Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Трансляция культурного опыта городской среды музеем места в системе отечественной культуры
1.1. Культура как система: опыт исследования музея места в отечественной культурологии 17
1.2. Развитие национальной образовательной формы культуры «музей» в трансляции истории места 32
1.3. Формы трансляции культурного опыта места (города) современных музеев 48
1.3.1. Экскурсионная форма трансляции нематериальных ценностей в музее места (города) 53
1.4. Языки культуры как взаимодействие визуального и вербального в музее городской истории 62
Выводы по главе 1 78
Глава 2. Музейная экскурсия как форма трансляции культурного опыта города: региональный аспект
2.1. Становление музейного дела Сибири и Дальнего Востока 80
2.2. Экскурсионный метод трансляции культуры города: особенности применения в современных условиях (на примере Музея истории г. Хабаровска) 97
2.3. Ревитализация культурных практик в экскурсионной программе «Дореволюционный Хабаровск глазами женщин городских сословий» 112
2.3.1. Ревитализация культурных практик выдающихся исполнителей эпохи в постижении истории города 112
2.3.2. Ревитализация культурных практик исторического персонажа дореволюционного Хабаровска 119
Заключение 130
Библиографический список 133
Приложение 1. Научно-методическая разработка музыкально-исторической экскурсии «Дореволюционный Хабаровск глазами женщин городских сословий». 153
Приложение 2. Реконструкция женского платья статс-дамы к. XIX в 162
Приложение 3. Интерпретация с нотами для пения хором 163
- Культура как система: опыт исследования музея места в отечественной культурологии
- Экскурсионная форма трансляции нематериальных ценностей в музее места (города)
- Становление музейного дела Сибири и Дальнего Востока
- Ревитализация культурных практик исторического персонажа дореволюционного Хабаровска
Культура как система: опыт исследования музея места в отечественной культурологии
Феномен «культура» в отечественной культурологии не впервые становится объектом исследования. М.С. Каган в монографии «Философия культуры» [95], привл около 50 дефиниций определения культуры. В качестве примера приведм те из них, которые значимы в контексте исследования. «Культура – это организация разнообразных явлений – материальных объектов, телесных актов, идей и чувств, которые состоят из символов или зависят от их употребления» (Л. Уайт). «Культура – это то, что отличает человека от животного» (В. Оствальд). «Культура – это культурный аспект сверхорганического универсума, охватывающий представления, ценности, нормы, их взаимодействие и взаимоотношения» (П. Сорокин).
Термин «культура» (от лат. cultura) вначале был строго агрономическим и соответствовал понятию «дикий», «природный». Со временем он распространился на всю сферу человеческой деятельности, имеющую «искусственный» характер. Вместе с тем культура и общество не тождественны — они различны, так как человеческое общество есть система социальных отношений, а культура — «единство взаимопревращающихся друг в друга вещей, свойств и отношений: культура является нам как свойство человека — его ненаследуемая, прижизненно вырабатываемая способность преобразовывать мир, а вместе с ним и самого себя; затем оказывается отношением — духовным, практическим и практически-духовным, отношением человека к преобразуемому им миру и к другим людям, во взаимодействии с которыми и проявляется его активность; и наконец, культура воплощается в плодах этой деятельности — «второй — очеловеченной природе», то есть, в мире вещей» [95, с. 70].
Следовательно, культуру можно понимать как совокупность материальных и духовных ценностей, произведнных человечеством в его историческом развитии. Система наук о культуре включает множество дефиниций: «культурология», «культуроведение», «философия культуры», «культурная антропология», «теория культуры». Термин «культурология» впервые был применн в 1915 году немецким философом, лауреатом Нобелевской премии В. Оствальдом в труде «Система наук». Философ предложил именовать науку о цивилизациях «культурологией». Однако широкую известность «культурология» получила благодаря английскому антропологу Л. Уайту в 1939 году, который впервые вычленил из этнологии (антропологии), специальную науку, изучающую культурные явления, свойственные всем культурам. Обоснованию культурологии Л. Уайт посвятил труд «Наука о культуре» (1949) [205]. Исследованиями культурологов установлено более пятисот определений культуры и «…такое разнообразие концепций связано с тем, что изучением понятия «культуры» занимаются учные разных отраслей знаний: этнографы, социологи, психологи, педагоги, искусствоведы, философы», отмечает Е. В. Кузнецова [117, с. 50].
