Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Образ Донбасса как культурная целостность .13
1.1.Регион как образ «малого культурного дома» 13
1.2. Региональная культурная специфика 23
1.3. Культурный ландшафт Донбасса как целостность: Региональный образ культуры 36
Глава 2. Донбасская мнфопоэтика на дореволюционном этане: шахтерский образный блок 53
2.1.Первая мифопоэтическая волна 53
2.2. Горняцкий труд в системе мировосприятия селянина-шахтаря 61
2.3. Мифопозтика образов Земли-Матери и «Шахты-Могилы» 70
2.4.Формирование образной семаншки «донецкой степи» и «горючего камня» 85
Глава 3. Поэтика послереволюционного шахтерского труда: новая мифотворческая волна в культуре Донбасса 98
3.1.«Песни о Донбассе»: роль низовых художественных традиций в оформлении образа «регионального дома» 98
3.2. Региональные фольклорные и художественные тексты 30-50-х гг. как отражение неоархаических культурных тенденций 108
3.3.Своеобразие региональной интерпретации официальной образной символики 118
3.3.1. Опорные образные элементы художественной системы новой эпохи 118
3.3.2. Преломление универсальных закономерностей ритуала 130
3.4.Особенности переинтонирования шахтерского образного блока 138
3.4.1. Поэтика образа нового шахтерства 138
3.4.2. Трактовка образов степи, шахты, угля 146
Заключение 164
Библиографический список 169
- Региональная культурная специфика
- Горняцкий труд в системе мировосприятия селянина-шахтаря
- Мифопозтика образов Земли-Матери и «Шахты-Могилы»
- Региональные фольклорные и художественные тексты 30-50-х гг. как отражение неоархаических культурных тенденций
Введение к работе
Создание человеком вокруг себя обжитого культурного пространства - одна из первейших задач культуры. Способы ее решения - различны и представлены в интерпретациях разных форм общественного сознания: мифологическом, религиозном, философском, эстетическом. Обустраивание культурного пространства наиболее наглядно проявляется в масштабах малых территориально-культурных целоетностей. где человек самым непосредственным образом ощущает, или пытается установить свою родовую, мпогопоколепческую, духовную связь с данным географическим Местом-. Так формируется представление о существовании «регионального дома», особо значимого для живущих здесь субъектов.
Обустраивание малого регионального дома не ограничивается сугубо материальными проявлениями. Не менее важна сфера духовного укоренения, что отражает универсальную потребность идентификации с определенным жизненным Местом. В значительной степени, этому служит создание местного фонда текстов, системы знаков и символов, благодаря которым осуществляется культурное самоотождествлепие со своим регионом.
Система образных представлений о своем региональном доме формируется сообща, коллективно. опираясь на выразительные ресурсы разных видов искусств и разных художественных поэтик. Здесь в равноії мере соучаствуют многие пласты культуры, профессионально-академические и низовые (самодеятельные) традиции, создающие фонд произведений о своем крае. Постоянное пополнение и
4 обновление этого фонда связано с необходимостью корректировки образа региона, что. в свою очередь, обусловлено периодическим изменением общей культурно-исторической и идеологической ситуации в стране. Образы малых региональных миров, чтобы служить формой культурного самоопределения, должны опираться на местные мифопоэтические системы, складывающиеся вместе с историческим развитием и освоением («о-своением») данного региона.
Образ регионального дома - мифопоэтичен в своей основе, представляя собой переплетение реальных черт и воображаемых. достраиваемых сознанием региональных субъектов. «Реальное переживание. - писал А.Ф.Лосев. - всегда мифично, виной чему -сама живая, непосредственная жизнь «...со всеми ее надеждами. и страхами, ожиданием и отчаянием, со всей повседневной и чисто личной заинтересованностью...»[6С\с.26-27].
