Содержание к диссертации
Введение
Глава I Исторические предпосылки трансформации политической культуры средних городских слоев населения в начале XX века ( 1900 - 1917) 50
1.1 Особенности социально-экономического положения средних городских слоев 50
1.2 Политическая культура средних городских слоев 65
Глава 2 Политическое сознание средних городских слоев населения в дни Февральской революции 78
2.1 Психоэмоциональное состояние обывателей Петрограда 78
2.2 Средние городские слои: отношение политическим событиям и субъектам 116
Глава 3 Политическое поведение средних городских слоев в дни Февральской революции 158
Заключение 187
Библиографический аппарат 203
- Особенности социально-экономического положения средних городских слоев
- Психоэмоциональное состояние обывателей Петрограда
- Политическое поведение средних городских слоев в дни Февральской революции
Введение к работе
Выбор темы кандидатской диссертации продиктован её очевидной актуальностью и отсутствием специальных научных исследований. Ясно, что при рассмотрении решающих исторический событий, особенно таких сложных и эпохальных, как Февральская буржуазно - демократическая революция в России необходим многомерный комплексный анализ.
К сожалению, до недавнего времени историческая концепция была ориентирована большей частью на глобальные проблемы, как - то: значение революции, её движущие силы и характер, итоги и место в мировом историческом процессе. Бесспорно, эти и многие другие аспекты заслуживают самого пристального вниманию, скрупулезного анализа и доскональней-шего изучения. Но, к несчастью, они, ставшие уже традиционными, не позволяют занять реальному человеку с его мечтами и утопиями достойное место в истории, заменяя его абстрактно-аморфными народными массами. Особенно заметно данная тенденция сказалась на историографии российского революционного процесса. Сегодня в ней предстоит сделать элементарную, вроде бы вещь - вернуть прошлому его человека, перенести центр тяжести от событийной историографии к психоментальной истории "людских душ" переломной эпохи. Реализация данной задачи представляет-
ся возможной путём исследования различных исторических эпох по человеческим психосоциальным параметрам.
В данном контексте особую значимость и актуальность приобретает проблема изучения средних городских слоев населения города Петрограда в февральские дни 1917 г. Их (средних слоев) значение в процессе развития революционного кризиса во многом определяется значительной долей в составе населения столицы. В работах историков о средних городских слоях дореволюционной России их численность определяется в 12-14 млн. человек, а удельный вес в составе городского населения страны - в37-40 процентов *. Эти цифры получены двумя способами: во-первых, путём вычитания из общего числа горожан пролетариата и буржуазии; во-вторых, путём сложения отдельных элементов средних слоев города. Однако оба эти метода применялись весьма упрощённо. В обоих случаях не учтено существование "пограничных зон" между мелкой буржуазией и основными классами капиталистического общества. При использовании первого метода из численности городского населения ошибочно вычитались все промышленные рабочие и капиталисты без учёта того, что часть их не жила в городах. Применяя второй метод, исследователи, как правило, неверно полностью относили к средним городским слоям отдельные категории служащих и интеллигентов, не учитывая, что часть их проживала не в городах. Отсюда видно, что определение численности средних городских слоев требует более тщательных подсчётов 2. На основании результатов анализа статистических
сборников Петрограда стало возможным определить как приблизительное количество средних городских слоев города Петрограда, так и их процентную долю в составе всего населения города 3. Даже если учитывать совершенно естественную в данном случае погрешность, численность средних слоев города Петрограда можно определить в 1 069 174 чел. При общей численности населения столицы в 1 905 600 чел.4. Следовательно, к началу первой мировой войны, средние слои составляли свыше 50 процентов от общего числа прочих социальных групп. Таким образом, они представляли собой серьёзную политическую силу, чья двойственная, колеблющаяся позиция могла оказать существенное влияние на ход революционных событий.
Очевидно, что в условиях любой революции власть, как никогда, зависит от общественного мнения, быстрые колебания которого приобретают значение важнейшего политического фактора. В эпоху революции власть постоянно должна доказывать свою легитимность, она заключает, расторгает и перезаключает общественный договор чуть ли не ежедневно. Соответственно, исследование массового сознания эпох революций совершенно необходимо для понимания особенностей функционирования власти в эти периоды.
Без преувеличения можно сказать, что Февраль 1917 года стал отправной точкой длительного и чрезвычайно болезненного процесса формирования политико-психологических устоев нового общества. Возникали и
б становились приоритетными новые политические обряды, мифы, язык, которые, в конечном счёте, изменяли массовое мышление. Очень непросто, поначалу часто внешне, но неуклонно и последовательно рождался "новый человек" - самим укладом жизни, идеологией и практикой эпохи, её ритуалами и привычками. И понять специфику вызревания, протекания и, особенно, долговременных последствий революции в России можно лишь при учёте того, как доктрины и утопии, программы и интересы, надежды и иллюзии, страхи и психозы, исходящие от самых различных слоев общества постепенно формировали поведение человека, чьи "непредсказуемые" действия в тех или иных критических обстоятельствах, явно и незримо предопределяли их исход. Ибо как невозможно понять ни одного человека без знания того социального пространства, в котором он живёт и которое сформировало его личность, так и историческое событие нельзя постигнуть без понимания фундаментальных принципов человеческой мотивации, которая является динамичной движущей силой5.
В целом подобный подход даёт возможность глубже оценить генезис и особенности политического процесса в период революционных событий 1917 г. Последние происходили не только через политические, экономические, социально-идеологические сферы жизни, но и вызывали у людей серьёзные изменения в области психологии, ментальности, что заслуживает специальных исследований б.
Для историков - исследователей революции изучение политической
культуры обывателей имеет еще большее значение. Революцию делают массы, но последние слагаются из отдельных личностей с их собственными интересами. Как эти интересы рождаются, меняются, наконец, проявляются в поведении, настроениях, политических установках и ценностных ориента-циях - игнорировать нельзя. Революции несут новую ментальность, производят переоценку, казалось бы, незыблемых ценностей на уровне рядового человека 7. Через его психологию мы можем не только почувствовать "аромат эпохи", но и обрести естественный угол зрения на её историческую значимость.
Изучение революционных событий 1917 г. в данном аспекте представляет также немалый интерес для понимания проблем современной истории России, так как сегодня мы живём в эпоху, имеющую чрезвычайно много общего с годами революционной ломки начала XX в. Это открывает новый исследовательские возможности и налагает особую ответственность.
Состояние научной разработанности темы
Первые попытки историков объяснить политические настроения средних слоев города в период революционных событий 1917 г. относятся к 1917-1920 гг. и находят своё отражение в работах В.И. Ленина 8, А.В. Луначарского 9. Дальнейшее развитие интерес к данной теме получил в работах историков 20-30 гг.10. Однако в первые годы советской власти исследователи преимущественное внимание уделяли изучению лишь профессионального движения служащих, оставляя за рамками своих научных интересов прочие проблемы. В немалой степени этому способствовали и документальные сборники, вышедшие в свет в 20-е гл\ и посвященные истории некоторых категорий интеллигенции и служащих и. Тем не менее, исследования тех лет богаты фактическим материалом и именно этим, в первую очередь определяется их научная ценность в наши дни.
В 30-40 гг. диапазон исследований по данной теме значительно сузился. Можно назвать лишь несколько работ, посвященных изучению истории отдельных категорий средних городских слоев 12. В это время в исторической литературе начал складываться несколько схематический подход к объяснению причин дифференциации настроений интеллигенции и служащих в 1917 г. В основном изучались социально-экономическое положение,
профессиональное движение этих категорий промежуточных слоев.
В 50-60 гг. число работ, в которых рассматривались изменения политических настроений средних слоев города заметно выросло 13. Появляется ряд работ, в которых на достаточно широком круге источников была предпринята плодотворная попытка показать движение студентов, демократической интеллигенции на начальном этапе революционного кризиса 1917 г. Однако в этих исследованиях особенно наглядно проявился схематизм в трактовке причин различий в политических настроениях отдельных групп интеллигенции и служащих (то есть привилегированная интеллигенция -против революции, средняя - колебалась, низшая - за революцию). Подобное упрощение было связано, в основном, с тем, что в исторической науке ещё недостаточно глубоко изучались социально-психологические аспекты.
В 70 - начале 80 гг. в исторических исследованиях наметилась тенденция к углубленному изучению социальной психологии масс, в том числе и политических настроений средних городских слоев. Важная попытка подобного подхода была предпринята ГЛ. Соболевым. Он поставил вопрос о восприятии различных идеологий массовым сознанием, о воздействии религии и массовой культуры на политическое сознание. Однако,.содержание его работы шире темы, обозначенной заголовком книги, речь в ней идет не только о массовом политическом сознании, но и о политической культуре революционной эпохи. Был также опубликован ряд серьёзных монографий и статей, защищено несколько кандидатских диссертаций, посвященных ис-
тории студенчества, интеллигенции, железнодорожников, почтово-телеграфных и торговых служащих м ; появились работы, в которых комплексно рассматривалась роль средних слоев на различных этапах революционного кризиса 1917 г.13. Шире стала освещаться тема взаимоотношений средних городских слоев с другими социальными группами, классами ,б. Анализировался и вопрос о привлечении на сторону советской власти в послеоктябрьский период интеллигенции и служащих 17. Однако, в целом, в данное время изучение проблемы политической культуры средних городских слоев носило фрагментарный характер, захватьшая лишь отдельные аспекты. Лучше рассматривалась демократическая интеллигенция, особенно студенчество; хуже - полупролетарские слои. И специальных работ строго о городских средних слоях встречалось крайне мало.
