Содержание к диссертации
Введение
Раздел 1. Изменение основ советской пенитенциарной политики в условиях перехода к форсированному строительству социализма 29-75
Раздел 2. Особенности трансформации режима содержания заключенных в процессе становления системы исправительно-трудовых лагерей ОГПУ (1929-1934 гг.) 76-123
Раздел 3. Условия жизни заключенных и характер лагерного режима в условиях развертывания массовых политических репрессий 1934-1941 гг 124-173
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 174-180
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОЧНИКОВ 181-192
- Изменение основ советской пенитенциарной политики в условиях перехода к форсированному строительству социализма
- Особенности трансформации режима содержания заключенных в процессе становления системы исправительно-трудовых лагерей ОГПУ (1929-1934 гг.)
- Условия жизни заключенных и характер лагерного режима в условиях развертывания массовых политических репрессий 1934-1941 гг
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Система исправительных учреждений, выступающих в качестве одного из наиболее важных социальных институтов, является продуктом длительного исторического развития. Совершенно очевидно, что современные проблемы ее функционирования имеют глубокие исторические корни, а их решение немыслимо без объективного учета опыта прошлого, отразившего как моменты развития, изменения данного института, так и элементы преемственности, длительного сохранения, более того, консервации ряда черт, в том числе негативных, а также нерешенности ряда принципиально значимых вопросов.
Трудный, противоречивый процесс становления в России демократического общества и формирования основ правового государства предъявляет особые требования к вопросам соблюдения законности и правопорядка. Вхождение страны в международное правовое пространство обуславливает приоритетность задачи обеспечения прав человека, в частности, распространяющейся и на места лишения свободы, предполагает создание условий заключения, адекватных современным требованиям. Между тем, вызванный комплексом политических, экономических и социальных причин масштабный кризис российской исправительно-трудовой системы, несомненно, препятствует решению названной задачи.
Крайне сложное положение уголовно-исполнительной системы России, сложившееся в последние годы, несмотря на заметное продвижение вперед в вопросах соблюдения международных рекомендаций в пенитенциарной сфере еще более актуализирует задачу исследования собственно российского опыта. Достаточно сказать, что около четверти содержащихся в местах лишения свободы не обеспечены работой, а в большинстве учреждений материально-техническая база длительное время не обновляется ввиду отсутствия средств. Показательной является оценка положения уголовно-исполнительной системы, данная Комиссией но правам человека при
4 Президенте России «в настоящее время в уголовно-исполнительной системе сложилось крайне тяжелое положение, чреватое катастрофическими последствиями не только для нашей страны. Пенитенциарные учреждения испытывают острый недостаток в продовольствии, топливе, лекарствах, санитарно-гигиенических средствах, одежде и т.д.».1
В данной связи, очевидно, что процессы строительства основ правового государства, в том числе, обновления пенитенциарной политики требуют глубокого переосмысления не только современных реалий, но и обращения к исторической традиции развития российской пенитенциарной системы. Это во многом объясняется тем обстоятельством, что система учреждений, обеспечивающих наказание, изоляцию и исправление преступников, выступая, с одной стороны, как чрезвычайно консервативная сфера, с другой - довольно существенно изменяла свой облик, отражая глубокие перемены в характере социально-экономического и политического строя. В данной связи осмысление исторического опыта трансформации российской пенитенциарной системы представляет большой интерес как в плане извлечения уроков, полезных для ее реформирования в современных условиях, так и в контексте изучения истории страны в целом.
Полное отрицание предыдущего опыта часто сопровождается большими потерями и не приносит положительных результатов. Чтобы определить современное состояние системы, правовой статус осужденных к лишению свободы, нужно знать, как они формировались, какие основные этапы прошли в своем развитии, какие причины влияли на образование составляющих их элементов. При этом важно правильно оценить всю совокупность исторических факторов, характеризующих политическую, правовую, экономическую и социальную деятельность государства в сфере уголовно-исполнительной политики.
В контексте решения отмеченной задачи особенно актуальным представляется обращение к истории государственной пенитенциарной
' Человек и тюрьма// Сборник информационных материалов. М., 2000. С.23-25.
5 политики в 1930-е годы, обусловившей возникновение обширной, практически не имеющей аналогов в мировой истории тюремно-лагерной сети, получившей всемирную известность под названием «ГУЛАГ».
Анализ историографии проблемы позволяет выделить два основных периода в ее развитии. Первый из них относится к концу 20-х - 80-м годам XX в. Второй охватывает 90-е годы, а также начало нынешнего столетия. В свою очередь, в их рамках можно выделить отдельные, довольно специфические этапы.
В частности, для первого периода можно выделить этап 1929 — начала 50-х годов. В рамках данного этапа, первоначально, примерно до начала -середины 1930-х годов тема лишения свободы и режима отбывания наказания не входила в число запретных и довольно активно обсуждалась в открытой печати. Однако»уже в 30-е годы, в силу ряда причин, изучение проблем истории становления и развития советской пенитенциарной системы, в том числе и темы условий жизни заключенных в ИТЛ оказалось на периферии научного поиска, причем обнаружило тенденцию к неуклонному свертыванию.
Анализ историографии проблемы показывает, что в это время в СССР вообще издавалось крайне мало научных работ, касавшихся советских исправительно-трудовых учреждений. Основная причина данного явления заключалась в том, что система мест лишения свободы в тот период стала предельно закрытой от общества, что, в свою очередь, объяснялось использованием властью исправительно-трудовых лагерей для решения экономических и политических задач соответственно за счет эксплуатации дешевого труда заключенных и изоляции <<политически ненадежных» лиц.
В целом для специальной литературы данного времени было характерным, с одной стороны, обращение к текущим пенитенциарным проблемам, показ особенностей советской пенитенциарной модели, 2 а с
2 Кесслср М. Задачи и методы производственно-хозяйственной деятельности в местах заключения. Доклад на 1 Всесоюзном совещании пенитенциарных деятелей. М., 1928;
другой - нацеленность на популяризацию пенитенциарной политики, решение агитационно-пропагандистских задач. В последнем случае с 1930-х годов советскими литераторами активно создавались лубочные сюжеты о «чудесах» благотворного воздействия лагерей и лагерного режима на заключенных, о «перековке» преступников с помощью принудительного труда.3
Вместе с тем, на начальном этапе, определенное значение в отечественной историографии проблемы получили работы общего плана, характеризующие советскую правоохранительную политику в целом и имеющие в основном вспомогательное значение. В данном контексте, прежде всего, нельзя обойти вниманием блок теоретических трудов, связанных с вопросами законотворчества и проведения советской уголовной политики.4
Деятельность исправительно-трудовых лагерей и в дальнейшем лишь некоторым образом затрагивалась в учебных пособиях, учебниках, в отдельных монографиях и статьях, преимущественно по советскому уголовному праву, книгах, пропагандирующих советскую исправительно-трудовую политику.5
Сизов С.К. Дореволюционная тюрьма и советский исправительно-трудовой дом. Армавир, 1928 и др.
1 См. напр.: Авербах Л.И. От преступления к труду. М., 1936; Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства. 1931 - 1934 гг. / Под ред. М. Горького, Л. Авербаха, С. Фирииа. М., 1934; Инсаров А.С. Балтийско-Беломорский водный путь. М., 1934; Рыкачев Як. Инженеры Беломорстроя. М., 1934; Фирин С. Итоги Беломорстроя: Доклад на президиуме Комакадемии. М., 1934; Пруссак А. Из истории Беломорканала // Вопросы истории. 1945. № 2; и др.
4Эстрин А.Я. Развитие советской уголовной политики. М., 1933; Эстрин А.Я. Уголовное право СССР и РСФСР. М., 1931; Крыленко Н.В. Реформа уголовного кодекса. М., 1929; Исаев М.М. Основные начата уголовного законодательства СССР и союзных республик. М.-Л., 1927; Пионтковский А.А. Форлил уголовного права периода пролетарской диктатуры // Основы и задачи советской уголовной политики. М., 1929 и др. 5 История советского уголовного нрава. М., 1948; Карева М.П. Право и нравственность в социалистическом обществе. М., 1951; Маньковский Б.С. Проблема ответственности в уголовном праве. М., 1949; Пионтковский А.А. Сталинская Конституция и проект Уголовного кодекса СССР. М., 1947; Якубсон В.Р. Вопросы индивидуализации наказания // Вопросы уголовного права. М., 1945; Меньшагин В. П. К вопросу об определении наказания по советскому уголовному праву // Учешле записки ВИЮН. Выи. 1. М., 1940; Курский Д.И. Избранные статьи и речи. М., 1948; Якубович М. И. О правовой природе
Большой интерес представляют практически ориентированные работы,
поднимавшие тему поддержания режима социалистической законности. В
данном массиве уже в 20-е годы появляются работы, посвященные
политическим репрессиям. Их отличительной особенностью являлся
публицистический характер. Впрочем, в некоторых из них
конкретизировались причины массовых репрессий, обстоятельства привлечения к ним ряда государственных учреждений и объектов преследований, также разъяснялись «необходимость» и «правильность» разоблачения «врагов» и осуждение их в духе «революционной законности».7
В отмеченной литературе вопросы лагерного режима рассматривались в общем контексте пенитенциарной проблематики. При этом совершенно очевидно, что изначально лагерный режим, условия труда и быта заключенных откровенно приукрашивались, идеализировались. В начале 1930-х годов предметом особого обсуждения стала проблема принудительного труда, что было в немалой степени связано с массовыми выступлениями общественности в некоторых зарубежных странах против применения в Союзе ССР труда заключенных. Практически все выходившие публикации по этой тематике были тенденциозными по своей сути и малоинформативными по содержанию.
