Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Влияние культурно-просветительной политики советского государства периода нэпа на социокультурный облик крестьянства Среднего Поволжья 38
1. Реализация антирелигиозной политики советского государства и отношение к ней крестьянства 38 - 77
2. Борьба с неграмотностью и малограмотностью в средневолжской деревне 78 - 103
3. Культурно-массовая работа в крестьянской среде 104 - 138
Глава II. Политика советской власти в области организации и формирования системы здравоохранения, охраны материнства и детства и ее роль в переустройстве крестьянского быта 139
1. Развитие системы здравоохранения, распространение медицинских знаний и изменение традиционных представлений крестьян в сфере санитарной культуры 139 - 179
2. Мероприятия советской власти в области охраны материнства и детства и их реализация в средневолжской деревне 180-199
Заключение 200-212
Список использованных источников и литературы 213 - 271
Приложение 272 - 312
- Реализация антирелигиозной политики советского государства и отношение к ней крестьянства
- Борьба с неграмотностью и малограмотностью в средневолжской деревне
- Развитие системы здравоохранения, распространение медицинских знаний и изменение традиционных представлений крестьян в сфере санитарной культуры
- Мероприятия советской власти в области охраны материнства и детства и их реализация в средневолжской деревне
Реализация антирелигиозной политики советского государства и отношение к ней крестьянства
В деле формирования нового человека советской формации религиозный вопрос занимал далеко не последнее место. Если решить задачу «полного отделения церкви от государства» государству удалось в законодательном порядке в первые годы советской власти , то вытеснение религиозной составляющей из сознания большей части населения требовало поиска других методов, что являлось гораздо более сложной задачей. Целью нэповской политики стало преобразование духовной, культурной и бытовой жизни крестьянского населения на атеистических началах. Решение религиозного вопроса требовало от власти обдуманных, осторожных действий, так как вопрос свободы совести составляет сферу глубоко личных убеждений, посягательство на которые может вызвать протест и отторжение от проводников антицерковной политики.
Россия оказалось первым государством, где осуществлялся опыт социалистического строительства, претворялись в жизнь марксистские идеи. Отсюда опыт проб и ошибок в решении различных вопросов экономической, политической, культурной жизни. Нельзя однозначно охарактеризовать религиозную политику советского государства в период нэпа и отношение сельского населения к ней. Исследование нами данной проблемы на примере крестьянства Среднего Поволжья это подтверждает.
В начале 1920-х годов большинство населения (65%) исповедовало православие1. Религия определяла мировоззрение крестьян, влияла на формирование их жизненных целей и ценностей2. Религиозность в крестьянской среде основывалась на уважении к традициям, соблюдении и почитании обычаев, в которых концентрировались многовековые наблюдения, хозяйственный опыт предков, критичное восприятие новшеств3.
Основные этапы хозяйственной деятельности, досуг сельчан определялся чередой церковных праздников4. Все рубежные события в жизни крестьянина связывались с Божественным промыслом5. В соответствии с церковным календарём 140 дней в году считались выходными, нерабочими, из них 52 дня были воскресными, 30 приходилось на долю церковных и государственных праздников, а 58 являлись народными, храмовыми и бытовыми праздничными днями .
Религиозные убеждения находили отражение в одежде, жилище, домашней утвари крестьян. В каждой избе имелся красный угол, описание которого мы нашли в материалах анкеты Академии истории материальной культуры «О влиянии войны на быт населения» (1923-1925 гг.) по Пензенской губернии: «красный угол устраивается в так называемом переднем углу или в форме часовни, или божницы, где стоят образа, висит лампада и разные картины религиозного содержания. Украшается красный угол искусственными цветами, вырезной бумагой и вербой. В красном углу хранится крещенская вода, свечи от стояний и просфоры для сева. По обе стороны красного угла вешаются картины, портреты, зеркала и полотенца» . Для многих сельских жителей посещение - 40 церкви, помимо выполнения религиозного долга, было и возможностью пообщаться друг с другом, обсудить новости, присмотреть жениха или невесту.
