Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Государственно-правовое принуждение: критерии допустимости и теоретические основания Петренко Михаил Николаевич

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Петренко Михаил Николаевич. Государственно-правовое принуждение: критерии допустимости и теоретические основания: диссертация ... кандидата Юридических наук: 12.00.01 / Петренко Михаил Николаевич;[Место защиты: ФГАОУ ВО «Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта»], 2018

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Проблемы общей теории государственно-правового принуждения 17

1.1. Понятие государственной власти и формы ее реализации 17

1.2. Государственно-правовое принуждение как форма реализации государственной власти 49

Глава 2. Определение оснований и критериев допустимости государственно-правового принуждения 69

2.1. Основания применения государственно-правового принуждения 69

2.2. Критерии допустимости государственно-правового принуждения 86

Глава 3. Теоретические основания и критерии допустимости государственно-правового принуждения в системе межотраслевых связей 99

3.1. Основания и критерии допустимости государственно-правового принуждения в административном материальном и процессуальном праве 99

3.2. Основания и критерии допустимости государственно-правового принуждения в уголовном материальном и процессуальном праве 131

Заключение 169

Список литературы 176

Приложение. Сводная таблица результатов анкетирования (социологического опроса) по проблемным вопросам оснований и критериев допустимости государственно-правового принуждения 198

Введение к работе

Актуальность темы исследования

Сегодня защита человека от вторжения государства в сферу его прав, свобод и законных интересов приобретает особую важность из-за сложной и постоянно меняющейся международной обстановки. Необходимость адекватно и оперативно отвечать на международные вызовы требует от современного государства наличия не только легальности, но и легитимности высокого уровня. Прежде всего, это требование касается демократического правового государства. Эффективность осуществления его внутренних и внешних функций непосредственно зависит от поддержки населением политики, проводимой представителями государственной власти в различных сферах общественной жизни, в том числе посредством применения предусмотренных законодателем мер принуждения.

При реализации такой формы властных отношений, как государственное
принуждение, часто сталкиваются интересы обладающего большими ресурсами
государства и противостоящих ему отдельных людей или социальных групп.
Если на этапах становления и формирования современного государства –
суверенного обладателя верховной политической власти, проблемы,

возникающие в результате столкновения частных и публичных интересов, носили локальный характер и решались, как правило, в пользу государства, то за последние три десятилетия ситуация кардинально изменилась.

Во-первых, правомерность применения конкретных мер государственного
принуждения может стать предметом судебного и квазисудебного

разбирательства на национальном, региональном и международном уровнях. В рамках сложной и многоуровневой системы юридических механизмов защиты индивидуальных и коллективных прав и свобод официальную и объективную оценку получают как основания, так и процедуры применения мер государственного принуждения в отдельных государствах. Принимая ее во внимание, уполномоченные органы государственной власти корректируют положения действующего национального законодательства и сложившуюся практику их реализации. Однако они могут и проигнорировать оценку состояния правовой системы, консервируя ее и укрепляя аппарат принуждения – составную часть аппарата управления.

Во-вторых, процессы глобализации затрагивают не только экономические,
но и юридические институты, обусловливая их практическое преобразование по
образцам и моделям, получившим признание большинства постиндустриальных
стран. Тенденции универсализации и унификации права проявляются в
смягчении и ограничении воздействия государственной власти на поведение
индивидов, в гуманизации традиционных карательных отраслей права:
административного и уголовного материального и процессуального права. В
данном случае так же от выбора законодателя во многом зависит степень
интенсивности государственного принуждения и его соответствие

выработанным практикой цивилизованных стран универсальным стандартам и общим принципам права.

Наконец, механизмы ограничения государственной власти и обеспечения
индивидам возможности реализации их законных интересов, оказываясь в поле
зрения исследователей, получают свое концептуальное оформление. В
настоящее время на основе известных подходов ученые формулируют новые
определения государственной власти и государственно-правового принуждения
как формы ее реализации. Они устанавливают основания и критерии
допустимости применения мер государственного принуждения в

демократическом обществе как условия его осуществления в качестве государственно-правового принуждения, т. е. легального и легитимного. При этом методология современных исследований политической и правовой природы этого феномена позволяет соотнести понятия оснований и критериев допустимости государственно-правового принуждения и раскрыть взаимосвязи структурных элементов каждого из них.

Вместе с тем анализ понятия, сущности и содержания государственно-
правового принуждения, в том числе с методологических позиций
юридического неопозитивизма, феноменологии и структурализма, должен быть
ориентирован на практические нужды. Поэтому одной из актуальных задач,
стоящих сегодня перед исследователем, является изучение особенностей
нормативного закрепления оснований, критериев допустимости

государственно-правового принуждения и интенсивности воздействия

государственной власти на поведение индивидов при осуществлении принуждения в конкретных отраслях права. На наш взгляд, для решения данной задачи, как отмечалось выше, наиболее подходят классические карательные отрасли права – административное и уголовное.

Основываясь на полученных нами в ходе исследования результатах,
можно сформулировать рекомендации законодателю. Они направлены на
достижение оптимального распределения интенсивности воздействия

государственной власти на поведение участников общественных отношений. Кроме того, они позволяют активизировать установленные нами критерии допустимости осуществления государственно-правового принуждения и придать им императивную силу.

Степень разработанности темы исследования

Вопросы природы государственной власти и принуждения, выявление их
сущностных признаков, оснований и границ применения, приемов, способов их
использования приобретают важное значение в рамках процесса

государственного управления. Поэтому они всегда находились в центре внимания представителей философских, юридических, политологических, социологических и иных наук как в России, так и за рубежом.

Первые попытки концептуального осмысления государственной власти и принуждения были предприняты в рамках политической философии такими мыслителями как М. Вебер, Г. В. Ф. Гегель, Т. Гоббс, И. Кант, К. Маркс, Ф. Ницше,

Т. Парсонс, М. Ротбард, И. Г. Фихте, Ф. В. Й. Шеллинг, А. Шопенгауэр и др. Со временем свой существенный вклад в развитие представлений о государственно-правовом принуждении внесли отечественные мыслители (А. А. Гусейнов, Г. И. Иконникова, И. А. Ильин, С. В. Соловьев, И. В. Солонько и др.).

С позиций политологии и социологии вопросы государственной власти и
принуждения рассматривались А. Г. Аникевичем, М. К. Горшковым,

С. Е. Каптеревым, В. В. Колотушей, В. Г. Ледяевым, И. М. Меликовым, А. Н. Строителевым, А. А. Федоровских и др.

Развитие философских, политологических и социологических подходов к осмыслению государственной власти и принуждения в отечественной юридической науке осуществлялось С. С. Алексеевым, А. Д. Ардашкиным, С. В. Бабаевым, Б. Т. Базылевым, М. И. Байтиным, А. И. Козулиным, В. В. Лазаревым, О. Э. Лейстом, Н. В. Макарейко, А. В. Малько, Г. И. Миняшевой, А. С. Пучниным, А. П. Роговым, В. П. Сальниковым, Э. А. Сатиной, В. А. Чашниковым и др.

