Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник Мухинова Наталья Александровна

Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник
<
Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Мухинова Наталья Александровна. Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник : дис. ... канд. ист. наук : 07.00.09 Казань, 2006 188 с. РГБ ОД, 61:07-7/35

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Воспоминания бывших заключенных исправительно-трудовых лагерей как источник личного происхождения XX в.

1. Классификация воспоминаний, бывших узников ГУЛАГа С. 20

2. Поволжские узники ГУЛАГа. Кто они? С. 58

Глава 2. Основные особенности содержания воспоминаний поволжских узников ГУЛАГа

1. Воспоминания о поволжской обстановке времени ареста и заключения С. 84

2. Основные тенденции мемуаристики узников ГУЛАГа С. 119

Заключение С. 152

Список использованных источников и литературы С. 162

Введение к работе

Актуальность темы диссертационного исследования обусловлена тематическим и источниковедческим аспектами.

Истории политических репрессий в Советском Союзе посвящены многие отечественные и зарубежные исследования, произведения писателей и лублицистов. Достаточно назвать наиболее известные из них «Архипелаг Гулаг» А.И. Солженицына, 7-митомное документальное издание о советской репрессивной карательной политике и ее результатах, труды зарубежных историков , чтобы убедиться в этом. Изучение истории «человеческих бедствий» всегда актуально, как для того, чтобы подобное не повторилось, так и в плане более глубокого познания прошлого страны.

В настоящее время советские исправительно-трудовые лагеря с преобладанием необоснованно заключенных граждан в их составе вспоминаются лишь как один из горьких эпизодов в истории отечества. Но они показали, как сильно экстремальные условия могут деформировать личность человека, превратив значительную часть своего населения в послушную массу, а «свободных» жителей инфицировав страхом разделения подобной участи.

В российском обществе до сих пор присутствует неуверенность в том, что советская карательная политика стала только историей. Поэтому необходимость изучения влияния репрессивной политики в СССР в годы сталинизма, а особенно ее неотъемлемых механизмов - тюрем, лагерей - на население вызывает особый интерес. Эта проблема имеет существенное значение для постижения истории советского общества в целом - без ее

1 История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х - первая половина 1950~х годов. Собрание документов в семи томах. М., 2004 - 2005; Малиа М. Советская трагедия, История социализма в России. 1917-1991. М.> 2002; Черная книга коммунизма. Преступления. Террор. Репрессии. Сб. ст.; перевод с французского, М.„ 1999 и др.

4 освещения невозможно понять ни один сюжет, ни один из процессов и

явлений, происходивших в то время.

Другой аспект значимости проблемы связан с важностью анализа привлекаемых для раскрытия темы источников.

История Советского Союза полна тайн и загадок, многие из которых вряд ли когда-то будут разгаданы. Причин этому великое множество, но главная связана с характером самой верховной власти. Стремясь не допустить разглашения «государственных тайн», советское руководство многие свои распоряжения, указы скрывало за грифами «секретно», «совершенно секретно», а некоторые документы уничтожало вообще . Подобное табу лежало и на документах, раскрывающих деятельность карательных учреждений.

Имеющиеся источники, связанные с историей советского ГУЛАГа весьма разнообразны и сложны . Среди них масса фальсифицированных документов: следственные дела, создаваемые в 1930 - начале 1950-х годов, затем были отвергнуты в процессе реабилитации большинства политических заключенных .

Прикрывая завесой секретности свою деятельность, советская власть и своих жителей вынуждала более осмотрительно относиться к своим

В одном из воспоминаний о Колыме 1955 года читаем, как распоряжались в советское время с историческими источниками: «В жилой зоне на плацу жгли секретные документы. Мы читали на обгоревших, листах доносы, неотправленные письма товарищу Сталину «лично», познакомились с отречением одного нашего коллеги от отца ~ кулака». См.: Лившиц Л.Н. Конец Колымы // Архив ЫИПЦ «Мемориал». Ф.2. Оп.2. Д. 54, Л..13

Джекобсон М. Песенный фольклор Гулага как исторический источник. (1940-1991). М, 2001; Джекобсон М., Шерер Д. Песни советских заключенных как исторический источник // Живая старина. 1995. № 1. С. 9-10; Поэзия узников ГУЛАГа: антология /сост. С.С. Виленский. М., 2005 и др.

См.: Два следственных дела Евгении Гинзбург / сост. и вступ, статья А.Л. Литвина; предисл. В.П. Аксенова. Казань, 1994; Из следственных дел Н.В. Некрасова 1921, 1931 и 1939 гг. / сост. В.В, Поликарпов // ВИ. 1998. №11-12. С. 10-48; Литвин А,Л. Следственные дела как исторический источник//Эхо веков. 1995.№2.С. 170-176; Он же: Следственные дела советских политических процессов как исторический источник // Проблемы публикации документов по истории России XX века. Материалы Всероссийской научно-практической конференции научных и архивных работников. Москва. 1-2 июня 1999 г. М., 2001. С. 332-336; Перемышленникова Н.М. Архивное следственное дело как исторический источник. // Там же. С. 337-340.

5 сказанным и написанным словам. Долгое время в нашем государстве

невозможно было гласно заявлять о существовании ГУЛАГа и его

подразделений. Люди могли, по официальным представлениям, естественно,

в определенном ракурсе, вспоминать о славной Октябрьской революции,

участии в гражданской войне, коллективизации. О лагерях писать, говорить,

вспоминать фактически было невозможно. «Цензура сберегала тайны все

более разраставшегося «архипелага Гулага», - утверждает исследователь А.

Блюм, - о которой ранее, хотя и в ограниченных пределах, все же

дозволялось писать. ...Гостайной» было объявлено само существование

концлагерей. Точнее сведения о деятельности концлагерей ОГПУ и о жизни

заключенных в них можно было публиковать только с разрешения ОГПУ»,

но таковое разрешение практически никогда не давалось»1.

Вследствие этого можно сказать, что история государственного

террора недостаточно отражена в документах и изучена в исследовательских

работах . Для составления более полной картины необходимо применять и брать на вооружение все имеющиеся источники. Большую значимость в этой связи представляют воспоминания бывших узников советских исправительно-трудовых лагерей.

В распоряжении историков находится большое число опубликованных и неопубликованных воспоминаний, созданных жертвами государственного террора, арестованными в различных субъектах Советского Союза. Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа, также как и. общая масса мемуарных свидетельств о советских тюрьмах и лагерях, представлена неодинаковыми по происхождению, роду занятий, профессии, полу, национальности, религиозной принадлежности авторами, различными причинами и обстоятельствами возникновения, временем создания и публикации. Специфика данной группы источников в уникальных сведениях

Блюм А.В. Советская цензура в эпоху тотального террора. 1929-1953. СПб. 2000. С. 136 Кан А.С. Постсоветские исследования о политических репрессиях в России и СССР //

ОИ. 2003. № 1. С. 120-133; Павлова И.В. Понимание сталинской эпохи и позиция

историка. // ВИ. 2002. № 10. С. 6, 8 и др.

