Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Императорский двор как государственный институт 28
1. Императорская фамилия: статус, структура, основные сферы деятельности 28
2. Придворное ведомство: организация и функционирование 57
3. Придворные: штат, коллективный портрет 78
Глава вторая. Культура и быт императорского двора 106
1. Атрибуты и символы придворного мира 106
2. Торжества и развлечения 122
3. Социально-психологическая атмосфера придворного мира 146
Заключение 171
Примечания 179
Источники и литература 209
Приложения 1-73
- Императорская фамилия: статус, структура, основные сферы деятельности
- Придворные: штат, коллективный портрет
- Атрибуты и символы придворного мира
- Социально-психологическая атмосфера придворного мира
Императорская фамилия: статус, структура, основные сферы деятельности
Императорская фамилия представляла собой главное звено двора. Изучение вопроса о месте и роли императорской фамилии в государственной и — шире -— общественной системе России предусматривает анализ следующих аспектов: правовой статус, структура, функции, деятельность августейших особ и пр. Это в свою очередь проясняет вопрос о специфике императорского двора в контексте своеобразия российской цивилизации. Имея в виду данные аспекты, далее обратимся к теме непосредственно.
Совокупность прав и обязанностей лиц императорской фамилии нашла отражение в принятом Павлом I в 1797 г. «Учреждении о императорской фамилии», главном семейном законе вплоть до краха монархии1. Значение «Учреждения о императорской фамилии» 1797 г. состоит в том, что в нем закреплялись правовые нормы, регулировавшие межличностные отношения в семье, обеспечивавшие реализацию прав и обязанностей членов фамилии в сфере личной жизни и индивидуальной свободы, в публично-правовой и социально-экономической областях, направленные на обеспечение устойчивости, организованности, создание оптимальных условий для функционирования императорского Дома в целом.
Личный статус члена императорской фамилии оформлялся в виде родословной, родового герба, портретов предков, преданий, титулов, орденов, что было типичным для дворянского сословия вообще, а также в специфических символах монархической власти династии Романовых — регалиях (Прил. 1, 2, 18).
Правовой статус был отражен прежде всего в титуле (император, императрица, вдовствующая императрица, наследник, цесаревич, великий князь, ве ликая княжна; князь, княжна императорской крови), благодаря которому, например, лица, кроме первых трех вышеперечисленных, составляли в изучаемый период три категории родственников в зависимости от степени родства с импе-ратором, от которого происходили по прямой линии . Причем между собой они различались по старшинству титулов, между равными — по старшинству родов, в родах — по старшинству линий, в линиях — по старшинству лиц и т. д. Следует обратить внимание на то, что в месяцеслове традиционно имелся раздел «Российский императорский дом», в котором перечислялись августейшие особы в определенном порядке в зависимости от степеней родства по отношению к императору с указанием даты рождения. Ниже указаны по месяцам «высокоторжественные дни при дворе», зафиксированные месяцесловом за 1828 год.
Как видно из таблицы, в соответствии со степенями родства сыновья Николая I в списке стояли впереди его братьев (в. к. Константина Павловича и Михаила Павловича), а дочери — впереди сестер (Мария Павловна и Анна Павловна). Император и императрицы именовались «благочестивейшими» государем и государынями соответственно, а остальные особы — «благоверными» государями и государынями. Данная таблица также понадобится впоследствии — при анализе хроники дворцовой жизни. Кроме того, правовой статус оформлялся в знаках отличия (гербах, флагах, орденах) августейших особ, выражался в форме, цвете мундиров, ливрей их служителей из числа штата двора великой княжны или князя и пр.
По «Учреждению» царствовавший император почитался главой фамилии, «попечителем и покровителем», в обязанности которого входило общее руководство династией, право «отрешить неповинующихся от назначенных в сем законе прав» . Важно, что правовой статус наследника престола отличался от статуса других лиц фамилии и внедрялся в сознание его носителя с детства. Программа обучения и воспитания предусматривала приобщение к государственной деятельности, достижениям культуры; уважение общественного мнения, ожидавшего от «отрока златокудрого», желания заранее «учиться быть царем», «благотворить народу», как писал К. Ф. Рылеев в оде на день тезоименитства Александра Николаевича, которому в 1823 г. было всего пять лет4. Заметим, что срок совершеннолетия цесаревича в России, и, например, в Испании, составлял 16 лет — самый ранний в европейских монархиях.
Члены императорского дома, кроме наследника, при совершеннолетии (20 лет) приносили присягу царствующему императору и наследнику о своем обязательстве соблюдать «постановления о наследии престола и порядка фамильного учреждения по званию «Члена императорского дома». Форма присяги была утверждена 14 мая 1842 г. и с рядом изменений просуществовала в подобном виде до краха монархии5.