В основе процесса создания произведений о своем крае лежит ситуация художественного обыгрывания опорных поэтико-символических элементов, идентифицирующих образ малой Родины в межрегиональном культурном пространстве. Таким образом, каждый раз в пределах типического и общеизвестного происходит узнавание нового, переоткрытие образа.
Настоящая работа посвящена рассмотрению проблемы мифопоэтики как способа создания образа региона.
Основным предметом нашего исследования является изучение специфики региональной мифопоэтики Донбасса и ее роли в оформлении культурного образа края.
Материалом для исследования были избраны поэтические тексты песен о Донбассе, содержащихся в сборниках
5 самодеятельных композиторов Донбасса. Эти песни были опубликованы в течение 50-х - 80-х годов в региональных и республиканских издательствах. Указанные материалы по мере необходимости были дополнены и усилены другими контекстными фактами, соответственно - дореволюционного и советского исторических периодов. Среди них: фольклорные и художественные источники. В целом, исследуемые материалы ограничиваются периодом с середины 20-х годов до конца 80-х, т.е. до начала распада советского культурного пространства.
Изучение региональной мифопоэтики было ограничено ее шахтерским образным блоком, поскольку именно шахтерская тематическая доминанта утвердилась в культурном образе Донбасса. Поэтапное рассмотрение шахтерской образности двух исторических этапов и заставило включить в крут исследования фольклорные и художественные материалы, в которых была отражена шахтерская тема. Основной базой для исследования здесь послужили фольклорные сборники «Песни и сказы Донбасса»|]70]. «Поет душа шахтерская»[І73]. «Донбас у радянській народній творчісті»[М6] и др., а также образцы советского народного творчества, публиковавшиеся на страницах региональной периодики 20-50-х гг. Литературно-поэтический контекстный ряд был представлен сочинениями о Донбассе русских и украинских писателей и поэтов: А.Куприна. А.Серафимовича, С.Черкасенко. произведениями ряда советских авторов (П.Беспощадного, В.Шутова, Г.Щурова. М.Светлова и др.) посвященных донецкому шахтерству.
К настоящему времени в региональном культурном фонде оказалось накоплено множество интереснейших материалов, до сих пор, однако, ещё не привлекших существенного научно-
6 исследовательского интереса. В их числе: образцы низового «неофольклорного» творчества первых послеоктябрьских десятилетий, а также - обширное песенное наследие самодеятельных авторов Донбасса, наиболее показательное для данной художественной традиции.
В работе были выделен ряд аспектов, связанных проблемой создания культурного пространства своего регионального дома. В их числе: оформление и развитие культурного образа {автообраза) края: кристаллизация основных, устойчивых элементов системы региональной мифопоэтики и её отражение в фольклорных и художественных текстах 2-х исторических эпох, утверждение вместе с революционными событиями 1917 года идеологемы «низового рождения культуры», формирование регионального несенного поля Донбасса. Будучи взаимосвязанными, эти аспекты позволяют под иным углом зрения взглянуть на проблему бытия многочисленных региональных культурных пространств, а также несколько в ином свете увидеть прежде слишком тенденциозно понимаемые явления, в числе которых: массовое художественное творчество, официальное любительское песнетворчество.
Системный, полиаспектный подход позволяет преодолеть известную узость сугубо «внутриотраслевого» изучения неоднозначных художественных явлений, задействовать механизмы методики культурологического, филологического и фольклористического анализа.
Круг вопросов, рассматриваемых в рамках данной работы, лежит в русле актуальной проблематики современного отечественного искусствознания и культурологии. Длительный
7 идеологический диктат предшествующего исторического этапа, мешавший объективному анализу и оценке ряда культурных явлений советского периода, заставляет в настоящее время вновь обратиться к проблеме феноменологии самодеятельного песнетворчества и т.н. «государственного фольклора». Тем более, что эти культурные явления оказываются тесно связанными с проблемой духовного обустраивания пространства своего регионального дома.
