Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические основы исследования прецедентных феноменов П
1.1. Прецедентные феномены как единицы культуры
1.2. Прецедентные феномены как объект исследования когнитивной лингвистики и лигвокультурологии 19
1.3. Текст как объект изучения лингвистики. Особенности художественного текста. Основные подходы к исследованию феномена текста 29
1.4. Интертекстуальность как категория текста и ее свойства 44
1.5. Соотношение понятий «интертекстуальность» и «прецедентность» 59
1.6. Прецедентные феномены: уровни, типы, единицы 62
1.7. Сфера-источник как основание для классификации прецедентных феноменов в художественном тексте 70
Выводы по главе 77
Глава 2. Функционирование и структурирование прецедентных феноменов в художественном дискурсе романов В.Пелевина «Generation “П”» и «Числа» 82
2.1. Творчество В. Пелевина в контексте современного постмодернистского дискурса 82
2.2. Классификации прецедентных феноменов по типам интертекстем и сферам-источникам в художественном дискурсе произведений В.Пелевина «Generation “П”» и «Числа» 102
2.2.1. Функционирование литературных прецедентных феноменов 109
2.2.2. Функционирование прецедентных феноменов со сферой-источником «кинематограф» 129
2.2.3. Функционирование прецедентных феноменов со сферой-источником «мифология» 161
2.3. Структурирование прецедентных феноменов в процессе интертекстовой деривации 176
2.3.1. Морфологические и синтаксические средства структурирования прецедентных феноменов 179
2.3.2. Семантические средства структурирования прецедентных феноменов... 191
Выводы по главе 198
Заключение 203
Список использованной литературы 208
Список словарей и справочников 241
Список источников языкового материала 242
- Текст как объект изучения лингвистики. Особенности художественного текста. Основные подходы к исследованию феномена текста
- Прецедентные феномены: уровни, типы, единицы
- Классификации прецедентных феноменов по типам интертекстем и сферам-источникам в художественном дискурсе произведений В.Пелевина «Generation “П”» и «Числа»
- Морфологические и синтаксические средства структурирования прецедентных феноменов
Введение к работе
Настоящее диссертационное исследование посвящено изучению функционирования и структурирования прецедентных феноменов в современном художественном дискурсе. В основе данного исследования лежит возникшая на пересечении когнитивной лингвистики и лингвокультурологии в конце XX века и активно развиваемая отечественной лингвистикой теория прецедентности.
Актуальность работы обусловлена несколькими факторами. Прежде всего - это усиление интереса современных исследователей к явлению интертекстуальности как способу выявления специфики художественного творчества. Теоретические разработки в сфере интертекстуальности во многом инспирировали формирование концепции прецедентности, опирающейся на основные положения теории интертекстуальности и ставшей одной из актуальных и дискуссионных проблем в современной филологии. Выделенные отечественными исследователями единицы системы прецедентных феноменов изучаются в качестве материализованных знаков интертекстуальности, тезаурусных форм ее существования.
Рассмотрение прецедентных феноменов в процессе интертекстовой деривации на примере творчества одного из самых заметных современных отечественных писателей - В. Пелевина - позволяет проследить особенности их функционирования и структурирования в художественном тексте. Актуальность данной темы обусловлена недостаточной разработанностью феномена прецедентности в художественном творчестве, относимом к постмодернистскому дискурсу, специфика которого во многом определяется ориентацией культуры не на действительность, а на саму культуру с ее сложными ассоциативными связями, обеспечивающими интертекстуальность, прецедентность, постмодернистскую пародию литературным текстам.
Объектом исследования являются прецедентные феномены в романах В.Пелевина «Generation Р» (1999) и «Числа» (2003).
Предметом исследования стали функционально-семантические и структурные особенности прецедентных феноменов в рассматриваемых романах. Исследуемые тексты способны наиболее полно продемонстрировать механизм функционирования прецедентности в постмодернистском дискурсе, характеризуемом разнообразными интертекстуальными стратегиями.