Деревенский житель все происходящее воспринимал через призму божественной воли. Во многом это детерминировалось близостью к природе, зависимостью от нее1. Земля, которая поила и кормила крестьянина, являлась для него Божьим даром, труд на ней был сопряжен с ответственностью перед Богом. При этом отношение крестьян к божественному носило бытовой, практический характер, минимизируя духовную составляющую их религиозности. Бог трактовался как высшая сила, от расположения которой зависело благополучие человека, поэтому ее необходимо было умилостивлять. Так, в случаях недорода, засухи, падежа скота на помощь сельчанам приходила святая вода, совершались молебны и крестные ходы . В этом проявляется наследие языческого миро- и боговосприятия. Соблюдение обрядов ЯВЛЯЛОСЬ данью традиции. Устойчивость религиозного сознания объяснялась еще и неграмотностью крестьянского населения. Для исследуемого региона такое положение было наиболее характерно, так как большинство населения составляло неграмотное крестьянство.
Таким образом, религиозное мировоззрение составляло основу социокультурного облика крестьянства, было обусловлено самим укладом крестьянской жизни, что определяло сложность, драматичность, длительность решения религиозного вопроса на селе.
Принимая во внимание все вышеперечисленные особенности крестьянской психологии, государственное руководство в период нэпа изменило отношение к антирелигиозной работе, как одной из функций агитпропа, поставив в число основных задач государства1. Однако методы ее осуществления на протяжении 1920-х годов изменялись сообразно трансформации политической системы.
Партийно-советское руководство ленинского периода считало, что ликвидация одной из важнейших социально-экономических основ религиозности деревенского населения - мелкого крестьянского хозяйства, зависимого от природных условий и колебаний рынка, усиление атеистической работы, успехи просвещения - позволят отодвинуть религию на задний план в жизни крестьян. Государство видело возможность религиозного освобождения в социально-экономическом и культурном обновлении, перевоспитании деревни. На решение этих задач и была направлена политика советского государства периода нэпа в деревне. Главное условие - внедрение социалистических производственных отношений в хозяйственную жизнь крестьянства посредством вовлечения единоличников в разные формы коллективных хозяйств, так как смысл всех религиозных таинств - в непосредственном, личном диалоге человека с Богом.
В сталинском видении социалистического преобразования деревни доминировала идея и практика насильственного изменения материальных и духовных начал жизни села на атеистической основе. Власть считала необходимым лишить религию как надстройку ее материального базиса. Поэтому коллективизация и раскулачивание явились основой богоборческой политики во второй половине 1920-х годов.
Первым законодательным шагом в направлении замещения религиозного мировоззрения антирелигиозным стало принятие в мае 1921 года Постановления ЦК РКП(б), в котором ставилась задача «на место религиозного миропонимания поставить стройную коммунистическую научную систему», для чего от антирелигиозной агитации периода гражданской войны перейти к более углубленной атеистической работе в условиях мирного социалистического строительства .
Осенью 1921 года была создана Антирелигиозная комиссия при Агитационно-пропагандистском отделе ЦК РКП(б). В ее функции входило направление и координация атеистической работы партийных, советских и общественных организаций . При Антирелигиозной комиссии существовала специальная подкомиссия по работе в деревне.
Согласно Циркуляру ЦК РКП(б) «О постановке антирелигиозной пропаганды» от 1922 года, атеистическую работу необходимо было проводить сообразно хозяйственному и культурному строительству в стране .
