Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Анализ политической терминологии Георгия Пахимера 31
1.1 .Государство и власть 33
1.2.Внешняя политика и дипломатия 48
1.3. Нормы и символы власти 56
1.4. Законы и обычаи 66
1.5. Провиденциализм в историко-политическом процессе 80
1.6. Общественные институты и учреждения 88
1.7. Историческая схема мира 112
Глава II. Реконструкция политических воззрений Георгия Пахимера 118
2.1. Знания и убеждения относительно политической системы 119
2.2. Потребности и интерес к политическим явлениям 138
2.3. Ценностные стандарты 152
2.4. Политическая идентичность 175
Заключение 190
Список использованных источников и литературы 194
Список сокращений 215
Приложения 216
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Изучение вопросов, связанных с проблемами особенностей менталитета древних и средневековых цивилизаций, в настоящее время, как известно, остается одним из приоритетных направлений в исторической науке .
Политически мыслящий индивид в любом социуме является носителем определенной политической культуры, изучение которой всегда вызывало живой интерес не только историков, но и исследователей других областей гуманитарного знания. И не случайно, что «человек политический, как творец, созидатель, пророк, трибун, революционер, ... всегда остается в центре внимания философии политики» . К тому же, часто наблюдаемый антагонизм между интеллектуалами и властью , проявляющийся вследствие отсутствия между ними конструктивного диалога из-за социальных, конфессиональных, культурных и иных преград, как никогда, актуален и в наши дни. Немалую проблему представляют и вопросы, связанные с политической этикой и повышением уровня политической культуры 4.
Не исключением была и Византийская цивилизация 5, где политическая борьба за власть зачастую тесно переплеталась еще и с религиозными антагонизмами, что придавало особую специфику не только византийской, но и всей средневековой культуре в целом. Вполне закономерно, что
подобные противоречия обострялись в период кризисов и упадка, на что, естественно, более чутко реагировало сознание индивида. Рефлексия человеком окружающей действительности не могла не отразиться и на его креативной деятельности.
В истории Византийской империи время династии Палеологов является одной из самых сложных и противоречивых эпох. К примеру, исследователями неоднократно подчеркивалось, что эта эпоха была не только периодом обострения социально-экономических противоречий, но, вместе с тем, она продемонстрировала миру невиданный расцвет науки и искусств, навсегда оставшись в истории человечества эпохой создания подлинных шедевров мировой культуры 6.
Из целой плеяды наиболее известных поздневизантийских интеллектуалов, таких, как Георгий Акрополит, Феодор Метохит, Никифор Хумн, Иосиф Ракендит, Мануил Фил и др., жизнь известного византийского мыслителя Георгия Пахимера {TTaxvpep-qc Гєсбруїос) (1242 - ок.1310 гг.) представляет собой исключительный пример воздействия общих умонастроений эпохи не только на интеллектуальное творчество, но и на его церковно-политическую деятельность. Среди вышеперечисленных писателей и деятелей культуры Палеологовского Ренессанса Пахимер выделяется по следующим мотивам:
- его историческое сочинение (речь идет, конечно, об «Истории») является крупнейшим (оно насчитывает более 1 тыс. стр.) литературным памятником византийской историографии исследуемого периода. При этом, оно выделяется редкой плотностью информации по времени царствований двух императоров (Михаила VIII и Андроника II Палеологов, не считая периода правления Феодора II Ласкариса). Собственно, об эпохе первых Палеологов, во многих случаях, «История» Пахимера является едва ли не единственным, своего рода уникальным источником;- далее, нельзя не обратить внимания и на обширный словарный запас этого византийского интеллектуала. Компьютерный анализ только «Истории», показывает, что лексикон Пахимера насчитывает более 33 тыс. слов. Уже только благодаря этому Пахимер может особо выделяться из круга своих современников-интеллектуалов;
- и, как мы уже говорили, Пахимер являлся современником одной из самых сложных и малоисследованных эпох во всей византийской истории. Более того, он был нередко непосредственным участником описываемых событий политической, религиозной и культурной жизни Византии, что повышает значимость его политических суждений. Однако, акцентируя внимание, прежде всего, на изучении политической мысли Пахимера, остается признать, что в перечне его трудов о нет сочинений исключительно на политическую тему . Отвлеченными рассуждениями на политические темы одно из главных его произведений («История), на основе которого ведется наше исследование, не изобилует. Подобные представления чаще всего приходится выстраивать на основе выявления косвенных данных. Собственно, Пахимера с долей условности можно отнести к числу политических идеологов, какими в свое время, например, были известный эрудит IX в., патриарх Фотий 9, император Константин VII Багрянородный 10, философ и книжник эпохи Никейской
империи Никифор Влеммид п и др. Такой подход, значительно повышает актуальность нашей работы. Ведь восприятие политических процессов, их осмысление и рефлексия происходит в сознании известного интеллектуала, но еще раз повторимся, не теоретика или практикующего политика 12. Действительно, всегда очень важно знать то, каким же, все-таки, видела окружающий мир интеллектуальная элита Византии, особенно в один из труднейших периодов ее истории. Также весьма занимательной является проблема общей осведомленности «среднего» византийского мыслителя о политической системе империи, ее иерархической структуре и существующем таксисе.
Объект и предмет исследования: в качестве объекта данного исследования выступает личность Георгия Пахимера, а предметом, в свою очередь, будет фигурировать его политическое сознание. Таким образом, наш интерес сфокусирован на вопросах, связанных с механизмами личностного восприятия и субъективной рефлексией политических процессов в пределах политико-правового сознания индивида.
Цель работы состоит в том, чтобы в процессе поэтапного исследования осуществить реконструкцию политических воззрений Георгия Пахимера. Надо сказать, что в данном случае под политическими воззрениями подразумевается комплекс идей, теоретических концепций, представлений, мнений, оценочных суждений, эмоциональных состояний и ценностных ориентиров индивида, участника политической жизни Византии конца XIII - начала XIV вв. в качестве которого выступает личность Пахимера. Политические воззрения являются неотъемлемой составляющей менталитета каждого человека. Они дают представление о личностном восприятии и оценке внешне - и внутриполитических процессов и явлений как государственного строя, так и общественных отношений в целом.
Задачи исследования. Для того, чтобы достичь поставленной цели, необходимо решить ряд задач, а именно:
- проанализировать политическую и правовую терминологию византийского автора рубежа XIII - XIV вв.;
- рассмотреть представления и убеждения Пахимера о политической системе Византии;
- выявить наличие интереса у Пахимера к политическим явлениям и потребностей в изменении существующего строя;
- изучить его систему ценностей, его политической этики и нравственных стандартов;
- определить политическую идентичность мыслителя. Источниковая база работы. Исследование базируется на изучении
преимущественно одного источника, представляющего собой памятник историко-мемуарного жанра, причем весьма оригинального как по своим лингвистическим особенностям, так и по содержанию. Его автор - известный византийский историк и математик, философ и юрист, один «из самых
1 Ч
образованных людей своего времени» , Георгий Пахимер, являющийся ярчайшим представителем раннего Палеологовского Возрождения. Прежде, чем приступить к анализу источника, имеет смысл хотя бы вкратце упомянуть биографию этого уникального византийского ученого.
