Метатекст в постмодернистском литературном нарративе : А. Битов, С. Довлатов, Е. Попов, Н. Байтов Баринова Екатерина Евгеньевна

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА 1. Проблемы теории литературного метатекста

1.1. Концепции метатекста в современном литературоведении 17

1.2. Основные характеристики постмодернистской литературы в контексте проблемы метатекстуальности 35

1.3. Теоретические основания анализа нарративного дискурса с метатекстовым компонентом 51

1.4. Вторичность метатекста и его референтное поле 61

1.5. Метатекст и претекст 79

1.6. Метатекст как поле коммуникативных отношений 90

1.7. Соотношение нарративного и анарративного в метатексте 101

ГЛАВА 2. Проблемы анализа метатекста в постмодернистком литературном нарративе

2.1. Принципы анализа метатекста в постмодернистском литературном нарративе 116

2.2. А. Битов. «Пушкинский Дом»: метатекст в романе 119

2.3. С. Довлатов. «Зона. Записки надзирателя»: письма к издателю как метатекст 143

2.4. Е. Попов. «Подлинная история "Зеленых музыкантов"»:метатекст-комментарий 160

2.5. Н. Байтов. «Не-Х»: метатекст-манифест и метатекст-диалог 182

2.6. Эволюция метатекста в русской постмодернистской литературе конца XX в 200

Заключение 208

Список использованной литературы 216

• Основные характеристики постмодернистской литературы в контексте проблемы метатекстуальности
• Метатекст как поле коммуникативных отношений
• С. Довлатов. «Зона. Записки надзирателя»: письма к издателю как метатекст
• Эволюция метатекста в русской постмодернистской литературе конца XX в

Введение к работе

В последние десятилетия метатекст является объектом пристального внимания многих и различных гуманитарных наук. Понятие метатекст (МТ) используется в теории литературы, герменевтике, текстологии, семиотике искусства, библиографии, историографии, теории перевода, подвергается анализу в структурной лингвистике, психолингвистике, лингвистической поэтике и т.д.

Несмотря на востребованность понятия в литературоведении, МТ пока не стал предметом целостного монографического изучения. Вместе с тем, сам феномен метатекста описывается и анализируется гораздо чаще, и далеко не всегда с использованием самого термина. Так, речь может идти об «авторском повествовании в повествовании»¹, «автометатекстуальности»², «автоме-таописании» , «авторских метаописаниях»⁴, «метаописательном пласте текста»⁵, «авторефлексии», «саморефлексии»⁶, «автокомментариях»⁷, «метапо-вествовании» , «метаописании» и т.д. Термин МТ употребляется также на-

Лотман Ю. М. Роман в стихах Пушкина «Евгений Онегин» : Спецкурс: Вводные лекции в изучение текста. Тарту, 1975. С. 418.

² Абашева М. П. Литература в поисках лица: русская проза в конце XX века: становление авторской иден
тичности. Пермь, 2001. С. 120.

³ Абашева М. П. Литература в поисках лица: русская проза в конце XX века: становление авторской иден
тичности. Пермь, 2001. С. 113; Воробьева Е.П. Литературная рефлексия в русской постмодернистской прозе
(А. Битов, Саша Соколов, В. Пелевин): дис.... канд. филол. наук. Барнаул, 2004. С. 7; Ким X. Е. Метатекст у
И. Бродского и концепция диалога М. Бахтина // Иосиф Бродский: стратегии чтения : материалы междунар.
науч. конф. М., 2005. С. 26-38; Цивьян Т. В. О метапоэзии в "Поэме без героя" //Лотмановский сборник. М.,
1995. С. 611

⁴ Смирнов И. П. Порождение интертекста. СПб., 1995. С. 9.

⁵ Лотман М. Ю. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: комментарий. Л., 1980. 453,446.

⁶ Рыбальченко Роман Ю. Буйды «Ермо»: метатекстовая структура как форма саморефлексии автора // Рус
ская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог. Томск, 2004. Вып. 6. с. 202; Соколова О.В.
Поэтика метатекста в неоавангардистском тексте («Девять книга В. Сосноры) // Русская литература в XX
веке... Томск, 2004. С. 116.

⁷ Соколова О. В Поэтика метатекста в неоавангардистском тексте («Девять книг» В. Сосноры) // Русская
литература в XX веке... Томск, 2004. С. 122.

⁸ Абашева М. П. Литература в поисках лица: русская проза в конце XX века: становление авторской иден
тичности. Пермь, 2001. С. 20; Глембоцкая Я. О. Творческая рефлексия в контексте художественной цикли
зации в русской поэзии XX века: дис.... канд. филол. наук. Кемерово. С. 24.

⁹ Яковлев С. В. Элементы метатекста в прозаическом тексте (на материале русской прозы втор. пол. XIX-XX
вв.) : автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1993. 16 с.

ряду с такими терминами, как «текст в тексте» («текст-в-тексте»), «текст о тексте», интекст, интертекст, гипертекст и пр.

Кроме узкоспециального использования понятия МТ в отдельных дис
циплинах, существует и расширительное толкование МТ. Например, МТ по
нимается как некая совокупная целостность текстов, написанных одним пи
сателем (Е.А.Гончарова¹⁰, Н.А.Смирнова¹¹) или группой авторов - МТ
журнала, альманаха (В. С. Киселев¹²), МТ литературного цикла
(Я. О. Глембоцкая¹³, Л. Е. Ляпина¹⁴), или МТ целого литературного направ
ления (Н. А. Смирнова). Часто встречается употребление термина, восходя
щее, скорее, к лингвистической традиции (А. Вежбицкая¹⁵, И. Т. Вепрева¹⁶,
М. В. Ляпон , А. Н. Ростова , Н. П. Перфильева и др.), когда под МТ по
нимается не текст, а совокупность метатекстовых элементов, выполняющих
преимущественно структурирующую и коммуникативную функции в тексте.
В литературоведении и в целом в сфере семиотики одним из первых о мета-
текстуальности как о самостоятельной проблеме писал Ю. М. Лотман . Цен
ные сведения по МТ в интересующем нас аспекте мы найдем у
М. П. Абашевой²¹, Д. П. Бака²², Х.Е.Кима²³, Н.А.Кузьминой²⁴,

¹⁰ Гончарова Е. А. К вопросу об изучении категории «автор» через проблемы интертекстуальности // Интер
текстуальные связи в художественном тексте. СПб., 1993. С. 21.

¹¹ Смирнова Н. А. Эволюция метатекста английского романтизма: Байрон, Уальд, Гарди, Фаулз : автореф.
дис д-ра филол. наук. 2002. 46 с.