Авторы статьи «О предмете История музеологии: постановка проблемы» В.В. Астафьев и Л.А. Сыченкова указывают на тот факт, что «поколениями отечественных учных — Н.Я. Данилевским, Л.П. Карсавиным, Ф.Ф. Зелинским, М.С. Корелиным и другими, были заложены основы историко-культурного направления в отечественной культурологии XIX – начала XX веков. Так, в начале XX века в Санкт-Петербурге формируется медиевистическая школа изучения культуры И.М. Гревса (Л.П. Карсавин, Г.П. Федотов, О.А. Добиаш Рождественская, А.И. Хометовская) и московская школа медиевистики В.И. Герье (ученики М.С. Корелин и А.К. Дживелегов). В советские 1920 – 1930 е годы их приемниками становятся: социолог культуры П.А. Сорокин, философы и теоретики культуры А.А. Богданов и А.Ф. Лосев, искусствоведы и историки культуры И.И. Иоффе и Ф.И. Шмит, медиевисты-культурологи М.М. Бахтин, Г.П. Федотов, П.М. Бицилли» [50, с. 177]. В 1960-х годах в СССР армянским социологом Э.С. Маркаряном (под видом дискуссии с буржуазными учными) вводится термин «культурология» и происходит знакомство научной общественности с концепциями Л. Уайта. В период с 1960-х по 1990-е годы выходят труды по культурологии, созданные отечественными учными, сформировавшими научные школы: московско-тартуская семиотическая школа под руководством Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского; петербургская школа М.С. Кагана; медиевистическая школа А.Я. Гуревича, Ю.Л. Бессмертного, В.П. Даркевича и других, продолжившая традиции школы И.М. Гревса и В.И. Герье.
Наука о музейном деле, в основном теоретическая часть, определяется термином «музеология», который в отечественной практике чаще заменяется «музееведением». Термин «музеология» впервые был употреблн в 1878 году с появлением в немецком журнале «Музеология и антиквароведение» попыток главного редактора Й.Г.Т. Грессе обозначить рождение новой научной дисциплины [171, c. 202]. Как отмечает О.С. Сапанжа, что, несмотря на почти пятивековой путь развития музея, работ по истории музееведения как научной дисциплины наблюдается крайне мало. Она выделяет три основных этапа музейной деятельности: 1) донаучный (музеографический) этап XVI – XX веков; 2) подготовительный этап развития музееведения как научной дисциплины, первая половина ХХ – 1990-е годы; 3) этап системного осмысления феномена музея и музейности с 1990-х годов [171, с. 203].
В послевоенный период отечественное историко-культурное направление культурологии начинает опережать российскую музеологию, так как теоретическое развитие музееведения после 20-х годов было приостановлено по политическим причинам. Плеяда блестящих музейных теоретиков была подвергнута репрессиям или вынуждена была эмигрировать, а их труды только в 1990-х годах из забвения стали возвращаться в российскую науку. [50, с. 181].
Основные проблемы современной музеологии отечественные учные, например, О.С. Сапанжа, видят «как этап прохождения своеобразной «точки бифуркации», когда накопленный практический материал требует не просто суммирования, но и дальнейшего развития оснований науки, связанного с определенными концептуальными перестройками» [174, с. 8]. Тогда как мнение зарубежных исследователей, например словацкого учного З. Странского, высказывается о том, что музеология «сможет предложить музеям средства для формирования и изменения культурного сознания общества и тем самым дать им возможность активно участвовать в его развитии» [174, с. 8]. Заведующий кафедрой ЮНЕСКО по музеологии и мировому наследию Университета Масарика (Брно, Чехия) Ян Долак указывает на сложность в определении самого предмета науки и понятия термина «музеология».
