Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 Морозов Станислав Вацлавович

Польско-чехословацкие отношения 1933-1939
<
Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 Польско-чехословацкие отношения 1933-1939
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Морозов Станислав Вацлавович. Польско-чехословацкие отношения 1933-1939 : дис. ... д-ра ист. наук : 07.00.03 Москва, 2006 522 с. РГБ ОД, 71:07-7/97

Содержание к диссертации

Введение

Глава первая. ОХЛАЖДЕНИЕ ПОЛЬСКО-ЧЕХОСЛОВАЦКИХ ОТНОШЕНИЙ В СВЯЗИ С «ПАКТОМ ЧЕТЫРЕХ» И ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПОЛЬСКО-ГЕРМАНСКОЙ ДЕКЛАРАЦИИ О НЕАГРЕССИИ 44

1. Противоречивый характер становления договорных отношений между Польшей и Чехословакией в 20-е - начале 30-х гг. Место Польши и Чехословакии в Версальско- локарнской системе 44

2. Влияние проекта «пакта четырех» на углубление противоречий в позициях польской и чехословацкой дипломатии 57

3. Отдаление внешнеполитических курсов Польши и Чехословакии в связи с парафированием «пакта четырех» 73

4. Поиск новых направлений во внешней политике Варшавы и Праги после подписания «пакта четырех» 85

5. Отказ Варшавы от заключения «вечного мира» с Прагой и форсирование политического соглашения с Берлином 98

Глава вторая. «НОВЫЙ КУРС» БЕКА В ОТНОШЕНИИ ЧСР. ПОЛЬСКО-ГЕРМАНО- ЯПОНСКОЕ СБЛИЖЕНИЕ В БОРЬБЕ ПРОТИВ ВОСТОЧНОГО ПАКТА 1934 - весна

935 гг. ФРАНКО-ЧЕХОСЛОВАЦКО-СОВЕТСКОЕ СБЛИЖЕНИЕ 127

1. Международная реакция на польско-германскую декларацию о ненападении 1934 г. «Новый курс» Бека, корректировка внешнеполитической программы «санации» 127

2. Оформление политики «искусственного дистанцирования» Варшавы от Праги. Планы МИД и II отдела Главного штаба Войска Польского создать подполье в Тешенской Силезии 136

3. Колебания политического курса польского МИД в отношении ЧСР в связи с нача

лом борьбы вокруг Восточного пакта 145

4. Возобновление польским МИД политики «искусственного дистанцирования». Сотрудничество МИД и II отдела Главного штаба Войска Польского в создании подполья в Тешенской Силезии 164

5. Пик обострения польско-чехословацких отношений: конец 1934 - весна 1935 г. Углубление сотрудничества МИД и II отдела Главного штаба Войска Польского, создание организации «Поготове млодых поляков за границей» 175

6. Апофеоз польско-германского сближения: март-апрель 1935 г 193

7. Роль Японии в восточных планах Польши и Германии 199

8. «Замораживание» отношений между Польшей и ЧСР в связи с подписанием совет

ско-французского и советско-чехословацкого договоров 208

Глава третья. ПОЛЬСКО-ЧЕХОСЛОВАЦКИЕ ОТНОШЕНИЯ В УСЛОВИЯХ КАРДИНАЛЬНОГО ИЗМЕНЕНИЯ РАССТАНОВКИ СИЛ В ЕВРОПЕ (май 1935 - март 1936 г.) 231

1. Перемещение чехословацкого направления польской внешней политики в сферу интересов германского МИД. Античехословацкая кампания в германской прессе, обострение польско-чехословацких отношений летом 1935 г 231

2. Эскалация активности польского подполья в Тешенской Силезии осенью 1935 г. Завершение организационного оформления сотрудничества МИД и Главного штаба Войска Польского - начало деятельности т.н. Комитета семи. Политическая установка польского МИД - представить Бенеша покровителем III Интернационала 244

3. Введение Прагой в ноябре 1935 г. особого положения в Тешенской Силезии, при остановка деятельности польского подполья. Избрание Бенеша президентом ЧСР 251

4. Польско-чехословацкое соперничество за обладание «итальянской нишей» в Центральной Европе 260

5. Польская и чехословацкая дипломатия и ремилитаризация Рейнской области 273

Глава четвертая. ПОЛЬСКО-ЧЕХОСЛОВАЦКИЕ ОТНОШЕНИЯ ПОСЛЕ ВЫХОДА ГЕРМАНИИ ИЗ ЛОКАРНСКИХ СОГЛАШЕНИЙ. БОРЬБА БЕКА ЗА СОЗДАНИЕ «НЕЙТРАЛЬНОГО БЛОКА» 289

1. Польская и чехословацкая дипломатия в поисках новых путей обеспечения безопасности. Разработка II отделом Главного штаба Войска Польского в мае 1936 г. планов отчуждения Спиша и Оравы. Активизация деятельности Бека внутри Малой Антанты. Первые шаги Бенеша по созданию «буковинской» железной дороги 289

2. Провал интриги, направленной на отставку Бека. Разработка Варшавой «словацкого» направления. Начало процесса изоляции ЧСР внутри Малой Антанты 304

3. Обострение польско-чехословацких противоречий в связи с заключением антикоминтерновского пакта. Соперничество Варшавы и Праги за Румынию. Начало строительства «буковинской» железной дороги 322

4. Начало процесса изоляции ЧСР на международной арене. Акцентирование проблемы польского меньшинства в Чехословакии осенью 1937 г. Объединение польско германсковенгерских усилий на чехословацком направлении. Возобновление деятельности в феврале 1938 г. организации «Поготове млодых поляков за границей» 347

5. Обвинение Варшавой чехословацких властей в пособничестве III Интернационалу. Попытка Праги экономически сблизиться с Варшавой. Ускорение темпов строительства «буковинской» железной дороги. Сдерживание западной дипломатией пилсудчиков во время «майского кризиса» в ЧСР 373

6. Изоляция ЧСР внутри Малой Антанты. Активизация польско-венгерского взаимодействия на чехословацком направлении. Польско-чехословацкий кризис, предъявление Варшавой ультиматума. Провал планов Бенеша в связи с «буковинской» железной дорогой и отторжение у ЧСР Тешенской Силезии 395

7. Деятельность польских диверсионных отрядов в Тешенской Силезии. Позиция чехословацкого и советского руководства в дни Мюнхена 426

Глава пятая. ПОЛЬСКО-ЧЕХОСЛОВАЦКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПЕРИОД ВТОРОЙ РЕСПУБЛИКИ. КРАХ КОНЦЕПЦИИ «ИНТЕРМАРИУМ» 456

1. Сложный характер польско-чехо-словацких отношений в условиях политического диктата

Германии, новые требования территориальных уступок со стороны Варшавы 456

2. Создание временного польско-венгерского фронта для установления совместной границы, первый Венский арбитраж. Крах операции «Лом», попытка Будапешта и Варшавы отторгнуть Закарпатскую Украину и отпор со стороны Берлина. Отторжение Варшавой у Словакии Спиша и Оравы, соглашение в Закопане 467

3. «План полковника Ковалевского», отказ Рима и Будапешта от планов создания «нейтрального блока». Попытка пилсудчиков в марте 1939 г. захватить ясинский участок «буковинской» железной дороги и ее провал 477

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 504

Список источников и литературы 511

Введение к работе

Путь, который прошли европейские страны с 1919 по 1939 гг. знаменателен тем, что он послужил своеобразным мостом от первой мировой войны ко второй. Наиболее ярко содержание политики отдельных государств начало проявляться в период 1933 — 1939 гг., когда в Германии к власти пришел Гитлер, и реакционные круги западноевропейских стран своей политикой стали его подталкивать к агрессии против СССР. Это несло угрозу двум западнославянским государствам - Польше и Чехословакии, которые по-разному отнеслись к подобной перспективе и различным образом выстраивали свои отношения как с третьим рейхом, так и друг с другом.

Польско-чехословацкие отношения в 1933 - 1939 гг. складывались непросто. Это было следствием, как предшествовавшего исторического развития, так и сложных политических процессов в период после 1918 г. Первый русский геополитик П.Н. Савицкий справедливо полагал: «Поляки и чехи в культурном смысле относятся к западному «европейскому» миру, составляя одну из культурных областей последнего»1.

Западная историография обращала внимание не на культурный, а на политический аспект их сосуществования. Историк 3. Гонсиоровский утверждал: «Дружелюбие не являлось наиболее характерной чертой польско-чехословацких отношений в течение обозримого исторического прошлого. Несмотря на религиозную общность, родство языков и влияние западноевропейской цивилизации, всегда существовал более значимый фактор этно-психического свойства - неприязнь, неизменно влиявший на эти две братские нации»2.

Хотя это утверждение и представляется несколько односторонним, но некое зерно объективности в нем присутствует. Основной источник конфликта между поляками и чехами Гонсиоровский усматривает в различии подходов к их борьбе за свободу. Чехи с самого начала неизменно занимали лояльную позицию в отношении России. Они искренне верили в то, что именно старшей славянской сестре, России судьбой предуготовано их освободить, и связывали свои надежды с ней. В отличие от чехов поляки считали Россию вплоть до начала XX в. одним из угнетателей, в свержении которого они усматривали свой шанс освобождения. Когда они пытались этого добиться во время национальных восстаний 1830 и 1863 гг., чешские лидеры относились к ним критически, что, естественно, также озлобляло поляков против чехов. По этой же причине большей части поляков была свойственна искренняя нелюбовь к идеям панславизма, которые, наоборот, были близки многим чехам.

В последней трети XIX в. трещина между двумя народами продолжала расширяться и углубляться. После 1869 г. австро-венгерские поляки, стремясь получить автономию

Галиции, стали проводить политику лояльности и сотрудничества по отношению к Вене. Вследствие этого близкие взаимоотношения между польской и венгерской аристократией стали особенно ненавистны чехам. Они испытывали чувство обиды за то, что поляки, уступавшие чехам по численности, получали большую политическую власть и влияние в Австро-Венгерской империи. Поляки, в свою очередь, не одобряли чешских симпатий к украинскому национализму в Восточной Галиции, поскольку он бьш направлен против польского верховенства в этом регионе3.

Первая мировая война и Октябрьская революция 1917 г. в России, ставшая своеобразной прелюдией к обретению независимости поляками4, а также чехами, объективно подготовили условия для того, чтобы придать скрытому конфликту, дозревавшему в их сердцах и умах, открытую форму - территориального спора из-за богатого углем и промышленно развитого района - Тешенской Силезии5. Его основным объектом бьш Остравско-Карвинский угольный бассейн, расположенный в треугольнике рек Одры, Остравицы и Оравы с городами Тешен, Фриштат, Фридек, Богумин и Моравская Остра-ва. На Парижской конференции и поляки, и чехи стремились получить в этом вопросе поддержку великих держав - Англии, Франции и США, для чего обращались к различным аргументам6. Польский представитель в Париже Роман Дмовский использовал для обоснования территориальных притязаний этнический критерий, т.к. по австрийской переписи населения 1910 г. в Тешенском и Фриштатском поветах преобладало польское население7. Глава чешской делегации Эдуард Бенеш делал основной акцент на необходимости возрождения будущего чехословацкого государства в его исторических границах8, а также указывал на хозяйственное и коммуникационное значение этого региона для развития ЧСР9.

Спор почти сразу же перерос в конфликт и в результате последовавшего польско-чехословацкого военно-политического противостояния 1919 - 1920 гг., Совет послов 28 июля 1920 г. принял решение о разграничении территории бывшего Тешенского княжества, на основании которого большая часть Остравско-Карвинского угольного бассейна общей площадью 1 273 кв. км. (включая города Моравская Острава, Фриштат, Фридек, Богумин, Чешский Тешен) и крупнейшие металлургические предприятия (включая Тржинецкий комбинат) остались у Чехословакии10. После разграничения население Тешенской Силезии было распределено следующим образом:

Польша Чехословакия

Поляки 93 952(67,5%) 139 898(48,6%)

Чехи 2 295 (1,7%) 113 309 (39,5%)

Немцы 42 651 (30,7%) 34 265 (11,9%)

Другие 177 (0,1 %) 120 (0,0%)''

Этот шаг разочаровал большую часть польского общества и политического истеблишмента. В тот же день последовало заявление польского премьера И. Падеревско-го французскому президенту А. Мильерану: «В этих условиях, господин президент, очень маловероятно, чтобы благородная цель Верховного совета покончить с конфликтом и установить нормальные и добрососедские отношения между ЧСР и Польшей была достигнута. Поскольку решение, принятое Советом послов, создало между двумя народами, пропасть, которую нельзя засыпать... хотя польское правительство стремится полностью и лояльно выполнить все взятые на себя обязательства, ему никогда не удастся убедить польский народ, что справедливость восторжествовала. Национальное самосознание более сильно и прочно, чем правительства...»12.

Через два месяца, 24 сентября 1920 г., слова И. Падеревского о том, что несправедливое решение по вопросу Тешенской Силезии «создало пропасть между двумя народами», были повторены новым польским премьером В. Витосом в варшавском сейме13. Формула «пропасти между польским и чехословацким народами», произнесенная вторым лицом государства с трибуны национального собрания и подхваченная прессой, почти автоматически приобрела статус некоего негласного указателя в выработке приоритетов для будущих внешнеполитических программ. Словам великого пианиста и, волею судьбы, политика И. Падеревского о том, что «национальное самосознание более сильно и прочно, чем правительства», суждено было стать пророческими, потому что в польско-чехословацких отношениях всего межвоенного периода постоянно и незримо присутствовала т.н. «тешенская» проблема.

Польско-чехословацкий конфликт 1918 - 1920 гг. имел еще один весьма важный аспект - международно-политический, который по своей значимости, вероятно, далеко выходит за рамки двусторонних отношений. Речь идет о роли в его урегулировании двух великих европейских держав-победительниц - Англии и Франции, за которыми осталось последнее слово. Это, во-первых, создало некий прецедент их вовлеченности в польско-чехословацкие отношения и, во-вторых, наметило своеобразную модель построения взаимоотношений, в которой Польше и Чехословакии де-факто был придан статус «младших» партнеров в системе европейских международных отношений. Этот статус аксиоматически предполагал их подчиненное положение и соответственно исполнение ролей не первого, а второго плана, в то время как главные роли и режиссерские функции в большом европейском спектакле были отведены другим.

В качестве своеобразного сценария этого действа следует рассматривать итоговые документы Парижской мирной конференции (18 января 1919 г. -21 января 1920 г.), ставшие основой т.н. Версальской системы, получившей название по важнейшему мирному договору с Германией, заключенному 28 июня 1919 г. в Версале близ Парижа14.

Если не учитывать международно-правовой аспект признания Чехословакии в качестве независимого государства, то с формальной точки зрения для нее Версальский мирный договор с Германией играл в целом небольшую роль, поскольку он, за исключением незначительных корректировок границ в Глучинском и Глубчицком районах, не изменял прежних исторических чешских границ с германскими землями.

Второй мирный договор, с Австрией, заключенный 10 сентября 1919 г. в Сен-Жермене, также оставлял в основном прежние границы между австрийскими и чешскими землями; только Виторазский и Вальчицкий районы были присоединены к Австрии. В качестве своеобразной компенсации за них можно рассматривать включение в состав Чехословакии земель Закарпатской Украины, обеспечивших общую границу с Румынией. В стратегическом отношении Сен-Жерменский договор по сравнению с Версальским имел для Чехословакии более важное значение потому, что исключал возможность присоединения Австрии к Германии, позволяя избежать окружения чешских земель немецкой территорией с юга. Третий мирный договор, с Венгрией, подписанный 4 июня 1920 г. в Версале, в Большом Трианонском дворце, подтверждал линию границы по Дунаю до Комарно и далее на северо-восток до границы Закарпатской Украины. И, наконец, граница с Польшей была установлена в соответствии с уже упоминавшимся решением Совета послов от 28 июля 1920 г. Таким образом, рубежи ЧСР были проведены так, что общей границы с Советской Россией она не имела, ее территория оказалась как бы вытянута с северо-запада на восток и слегка сужена с северного и южного направлений, а соприкосновение с Германией имело место почти вдоль всей Чехии - от юго-запада и до северной части Моравии. Уже по этой причине отношения с Берлином имели большое значение для всей внешней политики Праги. Отношения с Германией играли для ЧСР тем большую роль, что первая, несмотря на поражение в войне и на ограничение ее военной мощи по Версальскому мирному договору, оставалась одной из главных европейских держав, а следовательно, важным фактором в европейских международных отношениях.

Германское направление имело не менее серьезное значение и для Польши. Вот как его оценивает польский историк Е. Козеньский: «Версальский договор... не только не удовлетворил ни одну из сторон, но и создал опасную и невыгодную ситуацию для Польши. Постоянная угроза Гданьску, западным границам Польши, отказ от их признания со стороны Веймарской республики заставляли Польшу постоянно быть бдительной вплоть до начала второй мировой войны»15. С этим мнением в целом согласны и российские историки: «За Германией сохранялся ряд польских земель, пограничной линии был придан причудливый, извилистый характер, создавалась неблагоприятная для Польши стратегическая обстановка, ее морские связи фактически ставились под гер-

манский контроль, почти все жизненные центры страны стали легко уязвимы» . К этим оценкам следует относиться с безусловным уважением, но хотелось бы несколько уточнить общее стратегическое положение второй Речи Посполитой.

Западная и юго-западная границы Польши пролегали вдоль р. Одры, включали Познань, но не включали Вроцлава, пересекали р. Варту и затем, сужаясь в северовосточном направлении, выходили к Балтийскому морю. На севере более 200 км балтийского побережья были польскими за исключением вольного города Гданьска, находившегося под формальным управлением Лиги наций, но поддерживавшего тесные экономические и политические связи с Германией. Польско-германская граница на севере была определена таким образом, что территорию Германии от Восточной Пруссии отделяло польское балтийское побережье, которое получило название «польского коридора». От Балтийского моря граница устремлялась в юго-восточном направлении к Восточной Пруссии, огибала ее с юга и затем, вновь резко прочерчивая изгибы на северо-восток, пересекала р. Неман между Вильно и Ковно, доходила до р. Даугавы, пересекала ее и затем пролегала вдоль территории Советской Белоруссии и Украины в строго южном направлении. На юге и юго-востоке Польша граничила с Чехословакией и Румынией, но не имела общей границы с Венгрией.

В отличие от Чехословакии, территория которой была, как бы вытянута с запада на восток, территория Польши напоминала некий равносторонний треугольник, южное и юго-западное основание которого приходилось на Чехословакию и Германию, западная и северо-восточная сторона - на Германию, Восточную Пруссию и Прибалтийские государства, а восточная, соответственно, на СССР и Румынию. Если Чехословакия имела общую границу лишь с одной великой державой - Германией, то Польше, наряду с германской, приходилось принимать во внимание и советскую границу.

