Введение к работе
Внимание исследователей творчества В. Я. Брюсова традиционно сосредоточено на поэзии и прозе Брюсова и его роли «культурного героя» русского символизма, а также на его литературно-критических и стиховедческих работах. Предлагаемая диссертация посвящена созданной им оригинальной системе теоретико-литературных взглядов и, в частности, его теории поэтического языка. Этим обусловлена актуальность исследования.
Как известно, одной из любимых идей Брюсова является «равноправие» науки и искусства в качестве методов познания действительности1. Характерно, что художественное творчество и теоретическая работа осуществлялись им на протяжении всей жизни, и одно никогда не мешало другому. При этом большинство ученых, признавая большой интерес Брюсова к теоретическим аспектам стиха, традиционно сводят эту проблематику к «стиховедческой». В действительности, интерес к техническим аспектам версификации, таким как ритмико-метрическая система, рифма или строфика, преобладает у Брюсова в начале творческого пути (конец 1890-х, когда поэт ещё не получил признания читателей и критики), а также в 1910-е годы, когда поиски новых возможностей стиха были «глубоко завязаны с затяжным творческим кризисом Брюсова этих лет»2. Вместе с тем, на всем протяжении творчества поэта сохраняется его интерес к целому спектру вопросов поэтического языка, не сводимых к парадигме стиховедения.
В исследованиях, посвященных Брюсову, его теоретико-литературные воззрения до сих пор остаются лакуной. По-видимому, ученые «по умолчанию» отказывают этому дискурсу поэта в статусе научной концепции. В
1 См. об этом: Ведмецкая Н. В. Брюсов о соотношении художественного и науч
ного познания // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1987. № 2;
Ларцев В. «Поэзия познания» у Брюсова //Труды Самаркандского университета. 1976.
Вып. 258, и другие работы.
2 Гаспаров М. Брюсов-стиховед и Брюсов-стихотворец // Гаспаров М. Л. Избран- /
ные статьи. М., 1995. С. 103. . /
самом деле, Брюсов не оставил никакого фундаментального труда, в котором такая концепция излагалась бы последовательно и обладала бы четким и унифицированным понятийным аппаратом. Автор данного исследования видит свою задачу в концептуализации системы теоретико-литературных взглядов Брюсова и, в частности, его теории поэтического языка с последующей реконструкцией этого материала и его анализом.
Автор диссертационной работы глубоко убежден, что реконструируемая парадигма, которую можно определить как теоретико-литературные взгляды Брюсова и его теорию поэтического языка, является чем-то принципиально иным, чем теми индивидуальными «диспозициями», которые принято называть, в терминах Р. Якобсона, «поэтическими мифологиями»3. На наш взгляд, речь должна идти о более стройной научной концепции, чем даже у тех поэтов-современников Брюсова, которые выражали свои аналогичные концепции в более явных формах. Основанием такого взгляда служит наличие у Брюсова концептуального понятийного аппарата. Сложность состоит в том, что он пользуется терминами, не имеющими в современной системе знаний научного статуса. Отсюда и вытекает задача реконструкции теоретического инструментария Брюсова и включения его в контекст научного процесса.
Актуальность подобной работы подсказывается всем контекстом современного изучения эпохи русского символизма. Реконструкция взглядов представителей этого направления на различные теоретические проблемы является важным направлением работы целого ряда исследователей4. Именно такая работа помогла ученым осознать степень влияния символистских идей на школу русского формализма и тем самым на все развитие научной и философской мысли XX века.
3 См. об этом: Якобсон Р. Статуя в поэтической мифологии Пушкина // Якоб
сон Р. О. Работы по поэтике. М., 1987.
4 См. напр.: Фещенко В. Языковой эксперимент в русской и английской поэтике
1910-30-х гг. Автореф. дис.... на соиск. уч. степ. канд. филологических наук. М., 2004.