Заметим, что правовая природа государственного принуждения тесно
связана с двумя сферами законодательного регулирования общественных
отношений, в которых принудительный характер государственной власти
проявляется наиболее очевидно. Это административное и уголовное право. В то
же время данные отрасли публичного права могут рассматриваться как
материальные или процессуальные. Применительно к проблематике настоящего
исследования важное значение имеют и материальные, и процессуальные
нормы административного и уголовного права. Их анализу посвящены работы
С. А. Алтуховой, Д. Н. Бахраха, С. И. Вершининой, О. С. Гречишниковой,
К. В. Задерако, Л. Е. Калининой, А. И. Каплунова, А. Н. Кокарева, П. А. Лупинской,
И. В. Максимова, В. М. Манохиной, И. Л. Петрухина, Б. В. Россинского,

С. А. Шейфера, С. Б. Щербакова, А. Ю. Якимова и др.

В научной литературе при рассмотрении вопросов государственной власти и принуждения преимущественное внимание уделялось их понятию, сущности, признакам и условиям их легитимного осуществления. При этом не проводилось отдельных исследований проблематики выявления и определения общих критериев допустимости государственно-правового принуждения и соответствия положений отечественного отраслевого законодательства этим критериям.

Цель диссертационного исследования

Целью диссертационного исследования является определение оснований и критериев допустимости осуществления государственно-правового принуждения как формы реализации государственной власти в постиндустриальном обществе.

Задачи диссертационного исследования:

– определить понятие государственной власти на основании

систематизации ее основных концепций;

– выявить сущностные признаки государственно-правового принуждения как формы реализации государственной власти;

– сформулировать определение оснований применения государственно-правового принуждения в узком и широком смыслах;

– установить общий критерий допустимости государственно-правового принуждения и рассмотреть особенности его структуры;

– раскрыть содержание и взаимосвязи структурных элементов общего критерия допустимости государственно-правового принуждения;

– соотнести понятия оснований и критериев допустимости

государственно-правового принуждения;

– провести анализ нормативного закрепления оснований и критериев допустимости государственно-правового принуждения в административном и уголовном материальном и процессуальном праве;

– определить степень интенсивности воздействия государственной власти на поведение индивидов при осуществлении принуждения в административном и уголовном материальном и процессуальном праве.

Объект диссертационного исследования: общественные отношения, которые возникают, изменяются и прекращаются в связи с осуществлением государственно-правового принуждения, а также их концептуальное понимание ведущими учеными и современным российским законодателем.

Предмет диссертационного исследования: сущность, структурные взаимосвязи и содержание оснований применения и критериев допустимости осуществления государственно-правового принуждения как формы реализации государственной власти в постиндустриальном обществе.

Методологическую основу диссертационного исследования составляет
комплекс методов, обеспечивающих осуществление системного подхода к
изучению предмета исследования и способствующих достижению

поставленной цели, включающий в себя диалектический метод, метод
формальной логики, формально-юридический метод, конкретно-

социологический метод и др.

Диалектический метод и метод формальной логики позволяют определить
характеристики и системные связи государственно-правового принуждения как
сложного, комплексного феномена, оснований и общих критериев

допустимости его применения. В свою очередь, это требует использования таких специально-юридических методов научного познания, как формально-юридический метод, который позволяет определить качество юридической техники отечественного законодателя, и конкретно-социологический метод, обеспечивающий возможность с учетом общественной практики определить соответствие положений отдельных нормативно-правовых актов в сфере осуществления государственно-правового принуждения основным критериям его допустимости.

Кроме того, исследование проводилось с применением системного метода, который позволяет определить место государственно-правового принуждения в системе методов реализации государственной власти.

Нормативная основа диссертационного исследования состоит из
Конституции Российской Федерации и основополагающих кодифицированных
и некодифицированных нормативных правовых актов Российской Федерации,
регламентирующих отношения в административной и уголовной сферах
отечественного законодательного регулирования, в том числе Кодекса
административного судопроизводства Российской Федерации, Кодекса

Российской Федерации об административных правонарушениях, Федерального закона «О полиции», Уголовного кодекса Российской Федерации, Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации.

Положения указанных выше нормативно-правовых актов анализируются во взаимосвязи с нормами Трудового кодекса Российской Федерации, Бюджетного кодекса Российской Федерации, Федерального закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации».

Теоретическую основу диссертационной работы составили научные
труды как зарубежных исследователей, сфера интересов которых затрагивает
проблемы государственного принуждения (М. Н. Берман, Д. Битхем, М. Блейк,
М. Вебер, Г. В. Ф. Гегель, Т. Гоббс, Э. Дюркгейм, И. Кант, К. Маркс, Ф. Ницше,
Т. Парсонс, М. Ротбард, И. Г. Фихте, Ф. А. Хайек, Ф. В.Й. Шеллинг,

А. Шопенгауэр), так и уделявших внимание государственному принуждению в
своих трудах отечественных ученых (А. Г. Аникевич, А. Д. Ардашкин,

Б. Т. Базылев, М. И. Байтин, А. А. Гусейнов, И. П. Жаренов, И. А. Ильин, С. Н. Кожевников, С. А. Котляревский, В. В. Лазарев, В. Г. Ледяев, Н. В. Макарейко, А. В. Малько, Л. И. Петражицкий, А. П. Рогов, С. В. Соловьева, И. В. Солонько, А. А. Федоровских).

В исследовании также использованы выводы и отдельные положения,
содержащиеся в работах, посвященных актуальным проблемам

административного и уголовного материального и процессуального права (труды Д. Н. Бахраха, С. И. Вершининой, А. И. Каплунова, Ф. М. Кудина, Е. М. Манохина и др.).

Эмпирической основой исследования являются официальные

документы (отчеты и статистическая информация) Федеральной службы
государственной статистики. Методом анкетирования в индивидуальной форме
по проблемным вопросам оснований и пределов допустимости государственно-
правового принуждения опрошено 200 лиц, непосредственно столкнувшихся с
правоприменением в уголовной и (или) административной сфере

законодательного регулирования и не осуществляющими свою деятельность в указанных сферах на постоянной основе. Результаты анкетирования, полученные с соблюдением требований репрезентативности, нашли свое отражение в выводах и рекомендациях, содержащихся в работе.

Научная новизна диссертационного исследования обусловлена наличием пробелов в теории государства и права по вопросам государственно-правового принуждения, в том числе оснований и критериев его допустимости;

отсутствием в отечественной науке теории государства и права отдельных исследований, посвященных вопросам определения критериев допустимости государственно-правового принуждения на отраслевом и межотраслевом уровнях системы права.