Настоящим прорьгаом в процессе изучения промежуточных слоев в 1917 г. стали 80-е годы 18. В исторических исследованиях этого периода наметилась тенденция к углубленному изучению социальной психологии масс, в том числе и политических настроений средних городских слоев 19. Появились работы, в которых специально изучались отношения всей совокупности городских средних слоев к событиям и динамика их настроений. Ставились вопросы методологического, теоретического характера, отмечались попытки дать определение средним слоям как социальной общности (всплеск подобного интереса связан, по-видимому, с общей тенденцией роста так называемого middle class20 в мире), особо ценными в данном аспекте
и явились симпозиумы в г. Тамбове, посвященные непосредственно средним
городским слоям в 1917 г. Результатами этих тамбовских научных дебатов
стали межвузовские сборники научных трудов и. Заслуживает специального
внимания и коллективная монография В.П. Булдакова, А.Е. Иванова, НА.
Ивановой, В.В. Шелохаева, объект исследования которой также составляют
промежуточные городские слои22.
При этом следует заметить, что по-прежнему требовали серьёзных исследований вопросы об объективных и субъективных факторах перемен в настроениях мелкобуржуазных слоев города, о закономерностях, стадиях и механизме этого процесса, о направлениях дифференциации политических настроений средних слоев, о соотношении стихийности и сознательности в формировании данных настроений; оставались малоизученными вопросы социально-исторической психологии, в частности, политического мышления обывателей Петрограда и некоторые другие.
Последние десятилетия XX в. знаменовали качественно новый этап в изучении проблемы политического сознания и поведения средних городских слоев, причём теперь акцент делался чаще именно на событиях февраля-марта 1917 г. Появляются работы, в которых в контексте российской политической культуры и её влияния рассматривались менталитет и поведение различных социальных групп населения, формирование их идеологических установок, соотношение между элитарным и массовым сознанием, реконструируется их психологический облик 23. Получают широкое распростра-
нение вопросы, находящиеся на стыке истории и психологии, политологии, социолингвистики и прочих наук. В данной связи, в первую очередь, необходимо отметить деятельность Научного совета Российской Академии Наук "История революций в России" при Институте российской истории. Под руководством председателя совета академика П.В. Волобуева в Москве 28 -30 ноября 1994 г. и 14 - 15 ноября 1995 г. состоялись две Всероссийские научные конференции, предпочтение на которых отдавалось локальной и бытовой истории, проблемам психологии и психопатологии революционного процесса, этнопсихологии масс, аксиологического и семиотического анализа событий периода 1900 - 1930 гг. На конференциях, наряду с известными и признанными историками, с докладами выступали и молодые исследователи из провинциальных научных центров, ведущие изучение революции с нетрадиционных позиций и использующие оригинальный архивный материал. Результатами данных конференций явились два сборника наиболее интересных текстов докладов "Человек и революция: социально-психологический аспект" и "Революция и человек: быт, нравы, поведение, мораль", выпущенных соответственно в 1995 и в 1997 гг.
В 1995 г. в Санкт - Петербурге состоялся "круглый стол" по проблемам революции и террора, итогом которого стал одноименный сборник материалов, посвященный аспекту насилия в революционном процессе в России.
В 1994 г. Санкт - Петербургский филиал Института Российской ис-
тории Отделения истории Российской Академии наук, Колумбийский университет, Институт Аверела Гариманна (США), Дом Наук о человеке (Франция), Международная комиссия для совместных проектов по русской истории при ЮНЕСКО провели международный симпозиум по проблемам революции в России. В ряду многих аспектов, поднимаемых на конференции, был и психосоциальный подход к Февральской революции и психология обывателя в эпоху "красной смуты". Все доклады как российских (А. Половинкин, Е.Ю. Боборов, П.В. Волобуев, В.П. Булдаков, Б.И. Колониц-кий и другие), так и зарубежных учёных-историков, политологов (в частности Р. Стайтса, Ц. Хасегавы) были опубликованы в 1994 г. в сборнике под названием "Анатомия революции 1917 г. в России: массы, партии, власть". Данный сборник является своего рода обобщением основных проблем, рассматриваемых в последнее время с нетрадиционных подходов м.
Заслуживают также специального упоминания самые последние по времени своего выхода в свет работы 25. В них продолжается разработка уже поставленных проблем и намечаются новые исследовательские ориентиры. Постепенно изучение вопросов исторической психологии и политической культуры, локальной и бытовой истории, психологии массового сознания выходит на качественно иной уровень. Но, невзирая на растущее внимание к психосоциальному аспекту российской революции со стороны историков, открывающих всё новые грани этого подхода, данная проблема продолжает оставаться на стадии научной разработки. Подобное состояние
историографии отражает потребность в создании исследований, специально посвященных изучению психологии и психопатологии революционной русской смуты, особенностей политического сознания и поведения человека в экстремальных условиях революции.
Цели и задачи работы
Целью диссертационной работы является исследование тенденций общественно-политического и социального поведения представителей средних городских слоев г. Петрограда в экстремальных условиях революции и "слома" в человеческом сознании; определение уровня и особенностей политической культуры указанной части населения столицы. Изучение революции в России через призму обычного человека в революционной смуте имеет конечной своей целью расширить исследовательские возможности исторического познания, попытаться рассмотреть события Февраля 1917 г. с нетрадиционных позиций.
В плане достижения этой цели ставились следующие основные задачи: определить адекватность историографической ситуации возможностям изучения темы и её научной значимости, рассмотреть место научной проблемы в историографии, систематизировать источники и, определив их информационную ёмкость, выявить особый корпус источников, как официального, так и личностного характера, позволяющий реконструировать факты и события, отразившие глубинные внутренние процессы реалий исторического момента; обосновать правомерность и корректность использования по-
16 нятий "политическая культура" и "средние городские слои" в исторической
науке; рассмотреть исторические предпосылки трансформации политической культуры средних городских слоев в начале XX в. (а именно: особенности социально-экономического положения данной социальной группы и специфику политической культуры в указанный период); исследовать психоэмоциональное состояние петроградских обывателей в дни революции и их отношение к политическим событиям и субъектам, политический язык, символы и ритуалы периода февральской революции (другими словами политическое сознание); а также практическое отношение представителей промежуточных слоев населения к политическому процессу, непосредственная включённость в него (политическое поведение). На основании полученных результатов предполагается осуществить реконструкцию и анализ особенностей психологии, сознания и поведения средних городских слоев населения в Петрограде в период Февральской революции.
Источниковая база
Решение выдвинутых проблем требует качественно новой исследовательской культуры использования документальных и иных данных, другими словами говоря, необходим грамотный подход к решению источниковедческой задачи.
Известно, что в российских архивах документы личного происхождения, являющиеся основной источниковой базой при исследовании подобных проблем, составляют сравнительно малую часть хранимого. С другой стороны, источники официального происхождения, характеризующие массовые настроения, зачастую столь основательно препарированы бюрократами в угоду власти, что разглядеть в них реального человека более чем затруднительно.
Серьёзной проблемой является и то, что обращение к источникам, так или иначе затрагивающих вопрос революционного насилия, влечёт за собой неизбежное смещение внимания к патологическим сторонам действительности. Исследователь рискует выступить в роли смакователя девиантно-го поведения людей. Необходимо найти источниковые противовесы для "объективного*' уравновешивания общей картины.
Самый излюбленный вид источников всегда составляли мемуары. Бесспорно, некоторые из них, вроде воспоминаний Н.Н. Суханова, В.В. Шульгина, ПА. Сорокина, менее известных Д.Ходнева, Б.Ф. Фомина, Э.Бруцкус просто незаменимы, благодаря тому огромному фактическому материалу, который они содержат.
В 20-е г.г. историки-марксисты пытались создать, наряду с ними, пролетарскую мемуаристику. Результаты оказывались часто обескураживающими: многие авторы безбожно перевирали реалии революции и гражданской войны, мешая их с пропагандистским мусором, что само по себе естественно, так как воспоминания "победителей" обычно представляют часть творимой революционной легенды.
В годы же перестройки был сделан обратный, идеологически понятный, перекос на мемуаристику белых. При этом отечественные исследователи, как правило, не учитывали, что, хотя проигравшие умнеют гораздо быстрее победителей, это не всегда можно отнести к вышедшим в тираж политикам первого ряда, чьи реминисценции слишком заметно отдают духом доктринёрства, обвинений и самооправданий. Мемуары и дневники политиков столь же ненадёжны, как и их ремесло, и являются не просто политически тенденциозными, но и крайне эмоциональными вплоть до романтизации того, что вызывает ужас и отвращение обьтателей "застойного" исторического времени.