Прежде всего, советские исследователи ставили своей целью любым способом доказать отсутствие эксплуатации заключенных и позитивное значение их «трудовой перековки». «Характер труда лишенных свободы ничем не отличается от труда обычных рабочих, - утверждал В.Д. Меныпапш. - Труд в советских исправительно-трудовых учреждениях является обычным
института условного осуждения // Советское государство и право. 1946. Кч 11 и др.
6 Стучка П. Революционная законность (итоги и перспективы) // Советская юстиция. 1930.
КЪ 10; Крыленко Н.В. О революционной законности. М., 1932; Вышинский А.Я.
Законность революционная// Большая Советская Энциклопедия. Т. 26. М., 1933. С. 86; Его
же: Советский уголовный процесс. М., 1938; и др.
7 Крыленко Н.В. На борьбу с вредительством. М., 1930; Формы классовой борьбы на
данном этапе. М., 1933; Вышинский А.Я. Подрывная работа разведок капиталистических
стран и их троцкистско-бухаринской агентуры. М., 1938 и др.
8 трудом, которым заняты миллионы трудящихся СССР ... У нас не может быть противопоставления труда заключенных труду вольных трудящихся. Сущность и условия труда лишенных свободы ... остаются такими же, что и на обычных фабриках и заводах».8
В свою очередь, известный специалист по исправительно-трудовому праву Б.С. Утевский утверждал, что «принудительный рабский труд заключенных - это труд буржуазных тюрем. Отказ от тюрем и переход к воспитательным учреждениям означает тем самым отказ от рабского принудительного труда и переход к труду иного качественного содержания, к труду социалистическому... Белогвардейцы и фашисты клевещут насчет «принудительности» труда лишенных свободы в СССР. Между тем обязательность труда ничего общего не имеет с принудительностью труда».
Со своей стороны, А.Я. Вышинский, уже со ссылками на цитаты И.В. Сталина, писал, что труд в советских исправительно-трудовых учреждениях «в сочетании с особенностями советской власти и социалистического строительства и является тем чародеем, который из небытия и ничтожества превращает людей в героев».10
Однако продолжение практики сколько-нибудь открытого обсуждения пенитенциарных проблем, в том числе, вопросов режима, в последующем было признано нецелесообразным. Издание литературы о советских исправительно-трудовых учреждениях со второй половины 1930-х годов в СССР практически прекращается.
На этом фоне разработка соответствующей проблематики по-настоящему осуществлялась лишь зарубежными авторами (в основном русского происхождения). Довольно ценные для своего времени, к сожалению, они не отличались адекватной фактологической насыщенностью и, кроме того, оставались в русле очевидной антисоветской традиции, что в
8 Меньшапш В.Д. Труд в исправительно-трудовых учреждениях. М., 1932. С.7-8.
9 Утевский Б.С. Советская исправительно-трудовая политика. М., 1934. С.151.
їв qt ТЮрСМ к воспитательным учреждениям: Сб. статей / Под общей ред. А.Я. Вышинского. М., 1934. С. 10.
9 полной мере характеризует и литературу 60-80-х годов.11 Тем не менее, они, по сути, положили начало изучению проблемы, поскольку отличались повышенным интересом именно к вопросам лагерного режима.
В частности, одной из первых работ, привлекших внимание общественности, стали книга И.Л. Солоневича «Россия в концлагере», выдержавшая в 30-е годы за границей несколько изданий. В книге, основанной на личных наблюдениях и впечатлениях, дается колоритная характеристика царивших в советских лагерях порядков, состояния режима, злоупотреблений администрации и т.д.1 Его лагерь интересовал с той точки зрения, что «в лагере основы советской власти представлены с четкостью алгебраической формулы». Исходным методологическим пунктом, от которого отталкивался Солоневич в своем исследовании советской лагерной системы, было убеждение, что «ничем существенным лагерь от «воли» не отличается. ... Все то, что происходит в лагере, происходит и на воле - и наоборот. Но только в лагере все это нагляднее, проще, четче».
Однако, публикуя рукописи о советских концлагерях, зарубежные авторы зачастую настолько увлекались описаниями ужасов лагерей, настолько сгущали краски, что вызывали недоверие читателей. Как отмечал И.Л. Солоневич: «свидетелям, вышедшим из Советской России, читающая публика вправе несколько не доверять, подозревая их, и не без некоторого психологического основания, в чрезмерном сгущении красок».14
Эту же мысль неоднократно повторяли и другие эмигранты в течение многих последующих лет. Француз Пьер Ригуло, выступая в мае 1993 г. в
11 Киселев-Громов Н.И. Лагеря смерти в СССР. Шанхай, 1936; Солоневич И. Россия в
концлагере. Б.Айрес, 1936; Даллин Д. Николаевский Б.И. Принудительный труд в СССР.
New Haven: Jale Universiti Press. 1947; Tchemavin V. I speak for the Silent Prisoners of the
Soviets. London, 1939; Артемьев В.П. Режим и охрана исправительно-трудовых лагерей
МВД. Мюнхен, 1956; Шварц С. Рабский труд в СССР: статистика рабского труда//
Социалистический вестник. 1951. №12; Семенов II. Советский суд и карательная
политика. Мюнхен, 1952; Яковлев Б.А. Концентрационные лагеря в СССР. Лондон, 1983;
ндр.
12 Солоневич И. Россия в концлагере. Б. Айрес, 1936; Солоневич И.Л. Полное собрание
сочинений. Буэнос Айрес, 1956.
13 Солоневич И.Л. Указ. соч. С.8.
14 Солоневич ИЛ. Россия в концлагере М., 1999. С.5.
10 Москве на второй международной конференции «Сопротивление в ГУЛАГе», с горечью сообщал: «После смерти Сталина вернувшиеся французы пытались создать ассоциацию, которая донесла бы реальную информацию о сталинских лагерях. Но их никто не слышал и никто не хотел услышать».15 В свою очередь, бежавший из Советского Союза А.А. Авторханов, сталкиваясь многократно с недоверием западных читателей, с возмущением писал: «Запад был настолько одурманен коммунистической дезинформацией, что он не верил нам, эмигрантам из Советского Союза, нашим устным и письменным свидетельствам о творящемся у нас на родине. Когда живые свидетели из «второй» эмиграции ... приводили ужасающие факты массового террора, то западные «прогрессисты» объявили все это «легендами» обиженных Сталиным бывших советских граждан».16
Тем не менее, публикации на эту тему, авторами которых все чаще становились западные исследователи, регулярно появлялись и в
последующем. Более того, с началом холодной войны исследования,
посвященные советским лагерям, заметно активизировались. К примеру, в 1945 г. в Риме польские офицеры Сильвестр Мора и Петр Зверняк издали на французском языке книгу «Советское правосудие», основанную на личном опыте, наблюдениях и большом количестве свидетельских показаний.18 Ее антисоветский потенциал высоко оценили иностранные
Ригуло П. Французы в ГУЛАГе // Воля. Журнал узников тоталитарных систем. 1994. № 2 -3. С. 199.
16 Авторханов А. Предисловие // Яковлев Б.А. Концентрационные лагери СССР. Мюнхен,
1983. С.2.
17 Cilfga A. The Russian Eni'gma. - London. 1940; Cliff Т. Stalinist Russia. Marxist Analysis. -
London, 1955; Swianiewich S. Forced Labour and Economic Development/ An enquiry into the
Experience of Soviet Industrialization. - London, 1965; Conquest R. Great Terror: Stalin's Purge of
the Thirties. New York, 1968; Juviler P. Revolutionary Low and Order. Politics and Social
Changes in the USSR. - New York, 1976; Conguest R. Kolyma. The arctic death camps. Oxford,
1979; Cohen S. Stalin Question. In: The Soviet Union Today. An interpretive guide. - Chicago,
1983; Jashy N. Labor and Output in Soviet Camps //Journal of Political Economy. 1951. Oct. P.