Именно это обстоятельство - соседство с двумя великими державами17 - вынуждало польских руководителей выстраивать свою внешнюю политику в соответствии с т.н. концепцией «равновесия»18, которая была составной частью программы Ю. Пил-судского выживания Польши в условиях «существования между двух врагов». Польский исследователь М. Пулаский считает, что «характерной чертой польской дипломатии в межвоенный период была недооценка или даже игнорирование такого ценного фактора, каким был для польской политики Советский Союз»19. С течением времени исследовательские критерии претерпели определенные изменения, и в работах польских историков, созданных в более позднее время, например во второй половине 1990-х гг., имеет место стремление показать, что «концепция равновесия» носила объективный характер и была закономерным явлением для польской внешней политики межвоенного периода. Например, исследователи М. Каминский и М. Захариас, избегая в своих оцен-

ках отдавать предпочтение тому или иному внешнеполитическому направлению, утверждают, что Пилсудский готовил своих генералов к такой войне, где агрессором выступала бы Германия или Советский Союз. «На практике это должно было означать, что лишь соответствующая линия (курсив наш. - СМ) внешней политики может быть успешным орудием борьбы в отношении одновременной угрозы со стороны обоих могучих соседей»20.

К сожалению, они не поясняют мысль касательно того, какой должна быть эта линия, а главное, на чем она должна была основываться. Хотелось бы отметить, что варшавский МИД больше внимания уделял соблюдению внешней видимости «равно-удаленности» от Москвы и Берлина, т.к. в действительности прогерманский внешнеполитический курс министра Ю. Бека после подписания польско-германской декларации 26 января 1934 г. у многих не вызывал сомнения. Ведь в отличие от польско-советского пакта о ненападении от 25 июля 1932 г., предусматривавшего прекращение его действия в случае войны с третьей стороной, пакт Варшавы с Берлином носил не только оборонительный, но и наступательный характер, поскольку не предусматривал прекращения его действия в случае войны с третьей стороной. По замечанию профессора Йельского университета А. Джонсона, «дипломатические документы более других должны подвергаться сомнению. Открытый текст договора может иметь иное значение в сочетании с секретными статьями, не раскрытыми под тем или иным благовидным предлогом» .

В современной исторической науке давно сложилось понимание о связи внутренней и внешней политики. «Как правило внешнеполитический курс государств определяется характером его внутренней политики. Главной целью внешней политики является создание благоприятных международных условий упрочения правящих кругов и развития национальной экономики»22.

После распада Австро-Венгрии на чешских землях23 оказалось сосредоточено от 70 до 80% ее промышленного производства. Чехословакия входила в число первых десяти наиболее экономически развитых стран мира не только по производству на душу населения, но и по такому важнейшему показателю, как валовой выпуск продукции в ведущих отраслях промышленности24. Основное индустриальное производство было сконцентрировано в тяжелой промышленности - горнорудной, металлургической, машиностроительной и химической. Продукция чехословацкой промышленности была конкурентоспособной и успешно экспортировалась, в частности, в Австрию и многие другие страны. Поэтому одной из главных задач чехословацких правящих кругов во внешней политике было обеспечить рынки сбыта, прежде всего в Европе, для национального экспорта. Инструментом для ее реализации стало участие ЧСР в т.н. французской системе безопасности.

В отличие от индустриально-аграрной Чехословакии, Польша была аграрно-индустриальной страной, где в сельском хозяйстве было занято около 65% населения, в промышленности 9%, в ремесленном производстве 7% и в торгово-транспортной сфере 6%25. Тем не менее, первой отличительной чертой польской экономики было наличие высокоразвитой топливно-сырьевой базы и тяжелой промышленности, сосредоточенной в Домбровском бассейне и Верхней Силезии, а также развитой текстильной промышленности Лодзинского района и Белостока. Причем по степени концентрации промышленности Польша не уступала Чехословакии.

В отношении Польши было бы уместно использовать тезис о наличии внешнего и внутреннего факторов, формировавших ее внешнюю политику. В отличие от Чехословакии постоянным внешним фактором была необходимость незримого противостояния двум «великим соседям» - России и Германии. Не случайно маршал Пилсудский, говоря о целях польской политики, подчеркивал летом 1933 г., что Польша, создав систему безопасности с востока и запада, сможет войти «в стадию полной независимости своей политики и перевести свои отношения с Францией на нормальные рельсы (курсив наш.-СМ)»26.

Другим внешним фактором, воздействовавшим на формирование польской внешней политики до начала 30-х годов, можно рассматривать Францию, но ее лидерство в отношении Польши носило скорее формальный характер, который был следствием нескольких обстоятельств. Первым был опыт польско-французского взаимодействия во время Парижской мирной конференции, когда Франция в вопросе о территориальной принадлежности Тешенской Силезии поддержала Чехословакию, а не Польшу27. Этот выбор Франции28 во многом предопределил в дальнейшем более близкий характер сотрудничества с Чехословакией и некоторую степень отчужденности в отношениях с Польшей.

Вторым обстоятельством стала излишне самостоятельная и активная внешняя политика Польши в 1918 - 1920 гг. в установлении своих восточных и других границ. Если глава чехословацкой делегации Э. Бенеш на Парижской конференции чуть ли не каждый шаг в отношении границ согласовывал с Ллойд-Джорджем, Клемансо, лордом Бальфуром, Пишоном и другими западными политиками29, то главе польской делегации Р. Дмовскому приходилось их информировать о боях, которые вели польские части на украинских и белорусских землях. Эта, формально несанкционированная западными державами, активность польской внешней политики не могла не вызывать у них раздражения. Вот, к примеру, что писал влиятельный британский генерал Смэтс Ллойд-Джорджу о польской политике 22 мая 1919 г.: «Даже сейчас, во время работы конференции, поляки сопротивляются великим державам, а что будет в будущем, если про-

изойдет раскол держав, или если они столкнутся друг с другом? ...Можно с большой долей уверенности полагать, что как Германия, так и Россия вновь станут великими державами и что зажатая между ними новая Польша может процветать только при их доброй воле»30.

Когда же в результате этой авантюристической политики для того чтобы не допустить захвата Варшавы летом 1920 г. Франции пришлось в срочном порядке оказывать военное и экономическое содействие польскому правительству, то неожиданно выяснилось, что эта самостоятельность не имеет необходимого обеспечения. Это несоответствие между реальными возможностями экономического и военного потенциала Польской республики и неоправданной активностью ее внешней политики способствовало тому, что западные державы, в том числе Франция, стали с осторожностью относиться к Польше.

Каков же был внутренний фактор, воздействовавший на формирование внешней политики Польши? Он заявил о себе уже с момента обретения независимости и проявился в связи с установлением границ. В отличие от Чехословакии, имевшей конфликтный характер обретения границ лишь в Тешенской Силезии, обстоятельства установления польских границ приобретали конфликтный характер гораздо чаще. Это имело место в отношении Германии, Советской России, Литвы и Чехословакии, что отнюдь не благоприятствовало установлению добрососедских отношений с этими странами, а, наоборот, создавало некую атмосферу двусторонней сдержанности и недоверия. Ко-зеньский отмечает: «К началу 1932 г. Польша не имела отношений, урегулированных на дружественной основе, почти ни с одним из соседних государств. Исключение составляли лишь Румыния и Латвия, граничившие с Польшей на небольшом протяжении»31.

Конфликтный характер обретения польским государством своих границ объяснялся идеологическими установками правящих кругов. В качестве одного из негласных критериев, который они использовали при формировании внешней политики периода 1918 - 1939 гг. было стремление восстановить польские государственные границы 1772 г. Именно этот пункт в качестве отправного по территориальному вопросу выдвигал Р. Дмовский 29 января 1919 г. на первом заседании Совета десяти32. А вот что говорил 27 марта 1919 г. соратник Дмовского, видный деятель партии национальных демократов Станислав Грабский: «Польский народ не претендует на чужие земли. Польша не стремится к захвату и поглощению каких-либо земель с помощью силы, вопреки воле населения. Но, думается, весь сейм согласен с тем, что то, что польское, что те земли, на которых свой след оставила польская культура, должны принадлежать Польше»33.

В представлении польских правящих кругов расширение польских границ должно было способствовать возвращению Польше былого величия и обретению статуса

«великой державы». 1 февраля 1919 г. в одном из своих многочисленных интервью для иностранной прессы Ю. Пилсудский откровенно говорил о желании некоторых польских кругов присоединить к Польше Восточную Галицию и установить общую границу с Румынией, чтобы получить доступ к Черному морю. В ноябре 1919 г. Пилсудский заявил британскому посланнику в Варшаве, что его основной линией в отношениях с Россией является «бить большевиков». Правда, он добавил, что возможно и соглашение с Россией в случае, если обе стороны «договорятся»34.

Понимая, что основой возможного могущества может стать совместная граница с Венгрией, польские правящие круги стремились вывести Словакию из-под влияния Праги. В период работы Парижской мирной конференции польское правительство субсидировало деятельность словацких автономистов Андрея Глинки и Франтишка Еглич-ки35. В 1919 - 1920 гг. появился т.н. план «междуморья», предполагавший создание конфедерации государств, куда наряду с Польшей были бы включены прибалтийские государства и Украина. Основным его вдохновителем был Ю. Пилсудский36. Таким образом, внутренний фактор, формировавший польскую внешнюю политику, в отличие от чехословацкой, имел не экономический, а идеологический характер.

Можно было предположить, что характер двусторонних отношений между Польшей и Чехословакией будет складываться не просто - уж слишком много противоречий существовало между ними. Однако следует иметь в виду, что наряду с внутренними и внешними факторами, воздействовавшими на их политику, было еще одно серьезное обстоятельство, которое, казалось бы, должно было их объединить, - угроза германского реваншизма. Жизнь показала, что германская угроза не объединила Польшу и Чехословакию, а, наоборот, создала между ними непреодолимый барьер. Почему же вышло так, что рядом с «глубокой пропастью между двумя народами», о которой говорил в 1920 г. И. Падеревский, возник еще и непреодолимый барьер? В силу каких причин и кем он был воздвигнут, как долго просуществовал? Пытался ли кто-нибудь его преодолеть? На эти и многие другие вопросы можно дать ответ, лишь проведя серьезное исследование с привлечением разносторонних документов.

Проведение данного исследования является актуальным, прежде всего потому, что тема польско-чехословацких отношений в предвоенный период неполно освещена в отечественной литературе. Одновременно в значительной части современной историографии, прежде всего польской, имеет место тенденция перекладывания ответственности за развязывание второй мировой войны лишь на Германию и Советский Союз, что свидетельствует об актуальности ведения дискуссии. Наконец актуальность исследования обусловлена необходимостью введения в научный оборот целого ряда ранее не публиковавшихся архивных документов, ставших доступными в 1990-е годы и осве-

щающих тщательно скрывавшиеся от общественности закулисные действия польских правящих кругов в 1934 - 1935 и 1938 гг.

* * *

Советская историография осветила основные проблемы, связанные с происхождением второй мировой войны, внешней политикой СССР и ведущих западных держав накануне ее, в том числе ряд вопросов, имеющих отношение к польско-чехословацким отношениям 1933 - 1939 гг.37 Изданы труды, являющиеся серьезным вкладом в научную разработку вопроса, а также десятки монографических исследований по истории внешней политики западноевропейских держав между двумя мировыми войнами38.

Наряду с трудами о политике западных держав накануне второй мировой войны заслуживают внимания серьезные исследования по различным проблемам истории стран Центральной и Восточной Европы39. Наиболее изученными являются вопросы, связанные с деятельностью Малой Антанты в предвоенный период, внешней политикой Венгрии40. Существуют также коллективные исследования, в которых рассматривается политический кризис 1939 г. и реакция на него в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. Они представляют определенный интерес, т.к. в них можно увидеть последствия политики европейских держав, которую они проводили в предшествующий период в этом регионе41.

На русском языке написано несколько исследований, где вопросы внешней политики Чехословакии в межвоенный период рассматриваются как закономерный результат антинародного курса чехословацкой буржуазии и ее политического руководства, которое привело страну к Мюнхену. Концептуальная сторона этих исследований не чужда идеологических клише, но несомненным их достоинством является серьезная источнико-вая база, сформированная из материалов чехословацких, польских, венгерских и германских архивов42. Среди работ, посвященных внешней политике Чехословакии, существуют исследования, рассматривающие советский и венгерский аспекты двусторонних отношений43. Для нашей темы особый интерес представляют исследования И.И. Попа и А.И. Пушкаша, т.к. они имеют отношение к Венгрии, рассматривавшей Чехословакию, также как и Польша, с реваншистских позиций. Хортистское руководство Венгрии использовало в своих ревизионистских планах в отношении Чехословакии экономическое и политическое сближение с Германией, в этом с ним солидаризировался и режим «санации». Своеобразным итогом их сотрудничества стал т.н. первый Венский арбитраж, в соответствии с которым была произведена ревизия чехословацких границ осенью 1938 г.

Исторически сложилось так, что в СССР и на постсоветском пространстве существуют два основных центра изучения внешней политики межвоенной Польши - Москва и

Минск . Еще в конце 40-х гг. в Москве была опубликована статья М. Богуславского, посвященная борьбе политических группировок в Польше по вопросам внешней политики45. В ней, в частности, показано, что враждебная в отношении ЧСР политика варшавского МИД, достигла пика в сентябре 1938 г., однако о событиях того периода упомянуто лишь мельком. В конце 50-х и первой половине 90-х годов в Москве выходили академические издания «Истории Польши», где внешней политике режима «санации» были отведены соответствующие разделы46. Отношения с Чехословакией в межвоенный период в них рассматривались эпизодически на фоне противоречий, возникших из-за Тешенской области и «решенных» после Мюнхена.

Целый ряд проблем, посвященных «советскому» и «германскому» направлениям во внешней политике Польши в первой половине 30-х гг., был рассмотрен в научных статьях И.В. Михутиной47. В 1977 г. вышла ее монография, в которой на солидной источ-никовой базе исчерпывающе рассматриваются польско-советские отношения 1931 - 35 гг.48 В центре внимания этого труда - двусторонние отношения на фоне трех этапов: советско-польского договора о ненападении 1932 г., «пакта четырех» и борьбы вокруг Восточного Локарно. Автор вполне справедливо замечает, что польские правящие круги не желали мириться с диктатом западных держав и строили свою политику так, чтобы добиться «признания за Польшей тех привилегий, которыми пользовались западные державы в рамках Версальской системы»49. В то же время ее «попытки стать «великой державой» с помощью нескольких дипломатических маневров были далеки от реальности»50. Особую ценность для нашего исследования представляют сделанные ею наблюдения касательно того, что «в Варшаве считали реальным ограничить германскую экспансию продвижением на юг», не возражая против аншлюса Австрии и связывая ее «с перспективой отторжения у Чехословакии Тешенской Силезии, что Пилсудский считал одной из важных задач своей политики»51.

Советско-польским отношениям в 30-е гг. XX века посвящен также академический сборник, в котором представлены статьи польских и российских исследователей, подготовленный по материалам Международной научной конференции, организованной Институтом российской истории РАН и Институтом истории Польской академии наук в декабре 1999 г.52 Отличительными чертами статей польских ученых В. Матерского, С. Дембского, М. Захариаса, С. Грегоровича являются критическая оценка внешней политики СССР в

1938 - 1939 гг., и вывод о том, что стратегический курс советской дипломатии был факти
чески направлен на разрушение польской государственности.

Совершенно иной точки зрения придерживается В. Соколов, который оценивает сталинскую дипломатию как дальновидную, действовавшую накануне и после 1 сентября

1939 г. в полном соответствии с государственными интересами СССР. Польша же, наобо-

рот, стала жертвой недальновидности своего политического руководства, поскольку оно не стремилось к созданию системы коллективной безопасности в Европе. Следует отметить, что если внимание польских авторов сосредоточено на новых подходах к интерпретации уже известных источников, то российские ученые ввели в оборот целый комплекс ранее не публиковавшихся архивных документов.

Характерной чертой минского центра является преобладание исследований, посвященных двусторонним отношениям Польши в межвоенный период. В научных работах Д. Климовского рассматриваются польско-германские отношения в первой половине 30-х годов53. Он скрупулезно исследовал польско-германскую декларацию 26 января 1934 г. и пришел к выводу, что она легла в основу польской внешней политики в дальнейшем. В то же время, несмотря на фанфары со стороны официальных кругов, декларация стала «троянским конем», который привел польскую внешнюю политику к логическому финалу.

Традиция исследований, посвященных внешней политике Польши, продолжается и в настоящее время. В 2000 г. в Минске вышла монография Р. Лазько, посвященная этому направлению польской межвоенной истории54. Польско-чехословацкие отношения автор рассматривает в рамках господствующей в польской историографии «концепции равновесия», которая предполагает их исследование как своеобразной политической дуэли глав внешнеполитических ведомств - Юзефа Бека, отстаивавшего национальные интересы, и Эдуарда Бенеша, интриговавшего против него, чтобы перевести «германскую стрелку» на север, в чем ему помогал Париж.

В конце 90-х гг. представляющая для нас определенный интерес работа вышла в Казани. Речь идет о книге Я. Гришина о польско-чехословацких отношениях в 30-е годы55. Она не лишена определенных достоинств, главное среди которых то, что она стала первой русскоязычной работой по данной проблематике и периоду. Что же касается основной идеи работы, то она вполне описывается указанием ее автора, что и Прага, и Варшава стремились избежать роли жертв германской агрессии, «но каждый решал данную проблему по-своему, руководствуясь не долгосрочными, а краткосрочными интересами»56. На основе обширной, в основном польско-язычной, литературы автором делается вывод, что обе стороны в равной мере делят ответственность «за то, что не сложилось хороших двусторонних отношений между двумя славянскими странами в межвоенный период»57. По мнению Гришина, они проводили в отношении друг друга неправильную политику; в качестве главного недостатка подхода Праги он называет недальновидную позицию в отношении польского населения Тешенской Силезии, права которого нередко ущемляли местные чешские чиновники. Это создавало польским дипломатам основательный формальный предлог, чтобы дистанцироваться от Праги для защиты интересов польского населения Заользья. Слабым же местом политики варшавского МИД он видит в изначально не-

приязненном отношении к Чехословакии Ю. Бека и его окружения, стремившихся превратить ее в объект германской экспансии, что затрудняло сближение обеих стран для ее отражения. Подводя итоги, Гришин вполне уместно приводит утверждение X. Батовского, что Бек, мечтая о перестройке Центральной Европы, стремился не только отторгнуть те-шенскую землю, но и разрушить Чехословакию.

Несмотря на то что Я. Гришин упоминает о создании летом - осенью 1938 г. совместного польско-венгерско-германского фронта против Чехословакии, диверсионной деятельности польских отрядов на ее территории в сентябре 1938 г. и т.д., ответственность за сентябрьские события 1938 г., т.е. раздел ЧСР, возлагается им в равной мере как на пражское, так и на варшавское руководство, что по сути неверно, т.к. внешняя политика первого не носила агрессивного характера, в отличие от второго.

Представляется, что подобная непоследовательность или, скорее, противоречивость, присущая Я. Гришину, является следствием узости его источниковой базы, его монография написана преимущественно на основании польской исследовательской литературы. Им совершенно не использован такой важный вид источников, как архивные документы. Для работы казанского исследователя характерно игнорирование оценки влияния на польско-чехословацкие отношения в 30-е годы таких важнейших событий, как «пакт четырех» и польско-германской декларации 26 января 1934 г., отдаливших Польшу от ее союзников ЧСР и Франции и сблизивших ее с гитлеровской Германией, что по сути и определило характер и генезис польско-чехословацких отношений до 1938 г.