о проведении в жизнь репрессивной политики сталинского руководства в поволжском регионе.

Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа в качестве одного из ценнейших источников по истории репрессивной политики могут дать ответы на многие вопросы, связанные с ее историей.

Таким образом, актуальность диссертационного исследования определяется огромной важностью изучения истории политических репрессий и исправительно-трудовых лагерей Советского Союза, а также практической значимостью, так как позволяет углубить представления о методике работы с воспоминаниями, созданными жертвами политических репрессий, как источников личного происхождения.

Таким образом, объектом данного диссертационного исследования являются воспоминания бывших узников тюрем и исправительно-трудовых лагерей Советского Союза, созданные в 1920 - начале 2000-х гг. Предметом изучения - анализ мемуарных свидетельств поволжских узников ГУЛАГа, написанных в 1950 - начале 2000-х гг., что позволяет реконструировать общественную обстановку в регионе глазами ее современников, выявить влияние экстремальных условий на жизнь и мировоззрение населения.

Хронологические рамки исследования можно охарактеризовать двояко. С одной стороны, источниковедческий аспект вынуждает определить границы исследования - 1920 (время создания и выход в свет первых свидетельств о большевистских (советских) тюрьмах и лагерях) - начало 2000-х гг. (многие узники ГУЛАГа живы и продолжают писать в своих мемуарах о времени репрессий и годах, проведенных в заключении).

С другой стороны, особенность тематики ограничивает исследование периодом с 1918 г. по середину 1950-х годов. Исходная дата определяется временем возникновения советских государственных карательных органов -чрезвычайных комиссий и первых лагерей принудительных работ (концентрационных лагерей). Конечная хронологическая граница связана с

7 окончанием эпохи сталинизма, когда прекращаются массовые политические

репрессии, амнистируются и реабилитируются многие жертвы

государственного террора, вследствие чего число политических

заключенных в исправительно-трудовых лагерях заметно сокращается.

Территориальные рамки диссертационного исследования охватывают, главным образом, поволжский регион: Астраханскую, Волгоградскую, Нижегородскую, Саратовскую, Самарскую, Ульяновскую, Ярославскую области, Республику Башкортостан, Мордовию, Марийскую республику, Республику Татарстан, Чувашию. Этот регион понес немалые потери в ходе репрессивной политики советского правительства, о чем свидетельствуют различные источники, в том числе многочисленные свидетельства бывших узников тюрем и исправительно-трудовых лагерей СССР.

Учитывая актуальность проблемы, целью данной диссертационной работы является выяснение специфики воспоминаний бывших узников тюрем и исправительно-трудовых лагерей СССР, арестованных в Поволжье и их анализ как источников по истории советской репрессивной политики.

Достижению указанной цели должно способствовать решение ряда задач, которые можно сформулировать следующим образом:

Выяснить основную специфику мемуарной литературы бывших заключенных исправительно-трудовых лагерей СССР;

Обозначить особенности поволжской «лагерной» прозы;

Выявить влияние времени между происходившими событиями и написанием мемуаров на содержательные особенности данного вида исторического источника;

Показать влияние экстремальных обстоятельств лагерной жизни на внутренний мир «жертв репрессий» и содержание их воспоминаний.

Анализ исторической литературы показывает, что воспоминания бывших заключенных тюрем и исправительно-трудовых лагерей Советского Союза, в том числе и его поволжских узников, широко используются во

8 многих исследовательских работах по истории сталинизма, политических

репрессий, истории исправительно-трудовых лагерей, но практически нет

источниковедческих работ, посвященных их анализу.

Изучением воспоминаний бывших заключенных ГУЛАГа занимаются, в основном, западные историки1, а также отечественные филологи" и историки, уделяющие особое внимание тендерным исследованиям в области мемуаристики .

В теоретическом российском источниковедении до сих пор данные источники не классифицированы, им не даны определения, научно не обоснованы их особенности, не выработаны приемы и методы их анализа и т.п. Большинство источников было введено в научный оборот, как правило, без соответствующих комментариев, без соответствующего источниковедческого анализа. Недоработки источниковедения удалось восполнить лишь отчасти в форме вводных статей и приложений к публикациям.

В новейших отечественных учебниках и учебных пособиях по источниковедению о воспоминаниях бывших заключенных тюрем и исправительно-трудовых лагерей Советского Союза имеется лишь небольшое упоминание, либо они вообще не рассматриваются.

A revolution of their own: voices of soviet history I ed by B.A Engcl., A Posadskaya. Boulder, CO, 1998; Gorsuch A. Women s autobiographical narratives: soviet presentations of self II Kritika. Explorations in Russian and Eurasian history. № 2(4). Fall 2001. P. 835-847; Mason E. Women in the GULAG in the 1930-s. II Women in the Stalin era / ed. ву melanie Ilia Hourdmills; NY, 2001. P.131-150 и др.

Васильева O.B. Эволюция лагерной темы и ее влияние на русскую литературу 50-60-х годов // Вестник Санкт-Петербургского ун-та. Сер.2. Вып.4. 1999. С. 54-63; Малова Ю.В. Становление и развитие «лагерной прозы» в русской литературе. XIX-XX вв. Дис. ...к. и. н. Саранск, 2003; Сохряков Ю. Нравственные уроки «лагерной прозы» // Москва. 1993, № 1.С. 175-183; Тимофеев Л. Поэтика «лагерной прозы» // Октябрь. 1991. № 3. С. 182-196; Урманов А.В. Творчество Александра Солженицына: Учеб. пособие. М., 2004; Френкель В. В круге последнем. Варлам Шаламов и Александр Солженицын //Даугава. 1990. № 4. С. 79-83; Шапошников В. От мертвого дома до Гулага//Дальний Восток. 1991. № 11. С. 144-152 и др.

Охотникова СР. Археология ГУЛАГа: мемуарная проза И. Ратушинской: ( Тендерный аспект).//Марийский археографический вестник. 2003. № 13. С. 111-122 и др.

Так в одном из учебников содержится лишь следующее замечание;

«Разнообразие жанра мемуаров пополнилось в конце XX в. следующими формами ... «новая», или «лагерная», проза («Колымские рассказы» В. Шаламова, недетские рассказы детского писателя Л. Разгона и др.)» .

