Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Историография и источники 24
1.1. Анализ историографии 24
1.1.1. Отечественные работы по сталинизму 24
1.1.2. Тематические исследования в СССР и России 42
1.1.3. Зарубежные труды 52
1.2. Основные источники 75
Глава 2. Истоки проблемы — "дальние" и "ближние" (XIX —первая треть XX вв.) и ее вызревание (1936-1941) 99
2.1. Феномены русской и советской интеллигенции 99
2.2. Генезис советской еврейской интеллигенции 107
2.3. Вторая мировая война и "встреча" евреев СССР и Европы... 126
2.4. Трансформация режима, начало антисемитизации власти... 131
Глава 3. В годы Великой Отечественной войны (1941—1945)... 169
3.1. Советские верхи и трагедия Холокоста 169
3.2. Пропагандистская мобилизация еврейской общественности 178
3.3. Вспышки "бытовой" юдофобии в советском тылу 193
3.4. Проявления "аппаратного" антисемитизма 196
3.5. Реакция в обществе на "еврейскую чистку" 2\Н
Глава 4. Нарастание гонений на еврейскую интеллигенцию (1945-1949) 226"
4.1. Борьба с "антипатриотамй" и "космополитами" 22гГ"
4.2. Обстановка на Украине 25^"
4.3. Усиление контроля за Еврейским комитетом 26.*?
4.4. Новая версия гибели Михоэлса 21S
4.5. От сдерживания - к репрессиям ("дело ЕАК") 29,/
4.6. Ликвидация еврейской национальной культуры 33 ^
Глава 5. Универсализация чистки по "пятому пункту" (1949 -1953) 356
5.1. Механизмы кадрового вытеснения евреев 356"
5.2. Удаление евреев из сферы идеологии 36#
5.3. Репрессии в промышленности ("дела" ЗИС и КМК) 386"
5.4. Дело врачей - венец деградации сталинизма 39
Заключение 461
Список источников и литературы 475
Список сокращений 496"
Введение к работе
Научная актуальность темы. Поскольку основным объектом исследования является советская интеллигенция еврейского происхождения (ИЕП), то есть феномен как социально-политического, так и этнополитического порядка, данная работа предполагает многоаспектное изучение советского прошлого, причем той его составляющей, которая, обозначаясь, как "сталинское время", "сталинская эпоха", "период сталинизма", до сих пор характеризуется далеко не однозначно, вызывая в научно-историческом сообществе массу споров и диаметрально противоположных суждений. Вот почему так важно любое исследование по данной проблематике, основанное на объективном и политически не ангажированном анализе фактов, и, значит, содействующее достижению определенной научной ясности. Ценность такой работы еще более возрастает, если она, как в данном случае, носит междисциплинарный этноисторический характер, поскольку в такой полиэтнической стране, как Российская Федерация, полученные в итоге результаты не могут не быть востребованными в современной практике национально-государственного строительства.
Аксиоматично, что исторические знания не могут считаться полными, ни тем более истинными, если не охватывают всех сторон того или иного события, процесса, явления, особенно если это произошло в силу причин преимущественно политико-идеологического характера, когда из поля зрения историков выпадают, или, точнее, директивно изымаются подчас целые, зачастую весьма важные тематические направления. Именно такой изъян был характерен для проводившихся в СССР научно-исторических исследований по проблематике советской интеллигенции. Говоря конкретно, считалось "политически нецелесообразным" затрагивать фактор еврейской этнич-
ности, хотя тот имел немаловажное значение уже хотя бы в силу национального происхождения многих выдающихся советских партийных, государственных и общественных деятелей, а также ученых, конструкторов, врачей, педагогов, литераторов, журналистов, художников, других представителей социально-политической, научно-технической и художественно-гуманитарной интеллигенции.
Между тем, социально-политические процессы, протекавшие в стране при широкой вовлеченности образованного слоя российского еврейства начиная со второй половины XIX и в продолжении всего XX веков, существенно влияли на ход отечественной истории. Так называемый еврейский вопрос помимо важного этнополитического наполнения имел и существенную социально-нравственную составляющую, поставившую его в центр внимания многих выдающиеся российских мыслителей от Ф.М. Достоевского и B.C. Соловьева до А.Д. Сахарова и А.И. Солженицына. Симптоматично, что Д.С. Мережковский, писатель тонко чувствовавший историю отечественную и всемирную, утверждал, что "вопрос еврейский есть русский вопрос"1. До сих пор не утихают споры - и отнюдь не только между историками — по поводу роли евреев в русских революциях, их участия в руководстве большевистской партии и в управлении страной, их вклада в победу советского народа в Великой Отечественной войне, масштабов Холокоста, других подобных узловых проблем в изучении советского прошлого. В результате долгого их игнорирования в отечественной историографии образовался существенный пробел, без преодоления которого трудно считать всеобъемлющими и научно корректными наши представления о советской эпохе. Вот почему поднятая тема отнюдь не "узкая" и тем более не маргинальная, находящаяся на периферии исследовательского "мейнстрима", она - в центре современного дискурса по отечественной новейшей истории.
В происходившем в XX столетии сложном переплетении судеб народов мира русско-еврейская "конвергенция" была одной из самых масштабных, исторически резонансных и, конечно, драматичных. И это еще один немаловажный аргумент в пользу того, что историческое исследование, посвященное "передовому отряду" этой "конвергенции" - советской ИЕП — имеет безусловную научную актуальность. К тому же вклад этого этносоциального слоя, численность которого составляла к 1939 г. не менее 700 тыс. чел., в важнейшие направления развития страны — от научно-технического до культурно-образовательного - был значителен. Сами за себя говорят следующие показатели: в конце 1930-х гг. доля евреев среди научных работников и преподавателей вузов в СССР составляла почти 16 % (это -более 15 тыс. специалистов), такая же — среди врачей (21 тыс.), 10 % — среди инженеров и архитекторов (25 тыс.), более 10 % — среди работников культуры и искусств (47 тыс.). На начало 1941 г. в ВКП(б) состояли 176884 еврея, что составляло 4,6 % от общей численности партии. Притом что удельный вес евреев в населении страны при-ближался тогда к 1,8 % .