Роль Брюсова в литературном процессе прошлого столетия очень велика. Соответственно, предлагаемое нами исследование взглядов Брюсова на природу и структуру художественного текста— это актуальный «case study», в котором должно быть заинтересовано не только брюсоведение.
Цели и задачи исследования. Главной целью данной работы является концептуализация, реконструкция и анализ теоретико-литературных взглядов Валерия Брюсова как единой и целостной системы. Автору представляется, что своеобразным ключом к реконструкции может служить весь комплекс высказываний Брюсова по поводу «содержания» и «формы» литературного произведения. В 1880-1890-х годах эта оппозиция являлась предметом ожесточенной полемики между представителями двух ветвей отечественной литературной критики — сторонников «чистого искусства» и приверженцев «утилитарного направления».
Именно реконструкция брюсовского подхода к оппозиции «содержание — форма» может, как представляется, стать основой систематического описания концепции поэтического языка, содержащейся в текстах и высказываниях поэта. Особого внимания в этом контексте заслуживает, как нам представляется, комплекс высказываний Брюсова, касающихся такого важного аспекта проблематики художественной прозы, как соотношение «реалистического» и «фантастического» элементов. Следует также заметить, что в целом ряде статей на художественные темы Брюсов выходит за рамки литературной проблематики. Известны его рассуждения о желанном синтезе искусств, на десять лет опережающие эксперименты А. Н. Скрябина в области соединения музыки и цвета. Другим примером такого расширения предмета разговора могут служить его суждения о театре, о взаимоотношениях актёра и режиссёра. Соответственно, к задачам реконструкции и анализу добавляется задача контекстуализации интересующей нас части наследия Брюсова. Однако подробное описание самих внелитературных контекстов философско-эстетических исканий Брюсова выходит за рамки данной работы.
Объектом исследования является, в первую очередь, совокупность текстов и высказываний Бргосова, по которым можно реконструировать теоретическую модель литературного произведения и поэтического языка, положенную автором в основу его творческого метода.
Можно также добавить, что «вторичным» объектом исследования является сама реконструированная модель теории Брюсова как последовательной системы понятий и категорий, а также соответствий, отношений и связей между ними. Помимо вышеупомянутой оппозиции «форма— содержание», в эту систему входят также категории «материала», «миросозерцания поэта», терминологическая пара «смысл» и «идея» произведения, триада «душа», «сущность» и «средства» поэзии и другие актуальные для Брюсова концепты и термины. Еще одним ключевым моментом для Брюсова является анализ расположения и подбора слов в стихотворении.
Предметом исследования также являются научно релевантные тексты Брюсова, в основе которых лежит реконструированный теоретический инструментарий поэта. В частности, рассматривается явление «научной поэзии», которой Брюсов занимался и как исследователь, и как поэт, разделяющий данную эстетику. Другим примером может служить брюсов-ский подход к произведениям Н. В. Гоголя, положивший начало методологии гоголеведения XX века, а также к другим прозаическим произведениям.
Степень изученности вопроса. Нельзя сказать, чтобы идеи Брюсова относительно специфической природы поэтического языка не были замечены современниками и потомками. Общеизвестно, что «учеником» Брюсова долгое время считал себя Н. С. Гумилёв; вероятно, не случайно вопросы теории поэтического языка, обсуждавшиеся на заседаниях «Цеха поэтов», так или иначе затрагивали основные положения брюсовских статей. Отсюда — множество совпадений во взглядах Брюсова и О. Э. Мандельштама, о чём автору уже приходилось писать (статья «Брюсов» для «Мандельштамовской энциклопедии», в настоящее время готовящейся к изданию «Мандельштамовским обществом» в издательстве «РОССПЭН»).
То же касается и русского формализма: ранняя работа В. Б. .Шкловского «Воскрешение слова» опирается на брюсовскую концепцию «оживления слова» в поэзии, содержит множество неявных отсылок к идеям предшественника.
