Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Творческий путь и идейная эволюция Лу-Синя-публициста 17
1.1. Состояние китайского общества периода первой модернизации 17
1.2. Основные этапы развития мировоззрения Лу Синя 30
Глава II. Отношение Лу Синя к традиционной китайской культуре 51
2.1. Традиционная китайская культура в публицистическом творчестве Лу Синя 51
2.2. Конфуцианство, даосизм и буддизм в публицистике Лу Синя 57
Глава III. Лу Синь как публицист-просветитель 71
3.1. Лу Синь о просветительстве 71
3.2. Концепция человека в публицистике Лу Синя 85
3.3. Идеал личности в публицистических рассуждениях Лу Синя о передовой европейской культуре 96
3.4. Лу Синь и русская литература 109
Глава IV. Своеобразие творчества Лу Синя-публициста 118
4.1. Взгляд Лу Синя на особенности периодических изданий 118
4.2. Историко-типологические характеристики периодических изданий, издававшихся под руководством Лу Синя 122
4.3. Жанровое своеобразие публицистики Л у Синя 130
Заключение 142
Список литературы 146
- Состояние китайского общества периода первой модернизации
- Традиционная китайская культура в публицистическом творчестве Лу Синя
- Концепция человека в публицистике Лу Синя
- Историко-типологические характеристики периодических изданий, издававшихся под руководством Лу Синя
Состояние китайского общества периода первой модернизации
Содержание публицистского творчества Лу Синя всегда было связано с идейным развитием передовой интеллигенции китайского общества. Национальный писатель, публицист и мыслитель, с детства впитавший традиционную культуру, в молодости проявивший талант публициста, Лу Синь посвятил всю жизнь поднятию и обновлению духа китайской нации. Л у Синь был одним из немногих культурных деятелей своего времени, пытавшихся преобразовать понятие нравственности, национальный психологический уклад и духовный облик китайцев в тот образ, который соответствовал бы общей тенденции развития современных культурных веяний.
Литературное творчество и публицистические произведения, созданные Лу Синем, по мнению Н.Т. Федоренко, «на исторические сюжеты, не только обладают психологической и художественной убедительностью, но благодаря интуитивной способности автора чувствовать требования своего времени, представляются остроактуальными. В этом — смысл привлечения Лу Синем опыта истории к современности»1.
О своей жизни Лу Синь писал: «Я родился в 1881 году в городе Шаосине, провинции Чжэцзян, в семье Чжоу. Отец мой был человеком образованным, а мать, по фамилии Л у, — деревенской женщиной. Читать она научилась сама.
Из рассказов я знал, что во времена моего детства у нашей семьи еще было сорок—пятьдесят му (мера площади, примерно 0,06 га. — Х.И.) орошаемой земли и мы жили в довольстве. Но, когда мне исполнилось тринадцать лет, в семье произошло большое несчастье, и мы почти разорились. Меня отослали жить к родственникам, которые назвали меня попрошайкой, и я решил вернуться домой. Мой отец в то время тяжело заболел и года через три умер. Постепенно мы обеднели до того, что не осталось даже средств дать мне образование. Так как я не хотел становиться личным секретарем или приказчиком у купца — обычный у нас в деревнях путь для детей образованных, но разорившихся людей, — мать собрала немного денег мне на дорогу и велела найти бесплатную школу.
Мне исполнилось восемнадцать лет, когда я отправился в Нанкин и выдержал экзамен в мореходное училище на механическое отделение. Примерно через полгода я ушел из этого училища и поступил в училище железнодорожного и горного дела на отделение разработки руд, а по окончании был послан за казенный счет в Японию для продолжения образования. Но, закончив там подготовительные курсы, я решил посвятить себя медицине. Одной из причин, толкнувших меня на этот шаг, послужило мое открытие, что новая медицина сыграла большую роль для проведения реформ в Японии. Я поступил в медицинский институт в Сэндай и проучился там два года.
