Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. К истории изучения падежей прямого объекта в удмуртской и финно-угорской лингвистике 10
1. К истории изучения удмуртского винительного падежа 11
1.1. Лингвистические учения XVIII - XIX вв 12
1.2. Исследования XX века 16
2. Краткий обзор исследований по реконструкции уральского аккузатива 22
Глава 2. Типология падежной системы 27
1. Морфологические и синтаксические оппозиции (к постановке вопроса) 27
1.1. Морфологические оппозиции 28
1.2. Синтаксические оппозиции 29
2. К вопросу о транзитивности глаголов в письменных памятниках XVIII- XIX вв 32
Глава 3. Синтагматическая характеристика удмуртского аккузатива 40
1. Морфологические показатели винительного падежа 40
1.1. Нормы литературного языка 40
1.2. Диалектные формы 45
1.3. Особенности дистрибуции посессивных суффиксов в структуре прямого объекта 46
2. Семантические функции винительного падежа 51
2.1. Функция пациенса 52
2.2. Темпорально-объекгные функции 56
2.3. Локально-объектные функции 60
2.4. Выражение количественно-квантитативных отношений 62
2.5. Выражение транслативных отношений 64
2.6. Выражение средства, источника 65
Глава 4. Проблема дистрибуции оформленного и неоформленного винительного падежа 67
1. Основные принципы дистрибуции падежей прямого объекта в финно-угорских языках 67
2. Особенности употребления маркированного - немаркированного аккузатива в удмуртском языке 73
2.1. Семантический уровень 73
2.1.1. Определенность - неопределенность 73
2.1.2. Одушевленность - неодушевленность 78
2.1.3. Тотальность - парциальность, результативность -иррезультативность 82
2.2. Морфологический уровень 94
2.2.1. Аспектуальность 94
2.2.2. Именная и глагольная количественность 99
2.2.3. Субъектно-объектные отношения 104
2.3. Синтаксический уровень 122
2.3.1. Темо-рематические отношения 123
2.3.2. Известное -неизвестное 125
2.3.3. Информативная насыщенность предложения 128
Заключение 131
Принятые сокращения 135
Источники 136
Библиографический список 139
- Краткий обзор исследований по реконструкции уральского аккузатива
- Функция пациенса
- Тотальность - парциальность, результативность -иррезультативность
- Информативная насыщенность предложения
Краткий обзор исследований по реконструкции уральского аккузатива
Более разнообразен спектр работ, посвященных исследованию происхождения и функционирования уральского аккузативного форманта -т. Большинство лингвистов (Б. Коллиндер, Д. Фокош-Фукс, Б. Викман, Э. Итконен, X. Фромм, П. Хайду и др. (см. об этом:[ОФУЯ 1974: 243-244]) признает пра-финно-угорское происхождение аккузативного -т. В качестве функциональной нагрузки данного показателя они определяют индивидуализацию и детерминацию прямого объекта. В частности, шведский ученый Б. Викман приводит следующие аргументы в пользу этой гипотезы (см. об этом подробнее: [Wickmann 1955: 3-15]):
1) в самодийских языках в качестве падежа прямого объекта могут функционировать аккузатив либо основа слова. Альтернатива выбора маркированных/немаркированных форм зависит главным образом от определенности/неопределенности прямого объекта соответственно;
2) в саамских языках аккузатив существует только в единственном числе. Во множественном числе употребляется партитив, который указывает на определенность объектов;
3) в финском языке характерна дистрибуция единичного объекта в форме основы слова, аккузатива либо партитива. Альтернатива выбора склоняется к выявлению тотальности/парциальности, определенности/неопределенности. Во множественном числе показатели аккузатива отсутствуют;
4) в мордовских языках неопределенный объект в единственном числе оформляется основой слова, определенный объект - аккузативными показателями. Во множественном числе может функционировать только определенное объектное склонение. Наличие посессивных суффиксов в структуре прямого объекта освобождает морфологическую маркировку лексемы;
5) в марийском языке прямое дополнение, управляемое инфинитивной формой, остается немаркированным. При наличии притяжательных суффиксов аккузативные маркеры используются факультативно;
6) в пермских языках как при выражении единичности, так и при выражении множественности объект может оформляться основой слова либо аккузативными формантами. Определенный объект может маркироваться лично-притяжательными суффиксами;
7) в венгерском языке в большинстве случаев функционирует аккуза-тивный показатель , но в отдельных случаях (например, после инфинитива или отглагольных форм) возможна дистрибуция основы слова в роли прямого объекта. После притяжательных суффиксов 1-го и 2-го лица дистрибуция аккузативных формантов факультативна.
