Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Оформление советско-китайского управления КВЖД и формирование колонии советских граждан в Северной Маньчжурии 24
1.1. Закрепление и развитие политических и экономических интересов СССР в Северной Маньчжурии 24
1.2. Формирование колонии советских граждан, её численность, состав и отношение к дальневосточному российскому зарубежью 45
Глава 2. Партийно-советский аппарат управления североманьчжурской колонией граждан СССР 80
2.1. Советская коммунистическая организация на территории Северной Маньчжурии 80
2.2. Североманьчжурские общественно-политические организации советских граждан 102
Глава 3. Советская колония в социально-политических процессах в Северной Маньчжурии 128
3.1. Колония граждан СССР во время советско-китайских конфликтов на КВЖД в 1924- 1929 гг 128
3.2. Советская колония на постконфликтном и оккупационном этапах, её репатриация из Северной Маньчжурии (1930-1935 гг.) 155
Заключение 181
Примечания 188
Список источников и литературы 214
Приложение 239
- Формирование колонии советских граждан, её численность, состав и отношение к дальневосточному российскому зарубежью
- Североманьчжурские общественно-политические организации советских граждан
- Колония граждан СССР во время советско-китайских конфликтов на КВЖД в 1924- 1929 гг
- Советская колония на постконфликтном и оккупационном этапах, её репатриация из Северной Маньчжурии (1930-1935 гг.)
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Диссертационная работа посвящена феномену колонии советских граждан в Северной Маньчжурии, существовавшей в 1924–1935 гг. для реализации политических и экономических интересов СССР в Китае. В отличие от российского зарубежья в Европе, сформировавшегося после Октябрьской революции и Гражданской войны, на Дальнем Востоке рядом с эмигрантским сообществом более 10 лет существовала сравнительно многочисленная колония советских граждан. Если проблемы российской эмиграции в Китае принадлежат к числу активно разрабатываемых в отечественной историографии, то история советской колонии по причине секретности многих архивных материалов, связанных с ней, продолжительное время оставалась вне научного осмысления. Очевидно, что история советской колонии в Маньчжурии важна в первую очередь для восстановления исторической научной панорамы российского зарубежья в Китае. Снятие грифа секретности с документов колонии, хранящихся в региональных и центральных архивах, создало для этого необходимые условия.
Опыт существования советской колонии в среде, для которой, с одной стороны, были характерны ценности восточной цивилизации, а с другой – ценности дореволюционной России, отвергнутые по идеологическим соображениям и заменённые революционно-социалистическими идеями и принципами, представляет интерес для общественно-политической практики российской современности. Существование разных векторов идеологической ориентации среди соотечественников в чужом цивилизационном пространстве не исключало контактов советских граждан и эмигрантов, которые носили разносторонний характер, порой приобретая форму противостояния. В наши дни, когда в полиэтническом и социально неоднородном российском обществе имеются многополярные политические взгляды людей, важен поиск диалога и консенсуса между ними, который удавалось найти внутри советской колонии и иногда с частью эмиграции в 1924–1935 гг.
Актуальным аспектом темы является изучение процесса организации системы управления советским населением на территории иностранного государства. Эта деятельность была детерминирована такими факторами, как повышение материального благосостояния советских граждан, их трудоустройство, предоставление широких возможностей получения многоуровневого образования. Вместе с тем, главной составляющей системы управления советской колонией в Северной Маньчжурии была идеологическая пропаганда, направленная на её советизацию, а также реализация в регионе политических и экономических интересов СССР.
Актуальность темы исследования обусловлена также современным положением россиян за пределами Российской Федерации. Находясь за рубежом на постоянном или временном проживании, граждане России, к сожалению, нередко становятся жертвами насилия или объектами политических провокаций. Историческая практика государственно-правовой защиты советских граждан на территории иностранного государства в Маньчжурии может быть полезна сегодня в организации защиты прав россиян за рубежом.
Научно-теоретическое осмысление темы исследования позволяет воссоздать общеисторическое полотно развития всего российского дальневосточного зарубежного сообщества 1920-х–1930-х гг. и определить уроки для общественно-политических отношений.
Степень научной разработанности темы. В настоящее время историография проблемы российского зарубежья в Китае обширна, всё это, безусловно, важно для понимания места и роли советской колонии в Северной Маньчжурии. С точки зрения темы диссертационной работы в историографический обзор целесообразно включить лишь те публикации, которые в той или иной мере касаются существования колонии. Всю историографию проблемы можно разделить на два периода: советский и постсоветский, начавшийся с 1991 г.
Заслуживают внимания труды В. Аварина, которые были изданы в 1930-х гг. В них автор показал динамику международных отношений в Маньчжурии 1920-х – начала 1930-х гг. и пришёл к выводу о том, что советское присутствие в регионе, осуществляемое через совместное с Китаем управление КВЖД, способствовало росту международных противоречий в Маньчжурии. В своих работах В. Аварин впервые попытался классифицировать социальную структуру советской колонии по принципам классового подхода.
В 1940-х–1960-х гг. отечественные исследователи к теме советской североманьчжурской колонии не обращались в силу её закрытости. Только с 1970-х гг. появляются работы, рассматривавшие социально-политические проблемы в зоне КВЖД, связанные с революционной активностью здесь рабочего класса и «белой эмиграцией». Статью дальневосточного исследователя Е. П. Голубева «Миссия “товарища Андрея”» во многом можно считать уникальной для своего времени. Она была посвящена известному революционеру и советскому партийному деятелю Я. К. Кульпе, который в 1926–1928 гг. возглавлял Северо-Маньчжурский комитет ВКП(б) в Харбине. В ней впервые речь шла не только о численности членов советских организаций на линии КВЖД, их тактике действий, но также и о персоналиях местных партийных лидеров, имена большинства которых ранее в научной литературе не упоминались.
В комплексном исследовании о «белой эмиграции» Л. К. Шкаренков уделил внимание и дальневосточной ветви русского зарубежья, где выделил такую уникальную ситуацию, как близкое существование за границей эмигрантской и советской колоний. Аналогичным вопросам уделил внимание дальневосточный историк В. В. Сонин. Большое значение имеет монография Г. И. Андреева. Несмотря на то, что хронологически работа охватывает 1917–1922 гг. и не совпадает с образованием колонии граждан СССР, она представляет научный интерес для исследования. Автор приводит данные о штатной численности русских служащих дороги, высококвалифицированных рабочих и истории развития местной партийной организации за период, непосредственно предшествующий дипломатическому закреплению прав Советского Союза на КВЖД. Не менее интересна работа Г. И. Ткаченко, отражающая политическую позицию советских граждан и их профсоюзных организаций на КВЖД, влияние СССР на революционное движение в Китае в 1920-х–1930-х гг.