В рамках диссертационного исследования впервые в отечественной науке
теории государства и права предпринята попытка выявления общих критериев
допустимости государственно-правового принуждения, позволяющих с
научных позиций оценивать допустимость государственно-правового

принуждения как на этапе его нормативного оформления, так и при его
осуществлении. Полученные результаты позволяют установить соответствие
общим критериям допустимости применения государственно-правового
принуждения положений отечественного законодательства, закрепляющих
порядок и условия его применения, в том числе в административной и
уголовной сферах нормативного регулирования. При этом на основе
результатов проведенного социологического опроса, определяются те
положения законодательства, которые должны быть приведены в соответствие с
общими критериями допустимости государственно-правового принуждения.
Так, оценивается эффективность проведенного законодателем анализа
интенсивности воздействия государственной власти по основным направлениям
нормативного регулирования общественных отношений, которое

осуществляется на уровне отдельных норм, институтов и отраслей системы российского права в их комплексном взаимодействии (отраслевой и межотраслевой уровни).

Последнее оказалось возможным в результате анализа отечественных и
зарубежных подходов к пониманию категорий власти и принуждения, в том
числе содержащихся в ранее не переведенных на русский язык источниках. В
работе предложены авторские дефиниции государственной власти и
государственно-правового принуждения. Определению автором общих

критериев допустимости государственно-правового принуждения способствовало, кроме того, обоснование использования иерархической системы потребностей человека при определении преобладающего ресурса во властеотношениях, а также разграничение концепций оснований применения государственно-правового принуждения по критерию их понимания в узком и широком смыслах, что представляет собой новаторский поход исследователя к проблематике реализации государственной власти в сфере нормативного (правового) регулирования общественных отношений на уровне отдельных норм, институтов, отраслей и всей системы права в целом.

Положения и выводы, выносимые на защиту:

1. По итогам рассмотрения основных концептуальных подходов к понятию, сущности и признакам государственной власти нами сформулировано определение данного понятия. Государственная власть – это направленное на достижение определенных целей общественное отношение, основанное на праве и состоящее в подавлении обществом через легитимированное им

государство, представленное органами государственной власти и

должностными лицами, нетождественной ему воли индивида или группы индивидов за счет преобладания в ресурсах. Субъекты государственной власти должны использовать в процессе ее осуществления только те ресурсы, которыми они обладают легально как представители государства.

  1. Государственная власть может осуществляться в форме силы и в форме принуждения. Критерием их разграничения служит источник подчинения подвластного субъекта властвующему субъекту. Необходимость реализации государством своих внутренних и внешних функций обусловливает постоянное применение государственной власти в одной из указанных форм. При этом власть в форме принуждения следует признать наименее жесткой формой реализации государственной власти. Под «жесткостью» принуждения как формы реализации государственной власти в настоящей работе понимается настолько высокая степень ограничения государством прав и свобод человека, что оно фактически граничит с их отчуждением. Государственно-правовое принуждение является и наиболее приемлемой формой реализации государственной власти, т.к. позволяет сократить делегитимационные процессы в государстве, угрожающие его существованию.

  2. В результате рассмотрения концепций государственного принуждения сформулировано определение государственно-правового принуждения как формы реализации государственной власти. Под ним предложено понимать такую форму реализации государственной власти, при которой для властвующего субъекта (общества) в лице должностных лиц и органов легитимированного им государства значимо поведение принуждаемого субъекта.

Сущностными признаками государственно-правового принуждения как
формы реализации государственной власти являются, во-первых, выступление
на стороне властвующего субъекта должностных лиц и государственных
органов, представляющих общество, в свою очередь, легитимирующее это
государство; во-вторых, опосредованность правом государственного

принуждения, в том числе процедур использования субъектами принуждения предоставленных им ресурсов.

4. Социальная природа государственно-правового принуждения
обусловливает его понимание как правоотношения, в которое вступают
наделенные определенными правами и обязанностями принуждающий и
принуждаемый субъекты. Первый обладает правом и несет обязанность
подвергнуть принудительному воздействию принуждаемого субъекта и
применить к нему в установленном порядке меры принуждения.
Принуждаемый субъект имеет право потребовать соблюдения процедуры
применения указанных мер и реализации их в режиме законности, но обязан
претерпеть правоограничения личного, имущественного или организационного
характера. Наделение лиц, в отношении которых применяются меры
принуждения, субъективными правами и обязанностями свидетельствует о
правовом опосредовании государственного принуждения. В результате оно

должно удовлетворять требованиям легальности, легитимности и

справедливости на обоих уровнях системы права – отраслевом и межотраслевом – и на всех стадиях процесса его реализации.

  1. Основания применения государственно-правового принуждения следует понимать в узком и широком смыслах. Основаниями государственно-правового принуждения в узком смысле является совокупность нормативных и фактических условий применения мер государственного принуждения. В качестве нормативных условий применения мер государственного принуждения выступает совокупность материально-правовых и процессуально-правовых норм, а в качестве фактических условий – совершение принуждаемым действий, тождественных основаниям применения мер государственного принуждения, установленных материально-правовыми нормами. Под основаниями государственно-правового принуждения в широком смысле предлагается понимать необходимость реализации внутренних и внешних функций государства, опосредованных правом.

  2. Отмечается, что только нормативной (законодательной) регламентации государственно-правового принуждения для признания его легитимным недостаточно по следующим причинам: 1) право не сводится к комплексу норм, гарантированных государственным принуждением, а включает в себя также общие принципы права, правовую практику, правовую культуру и идеологию, правосознание; 2) формой государственной власти, соответствующей представлениям о демократии в постиндустриальном обществе, является правовое государство, в котором принуждение опосредовано и связано правом; 3) современная форма рационализации государственного управления, в отличие от предшествующих ей форм, не замыкается на легитимации суверенитета государства посредством принуждения людей к подчинению закону, а имеет своей целью осуществление справедливой социальной политики с помощью более эффективных управленческих технологий.

  3. Общим критерием допустимости государственно-правового принуждения предлагается признать соответствие его применения требованиям справедливости как нравственной категории. Элементами структуры данного критерия являются обоснованность и соразмерность. Их разграничение по содержанию позволяет утверждать, что государственное принуждение должно основываться на праве (обоснованность) и соотноситься с индивидуализирующими обстоятельствами, позволяющими корректировать воздействие принуждающего на принуждаемого с учетом специфики конкретного случая (соразмерность).

  4. Допустимость государственно-правового принуждения определяется формально и материально. Ее формальное определение совпадает с определением оснований применения государственно-правового принуждения в узком смысле и предполагает закрепление в законодательстве материальных и процессуальных правовых норм. Материальное определение допустимости государственно-правового принуждения выводится из широкого понимания

права, которое не ограничивается совокупностью правовых норм, выраженных
в законодательстве. Соответствие мер государственного принуждения и их
применения общественным идеалам оценивается также путем

непосредственного изъявления обществом своего отношения к

государственному принуждению, как форме реализации государственной власти, в каждом конкретном случае.