Институциональный и феноменологический подходы, применяемые в исследовании музея в отечественной культурологии, являются основными. Институциональное направление исследования представляет собой развитие на новом уровне традиционного структурно-функционального подхода к пониманию музея как учреждения. Основной задачей институционального подхода является, по мнению С.В. Пшеничной, выявление путей совершенствования «конструкции» музея и создание «эффективного музейного учреждения» [161].
Институциональное направление в настоящее время рассматривается в рамках структурно-функционального подхода, в котором музей исследуется как социальный институт, реализующий в обществе функцию или группу функций. Например, в работах Д.И. Тверской музей рассматривается как научно-исследовательское учреждение, «концентрирующее объекты природы, памятники материальной и духовной культуры. Музейные предметы, имея огромное значение для ряда отраслей науки, представляют собой источниковую базу, необходимую многим исследовательским учреждениям, и в то же время совокупность музейных предметов составляет основу научно-исследовательской деятельности самого музея» [190, c. 68].
В контексте структурно-функционального подхода разрабатывалась модель музея как культурно-просветительного учреждения, предложенная в кандидатской диссертации А.И. Голышева, в которой музей был представлен как культурно просветительское учреждение, обладающее большим воспитательным потенциалом. Концепция музея как учреждения с просветительскими целями была разработана социологами И.В. Бестужевым-Лада и М. Озерной. Авторы рассматривали музей как социальный институт народного образования. Эта точка зрения становится популярной с 1960-х годов и в отечественной музеологии, и за рубежом. В среде зарубежных музеологов первые работы по теории коммуникации применительно к музею принадлежат канадскому музееведу Д. Камерону, являющимся автором самого термина «музейная коммуникация» [204].
Экскурсионная форма трансляции нематериальных ценностей в музее места (города)
Рассмотрение музея как объекта исследования в рамках различных гуманитарных и точных наук, подчркивает О.С. Сапанжа, позволяет предположить, что «музеология/музееведение — это культуроведческая наука, позволяющая суммировать многообразные знания по различным аспектам истории, теории и практике музейного дела» [171, с. 201].
Характеризуя музейно-педагогическую мысль в России, Е.Н. Мастеница и Л.М. Шляхтина отмечают специфику развития ещ только формирующейся отрасли отечественного научного знания, музейной педагогики, находящейся в пограничных областях с такими науками, как музееведение, педагогика, психология, культурология, социология. Понятие «музейная педагогика» сформировалось в России в начале 1970-х годов на основе немецкой музееведческой теории и практики. И уже с 1980-х годов постепенно приобретала статус научной дисциплины, несмотря на то, что в исторической ретроспективе отечественные музейно-педагогические идеи с середины XIX века до начала ХХ века имели описательный характер наблюдений в процессе передачи музеем культурно значимого опыта. Авторы указывают, что именно в этот период закладывались научно-исследовательские традиции, которые в настоящее время определяют методологический каркас музейной педагогики [202].
Показателем развития музейной педагогики как научной дисциплины являются диссертационные исследования, публикации учебных пособий и др. Единственным недостатком, как отмечает Т.В. Галкина [64], является недоступность многих изданий для отдалнных региональных музеев.