В целом в советский период исследователи проделали определённую работу, в результате которой в научный оборот была введена значительная часть фактического материала. В основном публикации были идеологизированы, что связано с доминантой марксистско-ленинского мировоззрения и наличием строгой политической цензуры в стране. Им свойственно некоторое преувеличение уровня революционного сознания советских граждан в Северной Маньчжурии, но это не снижает их значимости для темы исследования. Важно отметить, что исследователи были лишены доступа ко многим архивным документам о жизнедеятельности советской колонии.
Смена парадигмы общественно-экономического и политического развития страны в 1990-х гг. открыла широкие возможности для изучения в отечественной истории ранее закрытых проблем и привела к большему доступу архивных материалов. В постсоветский период в центре научных интересов целого ряда историков оказалась дальневосточная ветвь русского зарубежья. Существенный вклад в разработку этой проблемы внесли дальневосточные учёные В. Ф. Печерица, О. И. Сергеев, С. И. Лазарева, А. А. Хисамутдинов и др. В области исследований российской эмиграции в Китае, отчасти затронувших и советских граждан, особо следует отметить Н. И. Дубинину, Ю. Н. Ципкина, Е. Н. Чернолуцкую, Е. Е. Аурилене и др. Авторы рассматривают правовые, культурные, политические, миграционные процессы, происходившие в Северной Маньчжурии. Заметным событием в изучении российской эмиграции в Китае явились работы Е. П. Таскиной и Г. В. Мелихова. Несмотря на некоторую идеализацию жизни русского зарубежья, связанную с личными переживаниями авторов, долгое время проживавших в Маньчжурии, ценность их работ видится в воссоздании исторической среды, в которой проходила жизнь россиян в Китае, и советской колонии в частности. В исследованиях В. Э. Молодякова бльший акцент сделан на советско-японские взаимоотношения в Северной Маньчжурии, что имеет немаловажное значение для разработки темы диссертации.
Углубление научного интереса к различным аспектам изучения дальневосточной ветви российского зарубежья привело исследователей к необходимости обратить более пристальное внимание и на советскую колонию в Северной Маньчжурии. Во многом этому способствовало рассекречивание многих документов, связанных с ней, хранящихся в архивах. В конце 1990-х–2000-х гг. в отечественной историографии появляются статьи, которые впервые целенаправленно поднимают данную проблему.
Исследователь И. А. Иоффе в своей статье, опубликованной в 1998 г., обратила внимание на некоторые исторические документы, посвящённые деятельности советских молодёжных организаций в Харбине, находящиеся в архивных фондах Москвы. Вопросам взаимных контактов советского и эмигрантского сообществ в маньчжурском регионе и процессу адаптации в СССР вернувшихся советских граждан была посвящена статья Я. Л. Писаревской. Обзор жизни советской колонии в 1920-х–1940-х гг. и проблемы реэмиграции русского населения из Китая в своих публикациях отразили Н. Н. Аблажей и Е. Н. Комиссарова.
Г. И. Каневская, О. И. Еропкина, И. В. Потапова и др. проследили генезис учебных учреждений в полосе КВЖД. Авторы исследовали советский период руководства культурно-просветительской сферой дороги и пришли к выводу о том, что 1924–1935 гг. являлись наиболее благоприятными для развития русского образования в регионе. Н. И. Дубинина и М. В. Кротова в своих статьях о советской колонии в Северной Маньчжурии сформулировали основные вопросы для исследования данной проблемы, требующие научного решения. К тому же Н. И. Дубининой удалось показать взаимоотношения Далькрайкома ВКП(б) и Северо-Маньчжурского комитета ВКП(б).
В зарубежной историографии к проблеме существования советской колонии в Северной Маньчжурии авторы специально не обращались, но в ряде работ также можно встретить фактический материал по теме исследования. К вопросам жизнедеятельности советской колонии, прежде всего, проявлялся интерес в русской эмигрантской литературе. Монография П. П. Шишкина является единственным исследованием, полностью посвящённым изучению североманьчжурской большевистской организации, через которую во многом осуществлялось управление советской колонией. Нельзя оставить без внимания факт личного активного участия П. П. Шишкина в политических событиях на севере Маньчжурии в 1920-х гг. К ряду приведенных статистических данных о количестве членов коммунистических организаций и их влиянии на революционное движение в Китае следует относиться критически, так как они носят субъективистский характер и не подтверждаются архивными документами. Тем не менее, монография представляет определённый научный интерес для исследования. Работа ещё одного представителя эмигрантского сообщества П. П. Балакшина существенно дополнила фактический материал информацией об особенностях социально-политических отношений внутри советской колонии и мотивации принятия гражданства СССР русскими служащими КВЖД. Среди зарубежных авторов, касавшихся проблемы советского влияния на русскую эмиграцию в Маньчжурии и некоторых аспектов состояния советской колонии в 1924–1935 гг., следует отметить американского историка Дж. Стефана.
Наибольшего внимания заслуживает монография белорусского исследователя Н. Е. Абловой, посвященная политико-правовым аспектам истории КВЖД, участником которых являлись и советские граждане. Особое внимание автор уделила изучению проблематики советско-китайских конфликтов в период их совместного управления дорогой и политической ситуации после японской оккупации Маньчжурии в 1931 г. Возросший в последнее время интерес китайских историков к проблеме КВЖД и пребывания русских в Китае в основном проецируется на дипломатические нюансы советско-китайских отношений по вопросам законности присутствия СССР на КВЖД в 1920-х–1930-х гг., что косвенно имеет отношение к наличию там советской колонии в указанный период. Среди исследований этого направления можно отметить работы таких авторов, как Сон До Чжин, Линь Цзюнь, Бай Сяохун, Ли Фэнлинь, Ли Мэн и др. Некоторые аспекты темы исследования нашли отражение также в ряде диссертаций, результаты которых опубликованы в авторефератах.