В правовом статусе фиксировались «преимущества государственного характера» (права на специальный титул, гербы, ордена, флаги, воинские почести, охрану личной неприкосновенности и право на содержание). Уместно подчеркнуть, что так называемые «почетные преимущества» монарха (пользование титулом, гербом, печатью, ношение короны и пр.) в России и, например, в Англии в изучаемую эпоху были не столь различны, как реальные преимущества монарха самодержавного и конституционного. Известно, что среди реальных преимуществ, в частности, были «безответственность», неприкосновенность и особое содержание, причем в российском законодательстве в отличие от таких государств, как Португалия, Сербия, Греция, Бельгия, Голландия, Пруссия, Испания, Румыния, Швеция, Норвегия, — начала «безответственности» и святости личности подразумевались, но не упоминались, лишь фиксировались в уголовных законах в форме угроз карами всякому злоумышленнику против особы государя6.
Кроме того, в правовом статусе августейших особ в России фиксировались преимущества частно-правового характера (возраст совершеннолетия, раз решение императора на брак, правила его заключения и расторжения, завещание и др.), отличавшиеся от общепринятых норм.
Особенный статус фамилии придавал ей автономность в общественной системе, определял характер взаимоотношений с другими социальными общностями и органами государственной власти. В обязанности членов фамилии входила обязанность выполнения распоряжений главы Дома, закона о престолонаследии и др. Значение «Учреждения... » также состояло в том, что оно утвердило порядок престолонаследия, новый для того времени — наследственный характер замещения престола, определявший круг имеющих право на престол лиц, устанавливавший порядок призвания этих лиц к престолонаследию одного за другим.
Следующий факт дает некоторое представление о понимании каждым августейшим лицом своего предназначения как члена династии. Фрейлина А. Ф. Тютчева в дневнике описала эпизод из жизни порфирородных детей. Великий князь Николай Александрович (1843-1865), внук Николая І в беседе с братьями рассуждал о том, кто за кем будет царствовать: «Я умру — тогда царем будет Саша [в. к. Александр (1845-1894) — Н. И.], но и Саша умрет, тогда им будет Владимир [в. к. Владимир (1847-1909) — Н. И.] » .
Для сопоставления приведем следующие факты. Известно, что в монархических странах XIX в. существовало три основных системы престолонаследия: салическая (Италия, Бельгия, Пруссия, Румыния, Сербия, Дания, Швеция), кастильская (Великобритания, Испания, Португалия, Греция), австрийская. В России, как и в Австрии, Голландии, Баварии, Саксонии, Вюртемберге, действовала австрийская система, принципы которой были отражены в принятом Павлом I «Учреждении о императорской фамилии». Переход престола в соответствии с вышеназванной системой с 1797 г. в России осуществлялся по принципу первородства (примогенитуры) в соединении с принципом представления. Последнее означало, что к наследованию призывались отдельные лица по порядку линий, по пресечению всего потомства старшей линии призывались представители младших линий, а по пресечении прямых, — боковые; при этом мужчинам и мужским линиям оказывалось преимущество перед женщинами и женскими линиями. Своеобразие австрийской системы заключалось в следующем: к престолонаследию допускались женщины и женские линии при условии полного пресечения мужских линий и мужских представителей мужских и женских линий. К концу XIX в. в Доме Романовых насчитывалось 25 представителей мужских линий в возрасте от 7 до 66 лет, что снимало проблему перехода престола в женскую линию . Легко заметить, что в исследуемую эпоху обострения династической ситуации в Голыптейн-Готторпской линии Дома Романовых, как это было в XVIII в., не наблюдалось.
Придворные: штат, коллективный портрет
В современных словарях термин «придворный» трактуется очень широко: «относящийся ко двору монарха»1. В данном параграфе представляется важным рассмотреть два аспекта проблемы придворных: прежде всего вопрос о придворных с точки зрения служащих двора, а затем — лиц ближайшего окружения. Подобный подход позволит раскрыть сущность данного понятия и выявить своеобразие придворных в России первой половины XIX в., что в свою очередь прояснит вопрос о российском дворе как феномене.
Придворный штат являлся структурным подразделением дворцового ведомства в сфере личного состава, выступая особой организацией.
По принципам организации все служащие объединялись в придворный штат, который включал три группы лиц: чины, почетные звания камергеров и камер-юнкеров [до 1809 г. — чины. — Н. И.], служители. Рассмотрим данные группы.