Другим следствием одностороннего характера источниковой базы монографии Гришина стало некорректное обращение с некоторыми фактами, что зачастую приводит его к противоречиям и отсутствию собственной точки зрения на большинство описываемых им важнейших событий, а также излишней доверчивости к мнению некоторых исследователей, которых он цитирует, воздерживаясь в то же время от собственных комментариев на те или иные сюжеты. Например, касательно планировавшегося визита Ю. Бека в Прагу в начале апреля 1933 г. Гришин сначала сообщает, что замминистра Крофта сообщил в Варшаву, что его приезду будут рады, когда он будет возвращаться из Женевы в Париж. Затем говорится о встрече Бека с Бенешем в Женеве, где они ни больше ни меньше как «обсуждают вопросы совместной акции Малой Антанты и Польши против проектируемого «пакта четырех» и договариваются о встрече в Праге. После этого якобы Бек получает указание из Варшавы такого рода вопросы не поднимать, предполагаемая поездка в Прагу сорвалась, и Бенеш обвинил Пилсудского в срыве переговоров.

Наконец, он приводит мнение историка Терлецкого о том, что приглашение для Бека вовсе не поступило из Праги вследствие встреч Бенеша с Саймоном 13 и 18 марта 1933 г., где чехословацкий министр «отверг предложение Бека по вопросу антигерманско-

го альянса». В заключение он вновь цитирует Терлецкого, что «эта тяжелая ошибка, допущенная чехословацкой стороной, значительно усилила недоброжелательность Пилсуд-ского и Бека к пражскому руководству и недоверие к его политическим шагам». После этого Гришин делает вывод, что «с этого момента и до осени 1933 г. польско-чехословацкий диалог о сближении отошел на задний план, ибо Варшава направляла все свои усилия в сторону Берлина, которые в конечном итоге привели в январе 1934 г. к

подписанию двустороннего пакта» .

В результате у читателя складывается впечатление, что чехословацкая сторона не прислала приглашения в Варшаву, и именно это якобы стало причиной охлаждения польско-чехословацких отношений и начала польско-германского сближения. На самом деле это не так, ибо Крофта приглашение прислал 25 марта, где было указано, что в Праге будут рады видеть министра Бека с супругой59.

Это изложение материала носит несколько некорректный характер, т.к. приведенные факты хотя и имели место, но происходили в различные отрезки времени. Не зная точно даты тех или иных событий, автор вынужден, как говорится, за уши их притягивать и пристраивать так, чтобы они не противоречили тому или иному мнению историографии. Для корректности следует соблюдать хронологию изложения событий и начать с того, что Бек и Бенеш в Женеве 17 марта выражали обеспокоенность английскому министру Саймону в связи с растущей угрозой ревизии границ со стороны Италии и Германии60. После того как 18-19 марта информация о «пакте четырех» стала достоянием широкой общественности, Бек запросил Прагу о возможности визита 2-3 апреля, чтобы посетить ее после своей предстоящей поездки в Женеву. Однако в связи с односторонними мерами, которые Варшава принимала, протестуя против этого проекта, поездка была отменена, и встреча Бека с Бенешем в Женеве после присланного Прагой согласия на визит, (которая имела место в соответствии с изложением Гришина) не могла состояться. Несмотря на повторное выражение готовности дворца Чернигов к визиту, польская сторона воздерживалась от него, пока в конце мая не стало известно о дополнительных французских гарантиях для Праги и новой позиции Малой Антанты в отношении «пакта четырех». Именно это событие перечеркнуло перспективы визита и подтолкнуло Варшаву к поиску путей сближения с Берлином, а не версия, приводимая Гришиным.

Казанский исследователь допускает и другие неточности. Например, он утверждает, что возникший между двумя странами в начале 1934 г. острый конфликт был связан с польским национальным меньшинством в Чехословакии61, что противоречит архивным документам. Они убедительно доказьшают, что конфликт из-за польского меньшинства действительно имел место, но был лишь прикрытием для реваншистских целей пилсудчи-ков. Еще за две недели до подписания польско-германской декларации 26 января 1934 г.,

когда стало ясно, что она будет подписана, варшавский МИД занял новую, более жесткую позицию в отношении ЧСР. Она была обусловлена соображениями тактического характера: имея на руках пакт о ненападении с Германией, держать дистанцию с Прагой до момента активизации германского фактора, когда появится возможность отторгнуть Тешен-скую Силезию. Именно с этой целью была развернута в отношении Чехословакии враждебная кампания, которая, в частности, предусматривала и активное использование про-

(л)

блемы польского меньшинства в Тешенской Силезии .

Гришин также сообщает, что польское дипломатическое представительство по поручению Варшавы «проводило диверсионную деятельность среди польского населения Заользья»63. Это также не соответствует архивным документам, свидетельствующим, что эту деятельность координировал и проводил II отдел Главного штаба Войска Польского (ВП). Если не судить строго эти и другие, более мелкие недоработки, как, например, некорректную постановку проблемы в начале работы64 и путаницу с использованием дипломатических рангов65, то книга может привлечь внимание как широкой аудитории, так и специалистов.

Рассмотрение вопросов международной политики, а также связанных с внешней политикой Польши межвоенного периода стало предметом исследования зарубежной историографии, прежде всего польской и чехословацкой. Наряду с трудами общего характера, посвященными внешней политике66, отношениям с другими странами67 и различным проблемам международных отношений в межвоенный период68, существуют также работы, рассматривающие те или иные аспекты отношений Польши с Чехословакией. Первые шаги в изучении этой проблемы в Польше были предприняты в связи с осмыслением событий польско-чехословацкого военного и дипломатического противостояния во время определения общей границы в 1918 -1920 гг.69 Основным источником для этих работ, как правило, служили воспоминания участников конфликта, они посвящены главным образом описанию борьбы за спорные территории. Для них характерно острое восприятие несправедливого, по мнению авторов, характера решений, принятых Советом послов в июле 1920 г. о границе между Польшей и Чехословакией.

Своеобразным толчком к росту числа публикаций по этой проблематике в середине и второй половине 30-х гг. стала работа виленского профессора В. Студницкого «Политическая система Европы и Польша», послужившая идеологической основой для предложенной Ю. Беком концепции «междуморья», или «третьей Европы», в которой давалось теоретическое обоснование необходимости раздела Чехословакии70. После выхода книги между польскими и чехословацкими авторами развернулась широкая дискуссия, в центре которой были проблемы, прямо или косвенно связанные с Тешенской Силезией.

В количественном отношении преобладали работы польских авторов. В некоторых из них поначалу превалировало стремление показать на примерах исторического прошлого различие в подходах поляков и чехов к важнейшему вопросу - путям и методам борьбы за свободу71. Другие хотя и охватывали меньший хронологический промежуток, но зато использовали в качестве одного из основных один и тот же критерий - более позитивное

отношение чехов к России, чем к Польше .

Одновременно увеличивалось количество публикаций, посвященных польскому населению Чехословакии. В Польском институте по сотрудничеству с заграницей комиссия по польско-чехословацким отношениям публиковала материалы статистического характера73. Они охватывали многие сферы существования польского населения - работу, образование, участие в органах управления и т.д. и демонстрировали дискриминационный характер политики чехословацких властей. Например, особо подчеркивалось, что польские рабочие были обязаны на работе использовать чешский язык, что участие поляков в сфере управления в процентном отношении было намного ниже их доли в населении и т.д.

Тенденция к показу неравного положения польского меньшинства прослеживалась почти у всех польских авторов. Так, В. Свораковский, являвшийся выразителем официальной точки зрения, рассматривая проблему польского населения Тешенской Силезии и акцентируя основное внимание на его неполноправном положении и ущемлении интересов со стороны чехословацких властей, подводил читателя к мысли, что наиболее целесообразным решением проблемы польского меньшинства было бы его воссоединение с ро-

_ "74

диной .

В Чехословакии «вызов» В. Студницкого был принят, и через год, в 1936 г., там была издана книга чехословацкого посланника в Бухаресте Я. Шебы «Россия и Малая Антанта в мировой политике». Выбор темы не был случайным, ведь после подписания советско-чехословацкого договора в мае 1935 г. в Праге стремились продемонстрировать Варшаве возросшую уверенность в своих силах. В работе красной нитью проводилась мысль о том, что естественным союзником Чехословакии является СССР, который, объединив усилия с Малой Антантой, может оказать достойный отпор экспансионистским намерениям Германии75. Одним из препятствий на пути реализации этой идеи было отсутствие общей советско-чехословацкой границы, в связи с чем указывалось на целесообразность советско-румынского сближения.

Не была оставлена без внимания в ЧСР и проблема польского меньшинства, которую чехословацкие авторы освещали не в контексте политики местных властей, как это делали польские публицисты, а с точки зрения обладания теми или иными правами по сравнению с меньшинствами, проживавшими в других странах Европы. В результате получалось, что положение польского меньшинства в Чехословакии было много благопри-

ятней, чем, например, польского в Германии, украинского в Венгрии или в той же Поль-ше76.

Следует отметить, что, несмотря на умеренный характер политических настроений Шебы, его книга спровоцировала в Польше реакцию более острую, чем в свое время книга Студницкого в Чехословакии. После протестов по дипломатической линии и совместных польско-германских усилий Шеба был отозван со своего поста77, а в польских работах на тему Заользья стала все четче проводиться мысль о несправедливости чешского господства на этих землях. Тем самым читателей подводили к мысли о необходимости их отторжения в будущем и воссоединения с родиной. После присоединения Тешенской Силезии к Польше осенью 1938 г. в публикациях возобладало чувство удовлетворенности, восторжествовавшей справедливости при одновременном стремлении осмыслить хозяйственную роль этих земель для национальной экономики78.

Помимо работ, придерживавшихся официальной точки зрения на польско-чехословацкие отношения79, встречались и другие. Например, К. Бадер80 затронул тему не в контексте положения польского меньшинства, а значительно шире. Он постарался подойти к ней более объективно. Исходя из географического положения обеих стран и их исторического опыта, он обратил внимание на общую опасность, источником которой являлась Германия. Бадер считал, что польская внешняя политика должна быть более реалистической и стремиться к более тесному взаимодействию с Чехословакией. Польско-чехословацкий союз при сотрудничестве с Францией позволил бы уменьшить угрозу германской опасности. Смелость иметь независимый взгляд на внешнюю политику Польши стоила автору дипломатической карьеры.

В планах «санации» важное место занимало словацкое направление. К 1938 г., когда национальные противоречия стали играть более заметную роль в ЧСР, в Польше были созданы работы, посвященные словакам и Словакии, а также перспективам ее политического будущего. Первые носили научный или научно-популярный характер и рассматривали словаков в контексте их исторического развития. Обращалось особое внимание на факт самодостаточного характера словаков, что подразумевало возможность их независи-мого от чехов существования . Вторые нередко имели характер политического заказа, в них речь шла о возможных вариантах решения словацкого вопроса: либо путем создания независимого от Праги государства, либо ее перехода под покровительство Венгрии или Польши. Так или иначе, но будущее Словакии в представлении этих авторов было связано с достижением общей польско-венгерской границы, что совпадало с концепцией министра Ю. Бека о «междуморье»82.

После 1939 г. в разработке темы наступает длительный перерыв83, и лишь после достигнутой в 1958 г. польско-чехословацкой договоренности об окончательном характере

домюнхенских границ в Тешенской области к ней вновь обращаются польские и чешские историки. Источниковая база исследований значительно расширяется за счет мемуа-

ров и документальных материалов, в связи с чем проблематика Тешенской Силезии и польско-чехословацких отношений приобретает более фундаментальный и систематизированный характер.

Особое значение для складывания их концептуальной основы имели труды крупного специалиста в области внешней политики Польши и международных отношений в межвоенный период, профессора Ягеллонского университета X. Батовского, убедительно показавшего недальновидный и авантюристический характер политики Ю. Бека87. Фундаментальное образование и серьезный жизненный опыт позволили ему прийти к наиболее глубоким научным выводам о характере польской внешней политики в отношении ЧСР в 30-е гг.88 Батовский был убежден, что бековская концепция «третьей Европы», или, как ее еще называли «междуморье», имела своей целью не столько отчуждение Заользья, сколько ликвидацию Чехословакии как государственного образования. Основным просчетом внешнеполитического курса Бека и его планов создания центральноевропейского блока во главе с Польшей он вполне обоснованно полагал нежелание Вежбовой учитывать истинные намерения Германии, «дружба» которой была обусловлена политическим расчетом, т.к. на самом деле она никогда бы не допустила столь значительного усиления Варшавы89.

Заметной работой о месте Чехословакии во внешней политике Польши в 30-е гг. стало исследование познаньского ученого Е. Козеньского90. Оно было первым, основу которого составили материалы пражского Архива министерства иностранных дел и варшавского Архива новых актов, позволившие в сочетании с другими источниками и обширной литературой охватить почти все сферы двусторонних отношений в 30-е гг91. Еще одним его достоинством стало объективное освещение искусственного характера враждебного курса варшавского МИД в отношении Праги и неприглядной деятельности польских консулов в Моравской Остраве Л. Мальхомме и А. Клотца. Работа выполнена очень тщательно, автор при рассмотрении различных аспектов проблемы старается сохранять научный подход, и это в большинстве случаев удается. Следует согласиться с основной посылкой работы, что «источники польско-чехословацкого конфликта следует искать с момента создания обоих государств, ведь уже тогда их разделили различные проблемы», т.е. конфликт возник до прихода Бека на пост руководителя дипломатической службы92.

Но в работе встречаются и некоторые спорные моменты. Так, трудно согласиться с предложенной Козеньским периодизацией развития двусторонних отношений в 30-е гг. Он считает, что отношения между Польшей и Чехословакией, не отличавшиеся теплотой в 20-е и начале 30-х гг., подверглись испытанию в 1933 г. Проект «пакта четырех» спровоцировал подписание польско-германской декларации 26 января 1934 г., после которой

Вежбовая заняла в отношении дворца Чернинов враждебную позицию. С января 1934 г. до декабря 1936 г. отношения соседей переживали кризис, а в 1937 - 1938 гг. на первый план выдвинулась проблема Тешенской Силезии при одновременной активизации польской стороной в 1936-1938 гг. словацкого направления.

Представляется, что эта периодизация носит поверхностный и условный характер, поскольку кризис в отношениях продолжал развиваться по нарастающей вплоть до «решения» проблемы Заользья осенью 1938 г. Да и последующие дополнительные ректификации пограничной линии в этом регионе, навязанные Беком Хвалковскому, подписанное 30 ноября 1938 г. со Словакией соглашение в Закопане, по которому Спиш и Орава отходили к Польше, по замечанию Е. Козеньского, лишь внесли дополнительный диссонанс в отношения между народами. Кроме того, новая тактика в отношении Праги стала применяться Варшавой не после подписания декларации от 26 января 1934 г., а, как свидетельствуют архивные документы, двумя неделями раньше.

На наш взгляд, изложение автором материала в виде небольших очерков внутри одной главы, не связанных одной мыслью, придает монографии скорее описательный, чем исследовательский характер, не способствует концептуальной подаче материала. В особенности это касается польско-германского дипломатического взаимодействия в отношении Чехословакии, что проявлялось прежде всего в расшатывании изнутри Малой Антанты и изоляции ЧСР от партнеров - Румынии и Югославии. Автор же упоминает о польско-германском сотрудничестве в основном лишь применительно к событиям весны - осени 1938 г.93

В еще большей степени удивляет игнорирование польским ученым роли и места во внешней политике варшавского МИД и в контексте польско-чехословацких отношений планов по созданию «нейтрального блока». Ведь они с мая 1935 г. стали занимать центральное место в европейской политике Ю. Бека и изоляция ЧСР внутри Малой Антанты понадобилась ему именно для того, чтобы вовлечь Румынию и Югославию в этот блок, которому в итоге так и не суждено было состояться. Тем не менее, говоря о монографии Козеньского в целом, следует подчеркнуть, что она оказала значительное влияние на дальнейшие исследования чехословацкого направления польской внешней политики в 30-е гг.

В отличие от Е. Козеньского, другой познаньский историк, М. Пулаский уделил германскому направлению в польской внешней политике 30-х гг. значительно больше места. Прежде всего потому, что он рассматривал не двусторонние, а трехсторонние поль-ско-чехословацко-германские дипломатические отношения. Пулаский вполне справедливо отметил, применительно уже к 1935 г., что «политики из Аусвертигес Амт успешно управляли позицией Польши, используя ее как ширму для маскировки своих истинных

« 94

целей» .

Увеличение количества объектов исследования обусловило и расширение источ-никовой базы работы за счет привлечения материалов из Библиотеки конгресса в Вашингтоне о пражской миссии гитлеровских эмиссаров Гаусгофера и Траутсмандорфа осенью 1936 - зимой 1937 г. с целью заключения двустороннего договора. Оценивая их переговоры с Бенешем, Пулаский пришел к выводу, что чехословацкий президент стремился к соглашению по образцу пакта Нейрат - Липский от 26 января 1934 г. С нашей точки зрения, это утверждение спорно, ведь глава ЧСР, ведя эти переговоры, имел в виду прежде всего придание ему не политической, а экономической направленности, что позволило бы ему успешнее противодействовать Германии на австрийской территории и в борьбе за влияние на Югославию в рамках Малой Антанты.

По сравнению с Е. Козеньским, М. Пулаский делает более глубокие выводы о влиянии, которое оказывала германская внешнеполитическая линия на политику Бека относительно Чехословакии и в особенности Малой Антанты во второй половине 30-х гг.95 Однако автором не были задействованы архивы пражского и варшавского МИД, поэтому он нередко обращался к работе Козеньского. В целом познаньским историкам удалось довольно глубоко и с относительной долей объективности осветить ролевые взаимоотношения внутри треугольника Польша, Чехословакия и Германия на протяжении 30-х гг.

Если одной из узловых проблем в исследовании М. Пулаского является польско-германское сближение во второй половине 30-х гг., то в центре внимания американского историка П. Вандыча - франко-польско-чехословацкие отношения в 1926 - 1936 гг., т.е. от Локарнской конференции до ремилитаризации Германией Рейнской области96. В отличие от Е. Козеньского и М. Пулаского, П. Вандыч рассматривает взаимоотношения Праги и Варшавы с точки зрения эволюции политики ведущих европейских держав, и прежде всего Франции, роль которой после Локарно была весьма значительна. Однако после декабрьской декларации «пяти держав» 1932 г., предоставившей Германии равные права в области вооружений, борьбы вокруг «пакта четырех» и Восточного Локарно, ее влияние на европейскую политику постепенно уменьшалось, что и привело, по мнению П. Вандыча, к медленному, но неуклонному угасанию французской системы безопасности. Наиболее наглядно ее беспомощность проявилась весной 1936 г., в момент ремилитаризации Германией Рейнской области, когда Франция, лидер трехстороннего союза, не пошла на решительные меры без согласия Англии, роль которой к тому моменту значительно возросла.

К достоинствам его исследования следует отнести широчайшую источниковую базу, которая наряду с пражскими и варшавскими архивами включает также документы парижских архивов, Лондонского института В. Сикорского и Нью-йоркского института Ю. Пилсудского. Одновременно хотелось бы отметить, с нашей точки зрения, излишне ус-

ловный характер верхней хронологической рамки исследования, т.к. союз Франции с Польшей и Чехословакией в 1936 г. не прекратил своего существования, а лишь продемонстрировал беспомощность в той политической ситуации. На самом деле финалом его существования стала не ремилитаризация Рейнской области в 1936 г., а Мюнхенская конференция в сентябре 1938 г., когда каждый из участников занял определенную позицию. Кроме того, за пределами научного внимания Вандыча оказался такой важный участник международных отношений как Советский Союз, против которого объективно была направлена Версальско-локарнская система, что в значительной степени уменьшает ценность его работы. Наряду с этим он не включил в круг источников мемуары столь информированного очевидца событий того времени, как французская журналистка Ж. Табуи, у которой содержатся некоторые весьма важные свидетельства для историографии по польской внешней политике.