Таким образом, анализ публикаций показывает, что к целенаправленному изучению феномена советского сообщества в Северной Маньчжурии историки приступили лишь в начале 2000-х гг. Они определили, что несмотря на собственную идеологическую ориентацию, советскую колонию нельзя рассматривать в отрыве и изоляции от дальневосточного русского зарубежья. Важной особенностью разработки проблемы является отсутствие фундаментальных работ по исследуемой теме. В связи с этим на основе современных научных методов требуется комплексное изучение социально-политических и культурных процессов, протекавших в советской колонии. Вне внимания исследований её деятельности остались проблемы, требующие более детального рассмотрения. К ним относятся, например, вопросы по уточнению численности и социального состава советской колонии, внутрипартийной жизни советских общественно-политических организаций в регионе, участия граждан СССР в конфликтах на КВЖД и др.
Целью диссертационной работы является исследование в социально-политическом аспекте процесса формирования советской колонии и еe деятельности в Северной Маньчжурии в 1924–1935 гг.
Исходя из этой цели, для её достижения были поставлены следующие задачи:
– раскрыть политические и экономические интересы Советского Союза в Северной Маньчжурии в 1920-х–1930-х гг., которые детерминировали создание советской колонии;
– проанализировать процесс формирования и социально-политической эволюции колонии граждан СССР в Северной Маньчжурии, выделить её основные составные социальные группы и уточнить их численность в динамике;
– показать роль нелегальной советской коммунистической организации в формировании и управлении колонией граждан СССР, охарактеризовать еe развитие и взаимоотношения с руководящими партийными органами Дальневосточного края и Центра;
– выявить значение советских общественно-политических организаций на территории Северной Маньчжурии для советской колонии;
– обобщить участие советских граждан в конфликтах на КВЖД и процесс репатриации советской колонии в СССР.
Хронологические рамки диссертационной работы охватывают период с 1924 по 1935 гг. Нижняя граница определена 1924 г., когда были заключены советско-китайские соглашения о взаимоотношениях и совместном управлении КВЖД. С этого времени в Северной Маньчжурии начинает формироваться и действовать колония советских граждан. В 1935 г. дорога была продана маньчжурским властям, что вызвало массовую эвакуацию большинства советских граждан в СССР. К концу 1935 г. многочисленная советская колония в Северной Маньчжурии в том виде, в котором она формировалась и функционировала в 1924–1935 гг., перестала существовать, чем и определяется верхняя хронологическая граница.
Территориальные рамки диссертации включают один из районов Северо-Восточного Китая – Северную Маньчжурию. Выбор территориальной границы исследования объясняется тем, что именно здесь проходила сквозная линия КВЖД с центром в Харбине, которая условно разделяла всю Маньчжурию на северную и южную части. Почти вся советская колония была локализована в полосе КВЖД, относившейся к северной части региона.
Объектом исследования является колония советских граждан в Северной Маньчжурии в 1924–1935 гг.
Предметом диссертационной работы является социально-политический аспект процесса эволюции колонии советских граждан в Северной Маньчжурии в 1924–1935 гг.
Методологическая основа исследования. Проблема становления и развития советской колонии в Северной Маньчжурии рассматривается как многосторонний процесс, на динамику которого оказывали влияние как политико-экономические интересы СССР в регионе, так и культурные, социально-политические особенности Китая. Исходя из этого, научное осмысление темы диссертационного исследования основано на применении формационного и цивилизационного подходов. Формационный подход позволил провести анализ экономических движущих сил в ходе формирования советской общности. Цивилизационный подход дал возможность обобщить особенности советской колонии в Северной Маньчжурии как социокультурного феномена, существовавшего рядом с российской эмиграцией в восточном цивилизационном окружении.
Принцип научной объективности, обеспеченный разнообразным широким кругом источников, позволил выявить специфику деятельности колонии советских граждан по реализации политико-экономического представительства СССР на территории североманьчжурского региона и помог избежать идеализации и субъективизма в оценке событий, участником которых являлась советская колония. Проследить эволюцию колонии советских граждан в рамках социально-политической ситуации и приоритетов советского государства в Северной Маньчжурии в период 1920-х–первой половины 1930-х гг. позволил методологический принцип историзма. Наряду с общенаучными методами (дедукции, индукции, статистического, анализа и синтеза) в диссертационном исследовании использовались и конкретно-исторические методы: проблемно-хронологический, сравнительно-исторический, историко-юридический. В целом подходы и методы, используемые в работе, позволили всесторонне рассмотреть объект и предмет исследования, сформулировать выводы.
Источниковая база исследования состоит из опубликованных и неопубликованных материалов. Опубликованные источники по теме исследования можно выделить в четыре группы. В первую входят сборники документов внешнеполитического характера, которые содержат фактический материал о положении советской колонии во время конфликтных ситуаций в Северной Маньчжурии, а также статистические сведения об уровне экономического развития изучаемого региона. Вторую группу составили сборники документов на базе архивных материалов. Это переписка и статьи представителей высших эшелонов власти СССР, различных слоёв эмиграции и советской колонии, а также показания членов советских и белоэмигрантских организаций, оказавшихся в руках спецслужб Китая или СССР. Третья группа – это материалы органов центральной и местной периодической печати, как советские, так и издававшиеся в Маньчжурии, позволившие глубже понять проблемы советской колонии. Последнюю группу представляют мемуары непосредственных очевидцев событий исследуемой темы.