Ядро придворного штата составляли чины — элита двора. К придворным чинам относились служебные разряды пяти классов по «Табели о рангах», причем «первыми» чинами именовались чины, приравненные к гражданским чинам второго класса, «вторыми» — третьего класса2.
По сословному признаку придворные служащие представляли собой весьма неоднородную группу: высшие чины — из дворянской аристократии, служащие-специалисты — из духовенства, мещанства, а служители — даже из вольноотпущенных крестьян (Прил. 9. 1).
К середине XIX в. сложилась стабильная структура придворного штата (Прил. 8, 9). Штат императора состоял из двенадцати «первых» придворных чинов, тридцати одного — «вторых», ста двадцати пяти камергеров и ста девяноста четырех камер-юнкеров. Штат императрицы включал до двухсот женских придворных должностей: обер-гофмейстерина, гофмейстерина, статс-дамы, камер-фрейлины, фрейлины, а также подчиненные им лица прислуги из штата императрицы. Для сравнения приведем данные для середины века и 1898 г. «Первых» чинов было 12 и 16 соответственно, «вторых» — 31 и 147, камергеров 125 и 176, камер-юнкеров — 194 и 252; 200 и 215 — женских должностей. Следовательно, за наблюдаемый период количество «вторых» чинов существенно увеличилось, других — незначительно3.
Непосредственно в управлении отдельными сферами дворцового хозяйства и быта, установлений МИД в были заняты сорок три чина из группы «первых» и «вторых» чинов. Полномочия «первых» чинов двора подробно излагались в тексте закона от 30 декабря 1796 г., помещенного в первой части приложения 10. Это уникальный документ, в котором отражена сфера деятельности главных чинов штата, причем впоследствии подобных распоряжений не издавалось. Церемониймейстеры были заняты подготовкой и организацией торжеств4. «Состоявшие в звании» камергеров и камер-юнкеров лица подчинялись обер-камергеру и были обязаны участвовать в дежурстве «при особе» во время аудиенции послов, «высочайшего стола», в церемониалах, на балах.
В приложении 9 представлена номенклатура основных должностей, специальностей придворных служащих, а также краткая информация о конкретных лицах, занимавших некоторые из них. Как следует из таблицы, сферы деятельности служащих традиционны для двора любого периода, названия чинов такие же, как и в других европейских монархических странах, а вот названия служителей сохранились с петровских времен.
Особое место среди придворных занимала женская подгруппа. В отличие от чинов, обязанности придворных дам нигде специально не оговаривались, предусматривались традицией, сводились в основном к дежурству «при особе»5. Функции высших чинов придворных дам были связаны с организацией и проведением торжественных и частных салонных собраний в числе лиц штата, а фрейлин — с дежурством при августейших женщинах под общим руководством статс-дам, гофмейстерин.
Требования, предъявлявшиеся к фрейлине, а именно: запрет выезжать без ведома и позволения императрицы в свет, — не способствовали свободе личности в приватной сфере. Фактически фрейлина была жестко связана придворны ми обязанностями, выполняя роль «комнатной» девушки. Лишь один раз в два года она имела право на отпуск6.
Прохождение службы придворных дам зависело от статуса, предусматривавшегося «Табелью о рангах», распоряжениями императрицы, министра двора и подотчетных ему лиц по вопросам содержания, проживания, получения приданого и посмертных почестей (если таковые оговаривались особо). (Прил. 12, 29). В качестве поощрения для придворных дам предусматривались пожалования титулом, орденом св. Екатерины 1 и 2 классов, подарки от августейших особ по случаю дворцовых торжеств, пансионы и пр. .
Придворная служба не только определяла содержание и проживание, личную жизнь придворной дамы до замужества, но и являлась трамплином к семей о ной жизни, материальному благополучию, повышению социального статуса .
По сведениям П. Ф. Карабанова, возраст придворных дам колебался от 17-и до 71-го года, но фактически фрейлины служили до момента заключения брака, разрешение на который они испрашивали у высочайших особ. Нередко придворные дамы изучаемого периода были долгожительницами. Среди них: А. Я. Зайончек (около ста лет), Н. П. Голицына (97 лет), Е. А. Головкина (88 лет), Е. А. Долгорукова (80 лет) и др. А. де Кюстин подметил наличие при «русском» дворе «некрасивых женщин», которые весьма «часто встречались...», так как «только смерть освобождала придворных дам — даже самых престарелых — от их звания»9. В этом состояла одна из особенностей двора в России.
Происхождение придворных дам было связано с известными аристократическими фамилиями, знатными родами Лопухиных, Бутурлиных, Волконских, Толстых, Репниных, Бартеневых и многих других (Прил. 9, 30).