¹² Киселев В. С. Метатекстовые повествовательные структуры в русской прозе конца XVIII первой трети
XIX века: автореф. дис... доктора филол. наук. Томск, 2006.48 с.

¹³ Глембоцкая Я. О. Творческая рефлексия в контексте художественной циклизации в русской поэзии XX
века : дис. ... канд. филол. наук. Кемерово. 162 с.

¹⁴Ляпина Л. Е. Проблема метатекстового элемента в структуре литературного цикла («Неизвестный роман» Е. Ростопичной) // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Тверь, 1998. № 4. С. 103-110.

¹⁵ Вежбицкая А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1978. Вып. VIII. С. 403.

¹⁶ Вепрева И. Т. Что такое рефлексив? Кто он, homo reflectens? II Гуманитарные науки. 2002. Вып. 5. № 24.
С. 28-36.

¹⁷ Ляпон М. В. Смысловая структура сложного предложения и текст : К типологии внутритекстовых отно
шений. М., 1986.200 с.

¹⁸ Ростова А. Н. Метатекст как форма экспликации метаязыкового сознания. Томск, 2000. 194 с.

¹⁹ Перфильева Н. П. Метатекст: текстоцентрический и лексикографический аспекты : автореф. дис. ... д-ра
филол. наук. Новосибирск, 2006. 42 с.

²⁰ Лотман Ю. M. Текст в тексте // Об искусстве. Структура текста... СПб., 1998. С. 423-436.

²¹ Абашева М. П. Литература в поисках лица: русская проза в конце XX века: становление авторской иден
тичности. Пермь, 2001. 320 с.

²² Бак Д. П. История и теория литературного самосознания: творческая рефлексия в литературном произве
дении. Кемерово, 1992. 82 с.

²³ Ким X. Е. Поэзия И. Бродского как метатекст : на материале книги "Часть речи" : автореф. дис. ... канд.
филол. наук. М., 2003. 16 с.

²⁴ Кузьмина Н. А. Интертекст и его роль в процессе эволюции поэтического языка. М., 2004.272 с.

7
М. Н. Липовецкого²⁵, В. А. Лукина²⁶, Т. Л. Рыбальченко²⁷,

С. Л. Скопкаревой , П. X. Тороп и т.д. .

Актуальность исследования вызвана необходимостью систематизации

представлений о МТ и разработки его целостной теоретической модели, а также выработки принципов анализа постмодернистких нарративных литературных текстов с метатекстовой составляющей. Новизна и неоднозначность постмодернистской литературы порождают множественность интерпретаций, требуют новых подходов в изучении, обновления и уточнения терминологического аппарата литературоведения. Возникает новый инструментарий для осмысления и анализа актуальных литературных процессов. Появляются новые продуктивные исследовательские направления, в числе которых можно назвать нарратологию. Сегодня нарратология является одним из перспективных направлений в изучении литературных произведений. Вместе с тем, многие вопросы этой области знания остаются мало исследованными. Разработанные ранее на базе фольклорного материала (В. Я. Пропп, А. Дандес, К. Бремон) или литературы XIX - перв. пол. XX в. (Р. Барт, Ж. Женетт, В. Шмид) нарративные модели и схемы нарративного анализа далеко не всегда можно применить к современным литературным текстам. При анализе постмодернистских художественных произведений требуются новые подходы и существенные дополнения к ранее разработанным методам.

Элементы метатекстуальности встречались в литературных произведениях с тех пор, как человек начал задумываться о специфике и сущности литературы, над творческим процессом как таковым³⁰. Обычно появление феномена метатекстуальности в литературе связывают с проникновением реф-

²⁵ Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997. 317с.

²⁶ Лукин В. А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа. М., 2005. 560
с.

²⁷ Рыбальченко Т. Л. Роман Ю. Буйды «Ермо»: метатекстовая структура как форма саморефлексии автора //
Русская литература в XX веке... Томск, 2004. С. 121-235.

²⁸ Скопкарева С. Л. Интертекст и современная литература // Материалы междунар. научно-практич. конф.
Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания. Пермь, 2005. 89-97.

²⁹ Тороп П. X. Проблема интекста// Труды по знаковым системам... Тарту, 1981. Вып. XIV. С. 33-45.

³⁰ Аверинцев С. С. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика. Литературные
эпохи и типы художественного сознания : сб. статей. М., 1994. С. 3-38; Лотман Ю. М. Текст в тексте // Об
искусстве. Структура текста. Семиотика кино... СПб., 1998. С. 423-436.

8 лексивного начала в структуру художественного текста. Постепенно семио-

- тическая-культура выходит «из области бессознательных механизмов в сферу осознанного семиотического творчества»³¹. На раннее возникновение в литературе элементов метатекстуальности, «выявляющих рефлексивную составляющую художественного творчества», указывает Ю. М. Лотман. И на определенном этапе своего развития литература раздвигает свои границы, добавляя к объектам эстетического описания и анализа не только жизнь, но и сам

> художественный процесс. Постепенно данный «метатекстовый пласт» становится все более самостоятельным компонентом произведения, наделенным особыми функциями и наполненным специфическим содержанием (Ю. Н. Тынянов). В XIX в. наблюдается значительное увеличение метатек-стовых фрагментов в эстетических объектах . Метатексты как таковые наиболее характерны для постмодернистского художественного творчества, и усиление внимания к данному феномену в настоящее время происходит в силу изменения самой природы литературной текстуальности. В эпоху постмодернизма перенос художественного внимания на творческий процесс стано-вится все более акцентирован , и литературная рефлексия настолько преображает и преобразует некоторые художественные тексты, что иногда становится сложно последовательно разграничить текст и МТ.

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые разработана целостная теоретическая модель МТ в составе постмодернистского литературного нарратива, а также принципы и схема анализа постмодернистских произведений с МТ. В работе описан и систематизирован обширный исследовательский материал по проблеме метатекстуальности. На основе предложенной в диссертации теоретической гипотезы дана новая интерпретация

³¹ Лотман Ю.М. Текст в тексте // Об искусстве. Структура текста. Семиотика кино... СПб., 1998. С. 431.

³² См.: Бак Д.П. История и теория литературного самосознания: творческая рефлексия в литературном про
изведении. Кемерово, 1992. 82 с. ; Осипов В. Осипов В. Знакотканое поведение и знакотканая реальность //
XYZ [Сетевой журнал], 1998. Режим доступа: reality.html ; Смир
нова Н.А. Эволюция метатекста английского романтизма: Байрон, Уальд, Гарди, Фаулз : автореф. дне д-

ра филол. наук. М., 2002.46 с. и др.