Основную источниковую базу исследования составили неопубликованные архивные материалы 22-х фондов из трех центральных архивов: Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), и одного регионального – Государственного архива Хабаровского края (ГАХК). Среди материалов, хранящихся в ГАРФ, особое внимание привлекают отчёты советских хозяйственных работников в Маньчжурии (Фонд Р – 374). Данные о работе профсоюзов и культурной жизни советской колонии собраны в Фондах Р – 734 и Р – 4033. Особый блок документов представляют личные дневники, переписка и отчёты о политической деятельности русских эмигрантов, в которых содержится большое количество сведений о социально-политических событиях в жизни как эмигрантского, так и советского сообщества в Северной Маньчжурии (Фонды Р – 5829, Р – 5873, Р – 6599 и Р – 6081). Среди документов РГАСПИ наибольший интерес для исследуемой темы представляют статистические и отчётные материалы по экономической деятельности КВЖД и советских хозяйственных органов на территории Северной Маньчжурии в 1930–1932 гг., а также о состоянии партийной организации, находящиеся в Фонде 613 «Центральная Контрольная комиссия ВКП(б)». Особый интерес представляют отчёты о деятельности харбинского губбюро РКП(б) (Фонд 17). Сведения о советском молодёжном и комсомольском движении в Северной Маньчжурии в 1920-е–1930-е гг. содержат Фонды М – 1 и М – 19. Материалы РГАЭ в диссертационном исследовании представлены отчётной документацией демографического отдела Центрального управления народного хозяйственного учёта СССР (Фонд 1562). Фонды 3429 и 5240 знакомят с коммерческой деятельности советских граждан в регионе и спецификой маньчжурского рынка. Особенностью материалов, собранных по теме исследования в ГАХК, является то, что основной объём документов разного характера, связанных с советской колонией хранится в обширном Фонде П – 2 Дальневосточного краевого комитета ВКП(б). Воспоминания советских граждан об их арестах китайской полицией в 1923 – 1926 гг. содержатся в Фонде П – 44. Документы Фонда Р – 730 содержат данные о трудовой миграции в исследуемый период советских граждан с КВЖД на Уссурийскую железную дорогу. Интересные документы, связанные с численностью советской колонии и её взаимоотношениях с эмиграцией, собраны в Фондах Р – 830, Р – 849, Р – 1126 и Р – 1127. Своеобразным архивным материалом являются фотодокументы из собрания партийного архива Хабаровского крайкома КПСС (Фонд Ф – 4).
В число документов, впервые введённых автором в научный оборот, наиболее обширными являются секретные письма секретаря харбинского губбюро РКП(б) Е.И. Накорякова в ЦК партии и Дальбюро в 1924 – 1925 гг., доклад 1931 г. «О работе СМК, ’’четвёрки’’, торгпредства и др. совучреждений Харбина» члена президиума Контрольной комиссии Далькрайкома (ДККК) ВКП(б) Гасина, доклады 1929 г. «О состоянии Северо-Маньчжурской организации», «О состоянии и деятельности советских хозорганов и состоянии аппарата в Харбине» уполномоченного ДККК партии Букау и др. В целом извлечённые архивные документы и материалы позволяют решить поставленные в диссертационной работе задачи.
Научная новизна диссертации состоит в том, что она является практически первым системным исследованием, полностью посвящённым социально-политическим аспектам процесса формирования и развития на территории Северной Маньчжурии в 1924 1935 гг. многочисленной колонии советских граждан, выражавших политические и экономические интересы СССР в регионе. Исходя из этого:
– выделены и обоснованы три этапа истории советской колонии на севере Маньчжурии в период советско-китайского управления Китайско-Восточной железной дорогой в 1924–1935 гг.: этап советско-китайских конфликтов на КВЖД (1924 – 1929 гг.), постконфликтный (1930–1931 гг.) и оккупационный (1932–1935 гг.);
– проанализирована и обобщена основная мотивация российского населения Маньчжурии при принятии советского гражданства в 1920-х гг., уточнены численность и ключевые социальные элементы, составившие советскую колонию;
– показана роль Северо-Маньчжурского партийного комитета в управлении колонией, его влияние на хозяйственные органы, руководство профсоюзными и молодёжными организациями;
– раскрыты формы и методы руководства ЦК ВКП(б) и Далькрайкома парторганизацией в Северной Маньчжурии;
– сформулирован вывод о том, что североманьчжурская колония советских граждан представляла собой созданный руководством СССР своеобразный идеологизированный анклав в инокультурной среде для реализации своих политических интересов, что придало отличительную особенность дальневосточному российскому зарубежью в 1920-е–1930-е гг.
Научно-практическая значимость исследования заключается в том, что его содержание и представленные выводы, отражающие опыт жизнедеятельности колонии советских граждан на территории Северной Маньчжурии в 1924–1935 гг., значительно дополняют историографию российского зарубежья в Китае. Работа может быть использована для создания обобщающих трудов по истории Дальнего Востока, в практической работе преподавателей истории при разработке учебных курсов по истории дальневосточного региона, а также при написании диссертаций, касающихся проблем российских зарубежных сообществ в Северо-Восточном Китае первой половины ХХ в.
Апробация результатов исследования. Результаты исследования были апробированы на трёх международных научно-практических конференциях: «Перспективные инновации в науке, образовании, производстве и транспорте», «Россия в мировом сообществе цивилизаций: история и современность», «Наука сегодня: теоретические аспекты и практика применения», и одной всероссийской – «Экономические и правовые аспекты регионального развития: история и современность». По теме диссертации автором опубликовано 9 научных статей, в том числе 2 в журналах, рекомендованных ВАК.
Структура исследования. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, списка использованных источников и литературы, приложений.
Формирование колонии советских граждан, её численность, состав и отношение к дальневосточному российскому зарубежью
После заключения советско-китайских равноправных соглашений 1924 г., регулировавших взаимоотношения двух стран по вопросу Китайско-Восточной железной дороги, в Северной Маньчжурии начала формироваться колония советских граждан, которая обеспечивала и продвигала экономические и, в немалой степени, политические интересы СССР в Китае101. Начало стадии её формирования и основного становления хронологически можно обозначить дипломатическими актами 1924 г., а завершение 1929 г. - временем тяжёлых испытаний, выпавших на долю советских граждан в период военного конфликта на КВЖД. Впоследствии советская колония, в таком виде, продолжила своё развитие до продажи дороги Маньчжоу-Ди-Го в 1935 г., просуществовав в общей сложности более 10 лет. После этого события не большая колония советских граждан функционировала в Маньчжурии до начала 1940-х гг., но она не была такой многочисленной как прежде и отличалась по социальному составу, задачам и системе управления. В 1924 г. на КВЖД начала работу советская часть администрации дороги и одновременно по инициативе руководства СССР стала формироваться колония его граждан в Северной Маньчжурии. При этом термин «формирование» надлежит употреблять с некоторой оговоркой, т.к. большинством советских граждан на линии КВЖД, в силу определённых обстоятельств, оказались русские старожилы Маньчжурии. Приняв гражданство СССР, они стали здесь основой советской колонии и были объединены общим укладом жизни, работая на дороге ещё с дореволюционной поры. Детальное изучение формирования и жизнедеятельности колонии совграждан в Северной Маньчжурии поднимает несколько значимых вопросов, среди которых - численность советской части российской диаспоры в регионе, её составные элементы, органы управления, мотивы принятия подданства СССР бывшими жителями «желтороссии», взаимоотношения совграждан между собой и с эмигрантским окружением, место советской колонии в российском зарубежном сообществе. Следует помнить, что российская колония в Северо-Восточном Китае появилась ещё в конце XIX в., что было связано со строительством КВЖД и обустройством быта обслуживающего её персонала. Наличие полосы отчуждения с правом экстерриториальности делало условия работы и проживания россиян достаточно комфортными. Они чувствовали не только свою защищённость, но и привилегированность в связи с высоким уровнем оплаты труда. В социокультурном отношении русская колония в Маньчжурии ощущала своё единство и не считала себя оторванной от родины.