405-519; GULAG. The Documentary Map of Forsed Labour Camps in Soviet Russia. New
York, 1951; и др. ; ..-
18 Mora Sylvester, Zwierniak Pierre. La Justice Sovietique. Magi-Spinetti Editeurs, Rome, 1945,
344 pp. В русскоязычных зарубежных изданиях и в советских источниках эта книга
11 корреспонденты. Поэтому впоследствии на Западе не издавалось, наверное, ни одной публикации по истории советской репрессивной системы, где бы ни цитировалась эта работа. Крупной научной работой на эту тему стала книга Д. Даллина и Б. Николаевского «Принудительный труд в Советской России», вышедшая в США в 1947 г. и вскоре переизданная в Европе на английском и немецком языках.
Довольно ценные для своего времени, к сожалению, они не отличались адекватной фактологической насыщенностью и, кроме того, оставались в русле довоенной антисоветской традиции, неизбежно усиленной и закрепленной условиями холодной войны, что в полной мере характеризует литературу 60-80-х годов.
Что касается советской историографии, то ее анализ показывает, что до середины 50-х гг. в СССР практически не издавались научные работы, касающиеся советских исправительно-трудовых учреждений. Вопросы пенитенциарной политики советского государства освещались, как правило, в трудах по теории права и уголовному праву. В них в основном повторялись и комментировались положения, содержащиеся в программных установках КПСС.
И в последующем, несмотря на определенное изменение ситуации в СССР в годы «оттепели», тема по-прежнему привлекала внимание в основном специалистов в области исправительно-трудового права.
Ими занимались, в частности, Н.А. Стручков, Н.А. Беляев, В.П. Артамонов, И.В. Шмаров, М.Д. Шаргородский, Л.Г. Крахмальник и другие исследователи из различных городов страны.20 В этих работах
фигурирует под разными названиями: «Справедливості» Советов», «Советская юстиция», «Советская справедливость», «Советское правосудие».
19 Dallin D.J. & Nicolaevsky B.I. Forced labor in Soviet Russia. New Haven: Yale
University Press, 1947.
20 Ной И.С. Теоретические вопросы лишения свободы. Саратов, 1965; Ширвиндт Е.К. К
сорокалетию исправительно-трудовой политики Советского государства. М., 1957; Беляев
Н.А. Понятие советского исправительно-трудового права и основные принципы советской
исправительно-трудовой политики// Вестник ЛГУ. 1958. № 5; Карпец И.И.
Индивидуализация наказания. М., 1961; Беляев Н.А. Цели наказания и средства их
12 освещались многие аспекты развития исправительно-трудовой системы, в том числе затрагивались и исторические вопросы, однако они в абсолютном большинстве работ не представляли предмета специального исследования.
В них также некоторое время ощутимо сказывалось наследие прошлого. Так, к примеру, известный ученый И.Е. Фарбер и в середине 50-х годов считал, что «врагов мы беспощадно подавляем, а не воспитываем».21 Противопоставляя «врагов» «трудовому народу» этот автор отмечал, что «принуждение, применяемое к трудящимся ... преследует цели воспитания и только воспитания». Тем не менее, в литературе все же возобладала точка зрения о том, что исправлять надо всех осужденных. В этой связи об «абсолютном неприятии» тезиса о том, что в отношении «классовых врагов» уголовное наказание должно выполнять только задачу «подавления» писал М.Д. Шаргородский.23
Новый этап в отечественной историографии связывается с либеральными изменениями в нашем обществе, начавшимися с рубежа 1980-1990-х гг. Под их влиянием наметился общий пересмотр основных концептуальных положений, определяющих фундаментальные теоретико-методологические характеристики рассматриваемого периода, началась разработка принципиально нового направления исследований, связанного с
достижения в исправительно-трудовых учреждениях. ЛГУ, 1963; Стручков Н.А. Советское исправительно-трудовое право. М., 1961; Лосев М.П. Содержание заключенных в тюрьмах. М., 1957; Калинин В.II., Утевский Ю.Б., Яковлев A.M. Советские исправительно-трудовые учреждения. М., 1960; Шаргородский М.Д. Наказание по советскому уголовному праву. М., 1958; Туманов Г.А. Роль режима лишения свободы в достижении задач уголовного наказания // Усиление борьбы с преступностью в свете требований программы КПСС. М., 1964; Крахмалышк Л. Г. Труд заключенных и его правовое регулирование в СССР. Саратов, 1963; Зубков А.И. Трудовое перевоспитание заключенных в советских исправительно-трудовых учреждениях и его нранювое регулирование. Томск, 1970; Дедюхин В. В. Становление и развитие организации борьбы с преступностью в исправительно-трудовых учреждениях. М., 1984; и др.
21 Фарбер И.Е. В.И.Ленин о суде и правосудии // Вопросы государства и нрава в трудах
В.И.Лешша. М., 1955. С.66.
22 Там же. С.66.
23 Шаргородский М.Д. Наказание по советскому уголовному праву. М., 1958. С.14.
13 изучением репрессивной политики советского государства.24 Вне всякого сомнения, в рассматриваемый период центральное место в литературе заняла именно тема репрессий, жестокости лагерного режима ГУЛАГа.25
После первых горячих споров о масштабах репрессий и достоверности характеризующих их данных,"' исследователи все более активно обращаются к конкретным проблемам пенитенциарной политики. Буквально взрывной интерес к проблемам советской пенитенциарии обнаружили, в частности, многочисленные научные конференции.27
В целом, уже в конце 1980-х годов лагерная тема вышла из-под запрета и вновь появилась на страницах советской печати. Этот период в истории изучения ГУЛАГа удивительно напоминал, период изучения революции, открывшийся в России после 1905 г. Как и тогда, началась лихорадочная публикация текстов по ранее запретной теме. Занимавшийся изучением истории революции М.Н. Покровский писал об особенностях того периода: «И сам выбор этих текстов, опубликованных уже при наличии «свободы
, Данилов А.А. История инакомыслия в России. Советский период. Уфа, 1995; Стецовский Ю. История советских репрессий. Т. 1-2. М., 1997; Иванов В. А. Миссия ордена. Механизм массовых репрессий в советской России в конце 20-х-40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР). СПб., 1997; Кириллов В.М. История репрессий в нижнетагильском регионе Урала. 1920-1950-е годы. 4.1-2. Нижний Тагил, 1996; Некрасов В.Ф. Тринадцать «железных» наркомов: История НКВД-МВД от А.И. Рыкова до Н.А. Щелокова (1917-1982 гг.). М., 1995; Уйманов В.Н. Репрессии. Как это было... (Зап. Сибирь в конце 20-х - начале 50-х годов). Томск, 1995; Власть и общество в СССР: политика репрессий (20-40-е гг.). Сб. статей. М.: ИРИ РАН, 1999; Павлов СМ. И наступит день...: Очерки о политических репрессиях против церкви. Кемерово, 2003; Наша общая горькая правда: историко-краевед. сб. Ханты-Мансийск, 2004; Глебов В.Г. Кровавый песок Дубровки - воронежцы в тисках НКВД. Воронеж, 2004; и т.д.
25 Книга памяти жертв политических репрессий. Ульяновская область. Ульяновск, 2001; Боль и память: Книга памяти жертв политических репрессий Владимирской области. Владимир, 2001; и др.
26Цаилин В.В. Статистика жертв сталинизма в 30-е годы// Вопросы истории. 1989. №4; Земсков В.Н. «Архипелаг ГУЛАГ»: глазами писателя и статистика // Аргументы и факты. 1989. № 45; Земсков В.Н. К вопросу о масштабах репрессий в СССР// Социс. 1995. №9; Попов В.П. Государственный террор в советской России. 1923-1953гг. (источники и их интерпретация)// Отечественные архивы. 1992. №2; Дупш А.Н. ГУЛАГ: глазами историка // Союз. 1990. № 9; Дупш А.Н. Сталинизм: легенды и факты // Слово 1990. № 7. С.22 - 26; и др.
7 Пенитенциарная преступность: история и современность. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Владимир, 2003; Репрессии 1930-х годов в Мордовии и их последствия. Материалы республиканской научно-практ. конференции, 27 мая 1998г. Саранск, 2004. и др.
печати», был немногим менее случаен, чем выбор предшествовавших им зарубежных публикаций. Государственные архивы официально продолжали оставаться запертыми. Из них теперь можно было, попросту говоря, кое-что выкрасть; но хватать приходилось опять-таки, что попадалось под руку».
В это время наиболее активно дебатировались вопросы о масштабах
государственного террора, о статистике жертв сталинизма, вопросы лагерного режима рассматривались довольно поверхностно. При этом в появлявшихся публикациях, безусловно, доминировал тезис об его невероятной, невиданной жесткости, даже жестокости, бесчеловечности, преступности. В определенной мере он сохранил свою актуальность и в последующем.
Тем не менее, в рамках второго периода отечественные историки, осваивавшие все новые архивные материалы, уверенно продвигались вперед в плане более всестороннего осмысления проблемы. В многочисленных трудах документального, справочного и научного характера Н.В. Петрова, А.И. Кокурина, Ю.Н. Морукова, К.В. Скоркина, других исследователей30 нашли отражение такие проблемы, как внутренняя структура органов ОГПУ - НКВД - МВД СССР, в том числе административное устройство и структура аппарата ГУЛАГа и других главных
" Покровский М.Н. Избранные произведения. М, 1967. Кн.4. С.555.
29 Цаплин В.В. Статистика жертв сталинизма в 30-е годы // Вопросы истории. 1989. № 4.
С. 175 - 181; Дуги и А.Н. Неизвестные документы о репрессиях 30 -50-х годов (по фондам
ЦГАОР) // Административно-командная система управления: проблемы и факты.
Межвузовский сборник научных работ. М, 1992. С.69 - 87; Попов В.П. Государственный
террор в Советской России. 1923 - 1953 гг. (источники и их интерпретация)
//Отечественные архивы. 1992. № 2. С.20 - 31; Земсков В.Н. Политические репрессии в
СССР (1917 - 1990 гг.) // Россия XXI. 1994. № 1-2. С.107 - 124; Попов В.Н. Война с
народом. Этапы государственного террора в России // Независимая газета. 2000. 27
апреля. С.8
30 Петров Н.В. Скориш К.В. Кто руководил НКВД, 1934 - 1941: Справочник / Общество
«Мемориал», РГАСПИ, ГАРФ; Под ред. Н.Г. Охотина и А.Б. Рогинского. М, 1999; Лубянка.
ВЧК - ОГПУ - НКВД - НКГБ - МВД - КГБ. 1917 - 1960. Справочник. Составление, введение
и примечания А.И. Кокурина, Н.В. Петрова. М., 1997; Кокурин А.И., Петров Н.В. НКВД -
МВД - МГБ: Структура, функции, кадры // Свободная мысль. 1997. № 6 - 9, 11, 12; 1998. №
1, 2, 4; Кокурин А.И., Моруков Ю.Н., Петров Н.В. ГУЛАГ: структура и кадры // Свободная
мысль. 1999. № 8,9,11,12; 2000. № 1 - 3,5 -12; 2001. № 1,3 - 7,9 -12.
15 производственных управлений. Многие проблемы историко-демографического характера, в том числе проблема численности заключенных, нашли подробное освещение в трехтомном издании, подготовленном в Институте российской истории РАН, «Население России в XX веке».31
Значительным вкладом в историографию ГУЛАГа стал справочник «Система исправительно-трудовых лагерей в СССР», выпущенный в 1998 г. обществом «Мемориал» совместно с ГАРФ. В него вошли более пятисот монографических статей обо всех лагерях сталинского периода, а также о соответствующих управлениях центрального аппарата ОГПУ - НКВД -МВД. Самостоятельную ценность представляют очерки «Система мест заключения в РСФСР и СССР. 1917 -1930» (авторы М. Джекобсон, М.Б. Смирнов) и «Система мест заключения в СССР. 1929 - 1960» (авторы М.Б. Смирнов, СП. Сигачев, Д.В. Шкапов), предварявшие богатый справочный материал.
История советских карательных органов и репрессивной политики привлекала внимание не только историков, но и юристов. Вопросам организации и функционирования первых исправительно-трудовых учреждений, анализу работы органов исполнения наказаний в советский период посвящены работы юристов А.В Михайличенко, Е.М. Гилярова, М.Г. Деткова и других авторов. Свой взгляд на проблему ГУЛАГа предлагает в публицистическом очерке «Лагерники» профессор академии
11 Население России в XX веке. В 3-х т. М, 2000-2001.
12 Гиляров Е.М., Михайличенко А.В. Становление и развитие ИТУ советского государства
(1917 - 1925). Домодедово, 1990; Ивашов Л., Емелин А. ГУЛАГ в годы Великой
Отечественной войны // Военно-исторический журнал. 1991. № 1. С. 14 - 24; Детков
М.Г. Содержание пенитенциарной политики Российского государства и её реализация в
системе исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы в период 1917- 1930
годов: Монография / Респ. ин-т повышения квалификации работников МВД России. - М.,
1992; Детков М.Г. Содержание карательной политики Советского государства и её
реализация при исполнении уголовного наказания в виде лишения свободы в тридцатые -
пятидесятые годы: Монография / Респ. ин-т повышения квалификации работников
МВД России. - Домодедово, 1992.
МВД СИ. Кузьмин. 33 Он пишет: «Сегодня нам с удивительной настойчивостью вдалбливают, что самое зловещее учреждение - ГУЛАГ. Однако, если присмотреться попристальнее, то можно обнаружить в этом понятии всего лишь систему управления местами лишения свободы. ... Система ГУЛАГа развивалась и совершенствовалась по мере усложнения задач социально- экономического созидания и политических обстоятельств. Но, пожалуй, главным фактором, «стимулятором» функционирования ГУЛАГа было то, что наша страна находилась во враждебном окружении. ... В таких условиях существование ГУЛАГа было логично и необходимо».
Позицию Кузьмина в основном разделяет юрист А.С. Смыкалин, посвятивший свою монографию «Колонии и тюрьмы в Советской России» изучению пенитенциарной системы России в период с 1917 по 1960 гг. По его мнению, ««разгул демократии» обернулся тем, что все, что связано с ГУЛАГом, рассматривалось исключительно в черном цвете».35
Особо выделим также работы исследователей Краснодарской академии МВД России, - И.В. Упорова, Л.П. Рассказова, A.M. Меликяна и др., в большей степени ориентированных на изучение именно исторических аспектов пенитенциарной проблематики. В частности, здесь отметим докторские диссертации Л.П. Рассказова,37 в которых автор показывает как с рубежа 20-30-х годов расширились карательные функции ОГПУ, а затем и
я Кузьмин Ст. Лагерники (ГУЛАГ без ретуши) // Молодая гвардия. 1993. № 3, 4,5-6.
34 Кузьмин Ст. Лагерники (ГУЛАГ без ретуши) // Молодая гвардия. 1993. ХЬ 3. С.144,146.
35 Смык&иш А. С. Колонии и тюрьмы в Советской России. Екатеринбург, 1997. С.23.
36 Меликян A.M. Советская исправительно-трудовая политика (1921-1941гг.): Проблемы
становления и развития. М., 2004; Упоров И.В. Пенитенциарная политика России в XVIII-
XX вв. СПб, 2004; Рассказов Л.П. Дьяченко О.В. Упоров И.В. Органы госбезопасности и
пенитенциарная политика советского государства в довоенный период: (1917-1941 гг.).
Краснодар, 2003; Рассказов Л.П. Упоров И.В. Использование и правовое регулирование
труда осужденных в российской истории. Краснодар, 1998; Упоров И.В. Социально-
правовые аспекты уголовно-исполнительной политики советского государства в 1930-
1960 гг. Краснодар, 2003; Упоров И.В. Исторический опыт формирования и реализации
пенитенциарной политики России в XVIII-XX вв. Дисс. ... докт. ист. наук. М., 2001; и др.
37 Рассказов Л.П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования
административно - командной системы в Советском государстве (1917 - 1941г.г.). Уфа,
1994; Рассказов Л.П. Деятельность органов государственной безопасности но реализации
политики ВКП(б) (конец 20-х -1941гг.). Дисс. ...докт. ист. наук. М., 2001.
НКВД, которые Сталин и его окружение «подстраивали» под политику «большого террора».
Вместе с тем, в отношении оценки режимных условий советских лагерей 1930-х годов они занимают в целом более сдержанную позицию. Более того, по ряду позиций режим 1930-х годов они считают более мягким, нежели последующие режимные правила и требования, к примеру, «застойного» времени."