Большинство фрейлин имели домашнее образование, некоторые — специальное, получаемое в Екатерининском училище (Смольный институт). Современники, однако, считали, что «смолянки» получали образование «слабое», а воспитание «поверхностное»10. Тем не менее придворные дамы, вышедшие из подобного учебного заведения, являлись в ту эпоху едва ли не самыми образо ванными, если учесть потребности женщин аристократической среды и социальные стереотипы эпохи.
Наиболее многочисленную группу штатных придворных составляли служители («придворно-служители»), делившиеся в свою очередь на «высших» и «низших». К категории «высших» служителей или «официантов» — представителей средних слоев — относились гоф-фурьеры, мундшенки, кофешенки, тафельдекеры, кондитеры, метрдотели, которые по окончании десяти лет службы имели право получения чинов IX-XII классов, но далее не продвигались, могли быть пожалованы в камер-фурьеры или поступить в камердинеры. Камер-фурьерская должность для высших служителей была весьма престижной (VI класс). В свою очередь камердинер после десяти лет службы получал чин XII класса, мог продвигаться до VIII класса. Следовательно, дворцовый камердинер по своему социальному статусу соответствовал чиновнику статской службы (от губернского секретаря до коллежского асессора), но ни в коей мере его статус нельзя сравнивать с камердинером в обычной дворянской семье. Высшие придворные служители включались в систему чинопроизводства по «Табели о рангах», как и придворные чины11. Материальное положение высших служителей, судя по ряду источников, было стабильным . К категории низших придворных служителей, социальное происхождение которых было в основном из городских низов, относились камер-лакеи, камер-казаки, скороходы, вершники и др. (мужской состав), а также прачки, белошвеи, кастрюльницы и др. (женский состав). В сфере услуг двора было задействовано немало лиц, исполнявших достаточно утилитарные функции: служитель для выезда на запятках «при особе» (камер-казак), служитель для топки печей (истопник), возница (кучер), судомойка (кастрюльница), рассыльный (скороход) и др. Особую подгруппу служителей составляли наставницы, няни: русские и иностранки (Прил. 9). Содержание придворных служителей включало жалованье, столовые, ливрейные, квартирные деньги, предусматривало назначаемую по разрядам пенсию.
Существенно различалось материальное положение высших и низших служителей. Например, годовой доход гоф-фурьера IX класса Дмитрия Антоно ва из штата Кремлевского дворца в 1841 г. составлял 200 руб. 5 коп. жалованья, 142 руб. 96 коп. столовых, 102 руб. 85 5/4 коп. ливрейных. Камер-лакей из штата Московской дворцовой конторы Александр Герасимов в 1841 г. получал жалованья 114 руб. 40 коп., столовых — 85 руб. 80 коп., ливрейных — 60 руб. Лакей Василий Иванов в 1841 г. получал жалованья 54 руб. 18 коп., столовых — 54 руб. 15 коп., ливрейных — 54 руб. 28 коп. 13. Для сравнения: жалованье коллежского регистратора в 1840 г. составляло около 68 рублей, титулярного советника — 75 руб., переписчика бумаг (копииста) в канцелярии — 40 рублей (3 руб. 30 коп. в месяц) . Очевидно, что самая низшая из вышеперечисленных должностей служителей все же была более обеспеченной в материальном смысле, чем должность рядового чиновника. Подобные различия были связаны с характером службы, поскольку придворные служители участвовали в создании имиджа резиденции, мифа незыблемости династии, ее богатства и роскоши.
Продолжительность службы служителей больше, чем чинов. Так, увольняясь на пенсию, лейб-кучер С. Мальцев, прослуживший 24 года, истопник В. Соболев — 7 лет, тафельдекерский служитель С. Гаврилов — 16 лет в 1813 г. получили пенсию в размере 100-160 рублей15.
Помимо чинов и служителей в числе придворных находились специалисты: воспитатели, учителя, наставники, лейб-медики и пр. (Прил. 9. 2). Все они ощущали свою причастность не только к верховной власти, интересы которой обслуживали при дворе, но и к науке, искусству. Их материальное положение было достаточно стабильным. Так, лейб-медик великого князя Николая Александровича Н. А. Шестов в год получал жалованья 2348 руб. 68 коп. (192 руб. 39 коп. в месяц). Известная придворная пианистка М. Шимановская в 1827 г. за публичные концерты получала около 10 тыс. руб.16.
