Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Гендерная идеология и гендерные представления в Раннее новое время .36
1.1.Основные характеристики эпохи Просвещения. Особенности Английского Просвещения 40 1.2. Гендерные воззрения в конце XVII– начале XVIII в .43
1.3.Отношение английских просветителей к образованию девочек .47
Глава II. Женская власть в восприятии британских просветителей XVIII века 58
2.1. Женская власть в восприятии британского общества в XVI-XVIII вв .58
2.2. Отношение Генри Болингброка к женской власти .61
2.3. Легитимация женской власти в исторических трудах Уильяма Робертсона . .66
2.4. Оценка женской власти в «Истории Англии» Дэвида Юма .72
2.5. Эдвард Гиббон о женской власти в «Истории упадка и крушения Римской империи» .79
2.6. Отношение Эдмунда Бёрка к женской власти в политическом трактате «Размышления о французской революции» .88
Глава III Место Римской истории в британской историографии. Гендерная тематика в трудах Эдварда Гиббона и других британских авторов XVIII века ..92
3.1.Место римской истории в британском Просвещении
3.2. Эдвард Гиббон о статусе женщин в римском праве 96
3.3. Гиббон и Гамильтон 107
Глава IV Гендерерные воззрения британских просветителей сквозь призму их еврочентричного мировоззрения 113
4.1. Евроцентризм в творчестве Д. Юма 115
4.2. Евроцентризм в творчестве Уильяма Робертсона 120
4.3. Понятия «рыцарство», «варварство» и «цивилизация» в «Размышлениях о Французской революции» Эдмунда Бёрка .118
Глава V Женщина на неженском поприще. Гендерные воззрения Кэтрин Маколей и Мэри Уоллстонкрафт .
5.1. Исторические и политические воззрения Катарины Маколей 129
5.2. Катарина Маколей как представитель «мужской истории» 140
5.3.Маколей о правовом положении женщин в британском обществе .
5.4. Категории «мужской» и «женский» в понимании К. Маколей .147
5.5. Мэри Уолстонкрафт. Жизненный путь первой феминистки .158
5.6. Женское образование .168
5.7. Женщина в семье 173
5.8. Категория «Женственности» в представлении Уолстонкрафт .177
5.9. Кэтрин Маколей и Мэри Уолстонкрафт 181
Заключение 185
Список источников и литературы
- Гендерные воззрения в конце XVII– начале XVIII в
- Легитимация женской власти в исторических трудах Уильяма Робертсона
- Эдвард Гиббон о статусе женщин в римском праве
- Понятия «рыцарство», «варварство» и «цивилизация» в «Размышлениях о Французской революции» Эдмунда Бёрка
Гендерные воззрения в конце XVII– начале XVIII в
Главным методом нашего исследования является дискурс-анализ. Особый интерес для нас представляет сам процесс высказывания, а именно каким образом говорящий – субъект проявляет себя. Дискурс-анализ воспринимает словесные материалы как текст, наделенный интеллектуальной, социальной, политической и исторической направленностью [106, с. 13]. Мы рассматриваем дискурс как совокупность социальных практик, в рамках которых воспроизводится и конструируется значение социальности.
Понятие «гендер» отражает сложившиеся в данном обществе представления о стереотипах поведения, о системе ролей и взаимоотношений, принятых между полами. Эти представления складываются на основе культурного, социального и политического контекстов, а не биологических факторов. Если пол – это биологическое понятие, то гендер – общественно-конструктивное [39]. Гендерные взаимоотношения, являясь одним из главных аспектов социального устройства общества, особым образом выражают и структурируют отношения между говорящими субъектами [30, с. 54].
Исследование гендерного дискурса английских просветителей XVIII в. представляется не только актуальным, но и методологически оправданным, поскольку позволяет выявить глубинные пласты индивидуальных и коллективных представлений, идеологических и ценностных приоритетов, мыслительных лейтмотивов, которые не эксплицируются и не подвергаются осознанной рефлексии в их произведениях, а остаются закодированными в совокупности вербальных манифестаций. Такой подход дает возможность воссоздать более объемную картину социокультурных характеристик интеллектуальной элиты и более широкого образованного слоя британского общества изучаемой эпохи.