В то время шла русско-японская война, и случайно в кино я увидел, как казнили китайца-разведчика. Тут я осознал, что излечение немногих китайцев не имело смысла. В Китае нужно было развернуть широкое движение... и в первую очередь распространять новую литературу. Я бросил учебу, уехал в Токио и вместе с друзьями принялся за небольшие проекты, но все они один за другим проваливались. Задумал было отправиться в Германию, но поездка не удалась, и в конце концов, зная, что моя мать и родные ждут от меня денежной помощи, я вернулся в Китай. Тогда мне было двадцать девять лет.
По возвращении на родину я стал преподавать химию и физиологию в двухклассном педагогическом училище в городе Ханчжоу, провинции Чжэцзян. В следующем году ушел оттуда и стал заведовать учебной частью в средней школе в городе Шаосине. На второй год я покинул и эту школу и никак не мог подыскать себе работу. Подумывал было устроиться редактором и переводчиком в одно издательство, но мне отказали. Вскоре произошла революция, в Шаосине была восстановлена китайская власть, и меня назначили директором педагогического училища. А когда в Нанкине образовалось революционное правительство, министр просвещения пригласил меня работать в министерстве. Я переехал в Пекин и позже стал совмещать службу с преподаванием на литературных факультетах Пекинского университета, педагогического института и женского педагогического института. В 1926 году несколько ученых написали донос правительству Дуань Цижуя о моей нелояльности, требуя моего ареста. Один из моих друзей помог мне бежать в Амой, где я стал профессором университета. В декабре я уехал в Кантон, где занял должность профессора университета имени Сунь Ятсена. В апреле подал в отставку и в сентябре переехал из Кантона в Шанхай, где живу до настоящего времени.
Обучаясь за границей, я опубликовал несколько довольно слабых статей в отдельных журналах. Рассказы я начал писать в 1918 году по совету моего друга Цянь Сюаньтуна и помещал их в журнале «Синь Цин-нянь». Тогда же я стал подписываться псевдонимом Лу Синь, но писал заметки и под другими именами. В настоящее время у меня имеются два сборника рассказов: «Клич» и «Блуждания», том статей, том воспоминаний, том стихотворений в прозе и четыре тома заметок. Кроме этого, я опубликовал переводы, «Очерк истории китайской повествовательной прозы» и «Сборник Танских и Сунских новелл», составленный и отредактированный мною 16 мая 1930»1.
Здесь Лу Синь довольно подробно описал тяжелые годы детства и юности. Все исследователи, изучавшие творчество и жизнь Л у Синя1, сходятся в том, что семейное неблагополучие в раннем возрасте заложило фундамент негативного отношения Лу Синя к феодальному обществу и традиционной культуре, и изучение естественных наук превратило это подсознательное раздражение в рациональную критику.
По словам самого Лу Синя, изучение медицины или занятие литературой были нацелены на «проведение реформ», «развернуть широкое движение» или «распространять новую литературу»; с другой стороны, суровая социальная реальность китайского общества толкнула его на принятие такого решения: реформировать это общество путем распространения новой литературы. Всю жизнь Лу Синь последовательно настаивал на этом решении, принятом им в молодости — это определилось личным характером Л у Синя: настойчивость, целеустремленность. Но важнее, что через литературное, публицистическое творчество Лу Синь вошел в китайскую историю, и в то же время его публицистическое наследие приобретает историческое значение.
Жизнь Лу Синя началась в период, когда Китай находился в глубоких национальном и социальном кризисах. «После первой опиумной войны (1840—1842) Китай пережил полосу экономического хаоса, и во вторую половину XIX века Цинская империя вступила в обстановке сильнейшей экономической разрухи»2. Западные державы, где уже утвердились рыночные отношения в процессе товарного производства, предприняли первые шаги к проникновению в Китай с целью получения доступа к новым сырьевым ресурсам и завоевания нового рынка сбыта товаров. Как показала история, феодальный Китай в 19 веке, где еще царило натуральное, единоличное хозяйство, не мог быть подготовлен к военной и экономической экспансии колониальных держав.