Пахимер родился в Никее, о его предках практически ничего неизвестно, кроме того, что до латинского завоевания Константинополя, они владели в столице какой то частью недвижимого имущества. Об этом факте, он кратко упоминает в своем историческом произведении. Вскоре после прибытия в отвоеванный у крестоносцев Константинополь, начинается неуклонный рост его карьеры преимущественно в церковной иерархии. Вероятно, в это же время он продолжил свое обучение у логофета Георгия
Акрополита 15, не менее известного деятеля византийской науки и культуры. У него Пахимер много усвоил в области философии, риторики, математики, музыки, астрономии и физики 16. Возможно, благодаря учителю он на всю жизнь остался приверженцем философии Аристотеля. Некоторое время спустя Пахимером будут составлены эпитомы на «Логику» 17.
Пахимер довольно медленно поднимался по лестнице церковных должностей. Известно, что примерно с 1265 г. он состоял в чине диакона и «нотария» при храме св. Софии, а с 1285 г. исполнял функции «ПРОТЕКДИКА» {тгрсотєкдікос), и «ДИКАИОФРІЛАКСА» {ратХікбс 8ікаюфіі\а) 18. Упомянутые чины, говорят о наличии у Пахимера юридического образования, поскольку облеченное ими лицо осуществляло судейские полномочия 19. Не прекращал историк свою деятельность в сфере просвещения. Примерно с 1277 г. он в качестве «ДИДАСКАЛА» (SiSdatcaAoc rov dwoordXov) , преподает в константинопольской грамматической школе. Это высшее учебное заведение было открыто спустя некоторое время после захвата византийцами столицы 21.
Что касается его учеников и последователей, то история сохранила нам имя известного византийского поэта и дипломата Мануила Фила, который написал эпитафию на смерть своего учителя в стихотворной форме. И хотя, к подобным источникам нужно относиться с известной долей скептицизма,
можно сказать, что учитель оставил самые позитивные впечатления в памяти своего ученика.
При всем богатстве литературного наследия Пахимера следует особо выделить «Историю о Михаиле и Андронике Палеологах». Это произведение можно называть и «Историческими записками» {Еиуурафікаі іаторіаі ) 22. Между прочим, издатель текста, А. Фойе, считает, что такое название больше соответствует оригиналу. В дальнейшем, для краткости используется название «История». Не смотря на то, что нами привлекаются различные источники (среди них укажем на письма Пахимера , автобиографию императора Михаила Палеолога 24, сочинения Мануила Фила 25, Никиты Хониата , Георгия Акрополита , Гиппократа , Аристотеля ) определяющим характер исследования остается именно «История»;
во-первых, «История», как мы уже говорили, является самым известным и наиболее объемным трудом Пахимера, а во-вторых, она обладает довольно высокой информативностью, которая еще далеко не в полной мере освоена и осмыслена историками.
Структурно историческое сочинение Пахимера состоит из 13 так называемых книг, которые в свою очередь подразделяются на главы, число которых неодинаково. В некоторых случаях книга включает в себя чуть более 30 глав (до 36). «История» охватывает временной промежуток преимущественно с 1255 по 1308 гг. и таким образом содержит богатый информационный материал о царствованиях Феодора II и Иоанна IV
Ласкарисов, Михаила VIII (1259 - 1282 гг.) и Андроника II (1282 - 1328 гг.) Палеологов.
Свое, однако, не всегда последовательное повествование византийский историк начинает с освещения событий 1260 г, хотя для того, чтобы объяснить некоторые моменты начала царствования Михаила VIII, он вынужден обращаться к более ранним событиям правления последних Ласкарисов.
В «Истории» Пахимеру удалось достичь, как уже установлено наукой, достаточно высокого уровня объективности при изложении, интерпретации и фиксации исторических фактов. Во вступительной части (прооймионе) византийским автором ставится цель во время работы над историей следовать истине и стремиться к беспристрастному изложению фактов. По мнению Пахимера, истина и история - имманентные понятия, «ИСТИНА ЕСТЬ ДУША ИСТОРИИ» {ІаторСас ydp, cbc du TIC єГтгої, фухЬ ij dArfdeia 30). Можно достаточно уверенно утверждать, что исторический труд Пахимера обладает значительной исторической достоверностью, что качественно повышает его репрезентативность.
Как и всякий исторический источник такого типа, его сочинение естественно, не лишено налета субъективности. Впрочем, окраска событийной канвы византийской истории этого периода, насыщенного различными коллизиями социально-экономической, политической и культурной жизни, в эмоциональные тона вполне объяснима. Она обусловлена как личным участием Пахимера в политических процессах и богословских спорах, которые, зачастую носили достаточно жесткий и бескомпромиссный характер, так и приверженностью к историографической традиции существовавшей в Византии, в целом. И хотя вопрос об участии Пахимера в религиозно-полемической борьбе, как уже было сказано выше,
- весьма дискуссионный, но объективно прямое отношение к ним историк все же имел.
Опять же нельзя забывать, что у человека средневековья, какими бы прогрессивными взглядами он ни отличался, мировоззрение и сознание всегда в той или иной мере находилось в зависимости от парадигмы иррационально-мистического восприятия окружающего мира. Несмотря на присутствие гуманистических тенденций, а также явных признаков рационализма, проявляющихся в процессе критического осмысления Пахимерм исторической информации, над его личностью всегда будет довлеть провиденциальное мышление. Слепая судьба, Божественная воля, или злой рок являются, по Пахимеру, теми трансцендентными силами, которые лежат в основе развития истории и общества .
Как и любая средневековая хроника, сочинение Пахимера не лишено известий о различных знамениях и чудесах, природных катаклизмах, атмосферных явлениях и прочих аномальных и необычных с точки зрения византийского историка феноменах . Надо сказать, что его отношение к подобным вещам нередко скептическое. Но все же он проявляет достаточную осведомленность в «общественном мнении» Византийской империи, старается добросовестно записывать различные слухи, прислушивается к суждениям разного рода разносчиков подобной информации, в то же время, не забывая комментировать их, четко фиксировать все, мало-мальски выходящее за рамки обыденности.