9. По итогам рассмотрения закрепленных в административном и
уголовно-процессуальном законодательстве Российской Федерации мер
государственного принуждения, которые характеризуются наибольшей
жесткостью, установлено их соответствие элементам общего критерия
допустимости государственно-правового принуждения и требованиям
справедливости. Однако меры государственного принуждения, применяемые в
уголовном праве в связи с нарушением права на жизнь, показали низкий
уровень обоснованности. Они не соответствуют в полной мере представлениям
большинства членов общества о справедливости наказания и
провозглашенному в Конституции РФ 1993 г. статусу права человека на жизнь
как высшей ценности, конкретизированному на уровне отраслей права.

10. Очевидное несоответствие отдельных мер государственного
принуждения, предусмотренных в российском уголовном праве, элементам
общего критерия допустимости государственно-правового принуждения
означает, что законодатель не принял во внимание комплексность
государственно-правового принуждения и особенности его внутренней
структуры. Он не провел предварительного анализа интенсивности воздействия
государственной власти на общественные отношения, регулируемые нормами
соответствующего отраслевого законодательства. В результате законодатель
нарушил внутренние взаимосвязи между отдельными отраслями права и
закрепленный в Конституции РФ 1993 г. баланс правовой системы и
государственной власти.

Теоретическая значимость диссертационного исследования

Диссертация является комплексным исследованием проблематики
государственно-правового принуждения как формы реализации

государственной власти. Его результаты позволят углубить представления о понятии государственно-правового принуждения и связанных с ним понятиях власти и принуждения. Они также позволят развить концептуальные подходы ученых и законодателя к основаниям применения и критериям допустимости государственно-правового принуждения на отраслевом и межотраслевом уровнях системы права. Наконец, они могут быть использованы специалистами в областях теории государства и права, истории политических и правовых учений, философии права, социологии права, отраслевых юридических наук при осуществлении исследовательской и преподавательской деятельности, подготовке лекционных курсов и проведении семинаров.

Практическая значимость диссертационного исследования

заключается в том, что его результаты могут применяться в законотворческой

деятельности в целях совершенствования и дальнейшего развития

регламентации государственно-правового принуждения, а также четкого различения допустимого и недопустимого государственного принуждения. Прежде всего, при использовании законодателем соответствующей терминологии, установлении оснований и пределов применения государственно-правового принуждения на отраслевом и межотраслевом уровнях системы российского права.

Результаты настоящего исследования могут использоваться также в
правоприменительной деятельности при возникновении необходимости оценки
допустимости реализации мер государственного принуждения уполномоченными
органами. Например, при принятии решения о применении меры
государственного принуждения; при обжаловании реализации мер

государственного принуждения в связи с их недопустимостью. Результаты исследования могут быть использованы для упорядочения судебной практики и обеспечения ее единства в вопросе применения конкретных мер государственного принуждения.

Апробация результатов исследования

Основные теоретические положения и выводы диссертационного исследования успешно прошли проверку в ходе апробации, имеющей научную направленность, путем выступлений автора на международных и научно-практических конференциях: Международная научно-практическая конференция «Проблемы современного российского права» (г. Челябинск, 2010 г.), Международная межвузовская научно-практическая конференция «Традиции и новации в системе современного российского права» (г. Москва, 2010 г.), Международная научно-практическая конференция «Тенденции и инновации современной российской науки» (г. Краснодар, 2014 г.), Международная научно-практическая конференция «Закон и правопорядок в третьем тысячелетии» (г. Калининград, 2014), изложены в 15 научных публикациях автора, включая четыре статьи в изданиях, рекомендованных ВАК (2011, 2013, 2015, 2016 гг.).

Результаты исследования внедрены в учебный процесс автономной некоммерческой организации высшего образования Самарского университета государственного управления «Международный институт рынка», где нашли применение при проведении лекционных и практических занятий.

Структура диссертации предопределена целью, задачами и предметом исследования. Она состоит из введения, трех глав, включающих шесть параграфов, заключения и списка литературы, а также приложения, содержащего результаты проведенного социологического опроса.

Понятие государственной власти и формы ее реализации

Как верно указывает Г. В. Ф. Гегель, «определения следует рассматривать не изолированно и абстрактно, а как зависимый элемент одной тотальности в связи со всеми остальными определениями, составляющими характер нации и эпохи; в этой связи они обретают свое истинное значение…»1. Данное обстоятельство объясняется изменчивостью восприятия предметов и явлений, следовательно, и вкладываемого в слова и термины содержания, что, в свою очередь, требует от ученого исследования понятий с учетом их актуального восприятия в обществе. При этом общественное понимание власти претерпевало значительные изменения с течением времени. Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона в статье, посвященной власти, определяет последнюю как «господство одного над другим или другими»2. В «Толковом словаре живого великорусского языка» В. Даля власть понимается как право, сила и воля над чем-либо, свобода распоряжений и действий, управление, начальствование, начальники или начальник 3.

Позже «Советским энциклопедическим словарем» власть определяется как возможность и способность оказывать определяющее воздействие на поведение людей и их деятельность с помощью каких-либо средств – права, насилия, воли, авторитета, а также как политическое господство и система государственных органов4. Более современный и являющийся одним из общепризнанных толковых словарей «Словарь русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой1 определяет власть, во-первых, как право и возможность распоряжаться кем-нибудь, подчинять своей воле; во-вторых, как политическое господство, государственное управление и его органы; в-третьих, как лиц, облеченных административными или правительственными полномочиями2.

Приведенные определения позволяют утверждать, что власть в обыденном понимании полисемантична. Содержание данного понятия включает в себя как органы управления и полномочных лиц, так и господство в чем-либо или над кем-либо, свободу действий, способность подчинять с использованием каких-либо средств3. Несмотря на совпадение терминов, каждое из предложенных пониманий власти является самостоятельным, независимым от иных. Тем не менее, с точки зрения гуманитарных наук, в том числе юриспруденции, власть, в первую очередь, представляет собой отношения между властвующим и подвластным4. Именно с этих позиций она рассматривается в настоящей работе. Современное обыденное понимание власти интересует нас постольку, поскольку оно дает представление о власти как праве и возможности распоряжаться кем-либо, подчинять своей воле5.

В процессе научного познания многозначность понятия власти усиливается за счет его междисциплинарного характера. Власть исследуется в рамках таких наук как философия, психология, социология, политология и др., причем в каждой исследуемой области этот термин определяется с учетом именно ее специфики, поставленных перед ней вопросов, исходя из используемой исследователем парадигмы, что определяет расхождения в подходах к пониманию власти.

Наконец, как отмечает В. Г. Ледяев, «концептуализация политики через власть делает понятие власти очень широким по своему содержанию и, следовательно, аморфным. «Власть» в данной трактовке теряет свою уникальность, специфику и оказывается неотличимой от таких понятий как «влияние», «контроль» или «господство»»1.

Вместе с тем, несмотря на имеющиеся различия в понимании власти, ученые неизбежно выделяют и ее совпадающие характеристики, рассмотрение которых позволяет выявить признанные в исследовательской среде, научно обоснованные свойства и отличительные особенности власти, дополнительного обоснования которых, при отсутствии очевидных противоречий, не требуется.