Свидетельства простых людей являются не менее ценными в научном
плане источниками, но они, к сожалению, относительно малочисленны, научно неатрибутированы, порой удручающе косноязычны. Их очень трудно собрать, ещё труднее систематизировать. Зачастую в них революционное прошлое с удивительной непосредственностью подгоняется под современные идеологические клише, а "обыденная информация содержит набор аффективных реакций на экстраординарные события или тяготы своего суще-ствования" . Исследователь рискует чрезмерно злоупотребить эмоциями, повериями, иллюзиями, страстями, сделав их научной детерминантой. Чтобы этого избежать, в воспоминаниях людей той эпохи необходимо вычленять не то, что они хотели сказать, не то, о чём они проговорились, а что они чувствовали и как думали. Но, к сожалению, историки всё ещё не освоили соответствующие материалы, отложившиеся в русском заграничном историческом архиве (так называемом, Пражском архиве), переданном недавно в Государственный архив Российской Федерации, равно как и во многих других центральных и региональных архивах.
Важными источниками эпистолярного жанра могут служить также переписка граждан, письма представителей социальных низов "сильным мира сего" - своеобразные слезницы и хуления, адресованные властям. К этой группе посланий примыкают также доносы (традиционная форма обратной связи), которые при всей очевидной неприглядности стукачества, могут явиться важным источником для характеристики такой "движущей силы" революции, как людская зависть.
Неплохую службу в подобного рода исследованиях играют и официальные государственные документы: декреты, указы, телеграммы, депеши, протоколы заседаний, допросов и тому подобное. Но, к несчастью, одна их часть находится в спецхранах и, по-прежнему, недоступна для историков, другая настолько "отредактирована" "потомками", что зачастую очень сложно отделить реальность от мифов; оставшиеся попросту забыты в архивах, либо уже набили оскомину учёными (хотя, с другой стороны, если подходить к проблемам с нетрадиционных подходов, то даже самый избитый в научно-исследовательском плане документ может предстать перед своим "визави" в совершенно новом амплуа).
Представляется целесообразным исследование языка, символики, ритуалов, фольклора и слухов революционной поры, могущих дать поразительные результаты. Однако масштабные изучения в этой области затруднительны, ибо семантика революции чрезвычайно трудоёмка в части анализа.
Едва ли ни наивысшую степень информативности по данной проблеме имеет такой вид источника, как периодическая печать, журналы и разного рода сборники. Причём, в отдельную графу можно выделить газеты -"ежедневки", вроде "Газеты- копейки", "Петроградского листка" и других. Именно в них содержится моментальный резонанс на те или иные "горячие новости". В журналах же и сборниках подчас можно встретить более чем содержательные статьи очерки или эссе, касающиеся интересующего аспек-
та. И, хотя, во многом, они несут на себе печать своего времени, чрезмерно эмоциональны, а события произошли не так уж давно (по тем временным параметрам) для их объективного осмысления и анализа авторами, несмотря на это, их содержание нередко может пролить свет не на одно тёмное пятно в истории.
Неопубликованные источники, использованные в работе, составляют основу коллекций и собраний документов следующих архивов и фондов: 1) Государственный архив Российской Федерации ( Фонды Канцелярии Временного правительства, Департамента полиции, коллекции нелегальных листовок и брошюр, личные фонды Пальчинского ПА., Николая II, Милюкова П.Н., а также Русского Заграничного ( Пражского ) Архива, содержащего богатейшую коллекцию документов личного происхождения) ; 2)Отдел письменных источников Государственного исторического музея ( Фонды Коллекций Ленинградских историко-бытовых экспедиций и собрания документальных материалов периода буржуазно-демократических революций в России); 3) Российский государственный военно-исторический архив ( Фонды Всероссийского Земского Союза и Ставки Верховного главнокомандующего) ; 4) Отдел рукописей Российской государственной библиотеки ( Личный фонд Пешехонова А.В., рукопись книги Энгельгардта Б А. " Потанувший мир " в Собрании единичных поступлений); 5) Российский государственный исторический архив ( Фонды Государственной Думы, Канцелярии по принятию прошений на "высочайшее" имя приносимых, Совета
Съездов представителей промышленности и торговли, Канцелярии Синода); 6) Отдел рукописей Российской национальной библиотеки ( Фонды Второ-ва И А., Дризен Н.В., Фшіософова Д.В., Энгельгардта Б.А.).
Таким образом, источники, архивные и опубликованные, позволяющие достоверно описать политические настроения средних городских слоев в указанный период, можно классифицировать по нескольким группам. Это:
1) Официальная документация:
а) документы, протоколы заседаний Временного правительства и Петро
градского Совета, IV Государственной Думы, партийных конференций и
заседаний ЦК партий.
б) материалы собраний и митингов трудовых коллективов и профсоюзов,
общегородских политических мероприятий, общественных организаций.
Письма отдельных представителей средних городских слоев в государственные партийные органы, редакции газет.
Воспоминания, дневники участников и современников событий.
Газеты и журналы (периодическая печать).
Статистические данные и результаты исследований историков и экономистов, позволяющих определить численность средних городских слоев и статус их социально - экономического положения.
Особенностями источниковой базы революции является распылённость и фрагментарность, обусловленные тем, что в советской историографии концептуально Вторая русская революция скатывалась до роли "эпизода"
среди событий 1917 г. Кроме того, своеобразием отличалась и сама революционная ситуация. Отсутствие "штаба" восстания, стихийность событий послужили причиной того, что в течение нескольких дней шли процессы, не фиксировавшиеся полностью ни одним государственным или общественным органом. Напротив, большинство их прекращало своё существование, а архивы дробились, терялись, либо уничтожались (например, существенно пострадали материалы Петроградского охранного отделения, Департамента полиции) вновь создававшиеся органы только налаживали свою деятельность, поэтому материалы первых дней их существования часто предстают в виде обрывочных, конспективных записей со значительными утратами.
Уникальным явлением Февраля стало появление большого числа оперативных изданий. Отмена цензуры и свободные условия функционирования большинства институтов власти и управления вызвали небывалую волну публикаций. Всероссийская забастовка 25 февраля - 5 марта 1917 г. почти на неделю прервала связь на территории всей Российской империи. В этих условиях вечером 27 февраля в Петрограде налаживается выпуск "Известий Комитета петроградских журналистов", отражавших точку зрения Временного комитета членов Государственной Думы (выходили по 5 марта 1917 г.) и "Известий Петроградского Совета рабочих депутатов" (со 2 марта, получив добавление в названии "... и солдатских депутатов", издание продолжилось под другим названием). Часть публиковавшихся в газетах материалов до сегодняшнего дня так и не обрела архивных оригиналов.
До сих пор отсутствует соответствующим образом подготовленное издание собрания документов о деятельности и позициях общественных организаций и ряда партий в дни революции.
Как видно, значительная часть источниковой базы составляют документы личного происхождения. В работе с ними зачастую бывает сложно выяснить, где заканчивалось индивидуальное и начиналось массовое, где выявлялось самостоятельное размышление, а где повторялось заученное с чужого голоса; где краткий аффект и где прочность убеждений. Обыватель, как политик, неоднозначен и непредсказуем. Обычно он не признавал себя таковым. Его политические поступки — продолжение его бытового поведения. Часто информация в источниках носит опосредованный характер, и о политических чувствах людей мы узнаём не от них самих, а от других. Немаловажное значение имеют даже любые недомолвки и косвенные намёки.
Переменчивость и смутность политических настроений искажена многими наслоениями. Поэтому необходимо выстраивать картину как мозаику, по сохранившимся психологическим реликтам, по заведомо не точным и пристрастным субъективным записям. Как бы то ни было, у историков российской революции сегодня нет выбора. Только комплексный непредвзятый анализ всех без исключения человеческих составляющих российского кризиса начала века способен поднять проблему изучения политической культуры обывателей на качественно иной уровень.
Теоретические и методологические позиции
Обширный и разноплановый комплекс выявленных документов придаёт особую значимость вопросу эффективности исследовательских методов. Развернувшиеся в исторической науке дискуссии по теоретическим проблемам создают новые возможности для осмысления общих подходов применения базовых рациональных исследовательских принципов: историзма и объективности, ибо только комплексное научное исследование в хронологической последовательности при максимально возможной объективности подходов позволит глубоко проникнуть в суть проблемы. Актуальна в настоящее время и проблема источников, совершенствования методики их исследований.
Общеисторические методы познания (историко-генетический, проблемно-хронологический и ретроспективного анализа) отнюдь не относятся к новаторским. Их применение в ходе данной работы поставило задачу объективного анализа документальных материалов, отказа от каких-либо изначально заданных схем, позволило рассмотреть особенности политического сознания и поведения петроградских обывателей, выделить перво-
причины психосоциального кризиса и изучить его динамику с момента возникновения вплоть до последствий, которые он повлёк за собой, вскрывая при этом причинно - следственные связи (как-то: политическая слабость власти - падение авторитета властного начала в глазах обывателя - атмосфера вседозволенности - стихийно - насильственные явления и всплеск де-виантного поведения - деформация психики людей).
Помимо этого, в процессе работы применялся метод актуализации, который помог определить научную ценность рассматриваемых аспектов и акцентировать их значимость для современного общества; метод логического анализа, позволивший сделать определённые выводы относительно рассматриваемых различных аспектов, опираясь на имеющийся круг источников; метод конкретного анализа, давший возможность исследовать первопричины психопатических изменений в массовом политическом сознаний и общем уровне политической культуры средних городских слоев.