Атрибуты и символы придворного мира
Целесообразно рассматривать своеобразие императорского двора в социокультурном ракурсе через понятие, впервые введенное Б. Б. Глинским, — «придворный мир»1. В нашем представлении придворный мир — сложное объемное понятие, анализ которого предполагает изучение следующих аспектов: атрибуты, символы, ценности, праздники и повседневность, мнения, ментальность и пр. Подобный подход определяет характер изложения и дает возможность выявить существенные свойства двора как уникального культурного явления. Основные атрибуты и символы в совокупности составляли четыре группы: этикет, календарь дворцовой жизни, государственные символы и императорские регалии, а также внутридворцовые коммуникативные символы.
Традиционными каналами официальной дворцовой коммуникации являлись приемы в резиденции, которые выступали формой представительского общения. В связи с этим чрезвычайно важную роль играл этикет — важнейший атрибут придворного быта и культуры.
Придворный этикет в России первой половины XIX в. представлял собой совокупность норм, задававших стандарты и каноны поведения лицам царствовавшей династии и придворным особам. Этикет являлся необходимым атрибутом придворного быта, т. к. участвовал в его регламентации, способствовал поддержанию дистанции между подданными и августейшими лицами, создавая особую атмосферу всеобщего уважения. Его истоки следует относить к эпохе Петра I, когда Россия устремилась навстречу модернизации, заимствуя социально-престижные формы культуры, в частности, дворцового этикета Франции, Италии, Голландии. Своеобразие дворцового светского этикета определяли особый язык, ситуации и атрибутика. Выделяются две разновидности дворцового этикета, которые различаются степенью формализации взаимоотношений людей: этикет в общественной, официальной жизни и этикет в частной жизни императорской фамилии, т. е. в праздничном и повседневном быту. Примечательно, что, будучи своеобразным кодексом придворной жизни, этикет включал образцы светского этикета высшего общества, дворцового этикета в таких формах, как церемониал, этикет в культуре внешности, речи и др.
Наиболее важной разновидностью дворцового этикета выступали церемониалы. Присущий императорскому двору культурно-бытовой дуализм (синтез светского и сакрального) привел к видовому разнообразию церемониалов. В дворцовом быту был широко представлен церковный церемониал, который осуществлялся в храме с участием значительного числа священно - и церковнослужителей, содержал текст обращений, речей, занимавших большую часть всего текста церемониала, предусматривал соответствующие церковному чину молитвы, песнопения, поклоны, окропление водой, сожжение свечей и пр.
Дворцовые свадебные торжества сопровождались церковными по содержанию действиями в соответствии с церемониалом миропомазания, обручения, венчания. Анализ текстов церемониалов по случаю бракосочетания в императорской семье за 45 лет (1796-1841 гг.) на примере торжеств в. к. Константина Павловича (1796), в. к. Елены Павловны (1799), в. к. Александры Павловны (1799), в. к. Марии Николаевны, (1839), в. к. Александра Николаевича (1841) и др. 2 показал следующее. Процедура торжества с точки зрения церемониала достаточно традиционна, встречаются лишь некоторые разночтения в конкретных ситуациях, однако они незначительны, не влияют на характер всего действия. Кроме того, церемониал охватывал не только процедуры миропомазания, обручения и венчания, но и содержал порядок организации светских свадебных торжеств, которые являлись неотъемлемой частью всего церемониала офици-ального характера . Особо в тексте оговаривалось присутствие дипломатов, иностранных владетельных особ и свиты, а также придворного штата. Что касается последнего, то основная нагрузка ложилась именно на плечи чинов и служителей, которые должны были выполнять свои профессиональные, во многом чисто символические функции. Члены императорской фамилии находились в центре внимания присутствующих, их действия строго регламентировались (Прил. 16). Стоит заметить, что церемониал императорской свадьбы отличался как от торжества по случаю бракосочетания в дворянской среде, так и от городской и деревенской свадьбы, т. к. носил исключительно династический дворцовый характер. Общее у них было лишь в церковном чине4.
Наиболее значимым был коронационный церемониал. Отличительной особенностью церемониала коронации являлось то, что он непосредственно был связан с торжествами, имевшими не только общегосударственный, но и международный, межгосударственный характер, служил идее незыблемости самодержавия, величия династии Романовых, символизировал единство власти и подданных, царя и церкви, имел идеологическое и культурное значение. Анализ нескольких вариантов чина коронования разных лет показал, что в основе церемониала лежал текст «Чин действия священнейшего коронования...»3. Процедура коронования Павла I, Александра I, Николая I, Александра II включала действия «миропомазания» и «венчания на царство», т. е. возведения на престол. Ритуал миропомазания символизировал приобретение монархом священного права царствовать от имени бога и его именем. Церемониал подробно характеризовал функции участников, порядок их шествия, принесение регалий и пр.