³³ Русская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог. Томск, 2004. Вып. 6: Формы само
рефлексии литературы XX века: метатексты и метатекстовые структуры. 237 с.

9 ряда прозаических произведений, занимающих видное место в современной русской словесности.

Объектом исследования являются произведения русской литературы последней трети XX в., содержащие МТ в составе постмодернистского нар-ратива. Предмет изучения - литературный МТ как значимый компонент постмодернистского повествования.

Материал для исследования подбирался с учетом выявления тех произведений, в которых можно наблюдать проявления метатекстуальности в наибольшей полноте. Соответственно, были выбраны произведения, написанные в период 70-90-х годов XX века: «Пушкинский Дом» (1971) Андрея Битова, «Зона» (1982) Сергея Довлатова, «Подлинная история "Зеленых музыкантов"» (1997) Евгения Попова, «Не-Х» Николая Байтова. В перечисленных произведениях метатекстуальность представлена наиболее ярко и разнообразно.

Различны и разнообразны формы выражения МТ в выбранных произведениях (письма, комментарии, эстетический манифест и т.д.). Также разной оказывается локализованность МТ, который может обрамлять повествование, перемежаться с нарративом или прилагаться к нему в конце (в качестве комментария, например). Различно место и роль МТ в структуре текста, степень влияния МТ на рассказываемые события, на сюжет произведения и т.д. На фоне разнообразия, тем не менее, отчетливо прорисовываются специфические черты метатекстуальности в сфере постмодернистской литературы, выявляются те критерии, которые позволяют разграничить МТ и претекст, отличить МТ от других текстовых образований. Видны и те особенности, которые он привносит в литературный нарратив.

В частности, творчеству А. Битова на сегодняшний день посвящено достаточно много критических и литературоведческих работ . Произведения С. Довлатова вызывают последнее время все больший интерес у исследова-

³⁴ См. библиографию работ о романе «Пушкинский Дом» : Битов А. Г. Пушкинский Дом. Роман. Призрак-романа. М., 1999. С. 548-468; Липовецкий М. Н. Разгром музея: поэтика романа А. Битова «Пушкинский дом» // Новое литературное обозрение. 1995. № 11. С. 230-244; Роднянская И. Образ и роль // Художник в поисках истины. М., 1989. С. 69-89 и т.д.

10 телей и критиков литературы³⁵. Творчество Е. Попова исследовано в мень-шей степени , а тексты Н. Байтова не только мало изучены, но и малоизве-

37 СТНЫ .

Выбор имен и текстов представляется репрезентативным как с позиций обозначенной темы, так и в хронологическом аспекте. «Пушкинский Дом» считается своего рода программным произведением, в котором А. Битов одним из первых в русской литературе реализовал многие существенные черты поэтики постмодернизма. В отличие от новаторского романа А. Битова, дов-латовская проза воспринимается читателем как более традиционная. Тем не менее, она содержит ряд структурно-композиционных особенностей, характерных для постмодернистских произведений³⁸, и в «Зоне» феномен метатек-стуальности реализован достаточно своеобразно (в виде писем). «Подлинная история "Зеленых музыкантов"» Е. Попова - яркий пример автокомментария, где сноски занимают гораздо больший объем, чем комментируемый рассказ «Зеленые музыканты». Замыкает этот ряд сборник произведений Н. Байтова, сформированный к концу 1990-х годов. Если выбранный нами текст Попова являет также и пример излишней гипертрофированности МТ, формальности приема, что может указывать на то, что потенциал метатекстуальности исчерпывается; то проза Н. Байтова говорит об иной тенденции. Она являет пример неожиданного, весьма необычного использования возможностей МТ. В прозе Байтова компоненты МТ выступают как своеобразный эстетический

Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба : итоги перв. междунар. конф. «Довлатовские чте-ния».СПб., 1999. 320 с; Сухих И. Сергей Довлатов: Время, место, судьба. СПб., 1996. 381 с; Генис Л. Довлатов и окрестности. Филологический роман. М., 2001. 288 с; О Довлатове. Статьи, рецензии, воспоминания. Тверь, 2001. 224 с. и др.

³⁶ Агеев А. Превратности диалога // Знамя. 1990. № 4. С. 213-222; Иванова II. Намеренные несчастливцы? : о
прозе «новой волны» // Дружба народов. 1989. № 7. С. 239-253; Курицын В. Е. Попов: Молоко в загнетке //
Русский литературный постмодернизм. М., 2000; Орлицкий Ю. Роман... с газетой // Октябрь. 1992. № 3. С.
202-205.

³⁷ Урицкий А. Николай Байтов. Прошлое в умозрениях и документах // Знамя. 1999. № 11. С. 231-232; См.
также работы о поэтическом творчестве Н. Байтова: Кулаков В. Г. Поэзия как факт : статьи о стихах.М.,
1999. 400 с; Кулаков В. Г. Постфактум : книга о стихах. М., 2007. 228 с. (информация любезно предоставле
на Н. Байтовым).

³⁸ Высевков П. В. Функции писем в структуре повести С. Довлатова «Зона» // Критика и семиотика. 2006.№
9. С. 112-125; Янг Е. Нарративная структура "Зоны" // Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба. СПб.,
1999. С. 277-284.

манифест и позволяют нарратору вести «непосредственный» диалог с читателем.

Методы исследования определены с учетом специфики исследуемого материала и задачами его изучения. Методологической основой диссертации послужил структурно-семиотический подход, позволяющий рассмотреть МТ с точки зрения его референтной соотнесенности, проанализировать МТ с учетом его взаимоотношений с другими элементами текста, а также подвергнуть рассмотрению МТ в прагматическом аспекте, с точки зрения его значимости в эстетической коммуникации. При этом, как это допустимо в теоретико-литературных исследованиях, логико-дедуктивный метод преобладает над логико-индуктивным, а объектом анализа становятся не только литературные тексты, но и теоретические концепции, утвердившиеся в науке.

Поскольку в сфере нашего внимания оказались постмодернистские произведения, явилась необходимость опоры на теоретические труды по проблемам постмодернистской эстетики. Прежде всего это работы Р. Барта³⁹, Ж. Деррида⁴⁰, Ж.-Ф. Лиотара⁴¹, У. Эко⁴² и др., а также работы исследователей, учитывающих специфику русской постмодернистской литературы: В. М. Плановой⁴³, И. П. Ильина⁴⁴, Н. Л. Лейдермана⁴⁵, М. Н. Липовецкого⁴⁶, Н. Б. Маньковской , И. С. Скоропановой⁴⁸ и др. Исследования в области интертекста (И. В. Арнольд⁴⁹, И. П. Ильин⁵⁰ Ю. Кристева⁵¹, И. П. Смирнов⁵²,

Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989. 616 с.