Устойчивость традиций в крестьянском социуме препятствовала достижению результатов антирелигиозной пропаганды. Так, в отличие от города, где довольно быстро жители стали отдавать предпочтение гражданской регистрации брака, в средневолжской деревне число браков, заключаемых без церковного обряда, стало преобладать над «церковными» браками лишь к концу 1930-х годов, что свидетельствует о постепенной трансформации отношения крестьян Среднего Поволжья к религии. «Обычаи венчания, крещения и прочие религиозные обряды у наших баб сохраняются. Запись без венчания не признают. Грозят всякими несчастьями на том и на этом свете» (Самарская губерния)4.
Борьба с неграмотностью и малограмотностью в средневолжской деревне
Окончание гражданской войны и переход к нэпу объективно потребовали глубокой перестройки всей идейно-воспитательной и культурно-просветительной работы. Эта работа была направлена на закрепление изменений, произошедших в стране в годы революции и гражданской войны в политическом сознании и мировоззрении населения.
Достигнуть этих целей советское государство планировало путем проведения культурных преобразований, являвшихся неотъемлемой частью плана построения социализма, что было объявлено на X съезде РКГТ(б), обратившем внимание местных парторганизаций на усиление работы по коммунистическому воспитанию и ликвидации культурной отсталости, особенно в деревне и национальных районах. В связи с этим был взят курс на усиление работы в области политического просвещения граждан и развертывание борьбы против массовой неграмотности.
Проблема ликвидации неграмотности неразрывно была связана с политическими и экономическими задачами нэпа. Для восстановления народного хозяйства требовались кадры, не только обладающие навыками чтения и письма, но и политически грамотные. В. И. Ленин подчеркивал, что «ликвидация неграмотности является непременным условием культурного подъема народа, основой его политического просвещения»1. Поэтому ликвидация неграмотности была призвана ввести крестьян в поток культуры, в сферу политических отношений; должна была послужить стартовым рубежом в деле формирования человека коммунистической формации. «Кроме грамотных нужны культурные, сознательные, образованные трудящиеся, нужно, чтобы большинство крестьян определенно представляло себе те задачи, которые стоят перед нами»1.
Грамотность является фундаментом образования, основой культуры человека. Безусловно, показатели уровня грамотности и образования не являются исчерпывающими критериями культурного развития. В дореволюционной России проблема ликвидации неграмотности среди крестьянского населения в масштабах государственной политики практически не решалась. Поэтому в русской деревне сформировалась целая система бесписьменной народной культуры, вобравшей в себя элементы народных знаний, многовековой хозяйственный опыт, нормы поведения, мировоззрение, народное творчество. Однако возможности этой патриархальной культуры в изменившихся политических, экономических и социокультурных условиях были ограничены. В связи с этим, борьба с неграмотностью стала одним из приоритетных направлений политики советской власти периода нэпа.
На 1921 год, по примерным подсчетам, из 100 млн человек, проживающих на территории РСФСР, 85 млн приходилось на долю деревни2, подавляющее большинство населения которой было неграмотно. На территории Среднего Поволжья население деревень составляло 90%3. Самарская губерния по уровню грамотности занимала одно из последних мест в стране: почти Уз ее жителей не умели ни читать, ни писать, лишь 21,9% населения было грамотным . Аналогичная ситуация наблюдалась в Пензенской и Симбирской губерниях. Положение осложнялось тем, что аграрный и экономически отсталый край пострадал от голода и гражданской войны. Наибольший процент неграмотных приходился на культурноотсталые национальные районы региона5.
В соответствии с декретом о ликвидации неграмотности, все трудоспособное население от 18 до 35 лет, не умеющие читать и писать, должно было быть обучено грамоте на родном или русском языке к 10-й годовщине Советской власти1. Реализация намеченных масштабных социокультурных задач в значительной степени зависела от размеров финансирования со стороны государства.
Однако в условиях необходимости восстановления народного хозяйства и дефицита средств государство сократило ассигнования на нужды образования, а затем перевело содержание культурно-просветительных учреждений на скудный местный бюджет . На состоявшейся в декабре 1921 года XI Всероссийской партийной конференции было заявлено: «Неизбежные в этих условиях жертвы в области удовлетворения тех или иных потребностей должны быть принесены без колебания, ибо без решительного сокращения государственного бюджета восстановление народного хозяйства Советской России невозможно» .
Результатом предпринятых мер в условиях финансового кризиса стало фактически сведение «на нет» расходов на образование: с 10% в 1920 году до 2% в 19224. В это время усилия местных властей были сосредоточены на решении проблемы голода, финансовые средства были ограничены. В местном бюджете Самарской губернии расходы на народное образование в 1922 году составили 25%, в Симбирской - 28,4%, обеспечивая 60% всех расходов5, тогда как средний размер местных отчислений, установленный Наркомпросом, должен был составлять 35%. Закономерным следствием такого финансирования стало массовое закрытие политпросветучреждений в деревнях Среднего Поволжья.
Уездные бюджеты на тот период времени находились в стадии формирования, волостные - отсутствовали, существовали только губернские, поэтому основным источником для содержания сельских культурных учреждений должно было стать натуральное самообложение крестьян.
Губернскими отделами народного образования (ГубОНО) были разработаны специальные инструкции о порядке и нормах такого обложения.
Проводить обложение предлагалось в зависимости от доходности хозяйств, а не от степени обслуживания просветучреждениями1. Волостные бюджеты были призваны нивелировать возможную финансовую зависимость от конкретных зажиточных крестьян, чтобы не допустить их влияния на характер культурной работы.
Заключение договоров о передаче культурно-просветительных учреждений на содержание населения началось на территории Среднего Поволжья в сентябре 1922 года. В соответствии с ними крестьянство должно было осуществлять ремонт, оплачивать расходы по отоплению, освещению помещений. К волостному самообложению сельское население региона относилось по-разному: «местами с полным сочувствием, местами - и таких больше - с недовольством и даже крайним раздражением»2.
Исполнение условий договоров вследствие хозяйственной разрухи и ограниченности материальных возможностей крестьянства не обеспечивало необходимого содержания культурно-просветительных учреждений3, увеличивало сокращение их численности4. Так, в Самарской губернии количество пунктов ликвидации неграмотности сократилось в 1922-1923 гг. с 471 до 1355. Закономерным следствием стал рост числа неграмотных в регионе в начале 1920-х годов6. Таким образом, социально-экономические проблемы начала нэпа существенно тормозили процесс ликвидации неграмотности среди населения региона.
В губерниях Среднего Поволжья обучением была охвачена узкая возрастная группа крестьян1: «на ликпунктах обучаются, по преимуществу, полуграмотные и малограмотные дети-переростки 12—16-летнего возраста, а контингент неграмотных остается вне ликпунктов или привлекается в ничтожном проценте (на 15-20 детей - 1-2 взрослых)» .
В первые годы нэпа такое положение наблюдалось на селе не только в связи с ограниченностью сети пунктов ликвидации неграмотности, но и с тем, что средневолжские крестьяне не всегда добровольно и охотно шли учиться . «Век прожил неграмотным, а живу не хуже других, а, пожалуй, лучше», «какое ученье взрослому человеку, ... да и стесняемся, что ничего не знаем», «нам не до этого, голова не этим набита»4. Подобные взгляды были связаны с традиционализмом и настороженным отношением к переменам, с массой хозяйственных забот, недоверчивым, осторожным отношением к учителям, новой власти. «Учителя авторитета среди населения не имеют; на них смотрят как на администраторов». «Плохо учат: раньше в год все знал, а теперь пять лет ходи, - ничему не научишься»5.
Нередко средневолжские крестьяне считали, что культурно-просветительные учреждения необходимо освободить от политического влияния , ограничить внедрение новых методов обучения, ввести преподавание закона божьего. Подобные факты свидетельствуют о том, что крестьяне Среднего Поволжья видели в школах и ликпунктах, помимо прочего, инструмент политического давления новой власти.
Развитие системы здравоохранения, распространение медицинских знаний и изменение традиционных представлений крестьян в сфере санитарной культуры
Социокультурный облик человека любого исторического периода складывается из множества взаимосвязанных и взаимообусловленных компонентов, одним из которых являются условия жизни, физическое состояние, забота о собственном здоровье и здоровье своих близких. Качественные составляющие этих характеристик специфичны для различных социальных групп населения, в том числе для крестьянства, оказывают непосредственное влияние на демографические показатели, прямопропорциональны состоянию и социальному характеру системы здравоохранения, экономическому положению в стране.
Советская власть в деле построения нового государства и формирования человека советской формации не могла обойти вниманием такую важную сферу социальной политики как здравоохранение, положение в которой оставляло желать лучшего1.
Поэтому одной из важнейших социокультурных задач было провозглашено «обеспечение общедоступной бесплатной и квалифицированной лечебной и лекарственной помощи», «борьба с социальными болезнями»2.
Густонаселенное Поволжье являлось одной из самых опасных в эпидемиологическом плане областей как в имперский период, так и в первое советское десятилетие. В отчетах чиновников Поволжье представлялось «регионом бедствий», «воротами в Азию», откуда через Каспий приходит холера и другие «повальные болезни»1.
На территории Нижней и Средней Волги был зафиксирован самый высокий уровень смертности населения . Положение осложнялось темнотой и отсталостью крестьянства, составлявшего абсолютное большинство жителей региона. Поэтому одних мер борьбы с заболеваниями было не достаточно, требовались мероприятия, повышающие общий культурный уровень населения. Эти два направления деятельности составляли основу нэпа в области здравоохранения.
Перед советским государством стояла непростая задача повышения жизненного уровня населения. Необходимо было продумать и осуществить политическую линию, позволяющую изменить сложившуюся ситуацию в области здравоохранения, разрешить проблему последствий голода, в том числе эпидемий, обеспечить медицинской помощью все население страны, а также изменить сознание, мировоззрение, привычки населения. Отдельным направлением этой политической линии должна была стать работа с крестьянским населением страны. Решение этих задач требовало существенных финансовых вложений со стороны государства. Однако нэп внес коррективы в порядок финансирования, организацию и развитие системы здравоохранения .
В условиях низкой покупательной способности рубля , продолжающегося роста инфляции, повсеместного дефицита денежной массы, сложностей с выплатой жалования медицинскому персоналу и с приобретением необходимых для нужд здравотделов товаров на рынке, в мае 1922 года был осуществлен перевод учреждений здравоохранения на местные бюджеты.
С помощью налогов, поступающих в ведение местных исполнительных комитетов, планировалось укрепить губернские бюджеты. Недостающие средства должны были обеспечиваться самим населением через самообложение.
На государственном финансировании остались железнодорожная, военно-санитарная, водная медицина, курорты общесоюзного значения, эвакуационный и административный аппарат здравотделов, лечебно-санитарных органов в голодающих губерниях, борьба с эпидемиями1.
Ответом на эту меру был «панический телеграфный вопль» губздравотделов. Их положение усугублялось отсутствием законодательного акта, уточняющего нормы обложения . Государственными средствами обеспечивались лишь 5% больничных коек и персонал. Здравоохранение многих губерний, в том числе средневолжских, оказалось в критическом положении. Переход к платности за медицинские услуги «не дал никаких положительных результатов и вредно отразился на положении медико-санитарного дела, оттолкнув от него население», - отмечалось на съезде отделов здравоохранения в конце 1922 года3.
В начале 1920-х годов, несмотря на значительное сокращение количества медицинских учреждений, их число превосходило довоенную земскую сеть. Это видно из данных таблицы, в которой отражено состояние лечебной сети по 16 губерниям, в число которых входили: Пензенская, Симбирская и проч. (приложение 16)4.
Возможности органов здравоохранения указанных губерний ограничивались нехваткой квалифицированного персонала больниц, топлива и продовольствия, нехваткой медицинских средств, цены на которые в деревенских аптеках устанавливались очень высокие5. В 1922 году Наркомздрав, принимая во внимание тяжелую ситуацию с обеспеченностью медикаментами на селе, издал циркуляр, в котором предлагалось использовать возможности нэпа: привлекать кооперацию к отпуску лекарств, перевязочных средств, предметов гигиены. Но в этом случае лекарства не проходили проверку на доброкачественность и гигиеничность условий их хранения.
В 1923 году на пятом Всероссийском съезде Здравотделов было отмечено, что состояние сельской участковой медицины характеризовалось крайней недостаточностью числа врачебных участков, их большим радиусом и площадью. В 1923 году на XII съезде Советов, обсуждавшем состояние здравоохранения в стране, было отмечено, что «положение с оказанием медицинской помощи на селе крестьянскому населению сейчас внушает самые глубокие тревоги, и улучшение его должно быть поставлено ударной задачей, как одно из проявлений того общего направления нашей советской политики, которое характеризуется поворотом «лицом к деревне», т. е. к большему вниманию к нуждам крестьянского населения»1.
В национальных районах положение было еще тяжелее по причине ограниченности самой медицинской сети. Так, в Пензенской губернии «сеть лечебных учреждений в мордовских и татарских селениях почти совершенно, вплоть до последних лет, отсутствовала, и только за последние годы Губисполкомом открыто некоторое количество лечебных учреждений. В текущем году (1924 год - Л. П.) в мордовских селениях существует 3 больницы, 4 врачебных амбулатории и 6 фельдшерских пунктов, а в татарских одна лечебная амбулатория»2.
В 1923 году был издан декрет ВЦИК и СНК РСФСР «Об основах построения нормальной (волостной) организации здравоохранения» . Декрет предписывал организацию в каждом волостном и районном центре больниц, осуществляющих лечебные и профилактические функции, борьбу с социальными болезнями, охрану материнства и детства и санитарное просвещение населения.
Районные больницы должны были располагать амбулаторией, терапевтическим, родильным, инфекционным отделениями, зубоврачебным кабинетом, аптекой, дезинфекционной установкой. При больнице должна была действовать женская консультация, ясли, детская площадка, оспопрививальный пункт, передвижная выставка по санитарному просвещению1. Большое внимание в декрете уделялось организации деятельности населения в помощь органам здравоохранения и санитарному просвещению. Укомплектование больниц Среднего Поволжья в соответствии с требованиями декрета растянулось до конца нэпа.
Результатом перевода медицинских учреждений на местный бюджет стало закрытие больниц, перевод многих из них на положение врачебно-амбулаторных пунктов, сокращение числа коек и медицинского персонала. Жалование медработникам выплачивалось нерегулярно и не полностью, что вызывало отток квалифицированных кадров из села. Так, в 1921 году лишь 28% врачей работали в деревне, а 72% - в городе, к 1922 году в городах было сосредоточено уже более 80% врачей, а число фельдшерских пунктов фактически было равно числу врачебных участков.
Весь медико-санитарный персонал Среднего Поволжья исчислялся 3122 медицинскими работниками по основному и 396 по побочному занятию. Врачей среди них насчитывалось 323 человека, тогда как сельское население Среднего Поволжья составляло 9097,5 тыс. чел. Медицинская помощь на селе оказывалась, главным образом, молодыми и неопытными фельдшерами и акушерками, их число равнялось 1306 человек2. В их обязанности, «помимо осмотра больных и выписки лекарств», входило еще изготовление последних . Закономерным следствием дефицита медицинского персонала являлся высокий уровень заболеваемости среди сельского населения средневолжских губерний.
Мероприятия советской власти в области охраны материнства и детства и их реализация в средневолжской деревне
Женщина на селе издавна являлась главной трудовой и общественной силой. Это касалось как процесса сельскохозяйственного производства, работы в личном подсобном хозяйстве, так и формирования общественного мнения в своей среде. В силу традиционности крестьянской культуры и образа жизни роль женщины в деревенском социуме оставалась неизменной и в начале нэпа.
Положение крестьянки современник М. Горький охарактеризовал следующим образом: «В этом частном хозяйстве крестьянина жена его с незапамятных времен несла и несет на плечах своих каторжный труд, преждевременно истощающий ее силы. Она одновременно прачка и скотница, хлебопек и нянька, пряха и швея, огородница и стряпуха, водонос и банщица — трудно перечислить все ее «домашние обязанности», которые низводят ее, человека, на степень домашнего животного, которое ценится дешевле лошади, хотя лошадь работает неизмеримо меньше, чем женщина-крестьянка»1.
Деревенские женщины, осознавая свое положение, так характеризовали себя в 1920-е годы:
Я и лошадь, я и бык. Я и баба и мужик. Я и сею, я и жну, На себе дрова вожу. В 1922-1923 годах крестьянкам Среднего Поволжья приходилось трудиться примерно 16 часов в сутки .
Признавая значение женщины во всех сферах жизни деревни и осознавая ее незащищенное, а порой и бесправное положение, советская власть ставила задачей уравнять женщину в правах с мужчиной, изменить патриархальный характер семейных отношений через вытеснение частного семейного быта, разрушение принципа незыблемости семейных уз, идею общественного воспитания детей, место женщины в общественном сознании деревни, социокультурный облик самой крестьянки посредством вовлечения ее в общественное производство и развитие ее социальной активности.
Отдельным направлением нэпа в решении этих задач, а также в деле улучшения социально-демографической ситуации в стране являлось решение проблемы охраны материнства и младенчества, социальной защиты женщин и детей, так как главной функцией женщины оставалось рождение и воспитание нового здорового поколения.
По этой причине, а также в связи с тем, что крестьянки активно участвовали в формировании общественного мнения, власть в 1920-е годы усиленно стремилась привнести в их сознание социалистические ценности, сделать активными поборницами, защитницами, проводницами этих ценностей на селе. Так, государство диктатуры пролетариата с большим вниманием относилось к участию крестьянок в выборах Советов и выдвижению их самих в члены Советов.
Советы руководили хозяйственной, культурной жизнью на местах, занимались проблемами быта, детских учреждений. Привлечение женщин к решению этих вопросов, предпринятое именно в период нэпа, призвано было убедить их на практике, что новая власть защищает интересы женщин, равно как и мужского населения, создать благоприятную базу для формирования в определенном направлении их политического сознания.
Женщины Среднего Поволжья в большинстве своем не принимали участия в работе Советов, не интересуясь ею, считая не своим делом, не имея времени или опасаясь критики и насмешек, что «не бабье дело соваться в политику», исходивших от мужской части населения, а порой и от сельских руководителей1.
Знать, навыворот на свете все идет: Баба умную в Совете речь ведет.1
Так, в Пензенской губернии в 1925 году сельские женщины не пользуются и не желали «пользоваться своими гражданскими правами»2. «В Ульяновской губернии ни одной женщины в волисполкоме. Это явление лишний раз подтверждает наличие отрицательного отношения к женщине как к равноправному члену крестьянской общины и заставляет скептически относиться к сообщениям о чрезмерно увеличившейся активности крестьянки»3.
Пятое Всесоюзное совещание заведующих женотделами, проанализировав слабое участие женщин в выборах в Советы, пришло к выводу, что причиной этого была «бытовая культурная и политическая слабость женщин»4. В одном из периодических изданий периода нэпа справедливо отмечалось: «если революция формально дала права женщине, раскрепостила ее, то в жизни доля русской женщины-крестьянки осталась той же, что и была. Правда, есть единицы среди женщин, подхваченные волной революционной бури, их влияние на своих сестер-крестьянок огромно, но это — капля в море женской забитости и невежества»5.