Отметим, что значительная роль в церемониале коронации отводилась представителям духовенства (Прил. 22). Так, в тексте церемониала коронования Николая I зафиксированы речи архиепископа Московского Филарета, обращение митрополита Новгородского, молитвы протодиакона, архиерея, чтеца и других церковнослужителей.
Как показывают архивные документы, похоронный церемониал также был детально разработан. В его основе лежали традиции траурного церемониала царского двора с учетом новшеств камер-траура, введенных в XVIII в., а также светских правил поведения на траурных мероприятиях XIX в. 6
Содержание траурного церемониала в изучаемый период утверждалось экспедицией церемониальных дел на основании императорских указов. Предусматривались сроки камер-траура, характер траурных мероприятий, деятельность специальной печальной комиссии, выпускавшей инструкции для горожан о типе костюма, экипажа, домашнего интерьера в условиях дворцового траура, длившегося от четырех до шести месяцев (Прил. 17).
В отличие от других дворцовых церемониалов, траурный предусматривал участие в нем не только придворных чинов, но и служителей, которые активно привлекались, например, к шествию в день погребения императора Николая I (Прил. 19).
Итак, церемониал закреплял традиционные формы организации придворных торжеств, в которых участвовало значительное число лиц. Синтез церковного и светского содержания в церемониале ярко представлен в торжестве по случаю совершеннолетия цесаревича Александра Николаевича (1834 г.) и принятия им присяги: текст включает ритуально-процессуальные действия и светские праздничные мероприятия7.
К светским относились церемониалы дипломатического характера, прежде традиционно называвшиеся «посольским обычаем»: церемониал для иностранных послов при русском дворе (1744, 1827 гг.), церемониал для чрезвычайных посланников и полномочных министров, а также их супруг при представлении императрице, церемониал представления поверенных в делах и других особ, состоявших при иностранных посольствах, миссиях, а также почетных иностранцев императору и императрице, великим князьям и их супругам8.
Исключительно светскими (гражданскими) дворцовыми являлись такие церемониалы, как &ыход (большой и малый) при высочайшем дворе ,так называемый «Вход за кавалергардов», представление августейшим особам (Прил. 20).
Согласно византийской традиции император был достоин поклонения, обставленного церемониалом. Важнейшим видом церемониала являлся «выход» императора в сопровождении ближайшего окружения («священного» двора. занятие трона, вокруг которого располагалась гвардия, сенаторы и прочие лица. В русской культурной традиции это приобрело своеобразные черты, которые просматриваются и в императорском «большом» выходе.
Традиционный для двора допетровской эпохи царский выход со свитой, выход при высочайшем дворе (XVIII в.), а также «большой» выход (XIX в.) представлял собой важнейшую церемонию репрезентативного характера9. «Выход» включал шествие особ императорской фамилии и лиц придворного штата из внутренних апартаментов дворца в церковь и обратно через зал, по обеим сторонам которого стояли военные и гражданские чины — лица с правом приезда ко двору (Прил. 20).
Таким образом, придворный церемониал, как разновидность этикета, играл важную роль в формализации общественных связей, регламентации поведения, общения, речевой культуры всех присутствовавших на торжествах лиц.
Основными формами этикетного общения в дворцовом быту выступали представление императору, императрице и аудиенция. Категория лиц, которые могли пользоваться правом представления императору и императрице, включал военных и гражданских лиц первых четырех классов, их супруг, дочерей, вдов, супруг камергеров и камер-юнкеров, церемониймейстеров, а также фрейлин, супруг флигель-адъютантов и адъютантов великих князей, полковников лейб-гвардии, супруг и дочерей губернских предводителей дворянства, приезжавших в столицу. Процедура представления включала заявку представлявшегося, договор об условиях и времени приезда, костюме, стиле поведения и характере беседы — подготовительный период и собственно представление. Мемуаристы обычно фиксировали свое представление ко двору, отмечая детали, т. к. расценивали данное событие как большую честь, начало придворной карьеры или интеграции в большой свет10.