⁴⁰ Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000. 512 с.

⁴¹ Лиотар Ж.-Ф. Ответ на вопрос: что такое постмодерн?// Ежегодник Ad Marginem, 93. М., 1994. 320 с. ;
Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.; СПб., 1998. 160 с.

⁴² Эко У. Заметки на полях «Имени розы» СПб., 2003. 93 с; Эко У. Отсутствующая структура. Введение в
семиологию. СПб., 2004. 544 с; Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб., 2004. 544
с. и т.д.

⁴³ Дианова В. М. Постмодернистская философия искусства: истоки и современность. СПб., 1999. 240 с.

⁴⁴ Ильин И. П. Постмодернизм: Словарь терминов. М., 2001. 384 с; Ильин И. П. Постструктурализм. Декон-
структивизм. Постмодернизм : от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998. 255 с.

⁴⁵ Лейдерман Н. Л. Современная русская литература: 1950-1990-е годы : учеб. пособие : в 2 т. М., 2003; Лей-
дерман Н. Л. XX век как литературная эпоха // V ручьевские чтения. Русская литература XX века: типы ху
дожественного сознания : сб. мат-лов межвуз. науч. конф. Магнитогорск, 1998. С. 5-11.

⁴⁶ Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997. 317 с.

⁴⁷ Маньковская Н. Б. «Париж со змеями» : введение в эстетику постмодернизма. М., 1994. 220 с; Маньков-
ская H. Б. Эстетика постмодернизма. СПб., 2000. 347 с.

⁴⁸ Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература : учеб. пособие. М., 2002. 608 с; Скоропанова
И. С. Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык. Минск, 2000. 408 с.

⁴⁹ Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. СПб., 1999. С. 376.

⁵⁰ Ильин И. П. Постмодернизм: Словарь терминов. М., 2001. 384 с.

12 М. Б. Ямпольский ) оказались продуктивными при осмысления онтологического статуса МТ и особенностей его референции. Учет гипертекстуальных характеристик МТ (М. Визель⁵⁴, Л. В. Зимина⁵⁵, Ж.-Л. Лебрав⁵⁶, М. М. Субботин и др.) оказался важным при определении места и роли МТ в структуре нарративного произведения.

Для освещения коммуникативной природы МТ, эксплицитно ориентированного на реципиента, на событийность встречи читателя с текстом, на проблему его интерпретации, были использованы идеи М. М. Бахтина⁵⁸, труды, связанные с проблемой постмодернистского автора (Р. Барт⁵⁹, М. Фуко⁶⁰) и читателя (У. Эко⁶¹).

Особенно важную роль для методологического обеспечения диссертации играют методы нарратологического анализа, выработанные в трудах В.Я.Проппа⁶², Р.Барта⁶³, Ж. Женетта⁶⁴, П. Рикера⁶⁵, В. Шмида⁶⁶, Н. Д. Тамарченко , В. И. Тюпы ⁸ и др. Нарратологический подход необходим при определении места МТ в системе повествовательных уровней про-

⁵¹ Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог, роман // Вестник Моск. гос. ун-та. Сер. 9. Филология. 1995. № 1. с. 97-
124.

⁵² Смирнов И. П. Порождение интертекста: Элементы интертекстуального анализа с примерами творчества
Б. Л. Пастернака. СПб., 1995. 193 с.

⁵³ .Ямпольский М. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф. М., 1993. 464 с.

⁵⁴ Визель M. Гипертексты по ту и эту сторону экрана // Иностранная литература. 1999. № 10. С. 169-177.

⁵⁵ Зимина Л. В. Современные издательские стратегии: От традиционного книгоиздания до сетевых техноло
гий культурной памяти. M., 2004. 274 с.

⁵⁶ Лебрав Ж.-Л. Гипертексты Память Письмо // Генетическая критика во Франции : антология. М., 1999. С.
255-274.

³⁷ Субботин М. М. Теория и практика нелинейного письма (взгляд сквозь призму «грамматологии» Ж. Деррида) // Вопросы философии. 1993. №3. С. 36-45 и др.

⁵⁸ Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000. 336 с. ; Бахтин
М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. 445 с.

⁵⁹ Барт Р. Смерть автора // Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989. С. 384-392.

⁶⁰ Фуко М. Что такое автор? // Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М., 1996. С. 7-
45.

⁶¹ Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. СПб., 2005. 502 с.

⁶² Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. М., 2001. 192 с.

⁶³ Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов // Зарубежная эстетика и теория лите
ратуры XIXXX вв. М., 1987. С. 387-422.

⁶⁴ Женетт Ж. Границы повествовательности // Фигуры : в 2-х т. М., 1998. Т. 1. С. 283-299 ; Повествователь
ный дискурс // Фигуры : в 2-х т. М., 1998. Т. 2. С. 60-281.

⁶⁵ Рикер П. Время и рассказ : в 2 т. М.; СПб., 1998. Т. 2.: Конфигурация в вымышленном рассказе. 224 с.

⁶⁶ Шмид В. Нарратология. М., 2003. С. 158.

⁶⁷ Тамарченко Н. Д. Повествование // Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные
понятия и термины. M., 1999. С. 279-295; Тамарченко Н. Д. Повествователь // Литературоведческие термины
: материалы к словарю. Коломна, 1997. С. 27-30; Тамарченко Н. Д. Событие //Литературоведческие терми
ны (материалы к словарю). Коломна, 1999. Вып. 2. С. 79-81.

⁶⁸ Тюпа В. Очерк современной нарратологии // Критика и семиотика. 2002. Вып. 5. С. 8.

_1Ь- ¹⁵

стью МТ, что непосредственно сказывается на его жанровых, стилевых и языковых отличиях, придающих МТ черты полидискурсивности. На уровне акта наррации эксплицирована субъективная авторефлексия нарратора-писателя как главного героя МТ.

Коммуникативная функция. Коммуникативность МТ проявляется в диалоге фиктивного нарратора и читателя, способствуя активизации читательского восприятия. Диалогичность МТ содействует формированию иллюзии, что произведение создается как бы в процессе чтения, что придает интригу метатекстовому повествованию.

Структурирующая функция. МТ усиливает такие черты постмодернистского нарратива, как его фрагментарность, автономность частей, отсутствие классической иерархии, нелинейность повествования и др.