На это указывает достаточно развитый на линии КВЖД российский культурно-образовательный сектор - наличие печатных изданий, образовательных и культурно-просветительских учреждений, общественных организаций и т.п. Только в Харбине на русском языке в 1901 - 1926 гг. издавались 102 газеты и 141 журнал103. Относительно дальневосточной ветви российского зарубежья в отечественной историографии приняты понятия и «диаспора», и «колония». Под диаспорой понимается этническая группа, проживающая в новом месте на положении национально-культурного меньшинства104. Термин «диаспора» применим как в узкоэтническом смысле105, так и в социокультурном как, например, в отношении всех выходцев из России в Китае - русская или российская диаспора 6. Колонией является сообщество людей какой-нибудь страны, земляков, живущих и работающих в чужой стране107. Под понятием «русская колония» следует подразумевать всех выходцев из Российской империи разных национальностей оказавшихся в Северо-Восточном Китае, а не только русский этнос как таковой, хотя его представители и составляли её большинство. Так, из прибывших в Маньчжурию российских эмигрантов только за 1920- 1923 гг., на долю собственно русских приходилось 86,5 %108. Независимо от этнической принадлежности все они именовались «русскими» и жили в едином внутреннем социокультурном пространстве109. После 1924 г., когда российская диаспора на территории Китая раскололась по идеологическому признаку и правовому статусу, возможно, на наш взгляд, применить более узкое значение термина «колония» к эмигрантской и советской частям российской диаспоры в Китае. При этом советская колония, в отличие от эмиграции была локализована в основном в Северной Маньчжурии. Хотя события революции и Гражданской войны в России ослабили правовые позиции россиян на КВЖД, в целом они сохранили высокий уровень жизни и её особенности. Быт, в отличие от сферы политики, в Харбине среди русских, как эмигрантов, так и совграждан из числа старожилов, оставался на уровне дореволюционной России110. Полковник И.С. Ильин в своём дневнике 7 января 1929 г. сделал такую запись: «До сих пор ещё русские [включая граждан СССР из старожилов - С.Я.] живут в Харбине старым добрым укладом и так здесь всё, вся жизнь пропитана русской доброй, светлой, немного сонной неторопящейся провинцией»111. Судя по всему, автор не видит в данной плоскости большой разницы между эмигрантами и советскими гражданами из старожилов, в отличие от прибывших специалистов из СССР . Отчасти такое сохранение русской культуры топоса связано с тем, что Китай, несмотря на постоянные с 1917 г. попытки вытеснить с КВЖД российское государственное присутствие, нуждался не только в этой мощнейшей транспортной артерии, но вместе с тем и в квалифицированных кадрах, обеспечивавших её грамотное, бесперебойное обслуживание. К тому же, дальневосточное российское зарубежье не испытывало на себе такого сильного культурно-ассимиляционного влияния со стороны экзотической для неё китайской цивилизации, как это было с европейской эмиграцией. Напротив, оказавшись в инокультурной среде, российская диаспора старалась сохранить национальную идентичность, делая акцент на усиленное сохранение са пі мобытности, особенно в послереволюционный период . Поэтому, попавшие в Северную Маньчжурию беженцы из России обнаружили здесь крепко обустроенный остров русского мира, который фундаментально не изменился с их прибытием114. Вышедшие в последствие из среды старожилов и эмигрантов советские граждане естественным образом унаследовали эту черту. Прежде чем освещать процесс эволюции советской колонии, следует уточнить вопрос о численном составе российского зарубежья и советских граждан в Северной Маньчжурии. По данным на 1929 г., предоставленным Лигой Наций, в 1917 г. российских подданных в Китае, подавляющая часть из которых концентрировалась в полосе отчуждения КВЖД, было 51.310 чел. В ходе Гражданской войны в России, и особенно после поражения белого движения в Сибири и на Дальнем Востоке, в Маньчжурию хлынул поток российских беженцев, пополнивших местную русскую диаспору до 175.617 человек в 1922 году115. Совокупное количество всего русского населения в Маньчжурии в 1920-х годах не поддаётся точной оценке по причинам плохо организованного, слабого его учёта, а также потому, что оно постоянно находилось в миграционном движении. В связи с этим данные достаточно при
Североманьчжурские общественно-политические организации советских граждан
Представители СМК ВКП(б) возглавляли и курировали целый ряд подчинённых ему коммунистических и общественных советских организаций в Северной Маньчжурии, в которые входила подавляющая часть колонии советских граждан. Северо-Маньчжурский комитет во многом строил свою деятельность через присутствие членов ВКП(б) в профсоюзных организациях, осуществляя наиболее эффективное управление советской колонией и проводя в её рядах массовую пропагандистскую работу, т.к. профессиональные союзы имелись не только на КВЖД, но и во всех советских государст венных и хозяйственных учреждениях в Маньчжурии. Крупнейшим советским профсоюзом на территории Северной Маньчжурии являлся дорожный профессиональный союз работников железнодорожного и водного транспорта КВЖД (Дорпрофсож) возглавляемый дорожным комитетом (Дорком), который был создан ещё в феврале 1918 г. по указанию из Петрограда. Уже в 1920 г. в Харбине была организована и начала действовать «Конференция профессиональных, политических и общественных организаций». И в Дор-профсоже и в «Конференции» с самого начала инициатива и руководство пе 111 решли к большевикам . Е.