Рассмотрение отдельных вопросов научного (концептуального) понимания власти начнем с анализа состава участников властных отношений (власти). Сразу отметим, что абсолютное большинство авторов исходит из необходимости участия во властных отношениях властвующего и подвластного. Например, И. Кантом в работе «Критика способности суждения» власть определена с этических позиций как способность преодолеть сопротивление того, что само обладает силой2. Философ указывает на участие того, кто преодолевает – властвующего, и того, чье сопротивление преодолевается – подвластного.

Известный немецкий социолог М. Вебер определяет власть как способность вопреки сопротивлению реализовать свою волю в социальном отношении, независимо от того, на чем указанная вероятность основывается3. При таком подходе властвующим является лицо, реализовывающее свою волю, а подвластным – сопротивляющееся указанной воле лицо. Подчеркнем, что аналогичного подхода к вопросу о составе участников властных отношений придерживаются некоторые современные исследователи1.

Между тем в науке присутствует и иной подход к решению вопроса о составе участников власти, основанный на парадигме «власть для». Этот подход не только исключает из признаков власти подвластного, но и акцентирует внимание на достижении цели, поставленной перед властвующим, причем безотносительно к иным условиям. Более того, на двойственную природу власти – и государственной, и социальной, то есть власти как таковой, от которой производна государственная власть – обращал внимание тот же М. Вебер. С одной стороны, он утверждал, что власть, по сути, представляет собой вероятность того, что субъект в состоянии реализовать в социальном отношении свою волю вопреки сопротивлению, причем независимо от того, на чем основывается такая вероятность. С другой стороны, М. Вебер недвусмысленно определял государство как форму легитимного господства, то есть, по утверждению И. Л. Честнова, «вводя тем самым в понятие власти иное («ненасильственное») измерение»2. Разумеется, в основе такого подхода находится солидная интеллектуальная традиция осмысления власти в качестве не только и не столько формы ограничения свободы индивидов и, или, принуждения их к совершению действий, угодных обладателям власти, сколько определенной политической стратегии, направленной на эффективное достижение поставленных целей.

Так, английский философ Т. Гоббс определяет власть как имеющиеся у человека средства достигнуть блага в будущем3, то есть наличие подвластного лица не является обязательным. Похожий подход обнаруживается и в ряде современных исследований4. Следуя концепции «власть для», то есть исключая подвластного из сущностных признаков власти, необходимо идти до конца в своих рассуждениях и допустить существование власти даже в тех случаях, когда отсутствует отношение между властвующим и подвластным. Но такой вывод противоречит социальному пониманию власти и оказывается оторванным от реальности, поэтому применение указанного подхода в настоящей работе не представляется возможным.

По нашему мнению, власть обладает социальной природой1, то есть основана на взаимодействии индивидуумов и их групп2. Ключевым понятием, при помощи которого следует определять власть в таком ее понимании, является понятие воли. Многими исследователями подчеркивалась роль воли как сущностного признака власти. Так, актуальной с XIII в. до настоящего времени остается концепция, изложенная Фомой Аквинским в его работе «Сумма теологии». Он утверждает: «Как в устроенном Творцом порядке природы низшие предметы подчиняются движению, сообщаемому высшими, так в порядке человеческих отношений, высшие, в силу данной Богом власти, двигают низших своей волей»3. Иными словами, автор прямо указывает на волю как ключевую характеристику власти.

Аналогичной позиции по вопросу о роли воли во власти придерживается М. Вебер, которым реализация воли властвующего в социальном отношении указана в качестве ключевой характеристики властных отношений4. Рассуждая о власти, один из выдающихся советских ученых Н. М. Кейзеров определяет ее как волевое отношение между людьми5.

Полагаем, позиция многих исследователей1, признающих принципиально важное значение воли в формировании и развитии властных отношений, является правильной по следующим основаниям. Прежде всего, властные отношения – это изначально конфликтные отношениям. Данное обстоятельство подчеркивалось И. Кантом и М. Вебером, которые указывали на такую характеристику власти, как наличие сопротивления подвластного. Но сопротивление может возникнуть лишь в конфликте между участниками отношений. Конфликтность как характеристика властных отношений называется и современными учеными2. Действительно, если допустить обратное и предположить, что власть существует при отсутствии конфликта, то есть в том случае, когда подвластный добровольно исполняет указания властвующего и действует в интересах достижения его целей, то тогда необходимо констатировать противоречие между научным пониманием власти и ее обыденной трактовкой, указывающей на неотъемлемость власти от подчинения, которому, по мнению исследователей, конфликт имманентен3.

Основания применения государственно-правового принуждения

В связи с необходимостью реализации своих основных и производных функций государство постоянно применяет меры государственного принуждения. Вместе с тем высокий уровень интенсивности имманентного государственному принуждению вторжения в сферу прав и свобод человека, сопровождаемый их ограничением, который определяется в настоящем исследовании как «жесткость государственно-правового принуждения», способен периодически вызывать в обществе делегитимационные процессы в отношении государства. От последнего поэтому требуется взвешенный подход к основаниям (то есть причинам, поводам)1 применения государственного принуждения.

Современные исследователи по-разному понимают основания применения государственно-правового принуждения или, иначе, основания возникновения правоотношений государственного принуждения. Так, известный отечественный правовед Д. Н. Бахрах указывает, что основанием применения государственно правового принуждения является совершенное лицом правонарушение. При этом, уточняет автор, такое принуждение применяется только тогда, когда обязанности, установленные нормативными актами, нарушаются2. С. Н. Братусь отмечает, что в качестве основания применения государственно-правового принуждения выступает нарушение лицом возложенной на него обязанности. Указанная обязанность должна быть законодательно закреплена, однако не обязательно должна быть сформулирована казуистично – по мнению автора, достаточно наличия самой общей нормы или норм. Исследователем также отмечается, что конкретным основанием применения государственно-правового принуждения могут быть акты уполномоченных органов и лиц3.

Основанием применения государственно-правового принуждения, по мнению И. В. Максимова, является неправомерное деяние, то есть нарушение лицом требования, выраженного в норме права, а также общественная, государственная необходимость либо иные позитивно-значимые обстоятельства, закрепленные в форме акта применения права1.

По итогам проведенного анализа подходов отечественных исследователей к вопросу об основаниях применения государственно-правового принуждения А. И. Каплунов приходит к выводу о правильности понимания под ними возникновения экстремальных социальных условий. К таким условиям ученый относит виновное (правонарушение) или объективно-противоправное (деликт) неисполнение лицом юридической обязанности по соблюдению наказуемых запретов или по исполнению законных требований уполномоченных должностных лиц, либо неисполнение лицом каких-либо конкретных обязанностей, включая дополнительные, в связи с возникновением потенциальной или реальной опасности для охраняемых законом прав личности либо совершением правонарушения. При этом в основе принуждения, по его мнению, лежат два вида правовых норм: нормы, регламентирующие деятельность участников, и нормы, устанавливающие правила поведения принуждаемого лица2.

