Введение к работе
Актуальность темы. В истории политической и правовой мысли есть имена, для которых не просто подобрать подходящую характеристику, не рискуя воспроизвести одну из стандартных и малосодержательных энциклопедийных фраз. К этой категории относится Жозеф де Местр, не избежавший участи многих исторических персонажей - быть знаменитым «до неузнаваемости». С одной стороны, философ так хорошо известен, что по частоте упоминаний давно попал в число хрестоматийных лидеров; с другой, оборотной стороной его общеизвестности является некоторая содержательная необеспеченность общих рекомендаций, размытость представления о нем самом и о его теории (в западной науке - следствие многочисленных интерпретаций, в российской - почти полного их отсутствия).
Политическая поляризация XIX - XX вв., отразившаяся на культурной ситуации, в основном, делала исследователей творчества де Местра несвободными от той или иной фронтальной «прописки». Его учение приобретаю актуальность не столько как феномен в ткани исторического понимания, сколько в связи с потребностями дихотомического сознания. С появлением постмодернизма культурной доминантой становится мышление «на грани смысловых и нравственных спектров». Неординарные явления в области философской и политической мысли получают оправдание, культурную санкцию. Ситуация последнего десятилетия создает возможность для свободного от идеологического «ревизионизма» изучения консервативного сознания; позволяет восполнить почти совершенную неизученность деместровской темы в отечественной историографии и рекомендовать Жозефа де Местра как своеобразного и намеренно забытого политического мыслителя.
Предметом исследования данной диссертации является консервативная адаптация Ж. де Местра. В книгах об истории французского консерватизма давно уже стало общим местом мнение о том, что философичность выделяет Местра из ряда единомышленников. Поэтому было бы бессмысленно ограничивать исследование сугубо историческим ракурсом. Биография философа немыслима вне плоскости его идей. Поэтому понять механизм приспособления мыслителя к меняющейся исторической ситуации, становление его консервативной позиции означает: выявить варианты его политического поведения и представить формирование образа его рефлексии.
Основная задача исследования состоит в том, чтобы выяснить причину очевидной несогласованности доктринальной и практической частей теоретического наследия де Местра; характер и способ сочетания двух разнонаправленных логических тенденций и соответствующих им типов поведения. При этом, представление о Местре не должно исчерпываться только его политическим образом. Возникающие в ходе политической эволюции мыслителя комбинации структурных компонентов его мировоззрения (мистицизма, рационализма, романтических всплесков и ультрамоитанских принципов) демонстрирует разносторонность деместровской личности.
Главная цель работы - раскрыть на материале персональной истории два направления генезиса консервативного сознания: идеологическое парирование либеральных конструкций и формирование культуры консервативного мышления, а также - воссоздать способ индивидуального переживания сложной динамики
культурного развития Европы, связанной с противодействием традиционной и новоевропейской мептальности.
Хронологические рамки. Поскольку работа носит биографический характер, естественными хронологическими рамками являются даты рождения и смерти героя исследования: 1 апреля 1753г. и 26 февраля 1821г. Автор намеренно исключает из проблематики диссертации резонанс деместровских идей в XIX -XX столетиях. Этот сюжет заслуживает специального изучения. Однако, формирование политической доктрины де Местра раскрывается в диссертации не только в диалоге философа с современниками: Э.Берком, энциклопедистами, Л.-К. Сен- Мартеном, С.С.Уваровым, А. де Риваролем, аббатом Баррюэлем и Л. де Бональдом, но и с представителями французского традиционализма: Боссюэ, Булеввилем, Фенелоном и др. Сравнительный анализ продляет нижнюю хронологическую границу до второй половины XVII -начала XVIII вв..
Методологическую основу исследования составляют концептуальная работа К.Манхейма «Консервативная мысль», заложившая основу понимания консерватизма как конкретноисторического явления - реакции на французскую революцию. Консерватизм рассматривается в ней не столько в качестве идеологии, сколько как особый стиль мышления, основополагающим мотивом которого является императив конкретности - неприятие абстрактных политических образцов и алгоритмов. Но исследования К.Манхейма оказалось недостаточно, поскольку в задачи ее автора не входил анализ срочной адекватной реакции консерватизма на либеральное апробирование универсальных моделей улучшенного политического устройства, а только перспективный аспект - противопоставление оппонентам из либерального лагеря иных алгоритмов рефлексии, обесценивающих либеральные построения.