В «Психологии искусства» Л. С. Выготский опровергает одни брю-совские теоретические положения и соглашается с другими. При этом самого Брюсова Выготский определяет как последователя А. А. Потебни5. Существует свидетельство современника, которое, помимо фактического материала, даёт нам ещё и некоторое представление о том, что Брюсов не записал многого из того, о чём говорил с современниками. «Задолго до Брика, — пишет Д. П. Мирский, — он знал всё, что можно знать о "звуковых повторах у Пушкина"»6. О связи теории русских символистов и конкретно Брюсова с позднейшими концепциями формализма ещё в 1930-е гг. писал П. Н. Медведев7.
Современные нам исследователи в основном концентрировали внимание на интерпретации стиховедческих работ Брюсова. В этом ряду прежде всего необходимо назвать М. Л. Гаспарова и его статью «Брюсов-стиховед и Брюсов-стихотворец», в которой отмечена неоднозначность брюсовского облика: с одной стороны, он — поэт, с другой — теоретик стиха.
Значителен сделанный С. И. Гиндиным вклад в изучение брюсовского наследия: статьи Гиндина посвящены как теории стиха, так и вопросам коммуникативной сущности искусства (исследователь отмечал активизацию Брюсовым читательского сотворчества и включение семантической структуры произведения в понятие «язык поэзии»). Особого внимания заслуживает статья «Программа поэтики нового века (О теоретических поисках В. Я. Брюсова в 1890-е годы)». Здесь выявляются причины, делающие неизбежным обновление поэтического языка, говорится о субъектива-
5 Выготский Л. Психология искусства. Минск, 1998. С. 39,44.
6 Цит. по: Литературное наследство. Т. 98. Кн. 2. М, 1994. С. 402.
7 Медведев П. Формализм и формалисты. Л., 1934. С. 49-61.
ции предмета изображения в новой поэзии, анализируются особенности семантики отдельного поэтического слова и другие положения ранней брюсовской теории. Та же тема —- состояние языка русской поэзии на рубеже XIX-XX столетий — раскрывается и в статье С. И. Гиндина «Представления о путях развития русской поэзии в конце XIX века»8. Вопрос соотношения формы и содержания стихотворения затронут с его же работе «L'apport de Valery Brioussov a Г etude theorique de la langue poetique russe» (Linguistique et poetique. M, 1981. P. 245-247).
Взаимосвязь творческого и научного методов на примере «научной поэзии» раскрывается в работах Р. Дубровкина9. Теоретическое исследование, опирающееся на опубликованные тексты Брюсова, было бы серьёзно затруднено без публикаций, предпринятых такими исследователями истории литературы, как С. С. Гречишкин и А. В. Лавров.
Методологическая и теоретическая основа исследования. Данная работа основывается на принципе последовательной реконструкции теоретико-литературных взглядов автора путём сопоставления и наложения контекстов из статей и других текстов Брюсова. Этот подход представляет собой как бы обобщение опыта литературоведческих школ XX века, так или иначе обращавшихся к понятию контекста и реконструкции— начиная от «теоретической поэтики» А. А. Потебни, повлиявшего на Брюсова, и заканчивая интертекстуальной школой К. Ф. Тарановского и его последователей, разработавших «поэтику выразительности» с её теорией «контекстов» и «предтекстов». В этот спектр, разумеется, входят и определенные наработки «формальной школы», строй мысли которой является научным воплощением многих прозрений символистов. В определенном смысле можно сказать, что методологическая стратегия данной работы «заряжена» установкой на «конгениальность предмету». Предлагая перевести
8 Гиндин С. И. Представления о путях развития русской поэзии в конце XIX ве
ка // Вопросы языкознания. 1989, № 6.
9 Дубровкин Р. Рене Гиль и Валерий Брюсов: Хроника одной переписки // [Элек
тронное издание:] Toronto Slavic Quarterly. № 17.2006. slavic/tsq.