Вербальный анализ составляет неотъемлемую часть дискурсного анализа. Это метод концептуальной истории, подразумевающий изучение социально-политических и социокультурных понятий в историческом контексте их бытования. При вербальном анализе текста в центре внимания оказывается то, какими способом, выражениями, словами автор излагает свои мысли. Вербальный анализ остается одним из наиболее эффективных инструментов понимания мировоззрения, идеологии и попросту мироощущения людей исследуемой эпохи, социальных, политических и гендерных отношений. Он необходим для раскрытия подсознательного пласта мышления людей. В работе подвергаются анализу такие концептуальные понятия, как «Просвещение», «цивилизация», «варварство», «рыцарство», «куртуазность», «леди» (как символ цивилизованности), «мужественность», «женственность» и другие в контексте времени, и мировоззрения британских просветителей.
Обязательным при гендерно-историческом исследовании является также анализ властных отношений. В современной историографии вводятся различия между обладанием, с одной стороны, официальной, санкционированной обществом властью, а с другой – возможностью оказывать неформальное влияние на события и людей. В соответствии с этим расширяется и понимание политической истории (а точнее: социально-политической истории), в предмет которой включается не только официальная политика, но и все, что так или иначе касается властных отношений в обществе. Политический аспект усматривается в отношениях не только между королем и подданным, монархом и парламентом, но также и между хозяином и слугой, землевладельцем и держателем, отцом и сыном, мужем и женой. В нашей работе делается попытка анализа женской формальной и неформальной власти в Британской империи и отношения к ней мыслителей эпохи Просвещения – мужчин и женщин. В нашем поле зрения оказываются также властные взаимоотношения в семье – как между супругами, так и между родителями и детьми.
В работе был также использован историко-психологический метод, что позволило нам погрузиться в «ткань» изучаемой эпохи, попытаться объяснить и обосновать субъективные и объективные причины, обусловившие гендерное мышление просветителей. Историко-психологический метод позволяет дополнить взгляд на процесс «извне» взглядом «изнутри»: погружением в сам процесс.
Отсюда и соответствующие приёмы: прочувствование, «вживание», понимание, что, конечно, не обходится без участия собственного сознания, обогащённого определённым мировосприятием, опытом, знаниями, почерпнутыми и сформированными в той исторической реальности, из которой вышел историк. Анализ текстов одновременно нескольких мыслителей был бы не полным без компаративного или историко-сравнительного метода, суть которого заключается в сопоставлении заранее отобранных объектов с помощью различных эпистемологических оснований: либо противопоставления «инвариант / варианты», либо с позиции выбранной теоретической модели, которая становится эпистемой данного исследования [147]. Компаративному анализу подвергаются как гендерные воззрения изучаемых мыслителей в отдельности, так и две условные группы просветителей–мужчин и женщин. Компаративный анализ необходим для более глубокого понимания творчества авторов как в отдельности, так и в совокупности. Он помогает выявить в творчестве авторов общее для эпохи и индивидуальное, присущее мышлению данного индивидуума.
Научная новизна диссертации. Использование всех названных методов определило научную новизну работы, так как многие аспекты гендерной истории Британии эпохи Просвещения в России были впервые рассмотрены сквозь призму этой исследовательской методологии. Кроме того, данное исследование является первой работой, в которой история британского Просвещения рассматривается сквозь призму гендерного измерения, с использованием исторических и публицистических работ авторов разных полов, имеющих различное социальное происхождение и разные политические убеждения. В сравнении и сочетании разных воззрений и взглядов политической элиты и разных срезов британского общества складывается цельная картина эпохи.
Легитимация женской власти в исторических трудах Уильяма Робертсона
Среди британских деятелей эпохи Просвещения особое место занимает потомок одной из древнейших и богатейших фамилий Англии, родословная которых восходит к временам, предшествовавшим завоеванию Англии норманнами, Генри Сент-Джон, первый виконт Болингброк. Уже в ранней молодости он проявил те черты своего характера, которые сделались типическими и роковыми для его политической и литературной деятельности, а именно: двойственность, блестящие умственные и физические способности, оригинальное мышление и страсть к деятельности наряду с легкомыслием и порочностью, которые признаны были беспримерными даже среди всеобщей распущенности тогдашнего высшего английского общества. Будучи блестящим политиком и умелым царедворцем, Болингброк обладал эрудицией, тонким юмором и несомненным литературным даром. Его перу принадлежат несколько публицистических сочинений, поставивших его в ряд блестящих умов Англии. Между сочинениями Болингброка, доставившими ему славу одного из величайших писателей своего времени, особенной популярностью пользовалась его книга «Письма об изучении и пользе истории» («Letters on the study and use of history», 1738), ставшая выдающимся памятником исторической мысли Просвещения первой половины ХVIII в. Уникальность этого сочинения в том, что в нем показана не теория исторического процесса как такового, а теория истории как область знания, сфера духовной деятельности человека.