Отметим, что определение понятия «музейная педагогика» связано с точкой зрения учного-исследователя, к примеру, Б.А. Столярова, М.Ю. Юхневич, Е.Б. Медведевой, Л.М. Шляхтиной и других. В качестве примера приведм определение Л.М. Шляхтиной: музейная педагогика — это область научно-практической деятельности, развивающаяся на стыке таких научных дисциплин, как музееведение, педагогика, культурология и другие, «являющаяся основой реализации образовательного потенциала музея. Под образовательной деятельностью музея мы понимаем педагогически организованный процесс интерпретации и трансляции историко-культурного потенциала его собрания, направленный на формирование личности через вхождение в культуру и постижение е смыслов и ценностей, иными словами образование культурой» [202, с. 13].
В контексте данного исследования мы будем рассматривать культурную форму — музей применительно к системе образования и как воспроизводящую из поколения в поколение традицию, культурный опыт, аккумулированный в памятниках материальной и духовной культуры. В этой связи следует отметить появление научных работ по музейной педагогике, к примеру, исследователя О.А. Ботяковой, которая рассматривает образование и воспитание личности в контексте культурологического дискурса [61]. При этом современными исследователями российских музеев обращается внимание на разночтения в понятийном аппарате музейной педагогики, относящиеся как к традиционным формам культурно-образовательной деятельности, так и к новым технологиям. В целях классификации и систематизации форм музейно-педагогической деятельности Т.В. Галкиной был проработан значительный массив методической музееведческой литературы и сборников научных статей, в том числе по «Музейной педагогике» кафедры музейного дела Академии переподготовки работников искусства, культуры и туризма в Москве (с 1999 по 2009 годы) [66].
Т.В. Галкина полагает, что анализ данных взятых из интернета позволяет выявить 65 (!) форм музейно-педагогической деятельности в отечественных музеях. Как было отмечено нами в параграфе 1.2., первыми исторически сложившимися формами музейного просветительства стали лекции (занятия, беседы) и экскурсии (экспедиции), в которых коллекции артефактов, экспозиции, выставки являлись неотъемлемой частью культурно-образовательного процесса в музее. Мы разделяем точку зрения Т.В. Галкиной, что экскурсия и лекция относятся к традиционным групповым формам музейно-педагогической деятельности, в отличие от консультации, являющейся индивидуальной формой. Лекцию характеризует статичный характер изложения музейной тематики, и поведение аудитории на лекции или занятии колеблется от активного к пассивному восприятию. Музейная экскурсия отличается стабильным активным поведением экскурсантов.
В настоящее время научно-исследовательский интерес краеведческих музеев смещается к экскурсионной форме музейного просветительства, так как в проведении экскурсии существует возможность использования и внемузейного пространства, обращение к недвижимым городским памятникам. К форме просветительской деятельности — музейной экскурсии стали обращаться исследователи в научных статьях и диссертационных работах, такие как М.А. Киселва [101]. В исследовании развития музейной экскурсии в России во второй половине XIX века культуролог Л.И. Сизинцева отмечает, что «именно жертвенное служение всех участников ... идеалам просветительства, верой в абсолютную и неоспоримую силу научных знаний, сделало экскурсионное движение феноменом русской культуры конца XIX — первой трети ХХ века» [178, с. 61]. Зародившись в России (конец XVIII века) наряду с музеями при Горном институте в Санкт-Петербурге и при Московском университете — Ботанический музей, экскурсия как форма просветительской деятельности получила сво развитие в 1880-1890-х годах при местных музеях для собирания и пополнения коллекций артефактов, в губернских городах для изучения истории своей «малой родины». В начале ХХ века усилиями И.М. Гревса, Н.П. Анциферова, Н.А. Гейнике, А.В. Бакушинского и других формируется отечественная экскурсионная школа, разработавшая метод, основанный на первичности зрительного анализа; превалировании показа над рассказом; диалогичности, на движении от одного объекта показа к другому и активизации внимания аудитории.