И. Накоряков в апреле 1924 г. писал в Москву, что профорганизации «находятся полностью и всецело под руководством парторганизации»114. Первым, при советской администрации КВЖД, председателем Дорпрофсожа в 1924 - 1925 гг. был С.Ф. Наумов, в 1925 - 1926 гг. на этом посту его сменил И.В. Лошкомоев115. Маньчжурские власти повели непрерывную борьбу с профсоюзами, считая их «очагами коммунистической пропаганды на дороге»116. В декабре 1923 г. мукденская администрация издала директиву о закрытии и ликвидации всех профсоюзов в ОРВП. По указанию губбюро РКП(б) в начале 1924 г. профорганизации были переведены на нелегальное положение. Но уже 5 октября 1924 г., в день поднятия флага СССР над советским консульством в Харбине, они снова демонстративно открылись. Маньчжурские власти 9 декабря 1924 г. опять настойчиво потребовали запретить профсоюзы в Северной Маньчжурии и, 27 декабря ГПУ ОРВП издало об этом распоряжение, а также послало управляющему дорогой согласованное со своим высшим руководством сообщение за № 7926. В нём говорилось, что всем сотрудникам КВЖД запрещалось состоять в каких-либо политических партиях и профессиональных союзах, а управляющий дорогой должен был уволить всех, кто в них останется. Однако более серьёзные спорные вопросы, касавшиеся земельных владений КВЖД в январе 1925 г., отвлекли внимание мукденской администрации от преследования профсоюзов 7. С этого момента и до окончания советско-китайского вооружённого конфликта 1929 г. шла непрерыв ная, многократно повторяющаяся процедура закрытия и открытия советских профсоюзов в ТВП118. Малейшее охлаждение отношений совладельцев КВЖД вело к запрещению их деятельности китайскими властями, которые аргументировали своё решение тем, что профсоюзные организации ведут коммунистическую пропаганду и проводят «такую же политику, как царское правительство России»119. Затем, либо под давлением советской стороны, либо за взятки, работу профсоюзов снова разрешали. Русский эмигрант И.С. Ильин в 1928 г. замечал по этому поводу, что китайские власти таким образом «собирают» деньги с большевиков, часто закрывая профсоюзы и клубы, а потом за большие взятки, разрешая им действовать . Нестабильное положение профсоюзов заставило харбинское губбюро РКП(б) искать обходные пути по легализации их деятельности.
В частности, профсоюзные организации пытались зарегистрировать, в основном неудачно, свои уставы в полиции ОРВП под видом касс взаимопомощи, обществ взаимного кредита и т.п. В качестве другого варианта, в декабре 1924 г. все советские профсоюзы в Северной Маньчжурии временно стали секциями двух союзов - железнодорожников (Дорпрофсож) и Совработников, т.к. только им удалось офи циально зарегистрировать свои уставы в полицейском управлении . На момент подписания советско-китайских договоров 1924 г., на линии Китайско-Восточной магистрали действовали 14 профсоюзов - Дорпрофсож, союзы служащих, строителей, пищевиков, медработников, работников искусства, просвещения, народного питания, коммунального хозяйства, водного транспорта, швейной промышленности, металлообрабатывающей промышленности, полиграфического производства и «Местран» (работников ав 1 74 томобильного, гужевого, авиатранспорта и грузчиков) К 1924 г. 13 из них входили в Совет профессиональных союзов (СПС, в последствии - объединённый, т.е. ОСПС) ОРВП с подчинением ВЦСПС СССР. Дорпрофсож также входил во всесоюзное объединение СПС, но на линии дороги действовал автономно и напрямую подчинялся по иерархии СМК и Дальбюро, а финансирование его шло из доходов КВЖД. СПС и Дорпрофсож подразделялись на учредительные комитеты (уч-комы), куда входили местные комитеты (месткомы) с профуполномоченны-ми. На профорганы 14 союзов Северной Маньчжурии 1 октября 1926 г. приходилось - 12 учкомов, 660 месткомов, 189 профуполномоченных, 1.000 делегатов и 129 сборщиков членских взносов124. Структура Дорпрофсожа состояла из различных губотделов, отвечающих за ту или иную сферу деятельности союза: ударно-боевого (для вооружённых действий на линии дороги), организационно-инструкторского, стачечного, подрывного (для диверсионной работы и саботажа), разведывательного, секретной связи, молодёжного, агитационно-пропагандистского, политико-просветительского, тарифно-экономического, финансового (в частности, для касс взаимопомощи), по свя-зям с китайскими рабочими . Как видно из перечня, задачи около половины отделов носили военизированный характер, делая из профсоюзов боевое звено в стычках с радикальной белоэмиграцией и возможных вооружённых столкновениях СССР в Северной Маньчжурии. СПС состоял из 12 аналогичных отделов: организационно-инструкторского, тарифно-экономического, центральной комиссии по охране труда, комиссии по борьбе с безработицей, детского отдела, бюро межсоюзной пролетарской физкультуры, центральное бюро по работе среди женщин, центральное бюро отделов молодёжи, бюро детских групп юных пионеров, организационно-просветительский отдел, центральная библиотека, юридическое бюро . Для согласования действий всех профессиональных союзов функционировал губернский СПС (ГСПС), руководимый президиумом (9 человек - все коммунисты) и работавший по принципу конференции. Видными деятелями советских профсоюзов в разные годы были Р.А. Нилов, К.А. Филиппович, A.M. Шергов, Король, Есиков, Шульман, Максимов, Малиновский, Леонтьев, возглавлявшие или входившие в североманьчжурское профбюро и президиум ГСПС. Руководители профсоюзов неоднократно арестовывались китайской полицией, а их дома часто подвергались обыскам .
