрождения. «Бесплодные усилия» иронически обыгрывают использованную этими умами сюжетную схему, сталкивая ее с морализаторской схемой школьной аллегории, посвященной Уму как основному персонажу. Таким образом, взаимное столкновение этих двух схем в шекспировской комедии помогает автору «освободить» моральный и эстетический идеал от формальной связанности, свойственной ему в рамках открыто морализирующего или куртуазного искусства. На: этом фоне пастораль, взаимодействуя с другими формами выражения идеала в искусстве, - подчиняя их себе, с одной стороны, и растворяясь в них, с другой, -становится способной самостоятельно справиться с задачей обращения к идеальным основам искусства в самой природе и к природным основам художественно прекрасного в человеческом творчестве. Пасторальное искусство начинает различать в самом себе идеальную сторону, традиционно слитую с определенной искусственной формой, но к ней не сводящуюся, - и чистую условность, которая, однако, может с успехом выполнить роль Честного Развлечения и в этом качестве помогает человеку гармонизировать самого себя и плоды собственных «усилий» на пути к совершенству. Не случайно в «Бесплодных усилиях любви» именно пасторальный оазис, созданный средствами обычных куртуазных шаблонов, оказывается тем местом, где нравственная определенность идеала (свойственная моралитэ) обнаруживается с особой чистотой. При этом куртуазные конвенции сохраняют определенную роль в создании атмосферы идиллического места, а художественные образы обретают живость и яркость, невозможные ни в моралитэ, ни в придворном искусстве.
Теперь мы яснее видим, почему пасторальное «наполнение» (выражение Е.Н.Черноземовой [613,55]) и идиллическая окраска песенных партий Весны и Зимы по-новому раскрывав общее значение и смысл пасторальных мотивов в художественной структуре-комедии.-