Иными словами, согласно выводам данной работы, можно отметить, что: 1) почти во всех уральских языках основа слова может функционировать в роли прямого объекта; 2) во всех сохранивших древний аккузативный формант языках дистрибуция показателя -т (сохранившегося или трансформировавшегося) характерна при индивидуализации и детерминации объекта; 3) посессивные суффиксы, обладая индивидуализирующей функцией, снимают облигаторность присутствия аккузативных показателей.
Ряд ученых (в частности, Ю. фон Фаркаш, Э. Вертеш, Д. Дечи и некоторые другие) сомневается в прафинно-угорском или прауральском происхождении аккузативного -т. Э. Вертеш, в частности, предполагает, что показатель аккузатива -т "был характерен лишь для самодийских языков и от них был перенят саамским, а потом из саамского перешел в прибалтийско-волжскую языковую группу; из самодийского -т перешел в некоторые мансийские диалекты" (цитируется по: [ОФУЯ 1974: 244]). С точки зрения лингвиста, данный аффикс в этих языках возводится к какому-то дейктическому элементу, поскольку "в финно-угорском языке-основе местоимений было больше, чем в современных языках" (цитируется по: [ОФУЯ 1974: 245]).
Д. В. Бубрих, не указывая хронологических рамок и ссылаясь на именное происхождение глагола, отрицает наличие в праязыке "категории прямого дополнения", поскольку в этом случае "была категория определения при имени, обозначавшем действователя" (см. об этом: [Бубрих 1953: 51-52, 86-148]).
Согласно Ю. фон Фаркашу, показатель -т как аккузативный формант не может претендовать на финно-угорские корни, поскольку аффикс -т может употребляться только в единственном числе. Это, по мнению ученого, указывает на то, что ко времени образования множественного числа в отдельных языковых группах исследуемый показатель мог функционировать лишь как индивидуализирующая частица, а не как падежный формант. Приводя в качестве примера функционирование финского местоимения han в роли частицы (hanhan tulee он ведь придет ), корни аккузативного -т Ю. фон Фаркаш видит в указательном местоимении с анлаутом на т-, из которого впоследствии возникли посессивный суффикс и аккузативный формант: "Das in meh reren uralischen Sprachen belegte Akkusativsuffix -m ist mit dem in alien urali-schen Sprachen belegten Posessivsuffix -m gleichen Ursprugs - beide gehen auf ein Pronomen zuriick" [Farkas 1956: 17].
Подобное объяснение дает и Б. А. Серебренников, выражая сомнение по поводу прауральского происхождения аккузативного -т. Как отмечает исследователь, когда-то в языках был распространен так называемый "именной строй", т. е. когда глагольное действие могло быть выражено отглагольным именем, а притяжательный суффикс указывал на соотнесение этого действия с определенным лицом, например: не он рубит дерево , а его дереворубление . В этом отношении имя существительное, выполняющее функцию объекта действия, было тесно спаяно с отглагольным именем, выражающим действие. Подобного рода словосочетания напоминали в некоторой степени сложные слова, поэтому специальных аккузативных маркеров здесь не было. Позднее, с изменениями языкового строя, возникла необходимость "расчленения этих двух тесно спаянных типов словосочетаний. Одним из наиболее действенных средств расчленения явилось присоединение к имени-объекту постпозитивного артикля местоименного происхождения. Таким образом возник суффикс винительного падежа -т. Словосочетание приобрело новую структуру: объект -ь постпозитивный определенный артикль + отглагольное имя" [Серебренников 1964: 71-72]. Там, где объект был неопределенным, с точки зрения исследователя, постпозитивный артикль не присоединялся. Впоследствии между именем-объектом и отглагольным именем начали помещаться другие слова, что в конечном счете привело к распаду этого тесного словосочетания (см. подробнее: [Серебренников 1964: 71-72]).