Таким образом, второй план деместровской политической теории ускользнул бы из контекста анализа. Механизм формирования утопических моделей и одного из возможных вариантов адаптации к условиям лавинообразных изменений был проанализирован в книге К.Пошіера «Открытое общество и его враги». Фаталистический подход к истории, который иногда вытекает из психологической установки на неприятие изменчивой картины мира и сопровождается тяготением к статичной модели общества, назван К.Поппером «историцизмом». В данной диссертации понятие Поппера используется в двух значениях: психологическом (историцистская установка) и теоретическом. В первом случае, подразумевается драматичное восприятие изменчивости, ее абсолютизация и внутреннее неприятие, во втором - логический стиль, располагающий к созданию идеальных политических моделей, согласно «мировому предопределению». Выделяя типы поведенческой ориентации Местра, автор опирается на классификацию польского политолога Е.Вятра, предложенную в работе «Социология политических отношений».
Основными методами исследования являются: 1. структурный анализ компонентов политической философии Ж. де Местра (он позволяет выделить основополагающие мотивы консервативного логического стиля и историцизма, элементы разнообразных ценностных систем, оказавших влияние на становление деместровской теории: британского и французского традиционализма, Просвещения, мистицизма, ортодоксального латинства); 2. сравнительный анализ идей Местра и его современников, помогающий выявить специфическое в системе взглядов и логической манере философа, обнаружить появление в ходе полемики новых тенденций в его мировоззрении.
Научная новизна диссертации. В работе впервые предпринята попытка синхронного биографического и структурного анализа. Акцент переносится на образ рефлексии героя. Индивидуальность личности и философской манеры де Местра раскрываются через стиль.
Эволюция деместровской политической доктрины и его реакций на историческую ситуацию раскрываются не только в связи с Великой французской революцией, но и с теми факторами, чье влияние па мировоззрение Местра до сих пор не получало освещения. Такими «лакунами» остаются впечатления от знакомства с политической культурой и ситуацией александровской России, а также сюжет, связанный с Наполеоном. Прежде не получала развития и сюжетная линия, касающаяся переписки Местра с молодым С.С.Уваровым и их взаимовлияния. Проблема фавора де Местра у русского царя не исследовалась с точки зрения выбора кандидата на вакансию, оставленную Н.М.Сперанским.
Источники и историография. К разработке данной проблематики были привлечены разнообразные источники. Основная группа - это произведения Жозефа де Местра. Мы использовали оригинальные издания капитальных трактатов и книг, которым де Местр был обязан своей литературной славой: историософский опыт Местра, принесший ему европейское признание, - «Размышления о Франции», включавший и изложение политического кредо начинающего в большой литературе философа (1796); наиболее значительный труд по политической теории - «Эссе о главном принципе политических конституций и других человеческих установлений» (1814); поздний трактат, демонстрирующий эволюцию Местра в сторону теократии и представивший новый политический идеал мыслителя - «О Папе» (1819)и двухтомное сочинение по вопросам религии, философии и этики - «Санкт-Петербургские вечера», увидевшие свет уже после смерти его автора (1821).
Хрестоматийная структура книги Е.М.Сьорана «Жозеф де Местр» дает возможность расширить источшжовую базу работы за счет фрагментов менее известных произведений Местра, которыми мы не располагаем. Среди них: «Размышления о протестантизме в связи с суверенитетом» (1798); «О галликанской церкви» (1821); «Рассмотрение философии Бекона» и «Этюд о суверенитете» (1794).
Помимо фундаментальных вещей по философским и политическим проблемам, нами будут использованы и те, которые были созданы Местром в России и для России: «Пять писем об образовании к графу Разумовскому» (1810), с которых началось восхождение сардинского дипломата к фавору Александра I; «Четыре главы о России» (1811) - личная политическая программа Местра, изложенная по «высочайшему повелению»; плод деместровской полемики с Уваровым - «Письма к русскому дворянину об испанской инквизиции» (1815) и своеобразная книга - сборник анекдотов из жизни современников мыслителя «О нравах и религии русских», характеризующая некоторые черты российского менталитета и политической культуры.