Вслед за первыми экскурсиями, ставящими исследовательские цели и напоминающие научные экспедиции, появляются музейные экскурсии как «исторически сложившийся культурный феномен», отмечает Т.В. Галкина [65, с. 2]. В 1920-е годы в Советской России действовали Московский и Петроградский экскурсионные институты, изучавшие экскурсию как явление культуры, однако в конце 1920-х годов экскурсионное дело, краеведение, музейное дело становятся средством информационной пропаганды. Музейные экскурсии, особенно в местных краеведческих музеях, в 1930-х — 1980-х годах теряют свою научно исследовательскую привлекательность, носят агитационно-идеологический характер. В нестабильный перестроечный период интерес к экскурсиям в музеях и в отечественном туризме резко падает, многие специалисты отмечают в этот период не востребованность экскурсионной формы музейного просветительства, особенно на окраинах страны. Однако в конце 1990-х годов в провинциальных краеведческих музеях отмечается нарастание интереса к музейной экскурсии, а в начале XXI века на новом уровне происходит осмысление традиционных экскурсионных методик и на их основе — новых технологий культурно образовательной деятельности.
В контексте диссертационного исследования нами решается актуальная проблема, поставленная в начале XXI века перед отечественными музеями — создание интерактивных технологий трансляции духовной культуры и нематериальных ценностей. В научных статьях и диссертациях [57], внимание учных фокусируется на «сохранении» нематериального культурного наследия, характерного для данного музейного профиля, выделяются основные направления в решении поставленной проблематики. Так, например, Е.Н. Мастеница отмечает наступление новой эпохи для музеев — «культуры участия» [132, с. 89], тем самым предполагая обновление музейных технологий и перемен в сфере «потребления» музейного продукта.
Становление музейного дела Сибири и Дальнего Востока
В опоре на методологию исследования трансляции культурного опыта музеем места (города) в системе отечественной культуры, выявленной нами в главе 1, определим специфику развития Хабаровского музея местного края, транслирующего культурный опыт Дальневосточного региона России. Нами было определено, что музеи местного края, появляющиеся в большинстве свом в конце XIX века, взяли за основу принципы научного комплектования, разработанные специалистами Императорского Русского исторического музея. Исходя из этого, можно сформулировать задачу как определение основных этапов «вызревания ядра» дальневосточной музейной культурной формы – Хабаровский музей.
Значимым примером тому – возникновение и адаптация на Дальнем Востоке новой культурной формы «музей», который начинается с появлением в Иркутске публичного музея, ныне старейшего в Сибири. «Его основателем был губернатор Франц Николаевич Кличка родом из Южной Чехии. Губернатор, будучи генерал майором, в 1778 г. получил назначение на должность иркутского губернатора», отмечает М.Е. Каулен [147, с. 31]. Пребывая в должности губернатора, Ф.Н. Кличка инициировал строительство библиотеки «отцам города», которая вскоре в торжественной обстановке (3 декабря 1782 г.) была открыта. При библиотеке был создан первый в Сибири общедоступный бесплатный музей местного края под названием «Иркутский музеум». В 1783 г., получив новое назначение, Ф.Н. Кличка покинул Иркутск. Сменивший его губернатор не отличался широтой взглядов и, испытывая острую потребность в новых помещениях вследствие притока чиновников (переведение Иркутска в город губернский), он переселяет библиотеку и музей в помещение городской школы. Вторую жизнь музеуму подарило Русское географическое общество, открывшее в Иркутске в 1851 году Сибирское отделение. Остановимся более подробно на рассмотрении особенностей зарождения провинциальных историко-краеведческих музеев Сибири, которые станут «готовой культурной формой» для дальневосточных музеев.