В разрешении вопроса о происхождении аккузативного форманта -т большинство ученых в качестве исходного момента находят лично-притяжательный суффикс 1-го лица -т (М. Жираи, Г. Месёй, Э. Лавота и др.). В частности, венгерский ученый Г. Месёй свою гипотезу обосновывает тем, что посессивный суффикс 1-го лица очень часто может функционировать для детерминации имени (см. об этом: [ОФУЯ 1974: 244-245]). Однако, согласно мнению некоторых других исследователей, "в уральских языках в детерминирующей функции используются прежде всего лично-притяжательные суффиксы 3-го, реже 2-го, но нет ни одного проверенного факта подобного применения лично-притяжательного суффикса 1-го лица единственного числа" (цитируется по: [ОФУЯ 1974: 245]).
Определенный интерес представляет работа Л. Хонти, касающаяся проблемы реконструкции объектного спряжения в уральских языках. Согласно исследованию венгерского ученого, "объектное спряжение могло возникнуть уже в уральском языке-основе посредством агглютинации безударного, анафорического местоимения, выступавшего первоначально прямым дополнением" [Хонти 1984: 346]. На следующем этапе образовались "соответствующие формы и в других лицах каким-го иным способом, все еще в период уральского праязыка. Винительный падеж на -т и объектное спряжение служили для выделения определенного объекта. Возможно, что их соотношение определялось либо результативностью действия, либо топикализацией определенного прямого дополнения падежным суффиксом на -т" [Хонти 1984: 346]. Однако вопрос, для чего необходимо языку-основе два способа детерминации имени - в этом случае остается нерешенным.
Функция пациенса
Основной семантической ролью падежа прямого объекта является роль пациенса - "пассивного участника ситуации, претерпевающего изменения в ходе не контролируемых им внешних воздействий" [Плунгян 2000: 165]: Котъкудйз ар адями борды кыче ке но пытъызэ келыпэ (Крас, 120). Каждый прожитый год оставляет на человеке какой-то свой след . Мон тонэ дти куке но возь вылэ (Кузн, 53). Я тебя когда-то на луг пригласил . Бератаз мырдэм районной клубе кассире карисъкыны быгатйз, киное билет-0 вузаса улйз (Крас, 59). Позднее она с трудом устроилась кассиром в районном клубе, зарабатывала продажей билетов . У г яра еисисъёсыз дырызлэсъ вазъ доразы лэзъяны (Крас, 54). Нельзя больных отпускать домой раньше времени . Улытозям бй адзылы ни сыче синъёсты (Серг, 47). За всю свою жизнь я не видел больше таких глаз .
Частотность дистрибуции винительного падежа в указанной роли составляет примерно 93,4% (см. таблицу 2 на стр. 67): Пичи ныл нырысъ ик гур-0 эстэ, кык бадзымесъ горшокъёсын пудолы ву-в шунтыны но картошка-в пдзь-тыны пуктэ (Байт, 141). Маленькая девочка вначале топит печь, потом ставит в двух больших котлах греть воду для скота и для варки картофеля .
В функции пациенса прямой объект может функционировать в тех случаях, когда он выражен:
А. Именем существительным, независимо от его лексико-семантической группы: Дан - со сюлэмез шунтэ, но сюлэм сяна мугор ванъ на (Крас, 29). Честь - она согревает сердце, но кроме сердца есть еще и тело . Трактор шу-дыса кадь поттйз нддэм машинаез, кыскыса вырйъшозъ ик тубытйз но дугдиз (Крас, 93). Трактор словно играючи вытащил из грязи машину, потащил на буксире до холма и остановился . Толя одйг визнан куриказ чыж-чыж горд низили-0 бырттйз (Клаб, 27). Толя на крючок своей удочки нацепил красного червяка .