Значительный интерес представляет труд Георгия Пахимера с историко-этнографической точки зрения. Постоянно возникающие потребности византийской дипломатии, военного дела и расширение торгово-экономических связей, стимулировало развитие знаний в области
географии. При этом надо отметить, что к нашему времени сохранилось достаточное количество информации о разных частях Света, накопленных в византийский период 33. Этому вопросу уделял внимание и Пахимер 34. Сведения об окружающих Византийскую империю этносах, сообщаемые историком, не редко уникальны. Отличающая византийского историка широта в географических познаниях проявилась в значительной осведомленности об общественном строе, политической истории, быте и нравах различных народов, среди которых мы видим монголов 35, кипчаков-половцев, турков-сельджуков, сербов, болгар, готов, народов Кавказа и Южной Руси. Имеются сведения и об итальянских городах-государствах, Генуэзской республике, Венеции, Пизе.
Если брать конкретные географические рамки «Истории», то можно сказать, что повествование Пахимера условно охватывает территории с Востока на Запад - от Индии до Испании, с Юга на Север - от Египта до Русских княжеств. Не случайно, поэтому, вследствие развития своих познаний в области географии, Пахимер прибегает к суждениям о влиянии климатических поясов и природных зон на психофизиологические -in особенности организма человека. В связи с этим, в одной из своих работ , Ф. И Успенский приходит к мысли о том, что Пахимер является первым из византийских мыслителей, которому удалось осуществить рецепцию этой, по существу еще античной теории, занимавшей умы средневековых книжников, хотя и в меньшей степени по сравнению с античными авторами.
Судя по всему, работа над основным массивом «Истории» была начата Пахимером в конце XIII в., или в начале XIV в. и была прервана на описании событий 1308 г. Думается, что здесь уместно привести слова Э.
Гиббона, который считал, что «время когда он писал, можно узнать по собираемым у него ходячим новостям или вымыслам (A.D. 1308). Смерть или отвращение помешали ему продолжать этот труд» 38. Действительно, Пахимеру в силу не совсем известных нам причин не удалось довести до конца работу над задуманным сочинением.
До наших дней первые шесть книг «Истории» дошли в нескольких известных списках: Monacensis graecus 442 (=А), Barberinianus graecus 198 (=В), Barberinianus graecus 203 (=C), Marcianus graecus 404 (=a), Parisinus graecus 1723 (=b), Hierosolymitanus graecus Timiou Staurou 4, Scorialensis graecus Q I 10, Matritensis graecus 4752, Tubingensis graecus Mb 13, Matritensis graecus 4818, Vaticanus graecus 1775 (=V), Alexandrinus graecus 99, Vaticanus graecus 1490, Atheniensis graecus Gennadeiou 40, Coisliniani 138 - 140 39.
Книги 7-13 сохранились в следующих редакциях: Monacensis graecus 442 (=A), Barberinianus graecus 199 (=B), Barberinianus graecus 204 (=C), Parisinus graecus 1723 (=b), Marcianus graecus 404 (=a), Hierosolymitanus Timiou Staurou 4, Scorialensis Q I 10, Matritensis 4752, Alexandrinus 99, Vaticanus graecus 1775 (V), Tubingensis Mb 13, Vaticanus graecus 1490, Coisliniani 140 - 143 40. Древнейшими из известных современной исторической науке списков «Истории» являются Monacensis graecus 442, Barberinianus graecus 198 - 199, и Barberinianus graecus 203 - 204, которые датированы серединой XIV в 41. Наиболее позднейшие из рукописных версий этого трактата относятся к середине XVII столетия 42.
Критика работ, связанных с тщательным палеографическим и кодикологическим анализом упомянутых рукописных списков «Истории»
Пахимера, была осуществлена французскими исследователями В. Лораном и А. Фойе 43, поэтому на них мы не будем заострять свое внимание.
Следует особо выделить такую немаловажную деталь, как сложность «лексического оформления его исторического труда» 44, о которой говорит большинство исследователей, за исключением, пожалуй, Гиббона, хвалившего «его рассказ о возвышении Палеолога за красноречие, ясность и сносную свободу» , считавшего, что, в отличие от Пахимера, «Акрополит более осторожен, Григорас более краток» 46. Но надо все-таки сказать, что и Гиббон весьма далек от «всякого намерения сравнивать Пахимера с Фукидидом или с Тацитом» . Неизбежно, значительные трудности возникают при чтении и понимании текста «Истории» вследствие употребления Пахимером так называемого «анаколуфа» или внезапного изменения «синтаксической конструкции предложения» 48.
К особенностям данного исторического сочинения следует отнести достаточно частое цитирование Пахимером отрывков из произведений древнегреческих поэтов и философов. Так, в тексте встречаются цитаты из Гомера, Пиндара, Антисфена, Платона и др. Однако, исследование «Истории» показывает, что из всех перечисленных античных авторов лучше всего Пахимер ориентировался в творчестве Гомера 49..
На основе его исторического труда можно судить о том, что Пахимер был также неплохо знаком с произведениями Эмпедокла, Анаксагора и, естественно, Аристотеля. Византийский историк очень искусно манипулирует фразами, заимствованными из трудов этих авторов, органично вписывая их в повествовательный сюжет своего произведения. Четко прослеживающийся у Пахимера интерес к античной культуре выразился в глубинном понимании трудов древних мыслителей.
Заметную склонность к антикизации Пахимер проявляет также и в известной привычке пользоваться названиями месяцев аттического лунного календаря, что в некоторой мере усложняет датирование фактов, о которых идет речь в «Истории» . Тем самым, он являет нам качественно новый, более высокий уровень понимания и осмысления наследия античности. Вообще, это стало убедительным доводом для многих исследователей в пользу того, чтобы причислить Пахимера к числу поздневизантийских интеллектуалов гуманистической ориентации 51.
В связи с этим, стоит немного сказать и о стилистической манере письма Пахимера, в которой выполнена «История». Выше было уже упомянуто о сложности его языка и композиционной структуры. Вот что говорит по этому поводу знаток византийской литературной традиции С. С. Аверинцев: «Типичным примером ... неуверенности, неустойчивости, невыясненности позиции в отношении к языку, на котором создается литературное произведение, может служить историк Георгий Пахимер. С одной стороны, он доводит подражание своим древним образцам так далеко, что вместо понятных каждому византийцу наименований месяцев солнечного юлианского календаря употребляет давно забытые имена лунных месяцев аттического календаря - «элафеболион», «гамелион» и т.п. С другой стороны, он вводит варваризмы — заимствования из западных языков, противные духу греческой традиционной языковой нормы: принц называется у него «принцис», рыцари (кавалеры) - «кавалларии», граф, итал. «конте» -«контос», и т.д. и т.п. Пахимер пишет не на живом языке своего времени, но - в отличие от гуманистов Возрождения - и не на языке своих образцов. Его язык ... просто диковинная амальгама, запутанное смешение без воли и выбора, без ощущения несовместимости несовместимого» .
Не менее любопытно замечание А. П. Каждана, который в одном из своих писем, адресованных М. А. Поляковской, между прочим, отмечал, что чтение 15 страниц из Пахимера «дает зарядку такой же бодрости, как гимнастика и душ» 53.