дискурс Брюсова с языка культурософских и «предлитературоведческих» интуиции на язык теоретических концепций, мы чувствуем себя вправе рассчитывать на восприятие нашего дискурса не только в присущей ему по умолчанию теоретико-литературной «рамке», но и в философско-эстетиче-ском и даже художественно-публицистическом контексте. Такая методология может быть использована для решения задач, сходных с поставленной в исследовании — то есть в тех случаях, когда теоретическое наследие автора разрознено и не систематизировано им самим. Надо сказать, что автор данной работы уже пользовался подобным методом в своей статье «Эстетика Мандельштама» («Вопросы философии», 2006, № 9).
Материалом исследования послужили главным образом литературно-критические статьи и манифесты Брюсова, написанные им в период с 1890-х до 1920-х гг. В процессе реконструкции системы теоретико-литературных взглядов поэта сопоставление контекстов из ряда статей явилось основной концептуальной базой. Также важное место заняли дневниковые записи Брюсова, черновики и беловые тексты его писем. В ряде случаев цитируются и стихотворения поэта.
При написании работы автор пользовался следующими изданиями В. Я. Брюсова:
Брюсов В. Я. Собрание сочинений в семи томах / Под общ. ред. П. Г. Антокольского и др. Т. 1—7. — М.: Художественная литература, 1973-1975;
Брюсов В. Я. Среди стихов: 1894— 1924: Манифесты, статьи, рецензии / Сост. Н. А. Богомолов, Н. В. Котрелев / Вступ, статья и комментарии Н. А. Богомолова. — М.: Советский писатель, 1990;
Брюсов В. Я. Заря времён: Стихотворения. Поэмы. Пьесы. Статьи/ Сост., подгот. текста, комментарии С. И. Гиндина. — М.: Панорама, 2000;
Брюсов В. Я. Дневники. Автобиографическая проза. Письма / Сост., вступ, статья Е. В. Ивановой. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002;
Брюсов Валерий, Петровская Нина. Переписка: 1904-1913 / Вступ, статьи, подгот. текста и комментарии Н. А. Богомолова, А. В. Лаврова. — М.: Новое литературное обозрение, 2004;
Литературное наследство. Том 85. Валерий Брюсов. — М.: Наука, 1976;
Литературное наследство. Том 98. Валерий Брюсов и его корреспонденты. Книга I. — М.: Наука, 1991; Книга И. — М.: Наука, 1994
и другими изданиями, в том числе периодикой конца XIX в.
Научная новизна исследования. Насколько нам известно, в предлагаемой работе впервые поставлена задача описания большого комплекса теоретико-литературных взглядов Брюсова в терминах строгой научной системы, то есть в том же смысле, в каком раньше говорили, например, о его пушкиноведческих штудиях или масштабных стиховедческих исследованиях, реально носивших системный характер, столь же системно изученных ведущими представителями отечественного брюсоведения и, безусловно, ожидающих новых интерпретаций. Более того, задача такой реконструкции в условиях отсутствия итогового теоретико-литературного труда или равносильного такому труду корпуса текстов, никогда не ставилась и применительно к другим авторам.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту. В исследовании неоднократно подчёркивается концептуальный и научно релевантный характер теоретико-литературных взглядов В. Я. Брюсова, представляющих собой целостную систему. Для Брюсова несомненно, что в контексте поэтического языка слово начинает жить совершенно особой жизнью, по сравнению с тем, как оно функционирует в нехудожественной («обыденной») или прозаической («общелитературной») речи. Процессы, происходящие с отдельным словом в стихе (например, его «оживление» (в терминологии Брюсова), известное нам как «деавтоматизация», «воскрешение», возможное благодаря актуализации его «внутренней» и «внешней» формы (В. Б. Шкловский)), делают поэтическое слово чем-то отлич-
ным от его разговорного, общелитературного или прозаического аналога. Брюсов, испытавший сильное влияние «теоретической поэтики» А. А. По-тебни и современных ему западных учёных, сумел аккумулировать изученные факты и сформировать собственную оригинальную концепцию.