Авторы еще одного из учебников источниковедения в главе «Мемуары»2, размышляя над классификацией, эволюцией, особенностями воспоминаний советской эпохи, вообще обходят вниманием эту группу источников. Хотя при этом авторы заявляют: «Ввиду особой значимости, которую тема ГУЛАГа и массовых репрессий приобрела в исторической литературе последних лет, источниковедческий анализ впервые вводимых в научный оборот комплексов рассекреченных документов имеет исключительную важность»3, и выделяют отдельную главу, посвященную «Судебно-следственной и тюремно-лагерной документации».

Читателям предоставляется анализ только тех мемуаров, которые официально разрешались к выпуску советской цензурой, а также в противовес им предлагается обзор эмигрантских воспоминаний.

Но, во-первых, тексты воспоминаний узников ГУЛАГа (за некоторыми исключениями) не разрешались к выпуску в Советском Союзе, а, во-вторых, не все они были созданы эмигрантами. И при всем при этом, когда авторы учебника говорят об особенностях изучения советских мемуаров, следует сказать, что указываемые признаки ни в коем случае не присущи данным источникам. «Лишенные субъективных достоинств советские мемуары становились нечитабельными и интересны сегодня только для специалистов-историков. Да и историку нужные ему свидетельства приходится собирать по крупицам, отделяя шаблонные средства описания, расхожие и знакомые до

Источниковедение: Теория. Историография. Метод. Источники российской истории. / под. ред. И.Данилевского и др. М, 2000. С. 234

Источниковедение новейшей истории России: Теория. Методология. Практика: Учебник /А.К. Соколов, ЮЛ. Бокарев, Л.В. Борисова и др. М, 2004.

Там же. С. 153

10 скуловерчения банальности политические штампы, перенесенные из газет и

других источников» .

При этом авторы отмечают свое отношение к мемуарам,

опубликованным в годы перестройки, то есть в то время, когда широкая

публика ознакомилась с воспоминаниями бывших заключенных ГУЛАГа, и

дают им общую характеристику: «уместно поставить рядом группу

мемуаров, ... которая необычайно оживилась с началом перестройки и

гласности. ...Кого только нет среди авторов, о чем только не пишут. Здесь

бывшие правозащитники, диссиденты, стукачи и отсиденты, кухонные

шептуны, так называемые шестидесятники, перестроечные болтуны, бывшая

номенклатура... дети «бывших», оправдывающие отцов, страстные

разоблачители, мирские печальники и страстотерпцы» . Думается, что к информационно насыщенным и интереснейшим для чтения и анализа воспоминаниям узников советских тюрем и лагерей такое замечание отнести нельзя.

Тем не менее, своеобразие темы и источников позволяет выделить несколько групп исследований, в которых в той или иной мере затрагивается изучаемая нами проблема. Использованную нами литературу условно можно разделить на две группы. В первую группу входят источниковедческие изыскания, посвященные мемуарным источникам личного происхождения, во вторую - труды, касающиеся тематического аспекта данного диссертационного исследования.

Первую группу среди привлеченных нами исследований составили источниковедческие разработки по изучению мемуаристики в целом - это труды Л. Я. Гаранина, В. С. Голубцова, Л. И. Деревниной, В. В. Кабанова,

Источниковедение новейшей истории России... С. 315 2 Там же. С. 302

Л.Н. Пушкарева, А. Г. Тартаковского, Е. А. Чекуновой, М. Н. Черноморского1 и других авторов.

Данные работы представляют различные подходы к изучению мемуарного наследия в российской истории, предоставляют в конкретно-исторических разработках способы работы с мемуаристикой, технологию критического анализа мемуаров. Авторы предлагают определения мемуарных источников, различные виды классификаций источников личного происхождения, определяют их характерные черты и особенности, представляют определяющие условия и обстоятельства их создания.

Литературу, связанную с изучением советских исправительно-трудовых тюрем и лагерей, репрессивной политики Советского Союза, можно поделить на несколько подгрупп.

Особенность тематики вынуждает использование исторических исследований, раскрывающих атмосферу «эпохи ГУЛАГ а», царившую как внутри исправительно-трудовых лагерей, так и за их пределами. В настоящее время имеются исследования, посвященные различным аспектам существования тюрем и исправительно-трудовых лагерей Советского Союза в годы сталинизма в целом, а также работы, авторы которых рассматривают историю отдельных лагерей.

Назовем статьи А.Н. Дугина, В.Н. Земскова, А.И. Кокурина, Б. А Нахапетова, В.В. Цаплина и других, рассматривающие вопросы структурной

Гаранин Л.Я. Мемуарный жанр советской литературы. Минск, 1986; Голубцов B.C. Мемуары как источник по истории советского общества. М., 1970; Деревинна Л.И. О термине «мемуары» и классификации мемуарных источников. // Вопросы архивоведения. 1963. №4. С. 32-38; Кабанов В.В. Между правдой и ложью. (Отечественные мемуары XX в). М., 2004; Пушкарев Л.Н. Классификация русских письменных источников по отечественной истории. М, 1975; Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика XVIII - п.п. XIX в. М, 1991; Чекуыова Е.А. Русское мемуарное наследие второй половины 17-18 веков. Опыт исторического анализа. М., 1995; Черноморский М.Н. Работа с мемуарами по истории КПСС. М., 1965 и др.

12 организации исправительно-трудовых лагерей Советского Союза,

содержащие анализ статистических данных по истории ГУЛАГа".

Особую помощь оказала работа «Гулаг: его строители, обитатели и герои»3, содержащая как исторические материалы, так и источники мемуарного характера.

Отдельную подгруппу составляют исследования, которые освещают историю отдельных лагерей по географическому принципу .

Данные работы очень важны для составления истинной картины существования советских исправительно-трудовых лагерей. В них на основании различных источников делается попытка изучения и представления ранее недоступной истории ГУЛАГа. При использовании подобных работ становятся понятными некоторые особенности содержания, обстоятельств появления, специфик авторства и других особенностей «лагерных» воспоминаний.

1 Кокурин А.И. ГУЛАГ: структура и кадры. // Свободная мысль. 1999. № 8. С. 109-129; № 9. С. 110-123; №11. С. 107-124; № 12. С. 94-111; 2000. № 1. С. 108-123; №5. С. 99-116; Медведев Ж.А. Атомный ГУЛАГ. // ВИ. 2001. № 1. С. 44-60; Нахалетов Б.А. К истории санитарной службы ГУЛАГа. // ВИ. 2001. № 6. С. 126-137; Цаплин В.В. Статистика жертв сталинизма в 30-е годы // ВИ. 1989. № 4. С. 175-181 и т.д.