Обращаясь к археографическому описанию нашего источника, можно отметить, что впервые «История» Георгия Пахимера сошла с печатного станка в 60-е гг. XVII столетия в Риме. Издание осуществил П. Пуссен, итальянский просветитель, состоящий в ордене Иезуитов. Первая и последующая части исторического сочинения вышли соответственно в 1666 и 1669 гг., снабженные солидными комментариями, хронологической таблицей, а также тезаурусом наиболее специфических терминов, встречающихся в источнике . Спустя некоторое время появилось новое издание «Истории» 1685 г., теперь уже увидевшее свет в Париже 55. На этот раз издателем был Л. Кузи. Надо отметить, что издание Пуссена вызвало интерес в научных кругах того времени. Явным доказательством этому
служит, например тот факт, что на хронологию «Истории» Пахимера, вышло обозрение и комментарии М. Давида в 1679 г.56
Сочинение Пахимера вошло, конечно, и в известный свод большого числа византийских историков, опубликованных И. Беккером во второй четверти XIX в . В своей работе нам пришлось использовать именно это издание. При этом, надо сказать, что Боннское издание Беккера, а оно вышло в 1835 г., воспроизводит печатный вариант Пуссена со всеми имеющимися примечаниями .
Знаменитая греческая патрология Ж. П. Миня, также имеет в своем составе исторический труд Пахимера. В этой серии издатель полностью воспроизводит текст «Истории» Боннской версии 59. Причем, в патрологии мы находим и другие сочинения византийского ученого, а именно: парафразу на труды Псевдо-Дионисия Ареопагита, и письма, адресованные александрийскому патриарху Афанасию III, с которым он поддерживал постоянные дружеские отношения 60.
Не так успешно с пахимероведением на тот момент обстояли дела в России. Только в 1862 г. был осуществлен перевод первых шести книг сочинения византийского историка на русский язык под руководством профессора А. Карпова 61. Следующие семь книг «Истории», в которых Пахимер излагает события первых двадцати шести лет царствования Андроника II Палеолога, к сожалению, не были тогда переведены. Объяснение этому найти весьма проблематично, и поэтому на сегодняшний день, это хоть и половинчатое, но все же единственное издание части исторического труда Пахимера в русском переводе. Надо сказать, что гораздо позднее также делались попытки перевода отдельных фрагментов этого
произведения, в том числе следующих семи книг, но все они носили непоследовательный и спорадический характер.
В настоящее время историографическая ситуация характеризуется наличием позитивных тенденций, к которым следует отнести репринтные переиздания серии византийских авторов, переведенных и изданных еще во второй половине XIX в. Возможно, что об этом не стоило бы так распространяться, если бы эти упомянутые издания византийских источников не стали на сегодняшний день настоящими библиографическими редкостями. Изменения произошли только в приведении и соответствии русскоязычных текстов источников іювейшей орфографии. В новой серии, между прочим, уже вышли «Хроника» Георгия Акрополита и сочинения Никиты Хониата 63, ожидается выход в свет исторического труда Пахимера.
Последнее и наиболее критическое издание Пахимера, снабженное научным справочно-библиографическим аппаратом, было реализовано В. Лораном и А. Фойе в 1984 - 2000 гг. 64 Греческий текст «Истории» вышел параллельно с французским переводом. Мы еще раз отметим, однако, что в основе как Боннского, так и последнего Парижского издания Фойе, лежит издание П. Пуссена. Таким образом, мы можем говорить о наличии довольно устойчивой и длительной традиции сохранения литературного наследия Пахимера. Как видно из приведенного археографического обзора, приоритет в этой деятельности прочно удерживает за собой историческая наука зарубежья.
Методология исследования. Если говорить о современной науке и теории научного познания, в целом, можно отметить характерную особенность, а именно: поиск некоей универсальной методологии. Методика, нашедшая активное применение в областях точных наук, имеет тенденции к использованию и в сфере гуманитарного знания. Несмотря на то, что сегодня историческая наука располагает широким арсеналом методов, необходимых для плодотворного изучения прошлого, наблюдается неуклонный рост применения в исторических исследованиях математических и компьютерных методик . Их использование способствует решению достаточно широкого круга задач, стоящего перед историками. К их числу можно отнести определение социальной среды и времени создания источника, его авторства, подлинности, репрезентативности, характеристика менталитета создателя, социальной группы и целой исторической эпохи.
Известно, что исторические источники являются носителями информации, обрабатывая которую историк реконструирует изучаемую им общественно-историческую реальность. Этим обусловлено то внимание, которое уделяется изучению связанных с ними теоретико-методологических и конкретно-научных проблем, как историками, так и специалистами по теории и методологии теоретического познания.
Очертя круг историко-методологических проблем, становится понятным, что в центре нашего внимания, применительно к тематике исследования, находятся вопросы, связанные с информативными возможностями источника, путями и методами его научной критики, обработки и анализа содержащихся в нем сведений.
Для того, чтобы значительно повысить уровень сущностно-содержательной репрезентативности нарративных текстов и добиться успехов в решении конкретных исследовательских задач, осуществляется компьютерный анализ источников. Под таковым понимается комплекс приемов и методов, способствующих достижению максимального уровня информативной отдачи текста. Можно утверждать, что к настоящему времени накоплен значительный опыт компьютерной обработки византийских исторических источников. Приоритет здесь принадлежит российским византинистам К. В. Хвостовой и Ю. Я. Вину 66. Мы попытались применить имеющуюся программную оболочку для информационного анализа «Истории» Георгия Пахимера.
В результате компьютерного анализа, мы получаем полный словник «Истории». Словник содержит 33457 слов (с учетом их флексии), встречающихся в тексте. Указывается частота повторяемости каждой лексической единицы.
Таким образом, основу методологии нашего диссертационного исследования составляют:
- историко-антропологический метод, согласно которому, историческая реальность рассматривается сквозь ее преломление и отражение в сознании отдельного индивида;
- метод теории информации, с позиции которой исторический источник является результатом движения определенных информационных потоков, лишь та часть информации, которая по каким-то неизвестным нам причинам оказалась зафиксированной в текстах;
- метод квантитативной лингвистики, который позволяет изучать социальную реальность в ее человеческом измерении; его применение дает возможность определить характер связей между количественной и качественной сторонами языка;
- метод когнитивного картирования, создающий возможность получения модели авторского сознания, отображающей историческую действительность. Вообще, отметим, что «когнитивное картирование, одна
66 Вин Ю. Я., Гриднева А. Я. Тезаурус понятийно-категориального аппарата памятников византийского права: Правовой и религиозный аспекты. Концептуальный проект // Проблемы исторического познания. М., 2002. С. 141-196. из методик прикладного макроструктурного анализа. Она основывается на допущении наличия в тексте имплицитной, неявной информации» . Таким образом, «когнитивное картирование делинеаризует текст, обеспечивая его го представление в виде картинки» . Общий анализ политического сознания Пахимера посредством метода когнитивного картирования демонстрируют когнитивные карты в их графическом представлении 69.