Проведённое исследование впервые демонстрирует, насколько близко в своих теоретико-литературных исканиях Брюсов подошёл к научной проблематике XX века. Темами его размышлений становятся:
понятия формы и содержания поэтического произведения (с конца 1880-х — начала 1890-х гг.);
неразрывное единство формы и содержания и их взаимная обусловленность (с середины 1890-х гг.);
способность души поэта как истинного содержания произведения «сказываться» лишь в одной ей свойственных словах (с начала 1900-х);
взаимосвязь личности и слов, которыми она говорит о себе (тогда же);
трактовка поэтического произведения как триединства «содержание-форма-материал» (конец 1890-х гг.);
связанные с указанным триединством понятия «звучания», «смысла» и «значения» слова, специфика поэтического слова как «оживлённого» (тогда же);
способность поэтического слова обладать большей информацией, чем слово обыденного языка (1910-е гг.);
поэтическая идея как особое образование, возникающее только в процессе творчества (тогда же);
сущностное отличие слова в поэтическом языке от слова в обыденном языке (с 1899 г. и позже);
идея необходимой точности поэтического слова, никак не отрицающая его специфики как «намёка» (1900-е гг.);
понимание индивидуального стиля как особого типа миросозерцания и как «словесного портрета» личности автора (с 1894 г.);
трактовка художественного образа (с 1890-х гг., очень важны статьи 1920-х гг.);
взаимосвязь образа и стиля (1900-е гг.);
синтетичность творческого (в частности, поэтического) мышления, связанная со спецификой художественного образа (тогда же; см. также статьи 1909 г.);
специфика эстетического объекта, поэтический приём как необходимая составляющая стиля и индивидуальный метод «оживления» слова (с 1899 г.);
идея взаимодействия «внешних чувств» и «тайных чувствований» (с 1901—1902 гг.);
идея необходимости развития языка и расширения языкового пространства, смены общеязыковой нормы (примерно с 1915 г.);
—-понимание слова как сферы реализации пространственно-временного континуума (тогда же), денотативное своеобразие поэтического мира данного автора (1910 г.);
идея взаимодействия понятийной и первообразной природы слова (1890-е гг.);
специфика поэтического акта как познавательного (см. связанные с этим вопросы научной поэзии), взаимодействие языка и речи (как в случае обыденного, так и в случае поэтического), необходимость создания словарей языка поэтов (с конца 1890-х и до 1920-х).
Важно отметить, что обозначенные выше даты весьма условны: бывает, что та или иная тема возникает в 1890-х гг., а развитие получает в 1920-е. Формат и тема данного исследования не позволили подробно осветить все вопросы специфики художественного текста, над решением которых раздумывал Брюсов. Так, за пределами работы остались положения, связанные с историей развития русского литературного языка, взаимоотношениями языка и речи.
Практическая значимость работы. Результаты выполненного исследования могут использоваться в научных и преподавательских целях при изучении истории и теории литературы, теории поэтического языка и нарратива, эстетики, истории культуры и искусства рубежа XIX—XX вв. Последовательная реконструкция теоретико-литературных взглядов того или иного автора путём сопоставления и наложения контекстов может быть использована как метод решения задач, сходных с поставленной в исследовании — особенно в тех случаях, когда теоретическое наследие того или иного автора разрознено и не систематизировано им самим. В целом сделанные выводы расширяют, как кажется, представления об общетеоретическом уровне науки о литературе, существовавшем в России в начале XX века.
Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждалась на заседании Отдела теории и методологии литературоведения и искусствознания Института мировой литература им. А. М. Горького РАН. Результаты исследований в форме докладов были представлены автором в выступлениях на научных конференциях: Вторые Гоголевские чтения. Н. В. Гоголь и мировая культура (Москва, 2002); Международные научные конференции «Мир романтизма» (Гуляевские чтения) (Тверь, 2004, 2006); Первая научная конференция «Межкультурная коммуникация в современном славянском мире» (Тверь, 2005). По теме диссертации опубликован ряд статей (см. Список публикаций по теме диссертации на с. 28-30).