В начале 30-х гг., когда в большой европейской политике наблюдались первые признаки резкой активизации Германии, в польско-чехословацких отношениях имели место попытки политического сближения. Изучению этого сюжета посвящено несколько работ польских и чешских исследователей. В центре их внимания 1932 - 1934 гг., когда сначала имели место предварительные контакты представителей польских и чешских военных в Праге, а затем, с января 1933-го по январь 1934 г., встречи Бенеша и Бека в Женеве, которые, однако, не привели к достижению договоренности или подписанию двустороннего соглашения97. В оценке причин неудачи этих попыток польские и чешские историки расходятся. Если польские исследователи склонны констатировать нежелание Бенеша подписывать соглашение с Польшей вследствие его уклончивой позиции, то чешские объясняют его осторожное отношение к Варшаве обоснованными опасениями быть втянутым в возможный польско-германский конфликт. Следует отметить, что не только чехословацкий министр, но и его польский коллега Бек также был склонен сохранять дистанцию в двусторонних отношениях. Это особенно ярко проявилось в период борьбы вокруг проек-та «пакта четырех» , на что обратили внимание в своих работах Е. Томашевский, Я. Ва-лента и П. Вандыч". Немаловажное значение для изучения этой темы имел проведенный В. Бальцераком анализ инструкции Бенеша, направленной дипломатическим представительствам в марте 1934 г. после подписания польско-германской декларации от 26 января 1934 г. и уведомления Бека о том, что «когда варшавское правительство сочтет нужным, оно [само] обратится в Прагу»100.

Осторожная позиция Бенеша в отношении сближения с Варшавой была вызвана, в частности, и теми методами, которые использовал «санационный» режим во внешней политике. Одним из них был блеф о якобы готовившейся Польшей совместно с Францией превентивной войне против Германии, искусственно созданный весной 1933 г. Вопрос о

возможных военных действиях с целью предупредить германское нападение неоднократно рассматривался в историографии. Польские эмигрантские историки поставили под сомнение достоверность факта польского предложения Франции и, обсуждая эту проблему, стремились показать, что сближение с гитлеровской Германией носило вынужденный характер и происходило в результате отказа Франции от превентивной войны1 '. Исследователи Народной Польши пришли к выводу о том, что нет ни прямых, ни косвенных документальных свидетельств существования подобных польских предложений102. В опубликованной в 90-е гг. в Польше работе жившего после второй мировой войны в США Я. Карского, и ставшей своеобразным стандартом для нынешних польских историков, это утверждение вновь повторяется103. И.В. Михутина фактически разделяет это мнение, указывая, что «против факта польского предложения свидетельствует общее направление польской политики», в которой «тенденция к нормализации отношений с Германией проявилась еще до сформирования нацистского правительства»14.

Имеющиеся к настоящему моменту по этому вопросу в историографии точки зрения, несомненно, заслуживают уважения. Но нельзя игнорировать и существование такого источника, как мемуары Ж. Табуи, прямо свидетельствующие о визите в Париж в январе 1933 г. посланца Ю. Пилсудского, «вручившего французскому премьеру Поль-Бонкуру личное послание маршала с настойчивой просьбой сообщить мнение Франции относительно своевременности превентивной войны против Германии». В нем также речь шла о готовности 5 польских армейских корпусов вторгнуться в Восточную Пруссию105. Французская пресса подтверждает визит в Париж и встречу с Поль-Бонкуром в январе 1933 г. польского сенатора, члена комиссии по иностранным делам Е. Потоцкого106.0 нем свидетельствует и беседа самого Потоцкого с французским послом в Варшаве Ж. Ларо-шем107. Что касается утверждения И.В. Михутиной, то оно по форме верно, т.к. посланец привез не предложение, а лишь вопрос маршала «относительно своевременности превентивной войны против Германии». Следует согласиться и с ее утверждением, что общее направление польской политики свидетельствовало о тенденции к нормализации отношений с Германией, ибо целью послания было получить не согласие Франции на превентивную войну, а отказ от нее, чтобы начать более активное сближение с Германией, о чем и сообщает Табуи108. Этот шаг Пилсудского свидетельствует о том, что его разочарование в западном союзнике наступило не в период борьбы вокруг «пакта четырех», а еще в самом конце 1932 г., когда Париж присоединился к «декларации пяти держав», согласившись на признание за Берлином равенства в вооружениях.

Наряду с работами о двусторонних отношениях в 1933 - 1934 гг. существует достаточно обширная литература, посвященная их кульминационному периоду летом - осенью 1938 г. Здесь пальму первенства держат польские авторы. В первой половине 60-х гг. вы-

шла серия работ С. Станиславской. Начав с комментария к дипломатическим документам, касающимся польско-германского обсуждения в феврале 1938 г. плана предполагаемого раздела ЧСР, она перешла к исследованию «майского кризиса» 1938 г. в Чехословакии и в итоге написала заслуживающую внимания работу о т.н. «большой» и «малой» политике Бека в 1938 г.109 Достоинством ее трудов является широкое привлечение материалов варшавского МИД. Одновременно, и это отмечали в свое время польские историки, ей присуща некоторая категоричность в выводах. Например, на основании февральской встречи Бека с Герингом она утверждает, что оформился совместный польско-германский фронт, хотя нацистский функционер упорно избегал обсуждения чехословацкой темы. Он лишь дал собеседнику возможность обозначить польскую заинтересованность в Тешенской Си-лезии, а в конце беседы намекнул, что она не встретит возражения со стороны Германии. Представляется также не вполне обоснованным ее утверждение об агентурной деятельности министра Бека в пользу Германии110.

В заключение следует упомянуть еще о двух направлениях в современной польской и чехословацкой историографии. Первое связано с исследованием людяцкого движения и «словацкого» направления во внешней политике Бека1" с целью дестабилизации внутриполитического положения ЧСР. Для этого Вежбовая действовала через консула в Братиславе В. Лачинского, а также одного из доверенных лиц лидера словацких автономистов А. Глинки, главного редактора журнала «Словак» К. Сидора. Это направление многосторонне рассмотрено Э. Орлоф, которой, однако, на наш взгляд, не удалось избежать формального подхода и определенной идеализации образа Сидора. Несмотря на по-лонофильство, Сидор, как, впрочем, и Глинка, вполне осознавал, что за повышенным вниманием санационного МИД к автономистскому движению скрываются практические интересы, которые и проявились после Мюнхена в форме территориальных притязаний.

Второе направление, которое заявило о себе особенно настойчиво в последние годы и к представителям которого можно, в частности, причислить Я. Валету, А. Эссена, И. Деймека, О. Терлецкого, занимается изучением деятельности руководителей го-сударств и внешнеполитических ведомств . Представляется вполне естественным, что современные оценки чехословацкими и польскими историками таких фигур, как Масарик, Бенеш, Пилсудский, Бек, не очень изменились, т.к. источниковая база их исследований осталась прежней. Для понимания методов польской внешней политики несомненную ценность имеет наблюдение пражского историка Я. Валенты о том, что политическое мышление и механизм выработки решений Ю. Пилсудского были «типично и традиционно польскими», сформированными традициями польских восстаний XIX в. Более того, как нам представляется, эта черта оказалась присуща не только польскому диктатору, но и дипломатам с Вежбовой, и офицерам Главного штаба Войска Польско-

го, планировавшими и подготавливавшими с 1934 г. «восстание» поляков в западной части Советской Украины, осенью 1938 г. польского меньшинства в Тешенской Силе-зии, а осенью 1938 - марте 1939 гг. «восстание» в Закарпатской Украине.

Что касается работ краковского историка А. Эссена и пражского историка Й. Деймека, пытающихся как-то обобщить и оценить деятельность Э. Бенеша на польском направлении в 20-е и 30-е гг., то они являются своеобразным продолжением завуалированной полемики Е. Томашевского и Я. Валенты, которые в конце 70-х попробовали представить польский и чешский подходы к проблеме двусторонних отношений в 30-е гг. в рамках одной статьи113. Тогда, на примере генезиса позиций руководства ЧСР и Польши в связи с «пактом четырех», обоим авторам удалось показать различие их подходов и закономерность расхождения в дальнейшем внешнеполитических курсов Праги и Варшавы. Что касается книги О. Терлецкого «Юзеф Бек», вышедшей в 1985 г. и посвященной не столько личности самого министра иностранных дел, сколько его политике, то ее можно рассматривать как знаменующую начало процесса пересмотра сложившегося в 60 - 70-е гг. в польской историографии мнения об агрессивной природе внешней политики режима «санации».

В настоящее время польские историки активно разрабатывают новую концепцию истории внешней политики в межвоенный период"4 и, в частности, в 30-е гг. Их усилия направлены на то, чтобы, с одной стороны, поднять на щит концепцию «равновесия» Пилсудского и доказать нейтральный и миролюбивый характер его внешней политики, а с другой - показать «традиционную враждебность» России по отношению к Польше. Но делается это не за счет введения в оборот и осмысления ранее не изданных источников, а путем новой интерпретации уже известных исследователям документов. Основной целью пересмотра прежних оценок, особенно интенсивного в последнее время, является стремление показать правильность проводимой режимом «санации» политики «равновесия» между Германией и Советским Союзом. В этом они перекликаются с частью исследований западных историков, созданных в 60 - 70-е гг.115

Так, варшавский историк С. Грегорович замечает: «С точки зрения польских государственных интересов 1939 год стал роковым для Польши. Два враждебно относящихся к ней соседа договорились об антипольском сотрудничестве и напали на нее, т.е. свершилось то, чего более всего опасались польские политики»"6. Безусловно, факт раздела Польши в сентябре 1939 г. был результатом пакта Молотов - Риббентроп, но также и следствием предшествующей политики Бека, включавшей концепцию «равновесия». Кроме того, вводимые в последнее время в оборот документы позволяют утверждать, что за кулисами польско-германской борьбы против проекта системы коллективной безопасности в течение 1934 - весны 1935 гг. пилсудчики и нацисты активно

готовили почву для совместного с японскими милитаристами нападения на Советский Союз"7. А недавно опубликованные архивные документы 2-й экспозитуры II отдела Главного штаба ВП свидетельствуют, что в период с лета 1935 по осень 1938 гг. польские спецслужбы сформировали на чешской территории и привели в действие террористическую сеть, чтобы реализовать одну из главных целей внешней политики режима санации - отторгнуть от Чехословакии Тешенскую Силезию , т.е. фактически выступили заодно с гитлеровской Германией.

Заметна и такая тенденция, как рассмотрение направленности и характера польской и чехословацкой внешней политики в отрыве от политики Англии, Франции, Германии и СССР, стремление переложить на советское руководство ответственность за политику умиротворения, проводившуюся по инициативе Англии западными державами в отношении Гитлера, итогом которой стали аншлюс, Мюнхен и оккупация Чехословакии. Например, варшавский историк М. Захариас, называя Гитлера фантастом, пишет, что «ошибки Бека были ничем по сравнению с виной тех, кто это политическое фантазирование допускал и даже создавал для него возможности, прежде всего Сталина, который руководствовался собственными, не менее утопическими целями»119. Создается впечатление, что Захариас никогда не слышал о ноябрьском 1937 г. визите в Оберзальцберг лорда Галифакса и его беседе с Гитлером, когда фюрер фактически получил санкцию на захват Австрии, Чехословакии и Гданьска.

Таким образом, отечественными и зарубежными историками проведена большая работа по изучению различных аспектов польско-чехословацких отношений в 30-е гг. в международном контексте, получены ответы на многие вопросы. Однако тема все еще далека от завершения, по мере появления в распоряжении исследователей новых источников возникают новые вопросы, требующие ответа.

Например, в отечественной и зарубежной историографии отсутствуют упоминания и какие-либо комментарии к секретному польско-германскому договору от 25 фев-раля 1934 г. , в связи с которым пилсудчики в конце 1934 - начале 1935 гг., среди прочего связывали возможность силового отчуждения у Чехословакии Тешенской Силе-зии. От пытливого внимания отечественных историков ускользнула также деятельность II отдела Главного штаба ВП по созданию подпольных боевых отрядов из «тешенских» поляков и их использование в 1935 и осенью 1938 г. Существует еще целый ряд вопросов, возникших в последнее время в связи с появлением новых источников и более внимательным прочтением уже известных, на которые следует дать ответ.

Одновременно в современной польской историографии существует тенденция, свидетельствующая о попытках пересмотра сложившейся в 60 - 70-е гг. концепции внешней политики режима «санации», делавшей упор на его агрессивной природе. По-

этому вполне закономерно возникает вопрос, а может быть, у польских историков действительно существуют серьезные основания для этих утверждений? Может быть, Пил-судский и его окружение реально стремились лишь сохранить равновесие, чтобы удержать равную дистанцию между Германией и Советским Союзом?

Для того чтобы ответить на эти и ряд других вопросов, в том числе составить объективное представление об истинной природе внешней политики режима Пилсуд-ского, существует объективная необходимость в проведении исследования польско-чехословацких отношений в предвоенный период, где были бы введены в оборот как новые архивные материалы, так и широкий комплекс других источников и литературы, позволяющих реально оценить эту проблему.

Предметом данного исследования являются польско-чехословацкие отношения, а его объектом политика «равновесия», проводившаяся режимом «санации» в тот период. Учитывая тот факт, что Польша и ЧСР находились в рамках Версальско-локарнской системы международных отношений, где ведущие роли принадлежали Англии и Франции, то взаимоотношения между двумя западнославянскими странами будут рассматриваться в контексте влияния их политики и интересов. Целый комплекс разнообразных факторов, основным из которых является польско-германское сближение в течение 1934 - 1938 гг., включил в исследовательское поле и воздействие на польско-чехословацкие отношения «германского вектора». То обстоятельство, что Советский Союз не входил в состав Версальско-локарнской системы и объективно против него был направлен этот самый «германский вектор», что требовало от советского политического руководства активного участия в европейских делах, обусловило включение в рамки нашего исследования и проблемы его влияния на польско-чехословацкие отношения. Наконец, участие Польши и Чехословакии в т.н. французской системе безопасности, равно как и причастность к внешнеполитическим планам варшавского и пражского МИД таких стран, как Румыния, Югославия, Венгрия, Италия и Япония, потребовало освещения и их причастности к предмету и объекту нашего исследования.

В качестве нижнего предела хронологических рамок исследования указан 1933 г., т.к. на рубеже 1932 - 1933 гг. Франция, главный союзник Польши и Чехословакии, сдала свой первый рубеж, согласившись на равные права Берлина в вооружениях, положив тем самым начало длительному процессу ослабления своих позиций на континенте. В Германии же в это время к власти пришел Гитлер, после чего ее позиции в Европе стали постепенно и неуклонно усиливаться. Именно с весны 1933 г. начали происходить события, надолго изменившие характер польско-чехословацких отношений, в результате чего и возник упомянутый ранее барьер. Верхней хронологической границей исследования избран 1939 г., когда 15 марта ЧСР была оккупирована германскими и

венгерскими войсками и перестала существовать в качестве самостоятельного субъекта международных отношений.

Задачей данного исследования является изучение генезиса польско-чехословацких отношений на фоне изменявшейся политической обстановки в Европе в совокупности с теми факторами, которые на них оказывали воздействие на международной арене. Цель исследования - наглядно высветить роль и ответственность за развязывание второй мировой войны некоторых малых стран. Соответственно, включены следующие направления:

рассмотрение характера польско-чехословацких отношений с 20-х гг. до кануна появления проекта «пакта четырех»;

выявление различий в подходах политического руководства Польши и Чехословакии, которые проявились в связи с появлением проекта «пакта четырех»;

прослеживание процесса политической переориентации Варшавы, приведшей к подписанию польско-германской декларации от 26 января 1934 г. и секретного договора от 25 февраля 1934 г.;

изучение «нового курса» Бека, который привел к охлаждению польско-чехословацких отношений в результате раздувания т.н. проблемы польского населения Тешенской Силезии;

рассмотрение политической деятельности польских консулов в Моравской Остраве и процесса формирования боевых отрядов из числа польского населения Тешенской Силезии II отделом Главного штаба ВП в течение 1934 - весны 1935 г.;

отслеживание процесса эволюции позиций Варшавы и Праги в течение 1934 -весны 1935 гг. в связи с борьбой вокруг проекта создания системы коллективной безопасности, приведшей, с одной стороны, к польско-германскому, а с другой - к советско-чехословацкому сближению;

выявление характера польско-чехословацких отношений после подписания советско-французского договора от 2 мая 1935 г. и советско-чехословацкого договора от 16 мая 1935 г., когда позиция чехословацкого руководства в отношении Варшавы значительно укрепилась;

выяснение некоторых обстоятельств позиции президента Э. Бенеша в отношении Ю. Бека в связи с предоставлением Францией финансового займа Польше осенью

1936 г.;

- исследование борьбы Варшавы и Праги вокруг блока Малая Антанта в связи с
усилиями польского руководства создать т.н. «нейтральный» блок в течение 1936 -

1937 гг.;

изучение связей варшавского МИД со словацкими автономистами и польско-венгерских планов в отношении Словакии в связи с польской концепцией «интермари-ум»;

отслеживание постепенного ослабления польско-германских связей и выявление элементов использования рейхом пилсудчиков на чехословацком направлении;

рассмотрение позиции польского руководства в связи с обвинениями Праги в пособничестве коммунистической деятельности, официально предъявленными Варшавой весной 1938 г.;

выяснение позиции чехословацкого руководства (с учетом фактора строительства т.н. буковинской железной дороги) в отношении требования западных держав передать Судетскую область Германии в сентябре 1938 г., а также оценка действий советского руководства в этот период;

выстраивание хронологической последовательности официальных шагов, предпринятых Варшавой, приведших к предъявлению ультиматума Праге 30 сентября 1938 г., на фоне деятельности польских диверсионных отрядов в Тешенской Силезии;

исследование характера отношений Польши с т.н. Второй республикой на фоне краха попыток польского руководства реализовать проект создания «нейтрального блока».

В данном исследовании автор руководствовался требованиями исторической науки и научной методологии, включающими применение принципов диалектики (историзм и объективность), а также общенаучных и конкретных методов (анализ, синтез, компаративизм). Эти методы и принципы применены в рамках системного подхода к проблеме. Наряду с этим были использованы элементы историко-психологической ти-пологизации и связанные с ними теоретические конструкции.