Избранные в данной работе направления находятся в тесной связи с комплексом научных приоритетов Российского института искусствознания, в числе которых - изучение природы самодеятельных массовых форм художественного творчества. Отправной точкой для автора настоящего исследования послужили методология анализа и материалы системного исследования «Самодеятельное художественное творчество в СССР. Очерки истории. 1930-1950 гг.» [101]. Отталкиваясь от результатов указанного исследования, автор настоящей работы ставит своей целью дополнить и углубить их специфически донбасскими региональными источниками, а также предпринимает попытку прояснить ещё недостаточно разработанные, на каш взгляд, аспекты: роли регионального песнетворчества в моделировании образа своего края,
Актуальная на данный момент проблема исследования бытия многочисленных региональных культурных миров, сосуществующих как особые культурные целостности в едином общенациональном поле, пересекается с семантически близким кругом проблематики «топографии» культурного ландшафта (например, труды Ю.А.Веденина), поэтики отечественной провинции (Л.Н.Коган, Н.Воронина и др.; см,47,20). Аспект
8 изучения «автомодели» культуры, понятие которой было выдвинуто в трудах российских учёных А.А.ГТелипенко и
И.Г.Яковенко [8с], проецируется автором данной работы на донбасские культурные реалии и дополняется введением смежного понятия «регионального автообраза культуры».
Опираясь на классические исследования отечественных ученых (работы Л.Баткина, В.Библера, А.Гуревича), касающиеся вопроса формирования исторических образов культуры, их диалога и взаимообращенности друг к другу, мы намеревались рассмотреть особенности создания культурного образа в русле региональной проблематики, избрав в качестве примера культурное поле Донбасса.
Исследование региона как природно-культурной целостности , в свою очередь, выводило на уровень выяснения значимости региональной мифопоэтики и специфики преломления в индивидуальной, конкретной среде общезначимых, универсальных образов. Анализируя специфику региональной, в нашем случае - донбасско-шахтёрской мифопоэтики, и её роль в ситуации вживания местными субъектами в свое культурное пространство, - автор, в свою очередь, базируется на классические работы европейских учёных (КГ,Юнга, МЭлиаде, К.Леви-Строееа, МХюбнера, Э. Фромма) и отечественных исследователей (А.Ф.Лосева, М.Мамардашвили, Е.Мелетинского, В.Топорова, М.Маковского и др.).
Проблема дальнейшего изучения многоразличных проявлений мифопоэтического начала по-прежнему остаётся одной из важнейших и «открытых» задач в понимании сущности культуры вообще, «каркасными структурами» которой, как показали упомянутые мыслители, и являются мифообразьт.
9 Исследование закономерностей становления и трансформации образа Донбасса лежит в русле региональной гуманитаристики: исторических, социологических. и культурологических разработок В.Ляшенко. Л.Трубниковой, И.Хюрениной, Е.Стяжкиной. О.Журавлёвой, А.Витовского др. учёных Донбасса. Сама сегодняшняя ситуация очередного исторического стыка эпох, смены идеологических парадигм, существенного обновления региональных культурных образов -делает актуальным исследование последних.
Целью настоящего исследования является: а) выявление ряда опорных образов региональной мифопоэтической системы, наиболее типичных для текстов песен о Донбассе, созданных местной самодеятельной композиторской традицией; б) определение социально-психологических предпосылок их исторического оформления и гіереинтотірования,происходящего с началом советского периода отечественной культуры; в) обоснование социокультурного смысла поэтики псснстворчсского самодеятельного композиторского движения.
Сформулированная выше цель определила следующий круг ставящихся конкретных задач: определить семантик}: понятий «свой региональный дом», «автообраз региональной культуры»; обозначить социально-исторические причины и особенности «ошахтёривания» культурного образа
Донбасса; на основе сопоставления выявить характер послеоктябрьского переосмысления образно-
10 поэтических элементов шахтёрской региональной мифопоэтической системы: на основе анализа материалов газетной периодики и неофольклорных текстов 20-х годов охарактеризовать особенности проявления новоархаических тенденций; прояснить характер региональной интерпретации официальной образной символики и преломления в «новодонбасских» песенно-поэтических текстах универсальных культурных закономерностей ритуала; очертить роль фонда песен о регионе в оформлении культурного образа края и как способа символического укоренения сознания местных субъектов.
