Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Образы демонических персонажей в цикле «Вечера на хуторе близ Диканьки» 14
1.1. Снижение демонологии в повести «Ночь перед Рождеством» 18
1.2. Полисемантизм демонологических образов в повести «Вечер накануне Ивана Купала» 37
1.3. Трансформация народного образа русалки в повести «Майская ночь, или Утопленница» 49
Глава II. Образ праздника в цикле «Вечера на хуторе близ Диканьки»... 57
2.1. Хронотоп ярмарки в повестях «Сорочинская ярмарка» и «Пропавшая грамота» 57
2.2. Обрядовые развлечения на страницах цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки» 78
2.3. Тема игры в повестях «Майская ночь» и «Пропавшая грамота» 92
Глава III. Матримониальная тема в цикле «Вечера на хуторе близ Диканьки» 101
3.1. Постановка проблемы соотношения жанра волшебной сказки, народного свадебного обряда и повестей Гоголя 101
3.2. Этнографический аспект изображения свадьбы в цикле «Вечера на хуторе близ Диканьки» 109
3.3. Мотив добывания невесты в структуре повестей «Сорочинская ярмарка», «Вечер накануне Ивана Купала», «Ночь перед Рождеством» и «Майская ночь» - 135
Заключение 152
Библиографический список 161
- Снижение демонологии в повести «Ночь перед Рождеством»
- Полисемантизм демонологических образов в повести «Вечер накануне Ивана Купала»
- Хронотоп ярмарки в повестях «Сорочинская ярмарка» и «Пропавшая грамота»
- Постановка проблемы соотношения жанра волшебной сказки, народного свадебного обряда и повестей Гоголя
Введение к работе
Диссертационное исследование посвящено структурообразующей роли народного календаря в цикле Н.В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». Последнее время понятие народного календаря активно разрабатывается в фольклористике и этнографии. В своей монографии Т.А. Агапкина определяет этот термин как подсистему «традиционной культуры, моделирующей представления о природных изменениях и связанных с ними циклах хозяйственной и социальной деятельности. Народный календарь воплощается во всей совокупности жанров и форм духовной культуры: в фольклорном слове, языке, верованиях и сезонных обычаях»1. Примерно 150 лет славянский народный календарь изучался через те или иные свои составляющие — обрядовый фольклор, описание праздников и крестьянского быта, анализ жанров фольклорного слова, фиксирование земледельческих и климатических примет. В последнее время в науке предпринимается попытка представить < народный календарь как целостную систему, в которой неотделимы друг от друга все прежде в отдельности рассматривавшиеся компоненты. Современное понимание народного календаря предполагает расширенное толкование этого понятия, включающего в себя не только хронотоп земледельческого календарного цикла, но и национальную картину мира. Именно такой подход позволяет раскрыть народное мировоззрение во всей его полноте и самодостаточности.
Актуальность данного исследования определяет анализ повестей Н.В. Гоголя из цикла «Вечера на, хуторе близ Диканьки» именно с позиции новейших работ в области народного календаря.
Фольклоризм произведений Гоголя, в особенности ранних его работ, является наиболее изученной литературоведами и фольклористами стороной творчества писателя. С самого выхода цикла «Вечеров...» в
1 Агапкина Т.А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл. -М., 2002.-С. 10.
\
свет в печати появились первые отклики на него В.А. Ушакова, Н.А. Полевого, Н.И. Надеждина, О. Сомова, А.Я. Стороженко (Андрия Царынного). Содержание отзывов этих рецензентов преимущественно касалось степени отображения в цикле реальной малороссийской жизни и быта и не раскрывало идейной и сюжетной его сторон. Так, один из первых рецензентов «Вечеров...» В.А. Ушаков в своей статье в «Северной пчеле» писал: «Не ожидайте характеров сильных или слишком глубоких, потому что пред вами раскрывается простой, сельский быт» . Н.А. Полевой, напротив, не увидел в повестях изображения истинно народной жизни Малороссии и потому подверг сомнению то, что автор является настоящим украинцем. Наиболее обстоятельный разбор книги «Вечеров...» был проделан А.Я. Стороженко, выступившим под псевдонимом Андрия Царынного. В своей статье «Мысли малороссиянина по прочтении повестей пасичника Рудого Панька...» он подверг резкой критике неточности этнографической основы цикла, а вместе с тем и сюжетной канвы произведений.
В 60-е годы XIX века вопрос о достоверности изображения Гоголем народной жизни и быта Украины получил свое развитие и продолжение в статьях П.А. Кулиша. По его мнению, «украинские повести Гоголя мало заключают в себе этнографической и исторической истины, но в них чувствуется общий поэтический тон Украины» , на который, продолжает Кулиш, автора вдохновили какие-либо книжные источники, а не действительная жизнь. Оппонентом критика выступил М.А. Максимович, доказавший возможность существования или проведения тех обрядов, о которых писал Гоголь.