В контексте нашего исследования трансляции культурного опыта музея местного края, мы руководствуемся такими первыми коллективными работами, внесшими неоценимый вклад в отечественную историю музейного дела страны, как «Основы советского музееведения» и «Очерки истории музейного дела России», опубликованными в период с 1957 по 1971 гг., в которых исследовались провинциальные краеведческие музеи. В авторский коллектив вошли известные отечественные историки, музееведы, краеведы: В.К. Гарданов, А.Б. Закс, Д.А. Равикович, A.M. Разгон и др. Особую значимость для нас представляют статьи Д.А. Равикович, в которых автор обращается к становлению музеев и музейного просветительства в Восточной Сибири, Приамурском крае в конце XIX века. Интерес для нас представляет диссертационное исследование Н.В. Котляр, в котором представлено описание становления музея в Хабаровске при Приамурском отделе Императорского Русского Географического Общества [114, с. 384-387]. Для представления истории развития подотдела Императорского Русского Географического общества (ПО ИРГО) в Хабаровске Н.В. Котляр использует комплекс первичных документов и материалов Российского государственного исторического архива Дальнего Востока (РГИА ДВ Ф. 702 – Канцелярия приамурского генерал-губернатора), содержащих информацию о музее.
Социальные изменения в пореформенный период в России позитивно повлияли не только на создание новых музеев на местах, но и на местные музеи края. В это время молодая российская буржуазия осваивает новые территории Сибири и Дальнего Востока для строительства железных дорог и городов. Новые необжитые территории требовали естественнонаучных и исторических исследований на местах силами научной общественности. Так, местные или комплексные музеи с их коллекциями, собиравшимися в ходе исследований, начинают служить целям просветительства своей новой родины. Как отмечает Д.А. Равикович, термина «краеведческий музей» до революции не существовало, а музеи местного края или комплексные (краеведческие), именовались по названию места, где они располагались.
Рассмотрим данные (таблица 1), опубликованные Д.А. Равикович, из которых следует, что за период с 1861 по 1905 годы было создано 45 музеев комплексного профиля, половина из которых возникла в наиболее отдаленных от центра районах Сибири, Средней Азии и Дальнего Востока. В этих регионах музеев до этого времени, за исключением Иркутского, не было: «Для культурной жизни России, особенно е окраин, значение этих музеев трудно переоценить», отмечает исследователь [164, с. 170].
Из приведнной таблицы видно, что самое большое количество музеев было сформировано на Украине и в Крыму, но только четвртая часть из них были учреждены по комплексному и историческому принципу освоения территории, в отличие от Дальнего Востока, Сибири и Алтая, где больше половины всех музеев были краеведческого типа.
Д.А. Равикович отмечает, что буржуазные реформы 60-х –70 х годов XIX века дали толчок развитию капиталистических отношений в стране. Особый интерес вызывает исследование окраин России – Поволжья, Кавказа, Средней Азии, Сибири, которые приобретают значение источников сырья, рынков сбыта, колоний, куда направлялась волна переселенческого движения, вызванного процессом разложения крестьянских хозяйств. В это время Императорское Русское географическое общество, Академия наук, Переселенческое управление и другие правительственные учреждения организовывают для исследования окраин ряд крупных научных экспедиций, и параллельно возникает необходимость в стационарных исследованиях на местах [164, с. 146].
Заслуга местных научных сообществ в провинциальных городах заключается в том, что они создавали музеи и библиотеки по изучению края и занимались просветительством. Например, музей Сибирского отдела РГО до 1864 года был открыт для публики всего лишь раз в неделю, члены же отдела и путешественники могли пользоваться им ежедневно [35]. Следует отметить, что первое путешествие Н.Н. Пржевальского в Уссурийский край, путь экспедиции Г.Н. Потанина в Ургу, Охотская экспедиция академика В.В. Радлова и другие имели своим отправным пунктом Иркутск. Существует указание на то, что участники экспедиций, прибывающие в Иркутск, могли пользоваться для работы научно-подсобными (музей и библиотека) учреждениями Восточно-Сибирского отдела, как отмечается в архивных источниках [2].