Помимо традиционных приёмов исторического исследования в диссертационной работе использовались концептуальные подходы других гуманитарных наук: психологии (политической, социальной, исторической), социологии, политологии, социолингвистики.
В частности, автор ориентировался на политико-культурный подход и классическую теорию политической культуры американских политологов Г. Алмонда и С. Вербы, а также на современные работы в области исторической психологии, развитие которой отражает тенденцию к антропологи-
зации гуманитарных наук, применяющих психологические модели для описания и объяснения исторических событий. Историческая психология, основателем которой в советский период по праву считается известный историк, профессор Б.Ф. Поршнев, рассматривается сегодня в качестве "науки, изучающей психику человека в зависимости от исторической эпохи"27 . Другими словами говоря, историческая психология представляет собой подход, помещающий психику и личность в связь времён. Использование в методологии такого направления, как "культурно - антропологическая история", приемлемо при исследовании человека в системе политических отношений.
Ценный инструментарий при анализе явлений в области политики предоставляет политическая психология, которую один из её ведущих исследователей, профессор Санкт - Петербургского государственного университета А.И. Юрьев определяет как дисциплину, "изучающую связи между психологическими и политическими процессами." Предмет политической психологии - "психические процессы, состояния и свойства человека, модифицирующиеся в процессе взаимодействия с властью, то есть её восприятие, переживания, понимание и осуществление", объектом же выступают "люди, осуществляющие власть и повинующиеся власти, обнаруживающие при этом качество, встречающееся в области политики" 28. Использование методологии политической психологии адекватно задачам, стоящим перед исследователями политических феноменов России 1917 г. В условиях характерного для периода Февральской революции чрезвычайного уплотнения
социального времени ключевую роль играли динамичные элементы политической психологии, которые существенным образом влияли на уровень массовой политической культуры обывателей.
Понятие "средние городские слои"
Правомерность использования понятия "средние городские слои" (промежуточные слои) в исторической науке подвергалось сомнению с момента своего вхождения в профессиональный научный оборот в 70 - 80 гг.29 Зачастую под этими массами имелись в виду, прежде всего, полупролетариат (городская беднота и мелкобуржуазные слои). Во многих документах эти слои включались в понятие "рабочие", то есть трудящиеся вообще. Встречались и такие толкования, когда все собственники, в том числе мелкие, определяются как "имущий класс", "буржуазия" и т.п. В связи с этим приходится очень внимательно изучать контекст источников, чтобы более или менее точно отделить средние городские слои от рабочего класса и, напротив, от буржуазии.
Особо следует остановиться на определении социального смысла, выражений "мещанин", "обыватель" и т.п. Сословие мещан в России в начале XX в. не было единым по социальному составу. Но его основную часть составляли мелкобуржуазные элементы. Таким образом, в политико - эконо-
мическом смысле слова выражение "мещанский" связано с понятием "мелкая буржуазия", "обыватель".
Определённые вопросы научность словосочетания "средние городские слои" вызывает и настоящее время. Действительно,определение "средние" относится к горизонтальному или вертикальному расположению этих слоев в социальной структуре общества? И какой критерий положить в основу определения принадлежности представителей различных общественных групп к единой социальной общности? Попытаемся внести в вопрос терминологии, являющийся одним из ключевых в плане намеченных в диссертации целей, ясность.
На сегодняшний день в мировой социологической мысли существует достаточно много различных теорий среднего класса 30. Так, в частности, Уорнер выделяет в среднем классе высший, высший средний, низший средний, высший низший, низший низший слои. К. Лауэ склонен полагать, что в среднем классе следует различать высший, высший средний, средний и низший средний слои. Однако в этих и многих других теориях средний класс распадается на отдельные группы, а те, в свою очередь, тоже распадаются. Поэтому первостепенной задачей является поиск для всех элементов общей гомогенной основы, говоря другими словами, критерия.
Средние слои можно определить как конгломерат различных социально - общественных групп, отделённых друг от друга формами своей экономической деятельности и не принадлежащих к основным классам ка-
зо питалистического общества начала XX в. В своём абсолютном большинстве
они - труженики, их труд был трудом одиночек в общественном производстве. В тоже время многие из них жили зажиточно и, отчасти, за счёт чужого труда (последнее касается, в частности, предпринимателей, имевших до четырёх человек наёмных рабочих). В данном случае они выступали уже в качестве неких хозяйчиков. То есть, с одной стороны, они подвергались эксплуатации, а с другой, — сами, в большинстве своём, являлись представителями буржуазии. В этом суть социального положения средних городских слоев.
Основу промежуточных слоев города составляет мелкий производитель. Он, являясь собственником своих средств производства, в качестве капиталиста нанимает самого себя как рабочего; как капиталист уплачивает себе заработную плату и извлекает прибыль из своего капитала. Произведённый им продукт может быть им же и присвоен.
Кроме мелкотоварного производства вне сферы материального производства есть области деятельности вроде художественной, а также врачи, педагоги и т.п. Они входят в общую структуру капиталистического общества. Переходная ступень - слои управленцев - директора, менеджеры, мастера и т.п. Они не являются ни капиталистами, ни наёмными рабочими.
Средние слои являются крайне неустойчивой категорией. Они либо теряют средства производства, становясь наёмными рабочими, либо превращаются в капиталиста. Этим обуславливаются две тенденции в поведе-
ний средних городских слоев - революционная (вследствие разорения) и консервативная (при превращении в капиталиста), а также постоянные колебания и выжидательность. Рабочие и капиталисты являются экономически определившимися социальными группами на основе частной собственности на средства производства, чего не скажешь о средних городских слоях. Они отрицают крупную частную собственность и стремятся защитить мелкую.
Средние городские слои состоят из ряда посредничающих групп, базирующихся на различных экономических основах. Едины же они в том, что участвуют, хотя и по-разному, в системе капиталистического производства. Средние слои - не класс, скорее особая промежуточная общность. Общее для них - именно промежуточность их положения - своими "верхними" группами каждый из средних слоев смыкается с буржуазией, а "нижними" - с пролетариатом. Именно промежуточное социально - экономическое положение между буржуазией и пролетариатом объединяет столь широкую и разноплановую в социальном диапазоне категорию единую социальную общность.
Некую дополнительную близость придают разным средним слоям их общее представление о себе как о сравнительно едином "среднем классе" и связанные с этим специфические мироощущения, многие общие ценности, меры, социальные и политические установки 3|. По своему духовному облику основная масса средних городских слоев является носителем мелкобуржуазной идеологии, психологии, морали. Поэтому к ней применим тер-
мин "мелкая буржуазия города", взятый в широком смысле . Все средние слои объединяло универсальное обыденное сознание с однотипными реакциями, стереотипами, переживаниями. Особенно ярко социально - психологическая общность средних слоев обнаруживается в экстремальных ситуациях, когда материальным или политическим интересам этих слоев начинает грозить действительная или мнимая опасность. Оттенок синонимичности с термином "средние городские слои" имеет также понятие "промежуточные слои" и "обыватели революционной поры". Последнее понятие, не вкладывая в него оценочного, "обидного " смысла означает консервативную часть общества, поднятую революцией "со дна" своего повседневного состояния не столько по собственной воле, сколько самой революционной обстановкой.
Итак, можно утверждать, что средние городские слои состоят из трёх основных частей. Ядром всей их совокупности являются мелкобуржуазные элементы. В дореволюционной России к ним, прежде всего, относились такие категории мелких собственников, как ремесленники, работавшие единолично или имевшие не более четырёх наёмных работников, мелкие торговцы, которые вели дела самостоятельно или использовали труд не более трёх приказчиков. В состав мелкой буржуазии города также входили мелкие домовладельцы, рантье, извозчики, хозяева небольших гостиниц, трактиров, ресторанов, контор, бюро, издательств и т.п. Тысячи жителей окраин столичных городов, и прежде всего, столицы, занимались крестьянским трудом,
были мелкими товаропроизводителями сельскохозяйственной продукции.
К "средней" интеллигенции и служащим33, находившимся в сходных с мелкой буржуазией социально - экономических условиях, относились большинство студенчества, учителя, средний медицинский персонал (фельдшеры, акушерки, фармацевты и другие), средний технический промышленный персонал (техники, технологи, механики, мастера и т.д.), специалисты сельского хозяйства (агрономы, землемеры, ветеринарные врачи и другие), жившие в городах, основная масса служащих государственных, общественных, частных, кооперативных учреждений, большинство творческой интеллигенции (писатели, актёры, музыканты, художники).
"Верхушка" средних городских слоев, "пограничная зона" с крупной буржуазией, в первую очередь, состояла из мелких предпринимателей, то есть мелких хозяев (в основном, ремесленников и торговцев), которые систематически эксплуатировали небольшие группы наёмных работников (5 -25 человек в ремесленных мастерских или 3 - 10 приказчиков в торговых заведениях), но и сами продолжали трудиться непосредственно в производстве. "Верхняя " часть средних городских слоев включала в себя также средних чиновников и должностных лиц общественного самоуправления, торгово-промышленную администрацию, буржуазную высокооплачиваемую интеллигенцию (научно - педагогические кадры ВУЗов и научных учреждений, инженеры, юристы (частнопрактикующие), врачи, "верхи" художественной интеллигенции).
В "пограничную зону*' между мелкой буржуазией и пролетариатом входили полупролетарские гругтьі работников наёмного труда (рабочие ремесленного производства - подмастерья и ученики, прислуга, чернорабочие, "низшие" железнодорожные, почтово-телеграфные, торговые служащие и т.п.); они также, как и рабочие, испытывали эксплуатацию капитала и самодержавного государства, но по условиям своего труда и быта (прежде всего ввиду распылённости по мелким трудовым коллективам, а порой и вовсе индивидуальной работы, ввиду наличия собственного мелкого хозяйства) сближались с мелкобуржуазными элементами.
Подавляющее большинство средних городских слоев по сословной принадлежности относилось к мещанам и крестьянам. Оба эти сословия были обременены множеством нелегких повинностей. Они платили государственные поземельный, промысловый и т.п. налоги, несли различные денежные (на содержание присутственных мест, тюрем, народных училищ) и натуральные повинности (постойные, дорожные, подводные и т.п.), повинности, связанные с содержанием городского хозяйства. Налоги и обременительные повинности порождали у мещан и крестьян стремление перейти в более высокие сословия. Но этот переход осложнялся многими финансовыми и бюрократическими трудностями и не был доступен всем желающим. Лишь небольшая часть средних слоев смогла пробиться в купеческое сословие, освободиться от некоторых повинностей, получить гильдейские привилегии.
Некоторые группы непролетарских слоев трудящихся (интеллигенты и служащие, имевшие высшее образование, чиновники 10-14 классов, дети чиновников, зажиточные мелкие буржуа и некоторые другие) попадали в привилегированное сословие почётных граждан (личных и потомственных). Эта форма сословного продвижения привлекала "верхи" средних слоев города не столько материальной выгодой, сколько возможностью приблизиться к дворянству, занимавшему в государстве командные позиции. Звание личного дворянина получали чиновники, дослужившиеся до 9 класса. Численно личные дворяне в начале XX в. составляли около половины дворянства, проживавшего в городах. Чиновников I - 4 классов, получавших потомственное дворянство, было сравнительно много только в столице, в провинции, даже в губернских городах они исчислялись буквально единицами, так как высоких должностей здесь было не много.
Понятие "политическая культура*
Неоднозначное толкование также вызывает термин "политическая культура", равно как и корректность использования его при описании различных социальных групп. В литературе в одинаковой мере применяются такие понятия, как "политическое сознание'*, "политическая психология", "общественное мнение", вплоть до весьма популярного в последнее время определения "менталитет". Всем им придан в историко - психологических работах оттенок синонимичности, хотя возникли они в разное время и в различных интеллектуальных лабораториях.
Представление о феномене политической культуры появилось одновременно с возникновением науки о политике, утверждается даже, что это новый термин для весьма старой идеи. Так, в некоторых работах, посвященных истории изучения политической культуры, изложение начинается с характеристики работ Платона. Словосочетание же "политическая культура" первым использовал, по-видимому, И. Г. Гердер. В России данное понятие появилось значительно позже. Во всяком случае, в книге В.В. Ивановского "Вопросы государствоведения, социологии и политологии", изданной в Казани в 1899 г., оно уже встречается, хотя автор, употребляя его, имеет в виду лишь политическое воспитание и образование. В начале XX в. Термин
"политическая культура*' использовали М.Острогорский, В. Миров, А. Ры-качев, П. Струве. Для последнего автора этот термин имел особое значение. Данное словосочетание употреблял в 1920 г. и В. И. Ленин34.
В политологии существует два основных типа определений "политической культуры". Первый объединяет те, которые включают в данное понятие лишь субъективные ориентации социальных групп по отношению к политике (то есть политическое сознание). Ко второму типу относятся трактовки политической культуры как тех же субъективных ориентации вкупе с образцами поведенческих реакций (политическое поведение) . Одними из первых рассмотрели понятие "политической культуры", дали ему толкование и, по-настоящему, ввели в научный оборот известные политологи Г. Алмонд и С. Верба Зб. По их мнению, политическая культура охватывает только сферу сознания и есть не что иное, как совокупность политических ориентации. Напротив, американские политологи Д. Пол и У. Ро-зенбаум склонялись к тому, чтобы отнести к "политической культуре", наряду с политическим сознанием, также и политическое поведение. А Р. Та-кер вообще назьшал "политическую культуру" частью общей культуры человека37.
Как бы то ни было, термин "политическая культура" сразу же начал активно применяться специалистами разных областей обществознания и использовался столь широко и вольно, что можно уже говорить о явном злоупотреблении "модным" понятием.Оно оказалось востребованным, запол-
няло известный терминологический вакуум, образовавшийся в разных дисциплинах. Интерес к этой проблематике стимулировался осознанием необходимости изучения дестабилизированных политических режимов, сопутствующие процессы было невозможно описать, лишь исследуя формальные политические институты. Соответственно, создание понятия "политическая культура" вводило в анализ политических систем элементы антропологии культуры. При этом единое понимание термина "политическая культура" и по сей день отсутствует, различные исследователи трактуют его совершенно по-разному. Эта многозначность, "размытость" сама по себе служит косвенным доказательством популярности, востребованности данного понятия38.
В силу указанных выше причин изучение политических культур и субкультур необычайно важно для историков революции: в эти нестабильные периоды политические институты порой почти растворяются в политической культуре, и в то же время создаются условия для "застывания*', "кристаллизации" политических культур, возникновения на их основе новых политических институтов, нового политического строя. Изучение политической культуры помогает также понять необычайно важный для эпох революции процесс перехода от психологии индивидуумов к действиям коллективов. Наконец, политическая культура оказывает необычайно сильное воздействие на общественное мнение, на отношение к текущим политическим вопросам. Иногда ценности политической культуры могут иметь
столь большое значение для индивидуума, что он стремится к искаженному восприятию политической реальности с тем, чтобы любой ценой сохранить эти ценности39.
Если между понятиями "политическая культура*' и "общая культура" устанавливается достаточно чёткая и обоснованная корреляция и если существует консенсус относительно сущности общей культуры, то есть если речь идёт именно о культуре, а не о чём либо другом, причём последнее берется в её политическом аспекте, то в таком случае исчезают основания для сомнений в обоснованности введения понятия "политическая культура" и необходимости его разработки.
Представляется более целесообразным трактовка политической культуры как совокупности политического сознания и поведения. Политическая культура - более широкое понятие, чем политическое сознание, так как политическая культура есть и в тех случаях, когда политическое сознание даже вообще отсутствует. Более того, сам факт отсутствия политического сознания может быть рассмотрен как специфическое проявление политической культуры, которое выступает в данном случае не в активной, а в пассивной форме. То есть политическое сознание являет собой лишь один из типов реализации политической культуры, наряду с реакциями ориентированного порядка и импульсивными поведенческими актами40. Таким образом, политическая культура -это не только политические взгляды, настроения, оценки, чувства, мнения, ценности, слухи, эмоции людей в ответ на конкретную
политическую ситуацию, а также политический язык, символы и ритуалы эпохи, но и практическое отношение субъектов политического процесса к политической системе, то есть реальная включенность в политический процесс, формы, модели поведения, степень и эффективность участия в событиях. Причём речь идёт в данном случае не только об участии в легитимном политическом процессе, но и вообще в политической жизни (то есть в несанкционированных действиях тоже). Политическая культура есть продукт исторического развития, находящийся в постоянном движении. Политическая культура - способ воспроизводства политической жизни общества. При этом политическая культура охватывает лишь те проявления сознания, поведения, которые характеризуются относительной устойчивостью, повторяемостью. В таком случае можно говорить о политической культуре как системном понятии. Политическая культура описывает способ существования социального субъекта как субъекта политического и исторического процесса. Причём политическая культура получает наибольшее развитие и играет наибольшую роль в политической жизни многонациональных государств, в странах, избравших экстенсивный путь исторического развития, с разнородной культурой - общей и политической, в обществах с сильно развитыми сепаратистскими традициями и массовым чувством отчуждения, а также в обществах с устойчивыми революционными традициями и в переломное, кризисное время.
Очевидно, что политическая культура - во многом понятие субъективное,
РОССИЙСКАЯ
ГОСУДАРСТВЕННА
41 БИБЛИОТЕКА
так как в его основе лежат субъективные оценки и субъективные сознания, но вместе с тем политическое сознание объективно определяет специфику политического поведения, а в основе изучения политической культуры лежит объективная теоретико-методологическая база. Таким образом, уровень политической культуры зависит от:
а) объективных факторов (социально - экономическое положение, поли
тические институты);
б) внутренних субъективных факторов (психологические механизмы по
литического поведения, ибо поведение детерминировано психикой челове
ка). И говорить об отсутствии политической культуры можно лишь в кон
тексте отсутствия адекватной политической культуры (например, в вопросе
передачи власти).
Научная новизна
Научная новизна положений, выдвинутых в работе, состоит в том, что сделана попытка рассмотреть известное историческое событие через призму человека и глазами последнего. Средние городские слои населения города Петрограда в качестве субъекта исследования впервые выступают как единая социальная группа. Политическую культуру указанной части населения предполагается изучить как совокупность политического сознания и поведения, что позволяет более объективно и точно решить поставленные задачи. В целом данное исследование дополняет новыми неординарными характеристиками традиционные для историографии представления о Февральской революции, обогащает понимание взаимосвязи судеб людей и революции, способствует уяснению процесса психоментальной трансформации в экстремальных условиях исторического процесса развития.
Практическая значимость
Практическая значимость определяется тем, что материалы данной работы могут быть использованы в процессе дальнейшего всестороннего исследования событий Февраля 1917 г. в России, для комплектования соответствующих библиографических и тематических изданий, при составлении программ спецкурсов для студентов ВУЗов, а также методологических рекомендаций для учителей, преподающих историю Отечества в старших классах средних общеобразовательных школ.
Апробация исследования
Основные положения и выводы диссертационной работы обсуждались на спецсеминарах, проходивших на историческом факультете Санкт - Петербургского государственного университета и в ходе заседаний кафедры русской истории. Отдельные разработки проблемы освещались на научно -практических конференциях, состоявшихся в Адыгейском государственном университет в апреле 1997 - 1998 гг.; во время проведения Мавродинских чтений на историческом факультете Санкт - Петербургского государственного университета в апреле 2002 г., а также в процессе работы международной научно - практической конференции "Я и Мы: история, психология, перспектива " в рамках Международной ассоциации исторической психологии. Кроме того, материалы диссертации легли в основу ряда публикаций, вышедших в свет в 2000 - 2002 гг.41.
Структура диссертационной работы
Разноплановость проблемы и круг намеченных целей и задач определяет структуру работы. Она состоит из:
Введения, где обосновывается актуальность темы, её научная и практическая значимость, раскрывается степень изученности проблемы, определяются теоретико-методологические основы работы, её цели и задачи, продиктованные выводами историографического обзора рассматриваемой темы, решаются вопросы терминологии;
Трёх глав, разбитых на параграфы и включающих в себя конкретные проблемы изучения исторических предпосылок трансформации политической культуры средних городских слоев населения города Петрограда в начале XX в. и особенностей политического сознания и поведения данной части общества в дни Февральской революции;
Заключения, где подведены итоги научного исследования проблемы и показана степень реализации целей, поставленных в начале работы;
Списка архивных и опубликованных источников и литературы.
Примечания
См. напр. Востриков Н.И. Борьба за массы (Городские средние слои накануне Октября).-М., 1970.
Канищев В.В. Октябрьская Революция и средние городские слои. - Тамбов, 1988. - С. 12.
'Подвергалось анализу распределение населения Петрограда (...Санкт - Петербурга) как по сословиям, социальному положению, так и по группам занятий. - Прим. Авт. А См.: Рашин А.Г. Население России за 100 лет. - М., 1956; Петроград по переписи 15 декабря 1910. Население. Ч. П. Распределение населения по группам занятий. Вып. L -Пг., 1915; Материалы по статистике Петрограда. Вып. IV.- Пг., 1920.
5 Цит. по: David М. Potter. People of Plenty. Economic abundance and the American Character.
Chicago & London 19S4 p. 64.
6 Шеуджен Э А.. Окаянные дни: взгляд "изнутри" / Материалы научно - практической
конференции "Интегративная антропология в решении задач здорового образа жизни".
- Майкоп, 1993. - С. 406.
7Вояобуев П.В. Вступительная речь / Революция и человек: быт, нравы, поведение, мораль. - М., 1997. - С. 4.
* Ленин В.И. Поли. собр. Соч. Т. 34. - С. 40,115,235; Т. 5. - С. 334; Т. 6. - С. 247,233; Т. 40. -С. 23; Т. 11. -С. 90; Т. 49. -С. 347; Т. 30. -С. 54 -55; Т. 31. -С. 37; Т. 32. -С. 363, 109. 121; Т. 20.-с. 131-132.
9 Луначарский А.В.. Бывшие люди. - М., 1922. - С. 5.
10Антошкин Д. Очерк движения служащих в России (во второй половине XIX века). М., 1921; его же. О профессиональном движении служащих. М., 1925; Айнзафт С. Стачечная борьба петербургских приказчиков в 1906 г. - Вестник труда, 1924, № 8; Базилевич К.В. Очерки по истории профессионального движения работников связи. 1905 - 1906. М., 1925; его же. Профессиональное движение работников связи (1917 - 1918). М., 1927; его же. Работники связи в годы реакции (1907 - 1916). М., 1929; Гудван А. Очерки по истории движения служащих в России. М., 1925; Таняев А. Очерки движения железнодорожников в революции 1917 г. (февраль - октябрь). М. - Л., 1925; Титлинов Б.В.. Молодёжь и революция. Из истории революционного движения среди учащейся молодёжи духовных семинарий и средних учебных заведений. I860 - 1905 гг. Л., 1925; Киров А. На заре юношеского движения в России, Ч. I. Харьков, 1926; Ростов Н.. Железнодорожники в революционном движении 1905 г. М. - Л., 1926; Алуф А. Краткая история профессионального движения медработников. М., 1927; Калинин П. Профдвижение среднего медицинского персонала в России. М., 1927; Профессиональное движение в Петрограде в 1917 г. Л., 1928, и др.
а Материалы по истории профессионального движения в России. Сб. 1 - 5. М., 1924; Из истории профессионального движения служащих в Петербурге. Первый этап (1904 -1909). Л., 1925; Московское профессиональное движение в годы первой русской революции. М., 1926; Материалы по истории профдвижения медработников. Сб. 1 - 2. М., 1924 - 1926; Профессиональное движение служащих Украины (1905 - 1907). Харьков, 1927, и др.
12 Зильберг И. Профессиональное движение служащих-фармацевтов. Период первой русской революции. М., 1930; Корбут М.К. Казанский государственный университет за 125 лет,Т. 1. Казань, 1930; Плесков В. В годы боевой юности. Молодежь накануне первой революции. М., 1931; Шейнман В. Положение торговых работников до революции.
- Вестник советской торговли, 1940, № 4 - 6; Одесский университет за 75 лет (1865 -
1940). Одесса, 1940; Степанов А.Н. Участие учительства Петербурга в первой русской
революции. - Советская педагогика, 1941, № 1; Константинов НА. Очерки по истории
средней школы (гимназии и реальные училища с конца XIX века до Февральской революции 1917 года). М., 1947 (2-е изд. М., 1956), и др.
13 Ерман Л. Борьба большевиков за демократическую интеллигенцию в 1905 г. - Во
просы истории, 1955, №2; его же. Участие демократической интеллигенции в стачечном
и профессиональном движении (1905- 1907 гг.). М., 1955; его же. Борьба большевист
ской фракции IV Государственной думы за демократическую интеллигенцию. - Боль
шевистская печать и рабочий класс России в годы революционного подъёма 1910 -
1914 гг. М., 1965; Слонимская И А. Медицинские работники в революции 1905 - 1907 гг.
М., 1955; Подобедова Л А. Первые союзы молодёжи (К истории революционной борь
бы молодёжи в 1904 - 1920 гг.). Воронеж, 1958; Розенталь И.С. Из истории борьбы
большевиков за полупролетарские массы. - Вопросы истории КПСС, 1963, № 6;
Матвеев М. Студенты Сибири в революционном движении. Томск, 1969.
14 Ониани В. Большевистская партия и интеллигенция в первой русской революции.
Тбилиси, 1970; Гусятников П.С. Революционное студенческое движение в России. 1899 -
1907 гг. М., 1971; Белошапкин С.С. Борьба петроградских большевиков за техническую
интеллигенцию в 1917 г.- Из истории формирования социалистической интеллигенции.
Л., 1972; Дашевская МА. Борьба большевиков Урала за вовлечение интеллигенции в
классовую борьбу (март - октябрь 1917 ). - Деятельность партийных организаций
Урала по осуществлению культурной революции. Свердловск, 1972; Еникеев Э А. Дея
тельность казанских большевиков по революционному воспитанию студенческой мо
лодёжи (1905 - февраль 1917 г.). Казань, 1973; Пешников В.В. В.И. Ленин и студенческое
движение в России. М., 1973; Лебедев В.Н. Участие работников связи в революционном
движении в России. М., 1974; Смирнова ГА. Борьба большевиков за вовлечение сту
денчества в революционное движение в годы первой русской революции. М., 1974;
Пушкарева И.М. Железнодорожники России в буржуазно - демократических револю
циях. М., 1975; Федюкин С А. Октябрьская революция и интеллигенция. - История
СССР, 1977,№5; ЛюбаровП.Е. Выступления торговых рабочих и служащих в 1905 г. —
Вопросы истории, 1977, № 8, и др.
13 Востриков Н.И. Борьба за массы (Городские средние слои накануне Октябрь). М., 1970; Ушаков А.В. Борьба партии за гегемонию пролетариата в революционно-демократическом движении России (1895 - 1904 гг.). М., 1974; его же. Революционное движение демократической интеллигенции в России (1895- 1904 гг.). М., 1976; Гречкина Э. Средние слои на пути к социализму. Таллин, 1976; Москвин Л.Б. Рабочий класс и его союзники (К вопросу о классовых союзах в борьбе против капитала). М., 1977; Солда-тенко В.Ф., Полохало В.И. Борьба большевиков Украины за средние слои городского населения как резерв социалистической революции. - Украинский исторический журнал, 1977, №2; Илюшина Л.И. Борьба большевиков Украины за демократические слои города в период революции 1905 - 1907 годов. Одесса, 1978; Гусев К.В. Непролетарские городские слои и Великий Октябрь. - История Великого Октября и последующих революций. Информационный бюллетень Проблемной комиссии многостороннего сотрудничества академий наук социалистических стран, № 13. М., 1979, и др.