К области научной новизны работы можно отнести, прежде всего, впервые предпринятую попытку анализа поэтической основы песен донбасской «официально-любительской» традиции, что позволило, на наш взгляд, расширить и углубить представление о феноменологии художественного творчества самодеятельных движений.
В рамках данной работы под углом зрения проблемы коллективного устроения культурного пространства своего «регионального дома» и идеологического противостояния песенных текстов двух, разделённых событиями 1917 года, исторических эпох. - автором были выделены и сопоставлены устойчивые конструктивные элементы местной образно-поэтической системы и указаны пути их смыслового переинтонирования.
Стремление выявить тематический «стержень» в оформляемом целостном культурном образе региона привело автора к необходимости проанализировать особенности специфически-шахтёрского мировосприятия на основе изучения ряда фольклорных, литературно-поэтических и песенных источников.
Изучение особенностей региональной мифопоэтики, ее преломления в разных продуктах творчества и ее роли как одной из форм культурной идентификации людей до сих пор ещё" не затрагивался в отечественном искусствознании. Предлагаемая концепция культуротворческой роли региональной мифопоэтики позволяет увидеть один из путей оформления культурного образа края.
Поставленные цель и задачи определили особенности структуры работы, которая включает в себя 3 главы, соответственно: «Образ Донбасса как культурная целостность». «Донбасская мифопоэтика на дореволюционном этапе: шахтерский образный блок». «Поэтика послереволюционного шахтерского труда: новая мифотворческая волна в культуре Донбасса». Каждая из глав состоит из ряда разделов и подразделов. Работа завершается заключением. кратко суммирующим круг основных выводов исследования и библиографическим списком литературы.
Практическое значение полученных в ходе исследования результатов можно увидеть в возможности их использования в вузовских курсах ряда гуманитарных учебных дисциплин и факультативов, посвященных обзору местного регионального культурного пространства. Материалы исследования также могут
12 быть учгены в процессе дальнейшей разработки массива низовых. культурных традиций и смежных художественных явлений.
Основные положения работы отражены в ряде публикаций, а также были периодически обнародованы на ежегодных научных конференциях.
Региональная культурная специфика
Проясним теперь семантику определений «региональной культуры» как в их традиционном хождении, так и применительно к поставленной нами проблематике («региональной мифопоэтики»).
Как известно, в понятие «регионального» заложено, в первую очередь, обстоятельство локализации определенного жизненного пространства конкретными природно географическими условиями и относительная внутренняя завершённость благодаря оформившимся здесь особым культурным традициям.
В культурологии категория «регионального» не фиксирует строго определённую пространственную величину.
С одной стороны, она объемлет представление о территориально-малом, локальном ареале, исторически обретшем свои местные устойчивые традиции и являющемся частью национальной культуры. Таково. например, выделение «Донской» региональной культуры ростовскими исследователями [52].
С другой - распространяется и на крупные целостные образования. Так, например, А.Кармин, выделяя в своей типологии социокультурных миров пласт региональных культур, характеризует их как «...надэтнические общности, которые складываются в определённом географическом ареале и на протяжении долгого исторического времени сохраняют свою специфику» [44,с.272]. При этом. - как отмечает исследователь, -«регион может совпадать с национальной культурой, но, как правило, представляет конгломерат различных культур, созданных несколькими народами, населяющими регион...» [там же].
Сходная же расширительная трактовка региональных миров содержится, к примеру, и в пособии Е.М.Скворцовой, в котором под ними понимаются «...крупные синтезные культурные сообщества народов, совместно проживающих в пределах больших замкнутых географических регионов и сложившихся под влиянием какого-либо доминирующего начала...» [102.С.110].