К основаниям применения государственно-правового принуждения С. И. Вершинина причисляет правовые основания и фактические основания. В статье «Правовые основания применения мер государственного принуждения» автор к правовым основаниям относит «находящиеся между собой в определенной связи и взаимозависимости материальные нормы, определяющие вид, содержание и характер меры принуждения (материально-правовое основание), процессуальные нормы, устанавливающие порядок реализации норм принуждения (процессуально-правовое основание), и правоприменительный акт [постановленный в процессе реализации материальных и процессуальных норм уполномоченным лицом]»1. Фактическими основаниями в статье «К вопросу о юридической классификации фактических оснований применения мер государственного принуждения» правовед называет «юридические факты – противоправные деяния, соответствующие предписаниям правоохранительной нормы и установленные в индивидуально-правовом акте»2.

К похожим выводам приходит и О. Н. Князева, указывая, что основанием применения налогового принуждения как формы государственно-правового принуждения является наличие юридического факта, с которым законодатель связывает возникновение отношений по применению принудительных мер воздействия. При этом исследователем указывается, что нормативная основа принуждения содержит в себе материальные и процессуальные нормы, а также односторонне-властное решение компетентного органа или должностного лица. К фактическим основаниям применения государственно-правового принуждения исследователем отнесено наличие правовых аномалий, представляющих собой правонарушение или объективно-противоправное деяние конкретного лица3.

Предлагаемые учеными основания применения государственно-правового принуждения являются комплексными, содержащими в себе несколько условий, которые можно условно подразделить на две группы:

1) нормативные условия – закрепленность в правовых нормах обстоятельств и процедуры применения государственно-правового принуждения и связанных с ними вопросов.

В качестве элементов нормативных условий исследователями выделяются:

– материально-правовые условия – нормы, содержащие указание на возможность применения государственно-правового принуждения при наличии установленных критериев (Д. Н. Бахрах, С. Н. Братусь, С. И. Вершинина и др.);

– процессуально-правовые условия – нормы, устанавливающие правила и порядок реализации материально-правовых условий государственно-правового принуждения (А. И. Каплунов, С. И. Вершинина, О. Н. Князева и др.);

– правоприменительный акт (С. Н. Братусь, И. В. Максимов, С. И. Вершинина и др.).

2) фактические условия – совершение лицом деяний, влекущих применение к нему предусмотренных законодательством мер государственного принуждения.

Нормативные и фактические условия применения государственно-правового принуждения являются взаимосвязанными и неразрывными частями единого целого – оснований применения государственно-правового принуждения. При этом фактическое основание, то есть непосредственное совершение лицом деяния, влекущего за собой применение к нему мер государственного принуждения, существует и может существовать только в той форме, с которой правовой нормой связывается применение в отношении лица мер государственного принуждения.

Отсутствие нормативного условия применения государственно-правового принуждения нивелирует возможность его применения в принципе, поскольку, как справедливо отмечает И. В. Максимов в своем исследовании, «неправомерное принуждение – не есть государственное принуждение в истинном смысле этого слова: произвол и насилие не вписываются в формат государственного принуждения, правовой характер которого является его имманентным признаком»1.

Спорным остается вопрос о соотношении материально-правовых и фактических условий применения государственно-правового принуждения. В соответствии с первым подходом к его решению, представленным в работах Д. Н. Бахраха, С. Н. Братуся, С. И. Вершинина, Ф. М. Кудина2 и др., основанием применения государственно-правового принуждения является совершение лицом деяния (фактическое условие), противоречащего законодательству (нормативное условие)1, то есть случаи нарушения лицом материально-правовых норм.

По нашему мнению, указанный подход можно признать справедливым, что объясняется необходимостью пресечения противозаконного деяния, привлечения к ответственности виновных лиц, устранения его негативных последствий2. Речь идет о реализации содержащихся в законодательстве представлений о должном поведении, господствующих в данном обществе как принуждающем субъекте при государственно-правовом принуждении, а также о восстановлении правопорядка.

Особо следует отметить позицию советского исследователя С. Н. Братуся3, который хотя и говорит о противоправном действии как об основании применения государственно-правового принуждения, трактует последнее широко, охватывая все отношения, в какой бы то ни было форме урегулированные законодательством. Такая концепция, безусловно, сыграла значительную и положительную роль в формировании советской и российской доктрины применения государственного принуждения и уже стала классической. Однако отметим, что, с учетом широкой регламентированности общественных отношений, используемый автором подход значительно расширяет круг случаев, являющихся основанием для применения государственно-правового принуждения, размывая его границы, поскольку всегда будет существовать норма высокой степени абстрактности, регламентирующая в той или иной мере любые общественные отношения.

Основания и критерии допустимости государственно-правового принуждения в административном материальном и процессуальном праве

Отечественный законодатель, затрагивая в издаваемых им нормативных правовых актах вопросы государственно-правового принуждения, ограничивается упоминанием отдельных его характеристик применительно к регулируемым сферам общественных отношений. При этом в законодательстве отсутствуют определения соответствующих видов государственно-правового принудительного воздействия (административного, уголовного и т. д.). По нашему мнению, они позволили бы точнее установить взаимосвязи между отраслевыми институтами государственно-правового принуждения и сформулировать межотраслевое понятие государственно-правового принуждения.

Иными словами, если о нормативно-правовой стороне такого социального явления как государственно-правовое принуждение можно судить по отдельным положениям законодательства, то о его понимании законодателем на уровне отдельных отраслей права и правовой системы в целом остается только высказывать гипотезы. Однако именно на определенном, концептуальном понимании, основываются разработка и закрепление в правовых нормах конкретных механизмов реализации государственно-правового принуждения и критериев его допустимости. Поэтому установление содержания концепции государственно-правового принуждения, которой придерживается законодатель, даст возможность найти адекватные ей теории государственного принуждения и провести исследование на уровне отраслей права, межотраслевом уровне и в перспективе взаимодействия права и государства.

Поскольку вопросы об основаниях, допустимости и специфике мер государственного принуждения должны рассматриваться в демократическом обществе в контексте проблем легитимности такого принуждения, прежде чем обратиться к анализу отраслевых особенностей и межотраслевых связей его структурных элементов, а также взаимосвязи принуждения и права, сделаем несколько предварительных замечаний. Первое из них касается анализа интенсивности воздействия государственной власти - своеобразного экономического расчета при распределении принуждающего, императивного воздействия государственной власти в процессе регулирования общественных отношений на основании и в соответствии с правом.