Колония граждан СССР во время советско-китайских конфликтов на КВЖД в 1924- 1929 гг
Совместное советско-китайское управление Китайско-Восточной железной дорогой в 1924 - 1929 гг. неоднократно приводило к противоречиям между её совладельцами по различным вопросам. Спорные административно-хозяйственные недоразумения на дороге нередко резонировали в серьёзные конфликты, которые сторонам приходилось урегулировать на самом высшем, государственном уровне. Тема советско-китайских конфликтов на КВЖД уже исследовалась в ряде работ1, но вновь вводимые в научный оборот документы позволяют более детально взглянуть на противостояние через положение и участие в событиях советской колонии. Кроме того, в публикациях, как правило, в стороне оставались подробности драматической судьбы советских подданных, особенно во время конфликта 1929 г. Цепь практически непрерывных конфликтов на КВЖД являлась следствием политико-экономического противостояния на территории Маньчжурии не только Советского Союза и китайских милитаристских кругов, но и третьих держав, главным образом Японии2. Несмотря на кредитную зависимость от Японии, маршал Чжан Цзолинь старался проводить самостоятельную политику, но он постоянно нуждался в деньгах на содержание своей армии. Стремясь оздоровить собственную финансовую систему, Чжан Цзолинь пытался провести денежную реформу, установив в ТВП хождение единой валюты - даяна (маньчжурского или китайского доллара). За понижение курса китайского доллара Чжан Цзолинь угрожал даже расстрелами своим банкирам, но остановить его падение так и не смог . Денежное обращение в Маньчжурии оставалось очень сложным и запутанным, т.к. на её территории продолжали хождение множество валют и различных китайских бон и банк нот «благодаря чему на денежном рынке царствует полная анархия», - замечал по этому поводу в 1928 г. советский торговый чиновник Тедер4. С самого начала своей деятельности советская колония ощутила на себе последствия противоречий между СССР и Китаем на КВЖД, которые не в силах были разрешить даже недавние официальные дипломатические договорённости. Стремление китайских властей удалить СССР с КВЖД сочетали в себе как экономические интересы, так и желание ослабить влияние Советского Союза на революционное движение в своей стране. Одним из важнейших проводников дела революции в Китае местные власти небезосновательно считали колонию советских граждан и учреждения СССР в регионе, под эгидой которых активно работали агенты Коминтерна и спецслужб страны Советов5. К тому же многие советские трудящиеся были объединены в профсоюзы, а часть имела принадлежность к компартии и комсомолу.
Такое положение вещей трактовалась маньчжурской администрацией как попытка распространения коммунистических идей на территории ТВП6. Тем более что попытки такие энергично предпринимались наиболее политически активной частью советской колонии7. В результате совграждане - и те, кто вёл агитационную работу, и те, кто напрямую не имел отношения к коммунистической пропаганде, часто подвергались всякого рода провокациям, актам произвола «и ничем не обоснованного резкого попрания их прав и интересов»8 со стороны китайских властей ТВП. Чжанцзолиновская администрация, на службе у которой было немало бывших белогвардейцев, выбрала объектом прессинга Советского Союза его граждан, работавших на КВЖД и в других советских учреждениях на территории Северной Маньчжурии . Их рвение в борьбе с «красной угрозой» нередко выходило за границы цивилизованных правовых норм в обращении с задержанными совгражданами по подлинным или надуманным подозрениям. Архивные документы пестрят рассказами советских граждан о незаконных арестах, систематических избиениях, унижениях и садистских приёмах при допросах с целью выбивания у задержанных признательных показаний и самооговоров. Яркой иллюстрацией этого явились, например, события января 1926 г. Тогда по Харбину прокатилась волна арестов десятков совграждан (70 чел., включая женщин и детей), главным образом молодых людей, которым инкриминировалось распространение запрещённой коммунистической литературы, принадлежность к «Боевой дружине» и жестокое убийство на улице города одного из лидеров молодёжной белоэмигрантской организации «Чёрное кольцо» В. Гомонилова. Всех арестованных, в большинстве не имевших отношения к делу об убийстве, продержали в переполненных уголовниками тюрьмах около месяца, подвергая регулярным избиениям и пыткам10. В результате несколько комсомольцев сознались и выдали непосредственных участников этого дела, которых организации удалось нелегально переправить в СССР11. Маховик конфликтов на Китайско-Восточной железной дороге постепенно раскручивался. Первый из них возник между совладельцами уже в 1924 г. Маньчжурские власти заявили о своих претензиях на т.н. 8-й участок, где находилась главная сунгарийская гавань дороги и её основные склады. Благодаря оперативному вмешательство в дело Л.М. Карахана, в январе 1925 г. спор был разрешён в пользу КВЖД, территорию и имущество дороги удалось защитить, но маньчжурские генералы продолжали самозахваты некоторых пустующих земельных участков, принадлежавших КВЖД12. Можно считать, что этот инцидент был первой проверкой на прочность советской части администрации магистрали. Следующим советско-китайским противоречием на дороге стал приказ управляющего КВЖД от 9 апреля 1925 г. № 94 об увольнении со службы всех, не имеющих советского или китайского подданства (См. 1.2.). Китайская сторона здесь пошла на уступки. Острые конфликты начались с осени 1926 г. Этому предшествовало очередное снижение цен на серебро, в связи с чем и курс плохо обеспеченного бумажного даяна сильно понизился, угрожая ростом инфляции и депрессией в торговле . Маньчжурские власти в такой ситуации были готовы на любые действия по пополнению бюджета. Этот факт, как и ряд других причин, подтолкнули
Советская колония на постконфликтном и оккупационном этапах, её репатриация из Северной Маньчжурии (1930-1935 гг.)
После советско-китайского вооружённого конфликта в Северной Маньчжурии в высшем руководстве КВЖД произошли кадровые перестановки - на должность управляющего и его помощника в конце декабря 1929 г. были рекомендованы Ю.В. Рудый и Д.А. Денисов, соответственно . А.И. Емшанов стал товарищем председателя правления. С китайской сторо ны поменялся сам председатель правления - вместо Люй Чжуананя им стал Мо Дэхой. Ушёл в отставку и начальник департамента просвещения ОРВП Чжан Гочен известный своими антирусскими настроениями. Как докладывал И.В. Сталину в апреле 1930 г. А.И. Емшанов, агрессивный настрой китайской 1 77 части правления дороги постепенно менялся на более мягкий . В ходе вооружённого конфликта КВЖД понесла ущерба от разрушений на сумму около 1 7R 13 млн. зол. руб. и в 1930 - 1931 гг. понизила свою прибыль (См. Приложение. Таблица 32). Помимо последствий от боевых действий, это было связано с ростом японской конкуренции на рынке бобов и транзитных перево 179 т-« зок, а также с началом мирового экономического кризиса . Вместе с тем, с января 1930 г. на всей территории ТВП начали возобновлять свою деятельность все ранее закрытые советские торгово-хозяйственные предприятия и Дальбанк180. Акты насилия к советским гражданам со стороны китайской полиции в 1930 - 1931 гг. пошли на убыль, но продолжались, в основном по отношению к революционно настроенной комсомольской молодёжи. Конфликтные экс цессы на КВЖД хотя и приобрели более сдержанный характер, но не исчез ли. В 1930 г. было отмечено 659 конфликтов между советскими служащими дороги и китайскими военными на почве нарушений последними железнодорожных правил181. Несколько активизировали свою деятельность против советского номенклатурного аппарата белоэмигрантские формирования недовольные очередным увольнением с КВЖД русских бесподданных (по итогам 1 Й конфликта 1929 г.) . Советские граждане, высланные во время конфликта на родину (включая депортированных в СССР китайскими властями после освобождения многих бывших арестованных и заключённых концлагерей), в Северную Маньчжурию в основном не вернулись и были распределены на работу по территории Советского Союза . Только на Уссурийскую магистраль в 1929 - 1930 гг. их попало работать 86 чел., что составило 16 % всех переводов сотрудников с КВЖД на УЖД за 1906 - 1935 гг.184 В результате, советская колония потеряла в численности около 4-5 тыс. чел. Те же граждане СССР, которые оставались работать на КВЖД во время конфликта, подверглись партийным руководством советской колонии очередным кадровым 1 8 «чисткам» .
В связи с убытками, с начала 1930 г. дорога периодически объявляла о сокращении штатов, в основном, превысивших паритет китайских граждан. (См. Приложение. Таблица 33). Была снижена и зарплата на 10 -20 %, в зависимости от должности в 1931 г. От советской части увольнению подлежали в первую очередь те, кто отказался добровольно увольняться во время конфликта (часть даже была лишена советского гражданства). Некоторым отказывали в гражданстве ещё во время советско-китайского противостояния. В белоэмигрантских сводках за 21 сентября 1929 г. зафиксирован случай, когда двое совграждан принесли в германское консульство к находившимся там советским чиновникам паспорта на продление, но те их тут же порвали со словами: «Раз кто не ушёл с дороги после 11-го [июля - С.Я.], тот не может считаться гражданином СССР» . Однако сокращения затронули и более преданных советских служащих, что вело к росту безработицы среди них и без того в неблагополучной в этом отношении Северной Маньчжурии. Только в Харбине к августу 1930 г. на всю русскую диаспору (в основном эмигрантов) приходилось 15 тыс. безработных, а количество китайского населения не имеющего работы вообще никто не учитывал188. К середине 1931 г. в Харбине насчитывалось примерно 1.600 безработных советских граждан, из которых около Уз являлись членами ВКП(б) или ВЛКСМ189. Одно из массовых сокращении агентов дороги в марте 1930 г. коснулось 600 человек, из них: 500 совподдданных, подлежащих одновременно лишению гражданства СССР, 50 «китподданных» и 50 действительных совграждан190. «Чистку» проходил и советский партийный аппарат - лица не прошедшие её или вызывавшие сомнение, как правило, отправлялись в Советский Союз1 1. Вплоть до весны 1931 г. «врагами СССР» считались все, кто оставался на рабочих местах во время конфликта (из них примерно 6-7 тыс. советских железнодорожников КВЖД, как безработных, так и оставшихся на магистрали), пока среди них не была проведена дифференциация. Злостных, подрывавших советский авторитет, Дальневосточной контрольной комиссией ВКП(б) предлагалось «отсеять» (уволить с работы или лишить гражданства), а большинство умеренных, наоборот, вовлекать в профсоюз . В результате, многие из не уволившихся с КВЖД в 1929 г. сов-граждан сумели избежать гонений со стороны партийных органов и сохранить за собой рабочие места, или хотя бы подданство . В постконфликтный отрезок времени 1930 - 1931 гг. для совграждан наступило относительное затишье в области политических преследований со стороны китайских властей, однако падающая рентабельность КВЖД привела к многочисленным сокращениям штатов на дороге, что, в свою очередь, привело к повышению уровня безработицы среди членов советской колонии. Одним из знаковых событий, наметивших основной очаг будущей Второй мировой войны на азиатском континенте, явилась начавшаяся осенью 1931 г. оккупация японскими войсками китайских территорий на северо-востоке страны. Для Советского Союза сами события молниеносной японской оккупации Маньчжурии в 1931 г. хотя и стали внезапностью, но ожидались и прогнозировались в предшествующие годы. Ещё в конце 1925 г. ана лизируя рост японской активности в крае, секретарь харбинского губбюро РКП(б) Е.И. Накоряков писал в закрытом письме И.В. Сталину: «Без преувеличения можно сказать, что если с нашей стороны не будет принято серьёзных мероприятий государственного порядка, то через ближайший ряд лет нам в Северной Маньчжурии делать будет нечего, а советскому Дальнему Востоку будет угрожать со стороны Японии смертельная опасность»194. Этим объясняется и её влияние на политику Чжан Цзолиня в зоне КВЖД. Япония всячески старалась «выкинуть нас из Маньчжурии, конкретно захватить КВЖД. Особенно этим делом занимается председатель ЮМЖД Ямамото», -докладывал в 1928 г. председателю Далькрайкома СЕ. Чуцкаеву советник полпредства СССР в Японии И. Майский195. Маньчжурия рассматривалась японскими властями как база для дальнейших территориальных захватов, в том числе и советских регионов. Об этом сообщал в своём секретном резюме начальнику японского генштаба генерал-майору Харада 1 июля 1931 г. посол Японии в СССР Коки Хирота: «...считаю необходимым, чтобы Япония стала на путь твёрдой политики в отношении Советского Союза, будучи готовой начать войну в любой момент. Кардинальная цель этой войны должна заключаться не столько в предохранении Японии от коммунизма, сколько в завладении советскими Дальним Востоком и Восточной Сибирью»196. Территория Северо-Восточного Китая являлась для японских государственных кругов не только объектом сбыта японской продукции и сырьевым придатком, но и плацдармом для колонизации, принимавшим волны мигрантов из демографически переполненной Японской империи, ощущавшей постоянный дефицит продовольствия на внутреннем рынке. Решая проблему переизбытка населения и продовольственной зависимости, Япония стимулировала только к началу 1927 г. переселение до 200 тыс. своих подданных с островов и Кореи на просторы Северо-Восточного Китая, для организации их деятельности в области сельского хо зяйства и создания промышленной базы . После провокационного инцидента в ночь на 19 сентября 1931 г. японские войска вторглись в Маньчжурию и