Говоря о функции прямого объекта, выраженного именами существительными, отдельно следует остановиться на рамочных конструкциях с отглагольными именами, где экзистирующая в диктуме девербальная единица требует облигаторного морфологического оформления. В качестве обязательных маркеров здесь функционируют форманты винительного падежа притяжательного склонения (-ме, -дэ/-тэ, -зэ/-сэ, -мес, -дэс/-тэс, -зэс/-сэс), позволяя предложению быть полипредикативным и полисубъектным: субъект главного предложения (Si), выступающий в функции подлежащего имеет грамматическую форму именительного падежа, субъект диктума (S2), выполняя функцию определения, принимает форму разделительного падежа: Кион Оле-лэсъ (S2) верамзэ Мики (Si) пбсектыса кылзэ (Лям, 75). Мики нервничая слушает, что говорит Кион Оле . Предикативная форма диктума чаще всего соответствует отглагольным именам на -эм/-ем, -м, -н, -он: Соослэсъ выж вамен ортчемзэс ас пал ярдураз учкыса сылйз (Черн, 341). Он стоял на своем берегу, наблюдая за тем, как они проходили по мосту . Солэсъ малпасъконзэ Леким агай куспетй кариз (Черн, 175). Его раздумья перебил дядя Леким . Тани пуртылэсь быректэмзэ возьмаса улйсько (Черн, 246). Вот сижу и жду, когда закипит котел .
В соответствии с системой коммуникативных регистров в современном удмуртском языке можно выделить две модусные рамки, в диктуме которых используются конструкции с отглагольным прямым объектом:
1) в перцептивных модусных рамках функционируют глаголы чувства (адзыны увидеть , кылыны услышать , шддыны почувствовать и др.): Сос-нов солэсъ верамзэ пеляз бз поны (Крас, 73). Соснов не обратил внимания, что он сказал . Ждк събрын пукисъ Лели лушкем учке Петырлэсъ Оляен верась-кемзэ (Лям, 83). Сидящая за столом Лели украдкой смотрит, как Петя и Оля разговаривают . Содержание диктума подобных конструкций можно трансформировать в зависимое предложение с союзным словом кызьы как либо с союзом шуыса что (ср. предыдущий пример): Ждк съдрын пукисъ Лели лушкем учке, кызьы Петыр но Оля верасъко.
Чаще всего подобные конструкции политемпоральны, т.е. действие в дик-туме предшествует положению действия или процесса в модусной рамке: Табере гинэ Фаина жадемзэ шддйз (Крас, 174). Только теперь Фаина ощутила свою усталость Когда Фаина почувствовала свою усталость, она была уже уставшей) . Солэсь вырземзэ адзыса, Матвеев пелъпум бордаз кырмиськиз (Крас, 79). Увидев, что он пошевелился, Матвеев дотронулся до его плеча Вначале он пошевелился, затем Матвеев дотронулся до его плеча) ;
2) в речевых модусных рамках предикативную функцию выполняют глаголы речи (вераны сказать , кесъкыны крикнуть , шыпыртыны прошептать и др.) либо глаголы интерпретации речевой деятельности (ивортыны информировать , валэктыны разъяснить, пояснить , юаны спросить и др.): Василий Николаевичлэсъ ванъ улэм-вылэмзэ юасъкиз, пластинка но кузъмаз (Черн, 8). Он расспросил о житье-бытье Василия Николаевича, и даже подарил грампластинку . Содержание диктума подобных конструкций можно трансформировать в послеложную конструкцию с послелогом сярысъ соотв. русскому предлогу о , либо в зависимое предложение с союзными словами кызьы как , мар что , либо с союзом шуыса что : Со но тыныд али мы-нэсътым верамме ик верасал (Крас, 185). И он бы на моем месте сказал тебе то же самое, что я говорю . Со но тыныд али сое ик верасал, мар мои тыныд верасъко).