Еще одной причиной недостаточно активного участия крестьянок в общественно-политической жизни на территории Среднего Поволжья являлась слабая «массовая работа среди крестьянок на местах из-за отсутствия кое-где соответствующих работников, а также недостаточного внимания к этой работе со стороны парторганизаций»6, «большинство отчетов указывают на полный упадок работы среди женщин (летняя страда, отсутствие женорганизатора и т. д.)»7.
Круг интересов средневолжской крестьянки продолжал замыкаться на домашнем хозяйстве, соблюдении религиозных постов, церковных обрядов, рождении и воспитании детей. В сельской местности рождаемость традиционно была выше, чем в городе. Это было связано с наличием собственного хозяйства, требующего большого количества работников1.
Поэтому в крестьянской семье дети всегда считались большой ценностью, но при этом не столько радостью, сколько необходимостью, так как на их помощь рассчитывали, особенно в старости. В 1926-1927 годах суммарный коэффициент рождаемости для одной женщины составлял примерно пять рождений . Советское государство поддерживало в крестьянской среде традицию многодетности, установив принцип наделения землей в зависимости от числа едоков в семье.
Традиционным для сельской местности был высокий уровень детской смертности3. Несмотря на определенное сокращение ее показателей к концу 1920-х годов, Среднее Поволжье оставалось одним из наиболее неблагополучных в этом смысле регионов. Среди сельского населения региона в 1927 году число умерших детей в возрасте до одного года на тысячу родившихся составляло 212 человек. Этот показатель превышал аналогичный по европейской части СССР (194), уступая лишь Уральскому (369) и Вятскому (324) регионам4. Только благодаря тому, что в крестьянской семье рождалось много детей, поддерживался высокий прирост населения. Шел естественный отбор родившихся на выживаемость.
Еще в конце XIX века профессор С. П. Боткин, обеспокоенный проблемой детской смертности, обратился в общество детских врачей с просьбой о содействии в ее решении. Созданная комиссия определила причины высокого уровня детской смертности в семьях крестьян. В их числе: слабость и болезненность родителей, истощенность физическим трудом, распространенность инфекционных и социальных заболеваний, связанных с недостатком питания, злоупотребление алкоголем, гигиеническая неграмотность, негативное влияние предрассудков, недостаток акушерок, антисанитарные условия жилья, образа жизни, недостаточный присмотр за детьми, нехватка чистой воды и др.
Многие из перечисленных проблем сохранились в средневолжской деревне и в период нэпа. Общей причиной высокой смертности в селах Среднего Поволжья был низкий уровень культурного и экономического развития крестьянства, образ жизни, недостаточный уход за грудными детьми, плохой присмотр, неправильное питание, неоказание своевременной медицинской помощи.
Положение медицинского обслуживания на селе осложнилось с переходом к нэпу: в силу недостатка государственных средств, оно стало осуществляться за счет организации крестьянской взаимопомощи. Крестьянские общества взаимопомощи, согласно одноименному положению от 28 сентября 1924 года, обязаны были «содействовать государственным органам в оборудовании, содержании и снабжении находящихся в районе действия общества инвалидных учреждений, больниц, школ, детских домов, яслей, бесплатных столовых и т. п., а при возможности открывать и содержать таковые собственными средствами»1. Однако средств не хватало, поэтому общества крестьянской взаимопомощи не могли успешно справляться с выполнением возложенных на них функций.
В сельской местности Среднего Поволжья наблюдалась острая нехватка медицинской помощи. В деревне только 12% крестьянок рожали под наблюдением медицинских работников . Родильных домов было недостаточно, располагались они далеко. Средневолжские крестьяне сетовали: «Как же мы повезем роженицу рожать за 40 верст? А на чем, ... когда мы — добрая половина - безлошадные, а нанять лошадь денег нет»3.