Сибирский отдел Русского географического общества был открыт в Иркутске в 1851 г. Инициатива организации Сибирского отдела исходила из Петербурга, от центрального Императорского Русского географического общества и была поддержана группой иркутского высшего чиновничества. В начальный период своего существования отдел выступал как учный комитет и научное бюро при главном управлении Восточной Сибири. Генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьв-Амурский был руководителем и прямым распорядителем деятельности отдела. «Иркутские губернские ведомости» в 1858 году сообщали, что Сибирский отдел следует рассматривать не как географическое общество, а как «Общеучное Общество», из которого впоследствии выделятся несколько учных обществ (географическое, статистическое, археологическое, историческое) «Иркутские Губернские Ведомости», 1858, № 19 [163, с. 178].
Ревитализация культурных практик исторического персонажа дореволюционного Хабаровска
Основным источником реконструкции (воссоздания) достоверного образа представителя городского хабаровского сословия (мещанки, купчихи, казачки, аристократки и др.) является мемуарная литература, личные воспоминания, предметы из семейных коллекций. В этой связи необходимы не только аутентичная бытовая среда музейной экспозиции, но и фото-документы, мемуары этой личности (семьи) в Хабаровске, костюм, отражающий особенности моды исследуемого периода [105, с. 77]. В качестве примера рассмотрим создание экскурсоводом образа русской дворянки, княгини В.Ф. Духовской, жены Приамурского генерал-губернатора С.М. Духовского (чета Духовских находилась в Хабаровске с 1893 по 1897 год).
Как отмечает В.А. Королва, «с целью формирования художественной среды в XIX веке основной формой музыкального воспитания и образования в привилегированных учебных заведениях – гимназиях, училищах, пансионах, институтах благородных девиц и т.д. – становится обучение игре на инструментах (главным образом на фортепиано и флейте), а также сольному пению. Как правило музыкальные уроки проходили вне класса, за особую плату, что практиковалось в частных гимназиях. В среде русской интеллигенции распространялись внешкольное (частное, на дому) музыкальное обучение и домашнее семейное музицирование. При достижении значительного результата подобные выступления в салонном, камерном кругу становились фактом широкого музыкального просвещения» [110, с. 14].
В 1880-1900 годах в крупных дальневосточных городах интенсивно создавались музыкальные салоны как модель первого городского общественного музыкального центра. Так, например, в Хабаровске в 1896 году под председательством В.Ф. Духовской создатся Общество любителей сценического и музыкального искусства. Концертные выступления любителей стали заметным явлением в городской жизни. Обычным проведением свободного времени для местного высшего общества были семейные вечера с приглашнными гостями, музицирование, танцы. Музыкальные вечера, обычно проходившие в квартирах, приравнивались к светским мероприятиям, концертам. На Дальнем Востоке, в частности в Хабаровске, в этот период наблюдается увеличение любительских театров и концертов, поскольку подавляющему большинству представителей местной интеллигенции было привычными игра на музыкальных инструментах и вокальные исполнительские искусства.
В одной из таких творческих музыкально-исторических экскурсий «Из дневника кн. В.Ф. Духовской в Хабаровске» [76], мы обращаемся к периоду Хабаровска середины 1890-х годов XIX века (когда город переименовывается из Хабаровки в Хабаровск). Создатся первое научное общество с музеем и библиотекой, проходят первые выборы в городскую Думу и Управу, выходят первые публикации газеты «Приамурские ведомости» и происходят другие значимые события [104]. Применив прим реконструкции в процессе изучения Хабаровска 1890 годов, следует обратиться к воспоминаниям, мемуарам как значимому источнику. Так, Ф.Б. Шенк указывает в научной статье, что «автобиографические тексты русской дворянки В.Ф. Духовской (урожднной Голицыной, 1854—1931), воспоминания которой могут быть прочтены как источник для изучения культурной истории Российской Империи, особенно подходят для реконструкции имперских биографий» [200, с. 40]. Будучи супругой высокого царского сановника С.М. Духовского, который служил генерал-губернатором Приамурской области и Туркестана, В.Ф. Духовская соприкасалась с культурным, географическим и политическим многообразием царской империи. Личные свидетельства женщин особенно важны, так как здесь дискурсивные границы автобиографического письма проходят иначе, чем у мужчин. «Источники такого рода открывают взгляд на чувственный спектр имперского господства, который, возможно, не был сугубо женским, но о котором на основе традиций мужского автобиографического письма мы знаем ещ очень мало» [200, с. 40].