Голотик СИ., Минаев В.В. Население и власть. Очерки демографической истории СССР 1930-х годов. М., 2004; Душн A.M. Говорят архивы: неизвестные станицы ГУЛАГа // Социально-политические науки. 1990. № 7. С. 35-40; Он же. Сталинизм: легенды и факты // Слово. 1990. № 7. С. 67-80.; Земсков В.Н. ГУЛАГ, где ковалась победа. // Родина. 1991. № 6/7. С. 69-70; Он же. ГУЛАГ: историко-социологический аспект. // Социс. 1991.№ 6. С. 10-27 и др.

" Гулаг: его строители, обитатели и герои. / под. ред. И.В Добровольского. М.; Франкфурт-на-Майпе, 1999.

Бердииских В.Я. История одного лагеря (Вятлаг). М., 2001; Гавриленков А.Ф. Рославльский концентрационный лагерь принудительных работ. ( 1920-1921). //ВИ. 2001. № 8. С. 170-172; Гвоздкова Л.И. Сталинские лагеря на территории Кузбасса. Кемерово, 1994.; Голубчиков С. Сталинские «освенцимы» на Чукотке // Энергия: экономика, технология, экология. 1991. № 2. С. 35-39; Иванов Н.С. Это было на «великих» стройках // Огонёк. 1990. № 17. С. 12-15; Карлаг в 1940-х гг. / вст. статья А.М, Шубина. // Советский архив. 1991. № 6. С. 30-46: Кукушкина А.Р. Акмолинский лагерь жен «изменников Родины»: история и судьбы. Караганда, 2002; Маркова Е.В., Волков В.А.. Родпый А.Н., Яснвш В.К. Гулаговские тайны освоения Севера. М.. 2002; Они же. Учёные - узники Печорских лагерей. // НиНИ. 1998. № 1. С. 19-46; Морозов Н.А., Рогачёв М.Б. ГУЛАГ в Коми АССР. // ОИ. 1995. № 2. С. 182-188; Чухин И.И. Каналоармейцы. Петрозаводск, 1995; Он же: Интернированная юность. М., Петрозаводск, 1995 и др.

Еще одну подгруппу составляют труды, в которых освещаются

политические, идеологические, социально-экономические аспекты существования советского государства в период сталинизма.

Это книги Е.А. Осокиной1 о снабжении людей в годы индустриализации, И.В. Павловой, О.В. Хлевнюка о репрессивной политике и складывании административного аппарата в годы правления Сталина . Стоит отметить всеохватывающее исследование Ю. Стецовского, название которого говорит само за себя: «История советских репрессий. 1917 -1955»3. В этой двухтомной работе анализируется практика карательных органов с использованием архивного материала.

Данные труды важны для сопоставительного анализа жизни людей в свободном и изолированном обществах, атмосферы, царившей «на свободе» и в ГУЛАГе. Подобные исследования рождают понимание того, чем являлось заключение в лагерь для различных категорий населения СССР.

Особую группу составляют исследовательские работы,
посвященные репрессивной политике советского государства в поволжском
регионе. В этой связи следует отметить работы Ф. Багаутдинова, А.Л.
Литвина, Б.Ф. Султанбекова, Н.Фролова о репрессиях в Татарстане, Н.С.
Кузнецова, К.И. Куликова о репрессиях в Удмуртии и др.4

Осокина Е.А, За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941. М, 1999; Она же. Иерархия потребления. О жизни людей в условиях сталинского снабжения. 1928-1935. М., 1993, Она же. Советская жизнь: обыденность испытания. (На примере истории Торгсина и ОГПУ) // ОИ. 2004. №2. С. 113-124.

Павлова И.В. Механизмы власти и строительство сталинского социализма. Новосибирск, 2001; Хлевнкж О.В. 1937: Сталин, НКВД и советское общество. М., 1994; Он же. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М., 1996. 3Стецовский Ю.И. История советских репрессий. В 2-х т. М,, 1997. Т. 1-2

Багавиева С.С. Политические репрессии в Совегском Татарстане. (1918-начало 50~х годов XX века). Анализ и характеристика источников: дис... к. и. н. Казань, 2003; Багаутдинов Ф. По закону 1934 г. Казань, 1992; Кузнецов Н.С. Из мрака: О репрессиях интеллигенции в Удмуртии. Ижевск, 1994; Куликов К.И. Дело «СОФИИ». Ижевск, 1997; Литвин А.Л. Запрет на жизнь. Казань, 1993; Он же: «Кухня дьявола». // Татарстан. 1993. № 12. С. 43-46; Он же. Без права на мысль: Историки в эпоху большого террора. Очерки судеб. Казань, 1994; Сануков К.Н. Из истории Марий Эл: трагедия 30-х гг. Йошкар-Ола, 2000: Симбирская Голгофа. / сост. свящ. В. Дмитриев. М., 1997; Степанов А.Р. Расстрел

14 Данные работы позволяют представить масштабы репрессий в регионе,

выявить причины заключения поволжских узников в лагерь, отношение

центральной власти к региональным деятелям, узнать судьбы многих жертв

политических репрессий, арестованных в Поволжье.

Следует заметить, что авторы исследований, посвященных репрессивной политике, истории существования ГУЛАГа в целом, отдельных лагерей в частности используют в качестве одного из источников воспоминания узников исправительно-трудовых лагерей СССР, но при этом авторы чаще всего употребляют их лишь в качестве подтверждения своих мыслей, для построения целостной, эмоционально насыщенной картины, сглаживают сухость изложения.

Возьмем для примера несколько работ. В исследовании СИ. Голотика, В.В. Минаева «Население и власть. Очерки демографической истории» освещается современная историографическая ситуация и состояние источниковой базы по демографической истории СССР 1930-х годов. Одна из глав этой работы носит название: «Население «архипелага ГУЛАГ»'.

Авторы активно используют воспоминания бывших узников ГУЛАГа и отмечают при этом; «В отдельную группу следует выделить мемуарную литературу (заметим, что она составила значительную часть источниковой базы настоящей книги). - При этом авторы лишь отмечают. - Это своеобразный исторический источник, при работе с которым следует соблюдать осторожность к оценкам и выводам мемуаристов» .

В книге, повествующей о создании северной топливной базы СССР трудом заключенных «Гулаговские тайны освоения Севера» (авторы Е.В.

по лимиту: хроника политических репрессий в ТАССР в годы «ежовщины». Казань, 1996; Султанбеков Б.Ф. Сталин и «татарский след». Казань, 1995; Султанбеков Б.Ф., Хакимзянов Р,Г. Политические репрессии в Татарстане. Законы. Исполнители. Реабилитация жертв. Казань, 2002; Удмуртия: массовые репрессии 1930-50 гг. Исследования документов. М, Ижевск, 1993; Фролов Н. Трагедия народа. (Из истории репрессий Черемшанского района Татарстана). Казань, 1999 и др.