3. На основе разработанной теоретической модели МТ с учетом обозначенных характеристик МТ предлагается схема анализа постмодернистских литературных произведений нарративного характера с метатекстовым компонентом.

4. В ходе анализа литературного материала раскрыт амбивалентный характер МТ как самоценного текстового образования. Показано, что МТ становится более автономным и содержательно наполненным (по сравнению с претекстом) компонентом постмодернистского нарратива, приобретая все больше нарративных характеристик и становясь своеобразным повествованием в повествовании со своими героями, интригой и особым типом литера-туроцентричной событийности.

Теоретическая значимость работы заключается в систематизации представлений и концепций литературного МТ и разработке целостной теоретической модели МТ, позволяющей более полно описать нарративную поэтику русской постмодернистской литературы. Результаты исследования могут быть учтены в дальнейшей разработке нарративных моделей постмодернистской литературы.

Практическая значимость диссертационного исследования определяется возможностью использовать полученные результаты при подготовке общих и специальных курсов по истории и теории новейшей русской литературы.

Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в четырех публикациях, а также были представлены в виде докладов на Международных научных конференциях «Культура и текст» (Барнаул, 2005), «М. Ю. Лермонтов: художественная картина мира» (Кемерово, 2006), «Нарративные традиции славянских литератур (средневековье и новое время)» (Новосибирск, 2006); на региональных конференциях молодых ученых Института Филологии СО РАН (Новосибирск, 2005, 2006, 2007), на филологических чтениях «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении: мета- и реинтерпретация», «Проблема интерпретации в литературоведении» (Новосибирск, 2005, 2006, 2007).

Основные характеристики постмодернистской литературы в контексте проблемы метатекстуальности

Поскольку объектом нашего рассмотрения являются тексты, написанные в последнюю четверть XX века, для их анализа необходимо обращение к основным концепциям и понятиям эстетики постмодернизма. Мы остановимся подробнее на тех положениях, разрабатываемых теоретиками новейшего искусства, которые помогли бы нам глубже постичь специфику метатекстуальности.

Сегодня говорят о постмодернизме не только в искусстве, но и во многих других сферах человеческой деятельности. «Большинство исследователей этого феномена склоняются к тому, что постмодернизм возникает сначала в русле художественной культуры (литературы, архитектуры), - пишет В. М. Дианова, - однако очень скоро они начинают видеть его проявления и в других сферах: философии, политике, религии, науке — тем самым он становится определяющим для целого этапа в развитии культуры»15 . По ее мнению, «с одной стороны, искусство оказалось генератором многих постмодернистских идей, с другой — оно стало формой кодирования, трансляции и манифестации этих идей»157.

Поскольку постмодернизм - достаточно сложное и неоднозначное явление, не существует единой точки зрения на данный феномен, до сих пор имеются разногласия по поводу периодизации и основных критериев постмодернизма. Тем не менее, на сегодня сложилось более менее определенное представление об этой эпохе, и можно говорить о выделении некоторой совокупности критериев, обозначающих и раскрывающих специфику данного феномена, с которыми соглашаются большинство исследователей.

Среди наиболее цитируемых в отечественном литературоведении зарубежных авторов можно назвать следующие имена: Р. Барт158, П. Вирильо159, Ф. Гваттари, Ж. Делез160, Ф. Джеймисон161, Ж. Деррида162, Ж.-Ф. Лиотар163, Л. Фидлер , У. Эко и др. Но и среди русскоязычных исследователей мож но перечислить немало известных имен: В. М. Дианова166, И. П. Ильин167, Н. Л. Лейдерман168, М. Н. Липовецкий169, Н. Б. Маньковская170, 171 И. С. Скоропанова , и т.д. Многие из них учитывают специфику именно русского постмодернизма и русской постмодернистской литературы в частности. Что касается периодизации, то началом явного проявления постмодернистских идей считается 60-ые годы XX века. Относительно рубежной, завершающей даты говорить сложнее. Одни считают, что мы до сих пор живем в эпоху постмодернизма. Другие полагают, что данный период завершился в культуре еще в конце XX века (однако своего однозначного и общепринятого обозначения новый этап еще не получил) . Для нашего исследования важны, скорее, лишь временные контуры, в которые, по факту создания в данный период, попадают исследуемые нами литературные произведения. Ведь критерии постмодернизма бывают крайне противоречивы, и далеко не все они могут быть реализованы в конкретном тексте. Тем более, что для XX ве 37 ка в целом, как отмечают исследователи присущи весьма разнообразные и неоднородные литературные течения и направления: «...Для XX века характерна большая дробность и изменчивость историко-литературных систем»173.

Приступим к рассмотрению основных характеристик постмодернистской литературы, которые так или иначе могут быть проявлены в художественных нарративах с МТ. Если перечислить вкратце, то в связи с выяснением природы вторичности МТ нам понадобится рассмотреть явление интертекстуальности. Прежде чем говорить о коммуникативной функции МТ, необходимо коснуться особенностей постмодернистской эстетической коммуникативной модели, где по-новому воспринимаются роли автора и читателя. Интересны нам и новые принципы создания текстов, их конструктивные особенности. А также некоторые аспекты, связанные с нарушением внутритек-стуальных границ и игрой на уровне взаимоотношений вымысла и реальности.

Одним из ключевых понятий теории постмодернизма становится ин-тертекст. Такой аспект бытования текстов как интертекстуальность сопрягается со многими другими актуальными для постмодернизма явлениями, в том числе он имеет некоторые точки пересечения и с метатекстуальностью.

Сегодня сложно говорить о каком-либо единстве в понимании интертекстуальности. Термин интертекст введён в научный обиход в 1967 г. Ю. Кристевой в статье «Бахтин, слово, диалог и роман»174 (с опорой на рабо-ту М. М. Бахтина 1924 г.) . Канонической формулировкой считается определение Р. Барта: «Каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нём на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты со 38 циальных идиом и т.д. — все они поглощены текстом и перемешаны в нём, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык» .

Мы найдем и множество других определений, они достаточно разнородны, иногда противоречивы и размыты, как правило, отображают разные аспекты явления. Можно сказать, что интертекстуальность понимается как свойство и состояние текста, составного (в большей или меньшей степени) из (цитат) других текстов, влияющих на формирование смысла данного произведения. Интертекстуальный подход к эстетическому объекту - это особый подход к произведению, новое осмысление его порождения и функционирования - своеобразная «культура в тексте» (М. Б. Ямпольский). Данный подход подразумевает не только процесс письма, но и (особенно) момент чтения, когда происходит актуализация смысла текста читателем (в зависимости от багажа знаний и способностей памяти). «Только в чтении производится смысл»; «текст возникает в процессе чтения»177.