Выявленный в ходе анализа набор понятий и терминов классифицируется и распределяется по уже имеющимся и разработанным предметным полям когнитивной карты.
Вышеуказанные приемы и методы позволяют, как кажется, наиболее оптимально использовать информационный ресурс нашего источника, исследование которого необходимо для объективной реконструкции исторической модели политического сознания Георгия Пахимера.
Хронологические рамки данного исследования обусловлены хронологией сюжетно-повествовательной линии «Истории» 7 (примерно с 1255 по 1308 год), охватывающей события правления императоров Феодора II Ласкариса, Михаила VIII Палеолога и первых двадцати шести лет царствования Андроника II Палеолога.
Степень изученности проблемы. Несмотря на то, что Пахимер уже достаточно давно известен в исторической науке, (манускриптом его «Истории» пользовался, например, известный английский путешественник и дипломат XVI в. Джильс Флетчер ) всегда ощущалась потребность в более углубленном анализе при исследовании его политической деятельности и мировоззренческих установок. И в самом деле, как мы убедимся далее, ни один более или менее серьезный труд по истории и культуре поздней
Византии не обходится без ссылок на сочинение Пахимера, но в тоже время наблюдается недостаточность внимания к его личности.
Однако, рассматривая предшествующую историографическую традицию изучаемой проблемы, выясняется, что даже достаточно скромный интерес к Пахимеру и его политическим воззрениям не мог не найти отражения как в частных работах, так и в коллективных трудах, созданных византинистами и историками культуры. При этом, лидерство в изучении интеллектуального наследия византийского историка всегда принадлежало зарубежным византинистам. Наиболее заметный вклад внесен такими известными исследователями, как К. Крумбахер, В. Лоран, П. Таннери, А. Фойе, Г. Хунгер, С. Лампакес и др.
В русской историографии труды Пахимера стали широко использоваться уже в XVIII - XIX вв. В работах В. Н. Татищева ,J и Н. М. Карамзина 74 мы находим упоминание о Пахимере и ссылки на его труды. Как было упомянуто выше, особый интерес к личности и творчеству мыслителя проявился в связи с подготовкой перевода «Истории» на русский язык и ее последующего издания. Известный отечественный византинист А П. Лебедев, работы которого во многом посвящены истории православной церкви в одном из своих трудов утверждает, что Пахимер был очень объективным историком . Уделяя значительное внимание различным церковным и политическим деятелям византийского государства второй половины XIII в, Лебедев однако ничего не говорит о политико-религиозных
взглядах Пахимера, который являлся крупной фигурой в политической жизни империи.
Аналогичный подход к проблеме характерен для работ другого широко известного отечественного византиниста Ф. И. Успенского. Прежде всего, он подчеркивает исключительную важность сведений Пахимера для историка,
7й
изучающего эпоху первых Палеологов . Не забывает ученый указать и на необыкновенную осведомленность византийского деятеля в политических делах империи . К сожалению, научный интерес к богатому наследию Пахимера в рассматриваемый период этим был исчерпан.
Качественно новым этапом в исследовании интеллектуальной деятельности византийского автора стала послереволюционная отечественная историография. Например, в одном из сочинений советского византиниста М. В Левченко, была впервые осуществлена попытка обозначения и выявления политической ориентации Пахимера. Называя византийского мыслителя «весьма видным византийским писателем XIII века ... достигшим высших должностей в восстановленной в 1261 г. империи
7R
Палеологов» , автор особо подчеркивает значимость его исторического труда. Будучи историком-марксистом, М. В. Левченко полагает, что в «Истории», Пахимер выступает «врагом унии» 79. К тому же, Пахимер больше увлечен изложением «нудных церковных догматических споров своего времени» , что не могло не сказаться на его политической ориентации.
Некоторое сходство с взглядами М. В. Левченко, можно обнаружить в концепции А. П. Каждана, считавшего, что «по своим политическим взглядам Пахимер примыкал к той группе фанатичного византийского монашества, которое относилось с резкой враждебностью к попыткам добиться церковной унии с Западом» . В то же время, в одной из работ известного византиниста И. П. Медведева обозначились сомнения в подобных конструктах 82. Автор отмечал, что существовавшие в Византийской империи до XIV в. две культурные традиции - богословская и светская - образуют некий своеобразный симбиоз, они «тесно между собой переплетаются, четкую грань трудно провести, еще возможно их совмещение не только вовне, т.е. в от обществе, но и внутри одного и того же деятеля» . Пахимер же, как считает Медведев, и является представителем такого светско-богословского типа мышления. На последующем этапе (80 - 90 гг. XX в.) изучение интеллектуального наследия поздневизантийских мыслителей, в том числе и Пахимера, связано од ojr о/г с именами С. С. Аверинцева , М. В. Бибикова , Д. А. Коробейникова , К. В. Хвостовой . В этот период в отечественной историографии, можно отметить некоторые новые тенденции, использование более мягких оценочных характеристик творчества Пахимера. Происходит отказ от эпатирующе резких формулировок в отношении стиля выражения пахимеровой мысли, бытовавших в прежней историографии, достаточно вспомнить такие тропы, как «ложноэллинский патриотизм» 88, «странный эклектизм» 89, «отрицательный пример бездумного подражания великим древнегреческим историкам» 90 и т. п. Хотя историческая проза Пахимера
воспринимается как «на редкость лишенная идеи ясности» , она начинает находить свое объяснение и оправдание. Согласно С. С. Аверинцеву, перед византийскими интеллектуалами гуманистической ориентации стояли преграды, обусловленные сложностью языковой, социальной и культурной среды.
Занимаясь проблемами провиденциального мышления и историко-флософских воззрений византийских интеллектуалов, К. В. Хвостова сделала попытку анализа части философской лексики Георгия Пахимера. Автор смогла раскрыть механизмы понимания Пахимером причинно-следственных связей хода истории в соответствии с его провиденциалистскими настроениями. По мнению Хвостовой, Пахимер допускал наличие в государстве различных политических групп, отличающихся политической и конфессиональной ориентацией. Это обстоятельство могло привести к непредсказуемости и возможности «нескольких политических исходов» 92. Подобные воззрения отражают внутреннюю политическую нестабильность византийского общества второй половины XIII в. как следствие раскола арсенитов и Лионской унии 1274 г. 93
Исследуя вопросы, связанные с гуманистическим содержанием литературного творчества поздней Византии, М. В. Бибиков также не мог не заострить своего внимания на наследии Пахимера, в трудах которого антикизирующие тенденции проявились достаточно четко. М. В. Бибиков отмечает глубокую приверженность Пахимера принципам антикизации, увлечение которыми делает его «живым ревнителем идей эллинского патриотизма» 94. Рассматривая внешнеполитические воззрения византийского историка, в целом, Бибиков делает вывод о враждебном настрое мыслителя
по отношению к католическому Западу. Чувства его эмоционально обострены вследствие осознания «слабости существующей системы» 95. Действительно, как полагает исследователь, имеющееся и отмеченное в произведении Пахимера «состояние напряженности социально-психологической атмосферы в государстве было отражением реальной ситуации, а не субъективной рефлексией историка» 96.