Б. Местоименными основами: Вапум нокинэ но уг жаля, ваньзэ воштэ (Крас, 34). Время никого не щадит - всех меняет . Гудыръям чузъясъке гурт вадъсын: Ог-огзэс быдтыло здк йдос (Фед, 120). Грохот слышится над деревней: друг-друга разбивают большие льдины . Ойдо али ик оломар-в эн ве-раськы (Черн, 353). Не говори что попало . Шара номыр-е дз вера (Черн, 8). Вслух он ничего не сказал ;
В. Именами числительными, при наличии в структуре слова лично-притяжательных либо выделительных суффиксов: Витьсэ самой чеберъёссэ [чо-рыгъёсыз] басьтйзы (Крас, 12). Купили пять самых красивых [рыбок] . Быриз кышкасътэм разведчик, нош тушмонэз но витьсэ быдтйз (Лям, 189). Погиб бесстрашный разведчик, но и врагов пятерых убил . Одйгзэ жаляса, куиньзэ койкае понйм ке, нокин но асьмемыз уз ушъя, дыр (Крас, 54). Если пожалев одного, вместо него троих будем помещать в больницу, никто нас, наверное, не похвалит . Илларий поп аслыз нъылетйзэ корка пуктйз ни (КМ, 35). Поп Илларий для себя уже четвертый дом построил .
Г. Именами прилагательными при наличии в структуре слова указательно-выделительного суффикса -з- либо посессивных суффиксов: Илларий поп выль-зэ но черкез вуж черк возы лэсьтыны медэ вал (КМ, 28). Поп Илларий и новую церковь хотел построить рядом со старой . Мыным номыр уродзэ вераны со сярысъ (Леон, 50). Мне нечего сказать о нем плохого . Собере ини кылдэ вералод - сектысэ-а, зечсэ-а (Черн, 20). Потом уже и свое слово промолвишь - хорошее или плохое . Берлогес, пе, ужъёсты пблысь зечъёссэ бырйыса, Выл-галан ортчоно конкурсэ сётомы (Черн, 277) Потом, говорит, выбрав среди ваших работ лучшие, отправим на проходящий в деревне Вылга конкурс .
В случае, если в структуре слова имеется показатель сравнительной степени, в рамках литературной нормы формант винительного падежа имеет пропозицию: Яралоз ай тйред но, уз мылъы сюрло. Люкаськод котырдэ зечсэгес (Перев, 8). Пригодится топор, не помешает серп. Ты собираешь свои вещи, которые получше . Нош адями куре весь зечсэгес, я мар медауг тырмы на солы (Фед, 21). А человек постоянно просит лучшего, чего же ему еще не хватает . Волямзэгес [сюрес] бырйыса, пиналъёс со вылэ потйзы (Черн, 13). букв. Выбрав более ровную дорогу, ребята вышли на нее .
Д. Причастными формами, при наличии в структуре причастия указательно-выделительного форманта -з-l-с- либо лично-притяжательных суффиксов: Котъкуд пумисъкемзэ штабе нуом-а (Лям, 104). Разве каждого встречного будем водить в штаб . Туннэ ванъ корпусъёсти ортчоно, выписать карыны луонооссэ доразы лэзёно (Крас, 117). Сегодня необходимо пройти по всем корпусам, и тех, кого можно выписать, надо отпустить домой . Оло собере гозы но пыкмемзэ ваиллям, лэся (КМ, 39). И веревку, кажется, принесли прогнившую . Висисътэмзэ гурт калыкез люкаса, черкысъ мудоръёсын гуртэз ко-тыръяны косэ (КМ, 61). Собрав здоровый (букв, не болеющий) деревенский народ, он заставляет их с иконами обходить деревню .
Тотальность - парциальность, результативность -иррезультативность
Во многих финно-угорских языках альтернатива выбора падежей объекта имеет прямую зависимость от тотальности или парциальности объекта. Выбор морфологической формы объекта в этих языках определяется двумя основными условиями: 1) действию, выраженному стержневой вербальной единицей, подвергается весь обозначенный объектом предмет (объект является тотальным) или часть обозначаемого объектом предмета (объект является парциальным); 2) действие, направленное на объект, является завершенным, результативным (объект тотальный) или продолжающимся, не достигшим своего результата (объект парциальный). В частности, в системе финского языка тотальные объекты оформляются в единственном числе аккузативом, сходным в современном литературном языке с генитивом, а во множественном -номинативом; парциальные объекты принимают формы партитива.
В основе деления на тотальный и парциальный объекты лежит семантический признак. Приведем некоторые примеры неполного объекта, т. е. объекта, охваченного действием лишь частично: фин. ostan kalaa куплю рыбу (т. е. лишь какую-то часть рыбы) - значение парциального объекта оформляется падежом партитив; в мордовских языках значение частичного объекта выражается формой аблатива, но по сравнению с финским языком, его дистрибуция семантически ограничена и наблюдается только у имен существительных, называющих вещество, при участии в контексте высказывания глаголов со значением процессов еды, питья: эрз. Мон ярсынь калдо, мокш. Мон ярцханъ калда я поел рыбы, т. е. не всю съел, а какую-то часть имевшейся одной рыбы (эрз. калдо, мокш. калда - аблативная форма, обозначающая партитивный объект); ср.: эрз. Мон сэвия калонть, мокш. Мон сивонь калть я съел рыбу, т. е. всю, целиком (эрз. калонть, мокш. калть - аккуза-тивная форма единственного числа) (примеры из: [Рузанкин 1985: 9-14]).
Еще менее зависима характеристика морфологической маркировки прямого объекта в зависимости от тотальности/парциальности прямого объекта в обско-угорских языках.
В ненецком языке, как отмечает Н. М. Терещенко, "обозначение целостности или частичности объекта выражается значительно менее четко, чем в других языках; здесь для обозначения части объекта, так же, как и для обозначения целого объекта, может употребляться форма винительного падежа" [Терещенко 1963: 267].
В удмуртском языке, с нашей точки зрения, альтернатива выбора морфологической маркировки в зависимости от тотальности/парциальности прямого объекта близка к последним и не имеет последовательной грамматической выраженности, ограничиваясь лишь наличием некоторых семантических оппозиций. Подобной невысокой функциональной нагрузкой обладает и оппозиция результативность/иррезультативность действия или процесса. Учитывая, что в системе удмуртского языка отсутствует качественная характеристика глагольного вида, морфологическая маркировка прямого объекта в ряде случаев все-таки может указывать на результативность действия: Съилез писэй сізм (Ислентьев 18896: 94) Мясо съедено кошкой (Ислентьев 1889а: 63), а неоформленный винительный падеж в этом отношении будет характеризовать парциальность и иррезультативность действия: Мон джук-в сій (Ислентьев 1889а: 65). Я елъ кашу (Ислентьев 18896: 94).
Корреляция подобных примеров чаще всего носит единичный характер, более систематично альтернатива выбора оформленного/неоформленного винительного падежа с точки зрения результативности/иррезультативности действия зависит от семантической характеристики глагола (вербальной единицы). В этом отношении морфологическую маркировку имеют прямые объекты, выступающие в синтагме со следующими вербальными единицами, содержащими в своей семантике значение:
1) результативности действия: бералтыны вывихнуть , вамыштыны прошагать , виыны убить , волътчытыны вывихнуть , комоканы скомкать , кы-рыжтыны перекосить, исказить , мыкыртыны склонить , ортчыны пройти , пачкатыны давить, раздавить , погыртыны свалить , сайкатыны разбудить , согыны затмить, закрыть, засыпать , чоктаны закрыть, спрятать и др.: Пукон интызэс кортэн котыртыса, бадзым кышетэн шобырскыса, сак кылзйськыса пуко (Хр, 49). То место, гле они сидят, очерчивают железом, укрываются большим платком и сидят, четко прислушавшись . Корзинка вы-лысьтыз зустаризэ паналтйз но, Фаинаен Тома «ах» гинэ шуизы (Крас, 120). Как только он снял покрывало с корзины, Фаина и Тома только и вскрикнули, что «ах» ; Фермаез липисько вал, уже жыныё кылиз (Крас, 63). Я крыл крышу фермы, но теперь работа осталась незавершенной .