т Ч* Ч* Ч* *F

Объем вводимых в научный оборот архивных материалов в данном исследовании весьма значителен. Автором были использованы донесения польских военных атташе из Праги, относящиеся в основном к военно-политической и экономической сферам существования ЧСР; политические обзоры Главного штаба ВП, составленные для высшего политического руководства страны; материалы польской военной разведки и др., хранящиеся в Российском государственном военном архиве121. Эти документы позволяют более точно, по сравнению с исследованиями 60 - 80-х гг., осветить многие аспекты польско-чехословацких отношений в 30-е гг. В частности, донесения польских военных атташе свидетельствуют о попытках чехословацкой стороны установить кон-

такты с польской в течение 1932 г., используя для этого военные каналы. Документы Главного штаба ВП показывают в полном объеме процесс создания II отделом польских подпольных боевых отрядов на чехословацкой территории в течение 1934 - 1938 гг. и их деятельность в Тешенской Силезии осенью 1938 г. II отдел Главного штаба ВП выполнял функции разведки и контрразведки, который наряду с этим был «учреждением, в котором стажировались тогдашние политики». Действительно, не было ни одного видного деятеля санации, который бы в течение того или иного времени не занимал руководящего поста в «двойке». Бек, Перацкий, Матушевский, Косцялковский, Славек, Медзинский, Шетцель, Голувко, Сцежинский, Дрыммер - все они были либо руководителями, либо крупными работниками второго отдела122. Именно материалы РГВА свидетельствуют о близком сотрудничестве консульского департамента МИД и «двойки» по реализации сокровенных замыслов Пилсудского и его окружения на чехословацком направлении.

Очень большое значение для данной работы имели материалы Российского государственного архива социально-политической истории. Автором были использованы секретные донесения советской разведки для И.В. Сталина о закулисных действиях польского, германского и японского руководства, направленных на развязывание совместной агрессии против СССР в течение 1935 г. В частности, в них отражен визит принца Коноэ в Варшаву летом 1934 г., привезшего письмо Пилсудскому от бывшего военного министра Араки с выражением готовности в любой момент начать войну против Советского Союза на Дальнем Востоке при условии устного согласия со стороны польского и германского руководства напасть на СССР с запада .

Чрезвычайно ценными для исследования являются фильмокопии документов польских дипломатических учреждений в Берлине, Вене, Будапеште, Праге и варшавского МИД, сделанные в конце 40-х гг. с разрешения ПНР перед их передачей польской стороне и хранящиеся в архиве Историко-дипломатического департамента МИД РФ124. Они, среди прочего, позволяют судить о том интересе, который британский МИД проявил к подписанию польско-германской декларации от 26 января 1934 г. Эти материалы также доносят публикации, появлявшиеся в британской прессе в течение 1934 г., о польско-германско-японских планах совместного нападения на СССР в течение 1935 г.

Серьезный исследовательский интерес представляют также документы фондов «Референтура по Польше» и «Референтура по Чехословакии» Архива внешней политики РФ, где собраны различные материалы советских полпредств в Варшаве и Праге. К сожалению, по объективным причинам первенство среди них принадлежит обзорам текущих периодических польских и чехословацких газет и еженедельников, которые составлялись в пресс-бюро советскими дипломатами125. В качестве одного из немногочис-

ленных исключений можно считать донесение советского полпреда в Варшаве В. Антонова-Овсеенко с обзором польской внешней политики за 1933 г. Эти материалы, в частности, точно отражают непримиримую позицию польского политического руководства, занятую весной 1933 г. в отношении проекта «пакта четырех», а также некоторые его действия, предпринятые в знак протеста.

Важную документальную поддержку оказали материалы Государственного архива Российской Федерации, где автор работал с фондами Нюрнбергского процесса и досье телеграфных новостей ТАСС. В частности, в досье ТАСС, не предназначенных для опубликования, содержатся многочисленные упоминания о заключении в конце марта 1937 г. советско-румынского договора. В связи с этим представилась возможность именно в этом контексте взглянуть на апрельский 1937 г. визит министра Ю. Бека в Бухарест. В материалах этого фонда также находится важная информация о строительстве в течение 1937 - 1938 гг. через территорию Румынии т.н. буковинской железной дороги, с которой чехословацкое руководство, в частности Э. Бенеш, связывало на-дежды на усиление международных позиций ЧСР .

Автору также была предоставлена возможность поработать с фондами Научного архива Института российской истории РАН127. В одном из них, в частности, хранится неплохая подборка газетных вырезок по международной проблематике 30-х гг. и материалов ТАСС. В другом собраны некоторые документы венского министерства иностранных дел, где можно встретить ценную информацию в донесениях австрийских дипломатов касательно внешнеполитических планов польского руководства, в том числе относительно Чехословакии128.

Определенную ценность для работы имели материалы Российского государственного архива экономики. Там, в частности, хранится часть материалов советских торгпредств в Варшаве и Праге. В них содержится немало полезных сведений об экономическом положении Польши и Чехословакии. Например, можно узнать, что с середины 30-х гг. экономическое положение Польской республики в значительной степени осложнилось и золотые запасы к концу 1936 г. были еще меньшими, чем в 1935 г., а курс злотого на иностранных биржах упал до 40% по сравнению с внутренним курсом в Польше. Работники советского торгпредства в Варшаве также сообщали о том, что польские чиновники (не работники МИД), с которыми они имели служебные контакты, жаловались им осенью 1938 г. на дурное отношение чехов к полякам в ЧСР. Это свидетельствовало о том, что они получали соответствующие инструкции с Вежбовой, предписывавшие им создавать негативную политическую атмосферу в отношении ЧСР в дипломатическом корпусе Варшавы129.

Наконец, автор получил возможность ознакомиться с некоторыми документами из Центрального государственного исторического архива в Софии130. Наибольшую ценность среди них представляют донесения болгарских дипломатов в связи с попытками польского политического руководства реализовать в конце 1938 г. т.н. план полковника Ковалевского131.

Вторую группу источников составляют дипломатические и иные документы, опубликованные в различных странах. Наиболее значимые из них - многотомные издания, выходившие в течение ряда лет и отражающие совокупность важнейших направлений внешней политики крупнейших держав в исследуемый период - СССР, Англии, Франции, Германии, США132. Правда, «публикации дипломатических документов не вскрывают порой истинные цели внешней политики, которые формируются не в министерстве иностранных дел, а в "мозговых трестах", исследовательских центрах и поли-тических клубах, образующих "параллельные" структуры власти» . Это замечание весьма уместно, например, в отношении Англии, где многие важные внешнеполитические решения в 30-е гг. созревали в недрах т.н. «клайвденской группировки». Оно применимо как к внешней политике Чехословакии, так и Польши, потому что в Праге значительным влиянием пользовался Я. Прейс, а в Варшаве важнейшие решения принимались единолично Пилсудским, которые затем проводились в жизнь через МИД и II отдел Главного штаба ВП. По этой причине опубликованные дипломатические документы анализировались через призму архивных материалов, в особенности РГВА, РГА СПИ и ГА РФ.

За ними следуют сборники документов тематического характера, издававшиеся в СССР и других странах в 30-е, 40-е и 50-е гг. Например, в «Сборнике документов по международной политике и по международному праву» можно обнаружить текст «пакта четырех», «Декларацию о неприменении силы в двусторонних отношениях» между Германией и Польшей от 26 января 1934 г. и др.'34 В отличие от советско-польского пакта о ненападении от 25 июля 1932 г. польско-германский пакт предусматривал сохранение соглашения в силе и в том случае, если одна из договаривающихся сторон вступала в войну с третьим государством. Этот пункт свидетельствовал о том, что стороны не исключали помощи друг другу в случае возникновения военных действий с третьей стороной. В связи с этим уместно замечание профессора Иельского университета А. Джонсона, что «открытый текст договора может иметь иное значение в сочетании с секретными статьями, не раскрытыми под тем или иным благовидным предлогом»135. О существовании секретных статей в польско-германской декларации в свое время достаточно много говорилось в прессе и беседах между политиками. В связи с этим заслуживающим внимания является упоминание наркомом иностранных дел СССР М.М.

Литвиновым в беседе с французским послом Альфаном об обмене личными посланиями между Гитлером и Пилсудским136. Он, по-видимому, произошел по дипломатическим каналам или посредством спецкурьеров, т.к. среди документов личной канцелярии Гитлера, хранящейся в РГВА, письма Пилсудского найти не удалось137.

Польские авторы В. Кульский и М. Потулицкий издали в 1939 г. сборник международных договоров, заключенных Польшей с другими государствами, который пред-ставляет для исследователя международных отношений несомненную ценность . В частности, в нем приведены результаты территориального разграничения после присоединения Тешенской Силезии к Польше, а также опубликован текст польско-словацкого пограничного соглашения, подписанного 30 ноября 1938 г. в Закопане. В эту же группу входит сборник чешских дипломатических документов, освещающих европейскую по-литику в 30-е гг. в свете деятельности пражского МИД, изданный в Эссене в 1942 г. Из него были использованы те, что освещали польско-французские переговоры в 1934 г.

- министра иностранных дел Франции Л. Барту с Ю. Пилсудским, а также в 1936 г. -
начальника французского Генерального штаба М. Гамелена с Э. Рыдз-Смиглым.

Чрезвычайно важны изданные в 40-е, 50-е гг. «Документы и материалы кануна второй мировой войны», «Новые документы из истории Мюнхена» и др.140 В 60 - 80-е гг. научная общественность получила в свое распоряжение многотомные издания документов и материалов по истории советско-польских и советско-чехословацких отношений, включающие и некоторые материалы касательно польско-чехословацкого сосуществования14 . Представляет определенный интерес сборник дипломатических документов по советско-румынским отношениям142. С конца 80-х активизировалось издание документов в Польше. Наибольший интерес вызывают две публикации документов, введенных в научный оборот во второй половине 90-х гг. польско-российским коллективом

- профессором исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Г.Ф. Матвеевым и
профессорами Лодзинского университета К. Бадзяком и П. Самусем. Первая освещает
совместную деятельность II отдела Главного штаба и консульского департамента вар
шавского МИД по созданию подпольной организации среди польского населения Те
шенской Силезии в 1934 - 1938 гг. Наиболее подробно освещен заключительный этап
ее деятельности - осенью 1938 г., когда в Тешенской Силезии предполагалось вызвать
волнения среди населения. Во второй собраны документы о совместной деятельности
польских и венгерских диверсионных отрядов в Закарпатье в октябре - ноябре 1938 г.143

Значительный интерес представляют рабочие записи замминистра Я. Шембека, состоящие из нескольких томов, где с протокольной точностью зафиксированы многие встречи и беседы с иностранными дипломатами в 30-е гг. в варшавском МИД, в том числе с чехословацким посланником В. Гирсой, а также переговоры по Заользью144.

Отдельные дипломатические документы можно встретить и на страницах периодических научных изданий и книг. Например, в одной из своих статей В. Бальцерак опубликовал полный текст отчета Бенеша о его беседе с Беком 20 января 1934 г., а также директивное письмо пражского МИД в связи с польско-германским сближением после подписания 26 января декларации о ненападении145. В книге Ю. Ковальчика «За кулисами событий» опубликованы некоторые ценные фрагменты донесений чехословацкого посланника в Варшаве Ю. Славика, хранящиеся в архиве чехословацкого МИД146. Использованы и некоторые другие научные публикации, в которых приводятся дипломатические документы

і- 147

без купюр .

В качестве своеобразного переходного звена от архивных документов к другим источникам можно рассматривать материалы, принадлежащие перу главы варшавского МИД Ю. Беку148 и его чешского визави Э. Бенеша149, в которых они делились своей точкой зрения по наиболее животрепещущим проблемам двусторонних отношений. Поскольку одной из важнейших задач внешней политики Польши и Чехословакии было избежать ревизии границ с Германией, это не могло не вызвать негласного соперничества между ними, на которое обратил внимание чешский публицист Ф. Каханек150.

И наконец, мемуарная литература. Весьма важные наблюдения и обобщения касательно закулисных пружин, влиявших на характер международных отношений в Европе, в особенности во второй половине 30-х гг., содержатся в воспоминаниях американского посла в Берлине В. Додда151. В книге Ю. Бека «Последнее донесение» интерес представляет описание его встреч с Ю. Пилсудским, поскольку именно маршал являлся вдохновителем и главным архитектором основных направлений польской внешней политики после 1926 г.152 Мемуары Э. Бенеша, являвшегося центральной фигурой чехословацкой дипломатии, можно назвать добротным гимном внешней политике Чехословакии. В них преобладает не столько фактический материал, сколько пространные и зачастую непоследовательные рассуждения о тех мотивах, которыми руководствовались президент и правительство при проведении своей политики. О сложности и многогранности политического опыта их автора можно судить лишь при сопоставлении с архивными дипломатическими документами153.

Существуют также мемуары преемника Э. Бенеша на посту министра иностранных дел К. Крофты, в связи с которыми польский исследователь польско-чехословацких отношений Е. Козеньский упрекнул автора в забывчивости в отношении польской позиции дружественного нейтралитета, когда Чехословакия боролась в 1931 г. против соз-

дания австро-германского таможенного союза .

Особо следует сказать о мемуарах известной французской журналистки, знатока закулисных течений парижского политического бомонда, Женевьевы Табуи. В них, в

частности, содержится свидетельство о встрече посланца Ю. Пилсудского с премьером Поль-Бонкуром в Париже в январе 1933 г., что повлияло на создание атмосферы превентивной войны Польши и Франции против Германии, которая была необходима Варшаве для сближения с Берлином. Наряду с этим в книге есть любопытные штрихи к портретам не только французских и английских политиков, но и Бека, Бенеша и дру-

Много интересных и важных свидетельств содержится в воспоминаниях польских дипломатов А. Высоцкого156, П. Стаженьского157 и Я. Мейштовича158, оппозиционного режиму «санации» лидера польских аграриев В. Витоса159, который эмигрировал из Польши во второй половине 30-х гг. и жил в Праге. Следует упомянуть также о мемуарах советского посла в Великобритании академика И.М. Майского160, французских послов в Варшаве Ж. Лароша161 и Л. Ноэля162, генерала Шарля де Голля163, германского дипломата X. Дирксена164, министра иностранных дел третьего рейха Й. фон Риббентропа165, турецкого дипломата Я.К. Караосманоглу166, бывшего во второй половине 30-х гг. посланником в ЧСР, материалах документально-мемуарного характера, связанных с шефом гестапо Г. Мюллером167, а также многих других168.

В исследовании широко использовалась отечественная и зарубежная пресса межвоенного периода. В частности, именно в центральных советских газетах «Правда» и «Известия» был опубликован текст секретного польско-германского договора от 25 февраля 1934 г. Он привлек пристальное внимание за границей и широко комментировался в зарубежной прессе, в том числе русских эмигрантских газетах, выходивших в Париже.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Евразия Исторические взгляды русских эмигрантов М , 1992. С. 168

2 Gqstorowski Z Polish-Czechoslovak Relations 1918 - 1922II Slavonic and East European Review. V. 35. №
84 1956 P. 171.

3 Ibid P 172-173

4 2 (15) ноября 1917 г. Советское правительство опубликовало «Декларацию прав народов России», в ко
торой провозглашалось равенство всех народов бывшей Российской империи и их право на свободное
самоопределение В августе 1918 г Совнарком особым декретом аннулировал все договоры о разделе
Польши, заключенные царским правительством с Германией и Австрией 10 февраля 1919 г. нарком по
иностранным делам Г В. Чичерин обратился к польскому правительству с нотой, в которой сообщалось о
желании Советской России установить нормальные отношения с Польшей для урегулирования вопросов,
представляющих взаимный интерес. - Документы внешней политики СССР (далее ДВП СССР). М, 1957.
Т 1. С. 14 - 15, Документы и материалы по истории советско-польских отношений (далее ДМИСПО) М ,
1963.Т. 1 С 418-419,ДВПСССР.Т.2.С 69

5 В правописании этого термина автор ориентировался на отечественную энциклопедическую и истори
ческую традицию. - Малый энциклопедический словарь Брокгауз Ф.А , Ефрон И А Т. 65; Энциклопеди
ческий словарь Гранат. Т 41, Советская историческая энциклопедия. Т. 6; Всемирная история Т. 5

6 Для понимания отношения великих держав к тешенской проблеме уместным представляется привести
высказывание члена английской делегации на Парижской конференции Г Никольсона: «Выступая в па
лате общин 16 апреля 1919 г., Ллойд-Джордж сделал следующее чистосердечное, скромное и замечатель-

но разумное заявление: «Многие ли из членов палаты слышали когда-либо о Тешене7 Я не скрою, что я никогда не слышал о нем». Очевидно, не больше семи членов палаты общин могли тогда знать об этом отдаленном и злосчастном герцогстве» Эпитет «злосчастное» был избран Никольсоном, видимо, вследствие того факта, что еще с эпохи средних веков оно переходило из рук в руки, являясь яблоком раздора. - Ншольсон Г Как делался мир в 1919 г. М , 1945 С 39

7 В соответствии с переписью населения 1910 г., на которую ссылалась чешская делегация на Парижской
конференции, в Тешенской Силезии на площади 2 282 кв км проживало 426 370 человек, из них поляки
233 850 (54,85%), чехи 115 604 (27,11%), немцы 76 916 (18,04%). - Архив внешней политики Российской
империи (далее АВП РИ) Ф.2.0п 1.Д 29. К. 23.

8 Согласно Тренчинскому договору 1335 г., польский король Казимир Великий передал Тешенское кня
жество чешскому королю Яну Люксембургу. Позднее местные тешенские князья из рода Пястов призна
вали над собой в соответствующей последовательности главенство Габсбургов, Иржи Подебрадского,
Ягеллонов (Владислава и Людовика) и снова Габсбургов После угасания тешенских Пястов в 1653 г.
княжество стало ленным владением дома Габсбургов, и последним тешенским князем был Фридрих
Габсбург - главнокомандующий австро-венгерской армией во время первой мировой войны - АВП РИ
Ф.2.0п 1.Д 29. К. 1-2.

9 Остравско-Карвинский бассейн обеспечивал 4/5 совокупного производства угля в ЧСР и почти 95% кок
са, а через станцию Богумин пролегало стратегически важное железнодорожное сообщение Богумин -
Яблонкув - Кошице, связывавшее Чехию и Словакию - АВП РИ. Ф. 2. Оп. 1. Д 29. К. 42.

10 АВП РИ Ф 2 Оп 1 Д 29 К 48
"АВПРИ Ф.2.0п 1.Д 29. К 23

12 Kwestia Cieszynska. Zbior dokumentow z okresu walki о Sla^sk Cieszynski 1918 - 1920 Zestawil Wi Dqb-rowski Katowice, 1923 S. 66 ІЗАВПРИ Ф 2 On 1.Д 29 К 14.

14 Версальский мирный договор Подред проф Ю Ключникова М, 1925.

15 Kozenski J Czechoslowaqa wpolskiejpohtycezagranicznej wlatach 1932-1938 Poznan, 1964 S 15.

16 Краткая история Польши С древнейших времен до наших дней М , 1993 С 254.

17 Хотя Германия на тот момент не являлась великой державой в иерархии стран Версальской системы, а
Советская Россия и вовсе находилась вне ее пределов, обе страны по своему потенциалу и историческому
прошлому таковыми являлись.

18 KaminskiМК, ZachariasМJ Pohtykazagraniczna Rzeczypospohtej Polskiej 1918- 1939. W., 1998 S 91-
155.

19 Pulaski M Stosunki dyplomatyczne polsko-czechosrowacko-niemieckie w latach 1933- 1938 Poznari, 1967.
S 45.

20 Kaminski MK, Zacharias MJ Pohtyka zagraniczna Rzeczypospohtej Polskiej . S 152.

21 Johnson A. The Historian and his Historical Evidence. New York, 1930. P. 93

22 Коломийцев В Ф Методология истории (от источника к исследованию) М., 2001. С. 85.