Метатекст как поле коммуникативных отношений

В данном разделе рассмотрим МТ в прагматическом аспекте, когда произведение рассматривается не как автономный объект, а как компонент системы, в которую включены и автор произведения и реципиент - конкретные участники эстетического коммуникативного события. Без этого анализ особенностей феномена метатекстуальности был бы неполным. Ранее мы касались преимущественно субъектной организации художественного мира нарративного произведения. Здесь, скорее, акцент будет перенесен на реальных участников эстетической коммуникации — конкретного автора и конкретного читателя (в терминологии В. Шмида). Коммуникативная интенция присуща нарративам по природе, и появляющийся в нарративе МТ в полной мере реализует коммуникативную функцию повествования. Как отмечает Н. А. Смирнова, «метатекст становится знаком особой связи трех составляющих: Автора, Текста, Читателя»338.

Если в традиционалистскую эпоху акт коммуникации в литературном произведении выносится «за скобки» (преобладает монологический стиль письма), то культура XX в. не мыслима вне диалога, полемики. Исследователи неоднократно отмечали, что постмодернистский автор не только создает новые художественные образы, но и активно воссоздает, преобразует, декодирует и реинтерпретирует классические художественные образцы, пользуясь различными культурными кодами. Как мы уже писали, здесь могут быть задействованы и явление интертекстуальности и диалогичности. «Неудивительно, что сама теория М. М. Бахтина, приведшая к формулированию идеи "неоднородности текста" и наличия нескольких "текстов в тексте" [Лотман 1981], родилась одновременно с метаязыковыми и метатекстовыми поисками в литературе начала XX века и стала их имплицитным описывающим механизмом» . Коммуникативный аспект метатекстуальности отмечается во многих работах. Например, П. X. Тороп пишет о теории метатекстов А. Поповича, согласно которой МТ создаются именно в процессе метакоммуникации, когда «первичный текст становится тем самым прототекстом, на основе которого создан другой текст» . М. П. Абашева также указывает на возрастание роли автора и читателя как участников эстетического события, говоря о характеристиках произведения с «рамками» и «текстом о тексте», которые переносят акцент «с целостного образа мира, создаваемого текстом, на сам процесс конструирования и реконструирования этого еще незавершенного образа, что активизирует читателя, поставленного в положение со-участника творческой игры...»341 Вот определение, которое приводит Б. Хатлен: «Метатекст - есть текст, который заставляет нас осознать природу и значение самого создания текста. Саморефлексивность делает проблематичной реальность текста, автора и читателя. Метатекст делает автора и читателя героями художественного произведения, выводя их на сцену именно в качестве таковых, в процессе создания или восприятия произведения искусства (Hatlen,1982)»342. Как видим, коммуникативный аспект метатекстуальности отмечен исследователями не как второстепенный или незначительный, но как один из основополагающих. При этом необходимо обращать внимание на то, когда речь идет о вымышленных субъектах, а когда о реальных участниках коммуникации.

Мы неоднократно говорили о том, что МТ репрезентирует преимущественно акт наррации. В нарратологии этому уровню повествования уделяется достаточно много внимания. Например, для Ж. Женетта, важным оказываются не столько повествуемые события, сколько само повествование: «Без повествовательного акта, следовательно, нет и повествовательного высказывания, а иногда нет и повествовательного содержания»343. С точки зрения

Н. Д. Тамарченко «"повествование" соответствует исключительно событию рассказывания, т.е. - общения повествующего субъекта с адресатом-читателем» . В. И. Тюпа также высказывается о «посреднической» роли уровня повествования: «Между событием и сознанием всегда имеется некоторого рода призма коммуникативного акта вербализации, преломляющая коммуникативная среда изложения...»345 В постмодернистском нарративе с МТ этот уровень становится ведущим. Как отмечает Р. Барт, именно повествовательный уровень «выводит текст во внешний мир — туда, где текст раскрывается (потребляется)...»34

Мы уже писали, что многие исследователи отмечают двойственность субъектной организации нарратива, когда на одном полюсе находятся реальные участники эстетической коммуникации (конкретные автор и читатель), на другом — вымышленные (фиктивные нарратор и читатель). В ситуации с МТ, как уже указывалось, подчеркивается фиктивность повествуемого мира, мира героев, изображенных в претексте, и создается эффект реальности второго, метатекстового событийного ряда — повествование нарратора-писателя, его общение с читателем.

Чем больше материала в произведении связано с повествованием о тексте, о творческом процессе, тем больше вероятность увеличения доли авторефлексии рассказчика. И поскольку для рассказчика-писателя творчество является неотъемлемой частью жизни, закономерным становится появление автобиографической информации в МТ. Причем конкретный автор может наделять рассказчика «своими» личностными и профессиональными качествами, приписывать ему факты из собственной биографии, изображая в роли нарратора как будто самого себя. Эта особенность некоторых постмодернистских произведений не могла не привлечь внимание исследователей.

С. Довлатов. «Зона. Записки надзирателя»: письма к издателю как метатекст

В данном произведении С. Довлатова записки надзирателя — рассказы о военной службе в охранных войсках — чередуются с письмами, которые адресованы будущему издателю книги. Начинается повествование с краткого предисловия, далее приводится (курсивное) письмо издателю, потом - рассказ о лагерной жизни, следом - опять письмо и т.д. Согласно фабуле, главный герой (он же является и рассказчиком) — это писатель, который когда-то служил охранником в лагерях Коми АССР. Место это примечательно прежде всего потому, что именно там началась его литературная биография. Позже герой эмигрирует в Америку, где и пытается издать то, что осталось от ранних рассказов. (Письменное) общение по этому поводу с издателем также включено в произведение.

МТ в данном случае выступают письма. Причем границы писем и рассказов (записок надзирателя) очерчены очень четко — письма набраны курсивом, содержат дату и указание места (иногда непосредственное обращение к издателю), т.е. каждое из них вполне самодостаточно.