«Письма» Болингброка – программное сочинение, в котором автор размышляет о предназначении истории. Он первым предъявил требование к исторической науке – перейти от созерцания мертвых к изучению живых, осмеял пристрастие и идолопоклонство ученых ко всему, что носит на себе печать ветхости и педантизма, выставляя задачей историка борьбу за свободу, разоблачение лжи и лицемерия, на которых зиждется всякая иерархия. Следуя базовым принципам Просвещения, Г. Болингброк старался придать истории практический смысл и считал, что надо изучать только те периоды и события истории, которые имели и имеют прямое или косвенное воздействие на политическую жизнь современников. Только та история важна, которая учит людей жить и может научить своим примером. Все остальное он считал малосущественным. Поэтому, по мнению Г. Болингброка, его современникам, в особенности тем, кто желал принести «пользу своему времени», важно изучать историю с конца XV столетия, так как, начиная именно с этого периода, происходили события важные и непосредственным образом повлиявшие на политическую жизнь Англии в XVIII веке [6, C. 7-14, 21-22].
Гендерная концепция Генри Болингброка также довольно оригинальна и отчасти отличается от подходов его предшественников, поскольку, начиная с конца XV по конец XVIII века., т. е. в период, который Болингброк считал наиболее актуальным для его современников, на английском троне успела побывать не одна женщина. Однако Болингброк не ставит различия между монархами и монархинями. В его работах государь «не имеет пола», и он не концентрирует внимание читателей на гендерной принадлежности главы государства, но в то же время сознательно или неосознанно Болингброк избегал рассуждений на эти темы, не давая ни положительной, ни отрицательной оценки их политической деятельности.
История Болингброка исключительно мужская. В «Письмах» Болингброк упоминает имена лишь пяти женщин (Изабеллы Кастильской, Елизаветы Тюдор, Марии Стюарт, Марии Терезы и Сафо) и то по ходу, не останавливаясь подолгу ни на одной из них. Даже Елизавета Тюдор упомянута одним предложением, в котором говорится о том, что она вместе с Эдуардом VI завершила реформацию церкви6.
Не обращается к вопросу о женской власти Болингброк и в своих публицистических произведениях. Достаточно упомянуть его памфлет «Идея о Короле-Патриоте» – произведение, которое было заявкой о том, каким должен быть идеальный монарх. Для консерватора Болингброка король являлся отцом семейства, а народ – патриархальной семьей: «Подлинным и правдивым образом свободного народа, управляемого Королем-Патриотом, является образ
патриархальной семьи, где глава семьи и все ее члены объединены одним общим интересом и воодушевлены единым духом» [7, с. 227]. «Не обручаться ни с единой партией в отдельности, но править в качестве отца всего своего народа – столь важная черта в характере Короля-Патриота, что тот, кто поступает иначе, утрачивает право на сей титул» [7, с. 226]. Король призван быть поборником справедливости, защитником закона и чтить конституцию, как божественное право. Он должен был наставлять и при необходимости наказывать свой народ, как отец непокорных детей, возвращать их в лоно семьи. Все это делается ради самих же людей, ибо как отец, король не может причинить вреда своему народу [83, C. 315-316].
Как видим, в названии памфлета упомянут лишь король. Может, не стоило бы заострять внимания на этом обстоятельстве, будь женщина-монарх на престоле Великобритании анахронизмом, а биография автора иной. Однако известно, что пик карьеры Болингброка приходится на годы правления королевы Анны, с которой он был достаточно близок и многим ей обязан. Именно при Анне начался головокружительный взлет в карьере Болингброка. В 20-летнем возрасте он, согласно семейной традиции, занял место в палате общин, и очень скоро молодой политик, благодаря безукоризненным манерам, прекрасным ораторским способностям и острому уму, стал весьма популярен и влиятелен, занял пост главного секретаря, а в 33 года возглавил кабинет министров, став, по сути, вторым человеком в стране. Иначе сложилась судьба Болингброка при преемнике Анны Георге I. После парламентских выборов 1714 г. и победы вигов, дабы избежать ареста и политических преследований, Болингброк был вынужден бежать из страны. Его вынужденная ссылка продлилась 10 лет. После ходатайств и хлопот друзей, множества писем с унизительными просьбами о прощении в мае 1725 г. король даровал ему прощение и позволил вернуться на родину при условии, что он не будет появляться в парламенте и занимать какую-либо должность. Однако в 1735 г. он опять уехал во Францию, но в этот раз в добровольную эмиграцию [83, С. 302, 304].