В контексте нашей работы употребление термина «региональной культуры» предполагает характеристику исторически возникшей малой локальной культурной целостности, существующей внутри иной, более высокого национально-государственного порядка, и неразрывно с ней связанную. Регион становится олицетворением «ближайшего культурного дома» человека, посредством которого осуществляется связь с общегосударственным культурным полем. Условием выделения феноменов региональных культур является фактор соприсутствия с единым, титульным, общенациональным образом культуры множества специфически-местных культурных образов.
Итак, несмотря на широкое хождение и разномасштабное приложение, термин «регион» остаётся на настоящий момент наиболее приемлемым определением. В самом деле, возможно близкие по значению определения: «местный». «провинциальный», «областной» фиксируют, между тем. разные смысловые интонации. Так. определение: «местный» - не конкретно и не отражает фактора внутренней целостности. «завершённости». Определение: «провинциальная культура»" исторически успело обрасти однозначными критериями, поскольку, традиционно. - по словам Л.Когана, - «...провинция рассматривалась не просто как территория, а как определённый образ и стиль жизни...» окраин. удалённых от культурно - исторических центров, и в целом характеризующихся «сниженными», «обывательскими», «комформистскими» настроениями [47,с. 122-127]. Впрочем, лейтмотивом многих исследований, посвященных проблемам провинции, стало признание её в роли «духовного источника», из которого неизменно осуществляется подпитка всего единого национального Древа Культуры.
Так или иначе, категория «провинциальности» всегда указывает на ункционирование иерархических соотношений между неким культурным центром и его перифериями. Однако, провести этот вектор соотношения (подлинный, не формальный) бывает затруднительно, особенно в постсоветском пространстве. в условиях произошедшего сдвижения категории «Центра». Это показательно для регионов молодых независимых государств: Украина, - чьи отдельные регионы исторически примыкали к разным культурным центрам Европы. - невольно оформлялась как многополярный мир. в пределах которого нынешний Донбасс выделялся своим интенсивным скрещиванием различных культурно-этнических традиций. Это ослабляло «градус провинциальности» региона по отношению к Центру.
Горняцкий труд в системе мировосприятия селянина-шахтаря
Не секрет, что шахтёрская судьба была уготована неизменно нищавшему российскому крестьянству, прибывавшему (особенно в пору «угольной горячки» конца 19 века) на многочисленные открывающиеся шахтные разработки на «временные» (сезонные) заработки11. В регионе сложилась традиция крестьянского «отходничества», при которой в Донбасс «...стекались крестьяне-отходники главным образом из Центрально-Черноземной полосы России: Рязанской, Курской, Орловской, Воронежской, Тамбовской и других губерний, а также из украинских округов: Винницкой. Черниговской и др...» [58,с.17]. По данным регионального учёного З.Лихолобовой, у угольщиков всегда был наиболее высокий процент выходцев из крестьян - 63% [там же]. Однако, едва ли не каторжная но условиям труда, жизнь горняка не оправдывала надежд вчерашнего крестьянина. Если ему и удавалось уберечься от смерти или тяжких увечий в ненавистной «шахте-могиле», всё заработанное с отчаянной лёгкостью немедленно пропивалось в ближайших кабаках, и неудачливый шахтёр ещё большим изгоем возвращался в свою родную деревню.