На рубеже XIX-XX веков и в начале XX века возникает тенденция более детального рассмотрения поэтики «Вечеров...». Исследователями
2 Ушаков Н. «Вечера на хуторе близ Диканьки» // «Московский телеграф», № 17 -1831.
3 Кулиш П Гоголь как автор повестей из украинской жизни // «Основа», №4. - 1861. - С.71.
уделяется больше внимания не столько тому, насколько точно и реалистично изобразил Гоголь малороссийскую действительность, а постижению ее своеобразия. В работах начала XX в. исследуются проблемы метода, идейной основы творчества писателя. Появляются труды, посвященные непосредственно обнаружению фольклорных и частью литературных источников ранних повестей Гоголя: Н.И. Петрова, В.А. Розова,. К. Невировой, Г.И. Чудакова, Г.В. Александровского. Их авторы прежде всего рассматривают те преимущественно украинские фольклорные материалы, которые могли лечь в основу гоголевских повестей. Г.В. Александровский охарактеризовал это направление в изучении цикла так: «Одним из основных вопросов, возникших при изучении "Вечеров...", является вопрос о влиянии на эти повести народной украинской поэзии, а также о том, в какой степени проявляется автором самостоятельность в творческой переработке того, что дала ему богатая сокровищница народной фантазии»4. Заслугой этих авторов явилось то, что они впервые выделили мотивы, образы народной словесности, которые нашли отражение в цикле, произвели их типологию (К. Невирова), а также сопоставили с традицией западноевропейской литературы (Г.И. Чудаков).
В советском литературоведении фольклоризм произведений Гоголя, также не остался без внимания. Рассмотрению этой проблемы в целом посвятили свои труды В.И. Еремина, В.К. Соколова, В. Чапленко. В объемных монографиях, представляющих творчество Гоголя, также изучается этот вопрос М.Б. Храпченко, Г.А. Гуковским, С. Машинским. Главным объектом внимания исследователей явилось понятие народности, под которой понимается «отражение духовной одаренности народа, чистоты и благородства чувств простых людей, их живого ума
4 Александровский Г.В Историко-литературные комментарии к повестям Н.В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». - Киев; СПб; Одесса, 1914. - С. 10
<...> » , в «Вечерах...» находят отражение «не индивидуальные, а коллективные мечты и нормы»6. В целом атмосфера цикла воспринимается как светлая, радостная, воплощающая народный идеал. , Мрачные мотивы в повестях воспринимаются как заимствованные из народных легенд и не нарушающие общей светлой картины диканьковского мира. Г.А. Гуковский, однако, высказывает мысль, что нарушение прекрасного мира происходит потому, что «за прелестью сказки и легенды стоит тоска о том, что они - только мечта»7.
А.В. Самышкина, Е.И. Анненкова, Л.Л. Фиалкова, А.С. Немзер в своих работах анализировали отдельные проблемы гоголевского фольклоризма, рассматривая сказовую манеру в повестях, соотношение фольклора и книжных источников на страницах цикла, изучая антропоморфность художественного пространства «Вечеров...» и сопоставляя мотивы волшебных сказок и повестей Гоголя.
В современных монографиях, посвященных творчеству Гоголя, как правило, всегда затрагивается вопрос о влиянии устного народного творчества на поэтику и структуру цикла «Вечеров...», который решается авторами в интересных аспектах (С.А. Шульц, Е.В. Душечкина, И.Ф. Заманова, Н.В. Бардыкова, М.А. Новикова, И.Н. Шама, Е.Е. Дмитриева, Ю.Я. Барабаш).
Необходимо отметить исследования, посвященные взаимосвязи образов, мотивов и в целом поэтики «Вечеров» с религиозной традицией Православия (К. Мочульский, В. Зеньковский, В.А. Воропаев, И.А. Виноградов), а также работы, рассматривающие влияние масонской гностической литературы на творчество Гоголя (М. Вайскопф.; С.А. Гончаров).
5 Храпченко М.Б. Н.В. Гоголь. - М., 1936. - С. 112.
6 Гуковский Г. Реализм Гоголя. - М.; Л., 1959. - С.56.
7Тамже.-С.ЗЗ.
Научная новизна нашего исследования заключается в следующем:
1) цикл «Вечера...» рассматривается с точки зрения реализации в нем
основных составляющих народного календаря;
2) народный календарь берется как целостный комплекс, т.е.
представляет собой тесную взаимосвязь всех элементов, организующих
его;
3) исходя из сюжетного материала «Вечеров», предпринята попытка
анализа роли народного календаря в структуре цикла с точки зрения
деления сюжетики повестей на тематические разделы.
По своей структуре народный календарь является системой, объединяющей множество «относительно автономных моделей»8, представляющих собой ту или иную сторону человеческого существования, как хозяйственно-бытового, так и семейного плана: «распорядка христианских праздников, постов и мясоедов; календарей солнечного, лунного, вегетативного; земледельческого, скотоводческого, охотничьего <...>; брачного (свадебного) и поминального, демонологического (ср. сезонность и календарную приуроченность появления мифологических персонажей), фольклорного (ср. календарные регламентации пения, загадывания загадок и т.п.). Каждая из этих моделей образует особый цикл и соотносится с особым кругом верований о природе и человеческой жизни; вместе с тем все они взаимно связаны»9.
Проанализировав восемь повестей цикла «Вечера...», мы выделили три сюжетные доминанты, которые образуют сквозные мотивы10 цикла. Генетически эти мотивы восходят к «моделям», собственно, составляющим систему народного календаря.
8 Толстая СМ. Календарь народный // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. T.2. -
М..1999.-С.442.
9 Там же. - С.442.
10 Под мотивом мы, вслед за А.Н. Веселовским, понимаем элементарную, не разложимую далее
сюжетную единицу, а сквозными считаем те мотивы, которые выявляются во всех произведениях цикла.
Во-первых, традиционно обозначаемая всеми исследователями творчества Гоголя демонологическая составляющая. Одна из главных тем «Вечеров...» - вторжение в жизнь людей демонических сил. В каждой из повестей присутствуют те или иные образы низшей мифологии, более того, как правило, они и являются главными действующими лицами и определяют ход развития повествования. Демонологические образы принадлежат различным культурным традициям — фольклорной, литературной, церковной, внецерковной (апокрифы). В поэтике Гоголя фольклорная составляющая признана доминирующей. Именно это обстоятельство и побуждает поставить вопрос об образах народной демонологии в цикле. Исключением в этом плане можно назвать повесть «Иван Федорович Шпонька и его тетушка», которая становится переходной к новому этапу творчества Гоголя — циклу «Миргород» - и в которой фантастическое начало определяется не появлением демонических персонажей, а, по замечанию Ю.В. Манна, «нефантастической фантастикой»11, характеризующейся странным расположением частей произведения, алогизмами в речи повествователя и другими несоответствиями.
Во-вторых, это праздничный календарь и его обрядовое сопровождение: в любой из повестей цикла можно увидеть изображение какого-либо праздника - будь то свадьба («Вечер накануне Ивана Купала», «Страшная месть») или увеселительное торжество, обладающее всеми признаками «праздничного текста» (по определению В.Н. Топорова), - «Сорочинская ярмарка», «Пропавшая грамота». В карнавальную атмосферу «Вечеров» вписываются обрядовые действа, сопровождающие какой-либо народный праздник: в «Майской ночи» это ритуальные бесчинства молодежи, происходящие на троицкие Святки; в «Ночи перед Рождеством» - рождественские колядования. Наконец,
11 Манн Ю В Поэтика Гоголя. - М., 1996. - С.94.
ритуальная пляска, с древних времен передающая праздничное мироощущение, встречается в повестях «Сорочинская ярмарка», «Пропавшая грамота», «Страшная месть», «Заколдованное место».
В-третьих, в четырех произведениях цикла - «Сорочинская ярмарка», «Вечер накануне Ивана Купала», «Майская ночь, или Утопленница», «Ночь перед Рождеством» - прослеживается ярко выраженная любовная линия, основная суть которой состоит в том, что герои преодолевают множество препятствий на пути соединения с любимой девушкой и женитьбы на ней. Это дает нам основание говорить о матримониальной тематике в цикле «Вечера» и соотнести ее с брачной «моделью» народного календаря.
Таким образом, подобное разделение народного календаря на доминирующие тематические единицы в первом цикле Гоголя предопределило структуру диссертационного исследования.
Первая глава нашей диссертационной работы посвящена образам народной демонологии в цикле «Вечера на хуторе близ Диканьки», точнее - в трех повестях - «Ночи перед Рождеством», «Вечере накануне Ивана Купала» и «Майской ночи». Выбор для анализа именно этих повестей обусловлен тем, что время действия в них совпадает с календарным периодом быличек - фольклорного жанра, в котором, в основном, функционируют демонологические образы. Как правило, в народном творчестве за определенным календарным временем закреплено бытование тех или иных персонажей. Таким образом, наша задача заключается в том, чтобы путем сопоставления поэтики гоголевских повестей и традиционной стилистики и сюжетики быличек выявить особенности воплощения мифологических персонажей в цикле «Вечера.,.». Для каждой повести выделяется отдельный параграф.
Во второй главе рассматривается тема праздника и народных увеселений на страницах «Вечеров...». Цель первого параграфа -раскрыть один из центральных образов всего цикла - образ ярмарки - в
пространственно-временном аспекте; выявить, как соотносится праздничный мир и ярмарка в качестве его составляющей и как этот образ организует структуру повестей «Сорочинская ярмарка» и «Пропавшая грамота». Во втором параграфе - «Обрядовые развлечения в цикле "Вечера на хуторе близ Диканьки"» - мы выделяем различные обрядовые увеселения, игрища, развлечения, встречающиеся на страницах цикла. Они, собственно, и являются реализацией праздничного мироощущения, организующего атмосферу большинства повестей, которое еще отметил Пушкин в своем отзыве на выход второго издания «Вечеров»: «Все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости, простодушной и вместе лукавой»12. В параграфе анализируется как семантика праздничных обрядов в традиционной народной культуре, так и их изображение и смысловое наполнение в повестях Гоголя. Последний параграф главы посвящен теме игры, обрядовой и карточной, в контексте игровой тематики произведений русской литературы первой трети XIX века. В данной части диссертации рассматривается идейная основа изображения игры, преимущественно карточной, в литературе начала XIX века, в эту тенденцию нами включается и карточная игра, описываемая в повести «Пропавшая грамота». Отдельно анализируется обрядовая игра «в ворона», которая встречается в повести «Майская ночь».
В третьей главе диссертационного исследования мы обращаемся к свадебной тематике цикла. Эта тема редко затрагивалась в отечественном литературоведении, поэтому ей мы уделяем особое внимание, анализируя проблему взаимосвязи народного свадебного обряда и жанра сказки и семантической и формальной трансформации свадебного ритуала в сюжете повестей Гоголя. Этому посвящен первый
11 Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т.-Л., 1977-1979.- Т.6.-С.228.
параграф главы. Во второй части рассматривается этнографический аспект изображения свадьбы в цикле «Вечера», а именно - насколько верно описывается свадебный обряд и с какой целью вводятся те или иные этнографические подробности. Именно эта сторона вопроса чаще всего попадала в сферу внимания гоголеведов, однако нас в первую очередь интересует роль введения обряда свадьбы в структуру повестей, а также его семантическая составляющая в цикле. Этот момент исследуется в третьем параграфе, где рассматривается мотив добывания невесты, который является объединяющим для сказочного жанра и некоторых повестей цикла;
По определению «Литературного энциклопедического словаря», цикл - «группа произведений, сознательно объединенных автором по жанровому <...>, идейно-тематическому <...> принципу или общностью персонажей»13. В литературоведении выделялись различные принципы циклизации повестей Гоголя:
по сюжетному и формальному сходству с иными фольклорными и литературными жанрами;
по типу повествования (В.В. Гиппиус);
по образу рассказчика (Г.А. Гуковский);
по сходным сюжетным ходам внутри цикла (А.С. Янушкевич, А.А. Слюсарь и др.)
Название цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки» соотносится с традициями:
1) народных «вечерниц» - украинских сельских собраний, во время
которых рассказывались «страшные» истории или предания;
2) романтической литературы, которая воплощала принцип
«двоемирия» прежде всего в изображении темного времени суток как
времени наступления иного бытия;
13 Сапогов В.А. Цикл //Литературный энциклопедический словарь. - М., 1987. - С. 492.
3) восприятия вечера и ночи как времени чего-либо неизведанного, непонятного и потому страшного. Название цикла сразу же подготавливает читателя к чтению о чудесах и таинственных происшествиях.
Принимая во внимание все вышеизложенные версии, мы считаем, что циклообразующим фактором являются сквозные мотивы, коррелирующие с «моделями» народного календаря.
Таким образом, цель работы - сопоставить сквозные мотивы цикла с «моделями» народного календаря, выявить структурообразующую роль народного календаря в цикле «Вечера...» и специфику авторской интерпретации фольклорного материала.
Цель работы раскрывается в ее задачах:
определить сквозные мотивы повестей цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки», соотносящиеся с «моделями» народного календаря;
исследовать образы народной демонологии, соотнесенные с календарным временем, их роль в поэтике гоголевских повестей;
проанализировать фольклорную семантику традиционных праздничных обрядов, а также их изображение и художественное значение в повестях цикла;
выявить семантическую и формальную трансформации традиционного свадебного ритуала в сюжете повестей цикла, определить ее причины.
Содержанием диссертационного исследования обусловлена и методология анализа: как основной используется сравнительно-типологический метод, а также применяется комплексный (междисциплинарный) метод с привлечением данных фольклористики, литературоведения, этнографии, лингвистики.
Основные положения исследования были представлены:
на Международной конференции молодых ученых-филологов (М.: МПГУ, 2004, 2005 гг.);
в 5 публикациях автора (2,5 п.л.);
результаты работы обсуждались на заседаниях аспирантского объединения и кафедры русской литературы МПГУ.
Снижение демонологии в повести «Ночь перед Рождеством»
Сюжетное время повести приходится на канун Рождества Христова -праздника, входящего в состав зимнего святочного комплекса. Святки -период от 25 декабря до 6 января (все даты приводятся по старому стилю). Это время считается опасным, нечистым, «сакральным», поскольку приходится на пограничный период, на смену старого и нового года. Подобные представления соотносятся с древними мифологическими понятиями о рубеже времен, о начале нового круговорота жизни, который может не состояться из-за вмешательства сил хаоса в гармоничный, последовательный распорядок природы. Вследствие этого святочное время переполнено негативными эмоциями -чувствами тревоги, страха, беспокойства, тоски, которые выразились в представлениях об активизации потустороннего мира в этот период.
В то же время на Святки приходятся три больших церковных праздника: Рождество Христово, Новый год (по церковному календарю -день памяти свт. Василия Кесарийского) и Крещение Господне. Церковное времяисчисление также накладывает свой отпечаток на восприятие этого периода в народном мировоззрении. Начнем с того, что дни с 24 декабря по 1 января называются «святыми вечерами», т.к. именно в эти дни производятся основные религиозные ритуалы, относящиеся к Рождеству Христову (хождение с вифлеемской звездой, пение стихир, иногда - разыгрывание народным театром праздничных сценок). Далее, кутья - традиционная обрядовая еда на предрождественском столе, - не рассматривая сейчас ее древние, языческие истоки, также имеет свое значение в христианстве. В канун Рождества, когда еще продолжается Рождественский пост, ее употребляют «по примеру пророка Даниила и трех отроков, питавшихся «от семян земных», и в знамение Царства Небесного, которое с Рождеством Христовым началось на земле» .
Древние мифологические и поздние христианские понятия сформировали восприятие Святок как «святого» и «страшного» времени (так определяются два периода, на которые делятся Святки: с 25 декабря по 1 января и с 1-го по 6 января). Семантическая доминанта святочного комплекса — это вторжение потустороннего мира в «земной» мир, взаимоотношение инфернальных сил с людьми и следствия этого рода отношений. Об этом повествует «календарная» проза - святочные былички.
Рассмотрев основные, крайне немногочисленные исследования жанра календарных быличек (Е.В. Душечкина, Е.С. Ефимова, некоторые аспекты затрагиваются у В.И. Чичерова, Л.В. Виноградовой, Н.И. Толстого), мы выявили его основные мотивы:
1) Константным мотивом святочных быличек, впрочем, являющимся жанрообразующим признаком, считается появление нечистой силы на Святках. (Под мотивом мы, вслед за А.Н. Веселовским, будем понимать элементарную, не разложимую далее сюжетную единицу, которая в комбинации с другими такими же единицами создает сюжет - «тему, в которой снуются разные положения-мотивы» .) Однако здесь возникает вопрос об образах «нечистиков», в каком виде они предстают именно в святочном комплексе. Как считает Е.В. Душечкина — исследовательница святочной «календарной» прозы, - «в устных народных рассказах мифологические «нечистые» персонажи являются на святках либо в своем «обычном» виде, либо в образах знакомых и родных, либо в виде неодушевленных предметов ... »24. Есть также свидетельства, что, помимо черта, на Святках людям могли являться умершие родственники.
И это обстоятельство вполне объяснимо, поскольку существовал обычай в рождественский сочельник специально созывать умерших на праздничный ужин, на кутью. Это был способ задабривания покойников, которые считались способными посылать урожай, засуху, удачу, несчастья и т.д. 2) Мотив гадания. Святки - идеальное время для гаданий: граница между «этим» и «тем» миром разомкнута, «чужое» пространство, в котором пребывают нечистые силы, становится как бы «своим», легко проницаемым и таким образом благоприятным для узнавания судьбы. 3) Мотив святочного сна тесно связан с предыдущим мотивом.. Цель загадывания сна также желание узнать свою дальнейшую судьбу. Кроме того, сон является более «надежным» способом заглянуть в будущее, поскольку уже по своей природе видеть сон - это значит пребывать в других измерениях, в ином времени и пространстве. «Будущее, увиденное во сне, обретает сверхсмысл, через сон совершается прорыв в сферы высшего бытия»25. 4) Мотив святочной вечеринки, игрищ, забав, розыгрышей. Как правило, святочная «беседа» является и фоном для рассказывания страшных историй, и местом появления нечистой силы и сопряженных с этим дальнейших событий. 5) Следующие два мотива тесно связаны с изображаемой в святочных былинках атмосферой праздничных игрищ. Это, во-первых, мотив ряжения. Образ ряженых (животных и птиц) должен был символизировать плодородие и заклинать урожай. И во-вторых, святочные «беседы», которые в основном собирали молодежь. «Страшные» рассказы, таинственная атмосфера гаданий на суженых, веселые образы ряженых были призваны сблизить молодых людей, поэтому матримониальные мотивы являются доминирующими в святочных бы личках.
Понятие сюжетного времени (временной фактор) является определяющим для структуры повести «Ночь перед Рождеством». Именно оно организует систему персонажей повести, влияет на развитие сюжета и в целом определяет смысловое наполнение текста. В литературе первых десятилетий XIX века святочная тема неоднократно присутствовала на страницах произведений романтиков. Этнографические подробности народных календарных праздников, а в особенности произведения фольклора, в которых раскрывалась тема чудесного в обыденной крестьянской жизни и фигурировали демонические персонажи, более всего интересовали писателей начала века. Тому причиной романтическое мировидение эпохи, в изучении народных обычаев, традиций, праздников видевшее средство постижения национального характера. А это, в свою очередь, было вызвано желанием воссоздать настоящее на базе идеализированного прошлого. Вследствие этого в период 1820-30-х годов появляется множество произведений, основанных на сюжетах фольклорного жанра былички и являющихся их литературным переложением, циклы повестей на святочную тематику, а также «светские» варианты «страшных» народных рассказов. Среди них: «Святочные рассказы» и «Разговор на святках»
Полисемантизм демонологических образов в повести «Вечер накануне Ивана Купала»
В народном календаре день Ивана Купала (24 июня по старому стилю) и купальская ночь являются ярко маркированным временем. Это обусловлено тем, что на этот день приходится время летнего солнцестояния, а периоды зимнего и летнего солнцестояния еще с древних времен служили полюсами на оси народной аксиологии. Очевидно, что поверья о «нечистиках» и представления о «чистом» / «нечистом» времени являются ведущими в народном восприятии купальского дня и находят отражение как в календарных, так и в некалендарных обычаях.
По народным поверьям, лишь один раз в году, именно в купальскую ночь, растения приобретают особые свойства: они могут переходить с места на место и разговаривать человеческим языком. С этими представлениями связаны былички о добывании цветков для лечебных, магических, ритуальных целей, а также для гадания. Особое место в купальской обрядности и, в частности, в купальских мифологических рассказах занимает образ папоротника. С данным образом в фольклоре связаны два сюжета (как их выделяет Т.А. Агапкина): «добывание чудесного предмета» и «случайная находка простака»48. В быличках о папоротнике встречаются несколько постоянных мотивов: 1) папоротник помогает найти клады; 2) овладение папоротником делает человека ведающим: он начинает понимать язык растений и животных, ему открываются природные тайны; в некоторых рассказах человек становится невидимым; 3) нечистая сила караулит цветок и пытается отобрать его у человека, поэтому последний заранее запасается оберегами. В мифологическом понимании папоротник - «дурное пространство, вход в загробный мир, окно между сакральным и земным, сквозь которое существа сферы «смерть» могут являться на землю»
Другой комплекс мотивов купальских быличек связан с образом животных, и в особенности со хтоническим существом - змеями. Считается, что в ночь на Ивана Купала они меняют место своего обитания с земного на древесное. В славянском фольклоре нередко встречаются сюжеты о змеином царе, который обладает золотой короной (варианты — золотыми рожками, золотым камнем). Обладание этими чудесными предметами, которые могут принести человеку счастье и исполнение его желаний, - распространенный мотив таких быличек.
Чудесные превращения в праздничную ночь случаются и с водой. Она превращается в вино, и «человек, в купальскую ночь выпивший это вино или заставший сам момент превращения воды в вино, может рассчитывать на исполнение загаданных им в тот момент желаний»50.
В переломный момент годового цикла, когда солнце начинает движение к зиме, по народным поверьям, «отверзаются небеса». Это представление обусловливает появление двух мотивов в фольклоре: 1) демонические существа и души умерших проникают на землю и, следовательно, активизируется нечистая сила; 2) в момент раскрытия небес человек может увидеть Бога и поющих ангелов и загадать в этот миг желание, которое обязательно сбудется.
В праздничную купальскую ночь раскрываются не только небеса, но и земля, поэтому один из самых распространенных мотивов календарных быличек этого периода - добывание клада. Т.А. Агапкина выделяет три характерных сюжета, связанных с кладами: 1) «карауление и добывание клада при помощи накинутой на него вещи»; 2) «клад показывается- в виде животного, которое появляется на месте клада и позже рассыпается золотом»; 3) «отказ от добывания клада (от воровства) и случайное получение его»51.
В итоге можно сказать, что инвариантным мотивом купальских быличек является мотив доступности «чудесных» вещей и их добывание. При этом человек должен обладать смелостью и определенного рода знаниями о поведении нечистой силы в праздничное время. Зато обладание подобными предметами открывает сверхъестественные способности и наделяет необычными умениями.
Герои купальских быличек - это, во-первых, колдуны и ведьмы, которые в этот период доят коров, портят их молоко, оборачиваясь животными, пугают людей, пережинают рожь, т.е. отбирают у хлеба плодородную силу. Во-вторых, человек, стремящийся в праздничную ночь проникнуть в тайны природы, в том числе добыть волшебный цветок папоротника. Если он преодолевает все препятствия, которые ставит ему нечистая сила, то становится посвященным, в противном случае - жестоко наказывается. Наконец, это оживающий природный мир: «скрытая в профанное время священная сила природы в сакральную ночь высвобождается, тайное становится явным для того, кто отважится узнать это «явное»
Хронотоп ярмарки в повестях «Сорочинская ярмарка» и «Пропавшая грамота»
Структура народного крестьянского календаря определяется чередованием будней и праздников. При этом под праздником понимаются не только воскресные или особые дни церковного месяцеслова, но и общинные и семейные торжества. Как пишет Т.А. Бернштам, в русской деревне XIX - начала XX в. «традиционная праздничная система выходила за рамки церковно-гражданского календаря, а общее количество праздничных дней в году ... составляло 150»79. При таком множестве нерабочих дней праздник, естественно, должен был занимать одну из важных частей народной жизни. В этой главе мы рассмотрим такое явление социальной жизни, одновременно торговое и увеселительное, как ярмарка, а также различные формы праздничного времяпрепровождения, нашедшие свое отражение на страницах цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки».
В повести «Сорочинская ярмарка» образ ярмарки всецело определяет композиционную структуру произведения. Наша задача - выяснить, как этот традиционный образ народных развлечений организует художественное время и пространство повести, систему персонажей, подготавливает развитие сюжетных ходов и приемов детально-художественной изобразительности, также влияет и на выбор речевых средств и в целом определяет художественную атмосферу повести.
Ярмарки как общественное, торговое и в то же время культурное, развлекательное явление издавна были распространены на Руси. В экономическом отношении ярмарки способствовали развитию губерний, свободному торговому обороту между регионами.
В народной культуре ярмарки сыграли важную роль в деле распространения фольклорного театра. Выстраивавшиеся на площадях балаганы или раешники с походными ящиками демонстрировали яркую, зрелищную культуру народных массовых представлений. В основном, правда, балаганы и райки устраивались на городских ярмарках, где собиралось много людей и, следовательно, доход от показа представлений был намного выше, чем на сельской ярмарке.
Сельская ярмарка вообще представляет собой несколько иное явление по сравнению с городской. Так, В.И. Даль дает следующее определение ярмарки: «Ярмарка, большой торговый съезд и привоз товаров в срочное в году время, годовой торг, длящийся неделями; в Малороссии большой сельский базар; бывают ярмарки общие, на всякий товар, есть и частные»80. Семантической доминантой в определении ярмарки, помимо торговой составляющей, является приуроченность ее проведения к конкретному временному периоду. Как подчеркивает Даль, в Малороссии ярмаркой называли именно сельский базар. Специфика сельской ярмарки заключалась, во-первых, в том, что она проводилась на небольшом, ограниченном пространстве в отличие от городской ярмарки, которая, как правило, разворачивалась на городской площади, в центре города, куда и стекался народ. Во-вторых, в меньшем количестве людей по сравнению с городской: народ собирался лишь из окрестных сел, поэтому для сельской ярмарки характерна ситуация более тесного знакомства, открытости между людьми и встречи со старыми знакомыми и родственниками. В-третьих, на сельской ярмарке обычно не были распространены такие увеселения, как карусели, балаганы, райки - это явления в большей мере городской культуры. Ограниченность ярмарочного пространства, а также сравнительно небольшое количество собирающегося народа также повлияли на отсутствие на сельской, ярмарке массовых зрелищных представлений. Тем не менее это не исключало присутствия праздничного духа, карнавального восприятия мира на сельской ярмарке. Как отмечает известный исследователь народной смеховои культуры М.М. Бахтин, «на ярмарках всегда царила карнавальная атмосфера, хотя бы и не было карнавала в собственном о t смысле» . Применительно к восточнославянской народной культуре корректнее будет все же использовать понятие праздника, поскольку карнавал, собственно, явление, характерное для западноевропейской бытовой жизни. Таким, образом, праздничное настроение определяет специфику атмосферы ярмарочного мира. «Праздновать - значит свободно общаться и коллективно переживать идеальную устремленность, которая на время как бы становится» реальностью, а следовательно, ощущать полноту жизни - индивидуальную и коллективную, пребывать в состоянии гармонии с собой и окружающим социальным и природным миром»82. Сельская ярмарка как нельзя более соответствовала коллективному переживанию полноты жизни и единению с природой и людьми (вспомним, что деревенские ярмарки проходили при собрании по большей части знакомого друг другу народа и вне замкнутого пространства, т.е. на природе).
Постановка проблемы соотношения жанра волшебной сказки, народного свадебного обряда и повестей Гоголя
В систему народного календаря органично входит матримониальная (свадебная) тема как одна из мировоззренческих составляющих данной системы. Свадьба включается в число семейных обрядов (родильных, крестинных, рекрутских, похоронных и др.) и по существу как будто бы не связана с земледельческим календарным кругом, ориентирующимся прежде всего на смену времен года и хозяйственно-бытовую жизнь человека. Однако поскольку народный календарь в основе своей представляет собой календарь церковный с характерным чередованием праздников, будней, постов и мясоедов, то на деле именно с ним согласовывались сроки проведения свадьбы. Основное торжество народного свадебного обряда приходилось на венчание в церкви. По православному обычаю, таинство венчания не могло состояться в дни поста, накануне постных дней, великих, двунадесятых и храмовых праздников, в субботу. «Как следствие этого в славянском календаре сформировались целые периоды, "отведенные" для сватовства и свадеб: ими были осенний мясоед (до начала рождественского поста), зимний мясоед, начинавшийся с конца святок ... и завершавшийся на масленицу ... , а также постпасхальный период - от Фомина воскресенья (у восточных славян) или Юрьева дня (у южных славян) до петровского поста»147. И с другой стороны, время отравления свадеб зависело и от хозяйственного цикла: лето и начало осени являлись периодом жатвы и сбора урожая, поэтому «фактически в это время свадьбы играли нечасто».
В том или ином виде свадебная тема заявлена почти в каждой повести цикла, за исключением «Пропавшей грамоты» и «Заколдованного места». О месте матримониальной тематики и обрядов в структуре цикла достаточно мало сообщалось в гоголеведении. В основном при рассмотрении свадебной обрядности в повестях уделялось внимание прежде всего этнографическому аспекту, точности отображения малороссийских народных обрядов. Известны в этом отношении нарекания современного Гоголю критика Андрия Царынного и более поздних рецензентов, П. Кулиша, Н.И. Петрова , касательно плохого знания украинской крестьянской жизни. Так, П. Кулиш считал, что под влиянием столичной петербургской действительности Гоголь изобразил в «Сорочинской ярмарке» пару, публично обнимающуюся среди народа, «а потом затащил ее, как непотребных людей, в кабак» 1; и далее: «зажиточный поселянин, мозольным трудом содержащий " свое семейство, ни коим образом не может восхищаться пьяным, рекрутским молодечеством будущего своего зятя»5.
В остальных повестях обряды сватовства-свадьбы не получили должного рассмотрения в исследованиях, посвященных раннему творчеству Гоголя. В редких, преимущественно дореволюционных, трудах6 внимание опять же уделялось лишь этнографической стороне изображения свадебного обряда. Более точной его обрисовкой критики
XIX века7 считали сцену свадьбы из повести «Вечер накануне Ивана Купала». Особо исследователи выделяют повесть «Иван Федорович Шпонька и его тетушка» не только из-за относительной отдаленности произведения от фольклорного материала, но и вследствие своеобразного преломления свадебной темы. Эпизод «сватовства» Шпоньки, а также его кошмарный сон с множащимися женами предвещают аналогичные сцены из «Женитьбы», а также необыкновенное чувство страха перед женатой жизнью Подколесина. Тем самым в «Иване Федоровиче Шпоньке...» начинает разрабатываться новая линия в матримониальной тематике - «странность, темная опасность и стыд брака», «мотив безмерной власти жены ... над о мужчиной-ребенком» , - которая получит развитие в более поздних, «петербургских» повестях Гоголя.
Этнографический аспект, безусловно, является важным в изображении свадебной обрядности в повестях. Это подтверждают и многочисленные записи в «Книге всякой всячины», касающиеся свадебных обычаев малороссиян, русских, и письма Гоголя, посланные его матери с просьбой сообщить ценные сведения об особенностях малороссийской свадьбы. Будучи хорошо осведомленным о- структуре и семантике обряда, в своих произведениях Гоголь нарочито допускал так называемые «неточности» в изображении тех или иных обычаев, что и вызывало осуждение некоторых критиков, которые видели в повестях лишь беллетризированное изложение народных традиций и ритуалов и потому требовали максимально полного и буквального их изображения.