Очень часто к данной семантической группе глаголов относятся вербальные единицы, образованные от именных основ, вследствие чего семантика результативности здесь прослеживается еще более прозрачно: Сюан азе-лы корказэс жутком шобретъёсын чеберъязы (Хр, 76). Перед свадьбой дома украшали ткаными покрывалами . Дан — со сюлэмез шунтэ (Крас, 29). Честь -она греет сердце .
Следует отметить, что аналитические формы выражения результативности действия (с участием глаголов быдтыны, йылпумъяны завершить, закончить ) также способствуют употреблению винительного падежа с морфологическими маркерами: Бригадир фермаез чаляк липыса быдтоно шуэ вал (Крас, 63). Бригадир говорил, что крышу фермы надо полностью покрыть . Тулыс ки-зъыны кутскыкузы но, гырон-кизёнзэс быдтэм беразы но шулдыръясъконзэс Инмарлы вазисъкыса кутскылизы (Хр, 153). И когда весной начинали сеять, и когда заканчивали посевные работы, развлекательные мероприятия начинали с обращения к богу ;
2) группа слов, выражающих перцептивные, когнитивные процессы, а также глаголы, выражающие чувство, настроение и оценку человека: алыны отговаривать , бичатыны щекотать , буйгатыны утешать , вешаны погладить , вунэтыны забыть , гажаны уважать , жаляны жалеть , зыгыртыны обнять , корманы почесать , пыкылыны укорять , тышкасъкыны ругать , ушъяны хвалить , чупаны поцеловать , янгыш карыны обвинять , яратыны любить и др.: Врачъёсыз со чем дыръя алылэ: «Улэп мугорез жаляны кулэ» (Крас, 61). Врачам (вин. п) он часто назидает: «Живое тело надо жалеть» . Кожась еалэз ныраз жуго (Крас, 90). Упрямого коня кнутом выпрямляют (букв. Коня, который любит сворачивать с дороги, кнутом подстегивают в нос . Георгий Илъичлы аслыз ик кы че кеумойтэм луиз: пыдло ватэм малпанзэ адями шддэ вылэм (Крас, 79). Георгию Ильичу стало неловко: оказывается, этот человек угадывал его глубоко запрятаные чувства (букв, чувствовал) .
Как показывают примеры, данная группа глаголов имеет тенденцию к морфологической маркировке. Однако, некоторые вербальные единицы, в частности, адзыны видеть , вераны рассказывать, сказать , кылзыны слушать , кылыны слышать , учкыны смотреть в современном удмуртском языке тяготеют к уточнению дефинитности объекта и направленности действия, формируя таким образом эквиполентные отношения либо в рамках одной падежной формы (телевизор учкыны смотреть телевизор телевизорез учкыны смотреть этот телевизор ), либо в рамках целой падежной парадигмы или послеложных конструкций (телевизор/телевизорез учкыны смотреть телевизор/этот телевизор — телевизоре учкыны глядеть в телевизор телевизор шоры учкыны смотреть на телевизор ). Кажется возможным, что подобная тенденция начала складываться лишь в последнее столетие, получив определенный толчок со стороны ныне более подвижного предиката предложения и найдя поддержку со стороны аналогичных эквиполентных оппозиций русского языка. Интересно отметить, что согласно языковому материалу, собранному по "Учебнику русского языка для вотяковъ Елабужскаго уьзда В. Ис-лентьева" (1889 г.), 52 случая употребления глагола адзыны и его производных (адзытэк, адзисъ) соответствовало 51 случаю дистрибуции винительного падежа: Мон адзи дзюч ожмасъкон ялауэз (Ислентьев 1889а: 77). Я видел русское знамя (Ислентьев 18896: 101) и 1 случаю употребления дательного: Тьи бон адзисъ талы (Ислентьев 1889а: 237). Вы же естё свидьтеліе симъ (Ислентьев 1889а: 237). 9 случаев употребления глагола учкыны и его производных (учкытэк, учкисъ, учкыса) соответствует 8 примерам оформленного винительного падежа и 1 случаю дистрибуции послеложной конструкции: Бусъшсъ чуж дзег шоры учкыны мон яратъисько (Ислентьев 1889а: 116). Я люблю смотреть в поле на жёлтую рожь (Ислентьев 18896: 124).