Согласно воззрениям С. П. Карпова на интересующую нас проблему, «Пахимер не расходился с основными тенденциями внешней политики Михаила VIII» 97, потому что он являлся типичным представителем идеи исключительного положения византийских императоров в иерархии христианских государей. Мало обращая внимание на поразительные противоречия между политическими амбициями Палеологов и той действительностью, которая окружала империю ромеев, Пахимер ничуть не сомневался в предустановленном порядке вещей. Так, он с пренебрежением относился к правителям Трапезунда, намеренно занижал их императорский статус, называя великих Комнинов «князьями лазов» 98.
Суммируя наиболее существенные моменты отечественной историографии рассматриваемого вопроса, мы можем подвести некоторые итоги. Большинство российских исследователей приходят к выводу о том, что Пахимер, как лицо, близко стоявшее к церковному клиру, в своих религиозно-политических представлениях выражал общую и наиболее распространенную в поздневизантийской ортодоксальной среде идею неприемлемости притязаний латинского Запада во главе с Римским Папой на супрематию в христианском мире. Эта общая идея определила и более частные политические симпатии и антипатии Пахимера, в частности, неприятие внешнеполитического курса императора Михаила VIII Палеолога,
направленного, как известно, на сближение с папской курией. Наряду с мнением о принадлежности Пахимера к числу фанатичных церковных антизападников (по оценкам М. В. Левченко, А. П. Каждана и их последователей), в историографии нашла выражение идея о политической индифферентности Пахимера (С. П. Карпов).
Из зарубежных исследователей, в первую очередь, следует выделить авторитетного византиниста К. Крумбахера, который, однако, ограничился
т-г 99
тем, что высказался о Пахимере, как «о настоящем сыне своей эпохи» , имея в виду, его активное участие в спорах по поводу унии церквей. Но при этом, немецкий ученый, не прояснил своей позиции в оценке политической ориентации Пахимера, ограничившись краткой биографической справкой византийца, а также указанием библиографии.
В своих работах современный французский исследователь А. Фойе, больше внимания уделяет источниковедческому анализу 10° «Истории» Пахимера, нежели исследованию его политико-церковной деятельности. Историком особо подчеркивается принадлежность Пахимера к достаточно высоким церковным и государственным постам в империи. Большее, на что мог указать Фойе, так это на близость византийского интеллектуала к дворцовому управлению и патриаршей канцелярии, что, в свою очередь, делает его активным участником политического процесса 101.
Более подробно нужно остановиться на выводах, сделанных крупнейшим австрийским исследователем Г. Хунгером. Именно этому ученому, как нам представляется, удалось наиболее подробно рассмотреть литературную деятельность Пахимера, учитывая при этом его политические воззрения. Автор считает, что Пахимер не занимал, в отличие от своего учителя Г. Акрополита, важнейших государственных постов в стране и при
дворе . По мнению исследователя, для Пахимера взятие Константинополя в 1261 г., не являлось «выдающимся успехом внешней политики» . Автор к тому же считает, что внешняя политика представляется Пахимеру, как сеть династических браков и мезальянсов. Далее, согласно Хунгеру, обилие фактического материала «Истории», в сочетании с тяжеловесностью его литературного языка, повергает современного читателя в состояние «фрустрации» 104. Однако, вместе с тем, Хунгер полагает, что «было бы недопустимым упрощением причислять нашего писца истории к беспощадным противникам церковного союза» 105, что отдаленно сближает его с концепцией С. П. Карпова. Если же говорить о «гуманизме» византийца, то здесь Хунгер, однозначно утверждает, что «гуманизм Пахимера ... проявляется не только в языке и стиле, но и в его общей духовной позиции, которая является не такой средневековой, как у его современников» Ш6.
Не забывает Хунгер напомнить и о дидактической напрвленности «Истории», в которой «моралист Пахимер рассказывает многое намеренно для поучения читателя. Как ученый Пахимер одобряет способности людей учиться и приспосабливаться к среде» 7.
В одной из своих работ, посвященной реакции византийского общества на введение Лионской унии и польский исследователь Е. Эверт-Каппесова, в целом также склоняется к мысли о том, что Пахимер «не был личным врагом унии» (что также сближает этого ученого с мнением Г. Хунгера и отчасти С. Карпова).
Рассматривая Пахимера в качестве антипода, другого, не менее известного ученого и писателя Палеологовской эпохи Никифора Григоры, историк В. С. Георгиаду, например, предлагает считать первого, как более близкого народным слоям 109 в плане социальных воззрений, чем второго.
Таким образом, проанализировав основные вехи как зарубежной, так и отечественной историографии, можно констатировать наличие двух противоположных точек зрения на политическую деятельность и воззрения Пахимера. Как и следовало ожидать, «камнем преткновения» становится уния церквей, и выяснение позиции, которую занимал по отношению к ней Пахимер. Исследователей, таким образом, можно разделить на две условные группы: тех, кто видит в Пахимере активного противника сближения с Западной церковью, (М. В. Левченко, А П. Каждан, М. В. Бибиков) и остальных, придерживающихся более взвешенной концепции (Г. Хунгер, С. П. Карпов, Е. Эверт-Каппесова).
На первый взгляд, может показаться вполне справедливым, что большинство ученых акцентируют внимание на восприятии Пахимером унии 1274 г. по как на действительно ключевом, знаковом событии (после 1261 г.) истории поздней Византии. Но было бы рискованным делать выводы о политических воззрениях Пахимера, определенности его рефлексии об этом и аналогичных ему крупных событиях византийской истории. Политическое сознание представляет собой, прежде всего, многоуровневую когнитивную структуру, требующую специального исследования.
Научная новизна исследования заключается в том, что впервые осуществляется реконструкция политических воззрений Пахимера на основе анализа его понятийно-категориального каркаса и когнитивных карт политического сознания мыслителя.
Практическая значимость работы. Материалы исследования могут быть использованы при составлении и совершенствовании баз данных византийской политико-правовой терминологии, а также разработке общих и специальных курсов по истории и культуре Византии.
Государство и власть
Несмотря на то, что терминологические изыскания на основе текстовой информации «Истории» Пахимера имеют весьма давнюю традицию , выявление прогресса в сфере исследования его представлений о политике, представляется проблематичным.