Столкновение двух цивилизаций и последующее политическое и военное поражение привели к разрушению формы существования Китая, как замкнутого геополитического субъекта на Востоке, где сама по себе существовала целостная система цивилизации. «Вторжение иностранного капитала и насильственное нарушение самоизоляции Цинской империи в ходе «опиумных» войн 1840—1842 и 1856—1860 гг. положили начало кризису феодальной формации в Китае. Указанные события открыли полосу упадка и болезненной ломки целостной конфуцианской системы при почти полном сохранении прежних количественных параметров арендно-бюрократического базиса»1.
В связи с этим круги передовой интеллигенции и умеренные представители цинской власти начали поиск выхода из сложившейся кризисной ситуации. Так началось первое движение модернизации Китая.
Яркие представители движения за реформы, высокопоставленные чиновники Цинской империи Ли Хунчжан, Чжан Чжитун в ранней стадии, представители прогрессивной интеллигенции во главе с Кан Ювэем, Лян Цичао и Тань Сытуном в последней стадии движения пытались осуществить главный замысел реформистов: поставить зарубежное на службу Китаю2.
Традиционная китайская культура в публицистическом творчестве Лу Синя
Отношение Лу Синя-публициста к традиционной культуре проявляется прежде всего в его представлении о «китайской культуре» и «Китае»: «Так называемая «китайская культура» на самом деле есть людоедский банкет, устроенный богачами для их наслаждения; так называемый «Китай» на самом деле есть кухня, в которой устраивают этот банкет»1.
Впервые выдвинутый Лу Синем тезис «китайская культура есть людоедский банкет» появился под влиянием просветительского веяния, которым был наполнен дух разрушения культа традиции. В 1918 г. Лу Синь написал рассказ «Записи сумасшедшего». По мнению Лу Синя, на каждой странице истории Китая написаны «гуманность и добродетель», но между этими иероглифами, он «вдруг увидел, что между строками вся она испещрена одним словом — людоедство»2.
Тезис «людоедства» стал последовательным в представлении Лу Синя о китайской традиционной культуре. Он ясно выразил свое представление об этом людоедстве: «Многочисленные, большие и маленькие банкеты людоедства устраивали с появления цивилизации до нашего времени, и в этом зале люди едят людей, и их самих тоже съедят, глупыми овациями злых перекрыли клики жалких слабых, уже не говоря о женщинах и детях»3.
Однако сведение традиционной культуры к тезису «большие и маленькие банкеты людоедства» или просто «людоедство» имеет односторонность в логическом умозаключении. Традиционная китайская культура представляет собой сложное социальное явление с богатым содержанием, в ней присутствуют здоровые и рациональные моменты. Но конфуцианское учение, которое является координатором этой культуры, действительно обладает духом абсолютизма и этим был скован духовный мир китайцев на протяжении нескольких тысячелетий. Конфуцианство заставляет людей находиться в замкнутом духовном ограничении и так же душит естественное требование человеческой природы. При этом редко бывало культурное явление, которое могло бы противостоять и уничтожать то порабощение, на чем основано китайское общество.
В 17 веке в Китае появились первые мыслители — антиконфуцианцы, и они осознали историческую обусловленность конфуцианства. Дай Чжэн, видный литератор и критик, в своей работе писал: «Жестокие судьи убивают людей законом, а конфуцианство убивает людей своим учением»1. Этот тезис получил отклик в публицистике Лу Синя.
Представленное понятие «китайская культура — людоедская» в контексте публицистики Лу Синя имеет обширное значение: оно не только обозначает культуру как таковую, а подразумевает ведущую духовную нить этой культуры. С этой точки зрения выражение Лу Синя, хотя имеет односторонность по логике, в какой-то степени раскрывает истину и сущность этой культуры.