Информативная насыщенность предложения
Другим синтаксическим условием, имеющем непосредственное влияние на тяготение прямого объекта к морфологическому оформлению, можно считать информативную насыщенность предложения. В любом предложении можно различить его предикативный минимум, организованный сопряжением субъектного и предикатного компонентов. В процессе распространения и осложнения модели, с точки зрения современной лингвистики, реализуются три разные типа связи и три фактора (подробнее об этом: [Золотова-Осипен-ко-Сидорова 2000: 207-228], которые сводятся к следующим:
1. Открытость семантики релятивных слов, не располагающих самодостаточным смыслом в определенной форме или определенном значении. Связи, возникающие на основе восполнения релятивной семантики слов, принадлежат уровню синтаксиса слова, это - распространение слова, образование словосочетания. В частности, глаголы, содержащие в своей семантике прямое указание на переход действия (вдяны намазать маслом , губияны собирать грибы , узыяны собирать землянику и др.), обладая самодостаточной смысловой нагрузкой, уменьшают свою валентность посредсвом утраты актанта прямого объекта;
2. Второй фактор действует на уровне собственного предложения. Неизменяемые слова или формы слов включаются в предложение, распространяя его по потребности смысла, но не вступая в присловные связи. Этот фактор не имеет непосредственного влияния на дистрибуцию прямого объекта, в связи с чем остается вне нашего поля зрения.
3. Третий фактор - насыщение информативной ёмкости предложения путем взаимодействия в его структуре двух или нескольких предикативных единиц. Касаясь дистрибуции прямого дополнения, речь в данном случае может идти о способности инфинитива и причастных форм к функционированию в роли прямого объекта, вводящих в предложение или высказывание полипредикативность, политемпоральность: Ми Паляен Быль арез милям кеартираями огазьын пумиталомы шуыса азьло ик кенешимы вал (Черн, 154). Мы с Паля еще заранее договаривались, что Новый год будем встречать в нашей квартире .
На морфологическую маркировку падежа прямого объекта наибольшее влияние оказывает данный фактор: чем насыщеннее информативная нагрузка предложения, тем большая вероятность наличия аккузативных показателей, что с одной стороны связано с детерминацией имени, напр.: Сьдре басътэм клевер турынэз сиыса быдтэ ини, чукзае но татчы кылёно луиз ке, дйтдд, маин сюдом (Крас, 63) С собой привезенное сено она (лошадь) уже доедает, если еще и завтра придется здесь оставаться, не знаю, чем буду ее кормить ). Как отмечает Е. Тулуз, "объект без суффикса, как составная часть предикативного блока не имея никакой автономности - является естественным образом часто, но необязательно, неопределен, поскольку он представляет собой часть новой информации данного сообщения, и таким образом выражать что-то известное" [Toulouze 1990: 140].
С другой стороны морфологическую маркировку прямого дополнения можно объяснить перемещением объекта из контактной пропозиции в дистантную (Ср. Озьыен, фермае сюрес шедьтоды, уд йыроме (Саме, 44). Таким образом, дорогу вы найдете, не заблудитесь Дырды ке дедл, моя сюресэз огнам но шедъто (Саме, 44). Если у вас нет времени, дорогу я и одна найду ). В первом примере объект стоит непосредственно перед глаголом, занимая сильную позицию, и, следовательно, характеризуется нулевой маркировкой; во втором случае прямой объект отрован от глагола посредством включения в предложение приглагольного актанта огнам но и сама .
Таким образом, увеличение информативной емкости предложения способствует к тяготению прямого объекта к морфологической маркировке, что можно объяснить тем, что: 1) имя получает детерминативное значение; 2) увеличение информативной емкости предложения ведет к усилению морфологических функций синтаксических компонентов, помещая их в ряде случаев в слабую позицию, что также способствует облигаторной морфологической маркировке его композитов.