16 Егорова А.Г. Партия и профсоюзы в Октябрьской революции. М., 1970; Астрахан
Х.М. Большевики и их политические противники в 1917 г. Л., 1973; Лисецкий A.M.
Большевики во главе массовых стачек (март - октябрь 1917 г.). Кишинев, 1974; Кабанов
П.И. и др. Пролетариат во главе освободительного движения в России (1895 - 1917 гг.).
Мм 1971; Гегемония пролетариата в трёх русских революциях. М., 1975; Проблемы ге
гемонии пролетариата в демократической революции (1905 - февраль 1917 г.). М., 1975;
Соболев ГЛ. Революционное сознание рабочих и солдат Петрограда в 1917 г. ( Период
двоевластия ). - Л., 1973; Stites R. Revolutionary Dreams; Vtopian Vision and Experimental
Life in Russian Revolution. - New York & Oxford,1979.
17 Федюкин С А. Советская власть и буржуазные специалисты. М„ 1965; его же. Ок
тябрьская революция и интеллигенция. - История СССР, 1977, № 5; Амелин П.П. Ин
теллигенция и социализм. Л., 1970; Пинегина ЛА. К вопросу о политическом размеже-
вании буржуазной интеллигенции в период Октябрьской революции (1917 - 1918). — Вестник Московского университета, 1974, №2; Ирошников М.П. Рожденные Октябрем. Очерки истории станвления советского государства. -Л., 1987; его же Председатель Совета народных комисаров Ульянов (Ленин). Очерки государственной деятельности в 1917-1918 г.г.-Л., 1974.
18 Гречкина Э.Р. и Гусев К.В. Политика большевиков по отношению к средним город
ским слоям // Вопросы истории КПСС. 1981. № 12; Гусев К.В. Октябрьское вооружённое
восстание и средние городские слои (Некоторые аспекты изучения проблемы) // Ок
тябрьское вооружённое восстание в Петрограде. М., 1980.
19 Канищев В. В. Изменения политических настроений средних слоев города в первый
год пролетарской диктатуры. Автореф. дисс. канд. ист. наук. - М., 1984. С. 6 - 7; Будда-
ков В.П., Иванова НА., Шелохаев В.В. Место и роль средних слоев города в буржуаз
но-демократической и социалистической революциях // Вопросы истории КПСС. 1981.
№7. С. 70-72.
20 Средний класс. - Прим. Авт.
21 Городские средние слои в Октябрьской революции и гражданской войне. - М., 1984;
Городские средние слои в трёх российских революциях. - М., 1989.
22 Борьба за массы в трёх революциях в России. - М., 1981.
23 См. Напр.: Булдаков В.П. Октябрьская революция как социокультурный феномен //
Революция в XX веке: историки мира спорят. - М., 1994; Колоницкий Б.И.
"Антибуржуйская" пропаганда и "антибуржуйское " сознание / Анатомия революции
1917 г. в России: массы, партии, власть. - СПб., 1994; его же. Язык демократии: из ис
тории перевода на русский // Звезда. - 1997. -№11; Архипов ИЛ. Общественная психо
логия петроградских обывателей в 1917 г. // Вопросы истории. - 1994. - № 7. - С. 49 - 58;
его же. Карнавал "свободной России" (Заметки о "блеске и нищете" российской поли
тической культуры образца 1917 г.) //Звезда.- 1996.-№ 1; его же. Социолект как харак
теристика особенностей политической психологии лидеров партии "революционной
демократии" в 1917 г./ Революция в 1917 г. Новые подходы и взгляды: Сб. научных ста
тей. Вып. 1. - СПб., 1993.- С. 51-59; его же. "Корниловский мятеж" как феномен поли
тической психологии. // Новый часовой. - 1994. - № 2. - С. 25 - 30; его же. Столичная
политическая элита в Февральской революции: опыт реконструкции политико-
психологического облика // Новый часовой. - 2000. - № 70. - С. 68-81 и другие; Корна-
ков П.К. Символика и ритуалы революции 1917 г. /Анатомия революции 1917 г. В Рос
сии; массы, партии, власть. - СПб; 1994. - С. 356-365; Стайте Р. Революционная культура
и ее место в истории культурных революций /Анатомия революции 1917 г. В России:
массы, партии, власть. - СПб; 1994. - С. 372-382.
24 Необходимо также упомянуть сборники научных работ "Февральская революция и
современность" и "Февральская революция. От новых источников к новому осмысле
нию".
25 См. напр.: Булдаков В.П.. Красная смута. Природа и последствия революционного
насилия. - М., 1997; Канищев В.В. Русский бунт - бессмысленный и беспощадный. По
громные движения в городах России 1917 - 1918 гг. - Тамбов, 1995; Яров СВ. Пролета
рий как политик. Политическая психология рабочих Петрограда в 1917 - 1923 гг. -
СПб., 1999; его же. Горожанин как политик. Революция, военный коммунизм и НЭП
глазами петроградцев СПБ., 1999; Архипов ИЛ. Российская политическая элита в Фев
рале 1917 г. Психология надежды и отчаяния. - СПб., 2000; Петроград на переломе
эпох. Город и его жители в годы революции и гражданской войны. - СПб., 2000; Носач
В.И. Профсоюзы России (1905-1930). - СПб., 2001;его же Профессиональные союзы
Санкт-Петербурга (1905-1930). - СПб., 2001; Трушков В.В. Общество и отечественная
политическая культура XX в. - М., 2001; Колоницкий Б.И. Символы власти и борьба за
власть. К изучению политической культуры российской революции 1917 г. - СПб., 2001;
Figes О. 1) A People' s Tragedy; The Russian Revolution, 1891-1924. - London, 1996; 2) The
Russian Revolution of 1917 and it' s Language in the Vi 11 age // Russian Review. 1997, Vol
56. - № 3;Figes О, Kolonitskii В Interpreting the Russian Recvolution; The Language and Symbols of 1917. New Hoven & London. 1999. 2 Булдаков В.П. Красная смута... - С. 9.
27 См. : Поршнев Б.Ф.. Социальная психология и история. - М., 1966; Боброва Е.Ю..
Основы исторической психологии.-СПБ., 1997;Шкуратов В А. Историческая психоло
гия.-М., 1997.
28 Юрьев А.И. Введение в политическую психологию. - СПб., 1992. - С. 13.
29 См.: Историографический обзор. - Прим. Авт.
30 См. о западных теориях среднего класса, например: Уорнер УЛ. Общественный класс
в Америке. - Чикаго, 1949; Ходж Г.М., Лейн У.К. Социальная стратификация. - Кем
бридж, 1964; Миллс Р. Власть, политика, технократы. - Будапешт, 1970. - С. 130; Garaudy
R Pour un modele Francais du socialisme. - Paris, 1968. -- p. 27; idem Le grand tournant du so-
cialisme. - Paris, 1969. - p. 311; Fisher E. Die Revolution ist anders. Hamburg, 1971. - S 23;
Petkoff T. Socialismo para Venezuela ? Karakas, 1970, p. 127 - 132; Parkin F. Middle Class
Radicalism. The Social Bases of the British Campaign for Nuclear Disarmament - Manchester,
1968, p. 40 - 41; idem. Marxism and Class Theory: A Bourgeous Critique. - London, 1979, p. 16;
Daniels R.V. Intellectuals and the Russion Revolution. - The American Slavic and East European
Review, Vol. 20, April 1961.- № 2, p. 275 - 276; Darendorf R. Conflict und Freiheit Auf dem
Weg Zur DienstklassengesellsehafL - Munchen, 1972. - S. 76
31 Западная Европа в современном мире. - Т. I. Экономика, политика, классовая борьба.
-М., 1979. -С. 10,274.
32 Канищев В.В. Октябрьская революция... - С. 4.
33 Разница между этими двумя категориями средних слоев в том, что интеллигенция за
нимается преимущественно творческим интеллектуальным трудом, развитием и распро
странением культуры, а служащие занимаются относительно нетворческой администра
тивно - канцелярской работой. - Прим. Авт.
34 См.: Дука А.В. Политическая культура: проблемы генезиса и принципы типологии:
Дисс. канд. полит, наук. - СПб., 1995.- С. 3-8.
З50льшанский Д.В. Массовые настроения в политике. - М., 1995. - С. 42.
36 Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура и стабильность демократии // Политиче
ские исследования. - 1992. - № 4; их же. Буржуазные исследования политики, полити
ческой культуры и политических систем. - М., 1985. - С. 117 - 134: Almond G., Verba S.
The Civis Culture; Political Attitudes and Democracy in Five Nations. Princeton, 1963.