Поэтому анализ политической лексики, следует начать с обзора ряда фундаментальных понятий, лежащих в основе политического сознания обладателем которого являлся Пахимер. В соответствии с этим, необходимо выделить так называемые ключевые слова, которые чаще всего использовались византийским историком и на основании анализа которых, можно было бы с уверенностью утверждать, что они наиболее близки к адекватному восприятию Пахимером политической и социокультурной реальности.
Обратимся, прежде всего, к понятию архє (1), dpx i , «АРХЭ» 3, которое было известно еще античной, а затем и средневековой византийской политической традиции. Надо сказать, что в большинстве случаев оно служит для обозначения власти, исходного принципа единоначалия, свойства, которым обладают власть имущие. Это понятие в различных грамматических вариациях было использовано Пахимером 157 раз. В шести первых книгах источника, этот термин употребляется 84 раза, а в остальных семи частота его использования равняется 73 единицам. К тому же, представляется, возможность выделить ряд лексических единиц, производных от этого ключевого словоупотребления. Наиболее показательным и генетически связанным с ним будет являться, например, термин dpxrjydc 4 (3) «АРХЭГОС».
Как известно, понятие «архэ» обладает широким семантическим диапазоном, но, несмотря на это, в контексте «Истории» Пахимера, данный термин чаще всего несет весьма определенную смысловую нагрузку. В первую очередь, «архэ» означает принцип единоначалия, власть, могущество, государство. Не подлежит сомнению, и это, кстати, подтверждается данными исследования, что рассматриваемый термин, употребляется византийским историком именно в обозначенном ключе. Так, в частности, у Пахимера находим известную и, видимо, широко распространенную в Византии поговорку, которая звучит как dpxfi 8єІєі dvSpa - «власть обнаруживает человека». Согласно такому утверждению, власть способна выявить и обнажить как худшие, так и наилучшие свойства человеческой души и поведения обладающего ей человека. Как мы увидим в дальнейшем, нередко под этим термином Пахимер подразумевает и само византийское государство, директивные компетенции власти которого простирались на известные территориальные пределы.
Что же касается вышеупомянутого нами термина dpxrjydc, то надо отметить оттенок уничижительного смысла, который в него вложен. Это слово служит для обозначения титула трапезундских императоров из династии Великих Комнинов и означает скорее княжеское достоинство, но не императорскую власть. Таким образом, Пахимер намеренно отказывает трапезундским правителям в императорском титуле, право на ношение которого, является исключительной прерогативой только владыки Константинополя как главы всей империи .
Не стоит, однако, думать, что для названия власти Пахимер пользуется только этим словом. К примеру, известен еще один термин, частота применения которого достаточно велика, и который звучит как кратос 7 (37) - «КРАТОС», также означающий силу и могущество. Он довольно часто служит в значении понятия императорской власти, например, rife /ЗааїХєіас крсітос 8.
Поскольку «архэ» означает в первую очередь государство, постольку возникает необходимость выявления официального названия государства, в котором жил сам Пахимер, а именно Византийской империи 9. Конечно, по количеству употребления и наибольшей универсальности слова РатХёа (360), faaiAeta ,0 (5) - «БАСИЛЕЙА», в источнике равных терминов, нет. Но, одновременно с этим, данное понятие достаточно определенно означает «царство», и может быть применимо к какому-нибудь конкретному царствованию в смысле количества лет правления. Поэтому, что касается какого-то конкретного и четкого наименования Византии, которое чаще всего использовалось Пахимером, то тут мы наблюдаем значительное разнообразие, приглядевшись к которому представляется возможным определить основные и оригинальные названия империи.
К ним можно отнести, в первую очередь, такое понятие, как т 3и Pojfialeoy f/ye ioulac тграуімітши п «ГЕГЕМОНИЯ, превосходство, преобладание государства Римлян». Это или близкое ему по названию понятие, означающее империю; встречается в тексте 11 раз. Далее, по частоте употребления следует выражение fj T(3v Ршраіми dpxfl , или «ВЛАСТЬ РИМЛЯН», можно читать как «могущество Римлян» -встречается 6 раз. Одно из наиболее адекватных и распространенных названий византийского государства, используемое обычно Пахимером, выглядит как ij тбіи Р і)цаІ(і)і /ЗаспЛєІа , или «РИМСКОЕ ЦАРСТВО»; частота употребления - 4 раза. Затем, в порядке убывания мы можем выделить: тши РыраШи elpijmrjc 14, что, скорее всего, означает ни что иное, как «МИР РИМЛЯН», возможно аналог латинскому Pax Romana; частота - 3 раза.
Затем следует обратить внимание на довольно любопытное название, которое выглядит как тши Рыр-аСши тгоХітєіас 15 - «общество Римлян» или «ГОСУДАРСТВО РИМЛЯН», частота его употребления, как видно, невелика, всего 2 раза. Здесь же придется отметить и еще одно из названий империи, такое, как TT)V Ршцаїши yfju16, что можно перевести как «земли или территории Римлян», которым Пахимер оперирует также 2 раза. Перечень наименований имперского государства у Пахимера исчерпывается словосочетанием тиїи РшраСюи іткратєіас , означающим не иначе как «всемогущество Римлян», и к которому византийскому историку пришлось обратиться только 1 раз.
Знания и убеждения относительно политической системы
Во все времена существования византийского государства представители его интеллектуальной элиты в той или иной мере находили применение своим способностям в политическом процессе. Можно с уверенностью констатировать, что в Византии интеллектуалы и власть всегда находились в тесной взаимосвязи.
Идеи патриотизма, служения обществу и государству, как известно, своими корнями уходят в древнеримскую культуру. Соответственно, эти идеи не могли не культивироваться и в среде византийских интеллектуалов, достаточно четко осознававших преемственность своих концепций от имперских государственно-патриотических теорий \
Дипломатический корпус, государственные чиновники и церковные должности высокого статуса, высший командный состав византийской армии зачастую формировались из числа наиболее просвещенных и грамотных носителей лучших традиций, настоящей элиты византийского общества. Поэтому «Византию можно счесть уникальной страной европейского средневековья по многим проявлениям ее жизнедеятельности, в том числе и по степени участия интеллектуальной элиты в процессе функционирования власти. Ни одна из ведущих стран средневековой Европы, достигнув упрочения централизованности, не знала столь насыщенной концентрации интеллекта во властной среде, как в Византийской империи» . Занимая определенную ступень в иерархической структуре и, выполняя служебный долг перед своим государством, византийский интеллектуал, естественно приобретал необходимые навыки, опыт политического общения и наблюдения. Под воздействием политической конъюнктуры, а также общих представлений человека об окружающем мире, происходило формирование знаний и убеждений, стереотипов поведения как по отношению к политической системе в целом, так и отдельным ее субъектам.
Начнем с рассмотрения проблемы представлений Пахимера о сущности человеческой природы, а также о совокупности факторов, влияющих, по мнению византийского историка, на формирование и развитие индивида. Далее, мы перейдем к рассмотрению вопросов, касающихся знаний византийского мыслителя о природе власти.