Отличительной чертой историографии в рамках второго периода стало значительное расширение проблематики исследований. В частности, открытие архивов позволило российским и зарубежным историкам обратиться к изучению региональных аспектов истории ГУЛАГа. В 1990-е годы были опубликованы исследования по истории репрессий на Урале,39 в Кузбассе,40 на территории Коми края,41 на Дальнем Востоке и Колыме42 и в ряде других регионов. Пристальное внимание историки уделяют изучению отдельных лагерных комплексов и лагерных строек. Специальные работы посвящены к примеру, Ухто-Печорским лагерям, строительству Байкало-Амурской
м См.: Упоров И.В. Указ. соч.
-w Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала 1920 - 1950 годы Т.1: Репрессии 1920 - 1930 гг./ Отв. ред. Т.Н. Славко. Нижний Тагил, 1996; Он же. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала 1920 - 1950 годы Т.2: Тагиллаг 1940-е - нач. 50-х гг./ Огв. ред. Т.Н. Славко.- Нижний Тагил, 1996; История репрессий на Урале: идеология, политика, практика (1917-1980-е годы): Сб. ст. участников научной конференции «История репрессий на Урале», 10-12 ноября / Огв. ред. В.М. Кириллов. Нижний Тагил, 1997; James R. Harris The Growth of the Gulag: Forced Labor in the Urals Region, 1921-1931 II The Russian Review. 1997. Vol. 56. № 2. April, pp.265 - 280.
40 Гвоздкова Л.И. Принудительный труд: Исправительно-трудовые лагеря в Кузбассе (30-
50-е гг.) Кемерово, 1994; Она же. Сталинские лагеря на территории Кузбасса (30-40-е
годы). Кемерово, 1994; Она же. История репрессий и сталинских лагерей в Кузбассе.
Кемерово, 1997.
41 Полешиков В.М. За семью печатями. Из архива КГБ. Сыктывкар, 1995; Морозов Н.А.
ГУЛАГ в Коми крае. 1929-1956. Сыктывкар, 1997; Максимова Л.А. Лагеря и индустриальное
освоение Севера (на примере республики Коми) // Вестник Сыктывкарского университета.
1997. Серия 8. Вып.2. С.70 - 80; Покаяние: Мартиролог. История массовых политических
репрессии на территории Коми края в 20 - 50-е годы XX века. Т. 1. Составитель Г.В.
Невский. Сыктывкар, 1998;
42 Политические репрессии на Дальнем Востоке СССР в 1920-1950-е годы: Материалы
первой Дальневосточной научно-практической конференции. Сб./ Огв. ред. А.П.
Деревянко. Владивосток, 1997; Бадаев И.Д. Колымская гряда Архипелага ГУЛАГ
(заключенные) // Исторические аспекты Северо-Востока России: экономика, образование,
колымский ГУЛАГ. Магадан, 1996. С.46 - 72.
18 магистрали, стройкам № 501 и № 503 (так называемая «мертвая дорога») и многим другим лагерным объектам. 43
В это время появился также огромный массив литературы, посвященной отдельным социальным группам, особенно раскулаченным
4-і.
(Базаров А., Шашков В. и др.). Очевидной новизной отличаются исследования посвященные борьбе заключенных с лагерным режимом (Морозов IL, Макарова А.). С первых работ здесь центральное значение для выяснения сущности сталинской пенитенциарной политики получила тема использования заключенных как дешевой рабочей силы.46 Работы, посвященные вопросам экономического значения системы принудительного труда, использования труда заключенных составили целое направление.
Среди важных новых направлений исследований отметим также работы, посвященные отдельным категориям заключенных, различающимся
47 4Я
по национальной и религиозной принадлежности. Довольно много
43 Еланцева О.П. Обреченная дорога. БАМ (1932 - 1941). Владивосток, 1994; Она же.
Строительство № 500 НКВД СССР: железная дорога Комсомольск - Советская Гавань (1930-
1940 гг.). Владивосток, 1995; Канева А.Н. Ухтпечлаг. 1929 - 1938 // Звенья: Исторический
альманах. Вып.1. - М., 1991. С.331 - 354; Печальная пристань / Сост. И Л.Кузнецов.
Сыктывкар, 1991; Маркова Е.В., Волков В.А., Годный А.П., Ясный В.К. Ученые -
узники Печорских лагерей ГУЛАГа // Новая и новейшая история. 1998. №1. С. 19-45; Бацаев
И.Д. ДальстроП и Севвостлаг ОГПУ-НКВД СССР в цифрах и документах. В 2 ч. Магадан,
2002; Бердинских В.А. История одного лагеря (Вятлаг). М., 2001; Козлов А.Г. Из истории
колымских лагерей. Магадан, 1991; Кукушкина А.Р. Акмолинский лагерь жен
«изменников Родины»: история и судьбы. Караганда, 2002; Добровольский А. «Мертвая
дорога» // Отечество. Вып. 5. М., 1994. С.193 - 210; и др.
44 Базаров А.А. Кулак и агрогулаг. Челябинск, 1991; Шашков В.Я. Раскулачивание в СССР
и судьбы специереселенцев. Дисс. ... докт. ист. наук. М., 1995 и др.
45 Сопротивление в ГУЛАГе / Материалы международной конференции. М., 1992; и др.
46 Хлевнюк О.В. Принудительный труд в экономике СССР (1929-1941гг.)// Свободная
мысль. 1992. №13; Бикметов Р.С. Спецконтингент в угольной промышленности Кузбасса
в 1930-е - середине 1950-х гг. Дисс. ... канд. ист. наук. Кемерово, 2000; Исаков В. М. Труд
осужденных в исправительно-трудовых учреждениях Советского государства (1917-1990
гг.). М, 2000; и др.
Куликов К.И. Дело Дело «СОФРИН». Ижевск, 1997; Корейцы - жертвы политических репрессий в СССР, 1934-1938. Кн.2. Пермь. 2002;
Гулаг: его строители, обитатели и герои: (Раскулачивание и гонение на Православную Церковь пополняли лагеря ГУЛАГа)// Под ред. И.В. Добровольского. 2-е изд. М.: Междунар. о-во прав человека Франкфурт/Майн, 2001. 453 е.; Голубцов С.А. Профессура МДА в сетях Гулага и ЧеКа. М., 1999; Вине Г.П. Тропою верности: (О П.Я. Винсе). СПб., 2003. 305 с;
19 современные исследователи пишут об особенностях воспитательной работы,49 пенитенциарной психологии.50
Однако, что касается собственно проблемы режима содержания заключенных, то ее специальное изучение в основном осуществлялась юристами. При этом ее отличает дискуссионность. В частности, много споров ведется по вопросу о взаимосвязи выбора места дислокации лагеря и режимными требованиями. В частности, М.Г. Детков утверждает, что требования по обеспечению режима предопределяли место расположения лагеря. В то же время, по мнению других исследователей последнее определялось в первую очередь интересами производственно-хозяйственной деятельности, а уже само место расположения объективно создавало условия для установления соответствующего режима содержания контингента.53
Более определенно исследователи высказываются о роли воспитательной работы в ИТЛ. В частности, как отмечалось в данной связи М.Г. Детковым, культурно-воспитательные аспекты были обычно второстепенными, несмотря на грозные ведомственные приказы, предписывающие усилить данную работу в ИТЛ. При этом ученые указывают на ее формальность. К примеру, один из наиболее основательных исследователей ГУЛАГа В.Н.
Хребтов В.И. «Цивилизованный» ГУЛАГ: Генезис воспитательной работы с лицами, лишенными свободы, и сворачивание ее в современных условиях. М., 2002; Кузьмина О.С. Становление и развитие воспитательной системы исправительных учреждений советского государства: 20-е, 50-е, 70-е гг. Дисс. ... канд. пед. наук. М., 1994; Кузьмин М.А. Стимулирование правопослушного поведения заключенных в исправительно-трудовых лагерях посредством реализации поощрительных норм (1930-1956 гг.). Дисс. ... канд. юрид. наук. М., 1998; и др.
50 Поздняков В.М. Отечественная пенитенциарная психология: история и современность.
М., 2000; и др.
51 Удодов А.Г. Правовое регулирование режима отбывания наказания в исправительно-
трудовых лагерях Советского государства: 1929-1941 гг. Дисс. ... канд. юрид. наук. М.,
2003;
52 Детков М.Г. Развитие системы исполнения уголовного наказания в виде лишения
свободы в России: Автореф. дне. ... докт. юрид. наук. М., 1994. С. 5.
53 См. напр.: Христофоропа Е.И. Режим в исправительно-трудовых лагерях НКВД СССР
(1929-1941 гг.). Дисс. канд. юрид. наук. М., 2002.
4 Детков М.Г. Содержание карательной политики государства ... в тридцатые-пятидесятые годы. С. 115-147.