Эдвард Гиббон о статусе женщин в римском праве
Противостояние цивилизованного и варварского мира занимало важное место и в философской концепции Юма. Стержневые для Просвещения идеи евроцентризма22 и расизма нашли яркое отражение в его произведениях [133]. Низкий уровень развития «варваров», их техническую отсталость и неприспособленность к жизни белых Юм объяснял ограниченными умственными способностями и безнравственностью дикарей. Таким образом, он не просто легитимировал доминирование белых над нецивилизованным коренным населением Нового Света, но и обосновывал обоюдную пользу этих взаимоотношений23, ибо, по его мнению, дикари нуждаются в опеке белых так же, как дети или женщины нуждаются в опеке взрослых мужчин.
Юм придерживался шотландской философской традиции, согласно которой отношение к женщине есть тот главный маркер, которым определяется степень цивилизованности общества, и в качестве доказательства своей теории приводил галантное отношение европейцев к леди и полурабское положение женщин среди варварских народов. Юм писал, что женщины в «варварских» обществах находятся в крайне унизительном положении и подвергаются мужской тирании, а в цивилизованном обществе получают права, соответствующие «нормам справедливости», поскольку цивилизованный мужчина относится к женщинам с симпатией и чувствительностью. При этом, Юм подчеркивал, что подобное привилегированное положение белых леди – отнюдь не их заслуга, а лишь проявление «доброй воли» галантных европейских мужчин.
В своих работах Юм утверждал, что, подобно тому как белые превосходят дикарей по своим умственным и физическим данным, так и мужчины превосходят женщин. Отсюда вытекает естественное право мужчин на главенствующее положение в социальной и политической иерархии. Однако, по его мнению, в цивилизованных обществах мужчинами были разработаны правила поведения, кодексы взаимоотношений между мужчиной и женщиной, смягчающие социальную дифференциацию между полами и делающие жизнь избранных женщин легкой и приятной. Юм рассматривал эти так называемые «нормы справедливости» («rules of justice») в своем трактате «Исследование принципов морали». Здесь он писал, что только благодаря «справедливым спутникам, женщины обычно имеют возможность... делить с другим полом все права и привилегии социума» [43, p. 191]. Это означало, что женщина могла стать сопричастной к культурной и политической жизни общества, но опосредованно, при условии, что рядом с ней будет галантный, справедливый и великодушный мужчина.
Эту мысль Юм развивал и в трактате «О возвышении и прогрессе искусства и наук»: «Так как природа наделила мужчину превосходством над женщиной, одарив его великой силой ума и тела, его предназначение смягчать это превосходство как можно больше при помощи благородства своего поведения, преднамеренного почтения и обходительности по отношению ко всем ее предпочтениям и мнениям. Варварские нации демонстрировали это превосходство, превращая своих женщин исключительно в объект рабства, заточая их, избивая их, продавая их и убивая их. Однако среди цивилизованных людей мужчины обнаруживают свой авторитет в великодушной, хоть и не менее очевидной манере: при помощи вежливости, уважения, услужливости, одним словом через галантность» [44, p. 133].
Таким образом, Юм считал великодушие и благородство в отношении женщин одной из важнейших природных добродетелей мужчины. Однако, поскольку благородство есть врожденная добродетель, оно может полностью проявиться только в цивилизованном обществе. Набором добродетельных качеств обладает и женщина, но эти добродетели, по мнению Юма, не являются врожденными и должны культивироваться и развиваться [42, P. II, 12, 621], поэтому, исходя из интересов социума и «норм справедливости», женщина должна получать образование, ведь именно образование превращает женщину в леди. Оно воспитывает в женщине те добродетели и знания, без которых невозможно воспитание новой генерации рациональных и просвещенных граждан. Образованная женщина может пробудить природную чувствительность, галантность, благородство – и не только в отроках, но и в достаточно взрослых мужчинах, при условии, что те принадлежат к белой расе и являются носителями европейских цивилизационных ценностей.