Также очевидна их вторичность: в рамках художественного мира записки и письма явно разделены значительным временным и пространственным (СССР — Америка) интервалом. Да и если обратиться к реальной предыстории создания «Зоны», мы убедимся, что письма были созданы гораздо позже новеллистического слоя. Изначально писатель хотел вставить в рассказы одно письмо, фрагменты которого скрепляли бы их. «"Зону" же можно опоясать таким нехитрым приемом — выдумать солдатское письмо страниц на 12, давать его кусками между рассказами и растянуть на всю книжку. /.../ - делится идеей со своим издателем И. Ефимовым С. Довлатов, - Я готов за две недели все это проделать»444. В «Зоне» реализована несколько иная версия создания книги. Нарратор, пытаясь оправдать фрагментарность записок, возвращается не раз к этой проблеме в письмах. «...Моя рукопись законченным произведением не является. Это — своего рода дневник, хаотические записки, комплект неорганизованных материалов»445 (28). Более того, как объясняется в произведении, «Зона» приходила из Союза по частям, не все уцелело, рукопись восстанавливается постепенно. Тем не менее, текст не лишен целостности. «Мне казалось, что в этом беспорядке прослеживается общий художественный сюжет. Там действует один лирический герой. Соблюдено некоторое единство места и времени. Декларируется одна в общем-то единственная банальная идея — что мир абсурден...» (29). И только потом добавляет: «Может быть нам удастся соорудить из всего этого законченное целое. Кое-что я попытаюсь восполнить своими безответственными рассуждениями» (29). Таким образом как бы отводя метатексту второстепенную роль.

Т.о., исходя из данной повествовательной стратегии, читатель должен сделать вывод о первичности записок и вторичности, факультативности писем, объясняющих и комментирующих основной текст. Текстоцентрич-ность писем не вызывает сомнения, они - о давно написанных и во многом растерянных лагерных набросках. Естественно, что они нуждаются в реконструкции, в комментариях, из которых читатель узнает об истории создания записок, о темах, идее и замысле повествования, о предыстории некоторых новелл и т.д. «Вот уже три года я собираюсь издать мою лагерную книжку. И все три года — как можно быстрее. Более того, именно "Зону" мне следовало напечатать ранее всего остального. Ведь с этого началось мое злополучное писательство» (27).

Но комментарии касаются не только непосредственно рассказов «Зоны», довлатовское произведение включается в более широкий литературный и культурный контекст. Естественно, повествователь не мог не сопоставить «Зону» с рядом других произведений лагерной тематики. «Солженгщын опи 145 сывает политические лагеря. Я—уголовные. Солженицын был заключенным. Я— надзирателем. По Солженицыну лагерь — это ад. Я же думаю, что ад — это мы сами...» (28). В отличие от «каторжной» и «полицейской» литературы С. Довлатов не встает ни на сторону стражей порядка, ни на сторону осужденных, т.к. «почти любой заключенный годился пароль охранника. Почти любой надзиратель заслуживал тюрьмы. Мы были очень похожи и даже — взаимозаменяемы.

Повторяю — это главное в лагерной жизни. Остальное — менее существенно. Веемой истории написаны об этом...» (63-64).

Также мы найдем размышления о литературе вообще, о специфике деятельности писателя и т.д. Иногда это короткие попутные замечания: «Жаль, что литература бесцельна. Иначе я бы сказал, что моя книга написана ради этого...» (62) Иногда — развернутые размышления (цитируется с сокращением): «В этой связи мне бы хотелось коснуться природы литературного творчества. /.../Как видите, получается целый трактат. Моэюет быть, зря я все это пишу?» (55, 58).

Также благодаря смешению в повествовании эпистолярного слоя с новеллистическим С. Довлатову удается максимально расширить контекст произведения, наиболее полно раскрыть основные идеи повествования. Пространство «Зоны» преодолевается за счет проводимых в письмах параллелей между волей и лагерем. «...Воображаемые амуры с женой начальника лагеря — одна из распространенных коллизий местного фольклора. /.../Именно так реализуется мечта о социальном возмездии.

Что-то подобное случается и на воле. В Таллинне у меня был приятель Эйно Рипп. Ему удалось соблазнить жену эстонского министра культуры» (106).

Но наиболее широкий охват становится возможным при сопоставлении двух хронотопов в письмах и записках, когда реалии американской жизни идейно соотносятся с жизнью советской. Например, размышляя о свободе «как постоянной цели, но и тяэюком бремени...» (93) в Америке рассказчик вспоминает лагерный случай о заключенном Чичеванове. «За воротами тюрьмы ему было нечего делать. Он дико боялся свободы и задохнулся, как рыба...

Нечто подобное испытываем мы, российские эмигранты.

Десятилетиями мы жили в условиях тотальной несвободы. Мы были сплющены наподобие камбалы тягчайшим грузом всяческих запретов. И вдруг нас подхватил разрывающий легкие ураган свободы.

И мы отправились взламывать продуктовый ларь...» (94-95) Подобные параллели не раз встречаются в книге.

Такой же явной наряду с литературоцентричной оказывается и характерная для метапрозы автороцентричная тенденция «Зоны». В письмах мы найдем достаточно много сведений и о личности рассказчика. Причем пояснения личного характера прочитываются в письмах не менее органично, чем разъяснения по поводу текста, ведь писатель и издатель знакомы уже не первый год. «Если не ошибаюсь, мы познакомились в шестьдесят четвертом году. /.../Не зная меня до армии, вы едва ли представляете себе, как я изменился.

Я ведь рос полноценным молодым человеком. У меня был комплект любящих родителей. /.../ У меня были нормальные рядовые способности. Заурядная внешность.../.../ Несчастная любовь, долги, эюенитьба... И как завершение всего этого — лагерная охрана» (34-35).

Эволюция метатекста в русской постмодернистской литературе конца XX в

Подведем итоги проведенного исследования МТ в произведениях А. Битова, С. Довлатова, Е. Попова, Н. Байтова. Мы ни в коей мере не претендуем на всеохватность литературного материала, тем не менее, на материале четырех очень различных нарративных постмодернистских произведений мы показали предложенную в диссертации теоретическую модель МТ в динамике. Выбранные нами произведения широко и ранообразно представляют проявления метатекстуальности. При этом можно проследить и общие черты МТ, выраженные в творчестве данных писателей, и отличия, которые дополняют предложенную концепцию МТ, открывают те его свойства, которые невозможно учесть собственно в теории. Становятся видны и определенные тенденции в изменении и развитии феномена метатекстуальности в русской постмодернистской литературе конца XX века.