Причину долгого существования ведущей духовной нити традиционной культуры Лу Синь видел в ее широком распространении: она проникла во все социальные институты и крепко управляет мыслью и поведением социальных масс: «Эта цивилизация не только напоила иностранцев, но и давным-давно напоила всех людей в Китае, и все улыбаются. Разделение людей, переданное с древних времен до нас, изолировало всех, никто не чувствует мучения других, и еще существует надежда на порабощение или поедание других, таким образом забыли, что самих могут поработить и съесть в будущем»1.
По публицисту, ключевой вопрос состоит в том, что ведущая духовная нить традиционной культуры получила широкое распространение по всему обществу при поддержке и пропаганде конфуцианского учения со стороны феодальных правителей, и она основательно управляет духом всей нации. В результате китайцы стали индифферентными: с одной стороны, они смирились с положением порабощения, с другой стороны, так же порабощают других. В глазах публициста, в китайском обществе «по разрядам один другого обуславливает, никто не может двигаться, и не хочет двигаться», «такой круг обеспечивает каждому свое место, кто сумеет рассуждать иначе, того сразу обвиняют в «непорядочности»2. Таким образом китайское общество существовало в хорошо обдуманной стабильной системе, и носители этой культуры с большим удовольствием восхваляют самих себя, что дало публицисту назвать это «оптимизм окоченелого трупа»3. Как раз этот «оптимизм окоченелого трупа» усиливает неизменную инертность в национальном духе — для Лу Синя это одно из главных препятствий просвещения общества.
Лу Синь глубоко осознал, что сущность традиционной китайской культуры отражает и соответствует автократическому режиму иерархического социального строя. Публицист писал: «У меня такое ощущение, точно между нами, людьми, стоят высокие стены: они отделяют нас друг от друга и мешают нашему общению. В древности наши так называемые «мудрецы» разделяли человечество на десять категорий. Хотя мы сейчас и не пользуемся этим разделением, оно все же до сих пор существует в Китае, и притом в еще более неприятном виде. Что же касается народа, то он рос четыре тысячи лет в молчании, хирея и увядая, словно придавленная огромным камнем трава» .
Здесь публицист называл «мудрецами» прежде всего ортодоксальных конфуцианцев, даосистов и других представителей китайской философской мысли. В процессе развития феодального общества в Китае ортодоксальное конфуцианство органически принимало элементы других философских и культурных течений, и тем самым сформировало собственное философское учение.
В обществе, где конфуцианство играло ведущую роль в духовном развитии, «мудрецы» и их ученики приняли одну очень важную меру для содержания феодального правления: воплощение конфуцианского учения в законный порядок: «Как служить, как облагать налогом, как бить челом, как восхвалять»2. С этой точки зрения, многочисленные конфуцианские классики писали об установлении общей нормы морали и сохранении стабильности общества, где по иерархическому разделению отсутствует материальная и духовная возможность интеллектуального развития и реализации творческих способностей широких масс. По интерпретации Лу Синя, вся китайская история синхронически разделена на две части: период порабощения и период отсутствия возможности порабощения, поэтому «китайцы никогда не завоевывали статус «человека», в лучшем случае были «рабами», и до сих пор так и есть; но бывали периоды, когда их статус был ниже рабов, и как ни удивительно, это бывало многократно»3.
Вот и вся сущность китайской культуры, на взгляд Лу Синя: порабощение при лишении здорового развития человеческой природы и основании духовного мира человека.
В Китае этот факт длительное время скрывался классиками конфуцианства. Когда обманутая публика добровольно отправляется на уничтожение свободы человеческой природы, она часто оказывается в восхвалении «мудрецов», и такое поведение всегда было образцом нормы морали в Китае, по этой причине пробужденные личности часто угрожают противостоянием традиционному обществу. В результате в китайской традиционной культуре отсутствует элемент, который позволял бы людям смело «смотреть реальности в лицо», и ни у кого нет смелости «смотреть в лицо жизни, поэтому только обманывают и надувают, отсюда рождается обманывающая и надувающая культура, и из-за этой культуры Китай провалится в трясину обмана и надувательства»1.