Штудии, подобные данной, важны и потому, что позволяют скорректировать существующие во многом еще поверхностные и противоречивые представления о механизме социально-национальных изменений, происходивших в ходе генезиса власти и общества в СССР, где полиэтнизация властной и интеллектуальной элит в явилась ответом на модернизационный вызов XX века. То, что Россия ныне столкнулась с аналогичными императивами, продиктованными теперь не только потребностью в очередной модернизации, но и набирающей силу глобализацией, еще более увеличивает ценность данной работы.
Поскольку феномен советской ИЕП рассматривается как производное от этатическо-социальной "амальгамы" и данное исследование нацелено на осмысление русско-еврейского исторического диалога культур, оно помимо научного имеет и "прикладное" значение, особенно в плане решения таких жизненно важных для современной России задач, как формирование гражданского общества и укрепление межэтнической толерантности.
Степень научной разработанности проблемы. Историографическая составляющая настоящего исследования подробно анализируется в отдельной главе диссертации, что позволяет ограничиться здесь рассмотрением основных направлений, по которым шло научное освоение проблематики, и возникавших при этом наиболее важных дискуссионных моментов.
Полноценных научных исследований по истории взаимоотношений власти с еврейским населением (в том числе и с интеллигенцией соответствующего происхождения) в СССР не проводилось. Правда, в первое пятнадцатилетие советского режима вышел ряд пропагандистско-социологических работ, затрагивавших на эту те-му . Однако, объявив в середине 1930-х гг. об успешном разрешении еврейского вопроса, советское руководство сочло, что поскольку эта национальная проблема исчерпана, любое ее обсуждение в дальнейшем не только нежелательно, но и идеологически вредно. Подобное отношение еще более ужесточилось с конца 1940-х гг., когда еврейская национально-культурная элита стала восприниматься в верхах как потенциальная "пятая колонна" Запада. И хотя после смерти Ста-лина положение смягчилась, исследования по исторической иудаике
Иудаика (Judaica studies) — комплекс научных дисциплин, изучающих историю и культуру еврейства.
вплоть до конца 1980-х гг. несли на себе печать негласного официального табу. В советских исторических сочинениях, скажем, периода так называемого "застоя" евреи если и упоминались, то лишь в исключительных случаях, когда, например, необходимо было пропагандистски подкрепить тезис о царской России как "тюрьме народов", где великодержавный шовинизм и антисемитизм использовались, чтобы отвлечь трудящихся от классовой борьбы, или чтобы вскрыть "исторические корни" сионизма как "инструмента экспансии международного империализма"4.
Иная историографическая ситуация складывалась после войны на Западе, где культивирование плюрализма мнений (хотя и относительного, особенно в период обострения холодной войны на рубеже 1940-х — 1950-х гг.) обеспечивало соблюдение некой объективности (пусть зачастую только формальной) в научных исследованиях, причем даже при обращениях к такой заведомо политизированной теме, как "евреи при большевиках". По сути западные исследователи, тщательно анализируя все доступные им источники (в основном советскую периодическую печать, свидетельства эмигрантов, перебежчиков, сведения, исходившие от сионистского подполья в СССР, а также труды диссидентов), на долгие годы "монополизировали" проблематику истории советского еврейства. В университетах США, Великобритании, Израиля ею занимались не только отдельные ученые, но и целые специализированные научно-исследовательские центры. О "еврейской политике Кремля" на Западе вышли десятки монографий и сборников докладов, прочитанных на конференциях, других научных и не совсем научных форумах. Начиная с 1950-х гг. специалистами Израиля проводился масштабный контент-анализ статей, опубликованных в советской периодической печати, и в итоге была выпущена многотомная документальная серия, содержавшая богатый
репринтный материал, в том числе и о положении советской ИЕП. И хотя отдельным зарубежным ученым (наиболее приверженным принципу научной объективности) удавалось более или менее адекватно реконструировать ретроспективу отношений между Советским государством и его гражданами еврейского происхождения, многие западные труды 1950-х - 1980-х гг. не избежали весьма существенных погрешностей. Основные из них были обусловлены влиянием межблокового идеологического противостояния, выражавшегося, в частности, в проведении массированных кампаний в защиту советских евреев, в которые вовлекались и профессиональные историки. Денежный дождь "сверху" проливался в первую очередь на те научно-исторические проекты, которые носили заведомо политизированный антисоветский характер. Это во многом объясняет, почему в большинстве западных исследований указанного периода еврейский вопрос в СССР чрезмерно драматизировался. Некоторые вовлеченные а политику историки даже пытались приписать И.В. Сталину предсмертное намерение провести в СССР "второй Холокост" путем массовой депортации евреев в суровые северные и восточные районы страны. Тем самым советская аппаратная юдофобия механистически и совершенно необоснованно уподоблялась нацистскому "окончательному решению еврейского вопроса". К сожалению и сегодня, когда холодная война ушла в прошлое, подобные суждения, хотя и в смягченной форме, можно еще встретить в исследованиях западных специалистов, как, впрочем, и некоторых их российских коллег5.
Существенную роль в мифологизации общественного сознания в нашей стране сыграла, как ни парадоксально это звучит, "перестроечная" гласность, главной мишенью которой оказался репрессивный сталинский режим. Дело в том, что правофланговыми этой кампании выступили литераторы-публицисты и журналисты, которые не толь-
ко вскрывали действительно страшные преступления диктатора — что имело позитивное значение — но в обличительном задоре нередко клеймили его и вопреки исторической правде. Делалось это не только невольно - вследствие исследовательского непрофессионализма и "добросовестного" заблуждения (ведь архивные тайны тогда только открывались) — но нередко и вольно, ибо многие из обличавших искренне полагали, что для сведения счетов с "проклятым прошлым" любые средства хороши. Смута в стране рождала смуту в умах. Переосмысление советского прошлого спонтанно вылилось в его упрощенное огульное осуждение: вчерашние исторические "плюсы" исправлялись на "минусы" и наоборот. В итоге обретенная свобода исторических исследований обернулась не столько прорывом к правде о советском прошлом, сколько заменой парадигмы при его оценке — коммунистической на либеральную, что, впрочем, было неизбежным в то время радикальной смены идейных вех.
Однако с середины 1990-х гг. положение стало постепенно выправляться: научный подход в исторических исследованиях начал брать верх над политизированным. Происходило это во многом благодаря масштабному рассекречиванию архивов высших органов власти (партийных и государственных) СССР. Именно тогда и стало возможным полноценное изучение политики Сталина по еврейскому вопросу. Позитивный результат не замедлил проявиться в виде целого потока статей, монографий, документальных публикаций6.
Эти наработки были проанализированы, обобщены и использованы диссертантом в объемной монографии "Тайная политика Ста-
лина. Власть и антисемитизм" , вышедшей в 2001 г. под грифом Института российской истории РАН. Присутствовавшие там концептуальные суждения, выводы и оценки были спустя четыре года подкреплены и проиллюстрированы документальными материалами подготовленного им же сборника "Государственный антисемитизм в СССР. От начала до кульминации, 1938 - 1953"7. Таким образом, автор внес свой вклад в формирование новой научной основы для последующих исследований по проблематике.
Цель диссертации — исследовать главным образом политико-идеологический аспект взаимоотношений ИЕП и власти в СССР, выявив и охарактеризовав специфику этих взаимоотношений и их изменение в изучаемый период, а также проанализировав причины этих изменений и их влияние на систему политической власти в стране в целом.
Для достижения поставленной цели ставились следующие основные задачи:
реконструировать процесс научного освоения проблематики военной и послевоенной истории ИЕП как у нас в стране, так и за рубежом;
изучить применительно к данной проблематике систему поли-
тической власти, сформировавшуюся в стране к середине 1930-х гг., проследить ее эволюцию вплоть до 1953 г.; определить в этой системе власти роль и место официального курса в отношении еврейского населения в целом и ИЕП в особенности;
В 2003 г. Федерация еврейских общин России и СНГ отметила эту книгу как лучшее исследование по еврейской проблематике новейшей отечественной истории.
выявить характерные особенности и специфические черты это
го курса и проследить, каким образом и под воздействием ка
ких факторов (объективных, субъективных), событий и обстоя
тельств они видоизменялись в изучаемый период;
проанализировать причины, ход проведения, масштабы, особенности, статистику и последствия кадровых чисток, идеологических кампаний, репрессивных акций и других официальных мер, направленных против еврейских общественных, культурных, литературных организаций, национальных деятелей, других представителей ИЕП, сконцентрировав внимание на характерных (типологических) событиях и судьбах;
исследовать характерные проявления реакции общества (прежде всего представителей ИЕП) на указанные действия властей;
выявить роль И.В. Сталина и основных звеньев аппарата власти в формировании и проведении антисемитского курса, определить степень их ответственности за сопутствовавшие нарушения законности и прав граждан, а также необоснованные репрессии;
по возможности "очистить" ретроспективное видение "еврей
ской политики" Сталина от аберраций политизированности и
догматизма — производных, с одной стороны, от нагнетания в
годы холодной войны на Западе чрезмерного "негатива" вокруг
этой политики (слухи о подготовке депортации евреев и т.п.), а
с другой, от рудиментов советской контрпропаганды, поныне
проявляющихся в виде консервативно-охранительного игнори
рования и отрицания еврейской проблемы в СССР;
используя максимум доступных в настоящее время фактических данных, предложить научные версии наиболее значимых послевоенных репрессивных акций против ИЕП ("дело Еврейского антифаши-
стского комитета", "дело ЗИС", "дело кремлевских врачей" и др.), что необходимо для установления правды о советском прошлом и оздоровления исторического сознания общества, деформированного различными политизированными спекуляциями, мистификациям и мифотворчеством.
Объект диссертационного исследования — развитие взаимоотношений Советского государства и ИЕП в ходе трансформации сталинского режима с середины 1930-х до начала 1950-х гг.
Предметом исследования являлась взятая в динамике официальная политика властей в отношении ИЕП, а также изменения, происходившие в сознании еврейства под воздействием этой политики (первоначальная реакция и более отдаленные последствия). Предметную канву работы составили также: соответствующие действия органов исполнительной власти — партийных (в основном, высшего звена: Политбюро Оргбюро, Секретариат, аппарат ЦК), государственных (главным образом, центральных — министерств, ведомств), общественных и творческих организаций; персоналии главных вдохновителей, разработчиков и проводников официальной "еврейской политики"; наиболее яркие и трагические судьбы жертв этой политики. Для придания анализу проблемы наибольшей концентрированно-сти, а значит и научной эффективности, феномен ИЕП рассматривался в первую очередь как социально-политическое явление. Основной акцент был сделан на отношения этой части советского общества с властью, что не препятствовало сосредоточению при необходимости на тех или иных сопутствующих моментах — демографических, культурологических, этнологических. Однако эти "уклонения" от стержневого вектора исследования носили вспомогательный характер.
В данном исследовании это понятие охватывает как ассимилированных евреев-интеллигентов, так и деятелей еврейской национальной культуры.
По сути, главный предмет исследования - так называемый еврейский вопрос (политическая ипостась соответствующей национальной проблемы), который с конца XVIII века являлся важным элементом отечественного исторического процесса.
Хронологические рамки исследования, отграничивающие 1936-1953 гг., диктовались началом и концом важнейшего в эволюции режима в СССР этнополитического проекта, закрепленного Сталиным в конституции 1936 г. и исчерпавшего себя с его смертью. Предпринятая тогда перестройка национальной государственности оказалась без преувеличения судьбоносной для советской ИЕП, как, впрочем, и для всего населения СССР. Первая половина обозначенного периода была отмечена социально-политическими потрясениями "большого террора", завершением генезиса сталинизма как режима власти, возникновением предпосылок и началом формирования официального антисемитизма (одного из основных предметов изучения); страна прошла потом через тяжкие испытания, порожденные глобальной катастрофой Второй мировой войны, включавшей в себя и трагедию Холокоста. На послевоенное время - вторую половину исследуемого периода - пришлись не менее важные события, в том числе интернациональное решение еврейской проблемы (образование государства Израиль), и несомненно связанное с ним обострение таковой в Советском Союзе. Предпринятые тогда сталинским режимом репрессивные антисемитские акции во многом предопределили дальнейшую историческую судьбу как советского еврейства вообще, так и интеллигенции этого происхождения в частности. Таким образом, хронологические рамки были определены не произвольно, а исходя из исторической динамики исследуемой проблемы (от зарождения до логической "развязки"), проанализированной в контексте общего социально-политического развития страны.
Территориальные рамки исследования охватывают главным образом центральный регион современной России, прежде всего столицу СССР Москву. Вместе с тем, в отдельных разделах работы разбирается развитие соответствующих ситуаций и на территории российского Дальнего Востока (Еврейская автономная область), Украины, Белоруссии, других частей Советского Союза, где концентрировалось еврейское население. Причем, региональный аспект исследования был в основном направлен на изучение механизма реализации на "местах" "еврейской политики" центра.
Источниковая база исследования подробно анализируется в отдельной главе диссертации. Это позволяет ограничиться здесь общей характеристикой использованных источников. Фундаментальную основу источниковой базы данного исследования составили неопубликованные документы, выявленные автором в ведущих архивохранилищах страны - в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ), Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ) Центральном архиве федеральной службы безопасности Российской Федерации (ЦАФСБ РФ), Центральном архиве Верховного суда Российской Федерации (ЦАВС РФ) и др. Кроме того, были привлечены, хотя и в меньшем количестве, материалы и из других архивов. В общей массе использованной архивной информации особо выделяется как по объему, так и по степени научно-исторической важности комплекс документов из РГАСПИ, куда в последние годы были переданы уникальные материалы из Архива Президента Российской Федерации (АП РФ). Первостепенное значение в указанном комплексе имела документация (решения, постановления, протоколы заседаний, справки, докладные
записки, письма граждан, материалы по их разбору и т.п.), отложившаяся в деятельности Политбюро, Оргбюро, Секретариата, отделов, управлений центрального аппарата ЦК ВКП (б) - КПСС (ф. 17), в материалах Комиссии (Комитета) партийного контроля (КПК) при ЦК партии (ф. 589). Много ранее неизвестных интересных фактов было почерпнуто из хранящихся в РГАСПИ личных фондов И.В. Сталина (ф. 558), В.М. Молотова (ф. 82), Г.М. Маленкова (ф. 83), Л.М. Кагановича (ф. 81), А.А. Жданова (ф. 77), других высших партийно-государственных деятелей СССР военного и послевоенного времени.
В ГА РФе важные и уникальные документы были обнаружены в фондах Еврейского антифашистского комитета (ф. 8114), Верховного суда СССР (ф. 9434), Прокуратуры СССР (ф. 8131) и др.
Из материалов РГАНИ в основном были задействованы документы фонда аппарата ЦК КПСС (ф. 5) и коллекции рассекреченных документов ЦК КПСС (ф. 89). Они использовались прежде всего для подготовки разделов диссертации о "деле врачей" (1952 - 1953 гг.) и развенчании мифа о готовившейся в 1953 г. депортации евреев.
К сожалению, значительный объем архивной информации по теме до сих пор не рассекречен. В РГАСПИ, например, — это чрезвычайно важные документальные массивы фонда ЦК ВКП (б) по управлению кадров (ф. 17, оп. 127) и административному отделу (ф. 17, оп. 136); в РГАНИ - это важнейшие материалы фондов 3 (Политбюро-Президиум ЦК КПСС) и 4 (Секретариат ЦК КПСС), которые пока что не переданы из АП РФ, вообще закрытом для исследователей. То же самое можно сказать и в отношении ЦАФСБ РФ, в котором доступны лишь незначительная часть документов по теме.
В значительной мере были использованы и опубликованные документы, в первую очередь включенные в крупные тематические
сборники . Была проработана и довольно обширная литература мемуарного характера, содержавшая весьма откровенные оценки и детализированные описания "еврейской политики", проводившейся Сталиным и его ближайшими сподвижниками, причем исходившие от людей, близко их знавших9. Сопоставление архивной информации с мемуарной как часть комплексного анализа фактов из взаимодополняющих друг друга источников значительно расширило возможности исследования. Определенная часть тематических данных и сведений была почерпнута и из монографических работ отечественных и зарубежных ученых.
Методология исследования. Методологическое кредо автора выражается формулой: политически неангажированное, объективное и непредвзятое исследование, в соответствии с проверенными веками принципами классической мировой и русской историографии. Не приемля нарративного подхода (формального описания событий, цитирования и пересказа исторических документов), автор стремился придать работе проблемно-аналитический характер, что диктовалось такой специфической доминантой темы, как проблема официального антисемитизма при Сталине, требовавшей ввиду почти полной ее неизученности углубленного и детализированного разбора.
Имея в качестве основных объектов исследования сталинский режим (политический фактор) и находившуюся под его "прессом" ИЕП ("человеческий фактор"), автор применил комбинированную методологию исследования, включавшую в себя элементы "технологии", как классической политической истории (научного направления, исповедующего приоритет "макроистории" с ее институционально-структурным и системным анализом), так и модернистской парадигмы социальной "микроистории" и культурно-исторической антропологии. Такой интегральный подход предполагал наряду с де-
тальной проработкой тематически стержневой сталинской "еврейской политики" и охват ряда "смежных" сюжетов ("еврейский вопрос" в семье Сталина и т.п.). Притом что подобные "уклонения" в периферийные частности корреспондировались с общеисторическим контекстом и носили не самодовлеющий, а вспомогательный характер, направленный на решение основных задач исследования, что, помимо прочего, гарантировало его от "перекосов" и "флюсов" при оценке тех или иных явлений и событий.
В изучении сталинского официального антисемитизма, имевшего специфическую социально-политическую природу, был применен принципиально отличный от теории тоталитаризма феноменологический подход, первостепенным для которого является не обобщение, а конкретизация, что, конечно, не препятствовало использованию компаративистской оптики.
Научная новизна исследования. Впервые в отечественной и мировой историографии специально исследуется проблематика взаимоотношений сталинского режима с советской ИЕП, причем в самый трагический для нее период — во время Холокоста и в окрашенные официальной юдофобией послевоенные годы. Анализ такого объема и такой важности архивного материала по данной проблематике еще не проводился. Как представляется, новаторским является и подход к формулированию темы, позволивший взглянуть на прошлое советской еврейской интеллектуальной элиты сквозь призму эволюции режима, эту элиту сформировавшего и определявшего на протяжении десятилетий ее судьбу. Но самое главное, впервые предпринята попытка с научных позиций определить роль, место, масштаб и специфику антисемитизма в системе верховной власти в СССР, раскрыть причины, породившие этот феномен, и на конкретных примерах проиллюстрировать наиболее типичные его проявления. Вместе с тем,
критически осмысливая некоторые устоявшиеся и претендующие на историческую адекватность трактовки сталинского антисемитизма, автор на основе комплексного анализа доступной ныне фактографии стремился выявить их научную несостоятельность, часто детерминированную подменой исторической правды различного рода мифологемами.
Практическая значимость работы. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы: в научно-педагогической практике — при разработке учебных и лекционных курсов по новейшей отечественной истории, и написании учебников, энциклопедий, работ обобщающего характера по истории национального строительства в СССР; в музейно-краеведческой работе — в подготовке музейных экспозиций и тематических экскурсий по истории национальных отношений, сталинизма и политических репрессий. Кроме того, материалы диссертации будут представлять интерес для создателей исторических программ на радио и телевидении, кино- и теледокументалистов, а также разработчиков законодательных актов в сфере межнациональных отношений. Без сомнения проявят интерес к диссертации государственные и общественные структуры, противодействующие как у нас в стране, так и за рубежом росту этнического экстремизма и специализирующиеся на подготовке и реализации воспитательно-просветительных программ по межнациональной толерантности.
Апробация результатов исследования. Изучение проблемы советского еврейства в условиях сталинизма на профессиональном уровне было начато автором в 1991 г., диссертация обобщает результаты и подводит итоги более чем пятнадцатилетнего исследовательского труда. По теме диссертации опубликованы 36 научных работ общим объемом около 100 п.л. (без учета переизданий) и осуще-
ствлено 12 документальных публикаций общим объемом около 90 п.л. Получили одобрительные отзывы рецензентов и положительные отклики в печати авторские монографии — "В плену у красного фараона. Политические преследования евреев в последнее сталинское десятилетие" (М., 1994)10и "Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм" (М , 2001; переиздана в 2003 г.)11. То же самое можно сказать и составленных автором тематических сборниках документов - "Еврейский антифашистский комитет в СССР, 1941-1948. Документированная история" (М., 1996) и "Государственный антисемитизм в СССР. От начала до кульминации, 1938-1953" (М., 2005)12.
Основные положения диссертации прошли апробацию как в научном, так и практическом плане. Автор неоднократно выступал с докладами по теме диссертации на заседаниях Ученого совета, на конференциях и "круглых столах" в Институте российской истории РАН, на заседаниях Центра "Россия, СССР в истории XX века" ИРИ РАН, на конференциях в ИНИОН РАН, РГГУ, на международных научных форумах, проводившихся Международным исследовательским центром российского и восточноевропейского еврейства (в Москве, Санкт-Петербурге, Иерусалиме; 2003-2006 гг.), Московским центром научных работников и преподавателей иудаики в вузах "Сэфер" (2002-2005 гг.). В 2005 г. в рамках проекта российско-венгерского научного сотрудничества диссертант выступил с докладами по проблематике истории Холокоста на "круглом столе" в ИНИОНе и Центре русистики Будапештского университета (Венгрия). В 2006 г. на коллоквиуме в Германском историческом институ-
Монография "В плену у красного фараона" вышла в переводах на английский и французский языки: Kostyrchenko G. Out of the Red Shadows: Anti-Semitism in Stalin's Russia. Amherst (USA), 1995; Kostyrtchenko G. Prisonniers du Pharaon Rouge. Aries (France), 1998.
те в Москве (ИНИОН) и на международной конференции в университете г. Валансьена (Франция) были прочитаны научные доклады, соответственно "Национальный вопрос Советском Союзе" и «"Пятый пункт" и режим секретности в СССР». На прошедших в том же году во Франко-российском центре по общественным и гуманитарным наукам (ИНИОН) международных конференциях он осветил темы: "Политика советского руководства от Сталина до Горбачева и проблема русского национализма в обществе" и «"Еврейский вопрос" как проблема возвращения, 1945-1953 гг.». В 2002, 2006 и 2007 гг. диссертант выступал с научными сообщениями на ежегодно созываемых Обществом изучения истории отечественных спецслужб "Исторических чтениях на Лубянке". В марте 2008 г. в рамках международной конференции "Гуманитарные чтения РГГУ-2008" принял участие в "круглом столе" «Кампания против "космополитизма"», сделав сообщение по теме "Антикосмополитическая кампания 1949 г.: проявление борьбы за власть в сталинском окружении или политического антисемитизма?". По материалам диссертации в Музее и общественном центре им. А. Сахарова были прочитаны публичные лекции для преподавателей гуманитарных дисциплин средних учебных заведений Москвы и Московской области (2001-2005 гг.). Тексты лекций легли в основу авторских разделов в "Книге для учителя: история политических репрессий и сопротивления несвободе в СССР", изданной в 2002 г. этим общественным центром.
Для придания исследованию композиционной стройности отдельные его контекстные составляющие, содержащие расширенную фактографию (но не принципиальные выводы и аналитику!) опускались со ссылкой на соответствующие разделы авторских монографий, где они изложены полностью.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Мережковский Д.С. Еврейский вопрос как русский // Тайна Израиля. "Ев
рейский вопрос" в русской религиозной мысли конца ХГХ - первой половины
XX вв. СПб., 1993. С. 303.
2 Всесоюзная перепись населения 1939 года. Основные итоги. М., 1992. С.
57; Краткая еврейская энциклопедия. В 11 тт. / Гл. ред. И. Онен, Н. Прат и др.
Иерусалим, 1976-2005. Т. 8. С. 190-191; Шварц СМ. Антисемитизм в Советском
Союзе. Нью-Йорк, 1952. С. 119; Pinkus В. The Jews of the Soviet Union: The His
tory of a National Minority. Cambridge (Mass.), 1988. P. 97; РГАСПИ. Ф. 17. On.
117. Д. 611. Л. 40; См. прим. 45 к главе 2.
Ларин Ю. Евреи и антисемитизм в СССР. М. — Л., 1929; Против антисемитизма [Сб. ст. и мат.] / Под ред. Г. Алексеева и др. М., 1930.
См., например: Зайончковский П.А. Российское самодержавие в конце XIX столетия (Политическая реакция 80-х — начала 90-х годов). М. 1970; Евсеев Е.С. Из истории сионизма в царской России // Вопросы истории. 1973. № 5. С. 59-78.
5 См.: Brent Jo., Naumov V. Stalin's Last Crime. The Plot Against the Jewish
Doctors, 1948-1953. N.Y., 2003. P. 287-295.
6 Советские евреи пишут Илье Эренбургу. 1943—1966 / Ред. М. Альтшулер,
И. Арад, Ш. Краковский. Иерусалим, 1993; Альтман И.А. История и судьба
"Черной книги" // Черная книга о злодейском повсеместном убийстве евреев не
мецко-фашистскими захватчиками во временно оккупированных районах Совет
ского Союза и в лагерях Польши во время войны 1941—1945 гг. / Под ред. B.C.
Гроссмана и И.Г. Эренбурга. Вильнюс, 1993. С. V—XVII; М., 1994; Костырченко
Г.В. В плену у красного фараона. Политические преследования евреев в СССР в
последнее сталинское десятилетие. М., 1994; Его же. Тайная политика Сталина.
Власть и антисемитизм. М., 2001; Мининберг Л.Л. Советские евреи в науке и
промышленности СССР в период Второй мировой войны (1941-1945 гг.). Очер
ки. М., 1995; Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945-1991. М., 1998;
Altshuler М. Soviet Jewry on the Eve of the Holocaust. A Social and Demographic
Profile. Jerusalem, 1998; Петрова H.K. Антифашистские комитеты в СССР,
1941-1945. М., 1999; Альтман И.А. Жертвы ненависти. Холокост в СССР,
1941-1945 гг. М., 2002 и др.
7 Государственный антисемитизм в СССР. От начала до кульминации, 1938
— 1953. В сер. "Россия. XX век. Документы" / Под общ. ред. акад. А.Н. Яковлева.
Сост. Г.В. Костырченко. М., 2005.
Еврейский антифашистский комитет в СССР, 1941-1948. Документированная история / Под ред. Ш. Редлиха и Г.В. Костырченко. М., 1996; Неправедный суд. Последний сталинский расстрел. Стенограмма судебного процесса над членами Еврейского антифашистского комитета / Отв. ред. В.П. Наумов. М.,1994; Советско-израильские отношения. Сб. документов. 1941-1953. В 2-х кн. / Под ред. Б.Л. Колоколова, Э. Бенцура и др. М., 2000 и др.
9 Аллилуева СИ. Двадцать писем к другу. М., 1990; Аллилуева СИ. Толь
ко один год. М., 1990; Хрущев Н.С Воспоминания // Вопросы истории. 1990. №
4, 7; 1991. № 11,12; 1992. № 1; Шепилов Д.Т. Воспоминания // Вопросы истории.
1998. №4, 5, 6, 7 и др.
10 Redlich Sh. Jews in Stalinist Russia, 1943-1953 II Jews in Eastern
Europe.1995. Winter. № 3 (28). P.67-71; Conquest R. Stalin and the Jews II The New
York Review. 1996. August. P. 46-48; Weinberg R. Rush to Publish II East European Jewish Affairs (London). 1996. Winter. Vol. 26. № 2 (26). P. 112-114; Abramson H. Out of the Red Shadows II The Russian Review (USA). 1997. January. № 1 (56). P. 141-142; Лапицкий М.И. Рецензия II Вопросы истории.1997. № 10. С. 166-167.
1' Kopchenova I. Stalin's State and the Jews II Jews in Eastern Europe. № 3 (46). Winter 2001. P. 93- 98; Гинцберг Л.И. Тайное становится явным II Вопросы истории. 2002. № 2. С. 164-166; Иголкин А.А. Умение ставить вопросы // Наш современник. 2002. № 5. С. 248-252; Лапицкий М.И. Рецензия // Pro et contra. 2002. Весна. С. 210-215; .Мадиевский С.А. Рецензия // Carriers du Monde Russe (Revue publiee avec le concours du Centre National du Livre). № 43/4. Octobre-Decembre 2002. P. 799-804; Мальков В.Л. Рецензия II Новая и новейшая история. 2003. № 2. С. 229-233; Vitenberg В. L'antisemitismo di Stato in Russia e Unione Sovietica II Ventunesimo Secolo. Anno 2. Marze 2003 (Luiss University Press, Roma, Italy). P. 255-265; Гатагова Л.С. Рецензия II Отечественная история. 2004. № 3. С. 196-198; Yoram Gorlizki II Journal of Modern History (Chicago University). June 2006. Vol. 78. № 2. P. 543-547.
Также подготовлены и размещены на вебсайте международного фонда "Демократия" две иллюстрированные документальные публикации для электронного альманаха "Россия. XX век. Документы": "Дело еврейского антифашистского комитета" ( 2002. № 4) и "Дело врачей" (2003. № 1); На сборник документов "Государственный антисемитизм в СССР. ..." вышла рецензия: Дейч М.М. Тайны XX века. Как убивали Михоэлса // Московский комсомолец. 2005. 6 сентября.
Анализ историографии
Поскольку тема "еврейской политики" Сталина находилась в СССР под запретом, официальной исторической наукой она не исследовалась, и ею в основном занимались деятели диссидентской оппозиции, причем почти исключительно с целью дискредитации власти. Подобный политический крен, продиктованный в условиях холодной войны пропагандистским заказом Запада, а также отсутствие полноценной источниковой базы обусловили научную уязвимость диссидентских работ, которые, тем не менее, сыграли и позитивную роль, хотя бы уже потому, что неподцензурная мысль объективно противодействовала окостенению исторического сознания советского общества. Наверное, первой такой "будоражащей" ласточкой была вышедшая в 1971 г. в Нью-Йорке книга Р.А. Медведева "К суду истории. Генезис и последствия сталинизма". В нее был включен предварительно подготовленный для самиздатского журнала "Евреи в СССР" очерк об антиеврейских репрессиях советских властей .
Та же тема интересовала и А.И. Солженицына, упомянувшего в парижском (1973 г.) издании "Архипелага ГУЛАГ" о подготовке Сталиным в 1953 г. переселения евреев в Сибирь. Правда, видимо, сомневаясь, в отличие от Медведева, в реальности такого плана, Солженицын упомянул о нем как о чем-то гипотетическом и с оговорками. С годами его скептицизм усилился: в переизданном в 1991 г. "Архипелаге" об этой версии уже не упоминалось . Наибольшей политизированностью, а значит и наименьшей достоверностью было отмечено вышедшее в 1981 г. в Нью-Йорке сочинение А.В. Антонова-Овсеенко "The Time of Stalin: Portrait of Tyranny" (русское издание известно как "Портрет тирана"), при подготовке которого автор, очевидно, следовал формуле: если факты не против Сталина, тем хуже для них. Существовавший в СССР дефицит информации о недавнем прошлом - следствие чрезмерной засекреченности автор пытался восполнить леденящими кровь небылицами: о поручении Сталина Президиуму ЦК "спасти" от погромов евреев посредством упомянутой депортации (для чего в Биробиджане якобы начали строить бараки); о том, что тех немногих из них, которых оставят в Москве, обяжут нашить на рукава желтые звезды; о том что арестованных на ЗИСе евреев "гебисты" затравили до смерти собаками, и т.п.3
Правда, опубликование через год в Лондоне книги оппонировавших власти историков-профессионалов М.Я. Геллера и A.M. Не-крича "Утопия у власти" знаменовало собой некоторый историографический прогресс (в плане качества подбора и анализа фактов), что, впрочем, не уберегло эту работу от недостатков, в том числе и серьезных: спорность общей концепции, обилие фактографических ошибок. Правильно определяя последние годы Сталина как кризисные, а официальный антисемитизм — наряду с усилившейся борьбой за власть между номенклатурными группировками - как одно из проявлений этого кризиса, авторы безосновательно отнесли возникновение этого явления к 1920-м гг. Кроме того, авторы представили легенду о подготовке депортации евреев как часть реального плана Сталина, направленного на развязывание новой мировой войны, с которой тот якобы связывал надежду увидеть Европу советской4. Ныне книга представляет интерес разве что как образчик диссидентского восприятия советской истории. Из всех диссидентских работ, вышедших до 1991 г. за границей, не устарела, пожалуй, только методологически добротная книга М.С. Восленского о генезисе советской номенклатуры
Со второй половины 1980-х гг., когда СССР захлестнула политическая либерализация, устоявшиеся парадигмы и "каноны" истории стали пересматриваться уже советскими верхами. Для "избранных" приоткрылись архивы властных структур партии и государства. В результате в "Известиях ЦК КПСС", других партийных изданиях появились статьи и подборки документов, уснащенные не только новой фактографией, но уже составленные не в привычной агитпроповской манере, а с большим приближением к идеологической нейтральности. Одна из таких работ — всесторонне фундированная и глубоко аналитическая статья Ю.С. Аксенова "Апогей сталинизма: послевоенная пирамида власти"5 - представляла наибольшую ценность для данного исследования. Уже в 1990-е гг. в той же аналитической стилистике, но в результате более углубленного освоения новой архивной информации была подготовлена работа О.В. Хлевнюка "Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы" (М., 1996).
Феномены русской и советской интеллигенции
Чтобы составить правильное представление о том, какое место занимала ИЕП сначала в российском, а потом и в советском обществе и какую роль та в них играла, важно осознать основное: она была неразрывной частью отечественного образованного слоя, из лона которого вышла, и потому социальные особенности ее идентичности имели отнюдь не меньшее, а в отдельные периоды истории даже большее значение, чем этнические. Эта главная генезисная особенность не только обуславливает правомерность использования понятия "русско-еврейская интеллигенция", но и заставляет детальней разобраться в "русских корнях" этого исторического феномена.
Начать с того, что термин "интеллигенция" был предложен в 1860-х гг. русским литератором П.Д. Боборыкиным. В отличие от западного родственного понятия "intellectuels", имевшего сугубо социологический смысл и использовавшегося начиная с эпохи Просвещения применительно к людям умственного труда, это русское нововведение носило более узкий характер и, имея главным образом идейно-политическую и морально-этическую окраску, распространялось только на тех "интеллектуалов", которые оппозиционно, критически относились к власти, причем, главным образом, с лево-либеральных идеологических позиций.
Известный ученый-экономист М.И. Туган-Барановский отмечал: "Под интеллигенцией у нас обычно понимают не вообще представителей умственного труда... а преимущественно людей определенного социального мировоззрения, определенного морального облика. Интеллигент — ... человек, восставший на предрассудки и культурные традиции современного общества, ведущий с ними борьбу во имя идеала всеобщего равенства и счастья. Интеллигент — отщепенец и революционер, враг рутины и застоя, искатель новой правды"!.
Другой русский мыслитель (либерально-религиозного толка) Г.П. Федотов, именуя русскую интеллигенцию "детищем Петровым", уточнял: "Прежде всего, ясно, что интеллигенция - категория не профессиональная. ... Приходится исключить из интеллигенции всю огромную массу учителей, телеграфистов, ветеринаров (хотя они с гордостью притязают на это имя) и даже профессоров.. ."2
Отсюда следует, что дореволюционной семиотике интеллигент это не просто образованный человек, а "критически мыслящая" и, как правило, оппозиционно настроенная по отношению к власти личность, прогрессист, но никак не консерватор. Более того, противостоя в духовной сфере русскому традиционализму, русская интеллигенция еще с конца XVIII века, но особенно с эпохи либеральных реформ Александра II была сильно подвержена идейному влиянию революционного радикализма, коим заражала все российское образованное общество. Философ и литератор В.В. Розанов — тонкий и "ге-ниальный наблюдатель русской души" , да и еврейской тоже — был, между прочим, во многом прав, утверждая в январе 1913 г.: «Я думаю, русские евреев, а не евреи русских, развратили политически, развратили революционно. Бакунин и Чернышевский были раньше "прихода евреев в русскую литературу"»4.
После захвата власти большевиками социальная идентичность отечественной интеллигенции претерпела существенные качественные изменения. Поскольку новые хозяева страны почти изначально стали жестко пресекать любые проявления политической оппозиционности, интеллигенты, в большинстве своем враждебно настроенные (особенно на элитарном уровне) к большевикам, были поставлены ими перед судьбоносным выбором : либо, отстаивая свое свободомыслие, открыто противопоставить себя советскому государству и тогда почти наверняка пасть жертвой "красного террора" или быть изгнанными из страны, либо, коренным образом "перестроившись" и отказавшись от традиционного фрондерства, не только декларировать лояльность к новой власти, но и — дабы элементарно выжить — пойти к ней на службу как к монопольному в стране работодателю и подателю всех жизненных благ.
Советские верхи и трагедия Холокоста
Вторгшись в пределы СССР и используя преимущества нападающей стороны, гитлеровские войска развили стремительное наступление. На отдельных направлениях немецкие бронетанковые и моторизированные части буквально за часы вклинивались на десятки километров в глубь советской территории. В таких условиях приграничных западных областях СССР не могло быть и речи о сколько-нибудь организованной эвакуации гражданского населения и их имущества. Однако еще до окончания Второй мировой войны на Западе стали появляться работы и статьи, авторы которых из числа просоветски настроенных социалистов и левых сионистов уверяли, что летом 1941 г. руководство в Москве предприняло экстренные меры (якобы Сталин или подписал специальную директиву, или был издан специальный указ Президиума Верховного совета СССР) по спасению евреев в угрожаемых районах путем их первоочередной эвакуации !. Ныне этим утверждениям склонен доверять и А.И. Сол-женицын , хотя еще в начале 1950-х гг. такой авторитетный специалист по истории советского еврейства, как СМ. Шварц, документально всесторонне обосновал и тщательно аргументировал безосновательность такой точки зрения .
Помимо того, что реальность какого-либо распоряжения советских властей о первоочередной эвакуации евреев никогда не была подтверждена фактически, имеется и косвенное доказательство легендарности указанной директивы. Оно заключается в наличии бесспорно документально установленного порядка проведения эвакуации в годы войны, которая регламентировалась строго секретным постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 27 июня 1941 г. Согласно этому нормативу первоочередному вывозу на восток подлежали важнейшие промышленные, сырьевые ценности, продовольствие, ответственные партийные и советские работники, квалифицированные рабочие, инженеры, служащие. Из остального гражданского населения эвакуировались прежде всего годная к военной службе молодежь, а также женщины и дети. При этом этнический фактор вообще не упоминался. Однако он брался во главу угла в ходе развернувшихся тогда в прифронтовых районах насильственных этнодепорта-ций советских граждан, таких, например, национальностей, как немцы и финны, которые в условиях войны стали считаться потенциально опасными . Поэтому разговоры о попытках Сталина предпринять в годы войны специальные акции по спасению советских евреев можно однозначно квалифицировать как политическое мифотворчество.
Вместе с тем известно, что власти прифронтовых регионов дабы оправдаться перед центром за хаотическое и паническое бегство от врага предоставленных самим себе мирных жителей стремились переложить всю ответственность на само гражданское население, в том числе и на евреев. Скажем, секретарь ЦК КП Белоруссии П.К. Поно-маренко, докладывая Сталину в начале июля 1941 г. о том, что вся агитация врага "идет под флагом борьбы с жидами и коммунистами, что трактуется как синонимы", утверждал, что панический исход беженцев на восток "объясняется в известной степени большой еврейской прослойкой в городах: их объял животный страх перед Гитлером, и вместо борьбы - бегство"5.
Это обвинение было по меньшей мере несправедливым, поскольку в трусости были уличены сами белорусские руководители, подававшие пример малодушного и безответственного поведения. Установлено, например, что 26 июня 1941 г. ряд секретарей ЦК КП Белоруссии и других республиканских "ответственных партийных, советских и хозяйственных работников" самочинно оставили Минск, выехав вместе с семьями на легковых машинах в Москву, где укрылись в постпредстве БССР. То же происходило и в других городах республики. Например, в Гомеле. Там секретарь обкома партии и председатель горисполкома, воспользовавшись своим служебным положением, провели первоочередную эвакуацию собственных семей, отправив их в Москву и Краснодар. Правда, центр в лице Маленкова быстро "одернул" запаниковавших было "белорусских това-рищеи .