Социально-психологическая атмосфера придворного мира
Астольф де Кюстин отмечал, что он «дышал воздухом двора»1. И, действительно, атмосфера дворцовой жизни была достаточно специфичной. Социально-психологическую атмосферу придворного мира невозможно реконструировать без характеристики мнений и ценностных ориентации, отдельных граней ментальности августейших и придворных особ, которые в совокупности отражали своеобразие повседневного светского общения, культуры и быта. Двор выступал, по нашему мнению, в виде особой культурно-символической системы, включая ценности императорской фамилии, придворных. Основные ценности императорской фамилии подразделяются в диссертации на династические, фамильные и собственно семейные, т. е. с учетом внутренней структуры царствовавшего Дома. Систему династических ценностей составляли реальные и почетные привилегии императора и членов его семьи, обусловленные социально-правовым статусом; традиции династии, фамилии и конкретной семьи, их образа жизни и быта; принципы семейной политики, социализации детей, молодых поколений, представления о родовой (династической), семейной чести; междинастические и социокультурные связи с другими дворами; пропаганда государственных ценностей и уважение символов власти, императорских регалий. Как заметила фрейлина А. Ф. Тютчева, били часы и августейшим особам нужно было присутствовать «на параде, в совете, на прогулке, в театре, на приеме, в церкви» и т. п.2. Император должен был быть «всегда в своей роли», под его многочисленными масками невозможно было найти человека, но лишь императора «добросовестно выполняющего свое назначение», как писал А. де Кюстин3.
Совокупность прав и обязанностей наряду с символикой составляли статусный образ, который приобретался при рождении «порфирородного» ребенка, развивался в процессе его социализации, позволяя отождествлять себя с августейшей фамилией, оценивать окружающих людей, мир в соответствии со своим исключительным положением-статусно идентифицировать себя и мир.
По воспоминаниям А. Ф. Тютчевой, однажды сын Александра Николаевича и Марии Александровны проявил нежелание учить французский язык, надеясь на переводчика, в случае, если возникнет необходимость принимать иностранного гостя, на что Мария Александровна возразила: «... Вся Европа над тобой будет смеяться... »4. Романовы дорожили своим имиджем.
Как уже неоднократно подчеркивалось, императорская фамилия являлась существенной частью европейской династической системы. Августейшие особы особенно остро ощущали свою духовно-демографическую принадлежность к европейской цивилизации, а также патриотизм во время своих вояжей за рубежом и по стране.
Своеобразным знаком первой четверти XIX в. являлся император Александр I. Подданным импонировали его уравновешенность, доброжелательность, деликатность, привлекательная внешность и то, что он был «европеец». Однако сардинский посланник Жозер де Местер в 1805 г. в своем письме отметил, что быть может «даже плохо... », что Александр I «... недостаточно русский»5. Николай I, напротив, был скорее русским, чем «европейцем на троне», пропагандировал самобытные ценности, не исключая влияния европейской моды. И, действительно, «русскость» Николая I [как, впрочем, и в. к. Константина Павловича — Н. И.] не вызывала сомнений у современников, да и сам император часто подчеркивал это . Большой интерес вызывает патриотизм цесаревича Александра Николаевича, уважение памяти его дяди-императора. В письме к отцу (1837 г.) он писал о смоленском крае, восторгаясь «памятью 1812 года», когда «... наша матушка-Россия доказала, что она может сделать.., возлагая всю свою надежду на милосердие Бога, и под скипетром подобного Царя, каков был Тот, которого Святое имя я имею счастье носить» .
В изучаемую эпоху императорская фамилия стремилась, с одной стороны, сохранить «европейский государственный фасад», с другой — укрепить династию. Двор участвовал в осуществлении этой политики, опираясь на традиции, которые выступали «цементирующей силой»8. Фамильные традиции передачи собственности и напутствия детям о «миролюбивом обращении» и сохранении семейной «тишины и согласия» нашли отражение в целом ряде завещаний августейших особ9.
Представляется важным проанализировать в социологическом ключе фамильные и личные ценности, характер индивидуального самосознания августейшего лица на примере ценностей вдовствующей императрицы Марии Федоровны, отраженных в ее завещании. Завещание избрано нами в качестве источника для анализа «Я-концепции» в связи с тем, что оно представляло собой официальный документ, с одной стороны, документ личного происхождения, с другой; отражало волю завещателя (распоряжения, поручения, советы) материально-практического и духовного содержания; ментальность конкретного человека, систему его ценностей (личных, семейных, фамильно-династических, социально-корпоративных, общечеловеческих), т. е. самообраз, самооценку в большей мере, чем другие источники.