Вынесение на первый план художественной рефлексии, обнажение литературных приемов и секретов писательского мастерства предполагает и экспликацию соответствующих метатекстуальных аспектов литературного произведения. Действительно, во всех исследуемых произведениях МТ обнаруживает свои формальные характеристики и границы. Иногда МТ выделяется в повествовании графически: курсив («Пушкинский Дом», «Зона»), более мелкий шрифт («Траектории "Дед Мороз"»), отступы («Пушкинский Дом») и др.; иногда он снабжен собственным подзаголовком (А. Битов, Е. Попов, Н. Байтов) или имеет специальные маркеры (обращения к издателю, пометки о дате и месте в письмах «Зоны»). Менее всего формальные границы МТ проявлены в произведении А. Битова, в романе разные компоненты МТ представлены по-разному: наиболее отличны и отделены от претекста комментарии и приложения к ним (они представляют собой лишь небольшую часть МТ «Пушкинского Дома»), но некоторые фрагменты почти не выделены в претексте. У С. Довлатова МТ выявляется уже весьма последовательно: каждое письмо выделено курсивом, имеет обращение к издателю, дату и место написания. Если в «Зоне» метатекстовые компоненты чередуются с претекстовыми, то МТ у Е. Попова выведен за пределы претекста практически полностью и представлен в виде комментариев к рассказу «Зеленые музыканты». У Байтова МТ состоит из трех довольно независимых частей, представленных как рассказы в ряду других текстов сборника «Не-Х».

МТ постмодернистского произведения, как и его претекст, лишен классических характеристик текстуальности, он создается согласно принципам новой эстетики. Причем единство, самостоятельность, автономность МТ становятся все более очевидными по мере того, как в нем увеличивается количество нарративных характеристик. И здесь отчетливо прослеживается амбивалентность МТ. Исторически метатекстовые элементы, фрагменты в литературном повествовании характеризовали преимущественно акт наррации. И, с одной стороны, МТ репрезентирует именно этот повествовательный уровень во всем его объеме и полноте. Особенно хорошо это видно на примере (самого раннего) битовского романа, в котором МТ встречается на протяжении всего претекста в виде своеобразных метатекстовых вставок со своей специфической тематикой и особыми функциями в произведении. В МТ «Пушкинского Дома» еще недостаточно отчетливо прописан свой особый хронотоп, характер, личность и судьба нарратора-писателя. У С. Довлатова письма-МТ уже гораздо более автономны, как каждое в отдельности, так и в соотнесенности с претекстом — записками надзирателя. При этом в эпистолярном слое произведения есть свои персонажи со своей судьбой, профессиональными и жизненными задачами, в письмах обнаруживается свой вектор развития событий и т.д. Поэтому, с другой стороны, МТ тяготеет к тому, чтобы стать полноценным нарративом, отдельным произведением.

На наш взгляд, степень независимости МТ соотносится также с тем, насколько совпадают формальные и содержательные рубежи МТ, что в большинстве случаев зависит от степени взаимосвязанности претекстовых и метатекстовых компонентов нарративов. Наиболее яркий пример - «Зона»

С. Довлатова, где не просто лагерная тематика, а целые сюжеты постоянно проникают в письма (некоторые из этих писем почти полностью представляют из себя рассказы о зоне). Поэтому эпистолярный и новеллистический слои произведения постоянно пересекаются, а также имеют множество других характеристик, способствующих единству повествования в целом.

Одним из принципов нашего анализа являлось условие рассмотрения МТ не самого по себе, а во взаимодействии с претекстом. Описательность МТ предполагает его связь с объектом описания, событийность МТ концентрируется вокруг претекста (его создания, комментирования и т.д.). В «Пушкинском Доме» эта связь наиболее органична. В «Зоне» «раздельность» повествования и фрагментарность в целом намеренно подчеркивается рассказчиком, но по сути противоречит тому впечатлению целостности, которое возникает после прочтения произведения. (Именно при анализе «Зоны» мы подробно рассмотрели взаимосвязи МТ и претекста на разных уровнях произведения). Роман Е. Попова воспринимается уже совсем иначе. Формальность и случайность связей между компонентами текста говорит о весьма условной взаимозависимости МТ и претекста. А «комбинация текстов Н. Байтова, воспринимается именно как сборник рассказов, хотя возможно выявление его единой концепции, во многом создаваемой именно благодаря метатекстовой составляющей. Это позволяет говорить о цельности, единстве идеи самого МТ в сборнике, хотя три части МТ представлены как три рассказа. (Если у С. Довлатова отдельно публиковались некоторые части претекста - повести о лагерной жизни, то у Н. Байтова опубликована «Эстетика "не-Х"» - мета-текстовое по многим характеристикам произведение).

В ходе анализа мы столкнулись с проблемой обозначения жанра исследуемых произведений. В диссертации не ставилась задача изучения жанрового своеобразия постмодернистских нарративов с МТ, тем не менее, в результате работы стало очевидно, что именно МТ главным образом способствует размытию жанровых границ и, в то же время, гибридизации жанровых форм постмодернистского произведения.

Ярко проявляет себя другая черта неоднозначности и даже некоторой парадоксальности МТ в постмодернистской литературе — такая его характеристика как вторичность оказывается весьма спорной. С одной стороны, МТ создается после претекста (согласно фабуле и уверениям рассказчика). Например, «обрезки»-комментарии в «Пушкинском Доме» становятся необходимы чтобы выполнить «типографский план» - об этом нарратор-писатель узнает уже тогда, когда рукопись готова к печати. Письма к издателю «Зоны» пишутся спустя много лет после создания лагерных рассказов. Временной материал между написанием «Зеленых музыкантов» и комментариев к ним составляет около двадцати лет (даты указаны в произведении и временная дистанция подчеркивается в МТ неоднократно). «Траектория "Дед Мороз"», например, строится как размышления «вслух» над найденной старой рукописью. Все МТ бесспорно вторичны с этой точки зрения, а также в силу того, что рефлексия нарратора преимущественно текстоцентрична. Текст произведения обильно комментируется и интерпретируется нарратором-писателем во всех МТ. Здесь же можно сказать и о литературоцентризме МТ в целом. Различия между разными МТ лишь в том, насколько обширен литературный контекст, привлекаемый автором, кто именно попадает в поле его внимания. Нарратор у А. Битова больше концентрируется на том материале, который соотносится с топосом Пушкинского Дома - не только наследие А. С. Пушкина, но и писатели его эпохи, классики русской литературы, а также более близкие по времени предшественники и современники А. Битова. С. Довлатов преимущественно фиксирует внимание на литературе с лагерной тематикой. В комментариях Е. Попова встречается множество имен современных ему писателей советской эпохи. (Напомним, что у Е. Попова мы обнаружили больше окличество не только интертекстуальных, но и интермедиальных отсылок). У Н. Байтова отражены, скорее, особенности литературной действительности 90-х.