С одной стороны, любая государственная власть, а точнее ее органы, представители, могут и должны применять силу по отношению к реальным или потенциальным правонарушителям, действия или бездействие которых представляют угрозу для индивидов, социальных групп, общества и самого государства. С другой стороны, отличие легитимных действий органов государственной власти от нелегитимных заключается не только в ограничении применения воздействия т.н. «надлежащей правовой процедурой»1, но также и в проведении расчетов целесообразности и эффективности принуждения. Управление обществом осуществляется органами власти как с максимальными, так и с минимальными «силовыми» затратами, допускающими ту или иную степень свободы его саморегулирования. Кроме того, полагаем, в постиндустриальном обществе зачастую более эффективным оказывается не прямое применение силы в каждом случае совершения правонарушения или возникновения угрозы его совершения, а перераспределение интенсивности воздействия государственной власти по отдельным направлениям социального регулирования в зависимости от вида общественных отношений.

Так, известный американский философ права XX в. Л. Фуллер, полемизируя со сторонниками признания применения силы одним из отличительных признаков права, отмечает, что во многих ситуациях, возникающих на практике, физическое принуждение и даже сама возможность его применения отсутствуют. Например, государство разрешает иностранцам заниматься предпринимательской деятельностью на своей территории лишь при условии, что они депонируют в национальный банк значительную сумму, гарантирующую соблюдение ими норм права, применяемых в сфере их деятельности. При установлении нарушения ими какой-либо из этих норм государство, в соответствии с судебным решением, наложит штраф в форме вычета с депозита предпринимателя-иностранца. Иными словами, речь идет о простой бухгалтерской операции. «Было бы, разумеется, неверным, – пишет Л. Фуллер, – отказываться называть такую систему термином “право” только из-за того, что у нее не было случая применить силу или угрожать применением силы, чтобы заставить исполнять свои требования»1. Полагаем исследователь смешивает в данном случае понятия применения силы и принуждения, но при этом он верно отмечает, что правовое государство стремится рационально и эффективно распределять интенсивность воздействия государственной власти в процессе социального регулирования.

В противном случае государственная власть добивается поставленных целей не через рационально распределенное по всем отраслям и институтам правовой системы, сбалансированное применение мер принуждения, а путем злоупотребления силовым воздействием в форме насилия.2 С этой точки зрения, следует признать справедливым вывод, к которому приходит Л. Фуллер: «В то же время мы могли бы с полным основанием отказаться называть эту систему правовой, если бы выяснилось, что ее опубликованные законы и облаченные в мантии судьи всего лишь фасад, на деле скрывающий беззаконный акт конфискации»3. Законодатель «перенаправляет» избыточную интенсивность воздействия государственной власти из одних отраслей (подотраслей, институтов) права в другие, где она оказывается более уместной, сохраняя ее в том объеме, который необходим, чтобы право не превратилось в фасад, прикрывающий произвол власти. Как верно утверждает С. С. Алексеев, «в некоторых отраслях права… в связи с особенностями присущих им юридических режимов регулирования государственное принуждение пребывает как бы в скрытом виде»1.

При этом важно подчеркнуть, что в ситуациях, подобных смоделированной Л. Фуллером, государственное принуждение не просто «пребывает в скрытом виде». Здесь на первый план выходит правовое принуждение, которое наиболее ярко проявляется, когда юридический конфликт разрешается без использования механизма государственного принуждения. Однако последний сохраняет всю свою силу и может быть задействован, если принудительной силы права окажется недостаточно для разрешения конфликта. Отмеченная особенность правового принуждения давно обращает на себя внимание не только зарубежных, но и отечественных правоведов, придерживающихся представления о естественной принудительности права2. По нашему мнению, такая характеристика является не вполне корректной, поскольку под «естественностью» понимается не специфика онтологических оснований правового принуждения, а только более простая по сравнению с реализацией мер государственного принуждения процедура решения конфликта между субъекта права.

В результате анализа концепции естественной принудительности права становится очевидным, что ее сторонники связывают силу правовых положений с авторитетом права и его общественным признанием. Так, П. П. Баранов и А. В. Шпак понимают под силой права потребность правового существа в организации своего социального бытия на основе признания, в качестве безусловного императива деятельности, идеи права3. Но это означает, что онтологические основания правового принуждения являются не естественными, а социальными по своей природе. Поэтому прав М. А. Латушкин, отмечая, что «понимание права как некоей онтологической данности, способной быть безусловным императивом деятельности, позволяет говорить о выделении правового принуждения как особого вида социального принуждения»1. Разумеется, и правовое принуждение, и государственное принуждение являются социальными явлениями, тогда как проявляющаяся в конкретных ситуациях «естественная принудительность права» на самом деле представляет собой результат основанного на предварительном анализе интенсивности воздействия государственной власти по сферам общественной жизни.

Это наше первое предварительное замечание можно условно назвать «техническим», т. к. оно касается технологии осуществления государственного принуждения, опосредованного правом. Легитимность принуждения (его правомерность, справедливость), а не только легальность, напрямую зависит от предшествующего применению мер принуждения их распределения по отраслям права и внутри каждой правовой отрасли – по ее структурным подразделениям (подотраслям, институтам). Реализация общих критериев допустимости применения государственного принуждения в сфере правового регулирования общественных отношений обусловлена расчетом всех плюсов и минусов, целесообразности и эффективности, издержек его применения как на отраслевом, так и на межотраслевом уровнях. На бытовом языке данное условие легитимности государственного принуждения часто выражается в утверждениях о «жесткости», даже «жестокости» или, наоборот, «мягкости», «гуманности» действующего законодательства и практики его применения судом и правоохранительными органами; в конечном счете, их справедливости или несправедливости (см. вторую главу настоящей работы).

Основания и критерии допустимости государственно-правового принуждения в уголовном материальном и процессуальном праве

Одной из наиболее важных и болезненных точек соприкосновения индивида и государства являются отношения между ними, складывающиеся в связи с совершением преступления или приготовлением к нему, покушением на его совершение. Основными отраслями законодательного регулирования в данной сфере выступают: 1) относящееся к исключительной компетенции Российской Федерации (п. «о» ст. 71 Конституции РФ1) уголовное законодательство, где основным регламентирующим актом является Уголовный кодекс Российской Федерации2 (далее – УК РФ); 2) уголовно-процессуальное законодательство, основным регламентирующим актом которого является Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации3 (далее – УПК РФ); 3) уголовно-исполнительное законодательство, где основным нормативным правовым актом является Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации4 (далее – УИК РФ).