Второй важной категорией источников, запечатлевших латентную позитивную струю деместровской политической адаптации (скрытую за излагаемым для широкого читателя «символом веры») является дипломатическая и частная переписка Местра. Нами используется корреспонденция разных лет, представленная в первом томе петербургских писем графа, подготовленная Д.Соловьевым; письма, изданные тем же переводчиком в журнале «Звезда» (1994), где часть из них напечатана в более полном варианте чем при последующей редакции; подборка, сделанная «Русским архивом» (1912); опубликованные в 1937 г.»Литературным наследством» депеша и донесения
Местра из архива Пушкинского дома и его переписка с С.С.Уваровым; частные послания, приведенные в книге Е.М.Сьорана.
Следующую группу - составляют мемуарные документы, изданные в дореволюционное время, где в качестве одного из героев фигурировал де Местр.
На характер конфессиональной деятельности Местра в России проливают свет письма его петербургской приятельницы - Софьи Свечиной, изданные отдельной книгой и вошедшие в ее биографию выпущенную французской Академией. (Преимущество книги о m-me Свечиной состоит в том, что цитируемые в ней, часто в полном объеме, записки самой Софьи, Жозефа и их общей подруги Роксандры Стурдза позволяют восстановить эпизод, связанный с платоническим романом Местра в России и назвать имя его сильнейшей привязанности.)
Воспоминания Ф.Ф.Вигеля и С.П.Жихарева интересны именно во взаимной связи, поскольку содержат диаметрально противоположные характеристики де Местра представителями высшего петербургского общества.
И, наконец, источник без которого трудно было бы воссоздать обстоятельства, определившие выбор Жозефа де Местра на роль царского фаворита - это «Записка о древней и новой России» невольного конкурента сардинского посла - Н.М.Карамзина, которая составит предмет сравнительного анализа с альтернативными рекомендациями, изложенными в «Четырех главах о России».
Развивая концепцию данного исследования, нам придется лавировать между двумя крайностями - двумя стереотипными образами Жозефа де Местра, разделенными дистанцией в столетие, сложившимися в западной исторической науке.
Первый из них обязан своим происхождением детям де Местра - Родольфу и Констанции. Стараясь уберечь славу отца от споров его сторонников и противников, Родольф де Местр издал часть отцовской корреспонденции, обнаружившую лучшие человеческие качества Местра-отца и оставил, в предисловии к ней, его портрет, соответствовавший тому образу «великого человека», которому сам философ старался следовать и каким хотел остаться в глазах последующих поколений. (Признание Сен-Бева в том, что он находился «под шармом Местра» иллюстрирует впечатление, оказанное публикацией Родольфа на часть европейской аудитории.) В наибольшей степени способствовала складыванию посмертного культа отца - младшая из дочерей де Местра - Констанция, для которой он был «земным божеством», на двадцать один год разлученным с ней «долгом перед королем». Так же как в последние годы жизни мыслителя, она занимается после его кончины систематизацией рукописей и писем, представляет Депласу (корректору и фактическому соавтору «Du Раре») развернутую апологию этой «чистой и прекрасной души» - воплощения всех мыслимых добродетелей; требует перезахоронения тела в монастыре, подчеркивая отцовскую «святость» и т.д.
Стереотип, оставленный Родольфом и Констанцией основан на мнении, будто философские и политические идеи их отца - это интеллектуальное отражение внутреннего совершенства «истинного дворянина» и «аристократа», «эмигранта-мученика» и «преданного слуги короля и Папы», «пророка» и почти «святого», «безукоризненного отца семейства» и «неудачника, преследуемого коварством врагов», каковым был Жозеф де Местр.
В том же ключе вьщержано и парижское издание деместровской корреспонденции с комментариями А.Блана, 1858 года. Шамберийский адвокат восхвалял соотечественника и товарища по магистратскому «цеху» как настоящего итальянского патриота и сторонника конституционной монархии.
К «канонизированному» роялистами образу Местра, созданному отчасти им самим, отчасти - его детьми, Сен-Бев добавил либеральный штрих, стараясь избавить известного теократа от репутации фанатика. В статье 1843 г., вышедшей на страницах «Revue des Deux Mondes», особенное значение придавалось либеральным взглядам савойца до революционного «надлома».
Книга Димье "Мэтры контрреволюции»демонстрирует степень признания де Местра в кругах французских правых радикалов. Она обобщает курс лекций, прочитанных в первом семестре 1906 г. в Институте «Аксьон Франсэз». Универсализм и философичность произведений Жозефа де Местра определяют для него одно из наиболее почетных мест в галерее портретов идеологов контрреволюции, заставляя Димье говорить о том, что как политический мыслитель Местр превосходит уровень обычных полемистов. Ценность этой специфичной работы - в том, что идеологическая пристрастность и вместе с тем академизм позволили автору выделить пункты наибольшего совпадения взглядов де Местра, де Бональда, Ривароля и других представителей французского консерватизма XVIII - начала XIX вв.
Импульсом к появлению ряда критических работ о де Местре, авторы которых, пытаясь преодолеть закрепившийся стереотипный идеал, исследовали не известные до тех пор стороны его политической концепции, жизни и личности, послужил 100 -летний юбилей со дня его смерти (в 1821 г.) и издание еще в 70-е гг. XIX в., дальним родственником Местров - Э.Виттом произведений и писем философа в 12 томах. (Лионское издание до сих пор считается самым солидным и полным.) Возможно, наиболее волнующим биографическим открытием было масонское прошлое де Местра, контрастировавшее с религиозной ортодоксальностью его последних произведений и политической нетерпимостью, выражавшейся, в том числе, в настороженности по отношению к тайным организациям. Сюжет развивался в работах Ф.Вермаля «Эмигрировавший Жозеф де Местр» (1927) и «Заметки о неизвестном де Местре» (1921); Ж.Гойо «Религиозная мысль Жозефа де Местра, по неизданным документам» (1921); П.Вульо «Жозеф де Местр франкмасон» (1926) и Э.Дерменгема «Мистический Жозеф де Местр»(1923). Причем, открытие причастности философа к деятельности тайных сект воспринималось этими исследователями как свидетельство деместровской сложности, несоответствия лишенному выразительности стереотипу «безупречного человека», и только.
Сенсационным стало исследование архивиста Ж.Дубле «Ниццианское происхождение Жозефа и Ксавье де Местров» (1929), поставившее под сомнение легенду о благородном происхождении идеолога салонной аристократии.
Воссоздание авантюрной стороны дипломатической деятельности Местра Ф.Вермалем, в книге о периоде деместровской эмиграции, разрушало еще вполне традиционный образ «верного рыцаря сардинского короля», представленный в книге Мандуля «Жозеф де Местр и политика Савойского дома» (1900).
Историософии Местра постепенно придавался оттенок одиозности, из- за онтологизации философом войны и насилия, которая воспринималась, преимущественно, как апологетика. После того как «добронравный христианин» попал в список «трубадуров кровопролитий» М.Ревона'8', в книге «Философия войны» (1896), критическому переосмыслению, в упомянутых работах Гойо и Дерменгема, подвергались его религиозные взгляды. (Исследования несли па себе следы воспоминания о первой мировой.) Хотя оба автора стремились избежать односторонности и показать, что де Местру была присуща и гуманность.
В то же время, в 20-е гг. объектом изучения стала «генеалогия» политической теории Местра. «Происхождение размьшиений о Франции» Ф.Вермаля и теософский
опыт Э.Дерменгема устанавливали влияние на формирование политических взглядов де Местра британской консервативной традиции (Э.Берка), менталитета французской эмиграции и ультрамонтанства.
Следующая волна исследований, посвященных де Местру, начавшаяся после перерыва, вызванного второй мировой войной, отличалась меньшим поисковым эмпиризмом (продиктованным в начале века желанием опровергнуть идеологизированный стереотип) и большим тяготением к интерпретации и переосмыслению уже известного. (Исключение составляла работа А.Доннатье, продолжавшая направление Ж.Дубле, «Лангедокское происхождение Жозефа де Местра» (1949)).