В другом случае, что случалось чаще, пролетарско-казарменный уклад жизни целиком поглощал рабочего, и он до конца, оседал в чужом краю, кочуя с шахты на шахту, утрачивая прежние сельские привязанности. Непрерывные разнонаправленные миграционные потоки. скрещиваясь в Донбассе. формировали здесь пёструю полиэтническую среду, в которой сосуществовали культурные традиции многих этносов: украинского, русского, белорусского, татарского, греческого. То, что социальной базой шахтёрства были в основном крестьяне-земледельцы, обусловило совершенно особое, трагическое в своей основе, мировосприятие и драматизм вживания в иную, лишь стаяовяніуюся, индустриальную реальность принципиально Нового Места далёкого от привычных сельских реалий. Символическое шахтерское «вгрызание» внутрь Земли -традиционно заповедное, священное животворное начало для крестьянина-земледельца. сообщало принципиально новые интонации в восприятие картины мира, отчего первичные, архаические по происхождению, культурные архетипы (Матери-Земли. Мирового Древа) приобрели специфически-шахтёрское звучание. Шахтёрский труд связан с хтоническим пространством, с вторжением в тёмное запретное лоно «Низа», с преображением не только «лика» (терриконы), но и «тела» Земли. При всём своём предельно-прозаическом, абсолютно вещественном характере, шахтно-мсталлургичсскос производство (особенно на его раннем - полумеханизированном этапе), драматизируя сознание вчерашних земледельцев, вообще отличалось какой то особой «мифогенностыо» восприятия. Художественным примером последнего, может служить описание писателем А.Куприным основных технологических процессов в работе Юзовского завода, вокруг которого в конце концов и оформится донбасская столица. Взору художника ночной завод предстал в виде «порождённого мраком» гигантского «апокалиптического зверя», которому словно бы прислуживают многочисленные рабочие [160. с. 65]. Собственно же шахтное производство, с его будничным механическим погружением в «святая святых» заповедного лона («утробу-преисподню»)
Земли-Матери, просто-таки продуцирует невольный выброс мифопоэтической образности. Привычность и рутинность трудового процесса, тем не менее, даже для вполне современного мирского сознания каждый раз невольно оформляет ситуацию своеобразного «нового рождения» после пережитых «там» не столько физических. сколько психологических испытаний. В психоаналитической концепции К.Г.Юнга древнейший архетип символического погружения посвящаемого члена племени во Тьму Низа-Хтона (в предмирную «первобесконечность») с последующим подъёмом-возвращением к Свету означал ритуал инициации человека. В результате, человек символически «вторично выношенный Землёй», наделённый теперь знанием и именем, обретал второе и настоящее рождение, становился полноправным членом племени. Посредством этого ритуала в архаический период поддерживался и обновлялся космический миропорядок, единство всего Древа Жизни (Неба. Земли и Преисподней): «...Сотрудничество «нижнего» хаотического и верхнего «космического» в ходе творения предполагало ситуацию, в которой Человек периодически должен нисходить во ад хаотического. обращаться к аморфному. деструктурированному, бессознательному, кіітгаіпа...» [34, с. 15].
Мифопозтика образов Земли-Матери и «Шахты-Могилы»
Совершенно по-особому интонируется в региональной поэтике один из ключевых образов в древнеславянской мифологии -образ Земли-Матери, активизируя всю символическую вертикаль Мирового Древа, в которую изначально органически был включён этот образ. Особенность интерпретации образа была напрямую связана со спецификой мировосприятия селянина-шахтаря.
Само сочетание «селянин-шахтар», как характеристика маргинальной социальной группы. было парадоксально-несочетаемым по своей сути, так как влекло за собой неразрешимый конфликт в отношении к Земле: для селянина - Матери, Матушке, для шахтёра же - исчисляемому объёмом и весом, мёртвому и однородному - Материалу. Общий корень слов не означает, однако, родственной смысловой семантики, которая поляризуется в соответствии с разными системами мировосприятия. Крестьянским сознанием Земля с древнейших времён почиталась «кормилицей», оказывалась почти персонифицированным животворным началом: не случайно, с христианизацией Руси этот образ естественно сближается с образом Покровы-Богородицы, «Берегини».