Лу Синь образно назвал традиционную культуру «старая песня», и эта «старая песня напевается лишь потому, что обычные эгоистичные люди ни за что не ставят во главу угла интересы публики, а только пытаются создать для себя удобства, и так эта старая песня запевается еще раз и еще раз». «Старая песня запевается до гибели Китая — гибель была несколько раз, а она все же может запеваться дальше»2.
В качестве примера Лу Синь перечислял последние четыре феодальные династии, считая, что их гибель произошла из-за этой «старой песни». Управленческая деятельность феодальных правителей всегда основана на этой культуре и главным образом направлена на сохранение собственной власти, и непрерывное дополнение к этой культуре феодалов делало ее порождением правленческой деятельности феодалов. «Китайская культура — я, честно говоря, не знаю, где она. Так называемая культура, какое отношение имеет к простому народу? Чем она полезна?»3. По Лу Синю, «китайская культура есть культура ухаживания за хозяином, повлияло на нее горе многих людей. И китайцы, и иностранцы, кто восхваляет китайскую культуру, тот обязательно считает себя хозяином»4.
Концепция человека в публицистике Лу Синя
Во время учебы в Японии Лу Синь начал изучать национальный психологический уклад китайцев и обсуждал этот вопрос со своими однокурсниками4. На основании этого изучения Лу Синь высказал мнение о необходимости «развития национального духа» и «формирования человека». Решение вопроса «формирования человека» публицист видел прежде всего в «движении личности»5.
В отличие от первых реформистов и демократов взгляд Лу Синя на выход из национального и социального кризисов остановился на размышлении о духовности китайской нации: от размышления о национальном психологическом укладе, от вопроса «развития национального духа» до тезиса «формирования человека». Публицист привел исторический факт как аргумент для укрепления своей концепции: «Мощь Европы и Америки, которой они кичатся перед всем светом, создана людьми». «Между жизнью и смертью задачей разных держав приоритетным прежде всего является формирование человека»1.
По публицисту, вопрос формирования человека, на чем будет осуществлено освобождение личности, является расширением проблемы освобождения всего общества, то есть духовным освобождением конкретного человека, на высшем уровне освобождение личности есть предпосылка пробуждения самопознания толпы, при освобождении личности появляется естественное пробуждение социальных масс. Публицист считал, что «при самопознании каждого человека пробуждение толпы близко»2.
С этой точки зрения, Л у Синь многократно призывал к созданию «государства людей», и в нем видел путь возрождения Китая: «Из конгломерата песчинок превратится в государство людей», «государство людей предстает перед вселенной неповторимым в своем величии, небывало сильным и могучим»3.
Итак, здесь представлена формула лусиньевской концепции «личности»: самопознание человека — формирование человека (Здесь формулировка «формирование человека» является переводом термина, употребляющегося Лу Синем в публицистических работах. Данное слово состоит из двух китайских иероглифов: «Ли» и «Жэнь». Слово «Ли» переводится на русский язык как «встать», «поднять», «возвысить», «образовать», «формировать» и т.д.; «Жэнь» — человек. Таким образом «Ли-Жэнь» переводится как «возвышение или формирование человека как личности». В это понятие также входит, по Л у Синю, самореализация человека как последний этап процесса «формирования человека».) - государство людей — возрождение Китая. По этой формуле для Л у Синя стало естественным мнение о том, что пробуждение самосознания человека — единственный выбор в то время для китайского общества, где активно велся поиск выхода из глубоких национального и социального кризисов.
У Лу Синя появилось четкое представление об освобождении личности в современной идейно-культурной истории Китая. С учетом процесса социального и идейного развития в современной Европе он писал: «После Великой французской революции равенство и свобода стали первым делом для всех, было распространено общее и национальное образование. Находясь в такой цивилизации длительный период, люди постепенно уразумели достоинство человека; было самосознание человека и из него родилось познание ценности и неповторимости личности»1.