Под впечатлением потрясений 30-х - 40-х гг., изучение жизни и наследия философа, как никогда, приобретает оттенок политической «ревизии»: на Местре «лежала тень» «Action francaise», несмотря на то, что идеолог французского правого радикализма - Ш.Моррас, отказывался признавать де Местра своим предшественником. «Интегральный национализм» и роялизм лидера «Французского действия» позволяли говорить о «реанимации» доктрин Ж.де Местра.
Реакционность политической теории Местра - лейтмотив книги К.- Ж.Гиньо «Жозеф де Местр, пророк прошлого» (1963). Тема проходит через обобщающие работы по идеологическому противостоянию во французской политической культуре и по истории контрреволюции ПДоминика, Ж.Годшо, Д.Багга, Ж.Уэшлена. Не претендующие на углубленный анализ биографий и концепций классиков консерватизма, эти работы интересны тем, что давая панораму политической мысли XVIII - н.ХІХ столетий, они позволяют представить философию Местра в контексте ее развития.
К концу 60-х гг. огромное количество отдельных монографий и книг, где так или иначе затрагивалась политическая и религиозная мысль Жозефа де Местра, казалось, должно было привести наконец к новому научному представлению об этой фигуре. Самым ярким событием для деместровской историографии стало появление, в 1968 г., исследования страсбурского профессора Р.Триомфа «Жозеф де Местр".
Труд Триомфа, до настоящего времени, заслуженно считается наиболее основательным и скрупулезным (в плане восстановления фактического ряда в биографии Местра) по этой теме.
Внушительный том (порядка 600 страниц) содержит биографическую и теоретическую части и признается самым полным синтезом изысканий Вермаля и Гойо , Вульо и Мандуля, Дерменгема и Жоанне, подробно вводит в курс экспертиз архивистов Доннатье и Дубле. Он послужил для нас основным источником фактических сведений о философе. Кроме того, в книгу включено множество документов, недоступных для российских исследователей (архивные материалы и письма, дневниковые записи и депеши, собранные самим автором и его предшественниками).
Р.Триомф не только обобщил все возможные «разоблачения», касающиеся жизненных перипетий Жозефа де Местра (начиная от его происхождения и связей с французскими масонами, и заканчивая невероятным обилием карьерных приключений на почве служения нескольким монархическим домам), но и привнес в библиотеку деместровских авантюр новое, касающееся неравнодушия философа к стране, «официально» представляющей объект его политической ненависти - Германии.
Дружба Местра с протестантами, желание изучать немецкий язык для внедрения в среду баварских иллюминатов и создания книги об их антимонархических «происках», все это расценивается Р.Триомфом как доказательство того, что, в
действительности, его герой не пережил, со времен революции, разрыва с масонскими убеждениями времен его молодости.
Открытие нового нюанса, на фоне уже известных «опровержений», формирует основу авторской концепции Триомфа, суть которой заключается в том, что политическая теория и философия де Местра не отраж&ти действительных жизненных ценностей и пристрастий старого поклонника масонства, а были только средством, с помощью которого он стремился добиться удовлетворения своих литературных амбиций и приобрести расположение, поочередно и одновременно: сардинских королей, Людовика XVI11, Александра I, Наполеона Бонапарта, Густава IV и папы Пия VII.
Но желание Триомфа «поставить точку» в череде «развенчаний» стереотипа Родольфа и Констанции и навсегда избавить последователей от соблазна «реабилитации» предшественника Ш.Морраса создало новый стереотип: де Местр -«лицемер и авантюрист".
Итак, стереотип Триомфа - это стереотип детей де Местра «с точностью до наоборот»: философские и политические взгляды Местра - это искусственное конъюнктурное построение, имеющее мало общего с действительными вкусами «лишенного благородства» «стяжателя и честолюбца», «добровольного эмигранта», «слуги всех господ», «несостоятельного отца семейства» и неудачника по причине «жадности до приключений», каковым являлся знаменитый философ.
Политическая предвзятость работы Р.Триомфа констатируется уже во вступительной статье Ж.Тюляра к парижскому изданию «Размышлений о Франции» (1980), которая вводит в курс фаталистической философии Местра и сообщает об обстоятельствах публикации самой знаменитой его книги. Однако, переосмысление биографии де Местра пока - открытая тема.
Отдельного упоминания заслуживает та тенденция в деместровской историографии, которой нам хотелось бы следовать: свободного от идеологического и морального «ревизионизма» анализа структур, компонентов мышления, который позволяет судить об индивидуальности и в то же время - историчности данного образа рефлексии (о его происхождении и связях).
Среди множества работ послевоенной волны очерк Сьорана «Жозеф де Местр» занимает особую нишу. Автор книги о Жозефе де Местре, констатировав неоднозначность его религиозно- политического учения, выделив разные роли и теоретические амплуа своего героя, отнесся к деместровским «перевоплощениям» безоценочно. Обаяние трактовки Сьорана - в том, что он сохранил сознание гипотетичности своего «портрета» Местра и дистанцию по отношению к философу, оставив за ним «право на загадочность» и привилегию «вводить интерпретаторов в заблуждение».
В исследовании Корделье «Конституционная теория Жозефа де Местра» основное внимание было сконцентрировано на генеалогии деместровских политических доктрин. Французского правоведа притягивало установление преемственности идей Местра и рациональной философии XVIII в. Работа позволяет погрузиться в интеллектуальную атмосферу столетия, предшествовавшего французской революции, с преобладанием сциентизма и рационализма. Корделье доказывает, что критика Местром основных просветительских доктрин не исключала заимствования философом компонентов идеологии Просвещения: понятий, рационалистических приемов, аргументов. Специальный раздел книги посвящен влиянию на становление деместровской политической теории консервативных принципов Э.Берка.
В том же ключе выдержано и произведение И.Берлина «Жозеф де Местр и происхождение фашизма», доказывающего, что «война» с Просвещением ведется Жозефом де Местром на его же оружии. (Правда, английский мыслитель строже по отношению к Местру, включая его взгляды в контекст идейного генезиса тоталитаризма и фашизма.)
Говоря о российской историографии деместровской темы, отметим ее главную особенность: она почти беспроблемна. Немногочисленные работы о де Местре представляют собой в основном ознакомительные справки или являются отголосками политической полемики. Но несмотря на то, что отечественная историография биографии де Местра почти не разработана, поскольку со времен Венского конгресса философ относился в России к числу «неудобных авторов», а в советское время клеше «махрового реакционера» автоматически «обессмысливало» изучение' его жизни и политических идей, нам удалось собрать кое-какие материалы.
Из дореволюционных работ самой значительной нам кажется статья А.Савина «Жозеф де Местр. Очерк его политических идей», опубликованная в 1900 г. «Вестником Европы», посвященная доктринальному аспекту деместровской философии. (На основательность подхода ее автора указывает использование им практически всех основных произведений Местра.) Главным предметом анализа для Савина была деместровская концепция национальной монархии. Руководству А.Савина мы обязаны погружением в тему соотношения в «Папе» Местра универсачьного идеала европейской католической конгрегации и национальной конкретики.
Достоинством этюда о де Местре Чичерина в его «Истории политических учений» является скрупулезность, с которой освещается содержание основных трактатов савойца по политическим вопросам, хотя элемент анализа появляется только в заключительной его части, где речь идет о противоречиях последней книги философа - «Du Раре».
Эссе Н.Бердяева «Жозеф де Местр и масонство»( появившееся в 1926 г. на страницах журнала «Путь») о связи де Местра с масонами не претендует на научную оригинальность, но его ценность в том, что оно включает аннотацию работ Гойо и Дерменгема, результатов обоих исследований; а романтизированное представление о Местре как об «аристократе духа» уравновешивает критицизм Триомфа.
Любопытная, хотя и вызванная антикатолическим «социальным заказом» книга священника М.Морошкина «Иезуиты в России с царствования Екатерины II и до нашего времени» подробно освещает историю отношений де Местра с иезуитами и католической диаспорой Петербурга. Руководствуясь мотивом разоблачения деместровского (и иезуитского) прагматизма, Морошхин открывает неожиданный ракурс обстоятельств, вызвавших появление «Пяти писем об образовании к графу Разумовскому».
В эпизоде из сочинения А.Н.Попова об истории 1812 года , изданном в 1892 г. «Русским архивом» рассматривается сюжет, связанный с деместровским фавором у Александра I и приводится письмо Местра, очень важное, с точки зрения динамики его отношения к национальным интересам Франции и Наполеону.
Упоминание о прогнозе французского консерватора в отношении перспектив российской политической ситуации, в книге П.Б.Струве «Пророчества о русской революции», иллюстрирует впечатление, оказанное на веховскую интеллигенцию деместровским «пророчеством» о появлении в России «университетского Пугачева».
Как пример идеологизированного, политически- ориентированного представления о французском философе можно привести уничтожающую характеристику, данную Ж.де Местру «Современником» Н.А.Некрасова. Местр, в
оценке демократического издания «далеко не блистает даже внешней стороной своих произведений», «пишет крайне дикие и отвратительные обскурантные вещи», а теория его не могла «сравниться с тем уровнем мысли, который дан был французским скептикам прошлого века», и т.д.
Список дореволюционных публикаций, где фигурировало имя де Местра можно было бы продолжить, но они не оказали существенной помощи при разработке темы настоящего исследования.
В советский период, на фоне преднамеренной заброшенности раздела французской истории, связанного с эмиграцией и роялизмом, поистине удивительными выглядят основательные академические статьи о Местре и его петербургской подруге -Роксандре Стурдза середины 30-х гг., снабженные приложениями, в виде солидной подборки эпистолярных источников (в основном, официальных депеш).
Первая из них - под двойным авторством: М.Степанова и Ф.Вермаля «Жозеф де Местр в России» (1937 г.), включает подробнейший разбор внешнеполитических интересов Савойского дома в период наполеоновских войн и обстоятельный рассказ об истории дипломатической карьеры Местра в России. Но пребывание мыслителя в стране Александра I не рассматривалось в дайной работе как этап в эволюции политической теории философа. Не поднимается в ней и вопрос о результатах переписки сардинского посланника с С.С.Уваровым. Но сам сюжет получил освещение и впервые были опубликованы письма Местра к русскому «тористу» и один ответ его корреспондента.
А.Маркович - автор исследования о фрейлине Елизаветы Алексеевны «Жозеф де Местр и Сен-Бсв в письмах к Р.Сгурдза-Эдлинг» (1939 г.) не только воспроизводит .уникальный по глубине, «портрет» знакомой Местра (значительно более конкретный, чем характеристика Роксандры Скарлатовны в книге о Софье Свечиной), но и затрагивает вопрос о причинах дружбы столь разных по исповедательным взглядам и возрасту людей как Роксандра и де Местр. Хотя академизм издания, а может быть и неполное использование корреспонденции «из архива» С.Свечиной, не позволили биографу Р.Стурдза говорить о более лиричных, нежели просто сходство положения, характеров и политических взглядов, основаниях дружбы фрейлины и посланника.
Список современных публикаций, связанных с Местром, невелик: статья С.С.Хоружего «Карсавин и де Местр» о влиянии французского консерватора на становление взглядов Л.П.Карсавина представляющая интерес, скорее, для специалистов по русской философии, и М.М.Федоровой «Традиционализм как антирационализм», где политическая теория де Местра рассматривается «в интерьере» европейской традиционалистской рефлексии. Сюжет затрагивается так же в некоторых работах П.Ю.Рахшмира о генезисе консервативной традиции Запада и России.
Воссоздать исторический контекст нам позволили работы Н.А.Троицкого, Е.В.Тарле, В.К.Надлера, посвященные Александру и Наполеону и Священному союзу; А.Н.Пышша- о русском масонстве и религиозных движениях в александровскую эпоху, раскрывающие «закулисігьш политический цех», с которым имел дело де Местр; книга М.Морошкина и исследование Л.Пэнгода «Французы в России и русские во Франции», формирующие представление о судьбе французской эмиграции, времен Великой французской революции.
Практическая ценность диссертации. Данное исследование может быть использовано при создании обобщающих работ по истории консерватизма. Возможно применение диссертации при разработке общих и специальных лекционных курсов по зарубежной и отечественной истории нового времени.