Основной задачей уголовного права, как следует из ч. 1 ст. 2 УК РФ, являются предупреждение преступлений, охрана наиболее важных общественных интересов, обеспечение мира и безопасности человечества. Особенности предмета правового регулирования предопределяют наличие специальных путей решения указанных задач, предоставляющих возможность наиболее эффективной защиты означенных интересов. Для этого в уголовном праве используется императивный метод, в основе которого лежат два способа воздействия: 1) установление уголовно-правового запрета на совершение общественно опасных посягательств; 2) закрепление в законе возможности применения мер государственного принуждения в случае нарушения этого запрета. При этом следует подчеркнуть, что именно на уголовное право, как отрасль российской правовой системы, приходится наибольшая интенсивность воздействия государственной власти (нагрузка императивной силы государства), а государственное принуждение является основным способом реализации задач и достижения целей уголовного права, хотя и не единственным. Объясняется это повышенной опасностью уголовных правонарушений и связанной с ней необходимостью наиболее жесткого принудительного воздействия государства на преступников. Как утверждает Л. И. Спиридонов: «Поскольку, с точки зрения социологии уголовного права, преступление (даже тогда, когда оно, казалось бы, покушается на личность, ее имущество, половую неприкосновенность и т. п.) есть посягательство индивида на господствующий порядок общественных отношений, т. е. в конечном счете на общество, постольку восстановление нарушенного состояния, преследование преступника и предупреждение подобных посягательств в будущем – общественное дело. Вот почему эту социальную функцию выполняет официальный представитель общества – государство, а сама она имеет не частный, а сугубо публичный характер»1. Очевидно, что достичь эффективного воздействия на поведение лица иными методами, кроме принуждения (например, убеждением, воспитательной и профилактической работой), в сфере уголовного права практически не удается.

В УК РФ принуждение упоминается как в Общей, так и в Особенной части кодекса, однако используется с различным смысловым содержанием. Так, законодателем указывается на принуждение как на противозаконное действие (ч. ч. 1, 2 ст. 40, п. «е» ч. 1 ст. 61, п. «к» ч. 1 ст. 63, ч. 1 ст. 120, п. «а» ч. 2 ст. 141, ч. 2 ст. 142, ч. 1 ст. 144, ч. 1 ст. 147, ст. 149, ч. 1 ст. 179, ч. 1 ст. 184, ч. 2 ст. 185.5, ч. 1 ст. 240, ч. 1 ст. 283.1, ч. 1 ст. 302, ч. 2 ст. 309, ч. 1 ст. 333 УК РФ), а также говорится о мерах принуждения (принудительных мерах) как о соответствующих закону действиях (ч. 1 ст. 43, ч. 2 ст. 21, ч. 2 ст. 22, п. «з. 1» ст. 44, ч. 1 ст. 45, ч. 4 ст. 47, ч. 3 ст. 49, ч. 4 ст. 50, ч. ч. 2, 5 ст. 53, ст. 53.1, п. «а» ч. 1 ст. 71, ч. ч. 1, 2, 3 ст. 72, ч. ч. 1, 4.1, п. «а» ч. 7 ст. 79, ч. ч. 1, 4 ст. 80, ч. 1 ст. 81, ч. 2 ст. 87, ст. 90, ст. 91, ч. ч. 1, 2 ст. 92, ч. ч. 1, 2, 3 ст. 97, ст. 98, ст. 99, ст. 100, ст. 101, ст. 102, ст. 103, ч. ч. 1, 4 ст. 104, ч. 1 ст. 104.1, а также санкциях ряда статей УК РФ). Как отмечалось выше, исследование такого принуждения выходит за рамки настоящей работы.

Рассмотрение принуждения, именуемое законодателем в рамках УК РФ «мерами принуждения» или «принудительными мерами», начнем с выявления принуждающего лица. Частью 1 ст. 43 УК РФ указывается, что наказание является мерой государственного принуждения, назначаемой по приговору суда. Аналогичный подход к роли суда содержится в ч. 4 ст. 50 УК РФ, согласно которой именно суд в случае уклонения лица от отбывания наказания в виде исправительных работ вправе заменить неотбытое наказание иными его видами – принудительными работами или лишением свободы. Идентичное понимание роли суда содержится в иных, установленных в том числе ч. 5 ст. 53, ч. 2 ст. 53.1, ч. 1 ст. 79 требованиях УК РФ.

Содержащийся в обвинительном приговоре результат деятельности суда, устанавливающий лицу любое из предусмотренных УК РФ наказаний за уголовное преступление, является основанием для реализации меры государственного принуждения, т. е. государственное принудительное воздействие является результатом деятельности суда.

Помимо наказания как меры принуждения УК РФ содержит указание на осуществляемые от имени государства принудительные меры воспитательного воздействия, медицинского характера и конфискацию. При этом вопрос о принуждающем лице в принудительных мерах воспитательного воздействия раскрывается законодателем в ч. 1 ст. 92 УК РФ, согласно которой несовершеннолетний в установленном уголовным законом порядке может быть освобожден судом от наказания с применением принудительных мер воспитательного воздействия, предусмотренных УК РФ.

Аналогичным образом законодателем указывается на принуждающее лицо в принудительных мерах медицинского характера, которым, в силу прямого указания ч. 1 ст. 97 УК РФ, является суд, а также при конфискации, применительно к которой в ч. 1 ст. 104.1 УК РФ законодателем указывается, что последняя осуществляется на основании обвинительного приговора суда.

Таким образом, предусмотренные УК РФ принудительные меры осуществляются по решению суда, осуществляющего свои функции через должностных лиц – судей. В соответствии со ст. 10, ч. 1 ст. 118 Конституции РФ, а также ст. 296 УПК РФ, суд осуществляет свою деятельность от имени государства, в связи с чем верно утверждать, что принуждающим лицом в понимании УК РФ является государство.

Рассматривая вопрос о понимании в УК РФ принуждаемого лица, отметим, что последнее всегда является лицом, совершившим деяние, закрепленное в Особенной части УК РФ. В большинстве случаев указанным деянием является преступление, то есть виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное УК РФ под угрозой наказания (ч. 1 ст. 14). Наказание же, согласно ч. 1 ст. 60 УК РФ, назначается лицу, признанному виновным в совершении преступления.

Аналогичный подход содержится в ч. 2 ст. 87 УК РФ, где отражено, что принудительные меры воспитательного воздействия применяются к несовершеннолетним, совершившим преступления, а также ч. 1 ст. 97 УК РФ, в соответствии с которой принудительные меры медицинского характера могут быть назначены судом совершившим преступление лицам, у которых после совершения преступления наступило делающее невозможным назначение или исполнение наказания психическое расстройство, страдающим не исключающими вменяемости психическими расстройствами, страдающим не исключающим вменяемости расстройством сексуального предпочтения (педофилией), и ч. ч. 1, 3 ст. 104.1 УК РФ, согласно которой конфискация осуществляется в отношении установленного УК РФ имущества, принадлежащего осужденному, то есть лицу, совершившему преступление.

При этом, в соответствии со ст. 19 УК РФ, уголовной ответственности за совершенное преступление подлежит только физическое лицо.

Вместе с тем помимо такого основания применения мер принуждения, как преступление, законодатель в п. «а» ч. 1 ст. 97 УК РФ указывает на не связанное с совершением преступления основания применения мер принуждения. Так, принудительные меры медицинского характера также могут быть назначены судом лицу, совершившему в состоянии невменяемости предусмотренные статьями Особенной части УК РФ деяния, то есть физическому лицу, не осознававшему фактический характер и общественную опасность своих деяний, либо лицу, не руководившему своими действиями вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики.