Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Предшественники .
1. Число у пифагорейцев 28
2. Математический универсум Платона 42
3. Континуум Аристотеля 50
4. Время-условие стоиков 60
5. Наследники Платона и природа высшего принципа 62
6. Выводы относительно предшественников 64
Глава вторая. Последователи .
1. Школы позднего платонизма 67
2. Особенности эпохи неоплатонизма 69
3. Время как деятельность Души у Плотина 73
4. «Запредельное» время Ямвлиха 90
5. Прокл. Переработка проблемы движения. Время-бог 106
6. «Квантизация» времени у Дамаския 123
7. Симпликий. Закат античной проблематики времени 141
8. Выводы относительно последователей 144
Список литературы 151
- Математический универсум Платона
- Время-условие стоиков
- Время как деятельность Души у Плотина
- Симпликий. Закат античной проблематики времени
Введение к работе
Проблема времени уже давно не дает покоя выдающимся умам человечества. В разные эпохи она то тревожит мыслящее меньшинство неясностью, то превращается в нечто понятное и очевидное, лишь с тем, однако, чтобы на следующем витке истории мысли вновь предстать во всей красе своей сложности и непостижимости. Время можно представлять в различных вариациях: как нескончаемое или конечное, как линеарное, круговое или спиралевидное (что, по сути, смешение первых двух воедино), как дискретное или непрерывное и так далее, можно, в конце концов, сравнивать его с вечностью или ставить на место первичной характеристики бытия. Очевидно, что у нас нет времени в чувственном восприятии с одной стороны, но мы имеем представление о его существовании с другой. Невозможно «увидеть», «услышать», «потрогать» время.
Представления о времени, его «назначении» и месте в универсуме определяют не только философские конструкты, но и все мировоззрение той или иной культуры, поскольку оно принадлежат сфере «физики». Негативное или положительное восприятие времени выражается в рассмотрении структуры чувственного мира, а, следовательно, влияет на этические воззрения - на то, как в этом мире вести себя человеку. Отношение ко времени, поэтому, продуцирует статус физического (как мира, окружения, чувственного) для культуры в целом. Философия, будучи частью культуры, воспринимает исходные культурные установки, но в процессе рефлексии формирует новые определения и уже в свою очередь производит новое понимание и отношение к данному явлению, что движет вперед и саму культуру, осуществляя революции в понимании времени в науке, искусстве, религии и так далее. Посему важно всегда уделять этому внимание при изучении истории различных дисциплин, да и сама история связана со временем. И история философии не исключение. Без понимания отношения ко времени (всегда приблизительного, конечно, ибо, сколько бы мы не напрягали наши интеллектуальные и духовные силы, нам не удастся стать даже человеком прошлого столетия, а это вводит необходимость признать наши попытки объяснения того или иного феномена культуры лишь как интерпретацию, трактовку) невозможно, по-видимому, понять и отдельную культуру.
Собственно работа и посвящена проблеме физического времени в философии поздней античности. Эта эпоха взята не случайно, поскольку переходные периоды практически всегда ставят перед исследователями наиболее острые проблемы осмысления мира, как будто предчувствуя собственную гибель и пытаясь через эти ответы ее не допустить. Период, интересующий нас, охватывает II - VI века н.э. Главным соперником
античной традиции в этот момент становится христианство, набирающее силу сначала в беднейших слоях населения, а затем проникшее и в элиту общества того времени. Во втором-третьем веках казалось, что христианство отомрет само собой, что это лишь модное течение, каковых в то время наблюдалось немало. Но по мере развития христианской догматики стало ясно - оно превращается в мировую религию. Как ни парадоксально в этом христианству помогло само язычество: вступая в полемику с первым, языческая мысль вооружила противника собственной терминологией, что привело в итоге к выработке в христианстве собственного концептуального обоснования. Способствовали усилению и христианские гонения на его представителей, сплотившие верующих в единое течение перед лицом общей опасности.
Первым центром позднего платонизма становится Александрия, которая была средоточием учености почти с самого момента своего основания. Уже в I - П веках город представлял собой смешение многих влияний, что задало почву для складывания новых, не только философских, но главным образом религиозных систем. Причины смешения коренятся в политической ситуации. Во П - Ш веках антиримскими настроениями прониклась многочисленная, а потому влиятельная, иудейская община, представители которой подверглись ранее «эллинизации». Это породило ответную реакцию властей и иудеи по сути самоизолировались из культурного пространства, освободив нишу для других. Их место заняли христиане и гностики. Помогло это и росту популярности античных философских школ - стоицизма, пифагореизма и платонизма, особенно последнего, ведь, несмотря на стоические элементы в христианстве, именно платонизм оказал последнему наибольшую услугу. Культурная ситуация крайне усложнилась.
Еще одной чертой стала «восточная ориентация» у правителей империи, которые оказывали почтение мыслителям и теологам, воспитывавшимся или жившим на востоке. В Александрии развились весьма почитаемые культы Сераписа, Исиды и Осириса, формировалась герметическая традиция и естественно, что это накладывало большой отпечаток на интеллектуалов, работавших там. Смешение «веры и разума» привело к этическому подходу к онтологии, к переработке античного наследия через религиозно-этические оценки: И Плотин, и Ямвлих демонстрируют в своих работах это влияние. Такой характер философии и помог христианству принять на вооружение античный философский язык.
Закат же языческой философии в VI веке был связан с активным, силовым воздействием извне. С приходом к власти Юстиниана история античности фактически заканчивается. Многие исследователи полагают, что платонизм (да и античность в целом)
закончился вследствие полного исчерпания своих интеллектуальных ресурсов, что построения систем носили исключительно эклектичный характер и не дали ничего по существу нового для истории философии. Судьба поздних платоников подталкивает к такому заключению. Однако исследования учений и переиздание текстов как на Западе, так и в России, свидетельствуют об обратном. Наследники Платона вовсе не превратились в поверхностных схоластов. Эпоха Возрождения обратится именно к переломному периоду - Сенека, Тацит, Плотин.
Не исключено, что на нынешнем этапе российской истории, этапе переломном, философия обратит свой пристальный взгляд к противоречивой эпохе и исследует более внимательно то, о чем говорили диадохи и их ученики в школах позднего платонизма. Историческое крушение античности несомненно являлось следствием не только внешних, но и внутренних причин, но причины эти не связаны с интеллектуальным угасанием или слепым подражанием великим предшественникам.
Касаясь времени, всякому исследователю приходится затрагивать и проблему измерения времени и временем, поскольку речь идет о некой процессуальности. Время подразумевает счисление и некие эталоны, с помощью которых счисление осуществляется. Относя время к сфере физического, мы налагаем на него определенные «обязательства» перед внешним миром: последовательность, неизменность, точность измерения (раз уж речь идет о науке), наличие единицы измерения и так далее. Без них разговор о времени не будет иметь научной строгости. Очевидно, что мы сталкиваемся здесь с проблемой числа и выходим на проблему единого и многого, предела и беспредельного, соответствия числа идее и обособленного, как в случае платоновского учения, существования «математических объектов». В контексте вопроса о времени исследователю предстоит примирить «физику» с «метафизикой», поскольку число, как таковое, не встречается в мире физическом и является для него привходящим, или, лучше сказать, привнесенным. Будет ли число некой сеткой накладываемой нами на изменчивый мир, дабы стабилизировать и закрепить в нашем знании его переменные, или же просто продуктом воображения деятельного существа, удовлетворяющего свои жизненные потребности, спорить сложно, но попытаться проследить и, что важнее, сравнить, выделить сходства и различия в подходах отдельных мыслителей к данной проблематике, понять их взгляды относительно времени, а затем синтезировать наиболее важные понятия в нечто новое, новое целое, - задача для исследователя-философа весьма привлекательная; попытка ее разрешить и реализована в работе. Важность определенности относительно времени и числа неоспорима - это своего рода проблема
нашего окружения, понимания мира в котором приходится жить и, следовательно, путей, способов, методов, практик; всей жизнедеятельности.
Степень разработанности проблемы. Разработка проблема времени в философии поздней античности не отличается широтой и популярностью. В основном исследователи концентрируют свое внимание на первых принципах и сложных многоуровневых системах, выстраиваемых поздними последователями Платона. По убеждению многих физический мир не слишком интересовал рассматриваемых в работе мыслителей. Между тем, проблема времени - одна из тех, которая помогает связать «горнее и дольнее».
В последнее время в России усиливается интерес к рассматриваемому периоду античной мысли. Появляются издания, посвященные неоплатоникам и платонизму вообще. Из них отметим следующие: Адо П. Плотин, или простота взгляда - М., 1991, Светлов Р.В. Античный неоплатонизм и александрийская экзегетика - С-Пб., 1996, Диллон Д. Средние платоники - СПб., 2002 и Наследники Платона - СПб., 2005, Петров А.В. Феномен теургии - СПб., 2003, Армстронг АХ. Истоки христианского богословия. Введение в античную философию - СПб., 2003, а так же новые издания непосредственно источников в новых переводах, в частности -Ямвлих. О египетских мистериях. -М., 1995, Ямвлих Халкидский. Комментарии на диалоги Платона. - СПб., 2000, Дамаский Диадох. Апории, относящиеся к первым началам и их разрешение. - СПБ., 2000 и Плотин. Эннеады. - СПб., 2004. Во всех этих работах так или иначе затрагивается указанная проблема, а в двух последних помещены статьи, непосредственно ее касающиеся -Светлов Р.В., Лукомский Л.Ю. Дамаский Диадох как представитель афинской школы неоплатонизма // Дамаский Диадох. Апории, относящиеся к первым началам и их разрешение. - СПб, 2000, где вкратце передается взгляд на проблему последнего диадоха Дамаския и Сидаш Т.Г. Натурфилософия Плотина. // Плотин. Эннеады. - СПб., 2004, Эннеада 2, где рассмотрена проблема времени в философии Плотина. Отчасти проблема времени в платонизме исследуется блестящим знатоком античного наследия Лосевым (Лосев А.Ф. История античной эстетики: Последние века. - М., 1988; Лосев А.Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития. - М., 1992) и в ряде статей Асмуса, Шичалина, Гайденко, Бычкова и многих других исследователей. Отдельные аспекты, в частности «запредельное время» Ямвлиха рассматривается в статье Р.В. Светлова -Ямвлих Халкидский. Метафизика. Комментарии // Ямвлих Халкидский. Комментарии на диалоги Платона. - СПб., 2000. Однако полноценного исследования того, как мыслилось
время в неоплатонизме, то есть работы, непосредственно посвященной этой проблеме, среди российских авторов нет.
Западные исследователи были более благосклонны к поздним платоникам, их тексты осмыслялись и издавались в большом количестве. Среди прочих отметим Procli Diadochi in Platonis Rem Publicam commentaria I Ed. G. Kroll - Lipsiae, 1899 - 1901, Procli Diadochi in Platonis Tmaeum commentaria I Ed. E. Diehl - Lipsiae, 1903 - 1906, Procli Diadochi in Platonis Cratylum commentaria I Ed. G. Pasquali - Lipsiae, 1908, Armstrong A. "Emanation" in Plotinus II Mind. 1937, № 46,181, Armstrong A. The architecture of intelligible universe in philosophy of Plotinus - Cambridge, 1940, Armstrong A. Introduction to ancient philosophy - Cambridge. 1947, Merlon P. From Platonism to Neoplatonism - Hague, 1960, Procli commentarius in Parmenidem II Ed. Klibansky, Labowsky, Anscombe - London, 1953, Proclus. The Elements of Theology I Ed. E.R. Dodds. - Oxford, 1963. Нет смысла перечислять все работы и издания аутентичных текстов, посвященные интересующему периоду, поэтому ограничимся использованными в исследовании.
Что касается проблемы времени, то ей посвящена ставшая уже классической работа Самбурского и Пайнса «Понятие времени в позднем неоплатонизме» - Sambursky S., Pines S. The concept of Time in Late Neoplatonism. Jerusalem, 1971 - где рассматривается эволюция во взглядах на время от Плотина до Симпликия. В работе приводятся основные фрагменты Ямвлиха, Прокла, Дамаския и Симпликия, где они рассуждают о времени и о мыслях по этому поводу своих предшественников.
Объектом исследования является позиция неоплатоников в отношении физического времени в мироздании.
Цель исследования - прослеживая эволюцию взглядов неоплатоников на проблему времени, выяснить место, занимаемое физическим временем в их системах.
В соответствии с поставленной целью в ходе диссертационного исследования решаются следующие задачи:
прослеживание эволюции математических достижений в Греции, на основании которых строились учения о времени-пространстве, пределе-беспредельном, проблеме измерений (в том числе времени и временем), статусе числа
исследование философских воззрений философов, с наследием которых столкнулись представители позднего платонизма (прежде всего Платона и Аристотеля)
установление преемственности во взглядах Платона и его последователей II - VI вв. через Древнюю Академию, Аристотеля, Стоиков и Средний платонизм, если таковая имела место
реконструкция неоплатонического представления о физическом времени посредством анализа имеющихся текстов неоплатоников, их комментариев к работам предшественников и современных исследований, касающихся заявленной проблематики выяснение сходств и различий во взглядах на проблему времени среди поздних платоников
выяснение степени разработанности ими заявленной проблемы Источниковая база исследования. В качестве источников берутся дошедшие до нашего времени тексты античных мыслителей и их критиков, основные из которых диалоги Платона, трактаты Аристотеля, фрагменты из стоиков, работы Секста Эмпирика, посвященные или касающиеся заявленной проблемы. Труды самих неоплатоников -Плотина, Ямвлиха, Прокла, Дамаския, Симпликия - проясняющие их позицию относительно времени. Дополнительные источники проясняющие некоторые детали учений и возможные внешние факторы повлиявшие на них - Алкиной. Учебник платоновской философии - М., Томск, 1995, Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - М., 1979, Евнапий. Жизни философов и софистов // Римские историки IV века. - М., 1997. Марин. Прокл или о счастье. II Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - М., 1979, Порфирий. Жизнь Плотина // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. -М., 1979, и некоторые другие
Основные методы и методологические принципы исследования. В работе применяются традиционные методы исследовательской историко-философской работы: анализ текстов интересующих авторов, анализ непосредственно проблемы физического времени в универсуме, сравнительный метод, выявляющий сходства и различия воззрений на проблему. Помимо этого, учитывая именно историко-философский характер работы, применяется историко-логический и культурологические методы.
Научная новизна и теоретическое значение исследования.
проведен анализ проблемы времени в позднем платонизме
выявлены сходства, различия и преемственность во взглядах философов
классического периода греческой мысли и их последователей
показано, что неоплатонизм не являлся однородным в вопросе о статусе времени На защиту выносятся следующие положения:
Плотин является последним из мыслителей-неоплатоников, который поддерживает платоновскую традицию, считая время продуктом деятельности души
с Ямвлиха начинается пересмотр проблемы и отход от платоновского понимания данного явления, а именно - перевод времени в сферу ума Прокл пересматривает проблему движения исходя из некоторых текстов Платона и дополняет концепцию Ямвлиха, подводя под нее «научную» базу
Дамаский достигает вершины в понимании физического времени в античности, связав его со скоростью движущегося тела, что могло бы стать подлинным преддверием теории относительности перевод времени в сферу ума мог раскрыть новые горизонты в понимании не только природы, но и мышления, однако закат античной мысли не позволил ее представителям довести начатое до конца Научно-практическая значимость исследования. Результаты исследования представляют значительный интерес для исследователей истории философии, занимающихся античным наследием. На взгляд автора работа не только приоткрывает завесу над проблемой времени, но проясняет некоторые детали метафизических построений неоплатоников. Дальнейшая разработка проблемы представляется перспективной не только в отношении эпохи поздней античности, но и при рассмотрении проблемы времени в раннехристианской философии, которая хоть и сменила собой античность, во многом унаследовала ее методики.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры истории философии факультета философии и политологии Санкт-Петербургского государственного университета и была рекомендована к защите.
По теме исследования был выигран грант на тему «Концепция времени в античном неоплатонизме и европейская наука» (научный отчет по персональному гранту для молодых ученых и специалистов СПб. и Северо-запада России 2004г., кандидатский проект). С апробацией отдельных положений автор выступал на нескольких ежегодных конференциях «Платоновского общества СПб» (СПб, 2003, 2004 гг.) и на 13-ой
конференции «Универсум платоновской мысли» (СПб., 2005 г.). По теме исследования опубликованы две публикации объемом около 2,5 п.л.
Структура диссертации. Текст диссертации состоит из Введения и двух глав, разбитых на шесть и восемь параграфов соответственно.
Математический универсум Платона
Все это говорит уже не о просто прикладном интересе. Развитие алгебры около 2000 г до н.э. связано, видимо, с использованием семитами прежнего шумерского письма, где присутствует набор идеограмм - каждый знак обозначает отдельное понятие. Такие идеограммы вполне пригодны для алгебраического языка. Ими мы, кстати, пользуемся до сих пор: +, -, = и т.д. Не стоит забывать и о взаимном обогащении знаниями, когда вавилоняне смешались с персами, греками, евреями, индусами и другими народами. К тому же в математике Вавилона просматривается традиция, наследуемая более поздними математиками.
Самые древние надежные индийские тексты относятся к первым столетиям н.э., китайские такого же или позднего происхождения19. Индусы использовали десятичную систему без позиционных обозначений (числа Брахми), которые восходят к 300 г. до н.э. Есть еще «Сульвасутры» (500 лет до н.э. или старше), где изложены математические правила древнего местного происхождения. Они занимают место среди обрядовых предписаний, а некоторые связаны со строительством алтарей. Вообще многие математические правила непосредственно были связаны с религией: джайнизм, например, поощрял математические исследования и в его священных книгах дается значение для я, равное квадратному корню из 10. Правила касаются построения квадратов и прямоугольников, отношения между диагональю и стороной квадрата и равновеликости квадратов и кругов. Встречаются частные случаи теоремы Пифагора. Однако эти результаты не появляются в более поздних текстах, следовательно, нельзя говорить о непрерывности традиции, которая типична для Египта и Вавилона . Что касается Китая, то математика этого региона представлена в текстах периода династии Хань (206 г. до н.э. - 220 г. н.э.) - Цзю чжан суань шу и Чжоу-би -где содержится, скорее всего, более древний материал. В Чжоу-би, которая лишь частично посвящена математике, рассматривается теорема Пифагора. «Девять книг...» - чисто математическое произведение. Заслуживает внимания и «Книга перемен» со знаменитым и окруженным множеством легенд магическим квадратом22.
Система счисления всегда была десятичной. Знаки изображались с помощью бамбуковых палочек, по-разному размещенных: -Ц у, =. Арифметические действия выполнялись с помощью счетных досок, с пропусками, обозначавшими нуль (специальный знак для которого появляется лишь в тринадцатом столетии н.э.). Задачи в основном сводятся к алгебраическим уравнениям с числовыми коэффициентами, вычисляются квадратные и кубические корни, при работе с окружностью число ж принимается равным 3. Главное качество китайской математики -непрерывная традиция, которая позволяет хорошо отслеживать ее историю, вплоть до наших дней. При такой тенденции развития математика была практически обречена на окостенение, но ей повезло - возникла совершенно иная цивилизация с абсолютно иным основанием своего мировоззрения, цивилизация греков.
Последние столетия второго тысячелетия до нашей эры знаменуются сменой Бронзового века Железным, которая происходила на фоне переселений и войн. Около 900 г. до н.э. уже нет царства Миноса и Хеттской державы, значительно ослабли Египет и Вавилон. На исторической сцене появляются новые народы - евреи, ассирийцы, финикийцы и греки. Новый век принес не только переворот в военном деле, но и ускорение роста экономики, благодаря сравнительной дешевизне средств производства и участию широких слоев общества в экономических и общественных делах. Это сказалось в двух важных новшествах - замене неудобного восточного письма легко доступным алфавитом и введении чеканной монеты, что способствовало развитию торговли, правда, сопровождалось культурными потерями в Египте и Вавилоне (упадок искусства и «науки»), но при этом расчистилось место для цивилизации нового склада.
Города в Малой Азии и Греции уже не были городами оросительного земледелия и в течение VII - VI вв. до н.э. торговцы получили преимущество в сравнении с землевладельцами и ремесленниками. Итогом стал расцвет греческого полиса23, полностью отличного от городов-государств Шумера и других стран Востока. Наиболее сильными стали города анатолийского побережья. Торговля связала их со всем средиземноморским побережьем, Междуречьем, Египтом, Скифией и более далекими регионами. И другие города становились богаче - Коринф, Афины, Кротон, Сиракузы. Важным социальным аспектом стал досуг, обусловленный богатством и трудом рабов. В этой атмосфере и зародилась современная математика, ставившая не вопрос «как?», а вопрос «почему?».
Несомненно, греки были знакомы с восточной математикой, но сразу заметили отсутствие теоретической базы. К сожалению, не сохранилось математических текстов раннего периода. Уцелевшее относится к христианской и исламской эпохам, которые лишь в малой степени дополняются заметками в египетских папирусах. Но благодаря филологии удалось восстановить тексты, восходящие к IV столетию до н.э. и далее. Работы Таннери, Хита, Цейтена, Франка и др., позволяют построить более-менее связную картину греческой математики в период ее формирования.
Время-условие стоиков
Единичное бытие понимается в «Метафизике» как сочетание формы и материи. Форма выступает в двух аспектах - как сущность предмета со стороны бытия, и как понятие предмета со стороны познания. Знание имеет дело только с понятиями, причем истинным оно будет, только если относится к непреходящему (что он перенял у Платона) -это познание формы. Форма не возникает и не исчезает, она - вечна. Но единичные объекты не таковы - следовательно, к ним присоединяется еще нечто, но уже неопределенное, чем выступает материя. Материя - бытие в возможности, а форма - «действительность». Поэтому материю нельзя выразить ни в каком понятии. Неопределенность материи Аристотеля снова таки перекликается с «Вместилищем» или «Кормилицей» Платона117. Асмус прямо пишет, что «под «небытием» принимающим на себя «идеи» и раздробляющим единство каждой из них во множество, Платон имел в виду именно «материю»»118. Однако форма и материя не полностью отражают мировой процесс, неотъемлемыми свойствами которого являются движение и изменение. Если для Платона движение понимается как не-сущее, то у
Аристотеля оно - средний термин, посредник при переходе от потенции к энергии, от возможности к действительности. Две эти крайние точки кладут предел движению, то есть позволяют его определить, а это в свою очередь дает возможность выразить движение в понятии. Движение для Платона это отношение Единого с не-сущим, именно поэтому наука о природе у него опосредована математикой, так как изменения не входят в сферу математики, а движение вообще не выражается в понятиях. Аристотель идет совершенно другим путем обращаясь к изучению природы. «Так как природа есть начало движения и изменения, а предмет нашего исследования - природа, то нельзя оставлять невыясненным, что такое движение: ведь незнание движения необходимо влечет за собой незнание природы»119. Движение у него непрерывно, «кроме того, движение невозможно без места, пустоты и времени» . Аристотель выделяет четыре вида движения: при этом он пишет, что первым должно быть движение перемещения: «Необходимо, однако, чтобы прежде было нечто другое, движущееся путем перемещения, которое и будет причиной для возникающих, само не возникая, как то, что порождает порожденное...»121. То есть без движения перемещения невозможно никакое другое, - оно условие возможности всякого движения. Движение непрерывно (имеется в виду перводвигатель) ведь эту непрерывность обуславливает вечность космоса. Аристотель говорит, что, когда Платон объявляет движение не вечным, а возникшим, то тем самым и время у него будет не вечным, а чем-то возникшим. Непрерывность движения, иначе континуум, обуславливает новое понимание времени. «Непрерывное, по определению Аристотеля, - это то, что делится на части, всегда делимые»1 , оно исключает неделимые части и не составлено из них. «Невозможно ничему непрерывному состоять из неделимых частей, если линия непрерывна, а точка неделима» . Движение рассматривается Аристотелем в трех аспектах: «что» движется, «в чем» и «когда». Нас как раз интересуют последнее, то есть время. Непрерывность самого движения обуславливает непрерывность пути и времени. Движущийся объект у него телесен. Главная трудность заключается в начале движения. Аристотель пишет, что «нет ничего первого»124. Это означает, что ни начало, ни конец движения невозможны, а если и возможны, то только в изменении по качеству. Поскольку движение непрерывно и присутствует в природе, то у физического мира также нет ни начала, ни конца. Исходя из всего этого, он и рассматривает время. В отличие от Платона, метафоры которого требуют интерпретации, и тем самым создают сложности, Аристотель рассуждает обо всем весьма последовательно, что облегчает задачу его читателю. Вопрос о начале движения разрешается у него с помощью предположения о существовании «недвижимого перводвигателя». Этим перводвигателем выступает бог. Его ничто не может приводить в движение (исходя из наименования) и сам он не может себя двигать: ведь любой движущийся объект распадается на движущее и движимое, но тогда двигателем будет выступать лишь одна из частей, и так далее в дурную бесконечность. К тому же такое предположение первоначала вполне оправдано самим обращением небесных светил , а что касается доказательств его существования, то «для всего без исключения доказательства быть не может» . Помимо этого не будем забывать, о каком периоде истории мы говорим. В античности самым совершенным видом движения считалось движение по кругу. Мы уже рассмотрели «круговращения» у Платона. Аристотель тоже следует привычной культурной установке: «Теперь мы скажем о том, что возможно [движение] бесконечное, единое и непрерывное и что это есть [движение] по кругу» . Все, что движется, движется по кругу, по прямой или по смешанной. Тело движущееся по смешанной не может быть непрерывным, если не непрерывна одна из составляющих, а таковая - движение по прямой, ведь двигаясь по ней тело неизбежно повернет назад, а если нет, то это и будет замкнутый круг. Круговое движение (отличное от движения по кругу в смысле достижения определенной точки, остановки и начала нового движения128) может быть и вечным (не иметь ни начала, ни конца), и непрерывным (по той же причине). Кроме всего, движущееся таким образом может оставаться на месте неподвижно. Так и движется наша вселенная. Именно с движением связано у Аристотеля представление о времени.
Время для Аристотеля представляет такую же загадку, как и для прочих мыслителей: «...время или совсем не существует или едва существует, будучи чем-то неясным...» . Полагая, что время обнаруживается там же где движение и изменение, он сравнивает его с ними, и приходит к выводу «что оно, таким образом, не есть движение», ведь движение и изменение происходят только в самом теле, этом конкретном теле, «время же равномерно везде и при всем». С другой стороны мы не можем заметить время без изменения и движения, поэтому ясно, что «время не есть движение, но и не существует без движения»1 . Он пишет, что время каким-то образом связано с движением. Непрерывность движения обуславливает и непрерывность времени. Время «распадается» на предыдущее и последующее
Время как деятельность Души у Плотина
Это связано не только с внешней необходимостью -вероятным стремлением Ямвлиха и его кружка соединить в своей онтологии разветвленную теологию тех дней и поэтому включить в свою «систему» священные и божественные сущности (например, из восточных религий) - но и с внутренней логической необходимостью - три чина умопостигаемого Плотина уже не могли вместить новые эпистемологические понятия с их многочисленными вариациями, вызревающие в неоплатонизме. Введение новых уровней бытия сопровождалось подразделением на подуровни, что делало построение громоздким (а у Прокла еще сложнее). Умножение чинов/уровней, возвышающихся над чувственным миром естественно увеличивали разрыв между ним и совершенным, нетленным миром божественного. Но с другой стороны тот же процесс умножения сжимал до предела разрывы между прилегающими друг к другу уровнями и делал более доступной саму «лестницу бытия».
В чем же выразилось это умножение? Во-первых, Ямвлиху пришлось ввести «Второе Единое». Если задаться вопросом о том, что мы высказываем, когда говорим о Едином, то оказывается все наши высказывания об абсолютно трансцендентном - пусты. Никакая речь и никакой ум не в силах высказать и помыслить это «Первое Единое». При этом речь о Едином мы все-таки ведем. Следовательно, проговариваем и мыслим мы не Первое, а какое-то другое Единое. Но Первое в то же время дает нам возможность говорить о Втором. Этим подчеркивается и вот какой момент. Второе Единое так же трансцендентно как и Первое, но оно, по крайней мере, доступно нам в речи и мышлении. Ясно, что его не может быть без Первого и именно здесь пролегает суть иерархичного устройства мира, поскольку Второе очевидно происходит из Первого. Именно Второе Единое и есть то, из чего все. После Второго Единого Ямвлих помещает предел и беспредельное, после чего умопостигаемое сущее.
Если в системе Плотина существовало два уровня, которые разделяли Единое и чувственный мир, у Ямвлиха появляется три, каждый из которых в свою очередь подразделяется еще на три «подуровня»: - интеллигибельный уровень (мир идей, объектов мышления) - умной уровень или Ум (мыслящие субъекты) - Душа
Самая соль такого деления состоит в том, что по мере нисхождения на каждом уровне осуществляется переход от совершенного единства и покоя к полной разрозненности и хаотическому движению. Например, мир идей обладает всеми «неподвижными» характеристиками Единого, но в нем уже есть множественность самих идей. Ум характеризуется двойственным состоянием единства-множественности и движения-покоя, а Душа уже полностью подчинена движению, хотя и отстоит от чувственного мира. Более того, все вообще в себе не может быть полностью открыто чему-то иному на низшем уровне. И здесь у Ямвлиха появляется возможность разъяснить наконец-то, что такое причастность.
Все уровни бытия связаны между собой посредством причастности. Сущность, которая принадлежит более высокому уровню, всегда оставляет в себе нечто недоступное для сущности более низкого порядка. Это исток самой этой сущности, который восходит к более высшему порядку и не доступен для низшего. Однако частично она позволяет проникнуть в себя менее совершенному - и это вторая ступень причастности. Третьим элементом будет, естественно, то, чему из низшего было позволено проникнуть в высшее и оно же будет выступать монадой или генадой этого низшего. Итак, причастность состоит из трех элементов: - то, к чему нельзя быть причастным - то, что позволяет быть причастным к себе - то, чему позволено быть причастным Такая зависимость низшего от высшего пронизывает все и является основой мироздания, связывающей воедино все уровни бытия. Низшее всегда стремится быть как высшее, но опять таки в силу причастности получает от высшего благодать, но ограниченно, так сказать в сжатом виде.
Нельзя в этом контексте вновь не упомянуть о теургии, поскольку именно Ямвлих возвел ее от простонародных магических обрядов до уровня философской рефлексии208. Как уже говорилось, проникновение в высшие сферы мироздания (в чем и состоит цель любой метафизики) в такой системе весьма затруднена. Одной философией здесь не обойдешься. Поэтому Ямвлих видит выход в том, чтобы наряду с размышлениями осуществлять теургические (делание вместе с богами) практики, поскольку если низшему и можно пробраться в высшее, необходимо такое же желание этого высшего. Отсюда идет практика призывания богов, различные обрядовые правила и т.д. Подчеркнем здесь наиважнейший на наш взгляд момент - не религиозное основание заставляет выстраивать философские конструкты, а наоборот -метафизика, выстроенная таким образом, заставляет включать в себя иные помимо нее элементы. В этом, конечно, большая заслуга неоплатонизма, не побоявшегося пойти на такой рискованный и не всеми одобряемый ход, который, безусловно, расширил границы философского осмысления мира.
Симпликий. Закат античной проблематики времени
Далее, когда мы говорим о вечно текущем времени, то «вечность» по мнению Дамаския не означает здесь бесконечно существующую действительность, а только стремление к бесконечности. Время и движение, поэтому, не содержат вечность в себе, а просто никогда не заканчиваются. У вечности два значения: первое - быть сразу и целиком, второе - иметь бытие в становлении в течение нескончаемого времени. Именно второй смысл вкладывается в определение «вечное время». Однако всегда надо быть осторожным при высказываниях: «Если мы представляем вещи временными, то тем самым мы еще не делаем их временными». Подобная осторожность происходит из правдоподобности высказываний.
Помимо прочего, время не есть нечто однообразное. Дамаский вслед за Проклом разделяет его, принимая тезис последнего, что ничто не может двигаться сразу и целиком, что всегда должно быть покоящееся основание. Поэтому время и покоится, и течет. Первое - запредельное, второе -физическое.