Он особо отмечал важное цивилизующее влияние, которое женщины имели на двор и высшее общество. Так, характеризуя Карла I в своей «Истории Англии» Юм подчеркивал, что король был любезен и почтителен со всеми женщинами двора, и в особенности со своей супругой, чем выгодно отличался от Якова. Юм писал: «то плебейское презрение к прекрасному полу, которое всячески изображал Яков и которое, изгнав женщин от двора, сделало его больше похожим на ярмарку или биржу, чем на местопребывание блестящего государя, было совершенно чуждо характеру Карла» [21, c. 185].
Таким образом, совсем в духе своей эпохи, признавая несомненное физическое и умственное превосходство мужчин, Юм в то же время не отрицал большое позитивное влияние леди на мужское общество. Имея стойкое убеждение, что женщина достойна уважительного отношения и должна занимать престижное положение в обществе, Юм тем не менее не торопился наделять ее большими полномочиями в государственной и экономической жизни общества. Более того, он считал, что место женщины в обществе должно быть четко очерчено и закреплено за ней, она не должна выходить за рамки, определенные ей природой. Слишком много прав, данных женщинам, могут оказать пагубное влияние на социум и на самих женщин.
Понятия «рыцарство», «варварство» и «цивилизация» в «Размышлениях о Французской революции» Эдмунда Бёрка
Несмотря на то что Уолстонкрафт была одним из самых последовательных критиков современного ей семейного строя, она ни в коей мере не отрицала сам институт брака и его значение для цивилизованного общества. По мнению Уолстонкрафт, брачный союз между мужчиной и женщиной должен строиться не на подчинении, а на таких классических республиканских понятиях, как свобода выбора, равенство, взаимоуважение, дружба, забота друг о друге. Исследователь творчества писательницы, историк Сильвана Томаселли (Sylvana Tomaselli) верно подметила, что Уолстонкрафт моделирует «идеальные отношения между полами на основе идеализированной концепции, которая много позаимствовала у античной дружбы между мужчинами» [136, p. XXVI]. В таких взаимоотношениях индивидуумы добровольно меняют свободу на брачные узы, предполагающие ограничения и взаимозависимость, скрепленные, однако, взаимным уважением, основанным на учете характера и индивидуальности партнера. Уолстонкрафт критиковала идеалы куртуазной любви36, семейной жизни и взаимоотношений между супругами, пропагандируемые в английском обществе ХVIII века. Она предлагала способ реконфигурации семьи в ячейку формирования и сохранения базовых либеральных ценностей. Политизация семейной жизни и трансформация традиционных взаимоотношений супругов в классические дружеские – краеугольный камень доктрины Уолстонкрафт, часто отмечаемый исследователями ее творчества [130, p. 36]. Тем не менее, модель замужества как дружбы хоть и уменьшает вероятность произвола в семейных отношениях, в то же время уменьшает возможность чувственных отношений между супругами. Например, британский профессор Политической и социальной теории Диана Кул (Diana Coole) считает, что Уолстонкрафт предпочитала стабильность и устойчивость дружеских отношений между супругами страстной, но недолговременной любви [110, p. 123]. Ей вторит гендерный историк Карен Грин (Karen Green), которая пишет, что взаимоотношения между супругами, в представлении Уолстонкрафт, предполагали лишь скрепляющее их брак чувство долга по отношению к детям со стороны независимых (автономных) индивидов [119, p. 96]. Сама Уолстонкрафт по этому поводу писала: «Я знаю, отзываться о любви неуважительно — значит предавать глубокие чувства, но я буду говорить немудреным языком истины, который обращен больше к разуму, нежели к сердцу. Пытаться лишить людей любви значило бы изгнать сервантесовского Дон Кихота, да к тому же идти против здравого смысла. Но считается менее возмутительной попытка сдерживать это бурное чувство, утверждая, что нельзя ему позволять низвергнуть верховную власть, вырывать скипетр, который навеки должен быть зажат рукой хладного разума» [20, c. 28]. Рассудочное начало, ratio, во всех областях жизни для нее всегда было на первом месте.
Уолстонкрафт поддерживает традиционное для эпохи Просвещения представление о том, что замужество и материнство являются главной обязанностью женщины, добавляя при этом, что женитьба и отцовство в равной мере являются долгом мужчины перед обществом [68, P. 249, 254].