20 Земсков на вопрос интервьюера о том, что больше всего поразило его при изучении темы, заметил, что, судя по официальным документам, ГУЛАГ -«не столько карательный орган, сколько воспитывающий. В представлении составителей этих документов «архипелаг» выглядел чуть ли не благотворительным учреждением, помогающим заблудшим гражданам стать активными строителями социализма»55
В целом, внимание к вопросам повседневной жизни заключенных ИТЛ в рассматриваемый период устойчиво росло. При этом благодаря расширению источниковой базы, исследователи обратились к изучению таких вопросов, которые никогда ранее не были предметом специального рассмотрения. Так, А.Ю. Горчева исследовала историю лагерной прессы.56 Б.А. Нахапетов на основании архивных документов санитарных подразделений ГУЛАГа изучил условия и характер медицинского обслуживания заключенных в местах лишения свободы.57
Подводя итог, хотелось бы отметить, что история изучения лагерного режима 1930-х годов в системе ГУЛАГа имеет свою специфику. Современная российская историофафия активно формирует собственные традиции изучения жизни советских лагерей. В настоящее время она имеет определенные достижения в области изучения отдельных аспектов истории эволюции режима ГУЛАГа и позволяет поставить на повестку дня новую задачу - исследовать ГУЛАГ как социально-бытовой феномен советского государства, определить его место и роль в жизни советских людей. Однако при этом историофафия этой проблемы и сегодня не может быть офаничена кругом сугубо научных изданий.
Земсков В.Н. Архипелаг ГУЛАГ: глазами писателя и статистика // Страницы истории. JL, 1990. С. 169. % Горчева А.Ю. Будни «великих строек» //Литературная Россия. 1991. № 13. 29 марта. С. 26
27; Она же. «Не подлежит распространению...» // Советская библиография. 1991. № 5. С.56
79. Она же. Пресса ГУЛАГа (1918 -1955). М., 1996.
"Нахапетов Б.А. К истории санитарной службы ГУЛАГа // Вопросы истории. 2001. №6. С.126- 136.
В целом, историографический обзор показывает, что, несмотря на наметившийся с 90-х годов заметный рост интереса, проявляемого исследователями к истории советских лагерей, комплексного труда, посвященного анализу лагерного режима в рамках избранного периода, до сих пор не создано.
Исходя из этого, целью исследования является изучение исторического опыта трансформации условий жизни советских заключенных и особенностей режимных требований в исправительно-трудовых лагерях ОГПУ-НКВД в 1929-1941 годах.
Для достижения данной цели были поставлены следующие задачи:
определить характер изменений содержания советской пенитенциарной политики в условиях перехода к форсированному строительству социализма;
выявить особенности трансформации режима содержания заключенных в процессе становления системы исправительно-трудовых лагерей ОГПУ;
рассмотреть условия жизни заключенных и характер лагерного режима в условиях развертывания массовых политических репрессий.
Хронологические рамки исследования охватывают период с 1928 года по 1941 год. Выбор этого периода объясняется радикальной сменой относительно более мягкого курса периода нэпа откровенно репрессивной пенитенциарной моделью. Нижние границы периода определены с учетом начала развертывания системы исправительно-трудовых лагерей ОГПУ и превращения заключенных в важную производственную силу, позволявшую решать задачи индустриализации, обозначившего переход к принципиально новой пенитенциарной системе. Верхние рамки обусловлены серьезными изменениями в советской пенитенциарной политике в условиях начавшейся Великой Отечественной войны.
Источниковую базу работы составили как опубликованные, так и архивные материалы.
22 Среди открытых публикаций следует, прежде всего, выделить
документы КПСС, а также блок нормативно-правовых актов,
регулировавших пенитенциарную сферу. 59 Данный массив нормативно-правовых документов является крайне неоднородным по своему составу и включает наряду с официальными законодательными актами (декретами, законами, конституциями, кодексами, указами), опубликованными в открытой печати в установленном порядке, большое количество нормативных актов, принятых с нарушением установленных норм и правил.
В настоящее время большинство этих секретных подзаконных актов, служивших нормативной базой массовых репрессий, опубликовано в различных сборниках документов и периодической печати.60 Однако нужно заметить, что цитирование и комментирование инструкций без сопоставления их с реальной жизнью, искажает историческую действительность, которая, порою, не имела ничего общего с установленными нормативными предписаниями. При анализе законодательных актов нельзя забывать о двух характерных чертах советского права: о его полной подчиненности идеологии и ярко выраженной декларативности. Государственная идеология использовала правовые нормы с целью продемонстрировать не только советским людям, но и всему миру свой гуманизм, приверженность демократическим принципам и т.д. На практике же многие «хорошие» законы подменялись секретными предписаниями директивных органов,
Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК 9-е изд., доп. и испр. Т. 8, 9. М., 1985; Директивы КПСС и Советского правительства по хозяйственным вопросам. 1917-1957 гг. Сб. документов. В 4-хтг. М., 1957; и др.
59 Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства СССР. М.,
1928-1932; Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и Крестьянского
Правительства РСФСР. М., 1928-1932; Сборник документов по истории уголовного
законодательства СССР и РСФСР 1917-1952. М.: Госюриздат, 1953; Собрание кодексов
РСФСР. М., 1927; Исправительно-трудовой кодекс РСФСР. 1933. С изм. на 1 октября
1934 г. М., 1934; и др.
60 См. напр.: Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации
жертв политических репрессий. М., 1993; ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918- I960.
М, 2000Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и
ведении следствия» от 17 ноября 1938 г. // Исторический архив. 1992. № 1. С. 125 - 128 и др.
23 ведомственными инструкциями и разъяснениями, которые решительно расходились с юридическими нормами советской правовой системы.
Тем не менее, всесторонний анализ советского законодательства, т.е. выяснение целей и условий принятия того или иного нормативного акта, исследование его содержания, а также изучение практики его реализации, позволяет в определенной мере решить некоторые исследовательские задачи, поставленные в диссертации. Работа с законодательным материалом дает возможность определить правовые основания создания и функционирования советской репрессивной системы, проанализировать общие тенденции и правовую базу карательной политики советского государства.
Отсутствие репрезентативных и достоверных источников по проблеме ГУЛАГа крайне затрудняло изучение этой проблемы. Секретность была главным препятствием для всех исследователей, желавших заняться изучением советской лагерной системы. Начавшийся со второй половины 1992 г. процесс рассекречивания архивных документов по вопросам организации и деятельности судебных и внесудебных органов, исправительно-трудовых учреждений, применения принудительного труда и др. позволил исследователям приступить к изучению ГУЛАГа на качественно новом уровне. 1
Особую ценность для исследования представляет мемуарная литература. До начала 1960-х годов все лагерные мемуары издавались только за границей и носили, как правило, ярко выраженный антисоветский характер. Они преследовали не столько аналитические цели, сколько разоблачительные. Многие описываемые события явно искажались в политических целях. В историографии до настоящего времени отсутствует какой-либо анализ этого мощного пласта мемуарной литературы по истории ГУЛАГа.
61 Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. 1937-1938. М., 2004; Экономика ГУЛАГа и ее роль в развитии страны. 1930-е годы. Сб. документов// Сост. проф. М.И. Хлусов. М., 1998; ГУЛАГ в Карелии. Сб. документов и материалов. 1930 - 1941. Петрозаводск, 1992; История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х- первая половина 1950-х годов. Сб. документов в 7 т. М., 2004; и др.
В СССР бывшие заключенные взялись за воспоминания в годы хрущевской «оттепели», когда чуть-чуть ослабла политическая цензура, и отпустил страх. Большинство авторов были из одной социальной среды -представители интеллигенции или партийной номенклатуры. Однако советское руководство, с одобрением относившееся к публикации воспоминаний о революции, о войне и т.п., отнюдь не стремилось к отражению в мемуарах реальной истории, и уж тем более не видело необходимости сохранять память о лагерном прошлом. Никаких официальных запретов на такие публикации, разумеется, не было. Однако когда в Западной Германии в эмигрантском журнале «Посев» началась публикация «Колымских рассказов» В.Т. Шаламова принудили подписать «отказное» письмо, в котором клеймились «белогвардейские» «зловонные» издания, «ведущие постыдную антисоветскую деятельность».6
В данной связи новая волна воспоминаний появилась в СССР лишь в годы «перестройки», когда о своем лагерном прошлом стали вспоминать многие известные люди (Д.С. Лихачев, О.В. Волков, Г.С. Жженов, В.Я. Дворжецкий и другие), которые никогда раньше на эту тему публично не выступали. 90-е годы XX столетия были отмечены выходом в свет мемуаров бывших заключенных ГУЛАГа А. И. Солженицына, В. Т. Шаламова, А. В. Горбатова и др.63 В этих воспоминаниях отражены тяготы лагерной жизни, а также принудительного труда в освоении северных территорий, когда освоение превращалось в насилие над человеком и природой.