В представлениях земледельца: Земля, подобно всякому живому существу, имеет своё дыхание - извечный жизненный ритм-цикл. когда она «вынашивает», «родит» и «отдыхает». Известно, к примеру, что до дня весеннего равноденствия крестьянин «не смел ещё тревожить Землю». Клятва Землёй была самой страшной клятвой для сельского человека.
Характеризуя существенные изменения в восприятии работником Нового Времени своего труда. Р.Гвардини отмечает: «Меняются отношения человека к своему труду. Оно тоже становится по преимуществу косвенным, абстрактным и деловым. Труд нельзя более переживать - можно только исчислять и контролировать... Но человек. - по его словам, - это то что он переживает...» [23,с. 148].
Промышленное «овеществление» и «материализация» Мира и Земли в эпоху Нового времени предполагали длительную и радикальную перестройку сознания. Задачу же немедленного революционного крушения «собственнического» крестьянского сознания - так идеологически упрощался взгляд на специфику земледельческого уклада жизни - предстоит решать реализаторам «единственно верного учения». В русской и украинской литературной классике конца XIX - начале XX вв. (в произведениях А.Куприна. В.Вересаева. А.Серафимовича, С.Черкасенко и др.). посвященной типической жизненной судьбе селянина-шахтаря, средствами художественного слова моделируется трагическая ситуация оторванности сельского человека от своих истоков. Фабулируется мотив своеобразного «вслушивания» шахтаря в природные ритмы, пробуждающейся весной, Земли-Матери. оставшейся где-то «там», за пределами этого, чужого мира; вместе с которыми пробуждается и исконное - «настоящее», природно-космическое в самом человеке (как своеобразный «Вечный зов» Земли). Это хорошо, в частности, передано у С.Черкасенко: «...як тільки починав танути сніг, і в повітрі віяв, лоскочучи ніздрі, теплий запах свіжої, відталої землі, обличчя, чорних від сажі і вугільного пороху, хліборобів робилися задумливими, рухи полінькуватими. повільними, а серце сповняла не то тривога, не то туга за чимсь далеким, рідним...» [188. с 345]
Анализ «пограничного» мировосприятия селянина-шахтаря может послужить красноречивой иллюстрацией к актуальнейшей философской проблеме Нового Времени по поводу углубляющегося исторического противостояния «природы» и «культуры», «органического» и «организационного».
Впервые поставленная еще мыслителями «Века Разума и Просвещения», эта проблема достигла исследовательских вершин в трудах Н.Бердяева, О.Шпенглера. К.Ясперса. К.Хайдеггера и других мыслителей XX века.
В прежней традиционно-патриархальной крестьянской реальности - Космосе: поскольку человек ощущал себя его неделимой частью, - селянин оставался «целостен». Природа для него - «живой организм», по отношению к которой он -«внимательный и почтительный сын». Жизнь, освященная многовековыми традициями, была давно осмыслена и «понятна», гак как человек и природа были соизмеримы друг другу как два универсума. Оба начала: мистическое и рациональное были органично сбалансированы в структуре сознания.
В новой же. на глазах становящейся (как в Донбассе) индустриальной реальности, работник становился незначительной, легкозаменимой конструктивной деталью непостижимо дробного, смертельно враждебного по отношению к человеку. промышленного механизма. Специфика шахтёрского труда, ситуация непосредственного участия самого вчерашнего селянина в процессе «материализации» Земли-Матери усиливали трагизм восприятия.