Голотик СИ., Минаев В.В. Указ. соч. С. 113-184 2 Там же. С. 21

15 Маркова, В.А. Волков, А.Н. Родный, В.К. Ясный), исследователи пишут:

«При раскрытии темы в источниковедческом отношении был выбран

комплексный подход: поисковая работа в архивах и библиотеках сочеталась

со сбором «живого материала» - свидетельствами непосредственных

участников героического и в то же время трагического «покорения» Севера,

воспоминаниями их родственников. .. .Такой комплексный подход при сборе

информации способствовал получению довольно полной картины,

характеризующей специфику функционирования научных коллективов в

условиях лагеря, равно как и оценке вклада репрессированных ученых в

освоение Заполярья»1.

То есть, в большинстве случаев содержание мемуаров бывших узников ГУЛАГа используют лишь как иллюстративное средство в исследованиях, посвященных экономике, статистике исправительно-трудовых лагерей, какому-нибудь отдельно взятому лагерю, а также в целом советскому обществу, особенно сталинского периода.

Особую группу литературы представляют исследования, посвященные психологии людей, попавших в экстремальные условия лагеря. К сожалению, в российской исторической науке нет подобных работ, в отличие от зарубежной историографии. За границей, к примеру, вышли работы психоаналитиков Б. Беттельхейма и В. Франкла". Данные исследователи сами прошли все круги ада в немецких концентрационных лагерях в 1940-е годы, затем стали профессиональными учёными, занимающимися вопросами изменения личности в условиях концлагеря.

Б. БеттельхеЙм пишет о разрушительном влиянии лагерной системы на ментальность и поведение человека, о том, как изолированный человек под эту среду подстраивается и меняется при этом в худшую сторону. В. Франкл, напротив, особое внимание обращает на те обстоятельства, которые

Маркова Е.В., Волков В.А., Родный А.Н., Ясный В.К. Гулаговские тайны освоєння Севера. М.; 2002. С. 6

2 Беттельхейм Б. Просвещённое сердце // Человек. 1992. № 3. С. 74-85; № 4. С.55-64, № 5. С. 48-59, № 6. С. 50-71; Франкл В. Воля к смыслу. М., 2000.

помогали человеку выжить и в условиях лагеря, оставаться и там человеком. Данные исследования оказали большую помощь для постижения психологии человека, попавшего в экстремальные условия лагеря. Хотя в них изучаются несколько иные условия и обстоятельства, но при сопоставлении свидетельств бывших узников советских лагерей и результатов данных исследований замечаются поразительные сходства.

Таким образом, историками была проделана большая работа, но исследуемая нами проблема мемуарных свидетельств бывших заключенных советских тюрем исправительно-трудовых лагерей не получила должного рассмотрения. В данном случае, как утверждал «мэтр» исследований в области источников личного происхождения А.Г. Тартаковский: «издательский «бум» в области мемуаристики сильно опережает ее изучение»1.

И тем более не получила должного изучения «лагерная» мемуаристика поволжских авторов. А именно этот источник личного происхождения позволяет отразить мир страданий советского человека, позволяет обратиться к свидетельствам непосредственных участников сталинского террора.

Данное диссертационное исследование позволит преодолеть данный пробел в области мемуаристики и позволит выявить новые возможности этого источника для исследования феномена сталинизма.

Источниковую базу работы составили источники разного плана. Основной комплекс составили опубликованные и неопубликованные тексты воспоминаний поволжских узников советских тюрем и исправительно-трудовых лагерей, созданные во второй половине 1950 - начале 2000-х гг. В качестве дополнительных источников были использованы мемуарные свидетельства бывших заключенных ГУЛАГа, арестованных в других регионах СССР, написанные в 1920 - первой половине 2000~х гг.

Тартаковский А.Г. Указ. соч. С. 5

17 Вышедшие в свет источники представлены как отдельными

публикациями, так и свидетельствами, опубликованными в различных

сборниках и на страницах периодических изданий.

Многие тексты мемуаров бывших узников ГУЛАГа находятся на хранении в различных архивах. В данном исследовании были использованы источники, отложившиеся в архиве Государственного объединенного музея (ТОМ) Республики Татарстан, а также в архиве Научного историко-просветительского центра (НИГЩ) «Мемориал» г. Москвы.

В ГОМе РТ была исследована папка № 309 «Политические репрессии 1930-1940-х годов». В ней представлены личные документы, апелляции, жалобы репрессированных, материалы обысков, копии из архивно-следственных дел. В ней же отложилось несколько писем, отправленных политическими заключенными из лагерей к родным в Казань. В числе прочих документов папка № 309 содержит и воспоминания бывших узников ГУЛАГа, а также их родственников.

В архиве НИПЦ «Мемориал» воспоминания бывших жертв репрессий составляют архивный фонд «Коллекция мемуаров и литературных произведений», состоящий из 3 описей. В общей совокупности фонд содержит около 300 текстов воспоминаний. Источники его наполняющие представлены рукописями и машинописными текстами воспоминаний, созданных в разные годы и разными по происхождению, образованию, национальности, религиозной принадлежности, времени заключения авторами. Определенную часть составляют свидетельства, написанные бывшими узниками лагерей, арестованными в Поволжье.

Среди источников имеются как полные законченные воспоминания бывших узников ИТЛ, повествующие о годах, проведенных в заключении, так и незаконченные, недоработанные тексты. Кроме того, в архиве

'ГОМРТ.П. 309

2 Архив НИПЦ «Мемориал». Ф.2.

18 содержатся воспоминания близких родственников жертв политических

репрессий, очерки журналистов о судьбах репрессированных .

В качестве источника исследования были привлечены также указы, распоряжения советского правительства, отражающие репрессивную политику: постановление НКЮ о Тюремных рабочих командах (1918 г.), оперативный приказ НКВД СССР «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» (1937 г.), оперативный приказ НКВД СССР № 00486 «Об операции по репрессированию женщин и детей изменников Родины» (1937 г.) и т.п.

Большая часть подобных документов, отражающих карательную политику советского государства, опубликована в сборнике «ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960»2.

Следует отметить справочную работу «Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960», включающую различные источники об административном подчинении и дислокации лагерных управлений, о характере и объектах производственной деятельности, кадровом составе лагерной администрации, штатной и реальной численности заключенных основных исправительно-трудовых лагерей3.

Методы исследования определяются представленными целями и задачами. При написании диссертации была использована система методов как общенаучных (анализ, синтез, индуктивный и дедуктивный методы), так и специально-исторических (историко-сравнительный, ретроспективный методы, метод периодизации).