Рассуждая о человечестве Пахимер, конечно, не был слишком оригинальным мыслителем, т.к. его концепция северной и южной расы, на которые делится обитаемая часть мира, заимствована им из античной традиции (Гиппократ, Аристотель и др.). Физические, интеллектуальные и духовные особенности людей, относящихся к той или иной расе, зависят от влияния климатических условий и интенсивности солнечной энергии, которая приходится на тот или иной климатический пояс. В исследованиях, например, отмечалось, что «затронутый у Пахимера вопрос о влиянии климата на телесное и душевное состояние в средние века вообще менее занимал внимание, чем в древности. Можно утверждать, что до XIII в. он оставался в той же стадии, как и в римскую эпоху. Отмеченная у Пахимера черта о влиянии климата и солнечной теплоты на изменение физической природы людей и животных резко отмечена у арабских писателей» 4. Несмотря на то, что эта теория византийского историка получила освещение в историографии, остались не затронутыми, так сказать, ее политологические аспекты. Поэтому, целесообразно сделать акценты именно на этих моментах. Согласно Пахимеру, все человечество {йибрштгоС) на земле делится на две большие группы:
1. dv6pomoi j3opeioic 5 (ЛЮДИ СЕВЕРНЫЕ);
2. йіЮрсотгої иотіоїс 6 (ЛЮДИ ЮЖНЫЕ).
Выделенные, таким образом, две большие расы различаются между собой по многим внешним и внутренним (Пахимер, прежде всего, имеет в виду «телесные и духовные» - сгсо/іатисд каі фьхіктІ 7) признакам. Причина их коренного различия, как говорилось выше, кроется в солнце (TJALOI/) 8, тепло которого неравномерно распределяется в разных климатических поясах земли (кАі/іата rffc yfjfc) 9, между людьми и (6a)v 10, животными. Как на Севере, так и на Юге, солнце неодинаково воздействует на мозг {ёукёфаХои ) и человека, «размягчая» его. Более «разжиженное» состояние мозга, а таковое присуще только обитателям «жаркого пояса», способствует и наиболее интенсивной интеллектуальной деятельности. В силу преобладающих на Севере низких температур, мозг у проживающих там людей имеет и более плотную консистенцию, что в конечном итоге отрицательно сказывается на умственных способностях. На северном климатическом поясе цвет кожи (тд Sep/ia) людей и животных преимущественно ХєХєіисютаї 13, белого цвета, тогда как на Юге, fifiAaworai14, темного или черного.
Ценностные стандарты
В византиноведении уже неоднократно поднимался вопрос, касающийся изучения системы эмоциональных и морально-нравственных ценностей византийцев 151. Особенно эту проблему, можно было решать на материале известных деятелей византийской истории, прежде всего императоров. Это и не удивительно, т.к. о них в источниках содержится более всего информации. Сюда же можно отнести известнейших деятелей церкви, реже науки и культуры. Сами византийцы при оценке своих современников использовали, если так можно выразиться, «римскую шкалу ценностей» 152, поскольку себя идентифицировали с римлянами.
Если говорить о том, каких нравственных и аксиологических стандартов должно придерживаться или хотя бы частично обладать лицо, так или иначе задействованное в политическом процессе, то следует сразу отметить одну немаловажную деталь: сугубо конкретных рассуждений у Пахимера на эту тему не так уж и много. Имеющиеся в нашем распоряжении фрагменты, связанные с поставленной проблемой, являются скорее нравственно-оценочными характеристиками наиболее известных автору политических и церковных деятелей.
На наш взгляд, Пахимер проявляет удивительную способность и умение видеть в своих современниках те качества, которые просто необходимы для их непосредственного участия в процессе нормального функционирования всех властных структур как церковных, так и государственных. В соответствии с этим, необходимо осуществить подбор группы лиц, обладающих определенными системами ценностей, о которых сообщает византийский историк. Подвергнув анализу нравственно-психологические характеристики тех или иных персонажей, возможно выстраивание специфической иерархии ценностей, на основании которой мы можем получить косвенное представление о тех ценностных стандартах, которые были присущи и Пахимерову сознанию.
Таким образом, в перечень рассматриваемых исторических деятелей необходимо включить: 1) светских лиц, которые представлены фигурами императора Феодора II Ласкариса 153, деспота Иоанна Палеолога 154, и его родного брата императора Михаила VIII Палеолога 5, Великого логофета и историка Георгия Акрополита 15 . Перед нами, собственно два императора, затем полководец и далее, государственный чиновник высшего уровня; 2) во вторую группу лиц вошли, по преимуществу, церковные деятели, среди которых мы видим, конечно же, константинопольских патриархов Германа III 157, Иосифа I Галисиота (Омологита) 158, Иоанна XI Векка 159, Григория II Кипрского 160, Иоанна XII Косьму Созопольского 1б1.
Несколько особое положение в этом списке занимает известный византийский интеллектуал и книжник исследуемой эпохи Никифор Влеммид 162. Он хотя и не исполнял функции патриарха, но постоянно находился в центре религиозных и политических коллизий своего времени.
Для удобства, отобранный материал можно свести в таблицы, состоящие из 4 колонок. Соматопсихограммы 163 виднейших политических и церковных деятелей рассмотрим с точки зрения темперамента и характера, интеллектуальных способностей, и «праксиса», т.е. их поведения дома в обществе, в семье и т.п.
В таблице № 1 представлены «портреты» светских персонажей, при этом, порядок заполнения соответствующих колонок, исключает, например, данные внешнего облика личностей.
Как это ни странно, Пахимер, давая характеристики этих людей, фактически ничего не упоминает об их внешнем виде. Сведения, имеющиеся в нашем распоряжении, позволяют выявить не только фразы, отражающие этический и моральный облик обозначенных личностей, но и получить информацию о их физической культуре. Так, историк упоминает, что деспот Иоанн Палеолог, чтобы постоянно быть в форме, подпоясывался кожаным поясом и, будучи воином, часто ездил верхом. Если говорить о лицах духовных, то, например, патриарх Арсений Авториан, на встречу с императором едет верхом на коне, а Герман III, имел TOV асбцатос lcrxvpc3c 164, «крепкое и здоровое тело».
На основании данных таблиц, попытаемся выстроить иерархию ценностных стандартов, которая, должна быть присуща светским деятелям (наша выборка включает в себя императоров, чиновника высшего ранга, и профессионального военного). Анализ исходных данных показывает, что вырисовывается подобие закономерности ценностей. Ведь давая «портретные этюды» своих современников, перечисляя их добродетели и недостатки, сам автор невольно что-то был вынужден поставить на первое место, а что-то отодвинуть на второй план. Несомненно, где-то мы имеем дело с приоритетными, более значимыми для византийского историка ценностями, которые, предположим, являются имманентными и мышлению Пахимера.