Региональные фольклорные и художественные тексты 30-50-х гг. как отражение неоархаических культурных тенденций
Опыт радикального революционного устроения «общества будущего» в «отдельно взятой стране». вооруженной «единственно-верным учением», как нельзя более создавал объективные условия для очередного оформления общекультурной неомифологической ситуации. В результате -начинается новый виток реархаизации универсальных мифологических мотивов, переинтонируемых в новом культурно-историческом контексте. Реальность «обрастает» ими, возвращая, тем самым. - сознание, основательно препарируемое идеологией, - в его живительно-эмоциональную, «слишком человеческую» среду мироощущения. В эпохи радикально-революционных социокультурных перемен, реализующих стремление немедленно дать «окончательные ответы» на главные вопросы бытия, мифосознание играет роль регулятора, «защитного механизма», сообщая худосочным актуальным идеологемам некоторое полнокровие и жизненность. Поиск, вычленение и исследование генезиса, универсальных закономерностей и целостных оснований культуры, скрывающихся за многообразием конкретно индивидуальных проявлений, за уже собранным к тому времени разнообразнейшим этнографическим материалом, - давно стали одной из ведущих тенденций современной культурологической мысли. Так. структуралистский метод, примененный К.Леви Строссом на культурологическом материале, был направлен на выведение устойчивых во времени общечеловеческих культурных универсалий, основополагающих структур, коренящихся в глубинах коллективного бессознательного.
Это с неизбежностью влекло ученого на стезю исследования мифа и символа - универсальных, надисторических оснований культуры, позволяло решать задачу соотношения индивидуального и общего, когда индивидуальные различия оказывались лишь конкретно-местными вариантами, возводимыми к единому мифологическому первообразцу. Исследование феноменологии мифа и символа остается фундаментальнейшей и все еще открытой проблемой современной западной (К. Юнг, К. Леви Стросс, К. Хюбнер, М. Элиаде ...) и отечественной (А.Лосев, А.Голосовкер. Е.Мелетинский, М.Маковский, В.Топоров и др.) гуманитаристики. С проблематикой мифа как первой и универсальной формы культуры тесно связан и актуальный вопрос о природе «реархаизации» и «неоязычества» в истории XX века, рассматриваемый в самых разных исследовательских контекстах (социологическом, психоаналитическом, «неофольклорном» и др.). Проблема же «советского мифосознания» уже не раз в постперестроечный период становилась предметом коллективных дискуссий на «Круглых столах» и конференциях.[См. напр.: 104] В чем актуальность данной темы для нашей работы? Рассматриваемые нами местные региональные тексты советского периода, в которых сквозь идеологическую «обертку» просвечивают вневременные символические структуры, могут быть интерпретированы как своеобразные неоархаические формы, вызванные миропредставлением эпохи Великого Октября. В непосредственно послеоктябрьском культурном поле (20-30-х годах), представленном - в нашем случае «официальными художественными» и «неофольклорными»26 материалами, эти символические структуры еще «живы» в сознании субъекта, прочувствованы. эмоционально непосредственны, и в целом, только «примериваются» на донбасскую специфику. В дальнейшем (в 50-70-е гг.), их судьба в разных песенных текстах становится различной. В одном случае, уже «отлитые» в канонизированные устойчивые ряды обезжизненных словесных клише, они концентрируются в официозно-титульных (зачинных) песенных текстах, открывающих, как правило, праздничные сборники и концертные программы. В другом, -более свободные от открытых идеологизмов, - они срастаются с «родовым» лоном региональной мифопоэтической системы. Эта вторая группа текстов, как уже говорилось, оказывается наиболее интересной для рассмотрения. В чем видят источники реактуализации мифосознания в отечественных культурных реалиях XX века видные российские исследователи? Выделим - тезисно - лишь некоторые из них. Появление тоталитарных идеологий в XX веке, - по словам одного из российских социологов. - было вызвано установкой на радикальное разрешение тугого, неразрешимого узла противоречий, который был порожден всем ходом истории мировой культуры [49.С.50]. Речь идет о противоречиях: «... между человеком и природой, человеком и человеком, существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, свободой и необходимостью, между индивидом и родом...» [там же]. Ситуация немедленного и абсолютного разрешения принципиально неразрешимых проблем, коренящихся в самых основаниях и механизмах развития «второй природы» (культуры) человека, - является мифогенной по своей сути: «неразрешимых проблем» не существовало только в реалиях дологической первобытной жизни.