Из высказываний Лу Синя следует, что только после окончательного уничтожения духа абсолютизма и привилегии правителей, духовно-интеллектуальное возвышение человека могло оказать влияние на дух и мысль нации, и формирование человека могло осуществиться. Данное мнение публициста является как бы дополнением к высказыванию «при самосознании каждого человека пробуждение толпы близко».
Выражение «самосознание человека» в публицистике Лу Синя имеет обширное значение. Оно не только обозначает познание человеком самого себя, по публицисту, это единство двух взаимодействующих факторов, «внутреннее пробуждение» и «голос души», и они в то же время и есть форма выражения «самосознания человека». «Внутреннее пробуждение», по Лу Синю, это когда «у человека разрушится невежество», а «голос души» - «то, что отделяет человека от лицемерия и обмана». Дальше публицист подробно объяснил сущность этих двух составляющих частей понятия «самосознания человека»: «Внутреннее пробуждение,... это значит, что время и общественная обстановка не в силах разрушить душу человека, так как стремление к истине находится в нем и дает ему силу; это такой дух, который позволит ему не подпевать с толпой в один хор».
«Голос души», по истолкованию Лу Синя, основан на «внутреннем пробуждении» и он должен воздействовать на общество: «Голос души должен обладать силой просвещения всего общества, или силой потрясения его»1.
«Самосознание человека» как первый шаг к «формированию человека», по мнению публициста, имеет одну предпосылку: оно возможно, когда у человека «чистая душа», которая могла бы позволить человеку искренне и откровенно выразить свой «голос души», она «помещает гения среди масс, вызывает внутреннее пробуждение у человека»2.
С точки зрения Лу Синя, в Китае мало «борцов и героев» с чистой душой, как у Толстого или Руссо: «Как велики их произведения по покаянию, в них преисполнен голос души». А так называемые «борцы и герои», «у них на самом деле нет никакой идеи, они с ханжеским видом говорят о том, что они борются за родину, а я бы хотел сначала выслушать их чистосердечное признание». Публицист пришел к выводу: «Поэтому сегодня беспокоит больной Китай то, что слишком много борцов и героев и слишком мало людей»3.
Под влиянием теории биологической эволюции публицист в первую очередь обратил внимание на биологическое определение человека: «... после питекантропа (... — Х.И.) родился говорящий, называющийся человеком»; и «даже у человека нет отличающих черт конструкции тела от других животных, а внешнее отличие человека от животных является результатом эволюции»4.
Однако это «биологическое начало» в публицистике Лу Синя рассматривалось в обширном виде, инстинктивные потребности человека, носящие социально-бытовой характер, также входят в это понятие. «Величавость, дети, яшма и шелк лишь удовлетворение потребности чистой животности. Но для всех больших или маленьких мужей это считается высшей мечтой» .
В рассуждении Л у Синя о человеке был допущен некий биологизм. Публицист считал, что «по явлению биологического мира» существует сходство между человеком и животными: желание и стремление сохранения, продолжение и развитие жизни, и «человек» в биологическом понимании этого слова не отличается от животных. Человеческую сущность публицист рассматривал, как биологический признак, отличающийся от животных, и «человечность» должна быть выше, чем «животность», так как человек обладает разумом. Именно с этой точки зрения публицист отверг конфуцианское представление о том, что рождение и воспитание детей есть «благодеяние» со стороны родителей. По мнению публициста, так называемое «благодеяние» на самом деле есть один ход в процессе эволюции человечества, оно востребовано общим законом природы2.
Под влиянием немецкого философа Штирнера в лусиньевской концепции «человека» наблюдается склонность к анархическому воззрению, и в понятие «человек» уже включается «индивидуум». Публицист писал: «Человек должен проявить свое индивидуальное качество и избавиться от ограничения объективного мира (... — Х.И.) существует только свое «я», которое рождено свободным, (... — Х.И.) свобода появится с помощью силы, а сила находится в индивидууме. Индивидуум есть и материальное средство, и право»3.