23 Хотя в словацкой промышленности было занято довольно высокое количество рабочих и служащих (в
1926 г. - 86 450 чел ), но в целом словацкая экономика уступала чешской

24 На чешских землях находились следующие отрасли бывшей Австро-Венгрии: индустриальные - более
60% металлургических и машиностроительных предприятий; около 90% текстильной промышленности;
более 97% производства стекла и фарфора; пищевые - 45% производства пива; 70% сахароварения; 89%
винокуренного производства - Deset let Narodni banky Ceskoslovenske. Praha, 1937. S. 345

25 Краткая история Польши С 263

26 Грегорович С Место и роль СССР в политике Польши в 30-е годы // Советско-польские отношения в
политических условиях Европы 30-х годов XX столетия Сборник статей Отв рсцгЩДурачинскийЭ,
СахаровАН
М, 2001. С 45, Gregorowicz S, Zacharias МJ Polska - Zwiazek Sowiecki Stosunki polityczne
1925 - 1939. W., 1995. S 88.

27 Подробно эта тема была рассмотрена автором на научной конференции «Межнациональные конфликты
и способы их урегулирования», состоявшейся 28 - 29 марта 2000 г в Институте славяноведения РАН, в
докладе «Тешенская Силезия. Польско-чехословацкий конфликт 1918 - 1920 гг. Этнический и историче
ский критерии спора»

28 Французские политики тогда всесторонне изучали деловые, внутренние и иные качества, присущие
польским и чехословацким представителям, которые являлись потенциальными партнерами в будущем
военном союзе против Германии Поскольку Франции предстояло играть в нем ведущую роль, то немало
важное значение приобретали вопросы формальной и неформальной субординации между участниками.
Методы, которыми пользовались чешские политики во время конференции, показали, что они признают
лидерство Франции с точки зрения как формальной, так и неформальной субординации Польские пред
ставители, в частности Р. Дмовский, формально признавая главенство Франции, на деле строили свои
взаимоотношения с ней как наследники традиций великой державы, которой когда-то была Польша, т е
как равное государство с равным

Г. Никольсон, отдавая должное высокому интеллекту, политическим и дипломатическим способностям Бенеша, считал, что и Бенеш, и Крамарж были «в кармане у французов» - Никольсон Г Как делался мир в 1919 г. С 249.

30 Sprawy polskie па konferencji pokojowej wParyzu w 1919 г. Dokumenty і materiaty. Т. I W., 1965 S 186.

31 KozenshJ Op cit. S 14

32 Sprawy polskie na konferencji pokojowej w Paryzu . Op cit S 52

33 Критерий, указанный С Грабским, - «земли, на которых свой след оставила польская культура», пред
ставляется весьма сомнительным по следующим соображениям Во-первых, он не учитывал реального
соотношения сил европейских государств на тот момент. Во-вторых, ни одно государство не может пре
тендовать на чужие земли на том основании, что там есть след его культуры, ведь на этом основании, на
пример, Италия могла бы претендовать на территорию почти всей Европы, т к. там сохранились следы
культурного влияния Римской империи И, наконец, в-третьих, в нем содержится скрытый призыв к аг
рессивным действиям и их оправдание.

Представители правящих кругов государства, расположенного между Россией, с ее практически неисчерпаемыми ресурсами, и Германией, с ее хищными повадками и воинственными традициями, не имевшего на тот момент ни сколь-нибудь значительных золотовалютных резервов, ни богатых сырьевых запасов, ни выхода к морю, главное свое внимание сосредоточивали не на том, чтобы постепенно вписаться в реалии современной Европы и строить свои отношения с другими странами на добрососедской основе, а на устремлениях реваншистского характера. - Sprawy polskie na konferencji pokojowej w Paryzu

. Op cit. S 150 uPihudskiJ Pisma zbiorowe W, 1938 T. X S. 178.ДМИСПО T.2 С 381-382.

35 ValentaJ Polska politika a Slovensko v roce 1919// Historicky casopis 1965. № 3

36 Okulewicz P Koncepcja «miedzymorza» w mysli і praktyce politycznej obozu Jozefa Pilsudskiego w latach
1918-1926 Poznan,2001.

37 История дипломатии Т. III. 1-е изд M, 1945,2-е изд М , 1965, История второй мировой войны Т. I -
II. М , 1973 - 1974; История внешней политики СССР 1917- 1975. Под ред А А Громыко нБН Поно
марева
Т. I. 1917 - 1945. М , 1976, История международных отношений и внешней политики СССР. Т. I.
1917-1939. М, 1967.

38 Белоусова 3 С Франция и европейская безопасность. М , 1976; Борисов Ю В Советско-французские
отношения (1924 - 1945) М , 1964, Волков В К К историофафии вопроса об убийстве короля Александра
и Луи Барту в Марселе в октябре 1934. М, 1966; Он же Операция «Тевтонский меч». М , 1966; Десят-
сков С Г
Формирование и развитие английской внешней политики попустительства и поощрения афес-
сии в 1931 - 1940 гг. Диссертация на соискание ученой степени доктор исторических наук М , 1981; По
пов В И
Дипломатические отношения между Англией и СССР (1924 - 1939 гг.) М , 1964; Трухановский
В Г
Новейшая история Англии М , 1963; Турок В М Очерки истории Австрии 1929 - 1938. М , 1962;
Ушаков В Б Внешняя политика гитлеровской Германии М , 1961; Фомин В Т Афессия фашистской
Германии в Европе. 1933 - 1939. М , 1963.

39 Чемпалов И Н Политика великих держав в Юго-Восточной Европе накануне второй мировой войны
(1933 - 1939 гг) Диссертация на соискание ученой степени доктор исторических наук. Пермь, 1973; Чар-
ковский Р
Политика Польши в дунайском бассейне в 1935 - 1937 гг. Диссертации на соискание ученой
степени к и н М, 1976

40 Волков В К Германо-югославские отношения и развал Малой Антанты (1933 - 1938 гг.). М, 1966,
Пушкаш А И Внешняя политика Венфии Февраль 1934 - январь 1937 г. М , 1996, Он же Внешняя по
литика Венфии Февраль 1937 - сентябрь 1939 г. М , 2003.

41 Политический кризис 1939 г. и страны Центральной и Юго-Восточной Европы Ред. кол: Поп ИИ (ото
редактор) и др М, 1989,1939 год- Уроки истории. М , 1990

42 История Чехословакии Т III М, 1961; Внешняя политика Чехословакии 1918 - 1939. Сб статей под
ред В Сояка. М , 1959, Прасолов С И Чехословакия в период уфозы фашизма и гитлеровской афессии
(1933 - 1937 гг.) // Ученые записки Института славяноведения. Т. VII М, 1953; Кизченко А Ф Внешняя
политика Чехословакии накануне второй мировой войны (май 1935 г. - март 1939 г.) Автореферат дис
сертации на соискание ученой степени доктор исторических наук. Киев, 1972, Он же Напередодні
трагедії 3 історії зовнішньої політики Чехословаччини (фавень 1935-березень 1939 рр) Київ, 1971.

43 Советско-чехословацкие отношения 1918 - 1939. М, 1968; Поп И И Чехословацко-венгерские отно
шения 1935 -1939 гг. М, 1972, Пушкаш А И Внешняя политика Венфии

44 Объективности ради следует отметить, что научные исследования, и в частности кандидатские диссер
тации по некоторым аспектам внешней политики Польши в межвоенный период, создавались также в
Киеве, Орле, Вильнюсе, Томске и Омске.

45 Богуславский М Политическая борьба в Польше по вопросам внешней политики накануне второй ми
ровой войны // Вопросы истории 1949. № 10

46 История Польши Т. III. М, 1958, Краткая история Польши С древнейших времен до наших дней

47 Михупгина И В Польша и конвенция об определении афессора//Советское славяноведение. 1968 №5,
Она же Вступление СССР в Лигу наций и позиция польской дипломатии // Советское славяноведение.

1969 № 2; Она же СССР и польско-германское сближение на рубеже 1933 - 1934 гг. // Советское славя-

новедение. 1973. № 6; Она же Советско-польские отношения в начале польско-германского сближения (февраль-апрель 1934 г.)//Советское славяноведение. 1976 № 1, Она же Советско-польский пакт о ненападении и внешняя политика Польши в 1931 - 1932 гг. //Советско-польские отношения 1918 - 1945. М,1974

48 МихутинаИВ Советско-польские отношения 1931 - 1935. М, 1977.

49 Там же С 273

50 Там же. С. 279.

51 Там же С. 73.

52 Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов XX столетия

53 Клшовскж Д С Германо-польский договор 1934 г. Автореферат диссертации на соискание ученой
степени к и н Минск, 1964, Он же Германия и Польша в локарнской системе европейских взаимоотно
шений Минск, 1975.

54 Лазько Р Р Перад патопам Еурапейская палитыка Польшчы (1932 - 1939) Мінск, 2000.

55 Несмотря на то что книга охватывает период с 1932 по 1938 гг., 4/5 ее материалов посвящено событиям
1938 г -ГришинЯЯ Путь к катастрофе Польско-чехословацкие отношения 1932- 1939 гг. Казань, 1999

56 Там же С 3
"Тамже С 165.

58 Там же. С. 9-10

59 Kazakh J Op cit.S 59

60 П Вандыч упоминает о мартовской встрече Бека с Бенешем 1933 г в Женеве. Вероятно, она имела ме
сто 17 марта - WandyczP Trzy proby poprawy stosunkow polsko-czechoslowackich 1921 - 1926- 1933//Z
dziejow pohtyki і dyplomacji Poiskiej W, 1994 S. 230

61 ГришинЯЯ Указ соч С 11

62 Badztak К, Matwiejew G, Samus P «Powstanie» na Zaolziu w 1938 r. Polska akcja specjalna w swietle dokumen-
towOddziahi II Sztabu Gtownego WP. W., 1997. S. 50.

63 ГришинЯЯ Указ соч С 73.

64 Пытаясь обосновать актуальность постановки своей темы, Гришин на с 3 сообщает: «Знакомясь с со
временной польской литературой, в том числе и учебной, обращаешь внимание на скудность материала
по вышеозначенной проблеме» и для доказательства перечисляет и цитирует три польских учебника, из
данных в 1989 - 1995 гг. {Albert A Najnowsza historia Polski 1918 - 1980. W., 1989, TymomkiM, Kiemewtcz
S, HolzerJ
Historia Polski W., 1991; DybkowskaA , ZarynJ, Zaryn M Historia Polski W., 1995), где no
вполне понятным причинам тема польско-чехословацких отношений в 30-е гг. лишь упомянута в связи с
польским ультиматумом Праге в сентябре 1938 г, ибо это не монографические исследования по между
народным отношениям На основе этого затем делается вывод о необходимости рассмотрения этой темы
автором В то же время, на следующей странице, перечисляя фамилии авторов исследований, послужив
ших основой для его работы, он называет Е Козеньского, М Пулаского, С Станиславскую и др, которые
тему польско-чехословацких отношений в 30-е гг. рассмотрели весьма основательно в 60-х гг. Учитывая
тот факт, что, хотя в работе Гришина и имеются сноски с указанием названий исследований на польском
языке, но отсутствует список библиографии, у русскоязычного читателя может сложиться впечатление,
что автор из Казани является первым, кто об этой теме написал, а это не так. Использование подобной
«технологии» носит несколько некорректный характер по отношению к польским авторам, ведь, упомя
нув современную польскую литературу, их фамилии следовало назвать первыми Если же автор под тер
мином «современная польская литература» имел в виду работы, созданные после 60-х и до середины 90-х
гт, то следовало, упомянув безусловный приоритет польских ученых по этой проблематике в 60-е гг,
указать на отсутствие в этот период крупных исследований, т к по польско-чехословацким отношениям в
межвоенный период выходили статьи Е. Томашевского и Я Валенты, В. Бальцерака, М. Каминьского и
др - Tomaszewskt J, ValentaJ Polska wobec Czechosfowacji w 1933 r. II Przeglad Historyczny 1979 №4,
Balcerak W Pogla_d Benesa na polska. роїнук? zagraniczna. w 1934 r. II Studia z Dziejow ZSRR і Europy
Srodkowej. T. VII. 1971; Kaminsh M К Geneza і przebieg polsko-czeskich rozmow politycznych w Krakowie (21 -
29 hpca 1919 r.) II Kwartalnik Historyczny 1998 №1.

65 Между Польшей и Чехословакией были установлены дипломатические отношения на уровне послан
ников, в то время как Гришин в течение всей книги называет глав польского представительства в Праге и
чехословацкого в Варшаве послами, что не соответствует действительности

66 Polska odrodzona 1918- 1939 Panstwo, spofeczeristwo, kultura Pod red J Tomickiego W., 1988; Kaminsh
MK, Zacharias MJ
Polityka zagraniczna Rzeczypospolitej Poiskiej 1918-1939. W., 199S, Gqjanovd A. CSR
a stredoevropejska politika velmoci(1918- 1938) Praha, 1967, ATra&A ft Nad Evropou zatazeno-Ceskosloven-
sko a Evropa 1933 - 1937 Praha, 1966, LukeS F. Podivny mir. D. Ill Praha, 1968

67 Wojciechowsh M Stosunki polsko-niemieckie. 1933 - 1938. Poznan, 1965; LipshJ Stosunki polsko-
niemieckie w Swietle aktow norymberskich II Sprawy Mi?dzynarodowe 1947. № 3; Rama P Stosunki polsko-
niemieckie 1937 - 1939 Prawdziwy charakter pohtyki zagranicznej Jozefa Веска Londyn, 1975, Krai V
Spojenectvi ceskoslovensko-sovetske v evropske politics 1935- 1939. Praha, 1970, KvacekR. BojoRakousko
1933 - 1938 a ceskoslovenska zahranicni politika// Sbornik Historicky. 22 12 1964

68 Furnia А К The Diplomacy of Appeasement Anglo-French relations and the Prelude to World War II. 1931 —
1938 Washington, 1960, Jarausch К H The Four Power Pact, 1933. New York, 1965, Northedge FS The
Trouble Giant Britain Among the Great Powers 1916-1939 London, 1966, Rakowsh В Uzrodelpaktu
czterech II Zeszyty Naukowe Uniwersytetu Lodzkiego Sera I Zeszyt 67. Lodz, 1970. S. 71 - 88, MazurZ. Pakt
Czterech. Poznan, 1979.

69 Dqbrowski W Rok walki о rzady na Slasku Cieszynskim Cieszyn, 1919, Latimk FK Walka о Slajsk Ci-
eszynski w roku 1919. Cieszyn, 1934; Semkowtcz Wt О Spisz, (Drawe^ Czadeckie. Garsc wspomnien і mate-
nalowzlat 1919-1920 Krakow, 1930, Smogorzewski К Sprawa Slaska na konferencji pokojowej 1919 r Ka
towice, 1935

70 Studmcki Wl System pohtyczny Europy a Polska W, 1935.

71 Janowicz T Czesi Studium historyczno-polityczne Krakow, 1936

72 Kasprzak S Stosunek Czech do Polski 1914 - 1921. W, 1936, Kierski К Masaryk a Polska. Poznan, 1935.

73 Polacy w Czechoslowacji w swietle faktow і liczb Memorial komisji studiow nad stosunkami polsko-czeskimi
przy Polskim Instytucie Wsporpracy z Zagranica^ W , 1935.

74 Sworakowski W Polacy na Slasku za Olza. W, 1937.

75 SebaJ Rusko a Mala Dohoda vpoliticesvetove Praha, 1936

76 Chmelaf J Les minorites nationales en Europe Centrale Praha, 1937; Polska mniejszoSc narodowa w
Czechoslowacji. Praga, 1935.

77 Бенеш предоставил ему пост генерального секретаря национально-социалистической партии - Копец-
кийВ
Воспоминания М, 1962 С 219.

78 Filochowski W Cierpkie pobratymstwo W, 1938, Hulka-Laskowski P Sl^skzaOlza^ Katowice, 1938,
Machleid J Мара narodowosciowa Slaska Zaolzianskiego W , 1938; Biemasz J Cieszynski Zarys his-
toryczny. 18 lat pod panowaniem czeskim Powr6t do macierzy Lw6w, 1938, IgnaszewskiJ Slajsk Zaolzanski w
zyciu gospodarczym Polski Katowice, 1938, Milobedzh Z Przemysl na odzyskanych ziemiach Sl%ska Ci-
eszynskiego Katowice, 1939

79 Lypacewicz W Stosunki polsko-czeskie W, 1936.

80 Bader К Stosunki polsko-czeskie W., 1938 За эти взгляды Бек уволил автора с дипломатической служ
бы

81 Slowacja і Slowacy. Praca zbiorowa pod redakcja. Wladyslawa Semkowicza. T. 1, Krakow, 1937; T. 2,1938,
Niepokojczych К Slowacy і Czesi Zarys stosunkow. W., 1937.

82 Bern de Cosbam W PoIsko-we_gierska wspolna granica. Cieszyn, 1936, Kierski K. Kwestia slowacka w przed-
edniu rozstrzygniecia Poznan, 1938, Jehhcka Fr Quo vadis Slowaczyzno? W, 1935

83 Ради объективности следует отметить, что некоторые работы, посвященные внешней политике Бека,
были созданы во время войны в эмиграции Например, остро критическая по направленности работа ре
прессированного в свое время режимом «санации» С. Мацкевича. - MackiewiczS Ojedenastej, powiada
aktor, sztuka jest skonczona Polityka Jozefa Веска. Londyn, 1942

84 Волокитина ТВ Польско-чехословацкий пограничный конфликт (1944 - 1947 гг.) // Вопросы истории
1998 №6 С. 128.

85 Glowne problemy і etapy stosunkow polsko-czechoslowackich na SIa.sku Cieszynskim w XIX і па poczatfcu
XX wieku (do roku 1914) Katowice, 1961, Капа О ,Pavelka R TeSinsko v polsko-feskoslovenskych vstazich
1918 - 1939. Ostrava, 1970, ValentaJ Cesko-polske vztahy v letech 1918 - 1920 a Tesinske Slezko Opava,
1961; Popiolek К Histona 6la&a Katowice, 1972; Slezko vceskoslovensko-polskych vstazich Opava, 1991,
Gawrecki D S^sk Cieszynski wokresiemiedzywojennym (1918- 1938) II Zarys dziejow Sl^ska Cieszynskiego
Ostrawa - Praga, 1992, dwtek H, Starczewski M Kilka dokumentow о dywersji pozafrontowej WP na Zaolziu

1934 - 1939II Wojskowy Przeglad Historyczny. 1992. № 4; Dlugajczyk E Tajny front na granicy cieszynskiej Wywiad і dywersja w latach 1919 - 1939. Katowice, 1993.