Уже Аристотель считал, что существует нечто за пределами каждого отрезка времени. Как же может вечно текущее время присутствовать в отдельной части времени? Можно сказать об этом, что нескончаемость времени не существует сразу и целиком, но течет часть за частью, шаг за шагом. Для вечных вещей не присуще иногда быть, а иногда не быть. «А то, что не может не быть, с необходимостью должно быть» . Поэтому нескончаемость времени с необходимостью должна быть, иначе рожденные, но вечные вещи (небесные тела, да и само тело космоса) не были бы таковыми, а все бы во вселенной постоянно менялось по месту, числу, сущности. Вообще такие рожденные, но вечные вещи занимают промежуточное положение между вечностью и временностью, а точнее между бытием и становлением. Следовательно - вечность неба и целокупность вселенной существуют сразу и целиком не в смысле никогда нескончаемого времени, а в смысле времени, которое и само существует сразу и целиком, то есть второго, запредельного времени.
Во фрагменте 796,27 - 800,16 Симпликий указывает еще на одну сложность - смешение настоящего времени и «теперь». Для Дамаския «теперь» не есть время, а граница времени, поскольку в нем нет движения и изменения. Уже Аристотель показал, что «ничто не движется и не изменяется в «теперь», но скорее нечто уже совершило в нем движение и изменилось...»301 Далее он говорит о «прыжках» движения и времени. Суть его мысли заключается в весьма важной новации - разрешая апории Зенона, Дамаский приходит к выводу, что движение во времени происходит в соответствии с временной протяженностью состоящей из моментов «теперь», которые сами протяженными не являются. «Время в котором содержится настоящее движение будет настоящим и бесконечным из-за бесконечной делимости. Поскольку оба они непрерывны, а все непрерывное бесконечно делимо» . Более того: «В различных двю/сениях настоящее различно, хотя само время едино и непрерывно». Поэтому само деление времени находится только в возможности. И неделимые «теперь» - только в возможности, а в действительности непрерывность не содержит частей. В отличие от дня, ночи, месяца, года, «теперь» не часть времени, потому что «каждая часть измеряет целое» и собственно поэтому считается частью. «Теперь» не способно измерять непрерывность, следовательно, не есть часть времени.
Течение времени происходит в непрерывной смене этих непротяженных «теперь» и движение это порывисто или скачкообразно. Самбурски и Пайнс назвали такие моменты «квантами времени». Если бы мы суммировали «теперь», то получили бы в итоге не сумму времени, а сумму «теперь», которая ничем бы не отличалось по качествам от своих слагаемых. Скачки происходят спонтанно, и их длина зависит от скорости движущегося тела. Например, для небесного тела, движущегося с большой скоростью, скачки будут большими, для тела с маленькой скоростью -маленькими. Такая увязка времени со скоростью - абсолютно нова для греческой философии, она позволяет объяснить разную скорость протекания времени в разных ситуациях. Причем раз время сосуществует с движением, то это одновременно и скачок становления. Таким образом, разрешается и проблема Аристотеля, который затруднялся объяснить, как один момент «теперь» может происходить из другого. Дамаский показывает, что они соприкасаются только на границе прыжков становления, которые неразличимы, но отделяют одно «теперь» от другого. Если привести «наглядный пример» физического времени Дамаския, то можно представить себе кинопленку, где последовательная смена кадров, превращается в подвижную картину, а зазоров между этими кадрами мы не замечаем, но понимаем, что они, конечно, в наличии. Этот фрагмент имеет огромное значение для философии времени.
Дамаский, как уже отмечалось, считал, что не одна вещь не может двигаться целиком, всегда должно быть некое покоящееся основание, на фоне которого происходит движение. Этим основание выступает запредельное время в своей тотальности. Более того, оно существует сразу и целиком. Его ученик Симпликий не разделял этого воззрения. Для всех платоников необычайно важным было наглядное представление о предмете своих размышлений. Именно отсюда происходят их системы устройства сущего, где все находится на своем месте и ответственно за отдельную область, В соответствии с такой наглядностью Дамаский вводит метафору реки. Сравнивая время с рекой, он показывает, что руслом ее будет запредельное время, которое покоится в каждый момент физического, вечно текущего времени. Воды реки, которые никогда не останавливаются, представляют собственно физическое время. «Если же кто-нибудь будет рассматривать реку только в покое, то не будет уже реки» . Этот ход оправдывает физическое время, без которого нет и не может быть запредельного, и наоборот. «Так же и то, что согласно своей форме есть настоящее прошедшее и будущее собрано вместе в единой форме времени, но разворачивается в становлении: то, что всегда устремлено к бытию и называется настоящим, то, что исчезло - прошедшим, то, чего еще нет -будущим» . Поэтому Дамаский и называет физическое время рекой становления. Симпликий считал, что время неразрывно связано с движением, Для Дамаския характерен иной взгляд - время только сопровождает движение и не требует для себя отдельной меры.