Историко-типологические характеристики периодических изданий, издававшихся под руководством Лу Синя
Методологические основы научной типологии периодических изданий были заложены в трудах Е.А. Корнилова, А.И. Акопова, А.И. Станько А.В. Западова, С.Г. Бочарова, М.В. Шкодина и др. Фундамен тальное понятие типоформирующих факторов периодических изданий было дано в работах Е.А. Корнилова: «Типоформирующие (типообразующие) факторы, рассматриваемые в пределах одной общественно-экономической формации, определяются тремя главными родовыми элементами массовых коммуникаций: субъект правления - журналистика - объект управления или издатель - издание - аудитория. ...Типоформирующими факторами, соответствующими родовым элементам журналистики, могут быть три: издатель, целевое назначение (функция) издания, аудиторная группа»1.
Развитие типологической методологии в работах А.И. Акопова является конкретизацией основных типоформирующих признаков, характеризующих тип издания.
На основе научных достижений Е.А. Корнилова, А.И. Акопова и других российских ученых возможно выявление историко-типологических характеристик периодических изданий, вышедших под руководством Лу Синя, что представляет интерес не только как расширение представления о лусиньевской интерпретации периодических изданий, но и как путь к изучению творческого мастерства Лу Синя.
Так, в монографиях китайских историков-журналистов упоминается редакторская деятельность Лу Синя. По статистике китайского исследователя Фан Ханьчи, за всю творческую жизнь Лу Синем были опубликованы 742 публицистических произведения в разных периодических изданиях, в том числе 254 статьи в 15 газетах, 446 статей в 78 журналах и 14 статей в зарубежных изданиях. В своей монографии Фан Ханьчи также вспоминал, что Лу Синь участвовал в редакционной работе или руководил примерно 20 газетами и журналами2. Редакторская деятельность Лу Синя была рассмотрена также и в монографиях других исследователей, где сошлись во мнении, подтвердившем статистику Фан Ханьчи1.
Редакторская деятельность Лу Синя началась в 1912 году, когда он руководил редакционной работой газеты «Юэдо Жибао». Эта газета относилась к общественно-политическому типу издания местного значения, была главным ежедневником города Шаосина (родины Лу Синя). На содержание и политическую ориентацию газеты «Юэдо Жибао», носящую массовый характер, наложила отпечаток социально-историческая обстановка страны в период демократической революции, и газета в целом отвечала требованиям того исторического периода - распространение демократической идеи и пропаганда республиканского управления. Издающим органом газеты была общественная организация «Юэшэ», которая была верным сторонником демократической революции и в свое время приветствовала провозглашение республики и создание временного правительства Сунь Ятсена. По воспоминаниям Чжоу Зуожэня, среди инициаторов и редакционных работников, помимо Лу Синя, директора местного педагогического училища, были представители кругов революционеров-демократов, либерально настроенных помещиков и местного студенчества2. Первыми финансовыми спонсорами газеты «Юэдо Жибао» выступили Общество возрождения и временная военная комендатура города Шаосина, представляющие интерес демократов, националистов-революционеров и передовой части либеральной интеллигенции3.
В связи с бурно развивающимся революционным движением по всей стране и общественно-политической деятельностью «Юэшэ» в городе Шаосине в частности, задачи газеты «Юэдо Жибао» разделились в двух основных целевых направлениях деятельности: максимальное расширение влияния демократов-революционеров и пропаганда за идейное утверждение основных политических принципов юной демократической республики. В целях укрепления демократической власти в городе Шао-сине Лу Синь конкретизировал следующие задачи «Юэдэ Жибао»: «Обеспечивать свободу слова, соблюдать права человека, способствовать проведению республиканского правления, давать объективную оценку политическим событиям, просвещать общество, воспрянуть духом смелости и стойкости»1.