Московское историко-литературное общество «Возвращение» и Общество «Мемориал», до настоящего времени продолжают издавать воспоминания узников ГУЛАГа во «Всероссийской мемуарной библиотеке» А.И. Солженицына. Музей и общественный центр имени Андрея Сахарова работает над созданием электронной базы данных «Память о бесправии.
62 Литературная газета. 1972. 23 февраля.
63 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. М: Терра, 1999. т. 4. 608 е.; Шаламов В. Т.
Колымские рассказы. М.: Слово, 1990. 720 е.; Горбатов А. В. Годы и Войны: Военные
мемуары. М.: Советский писатель, 1991. - 560 с.
25 Воспоминания узников ГУЛАГа, изданные отдельными изданиями на русском языке». Эта уникальная издательско-просветительская программа собрала все русскоязычные мемуары, изданные за рубежом и в России с 1920-х годов как отдельными изданиями, так и в тематических сборниках. Каждое мемуарное произведение сопровождается биографической справкой мемуариста и сохранившимися фотографиями. Конечно, интерпретация мемуарной литературы, требует учета множества факторов, определяющих их историческую ценность. Замечено, например, что в мемуарах иностранцев, бывших узников ГУЛАГа, внутрилагерная жизнь описывается, как правило, без какого-либо анализа, поверхностно, так, как цивилизованный человек описывает дикое непробудное варварство. Такое описание лагерной жизни нехарактерно для воспоминаний, написанных нашими соотечественниками или иностранцами, оставшимися жить в России. Многие из них, наоборот, пытаются скрасить грубость лагерного быта мягким юмором и проявляют удивительное понимание человеческих характеров.
Основу источниковой базы диссертации составили также архивные документы. Автором исследуются преимущественно документы официального делопроизводства, отложившиеся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ): Главного управления местами заключения НКВД РСФСР, ГУЛАГа НКВД - МВД СССР и др. К числу наиболее ценных документов официального делопроизводства относится переписка между различными организациями, в том числе между органами государственного управления и ЦК коммунистической партии.
Для исследования процесса реализации пенитенциарной политики на региональном уровне автором были изучены архивы в Краснодарском крае. В частности, немалый интерес, представляют материалы Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), где использовались фонды различных краевых ведомств. В Центре документации новейшей истории Краснодарского края (ЦДНИКК) привлекались материалы фонда Ф.1774-А -Краснодарского крайкома КПСС. Автором использовались документы
26 Специального архивного фонда Информационного центра ГУВД Краснодарского края.
Методологической основой диссертации явились как общенаучные, так и специальные исторические методы исследования. Опираясь на диалектико-материалистический метод исследования, автор, прежде всего, руководствовался принципом историзма, использовал общие методы исторического исследования: конкретно-исторический, сравнительно-исторический, исторического описания, системно-структурный.
Научная новизна исследования заключается в том, что в нем впервые в отечественной историографии на основе конкретно-исторического анализа обширного массива архивных и опубликованных документов комплексно исследована проблема эволюции режима содержания заключенных советских ИТЛ в 1929-1941 годах. В научный оборот введены новые, ранее не публиковавшиеся архивные документы.
Исследованием установлено, что усиление уголовных репрессий в СССР с конца 20-х годов объективно влекло за собой ужесточение пенитенциарной практики. Однако поскольку главная задача государства состояла в том, чтобы, сохраняя масштабы уголовных репрессий, в то же время не допустить излишних потерь контингентов заключенных, со второй половины 30-х годов усиливается его регламентирующее вмешательство в определение общих для всей системы ИТЛ условий режима, совершенствуется система контроля за соблюдением режимных требований. Эта тенденция находила противоречивое отражение в реальной лагерной жизни, где преодоление наиболее крайних проявлений беззакония сочеталось с общим ужесточением режима.
В работе обоснован вывод о том, что именно под влиянием решения производственных задач, с середины 1930-х годов в пенитенциарной политике СССР происходит известная смена акцентов, когда вместо ярко выраженного «классового» подхода, начинает все более утверждаться подход, связанный с переориентацией на преследование «врагов народа» фактически вне зависимости от классовой принадлежности. Тем не менее, классовый
27 признак в пенитенциарной политике полностью не утратил своего значения.
В работе по-новому показано влияние задач трудового использования на режим содержания заключенных. Прежде всего, доказана их абсолютная приоритетность, в силу чего осужденные в ведомственных нормативных актах зачастую стали именоваться «производственниками», а условия их труда и быта стали в решающей степени определяться характером решавшихся хозяйственных задач, чем подчеркивалось основное направление советской исправительно-трудовой политики.
Установлено, что самой большой опасностью, наиболее нетерпимым фактом являлось не нормативно закрепленное существенное ограничение прав заключаемых в лагеря, а произвол администрации, ее полная бесконтрольность. В основе этого лежали принципы организации органов госбезопасности (ОГПУ, НКВД), которые не подлежали надзору и контролю наравне с другими государственными органами. При этом в немалой степени лагерный произвол был обусловлен и поведением самих заключенных, большую часть рассматриваемого периода составлявших значительную часть администрации. В то же время разовые, эпизодические, хотя порой и весьма суровые меры, применявшиеся к нарушителям, не могли обеспечить реального улучшения состояния дел в лагерях.
Научная и практическая значимость диссертации состоит в том, что собранные материалы способствуют восстановлению исторической правды о трагических событиях отечественной истории. Полученные результаты и научные выводы могут быть использованы в деятельности государственных, в т.ч. правоохранительных органов. Материалы диссертации могут использоваться для подготовки научных и учебно-методических трудов, привлекаться в процессе преподавания в учебных заведениях.
Исторический опыт деятельности государства по реорганизации пенитенциарной системы является чрезвычайно важным в условиях современного кризисного состояния мест заключения и осуществления их модернизации в условиях перехода к гражданскому обществу. Результаты
28 исследования призваны ориентировать государственные органы на принятие таких решений и правовых актов, которые обеспечивали бы полноценное развитие пенитенциарных институтов с учетом особенностей исторического опыта их эволюции в различные периоды и, соответственно, повышали эффективность деятельности исправительных учреждений.
Апробация исследования. Результаты диссертации изложены в публикациях автора, в сообщениях и докладах на научных конференциях.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех разделов, заключения, списка использованной литературы и источников.
Изменение основ советской пенитенциарной политики в условиях перехода к форсированному строительству социализма
Обращаясь к вопросу о предпосылках радикального изменения советской пенитенциарной политики на рубеже 1920-1930-х годов, следует признать, что они в полной мере определялись особенностями социально-экономического и политического развития СССР в годы нэпа. Прежде всего, они были связаны с изначальной временной и политической ограниченностью новой экономической политики, рассматривавшейся как временная мера, позволяющая пережить наиболее трудный для новой власти период. Нельзя не признать, что подобный расчет оказался достаточно реалистичным. Благодаря нэпу, в середине 1920-х гг., в целом, был восстановлен довоенный уровень производства, в силу чего на передний план вновь выдвинулся вопрос о перспективах развития. При этом его разрешение осуществлялось в ходе острой борьбы в руководстве правящей большевистской партии, следствием чего стала заметная радикализация внутренней политики.
Прежде всего, со второй половины все более значимое место во внутренней политике СССР стало приобретать индустриальное развитие. Неизбежно связанное с этим свертывание НЭПа началось с изменения трудовых отношений не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве. При этом, в итоге, аграрный сектор стал рассматриваться как источник накопления для промышленности. Более того, преобразования власти оказались направленными на превращение крестьянского мира в часть государственной системы. Для этого уничтожались все основы крестьянского самоуправления, утверждалось всевластие аппарата, прежде всего, карательного.
Данные советских органов власти свидетельствуют о том, что с конца 1927 г. по август 1929 г. большевистское руководство, осознав опасность дальнейшего продвижения по пути, намеченному апрельским пленумом 1925 г., приступило к непосредственной подготовке сплошной коллективизации. Изученные нами документы показывают, что новый курс на ужесточение репрессивной составляющей внутренней политики стал реальностью уже в ходе избирательной кампании 1927г., в рамках которой и произошел разгром кулака на выборах и полная победа коммунистов. В первую очередь это было обеспечено исключительно административными мерами, в том числе и оперативными средствами карательных органов. Уже на стадии подготовки избирательных списков их роль оказалась одной из ведущих. Совместно с фискальными органами они непосредственно были заняты определением круга «лишенцев».65 В итоге, новый курс, направленный на расширение участия в кампании правоохранительных и судебных органов обусловил резкий рост численности лишенцев.