Кроме того, в исследовании были использованы источниковедческие методы: поисковые и исследовательские. Из всей системы исследовательских методов источниковедения в данном диссертационном исследовании был

Более подробная характеристика использованных воспоминаний бывших заключенных тюрем и исправительно-трудовых лагерей Советского Союза дана в главе 1 1 работы.

ГУЛАГ: Главное управление лагерей, 1918-1960 /под. ред. акад. А.Н. Яковлева; сост. А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М., 2002.

Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960. / сост. Смирнов МБ. М.,1998.

19 применен метод критического анализа мемуаров. Данный метод

основывается на следующих основных положениях:

1) изучение личности автора, времени и места происходивших
событий, степени участия автора в них;

2) изучение событийной канвы происходивших событий, о которых
пишет автор;

3) исследование литературы, посвященной интересуемым событиям.
Применение подобных приемов к различным текстам воспоминаний

позволяет представить целостную картину интересующих нас событий, такими, как они виделись их современникам и понять причины изменения их оценки с течением, времени. Использование вышеозначенных методов представляется обоснованным, так как они способствуют решению поставленных в работе целей и задач.

Структура диссертации определяется логикой исследования и соответствует поставленным задачам. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Классификация воспоминаний, бывших узников ГУЛАГа

В XX веке мемуаротворчество в нашей стране приобрело необычайный размах в связи с возрастанием спроса на подобную литературу. Одна из причин заключалась в том, что в этом было заинтересовано само государство. Поэтому на всем протяжении существования Советского Союза в зависимости от задач, поставленных партией перед обществом, публиковались воспоминания, всецело выражающие преданность советской власти, восхваляющие руководство компартии, содержащие устремленность в светлое будущее. Российский источниковед В.В. Кабанов даже утверждает, что «автобиография стала одним из делопроизводственных документов, который просуществовал едва ли не до конца советского строя».

В перестроечное и постсоветское время мемуары также остаются одним из самых популярных и читаемых жанров среди широкой общественности, так как на страницах воспоминаний самых различных авторов зазвучали ранее закрытые и малодоступные темы.

В атмосфере «всеобщей любви и преданности партии» мемуаров советской эпохи, а затем в атмосфере, воплощенных в жизнь лозунгов «гласности» и свободы слова, уникальным явлением становится возникновение воспоминаний бывших заключенных тюрем и исправительно-трудовых лагерей Советского Союза. Эта группа источников уже на первый взгляд имеет множество специфичных признаков и особенностей, отличающих ее от других воспоминаний, опубликованных в советский и постсоветский период. В широком смысле, к этой группе источников личного происхождения можно причислить различные свидетельства о лагерях и тюрьмах: от всемирно известного «Архипелага ГУЛАГа» до небольшой заметки в провинциальной, мало кому известной газете; от художественно обработанных и литературно совершенных произведений до записок, созданных малограмотным человеком; от мемуаров, написанных широко известных человеком до зафиксированных интервью, данных простым рабочим. «Так называемая лагерная тема, - утверждает писатель «лагерник» В. Шаламов, - это очень большая тема, где разместится сто таких писателей, как Солженицын, пять таких писателей как Лев Толстой. И никому не будет тесно» .

Это и не удивительно. Никто в Советском Союзе не был застрахован от необоснованного заключения в тюрьму или лагерь. Как свидетельствуют официальные данные, на 1 января 1953 года, то есть в последние месяцы правления Сталина, в исправительно-трудовых лагерях и колониях СССР содержалось 2 472 247 заключенных, среди которых имелись люди разных полов, возрастов, профессий, вероисповеданий, национальностей, менталитетов, уровней образования и т.д. Поэтому не должен вызывать удивления тот факт, что воспоминания бывших узников исправительно-трудовых лагерей имеют огромнейший охват разных судеб всевозможных авторов.

В настоящее время опубликовано громаднейшее количество воспоминаний, созданных жертвами политических репрессий Советского Союза. К примеру, база данных «Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы»3 включает в себя сведения о 920 авторах воспоминаний о репрессиях в

СССР в 1921-1980-ее гг., изданных на русском языке в СССР, России и за рубежом в виде книг, публикаций в сборниках и журналах. Среди авторов воспоминаний - научно-технические работники, священнослужители, партийные работники, военные, редакторы журналов и газет, рабочие, крестьяне. Тысячи подобных свидетельств лежат в личных архивах, архивах редакций газет, журналов, научно-просветительских обществ и т.п. К примеру, лишь в одном из крупных центров хранения воспоминаний узников латерей СССР - архиве НИПЦ «Мемориал» в фонде «Коллекция мемуарных и литературных произведений» содержатся более 300 экземпляров воспоминаний бывших заключенных лагерей СССР и их родственников.

Подобные источники также представлены текстами, созданными совершенно разными по происхождению, образованию, возрасту, социальному статусу, национальности, половой принадлежности людьми. С одной стороны, в архиве имеются воспоминания партийных работников и их ближайших родственников: жены секретаря Краснолучского горкома партии , ответственного работника СНК , с другой стороны, имеются свидетельства технической, гуманитарной интеллигенции: инженеров , есть и записки, созданные простыми сельскими или городскими жителями .

Поволжские узники ГУЛАГа. Кто они?

Беспощадные волны репрессий почти на всем протяжении существования советской власти, а особенно в годы правления Сталина, катились по всему Советскому Союзу. Известия о самых громких арестах и расстрелах, политических процессах приходили, конечно же, из Москвы. На местах без столичных масштабов шла ежедневная работа карательных органов по устранению инакомыслящих, «социально опасных», да и просто выражающих какое-либо недовольство людей, как по планам и разнарядкам, поступающим из столицы, так и по местным материалам.

Как и все остальные регионы СССР, Поволжье почти с первых лет возникновения советской власти начало испытывать на себе террор, как со стороны «красных», так и со стороны «белых». Как и остальные регионы СССР, каждый год оно отправляло своих жителей на долгие годы заключения в тюрьмы, ссылки, лагеря .

Уже после первого постановления НКЮ «О тюремных рабочих командах», после создания в 1919 г. первых лагерей принудительных работ (концентрационных лагерей)2 нашлись первые жертвы у большевистского правительства на берегах Волги. По неточным данным архива редакции Татарстанской «Книги Памяти» в 1918-1919 гг. только в Казанской губернии было арестовано 1547 человек .

С этого времени и практически на всем протяжении существования СССР поволжские жители страдали от репрессивной политики советского правительства. Многочисленные постановления ЦИК СССР, приказы НКВД СССР и секретные установки, составляющие карательную политику государства «сверху», давали местным органам всю полноту власти по искоренению «врагов народа», «изменников родины», «социально опасных элементов».

В национальных республиках, кроме того, произвол властей обернулся репрессиями против носителей «местного буржуазного национализма». В Татарии уже в 1923 году начинает создаваться печально известное дело М. Султан-Галиева, «являющееся одним из первых дел крупномасштабной операции против национальных лидеров СССР».