В исторической экспозиции Хабаровска конца XIX– начала XX века, с 2012 года осуществляется творческий эксперимент – авторские музыкально исторические экскурсии, в которых автор диссертационного исследования ревитализирует нематериальное культурное наследие – делается попытка реконструкции культурных практик в музыкальном салоне [206]. В процессе эксперимента происходит «скрещивание» материального и нематериального культурного наследия: статика музейной экспозиции наполняется динамикой живого музыкального образа. Культуре известны такие «скрещивания» двух типов языков в одном произведении – в мемуарах, в документально-художественных фильмах. В результате рождается новое художественное целое, относящееся к прикладному (бифункциональному) творчеству, в котором происходит соединение подлинно-предметно-знакового языка исторической экспозиции с его фактологической реальностью, с языком вокального и актрского исполнительства с его вымышленной художественной образностью. Так формируется новая экскурсионная технология в культуре – вокально-художественная музейная экскурсия с ревитализацией городских культурных практик.
Следует отметить, что в большинстве случаев культурной интерпретации музейного пространства в рамках проекта Б.А. Столярова «Музыка в музее», специалистами проводятся лекции-концерты или экскурсии-концерты для разных возрастных и социальных групп посетителей. То есть одна часть программы – это традиционная музейная или городская экскурсия, вторая часть – концерт музыкальных произведений. Новаторство исследования заключается в том, что музыкальный образ, создаваемый автором-экскурсоводом, органически «вплетн» в методическую ткань экскурсии, в которой интерьер музыкальной гостиной конца XIX – начала XX века предметным и документальным ансамблем может «показать» какая музыка его наполняла, и экскурсовод-вокалист демонстрирует особенности живого вокально-инструментального исполнения. Для более эмоционального погружения в атмосферу музыкальной гостиной Хабаровского дома экскурсантам предлагается спеть один из популярных романсов эпохи с экскурсоводом-вокалистом и стать участниками исторической реконструкции.
В осуществлении программы экскурсовод должен обладать поставленным голосом и умением переходить от разговорной образной речи к академическому вокалу в целях иллюстрации музыкальных экспонатов. Желательно, чтобы экскурсовод был в историческом костюме, соответствующего сословия (Приложение 2) и умел аккомпанировать себе на музыкальном инструменте. Тогда и зрители-слушатели смогут продемонстрировать свои вокальные возможности или озвучить произведение хором, пользуясь реконструкцией исторических нотных изданий для учеников (Приложение 3). В процессе эстетического восприятия появляется эмоциональная ценность культурного продукта-услуги; явственно выступает интеллектуальная направленность эстетического состояния, при которой органы чувств музицирующего и слушающего отключаются от реальной, обыденной жизненной ситуации под воздействием музыкального образа.
Историческая часть музейной экспозиции дат представление о Хабаровске 90-х годов XIX века, о главной улице того времени – Алексеевской (ныне ул. Шевченко), на которой находился особняк генерал-губернатора и Военное или Офицерское Собрание. Фотография экспозиции двухэтажного дома генерал-губернатора свидетельствует об интересном решении одного из первых военных архитекторов Хабаровска В.Г. Мооро. «Перечень помещений дат наглядную информацию о жизни владельца дома. Здесь размещались малая и большая столовые, музыкальная комната и будуар, малая и большая гостиные, зал для примов, получивший название Атаманского, жилые комнаты, кабинет, передняя, помещение для прислуги и дежурного», отмечает Н.П. Крадин [115, с. 196].