Катализатором перехода к ужесточению репрессивной политики стал масштабный хлебозаготовительный кризис 1927-1928 г., получивший должное освещение в отечественной историографии.5 Наиболее адекватную оценку кризиса дал в своих статьях Н.И. Бухарин. Он писал, что за несколько урожайных лет крестьяне повысили свои доходы, но низкие закупочные цены на зерно не создавали у них заинтересованности в продаже хлеба, который придерживался в ожидании повышения цен. Именно в целях разрешения хлебозаготовительного кризиса 1927-1928 г. советское руководство вновь обратилось к идее активного использования командных методов времен политики военного коммунизма.
Кризисы, разрушившие НЭП. М., 1991 и др. решения которого одними исследователями расценивается как курс на «коллективизацию»,69 а другими - как линия на кооперацию,70 так как в это время сплошная коллективизация еще мыслилась как отдаленная перспектива, а бухаринский тезис о «форсированном наступлении на кулака» не получил поддержки.71
Сталин даже косвенно покритиковал подобный подход, заявив: «Не правы те товарищи, которые думают, что можно и нужно покончить с кулачеством в порядке административных мер, через ГПУ... Кулака надо взять мерами экономического порядка и на основе советской законности».
Тем не менее, линия в отношении зажиточных слоев населения на съезде была решена однозначно: «более систематическое и настойчивое ограничение кулака и частника». Данная директива заложила начало политики раскулачивания, элементы которой все чаще стали применяться по мере нарастания хлебозаготовительного кризиса.
Особенности трансформации режима содержания заключенных в процессе становления системы исправительно-трудовых лагерей ОГПУ (1929-1934 гг.)
Как отмечалось ранее, процесс реорганизации пенитенциарной системы в условиях начавшегося развертывания массовых репрессий наложил свой отпечаток на различные стороны пенитенциарной политики, в том числе на политику в сфере обеспечения режима наказания и трудового использования заключенных. При этом если в условиях нэпа сложилась достаточно либеральная пенитенциарная практика, которая в первую очередь обеспечивалась общей гуманностью пенитенциарного и уголовного законодательства, то по мере утверждения лагерной системы режимные требования становились все более жесткими.
Поскольку лагеря создавались в качестве «средства классового подавления», они в меньшей степени предусматривали стимулирование правопослушного поведения заключенных в отличии от трудовых колоний, которые предназначались для «принудительно-воспитательного воздействия». Соответственно, в них изначально стала складываться негативная практика. И этому не смогло помешать принятие первых документов, регламентировавших жизнедеятельность ИТЛ, прежде всего, «Положения об ИТЛ ОГПУ», утвержденного СНК СССР 7 апреля 1930 года. Более того, практика показала, что многие его положения оказались трудно реализуемыми.
В положении прогрессивная система исполнения наказания была закреплена на уровне закона, причем с позиции классового подхода исправительно-трудовой политики того времени. Для обеспечения условий более последовательного и целесообразного достижения задач ИТЛ заключенные классифицировались по трем категориям, в зависимости от их
С.231. социального положения и характера совершенного преступления. Классификация по категориям значительно отличалась от классификации по ИТК 1924 года. К первой категории относились заключенные из трудящихся (рабочие, крестьяне и служащие), пользовавшиеся до вынесения приговора избирательными правами, осужденные впервые на сроки не свыше пяти лет и не за контрреволюционные преступления. Ко второй категории относились те же заключенные, но осужденные на сроки свыше пяти лет. К третьей - относились все нетрудовые элементы и лица, осужденные за контрреволюционные преступления.
К заключенным в ИТЛ применялись три вида режима: первоначальный, облегченный и льготный. Ко всем заключенным по поступлении в лагерь применялся первоначальный режим в течение следующих сроков: к заключенным первой категории - не менее полугода, к заключенным второй категории - не менее года и к заключенным третьей категории - не менее двух лет. Заключенные, подвергавшиеся первоначальному режиму, использовались на общих работах, проживали в пределах ИТЛ, в специальных помещениях, не имели права свободного выхода из этих помещений и направлялись на работу по общему списку. Заключенные, подвергавшиеся облегченному режиму, использовались для постоянной работы в учреждениях, предприятиях и на промыслах, проживали в общежитиях, прикрепленных к предприятиям, имели право отлучки, направлялись на работы по рабочим книжкам и могли быть премированы. Сверх условий, установленных для облегченного режима, заключенные, подвергавшиеся льготному режиму, имели право на выход за пределы ИТЛ и занятие административно-хозяйственных должностей в управлении ИТЛ и по производству работ."
На наш взгляд, нормативное закрепление института изменения условий отбывания наказания в пределах одного ИТЛ должно было способствовать стимулированию правопослушному поведению заключенных. Фактически в
Положение об ИТЛ. 1930. Ст. 15. Положение об ИТЛ. 1930. Ст. 16. практике деятельности ИТЛ это положение не было реализовано. Причина этого была весьма проста. Осуществление подобной дифференциации было нереальным, поскольку оно неизбежно затруднило бы использование заключенных в трудовых процессах.
Тем не менее, Положение прописывало целый ряд важных норм. В частности, впервые в истории исправительно-трудового законодательства советского периода получили законодательное закрепление меры поощрения в узком смысле (то есть меры, не изменяющие условия содержания заключенных).201 На наш взгляд, это объясняется тем, что в тот период прогрессивная система отбывания наказания подвергалась необоснованным нападкам. Можно предположить, что меры поощрения были отражены в Положении как альтернатива прогрессивной системе.
Условия жизни заключенных и характер лагерного режима в условиях развертывания массовых политических репрессий 1934-1941 гг
Как отмечалось в предыдущем разделе, в июле 1934 года произошло коренное изменение структуры управления местами лишения свободы и был образован общесоюзный Наркомат внутренних дел, в состав которого вошли ОГПУ с его Главным управлением лагерей и трудовых поселений. С этого момента централизация пенитенциарной системы, активность уголовных репрессий и жесткость режима ИТЛ существенно усилились. При НКВД было создано печально известное Особое совещание, открывшее дорогу внесудебным решениям, по которым можно было, в частности, заключать в ИТЛ сроком до пяти лет.
Мощный толчок новому витку репрессивной активности, безусловно, был дан декабрьскими событиями 1934 года. В ближайшие сутки после убийства 1 декабря 1934 г. члена Политбюро ЦК ВКП (б) и Президиума ЦИК СССР, первого секретаря Ленинградской партийной организации СМ. Кирова в уголовно-процессуальное законодательство были внесены значительные изменения. Через Президиум ЦИК СССР путем опроса его членов были стремительно проведены два нормативных акта.
Постановление «О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов» предписывало: «следственным властям - вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком, судебным органам - не задерживать исполнение приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза ССР не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению; органам НКВД - приводить в исполнение приговоры о расстреле немедленно по вынесении судебных приговоров». Второй документ гласил: «Внести следующие изменения в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик по расследованию и рассмотрению дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти: 1. Следствие по этим делам заканчивать в срок не более десяти дней. 2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде. 297 3. Дела слушать без участия сторон. 4. Кассационного обжалования, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать. 5. Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора».298
Автором текста нового закона был лично Г.Г. Ягода, редактором - И.В. Сталин. Этот документ демонстрировал полное попрание самых элементарных принципов советского судопроизводства. С этого времени уголовный процесс в СССР принимал откровенно инквизиционный характер.
Обратим внимание на то, что принятые законы стали немедленно получать дальнейшее развитие в нормативных актах, и применяться на практике. Уже 8 декабря Прокурор Союза ССР И.А. Акулов и Председатель Верховного суда СССР А.Н. Винокуров подписали директиву, в которой давался перечень должностных лиц, покушение на жизнь и здоровье которых необходимо было квалифицировать как террористический акт (по ст.ст. 58 и 58 УК РСФСР). Эта директива грубо нарушала основные принципы уголовного законодательства еще и тем, что она придавала обратную силу закону от 1 декабря 1934 г.299
В данной связи, несколько забегая вперед, следует отметить, что иод террористическим актом советская юриспруденция понимала не только «покушение на жизнь и здоровье». В соответствии со специальной директивой НКЮ СССР от 15 апреля 1938 г. полагалось квалифицировать как террор и такие дела, в которых содержались «одобрения террористических актов, а также высказывания террористических намерений в отношении руководителей Партии и советского Правительства». 30 Эта директива открывала широчайший простор судейскому произволу, позволяла привлекать с уголовной ответственности самые широкие слои населения, практически любого человека, критически отозвавшегося о власти или ее отдельном представителе.