Вслед за ним раскручиваются такие дела, как: «Крестьянский иттифак», «Янга китаб», «Жидеген», «Египет», дело историков, «Всесоюзная татарская фашистская партия», в результате которых пострадали известные писатели, представители мусульманского и православного духовенства, татарские эмигранты и т.д.

Особо страшный удар население ощутило в 1930-е годы. Одно из самых «кровавых» постановлений было создано в конце июля 1937 года в Политбюро ЦК ВКП (б) Ежовым. Это был проект приказа «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», который содержал приложение с обязательными к выполнению планируемыми цифрами репрессируемых по республикам и областям. Правительство располагало информацией сколько «врагов народа» проживает в государстве. Имело «точные» сведения оно и по нашему региону .

Хотя автор документа заявлял: «Утвержденные цифры являются ориентировочными. ...наркомы республиканских НКВД и начальники краевых и областных управлений НКВД не имеют самостоятельно их превышать. Какие бы то ни было самочинные увеличения цифр не допускаются»

Тем не менее, практиковалось повсеместное увеличение «планируемых показателей». Желая выделиться, перед центральным руководством местные карательные органы старались «перевыполнить» предложенный план. Только в 1937 году только в Татарии было арестовано 7675 человек, почти в пять раз больше, чем в 1936 году1.

Как пишет исследователь советских репрессий в Татарстане А.Л. Литвин: «В 30-е годы государственный террор со страшной силой обрушился на совершенно беззащитное, обуянное страхом население. Гитлер в те же годы уничтожал ненацистов и «расово неполноценных». Для Сталина никаких ограничений не было - массовый террор не обошел ни один слой населения, ни правящую партию, ни самих карателей»2.

Действительно, репрессивная политика затронула все слон населения Советского Союза, коснулась почти каждую семью. Но, наверное, самый больший удар был нанесен по рядовым жителям города и села.

В настоящее время у историков нет единого мнения в определении численности репрессированных крестьян и рабочих. Но как утверждают составители сборника «Мертвым не больно. Больно живым», среди жертв политических репрессий самый больший процент составляет крестьянство -58 %, в то время как рабочих пострадало - 7%, служащих, деятелей науки, культуры, партийных работников - 8 % .

Крестьянство, как видим, было самой большой категорией людей, пострадавших в ходе репрессий. Оценивая репрессии 1930-х гг., А.Л. Литвин пишет: «Основной состав - крестьяне. Их судили и приговаривали, как правило, не за действия, а за разговоры, проявляемое недовольство существующими порядками, жизненными неурядицами».

Самые большие жертвы население сел понесло при проведении коллективизации и раскулачивания. Желание «околлективизировать» как можно больше сельчан и показать высокие показатели заставляет местное руководство не гнушаться никакими способами. Попытка свершения сталинским руководством революционного скачка в деревне приводит, например, к появлению «Альметьевского дела» в Татарии, когда «местные активисты для поднятия процента раскулачивания не гнушались никакими средствами, шантаж, угрозы, издевательства, пытки ... случались и изнасилования, что тоже доказано» .

Все попытки крестьян оказать сопротивление и доказать свое право на достойное существование заканчивались арестами, расстрелами, пытками, заключениями в тюрьму и лагерь. Раскручивались следственные дела, обвинявшие как отдельных крестьян, так и целые села. Со всеми виновными и невиновными, но чем-то неугодными, власть расправлялась жесточайшим образом, используя самые различные средства принуждения.

Рассказывая о своем деде М. Минигалееве, члене IV Государственной Думы, А. Мингазетдинов пишет: «Настала осень 1930 г., дедушке 72 года, он раскулачен, пошел в разнарядку на выселку за то, что честно трудился, растил детей, сеял и убирал хлеб, честно и добросовестно служил своему народу, будучи депутатом Государственной Думы, отстаивал интересы страны и ее народа, своим честным трудом нажил капитал, оцененный в 198 рублей 95 копеек. Но так как у дедушки никого из детей и родных уже не было, то расстреляли моего отца Мингазетдинова Галиаскара»

Воспоминания о поволжской обстановке времени ареста и заключения

Воспоминания жертв политических репрессий охватывают разные годы правления Ленина, Сталина и последующих глав СССР. Б зависимости от рода занятий автора, его образованности, национальности, пола, места проживания рассказывают о тех или иных областях жизни советского общества, о том или ином регионе, в зависимости от места отбывания наказания, повествуют о том или ином лагере. Много в этих воспоминаниях общего, так как авторы прошли схожий путь, но есть и определенная специфика различных текстов.

Отмечая особенности воспоминании бывших заключенных ГУЛАГа, арестованных именно на территории Поволжья, следует, прежде всего, взять на вооружение те моменты в воспоминаниях, где авторы рассказывают о годах до ареста, самом аресте и его причинах и заключении в местных тюрьмах и лагерях. Именно эти моменты позволят проследить, каким образом осуществлялась политика репрессий в поволжском регионе, какие характерные черты она имела.

Осужденные в Поволжье распределялись по различным лагерям необъятного ГУЛАГа. Кроме того, вспоминая о годах, проведенных в лагере, мемуаристы в основном описывают лагерные будни, отношение начальства к различным категориям изолированного населения, выписывают портреты своих товарищей по несчастью. Трудно в данном контексте отразить региональные отличия по избранному нами критерию.

Как говорилось в предыдущей главе, прочтение различных текстов мемуаров показывает, что многие авторы, находясь в заключении, и даже после освобождения испытывали чувство собственной неполноценности. Когда-то еще на следствии авторы пытались привести доказательства, снимающие с них вину, им не поверили. Поэтому одной из главных причин написания «лагерных» воспоминаний, становится, наверное, попытка доказать свою невиновность, реабилитировать себя в глазах окружающих. Что заставляло бывших узников чувствовать себя не такими как все, только ли лишения, страдания, издевательства в заключении или что-то другое?

Изучая воспоминания поволжских жертв политических репрессий, попытаемся изучить воздействие общего тюремно-лагерного опыта на внешний и внутренний мир самых разных участников репрессий, попытаемся проследить, каким образом происходящие события в Советском государстве сказывались на личностном мире разных категорий людей.

Не надо думать, что все бывшие жертвы репрессий близки в своих взглядах, иногда они обвиняют даже друг друга. И трудно, не побывав в их ситуации, отдавать кому-то предпочтение. Все они прошли через ужасную систему лагерей.

Анализ мемуаров показывает, что большинство мемуаристов начинает свое «лагерное» повествование с рассказа о жизни до ареста. При этом в различных текстах «свобода» описана по-разному. Все зависит от личности автора, от понимания им общественной обстановки, от того влияния, которое оказала на него советская власть.