Однако, какими бы важными ни были для женщины брак и материнство, жизнь ее не должна ограничиваться лишь ими одними [68, p. 203]. В связи с этим Уолстонкрафт писала, что женщина в ее время могла достичь уважения и престижа только благодаря удачному замужеству [68, P. 83, 151, 157], в то время как мужчины имеют несопоставимо больше возможностей для самореализации вне семьи: «брак не является ключевым событием в их жизни» [68, p. 150]. Это обстоятельство изначально ставит партнеров в неравное положение: женщина заключает брак, исходя из необходимости, – это часто единственная возможность для ее социализации, обретения достойного места в обществе, тогда как ее супруг имеет больше возможностей для маневра. Вместе с тем, место женщины в социуме прежде всего определяется успешностью ее супруга, тем местом, которое он занимает в социальной иерархии. Женщине лишь остается помогать своему партнеру в реализации своих возможностей, тогда как ее потенциал практически остается нераскрытым [134, p. 200]. Эта асимметрия является одновременно следствием и причиной различного правового, социального, экономического и политического положения женщин и мужчин в обществе: «законы, из уважения к женщинам... создают абсурдное единство мужчины и его жены» [68, p. 257].
Чтобы приобрести достойного мужа, женщине рекомендуется флиртовать, кокетничать и притворяться, чтобы скрыть свои истинные намерения от мужчины, который,по сути, «экзаменует», «примеряет» ее на себя. Уолстонкрафт описывает подготовку женщины к браку следующим образом: «Женщинам с младенчества твердят, приводя в пример их матерей, что небольшое знание человеческих слабостей, справедливо называемое хитроумием, мягкость характера, показная покорность, и скрупулезное внимание к правилам приличия, обеспечат им защиту мужчины; и, наконец, они должны быть красивыми, это все что необходимо им, по крайней мере, на ближайшие 20 лет их жизни» [68, p. 100]. Однако такой способ соц0иализации женщин делает их никчемными матерями и женами, поскольку воспитывает скорее «соблазнительных любовниц, нежели любящих жен и разумных матерей» [68, p. 79]. Для Уолстонкрафт современные ей женщины в массе своей (особенно когда это касалось «светского общества») представлялись поверхностными, легкомысленными существами, одержимыми своей внешностью, игрой и флиртом. Такие женщины, по существу, всю жизнь остаются капризными детьми, им нечего передать своему ребенку, поделиться своим опытом, научить его чему-либо ценному, да и сами дети не смогут воспринимать такую женщину в качестве авторитетного наставника и учителя. В связи с этим Уолстонкрафт задает риторический вопрос: «Можно ли ожидать, что [эти слабые существа] будут управлять семьей разумно или заботиться о бедных детях, которых они производят на свет?» [68, P. 83, 119, 298, 313, 315]. Такая модель женственности, по мнению автора, особенно опасна для взаимоотношений между матерью и дочерью, поскольку женщина, воспитанная как кокетка, начинает воспринимать свою взрослеющую дочь в качестве соперницы, что само собой исключает дружбу между ними [68, p. 137].
Таким образом, Уолстонкрафт поддерживает мысль Руссо о том, что предназначение женщины – роль первого учителя и наставника своих детей. В то же время она считала лукавством высказывания большинства ее современников, формально поддерживающих этот постулат. Ведь если общество воспринимает эту роль женщины всерьёз, то оно должно формировать образ будущей матери в соответствии с этим предназначением [68, P. 138-39]. В реальной же жизни, по мнению Уолстонкрафт, все оказывается наоборот: женщинам не позволяют обнаруживать, тем более развивать свой интеллектуальный потенциал, поскольку главная их задача быть привлекательными для мужчин [129, p. 80].
Уолстонкрафт отвергает столь любимый Руссо образ женщины (жены и матери), «заточённой в золотую клетку» и отстраненной от реальной жизни. Писательница была убеждена, что женщины должны быть образованны и сопричастны к событиям, происходящим в мире, должны иметь свою точку зрения в вопросах политики и морали, тем более что это «единственный способ сделать их [женщин] усердными в исполнении их семейного долга. Активный ум охватывает весь круг обязанностей, и для всего находит достаточно времени» [69, P. 288, 253, 257].
Она также считала очень важным согласованное взаимодействие обоих родителей в вопросах воспитания ребенка [129, p. 38]. Разумная и целенаправленная работа одного из родителей для воспитания ребенка недостаточна, «если мать будет действовать согласованно с отцом, постоянно сдерживая его, он никогда не будет считаться тираном»37.