В соответствии с задачами издания, тематика опубликованных материалов, по всей видимости, развивалась в двух направлениях: критика и разоблачение злоупотреблений служебным положением должностных лиц временной военной комендатуры и исторические воспоминания о павших героях в период демократической революции 1911—1912 гг. В решении поставленных задач играли немаловажную роль жанры китайской публицистики, находящейся в начальной стадии своего развития. К числу таких жанров прежде всего относятся политическое обозрение и комментарии, появление которых в прессе было тесно связано со спецификой данных жанров в соответствии с требованием исторического периода.
В пекинский период своего творчества с конца 1924 года по начало 1926 года Лу Синь работал редактором литературного раздела газеты «Цзинбао» (декабрь 1924—февраль 1925 гг.) главным редактором журнала «Манъюань» (апрель 1925—август 1925 г.) и редактором литературного раздела газеты «Гоминь Синьбао» (декабрь 1925—февраль 1926 г.)2.
Газетная группа «Цзинбао» является частным владением известного китайского общественного деятеля и журналиста Шао Пиаопина (1886—1926 гг.), который в 1918 году создал крупную общественно-политическую ежедневную газету «Цзинбао»1.
По приглашению Шао Пиаопина Лу Синь в конце 1924 года начал работать редактором литературного раздела «Цзинбао», главной целью издания этого приложения к газете было объявлено «отражать мысль народа» и «пропагандировать литературные произведения, главным материалом которых является повседневная жизнь простого народа»2.
Под руководством Лу Синя 24 апреля 1925 года вышел в свет художественно-литературный еженедельный журнал «Манъюань», входящий в газетную систему «Цзинбао». Главным замыслом издания этого журнала, по словам Лу Синя, является «призыв новых критиков общества» к цели «сорвать лицемерную маску со старого общества». В рекламе, опубликованной в газете «Цзинбао», о выходе в свет журнала «Манъюань» Шао Пиаопин назвал главной целью издания «преобразование мысли молодежи»3. В письме Сюй Гуанпину от 28 апреля 1925 года Лу Синь признал, что большинство материалов, опубликованных в журнале «Манъюань», является критикой отрицательных сторон общественной жизни и обсуждением текущих социальных вопросов Китая, несмотря на художественно-литературный характер опубликованных произведений4.
«Гоминь Синьбао» является органом пекинского городского комитета Гоминьдана, вышедшим в свет в конце 1925 года. Политическая программа Гоминьдана стала главным ориентиром направления деятельности газеты: «спасение отечества, пропаганда идеи национальной независимости, свержение империализма и уничтожение темных сил»5.
Весной 1926 года газету «Гоминь Синьбао» закрыли северные милитаристы. Будучи редактором литературного раздела этой газеты, Лу Синь здесь опубликовал 17 публицистических статей.
С декабря 1927 года по июнь 1928 года в начале шанхайского периода творчества Лу Синь стал главным редактором художественно-литературного журнала «Юйсы» после его запрета милитаристским правительством в Пекине. «Юйсы» был коллективным журналом одноименного литературного творческого объединения, в которое вошли писатели различных политических ориентации. С точки зрения формирования типологических признаков периодических изданий главная специфика еженедельного журнала «Юйсы» состояла в том, что учредители и издатели были одни и те же члены объединения «Юйсы», одновременно они и вошли в авторский состав журнала. В результате у журнала не были сформулированы конкретные цели и задачи издания за все время его существования. Но все же, по мнению Лу Синя, был сформирован естественным путем отличающий характер журнала «Юйсы» от других изданий: «в нем говорили свободно, писали без стеснения, стараясь критиковать вредные старые вещи, авторский состав способствовал появлению нового»1.
С 1928 по 1932 гг. Лу Синь активно участвовал в работе нескольких художественно-литературных журналов, которые относились к органам общественной организации Лиги левых писателей и позже их дальнейший выход в короткий срок был запрещен гоминьдановским правительством. К числу таких журналов относится, например, журнал «Вэньсюэ Яньцзю», который вышел лишь одним номером и прекратил существование. Регулярно выходили: три номера полумесячника «Шизи Цзетоу», до восьмого номера полумесячник «Цзяньшао», затем они получили запрет на выход.