1920-1930-е годы мало хорошего принесли для простых жителей поволжских городов и деревень: тут и голод 1921-1922, 1932-1933 годов, тут и коллективизация, и индустриализация, тут и «ликвидация кулачества как класса», тут и закон «о колосках». Н. Фролов, исследуя репрессии в Черемшанском районе Татарской АССР, подытоживая одну из глав, пишет: «И еще один результат «социалистического переустройства» деревни: все без исключения крестьянство было разорено» .

Вследствие этого, понятие «свободы» подобных узников лагерей и тюрем было относительным, жизнь на воле и в лагере мало, чем различалась для них, Поэтому рабочие и крестьяне на одном эмоциональном фоне описывают «свободу» и «неволю».

Рабочий П.И, Осипов вспоминает: «О своей судьбе могу сказать следующее. До войны трудился на Ярославском шинном заводе, с начала войны участвовал в обороне Москвы. Репрессирован за одну короткую фразу: «Мы убегали от западной границы», а надо было сказать «отступали». Получил 10 лет лишения свободы по ст. 58 ч. 2, с поражением в правах на 5 лет. Отбывал в Карагандинском лагере от звонка до звонка (1942-1952). После освобождения искупил свою вину честным трудом на государственных предприятиях на Урале, в Средней Азии и в других городах России, 18 лет работал на Орском никельном комбинате. 20 лет живу в Печорах Псковских, приехали сюда поближе к Богу. Живем скромно в сельском домике: без отопления, без канализации, без воды. ...С божьей помощью преодолеваем свои немощи, телесные и материальные трудности»

То есть для простых авторов практически вся жизнь сливалась в один неразрывный клубок воспоминаний.

Как вспоминают партийные работники - жертвы политических репрессий, только при советской власти они почувствовали вкус жизни. Не имея ничего до революции, при советах они приобрели многое: возможность получения образования, карьерного роста и т,п.

Основные тенденции мемуаристики узников ГУЛАГа

Появление воспоминаний бывших узников ГУЛАГа невозможно было бы без появления исправительно-трудовых лагерей в Советском Союзе. И, несомненно, главное влияние на личность мемуариста, на содержание подобных источников оказал именно лагерь. Многие из авторов «лагерных» произведений находились за его «колючей проволокой» 5-10 лет и более. Достаточно большой срок жизни в экстремальных условиях, для того чтобы человеку измениться, поменять свои оценки, чувства, мотивы поведения.

Как неоднократно было замечено выше, даже выйдя из лагеря, бывший заключенный не мог до конца избавиться от его влияния. В. Шаламов утверждает, что он «тысячу раз, миллион раз спрашивал бывших заключенных - был ли в их жизни хоть один день, когда бы они не вспоминали лагерь. Ответ был одинаковым - нет, такого дня в жизни не было. Даже те люди высокой умственной культуры, побывавшие в лагерях, - если не были раздавлены и уцелели случайно - старались воздвигнуть барьер шутки, анекдота, барьер, оберегающий собственную душу и ум» .

В настоящее время проделаны значительные и действенные усилия в изучении многих аспектов существования тюремно-лагерной системы. В том числе достаточно уже создано работ, в которых доказано, что в тюрьмах и лагерях Советского Союза в сталинское время использовались самые различные средства для усмирения заключенных. Можно привести несколько примеров, чтобы продемонстрировать каковы были условия содержания в советских исправительно-трудовых лагерях.

Попадая в лагерь, осужденные на исправительно-трудовые работы, спервого знакомства с ним могли полностью почувствовать его воздействие на себе. Каждое мгновение жизни узников регламентировалось и отслеживалось. Заключенные с трудом понимали, за что они попали в лагерь и когда наконец-то наступит день их освобождения. Медицинская помощь не гарантировалась, во врачей чаще всего переквалифицировались сами заключенные, не было достаточно медикаментов для оказания помощи. Заключенные не имели права проводить досуг так, как им хотелось бы. Со страниц практически всех воспоминаний и трудов, посвященных исправительно-трудовым лагерям, предстают перед нами тысячи портретов «служак закона», которые не гнушаются никакими физиологическими и психологическими средствами воздействия на заключенного; пытки, избиения и т.д.

Невероятные условия в тюрьмах и лагерях (издевательства тюремного и лагерного персонала, нехватка пропитания, одежды, санитарно-гигиенические условия, невыносимый труд, невозможность общения с родственниками) были такими, чтобы держать заключенным на грани выживания. Таким образом, можно заявить, что заключенные попадали в самые, что ни на есть экстремальные условия.

Весь масштаб воздействия ГУЛАГа и всех его подразделений на его жителей, на родственников этих жителей, на все население Советского Союза, на современное государство и современное поколение, еще не оценены, и вряд ли когда-то появится полностью исчерпывающая оценка. В данном параграфе мы сделаем попытку понять, чем же оказывался для заключенных лагерь? Каков этот мир по воспоминаниям тех, кто был его обитателем? Попробуем оценить степень воздействия данного советского «учреждения» на личность заключенных? Каким образом заключение в лагерь и долгие годы, проведенные в нем, сказывались на людях? Что делало советское государство для подавления личности? При этом в большей степени мы будем говорить не об ужасных условиях, а об изменении психологии узников.

Практически все авторы, побывавшие в лагерном заключении, рисуют образ типичного заключенного; представляют одинаково жестокий, приемлющий только свои особые законы, имеющий только ему присущие специфические черты лагерный мир. Воспоминания рисуют нам картину лагерного быта, внутрилагерных отношений, дают возможность понять психологию, внутренний мир заключенных. Первое обращение к ним дает огромный взрыв эмоций, беспристрастно читать их нельзя. Произвол и беззаконие, творимые в исправительно-трудовых лагерях СССР поражают читателя.

Осужденные на исправительно-трудовые работы поволжские жители направлялись на заключение в самые разные лагеря Советского Союза: казахстанские, колымские, мордовские, соловецкие и т.п. Но, несмотря на то, пишут ли авторы о Колыме, о Соловках или об Алжире (Акмолинском лагере жен изменников Родины), в их воспоминаниях затронуты схожие темы, описаны похожие сюжеты.

Прежде всего, многие мемуаристы утверждают, что с нетерпением ждали отправки в лагерь с того момента, как только узнавали свой приговор. Некоторые из них даже отправляли письма с просьбой о пересмотре дела, где просили заменить тюремный срок лагерным. Клялись, что они своим трудом заслужат доверие советского государства. Заключенные вспоминают: «Когда нас повезли туда (в Казанскую пересыльную тюрьму), стало легче на душе - значит, везут куда-то в лагеря»