37 О различных подходах к изучению феномена политической культуры см.: Гаджиев
К.С. Политическая наука.- М., 1995; Зарубежная научная литература о политической
культуре стран Запада: Реф. сб. / Отв. ред. Борко ЮА. - М.,1981; Kavanagh D. Politikal
Culture. - London - Basingstoke., 1972.
38 Колоницкий Б.И. Символы власти и борьба за власть. К изучению политической
культуры российской революции 1917 г. - СПб.,2001.- С. 8.
39 Там же.
40ОлыпанскийД.В.Указ. Соч.-С.39.
41 Коликов Р.Ю.. Февральская революция 1917 г.: Эскалация психоэмоционального напряжения/Диалоги с прошлым. - Майкоп, 2000 - С. 56 - 60; его же К вопросу о политическом мышлении петроградских обывателей в Феврале 1917 г./ Я и Мы: история, психология, перспективы: Материалы международной научной конференции 30-31 мая 2002г..- СПб., 2002. - С. 187-189; его же О политических позициях и настроениях средних городских слоев населения Петрограда в Феврале 1917г. // Клио. - 2002. - № 2(17). - С. 161-164.
Особенности социально-экономического положения средних городских слоев
В плане изучения динамики объективных условий формирования психологии средних городских слоев населения Петрограда в начале XX в.!, а также предпосылок их участия в революционном процессе 1917 г. представляется необходимым рассмотреть общую картину социально - экономического положения данной социальной категории, их место в социальной структуре общества, их численности, состав. Немаловажное значение имеет также определение политического лица обывательской массы, особенностей политического сознания и поведения в указанный период.
Наиболее характерным представителем промежуточных слоев города была мелкая буржуазия. Именно данной социальной группе была в большей степени присуща уже упоминавшаяся главная черта промежуточных слоев - двойственность в социально - экономическом положении, обусловленная наличием сразу двух экономических статусов - труженика и хозяйчика. Материальное положение большинства мелких хозяев города в дореволюционной России было весьма бедственным. Их чистый годовой заработок зачастую уступал заработной плате промышленного рабочего. Многие ремесленники имели годовой доход от 60 до 120 руб.2. Мизерность такого дохода становится понятной, если отметить, что "голодным " в то время считался заработок в 250 - 300 руб. По некоторым подсчётам, прибыль основной массы владельцев мелких ремесленных заведений составляла всего два процента, то есть она едва возмещала полностью нормальную оплату труда хозяина и членов его семьи.
С развитием капиталистических отношений мелкие хозяйчики всё более ощущали гнёт крупного капитала, попадали всё в большую зависимость от различного рода синдикатов, товариществ и прочих монопольных объединений. Мелкие ремесленники и торговцы были практически бессильны в конкурентной борьбе с ними. Примером тому может служить деятельность "Компании Зингер" - американской фирмы по производству и продажи швейных машин. Устанавливаемые компанией цены были на 50 процентов выше, чем в других странах 3. Продавая швейные машины в рассрочку, она завлекала в свои сети огромную массу городских ремесленников - портных, белошвеек, сапожников и других. В случае несвоевременной оплаты еженедельных взносов фирма отбирала машину или взыскивала долг через суд.
Суды в России буквально были завалены исками "Компании Зингер", которые она предъявляла тысячам своих несостоятельных должников и их поручителей 4.
Только ценой огромных усилий и лишений хозяевам мелких предприятий ещё удавалось держаться на поверхности мнимой самостоятельности. Их неумолимо охватывала тенденция пролетаризации.
Огромное большинство владельцев торговых заведений получало прибыль не более 500 руб. в год 5 . При этом многочисленные владельцы мелких ларьков и палаток зарабатывали немногим более 150 руб. б , а занимавшиеся разносной и развозной торговлей имели ещё меньший заработок. С таким доходом нельзя было мечтать ни о расширении предприятий, ни о найме работника (да и по торговому уставу торговцы, например, 4-5 разрядов не имели право на это) 7 . Приходилось обходиться своим трудом и трудом членов своей семьи.
Психоэмоциональное состояние обывателей Петрограда
Наивно было бы полагать, что с началом революции люди, забыв обо всём, тут же с головой окунулись в политику и озаботились партийно-политическими комбинациями и борьбой за власть. Для большинства петроградцев политические события были неотъемлемой и, бесспорно, важной, но лишь одной из многих составляющих повседневной их жизньи.
Первые шаги Февральской революции, зафиксировавшиеся в массовом сознании в дни уличных беспорядков, сразу стимулировали всплеск политического мифотворчества. Как бы потом многочисленные очевидцы не пытались скорректировать свои впечатления, наполнив их романтической поэтикой, изначальные ощущения обывателя были иными. Это были чувства повседневности, даже обыденности происходящего, как некой неожиданной игры, в которой взгляд на сцену вытеснял нередко даже страх перед жандармами и казаками. Казалось, что будто именно так всё и должно происходить l . Город как бы раздвоился: часть, живущая прежней жизнью, и часть, охваченная революцией. Это раздвоение зеркально отразилось в головах людей. Отсюда - фантасмогоричность ситуации, восприятие её как сна2 . Только ещё недавно стояли тихо в очередях за хлебом, "хвостались"; более инициативные наведывались к солдатским казармам покупать оставшиеся на кухне хлебные обрезки. Беспокоились, что остановится водопровод, и наполняли про запас ванные или корыта у себя дома 3. Революция застала врасплох, хотя её и ждали уже давно 4 . Для многих обывателей она поистине явилась "громом", правда не "с ясного, а с серого неба"5.
В многолюдных хвостах за несколько дней стояния появлялись и своего рода азарт, и чувство коллективной самоидентификации: "вместе мёрзнем", "все мы тут люди". В отличие от последних двух недель тревожных и смутных ожиданий чего - то из ряды вон выходящего, 23 февраля психоэмоциональные настроения обывателей можно характеризовать как лёгкие и спокойные (хотя некоторым чувствовалось в этом нарочитом спокойствии и тишине приближение грозы)б. На Невском - как в праздник, фланировали прогуливающиеся, работали все магазины. И хотя многие, услышав от соседей рассказы о начавшихся событиях, тут же "ставили диагноз": "Да, это революция!", тревоги вовсе не наблюдалось. При этом одновременно и верилось, и не верилось: "Неужто революция?" 7 . И даже когда на Невском уже стреляли, барышники продолжали торговать билетами на постановку лермонтовского "Маскарада", и революционеры - радикалы во главе с большевиками выражали недовольство праздничным настроением людей, требуя от владельцев кинематографов и бильярдных "закрыть таковые, дабы заставить рабочих работать на улице, а не заниматься праздничными развлечениями" 8.
В целом же первый день вряд ли ассоциировался у обывателей с чем-то примечательным, историческим. Начавшиеся беспорядки рассматривались как предлог для новых репрессий и сепаратного мира. Более всего очевидцам запомнились уличные сборища и шествия. Многим при этом казалось странным, что никто не ходит по тротуарам. Все почему-то выбрались на мостовую. И ходят толпами 9. Правда, многие оказывались в толпах не по своей воли. Так, 23 февраля у Казанского собора образовалась огромная людская пробка - "стена", остановившая движение всех трамваев, замиравших у собора. Пройти было невозможно, и многие шли за народом вынужденно, так как больше просто не было куда пойти I0 . Необходимо также отметить, что зачастую тем стимулом, толкавшим людей на улицы, было простое человеческое любопытство, иногда пересиливавшее чувство осторожности и естественную боязнь м .
Политическое поведение средних городских слоев в дни Февральской революции
Пробуждение средних городских слоев к общественно-политической жизни нашло свое выражение не только в определении обывателями своих политических позиций, но и в их стремлении принимать участие в конкретных политических действиях, акциях, выполнять те или иные политические функции, чтобы не столько словом, сколько делом внести свой реальный посильный вклад в дело Великой русской революции, в полной мере ощутить сопричастность к творимой на глазах истории. Люди были счастливы оттого, что, занимаясь деятельностью, находились в стихии революции.1
Однако, в первые дни Февральской революции еще ничто не говорило о последующем всплеске активности политического поведения. Промежуточные слои, колеблясь и находясь в растерянности, выжидали, а потому старались не предпринимать ничего, что, на их взгляд, могло бы пойти им во вред, одержи верх самодержавие. Вплоть до 27 февраля наиболее распространенной была такая форма политического участия, как реакция ( позитивная или негативная ) на импульсы, исходящие от политической системы, ее политических институтов и представителей, не связанная с необходимостью высокой и постоянной активности ( в частности, обсуждение происходивших политических событий среди широких масс средних слоев ).2 В это время представители средних городских слоев демонстрировали низшую форму уровней политической иммобильности, а именно : политическую выключенность, обусловленную как недостаточным уровнем общего развития и политического сознания, так и заорганизова-ностью политической системы, низкой эффективностью механизмов обратной связи, между данной системой и обществом в целом. Кроме этого, на первом этапе революции превалирующей чертой политического поведения средних городских слоев являлась политическая апатия, как форма неприятия политической системы и реакция на насильственное подавление "сверху" социальных и политических движений, на крушение надежд изменить жизненные обстоятельства мирным путем (а насилие, как уже упоминалось, большей частью промежуточных слоев отвергалось). Таким образом, в основном первые дни революции обыватель оставались простыми статистами.3