Применение контент-анализа для выяснения особенностей «Я-концепции» вдовствующей императрицы Марии Федоровны, отраженной в ее завещании1797г. с внесенными в текст дополнениями (1826, 1827 гг.), позволило выявить позицию «Я-сама», т. е. непосредственную реакцию на мир, людей, себя, и позицию «Я-меня», т. е. оценку своей личности окружающими, упоминающимися в тексте (родственники, служители двора), предполагаемую оценку завещателя после кончины. Анализ позиции «Я-сама» предусматривает следующие параметры: во-первых, частота упоминания местоимения «Я» (другие личные местоимения употребляются бесчетное число раз в силу лексики завещателя и традиций речи той эпохи и поэтому не подсчитываются); во-вторых, частота и характер самооценки; в-третьих, частота и характер «самообразов» в настоящем завещателя с перспективой восприятия в будущем (после смерти); в-четвертых, особенности самоощущений в связи с предполагаемой смертью завещателя.
Проведенный на основе данных параметров анализ текста позволил сделать следующие выводы. Текст завещания изложен в публикации в списке Шторха на страницах 109-132 (перевод на русский язык), включает введение и 43 пункта (абзаца) с разделителями с римской нумерацией . Из общего количества страниц проанализированы в соответствии с принципами контент-анализа страницы 109-117 (9 страниц), включающих 15 абзацев (введение и 14 пунктов), в тексте которых автор-завещатель употребил «Я» 37 раз, причем на одной странице (30-40 строк, в строке 51-53 знака) от 1530 до 2173 знаков, местоимение «Я» упомянуто от одного до восьми раз, в одном абзаце (пункте) от одного до семи раз. Максимальное количество употреблений «Я» — семь раз в пункте I и XI, а также во введении, в пункте VI и XIII — нет употреблений вовсе. В первом абзаце (введение) слова «меня», «моей», «моя» и т. п. употребляются 22 раза, а «Я» — семь раз, т. е. завещательница 29 раз называет себя с позиции «Я-сама».
Местоимение «Я» употребляется с глаголами «желаю», «убеждена», «уверена», «требую»; «вменяю», «поручаю», «оставляю», «прошу», перечисленными в порядке смягчения воли завещателя. Чаще всего употреблялась фраза «Я желаю» (распоряжения, поручения относительно раздачи денег, земель, имений, дворцов, размещение капиталов и пр.), там же, где императрица должна была согласовывать свои распоряжения с императором не как мать, но как подданная, член императорской фамилии — она смягчалась («я оставляю», «я прошу») и. Наиболее употребляемый глагол, выражающий волю Марии Федоровны, «завещаю» [«я завещаю» — Н. И.] отражает сущность данного документа юридического характера, а там, где на первый план выступает «духовное завещание» — советы и поручения с надеждой, что они будут выполнены, написано: «Я прошу».
Субъективная оценка Марией Федоровной самой себя в данном источнике свидетельствует о сильной авторитетной личности, не сомневающейся в своем статусе, диктующей свою волю, входящей в мельчайшие детали: куда, на какой счет и сколько денег положить, какой браслет и какое ожерелье кому подарить, где разместить портрет ит.п. .
Позиция «Я-меня» не менее сильная, чем «Я-сама», главным образом проявляется в вопросе о передаче фамильных ценностей детям и внукам, а также о раздаче личных вещей и назначении пенсий придворным служителям с целью оставить добрую память о себе, сознавая себя «рабой божьей», обязанной одарить всех, кого любила и кто ее любил, ей служил.
Что касается передачи фамильных ценностей, то Мария Федоровна распорядилась передать конкретным лицам семейные ценности следующих типов: портреты Петра I, Екатерины II, Павла I, Александра I, портреты четырех умерших великих княжон, ее дочерей; ценные вещи (кольца, браслеты, ожерелья, булавки с вензелями, монограммами, волосами покойных родственников, с драгоценными камнями), а также предметы быта (вазы, чашка, готовальня, флакон, портфель и пр.), ценимые завещательницей и передаваемые на память о ней; орденские знаки, коллекции миниатюр, эстампов, собственные рисунки. Вышеперечисленные предметы имели символическое значение: потомкам напоминали о предках, вещи должны были быть переданы в боковые ветви династии, т. е. завещатель выступал в качестве канала трансляции фамильных материальных ценностей.
Самообраз Марии Федоровны наиболее ярко проявляется в связи с распоряжениями сделать памятные подарки служителям с упоминанием искренней благодарности в их адрес: перечислено не менее 15 фамилий, из них шесть человек (Пильникова, Яковлева, двое Брызгаловых, Чернышева, Кеннеди) — любимые слуги . Высказывая пожелания детям носить подаренные вещи и помнить о «горячо любившей их матери», молиться о ее душе, перенести «потерю» с «христианской покорностью», «утешаться в надежде на встречу в ином мире» («мы снова навеки соединимся»), завещательница выразила свое религиозное чувство, взгляды и представления о загробной жизни14.