86 Balcerak W Poglad Benesa na polska, polityk? zagraniczna, w 1934 r. II Studia z Dziejow ZSRR і Europy
!5rodkowej T. VII. 1971; Idem Legenda bez pokrycia II Studia z Dziejow ZSRR і Europy Srodkowej T. IX.
1973; Bulhak H Z dziejow stosunkow wojskowych polsko-czechoslowackich w latach 1921 - 1927II Studia z
dziejow ZSRR і Europy srodkowej T. V. 1969, KozensktJ Czechoslowacja wpolskiej , Kozminski M Polska і
W?gry przed Druga. Wojna, Swiatowa. (Pazdziernik 1938 - Wrzesien 1939) Z dziejow dyplomacji і irredenty.
Wroclaw, 1970, Landau Z, TomaszewskiJ CeskosIovensko-poIske obchodni vztahy v letech 1930-1939//
Slovansky pfehled. № 5.1980, Lewandowski J. Pierwsze proby integracji Europy Srodkowej po I wojnie
swiatowej na tie rywahzacji polsko-czechoslowackiej II Studia z dziejow ZSRR і Europy Srodkowej T. II. Wro
claw, 1967. S 145-/64, Lukes F. К diplomatickemu pozadi Videnske arbitrage II Historicky casopis 1962. №
1; Olivovd V, Kvacek R Ceskoslovensko-Polske vztahy v letech 1918 - 1939IIZ dejin ceskoslovensko-polskych
vztahu Praha, 1963, Pulaski M Stosunki dyplomatycznepolsko-czechoslowacko-niemieckiew latach 1933 —
1938 Poznan, 1967', Szklarska-LohmanowaA Polsko-czechoslowackie stosunki dyplomatyczne w latach 1918 —
1925 Wroclaw, 1967, Tomaszewski J, ValentaJ Polska wobec Czechoslowacji w 1933II Przeglad Historyczny.
Z 4 1979, ValentaJ Vyvojove tendence ceskoslovensko-polskych vztahu v nejnovejsich dejinach 1918-1945//
Pramenyastudiekmezinarodnim vztahum №9.1967, Idem Polska pohtika a Slovensko vroce 1919...;

Idem Calumniare audacter («Objeyy» z ceskoslovenskych dejin v knize P. Sudoplatova) II Ceske zeme a

Ceskoslovensko v Evrope XIX a XX stoleti Praha, 1997, Vanku M Mala Antanta 1920 - 1938. Titovo Uzice, 1969.

87 Автор крупнейшего в Польше исследования по польско-чехословацким отношениям Е Козеньский в
процессе его создания встречался с X Батовским, принимая от него ценные сведения и материалы

88 Хенрик Батовский окончил львовский университет, затем работал во второй половине 30-х гг. в Чехосло
вакии корреспондентом одной из польских газет, а во время войны был узником концлагеря

89 Batowski Н Кошес Malej Ententy II Przeglad Zachodni 1951. № 3 - 4; Idem Kryzys dyplomatyczny w Eu-
ropie Jesien 1938, vviosna 1939 W, 1939, Idem Miedzy dwiema wojnami 1919- 1939. Zarys histoni dyplo-
matycznej Krakow, 1988; Idem Opewnym nieporozumieniuhistorycznym//ZycieLiterackie 1957. №297;
Idem Rumunska podroz Веска w pazdzierniku 1938 r. II Kwartalnik Historyczny 1958. № 65,

Idem Srodkowoeuropejska pohtyka Polski w latach 1932 - 1939 Tezy// VIII Powszechny Zjazd Historyk6w Polskich Historia najnowsza Polski W, 1960, Idem W sprawie artykuhi Tadeusza Kuzminskiego о wojnie pre-wencyjnej II Najnowsze dzieje Polski 1962. №5; Idem Zdrada Monachijska Poznan, 1973.

90 KozenskiJ Czechoslowacjaw polskiej .

91 В его исследовании обойдена молчанием такая важная составляющая польской политики в отношении
Чехословакии, как руководство варшавским МИД деятельностью II отдела Главного штаба ВП по созда
нию подпольных боевых групп среди польского населения Тешенской Силезии, которым предстояло
разжечь восстание в указанный из Варшавы момент. Эта незаполненная ниша объясняется тем, что в на
чале 60-х гг архивные материалы касательно этого направления были автору недоступны, а открылись
лишь в начале 90-х гг

92 KozenskiJ Czechoslowacja w polskiej.. S 288

93 Ibid S 267-273.

94 Pulaski M Stosunki dyplomatyczne . S 98

95 Политика Польши в отношении Малой Антанты рассмотрена в работе краковского историка А Эссена,
однако его исследование охватывает лишь период с 1920 по 1934 г., т е до польско-германского сближе
ния во второй половине 30-х гг., когда Вежбовая на этом направлении начала следовать в фарватере по
литики германского Аусвертигес Амт - Essen A Polska a Mala Ententa 1920 - 1934. W , 1992.

96 WandyczPS The Twilight of French-Eastern Alliences 1926 - 1936 French-Czechoslovak-Polish Relations
from Locarno to the Remilitarization of the Rhmeland Princeton (New Jersey), 1988

97 DejmekJ Pokus о ceskoslovensko-polske sbhzeni pofiatkem tficatych let a jeho nezdar (1932 - 1934) II
Modernidejiny 1996 №4; KozenskiJ Rokowania polsko-czechoslowackie na tie niebezpieczenstwa
niemieckiego w latach 1932 - 1934II Przeglad Zachodni. 1962. № 2; Essen A Rozmova BeneS - Beck 3 lutego
1933 w Genewie II Zeszyty Historyczne. J 994 №110.

98 Еще до появления «пакта четырех» Бек иронически комментировал политику Бенеша в отношении
Польши «Ему не хватает смелости, он боится с нами иметь дело Это - мелкая разновидность перестра
ховщика» -StarzenskiP Trzy lata z Beckiem. Londyn, 1972. S 80

99 WandyczPS Trzy proby poprawy stosunkow polsko-czechoslowackich 1921 - 1926- 1933 //Zdziejowpoli-
tyki і dyplomacji Polskiej W, 1994; Tomaszewski J, ValentaJ Polska wobec Czechostowacji w 1933//
Przeglad Historyczny. 1979. Z 4. В отличие от польских и чехословацких историков П Вандыч использует
другой подход и хронологические рамки, расширив их до 1921 г Он считает, что имели место три
попытки улучшить двусторонние отношения в 1921 г, когда был подписан договор со Скирмунтом, в

1925 г., когда Скшинский подписал арбитражный договор, и наконец в 1933 г, когда планировался визит Бека в Прагу.

100 Balcerak W Poglad BeneSa na polska, polityk? zagraniczna, w 1934 r. II Studia z DziejowZSRR і Europy
Srodkowej T.VII 1971.

101 Pobog-Malinowski W Najnowsza polityczna historia Polski, 1864 - 1945. T. II Cz. I. Londyn, 1951; Breg-
manA
Gdybywroku 1933 usfuchanoJ. Pifeudskiego//Kultura (Paryz) 1949 № 15, Lepech MP Marszafek
Pitsudski і przewidywana w roku 1933 wojna z Niemcami II Wiadomosci (Londyn) 26 06 1949, Wandycz P S
Trzy
dokumenty. Przyczynek do zagadnienia wojny prewencyjnej II Zeszyty Historyczne. Paryz. 1963 III

102 Batowski H О pewnym nieporozumieniu historycznym II Zycie Literackie 1957. № 297, Idem W sprawie
artykulu Tadeusza Kuzminskiego о wojnie prewencyjnej II Najnowsze dzieje Polski 1962. № 5; Kuzminski T
Wokol zagadnien wojny prewencyjnej w 1933 r. II Najnowsze dzieje Polski Materiab/ і studia z okresu 1914 -
1939. W, 1960

103 KarskiJ Wielkie mocarstwa wobec Polski 1919- 1945. Od Wersalu do Jafty Lublin, 1998 S 116

104 Михутша И В Советско-польские отношения... С 91.

105 ТабуиЖ 20 лет дипломатической борьбы. М , 1960 С. 176

106 Le Temps. 1101.1933.

107 Ларош - Бонкуру из Варшавы, 15 01.1933 Documents Diplomatiques Francais 1932 - 1939 (далее DDF)
Ser. 1. Т. II Paris, 1966 P. 451 -453.

1087Ъ6>ЖУказсоч С. 176

109 Stanislawska S Konfederacja polsko-czechoslowacka II Studia z Najnowszych Dziejow Powszechnych

1963/1964, Eadem Polska wobec «kryzysu majowego» w Czechoslowacji (1938 r.) II Materiah/ і studia WSNS

W., 1960. Т. 1; Eadem Umowa Goring - Beck z 23 II 1938 r. II Najnowsze Dzieje Polski W, 1960. T. HI; Eadem Wielka і mala polityka Jozefa Веска (marzec - maj 1938) W, 1962 uo KozenshJ Czechoslowacja w polskiej S 289.

111 Slanek I Zdrada і upadek. Z dziejow ruchu ludackiego w Slowacji. W., 1962; OrlofE Dyplomacja polska
wobec sprawy slowackiej w 193 8 - 1939 Krakow, 1980, Eadem Karol Sidor і jego polonofilstwo II Od poznania
do zrozumienia Polacy, Czesi, Slowacy w XX wieku Rzeszow, 1999.

112 DejmekJ Edvard Benesa Polska miedzywojenna II Dzieje Najnowsze. Rocznik XXXII-2000. №3, Essen
A
Edward Benes z perspektywy Warszawy w latach 20 і 30 II Dzieje Najnowsze Rocznik XXXII - 2000. № 3;
ValentaJ Masaryk і sprawy polskieII Dzieje Najnowsze Rocznik XXXII - 2000 № 3; Terlecki О Pulkownik
Beck. Krakow, 1985.

113 Tomaszewski J, ValentaJ Polska wobec Czechoslowacji w 1933. S 695 - 721.
MOkulewiczP Op cit

115 Cienciata A Poland and the Western Powers 1938 - 1939. A Study in the Interdependence of Eastern and
Western Europe Toronto, 1968, Eadem Poland and the Munich Crisis, 1938 - A Reappraisal II East European
Quarterly № 3 1969, Eadem Polish Foreign Policy, 1926 - 1939. «Equilibrium». Stereotype and Reality// Pol
ish Review. 1975 № \;Debicki R. Foreign Policy of Poland, 1919 - 1939: From the Rebirth of the Polish Repub
lic to World War II New York, 1962, Gromada T ed Essay on Poland's Foreign Policy, 1918 - 1939 New
York, 1970, Idem The Slovaks and the Failure of Beck's «Third Europe» Scheme II Polish Review № 4 1969.

116 С Грегорович даже приводит цитату из К. Маркса от 1867 г.: «Следовательно, Европе остается вы
брать лишь одно из двух Либо азиатское варварство под предводительством москалей обрушится на нее,
подобно лавине, либо ей придется возродить Польшу, тем самым отгородившись от Азии двадцатью
миллионами героев и использовав свободные минуты на проведение новых общественных преобразова
ний» Безусловно, возрождение Польши - акт большой важности, однако возникает сомнение в отноше
нии уместности приведенной цитаты, ведь в периоде 1941 по 1945 г. представители «цивилизованной»
Европы уничтожили в Польше миллионы жителей, а «азиатские варвары» освободили как Польшу, так и
многие страны Европы от подобной участи - Грегорович С Место и роль СССР в политике Польши в 30-
е годы // Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов XX столетия С. 39 -
40

117 Государственный архив Российской Федерации (далее ГА РФ) Ф 4459. Оп 28/2 Д 42. С. 70-72;
Российский государственный архив социально-политической истории (далее РГАСПИ). Ф. 558 Оп 11. Д
187 К 17, 19,28,81, 111-117, Правда, Известия 20 04.1935.

118 Badziak К, Matwiejew G, Samus Р «Powstanie» па Zaolziu w 1938 r Polska akcja specjalna w swietle
dokumentow Oddzialu II Sztabu Glownego WP W., 1997

1,9 Захариас M Предпосылки и мотивы политики Ю. Бека в 1939 г. // Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов XX столетия С. 230.

120 Известия 20 04 1935

121 Российский государственный военный архив (далее РГВА) Ф. 211к, 308к, 461к, 1355к

122 Грош также сообщает, что «из него выходили кандидаты не только на министерские и воеводские по
сты, «двойка» посылала своих агентов даже на должности старост, не пренебрегала она и постами дирек
торов «Орбиса» (агентство по продаже железнодорожных билетов, имевшее многочисленные конторы по
всей Польше), чиновников магистратов, сотрудников редакций газет и журналов Это было нечто вроде
гигантского отдела кадров для всего государственного аппарата санации». - Grosz W Op cit S 55.

123 РГАСПИ. Ф 558
124АВПРИ Ф 2, 15.

125 Архив внешней политики Российской Федерации (далее АВП РФ) Фонды «Референтура по Польше»,
«Референтура по Чехословакии», ИДА (Историко-документальный архив)

126 ГА РФ. Ф. 7745,4459.

127 В исследованиях отечественных историков, опубликованных в 60 - 70-е гг, этот архив упоминается
как Отдел рукописных фондов (ОРФ)

128 Научный архив Института российской истории (далее НА ИРИ РАН) Ф. 22, 18-Ж.

129 Беседа работника советского торгпредства Кнопова с советником министерства торговли и промыш
ленности Польши Гижицким. Варшава, 29 09.1938 - Российский государственный архив экономики (да
лее РГАЭ) Ф. 413. Оп 13. Д 2130 Л 83-84

130 Копии документов из этого архива были любезно предоставлены в наше распоряжение в конце 2002 г
профессором Уральского госуниверситета, старейшиной уральской исторической науки Иваном Никано-
ровичем Чемпаловым

Централен държавен исторически архив (ЦДИА) Ф 176.

132 ДВП СССР. Т. XVI - XXI. М , 1970 - 1977; Documents on British Foreign Policy (далее DBFP) Ser. II
Vol V - VII London, 1956 - 1958, Documents on German Foreign Policy 1918-1945 (далее DGFP) Ser С
Vol I - IV. London, 1957 - 1962; DDF 1932 - 1939. Ser 1. T. I - III Paris, 1964 - 1967; Foreign Relations of
the United States (далее FRUS) 1934. Vol I Washington, 1952.

133 Коломийцев В Ф Методология истории М, 2001. С. 83.

134 Сборник документов по международной политике и международному праву. Вып VI М , 1934, Вып
X. М,1936

135 Johnson A The Historian and his Historical Evidance. New York, 1930 P. 93.

136 ДВП СССР. Т. XVII. С. 277 - 278.

137 В личной канцелярии Гитлера хранились письма, поступавшие по обычным каналам в том числе от
немецких граждан, просивших содействия в решении тех или иных вопросов -РГВА Ф 1355к. Оп 4 Д
11-20

138 Kulski W, Potulicki М Wspolczesna Europa polityczna Zbior umow mi?dzynarodowych 1919 - 1939 War-
szawa, Krakow, 1939

139 Berber F Europaische Politik 1933 - 1938 im Spiegel der Prager Akten Essen, 1942

140 Документы и материалы кануна второй мировой войны Т. 1. М , 1948; Новые документы из истории
Мюнхена М , 1958, Wybor aktow і dokumentow dotyczacych polskiej polityki zagranicznej w okresie od 1932
do 1939. Wydawnictwo powielone Pol Instytutu Spraw Miedzynarodowych. W., 1949, Mnichov v dokumen-
tech Zrada zapadnich mocnosti na Ceskoslovensku T. I, II. Praha, 1958

141 ДМИСПО T 6 M , 1967, Документы и материалы по истории советско-чехословацких отношений
(далее ДМИСЧО). Т. 2 М , 1977.

142 Советско-румынские отношения Т. II М , 2000.

143 Badziak К, Matwiejew G, Samus Р «Powstanie» na Zaolziu w 1938 r. Op cit; Eadem Akcja «Lorn». Pol-
skie dzialania dywersyjne na Rusi Zakarpackiej w swietle dokumentow Oddzialu II Sztabu Glownego WP. W.,
1998

144 Szembek J Journal 1933 - 1939 Pans, 1952, Dianusz і teki Jana Szembeka T I -1V. Londyn, 1964 - 1972

145 Balcerak W Poglad Benesa na polska. pohtyk? zagraniczna. w 1934 r. II Studia z Dziejow ZSRR і Europy
Srodkowej T.VII 1971.

146 KowalczykJ Za kulisami wydarzen politycznych z lat 1936 - 1938 W, 1976

147 ChudekJ Nieopublikowanedokumenty/VSprawyMiedzynarodowe №2 W., 1957.

148 Beck J Przemowienia, deklaracje, wywiady 1931 - 1939 W , 1939.

149 Его брошюра была издана на чешском и польском языках - Polsko a Ceskoslovensko kde hledati priciny
rozporu polsko-ceskoslovenskych; Polska і Czechoslowacja Gdzie tkwia. przyczyny rozdzwieku polsko-
czechoslowackiego Praga, 1934

150 Kahanek F Benes contra Beck Reportaze a dokumenty. Praha, 1938

151 Дневник посла Додда 1933 - 1938 M , 1961.

132 Beck J Dernier rapport Politique Polonaise 1926-1939 Neuchatel, \95\; Idem Final Report. New York, 1957, Idem Ostatni report. W, 1993

153 BeneS E Pameti Od Mnichova k nove valce a k novemu vitezstvf Praha, 1947

154 Krofta К Z dob nasi prvni republiky. Praha, 1939.

155 Табуи Ж Указ. соч

xibWysockiA Tajemnice dyplomatycznego sejfu W., 1974

157 Starzenski P Op. cit

158 Meysztowtcz J Czas przeszry dokonany Krakow, 1984.
m Witos W Moja tutaczka W., 1967

160 Майский ИМ Воспоминания советского посла. Т. 2 М , 1964

161 LarocheJ La Pologne de Pilsudski Souvenirs d'une ambassade 1926 - 1935 Paris, 1953
mNoelL DerdeutscheAngriffaufPolen Berlin, 1948

163 ДеГоллъ Ш Военные мемуары Т. I M , 1957.

164 Dirksen Н Moskau - Токіо - London Stutgart, 1949.

165 Риббентроп И фон Тайная дипломатия III рейха Смоленск, 1999.

166 Караосманоглу Я К Дипломат поневоле. М , 1966

167 Дуглас Г Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы. М , 2000.

168 Bonnet G Defense de la paix T I Geneve, 1946, Burckhardt С J Meine Danziger Mission 1937- 1939
Munchen, 1960, Flandtn P E Politique francaise 1919 - 1940. Paris, 1947; Frangois-Poncet A Souvenirs d'ne
Ambassade a Berlin 1931-1938 Paris, 1947; Gamelin M Servir, II. Le prologue du drame 1930 - aout 1939
Paris, 1946, Gudertan H Wspomnienia zomierza W, 1958; Ickes H L The Secret Diaries of Harold L. Ickes
Vol I.NY., 1953; Paul-Boncour J Entre deux guerres Souvenirs de la Hie Republique Vol II, III. Paris, 1946;
SaptehaEK Takbylo Niedemokratyczne wspomnienia Eustachego Sapiehy. W, 1999, Sidor К Slovenska
politika na p6de prazskeho snemu 1918 - 1938 T. II. Bratislava, 1943; Копецкий В Указ соч ; Судотатов П
Разведка и Кремль М, 1996, Шелленберг В Лабиринт. М, 1991.

Противоречивый характер становления договорных отношений между Польшей и Чехословакией в 20-е - начале 30-х гг. Место Польши и Чехословакии в Версальско- локарнской системе

Процессу оформления договорных отношений между Польшей и Чехословакией была уготована непростая дорога, т.к. «тешенская» проблема не была единственной. Яблоком раздора стали спишо-оравские, а также чадецкие земли1. Польским отрядам, захватившим их в ноябре 1918 г. пришлось вскоре уйти, а словаки пригласили туда чешские войска. Попытка проведения плебисцита провалилась, и этот район был разграничен уже известным решением Совета послов от 28 июля 1920 г. Из 71 населенного пункта и 70 тыс жителей Спиша и Оравы Польше отошли соответственно 23 с 30 тыс жителей, среди которых оказалось значительное количество словаков. «Польское же общественное мнение было твердо убеждено, что это решение стало для Польши несправедливым и обидным»2.

На случай возникновения спорных ситуаций решение Совета послов предусматривало заключение дополнительных польско-чехословацких договоров, предполагавших вмешательство великих держав, если бы обе стороны не пришли к согласию. Начались польско-чехословацкие переговоры, и в конце 1920 г. был подписан, договор «касательно гражданства и проблем, связанных с ним» для польского меньшинства Тешен-ской Силезии, получивший в историографии название «договор Кентшинского»3. Казалось бы, что процесс оформления договорных отношений начался, однако договор не был ратифицирован.

Переговоры, возобновленные в августе 1921 г. в Праге польским посланником Эразмом Пильтцем, привели к подписанию 6 ноября 1921 г. т.н. соглашения Бенеш -Скирмунт. Министр иностранных дел Константин Скирмунт «сумел преодолеть в польском лагере растущую неприязнь к Чехословакии, которую было принято всюду обвинять в негативном отношении к Польше». Ему, по-видимому удалось уяснить тот факт, что двусмысленная позиция Праги в отношении восточных границ Польши была во многом обусловлена поддержкой польским руководством словацких автономистов, а также его стремлением включить Закарпатскую Украину в состав Венгрии. Скирмунт отказался от мысли совместной польско-венгерской границы, признал включение Закарпатской Украины в состав чехословацкого государства и стремился сохранить с Прагой дружественные дипломатические отношения. Подписанное им соглашение предусматривало взаимное признание неизменности территориального статус-кво, включая Тешенскую область. Чехословакия брала на себя обязательство не ангажироваться в проблему Восточной Галиции, а Польша соответственно в закарпатскую и словацкую. Правительства обоих государств обязались, что не будут способствовать на своей территории политическим или военным организациям, деятельность которых угрожает целостности и безопасности, и что споры между государствами будут регулироваться посредством арбитража4.

Предполагалось, что документ должен состоять собственно из политического соглашения и приложения, касающегося Тешенской Силезии, Спиша и Оравы. Это приложение, известное в литературе как «соглашение Пильтца», начинало действовать сразу же после подписания, в то время как само соглашение передавалось на ратификацию. Польский сейм не счел возможным это произвести, и оно никогда не было применено5. Чехословацкий МИД, понимая, что вопрос границ остается нерешенным, охладел к приложению. «Соглашение Пильтца» в следующем году было сначала поставлено под сомнение, а в августе отменено. Польская сторона попыталась обвинить в создавшейся ситуации Чехословакию, и польский посланник апеллировал к министру Бенешу, но безрезультатно.

В течение следующего года все оставалось по-прежнему, а в конце года в двусторонние отношения вновь вмешался «территориальный» вопрос. 6 декабря 1923 г. международный суд в Гааге развязал длительный спор о долине Яворжины в Татрах и 11 февраля 1924 г. была установлена граница в пользу Праги. В результате в 1923 -1924 гг. польско-чехословацкие отношения «подверглись обострению»6. Подтверждением этого тезиса может служить незавидная судьба инициативы французского маршала Ф. Фоша касательно заключения польско-чехословацкой военной конвенции, с кото-рой он выступил 16 февраля 1924 г. Необходимая документация была подготовлена, однако Прага и Варшава под различными предлогами постарались уклониться от реальных действий8. Тем не менее, чехословацко-французские военные контакты носили достаточно продолжительный характер9, чего не скажешь о польско-французских в этой сфере.

Относительной нормализации польско-чехословацких отношений способствовало изменение политической обстановки в Европе в 1925 г. План Дауэса по восстановлению тяжелой промышленности Веймарской республики, предложенный западными державами и принятый Германией, свидетельствовал о подготовке экономической основы для дальнейшего политического соглашения, позволившего бы ей приобщиться к «клубу великих держав». Сутью этого документа должно было стать создание в евро пейских международных отношениях правового механизма, позволившего бы Германии использовать 19-ю статью Устава Лиги наций о мирной ревизии границ государств Версальской системы. Поскольку Польша и Чехословакия были ее участницами, и им соответственно предстояло играть в рамках будущего соглашения определенную роль, то им следовало в срочном порядке урегулировать двусторонние отношения.

В результате длительных консультаций чехословацкого посланника Роберта Флидера министр Э. Бенеш прибыл в Варшаву, где с 20 апреля начались переговоры. Уже 23 апреля 1925 г. удалось ввести в действие арбитражное и хозяйственное соглашения, а также конвенцию, (называемую также ликвидационным соглашением), регулировавшую положение польского меньшинства в Тешенской Силезии. Первая ее часть касалась приобретения прав гражданства, вторая - объявляла политическую амнистию, а третья содержала принципы защиты национальных меньшинств10. Соглашение было ратифицировано на заседании сейма 30 июля 1925 г. и начало действовать на практике.

Установление между Польшей и Чехословакией отношений на договорной основе позволило западным державам осенью 1925 г. приступить к частичной модернизации правовой и иерархической структуры Версальской системы. В октябре 1925 г. в Локар-но были подписаны документы, придавшие завершенность Версальской системе отношений. Тогда были выработаны три группы договоров: 1) между Англией, Францией, Германией, Бельгией и Италией о взаимной гарантии границ (т.н. Рейнский гарантийный пакт), по которому Англия и Италия выступали гарантами франко-германской и германо-бельгийской границ; 2) двусторонние соглашения Германии с Францией, Бельгией, Польшей и Чехословакией об арбитраже в случае пограничных споров; 3) двусторонние договоры Франции с Польшей и Чехословакией о взаимной помощи в случае нападения на одну из них.

Арбитражные соглашения, подписанные Германией, в частности с Польшей и Чехословакией, не были объединены с Рейнским пактом, следовательно, границы этих стран с Германией не были гарантированы всеми участниками Локарнских соглашений. Тем самым Версальско-локарнская система гарантировала территориальную неприкосновенность западного направления, одновременно позволяя решать возможные территориальные споры Германии со странами, не являвшимися членами Рейнского пакта, включая Польшу и Чехословакию, путем арбитражного разбирательства. Официальный протокол парафирования документов был разработан таким образом, чтобы указать их зависимую от великих держав роль - когда представители западноевропейских стран ставили свои инициалы, министр иностранных дел Польши А. Скшиньский и глава пражского МИД Э. Бенеш находились в своеобразном предбаннике и лишь затем были приглашены.

class2 «НОВЫЙ КУРС» БЕКА В ОТНОШЕНИИ ЧСР. ПОЛЬСКО-ГЕРМАНО- ЯПОНСКОЕ СБЛИЖЕНИЕ В БОРЬБЕ ПРОТИВ ВОСТОЧНОГО ПАКТА 1934 - весна

935 гг. ФРАНКО-ЧЕХОСЛОВАЦКО-СОВЕТСКОЕ СБЛИЖЕНИЕ class2

Международная реакция на польско-германскую декларацию о ненападении 1934 г. «Новый курс» Бека, корректировка внешнеполитической программы «санации»

Подписание декларации о неприменении силы 26 января 1934 г. с Германией знаменовало начало нового этапа во внешней политике Польши. Его качественно иной характер был связан не только с относительной нормализацией отношений на западных, но и на восточных границах: еще 25 июля 1932 г. Польшей был заключен пакт о ненападении с Советским Союзом1. Добившись определенной стабильности на этих наиболее опасных направлениях, режим «санации» приступил к изменению характера своей внешней политики. В современной польской историографии принято считать, что в основу этой политики была положена концепция «равновесия», «равноудаленности» или балансирования, базировавшаяся на теории Ю. Пилсудского «о существовании между двух врагов», т.е. Германией и Советским Союзом . Согласно этой теории, с одной стороны, следовало поддерживать с каждой из стран ровные отношения3, а с другой быть постоянно готовым к ведению жесткого диалога.

Правовое урегулирование отношений с грозными соседями на некоторое время укрепило и стабилизировало международное положение Польши. Оно позволило развязать руки польской дипломатии, получить свободу для маневра, сместить центр тяжести своих действий на международной арене с этих направлений на иные, и тем самым выработать новый подход к взаимоотношениям с другими странами. В основе этого подхода лежало, с одной стороны, желание показать новый, упроченный статус Польши, с другой подготовить предпосылки и создать условия для того, чтобы играть новую, более значимую роль в Европе. С этой целью предполагалось повысить политическое влияние Польши в Центральной Европе, о чем Бек проинформировал Бенеша во время беседы в Женеве 19 января 1934 г.4

Учитывая это намерение польской дипломатии, следует вспомнить высказывание Пилсудского 1933 г. о том, что Польша, обезопасив себя с востока и запада, сможет войти «в стадию полной независимости своей политики» и перевести свои отношения с Францией на «нормальные» рельсы5. За этим высказыванием проглядывало стремление польского диктатора доказать Парижу полновесность Варшавы и наличие воли проводить свою, не зависящую ни от кого, внешнеполитическую линию, продемонстрировать, что поляк является ровней французу. Другими словами, создание нового фундамента для будущей «великой Польши» предполагало, с одной стороны, проведение более независимой политики в отношении Кэ д Орсэ, а с другой, соперничество за влияние в странах Центральной Европы.

Если вспомнить твердую уверенность Пилсудского в недолгом веке, отведенном ЧСР в качестве самостоятельного государства, а также тот факт, что в Центральной Европе ведущую роль играла Малая Антанта, лидером которой была Прага, то становилось очевидным, что новый политический курс Варшавы вызовет острое соперничество между Чехословакией и Польшей. Иначе говоря, Бек в беседе с Бенешем в Женеве 19 января 1934 г. дал понять о претензиях Варшавы на лидерство в Центральной Европе, т.е. в отношении Бухареста и Белграда, обозначив тем самым направление «нового курса» в польской внешней политике. В целом этот курс был объективно обусловлен изменениями в европейских международных отношениях в 1933 г. После того, как борьба вокруг «пакта четырех» продемонстрировала сближение позиций Парижа и Праги, с одной стороны, и Варшавы с Берлином, с другой, Польша заняла более жесткую позицию в отношении ЧСР, которая проявилась уже в первой половине января 1934 г.

За две недели до подписания польско-германской декларации началась античешская кампания, инспирированная варшавским МИД. В Польше она проявлялась в многочисленных публикациях в прессе, обвинявших чешские власти в угнетении польского меньшинства на территории Тешенской Силезии. В Чехословакии эту линию проводил консул в Моравской Остраве Леон Мальхомме, который, «опираясь на межпартийный комитет польских партий, проводил среди местных поляков откровенную националистическую агитацию, распространяя лозунги великодержавной Польши»6.23 января в чехословацком городе Тржиньце состоялись траурные торжества на могилах польских легионеров, погибших в ходе польско-чешского конфликта в январе 1919 г.7 В этот же день на страницах «Газеты польской» были опубликованы статьи под заголовками «Годовщина чешского вторжения» и «Трагические дни Тешенской Силезии». Обе затрону о ли проблему притеснений «тешенских» поляков , после чего была развернута шумная кампания в прессе, которая «нередко принимала откровенно античешскую направленность и знаменовала собой начало острейшей фазы в отношениях между обоими государствами в предмюнхенский период»9.

Античешская кампания незамедлительно принесла первые результаты. 1934 год начался резким конфликтом между Варшавой и Прагой в связи с проблемой польского меньшинства в Чехословакии, умело возбужденной «санационным» МИД. Позиция Праги в конфликте характеризовалась скорее сдержанностью и стремлением к достижению соглашения, что выразилось в решениях Польско-чехословацкого согласительного комитета по прессе10. 5 февраля 1934 г. пражская секция комитета в специальной резолюции осудила брошюру чехословацкого публициста Й. Возки «Польша - тюрьма народов»11, носившую критический в отношении Польши характер. Во второй части резолюции речь шла о кампании в польской прессе по случаю 15-й годовщины занятия Тешена чехословацкими войсками. В связи с этим высказывалось мнение, что события того времени могли бы стать предметом для научного спора, но не для тенденциозной кампании в прессе. В ней также говорилось об участии Берлина в разжигании польско-чехословацкого конфликта12. В полемику включилась и часть чехословацкой прессы, утверждавшей, что якобы уже согласовано решение между Варшавой и Берлином о разделе Чехословакии.

В ответе польской секции согласительного комитета это утверждение не осталось без внимания, более того, его попытались использовать для опровержения тезиса пражского комитета о том, что чехословацкая пресса не дала себя спровоцировать и заняла нейтральную позицию13. Со стороны могло показаться, что конфликт этим и будет исчерпан, однако он входил лишь в свою начальную стадию.

Перемещение чехословацкого направления польской внешней политики в сферу интересов германского МИД. Античехословацкая кампания в германской прессе, обострение польско-чехословацких отношений летом 1935 г

Подписание 2 мая 1935 г. советско-французского договора о взаимопомощи свидетельствовало о начале перегруппировки политических сил в Европе1. Для Чехословакии и Польши это означало появление новых перспектив на международной арене. Внешнеполитические позиции Праги значительно укрепились за счет достигнутой стабилизации международного положения Парижа, а также краха польско-германских «восточных» планов, в рамках которых замышлялось и отторжение Тешенской Силе-зии. Внешнеполитическое положение Варшавы вроде бы ни на йоту не изменилось, даже наоборот, и Польша, и Россия теперь бьши союзниками Франции, однако так могло показаться лишь на первый взгляд. На деле договор Потемкина - Лаваля был своеобразной вехой и для польской внешней политики, тем более что он совпал с кончиной Юзефа Пилсудского, настигшей его на одре болезни 12 мая 1935 г., при жизни единолично определявшего поведение Варшавы в международных делах.

Для Бенеша, который наверняка уже был уже извещен Лавалем о категорическом нежелании Бека пересматривать характер отношений с Прагой, это означало, что последователи маршала вряд ли решатся на изменение своего прогерманского курса. Оба государства достигли значительного политического согласия и, если польское руководство решило делать свою ставку в расчете на Германию, то Праге ничего не мешало делать ставку, наряду с Францией, на Россию. Бенеш теперь мог с чистым сердцем подписывать договор о взаимопомощи с полпредом Александровским. Однако, прежде чем сделать шаг к сближению с Москвой, хозяин дворца Чернинов решил сделать реверанс перед Берлином.

15 мая 1935 г., накануне подписания советско-чехословацкого договора, Бенеш принял германского посланника Коха и заявил ему, что «рассматривает этот договор только как акцию, предшествующую заключению Восточного пакта, к которому должны присоединиться Германия и Польша»2. Завершив вводную часть, глава МИД ЧСР углубился в историю и вспомнил, что, в отличие от других западноевропейских государств, державших Россию после мировой войны вдали от европейской политики, Германия поступила мудрее и заключила в 1922 г. с Россией Раппальский договор. Этим он дал понять собеседнику, что Прага, хотя и с опозданием, следует примеру Берлина, т.е. советско-чехословацкий пакт не является чем-то принципиально новым. Информируя Берлин о встрече, Кох писал: «Бенеш утверждал, что до тех пор, пока он остается министром иностранных дел, то будет всегда придерживаться только западноевропейской ориентации; он никогда не допустит превращения своей страны в вассала России»3.

Дав понять германскому посланнику, что его беспокоит только судьба Чехословакии, а не Советского Союза, Бенеш не упустил случая поинтриговать против Бека. Он обратил внимание Коха на то, что «договор не содержит никаких обязательств Чехословакии в случае польско-российского конфликта»4. Другими словами, он намекал на то, что Гитлер может использовать пилсудчиков в своих агрессивных планах, а Чехословакия останется при этом в стороне. На следующий день, 16 мая 1935 г., хозяин дворца Чернинов подписал договор о взаимопомощи с советским полпредом С.С. Александровским, хотя накануне намекал Коху, что вовсе не возражает против гитлеровской экспансии против Советского Союза, лишь бы она не затронула ЧСР.

Проходившую в беседе с германским посланником красной нитью мысль о том, что политическое единство со странами Западной Европы ему дороже, чем с Советской Россией, Бенеш последовательно доводил до сведения западных дипломатов. Например, 25 мая 1935 г. он откровенничал с итальянским представителем в Лиге наций П. Алои-зи, которому заявил, что «наш пакт с СССР поставлен в зависимость от Западной Европы, что мы от Франции, Англии и Италии не отделимся и что это в особенности не означает какого-либо поворота к старой русофильской политике»5.

Действия чехословацкого руководства, в отличие от слов Бенеша, свидетельствовали об обратном: в Праге очень дорожили союзными отношениями с Россией. Национальное собрание безотлагательно ратифицировало советско-чехословацкий договор, а президент Масарик подписал его уже 3 июня 1935 г.6 Т.Г. Масарик всегда выступал в отношении Бенеша в роли учителя, будь-то в университетские времена, в годы эмиграции или же в межвоенный период. Но в данном случае стремительностью подписания советско-чехословацкого договора президент ЧСР вовсе не хотел показать своему ученику, как следует ценить Россию, просто в памяти обоих уважаемых политиков были свежи воспоминания о ноябрьских 1934 г. войсковых учениях Пилсудского на границе с Тешенской Силезией. Они не могли не оставить у чехословацкого руководства незабываемого и глубокого впечатления. Что же касается слов Бенеша, звучавших в беседах с западными дипломатами, то, по всей видимости, таким образом он старался облегчить процесс сближения с Советским Союзом, которое он склонен был рассматривать как политическую необходимость.

232 июня 1935 г. советский торгпред Килевиц подписал в Праге с генеральным директором Живностенского банка Прейсом соглашение о 6-процентном облигационном займе для СССР на 5 лет в сумме 250 млн. крон7. А уже 8 июня 1935 г. Бенеш с супругой, племянницей и сопровождавшими его лицами поспешил прибыть в Москву для обмена ратификационными грамотами8. Он встречался и беседовал с различными лицами из числа высшего советского руководства, но особое место заняла его беседа с наркомом обороны К.Е. Ворошиловым. Народный комиссар подчеркнул решимость Советского Союза прийти на помощь Чехословакии. Бенеш поинтересовался, как тот представляет советскую помощь в географическом плане: «Означает ли это, что Красная армия пошла бы через территорию других государств?» Ворошилов ответил: «Конечно. Будет ли по этому вопросу соглашение или нет, это разумеется само собой». В чехословацкой записи беседы было отмечено, что говорил он это «крайне решительно и твердо» . Бенеш не удовлетворился словами Ворошилова и решил получить подтверждение еще у кого-нибудь из советского руководства. 9 июня он обратился к главе НКИД М.М. Литвинову с вопросом, является ли то, что сказал ему Ворошилов, мнением правительства. Народный комиссар иностранных дел категорически подтвердил это10. О том, что слова Ворошилова не были риторическими, свидетельствовал тот факт, что вскоре Советский Союз и Чехословакия обменялись военными миссиями. Эти обстоятельства свидетельствовали о том, что к июлю 1935 г. внешнеполитические позиции ЧСР значительно укрепились, и Бенеш мог смотреть в будущее со значительно большей уверенностью.

Похожие диссертации на Польско-чехословацкие отношения 1933-1939