Цель данного диссертационного исследования заключается в изучении прецедентных феноменов в процессе интертекстовой деривации и расширении представлений об особенностях их функционирования и структурирования как интертекстовых единиц в художественном дискурсе романов В.Пелевина «Generation "П"» и «Числа». Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:
1)для определения соотношения понятий «прецедентный феномен» и «интертекстуальность» обобщить теоретические основы изучения прецедентных феноменов и определить их место в системе вербально выражаемых единиц, отражающих содержание человеческих знаний и
представлений;
классифицировать отобранные в романах В.Пелевина «Generation Р» и «Числа» прецедентные феномены по сферам-источникам, а затем объединить их в области культурного знания;
определив понятие «интертекстема», выявить основные типы интертекстем и охарактеризовать способы вербальной репрезентации, семантические и функциональные особенности прецедентных феноменов превалирующих сфер-источников путем анализа интертекстем;
описать роль прецедентных феноменов в передаче глубинных авторских идей;
определить морфологические, синтаксические и семантические средства структурирования прецедентных феноменов в процессе интертекстовой деривации в исследуемых романах.
Методологической базой исследования стали основные положения когнитивной лингвистики, лингвокульторологии, теории интертекстуальности и теории прецедентности. Методика исследования включает описательно-сопоставительный метод, наблюдение, обобщение, культурологический анализ, контекстный анализ, элементы структурно-компонентного анализа, когнитивную интерпретацию, метод количественной обработки полученных данных.
Материалом исследования послужили художественные произведения «Generation "П"» и «Числа» В.Пелевина, в которых методом сплошной выборки было выявлено 556 единиц прецедентных феноменов. Всего было проанализировано 1287 словоупотреблений прецедентных феноменов, что позволило рассмотреть особенности реализации исследуемых единиц в тексте и продемонстрировать эстетические предпочтения В. Пелевина.
Научная новизна исследования заключается в том, что в нем впервые проводится комплексный анализ закономерностей функционирования и структурирования прецедентных феноменов в творчестве В. Пелевина; создана и проанализирована типология превалирующих в романах сфер-источников, интерпретируемых как основные источники авторских интертекстуальных стратегий; рассмотрены разнообразные единицы прецедентных феноменов, что позволяет объяснить особенности формирования в данных произведениях мотивно-образной системы.
Положения, выносимые на защиту:
1. Прецедентные феномены, будучи единицами когнитивного уровня,
реализуются в художественном тексте как комплексы взаимосвязанных
интертекстем, которые можно подразделить на гомогенные, представляющие
собою элементы из одной сферы-источника, и гетерогенные, в состав которых
входят элементы из разных сфер-источников. Данные единицы
классифицируются в зависимости от наличия интерпретаторов на точечные интертекстемы, в составе которых интерпретаторы отсутствуют, и рассредоточенные интертекстемы, содержащие в своей структуре либо прямые, либо косвенные интерпретаторы. Среди выявленных интертекстем различают эксплицитный и имплицитный способы выражения содержания. Характерной
особенностью точечных интертекстем в исследуемых романах является их наполненность имплицитным содержанием.
Процесс создания интертекстемы является интертекстовой деривацией, характеризующейся формально-содержательными изменениями данной единицы. При интертекстовой деривации прецедентные феномены структурируются с помощью различных языковых средств, включающих морфологические, синтаксические и семантические. В процессе семантической интертекстовой деривации преобладают рассредоточенные (при метафоризации) и точечные (при метонимии) интертекстемы с имплицитным содержанием, для понимания которых необходимо привлечение широкого контекста.
Определяющим формально-содержательным элементом в исследованном литературном материале, представляющем современный художественный постмодернистский дискурс, являются прецедентные феномены, связанные с превалирующими сферами-источниками «литература», «кинематограф» и «мифология». Прецедентные феномены со сферами-источниками «литература» и «кинематограф» оказываются тесно взаимосвязанными, что обусловлено частым обращением кинематографа к художественным текстам и появлением многочисленных экранных интерпретаций. Использование кинематографических ПФ относится преимущественно к художественному кинематографу и японской анимации, -областям, актуальным для современной массмедийной культуры.
Среди всех видов исследованных прецедентных феноменов наиболее частотным является прецедентное имя, позволяющее вводить разнообразные интертекстуальные стратегии для формирования полисемантических интерпретаций. В процессе интертекстовой деривации самым распространенным типом словосочетаний, в состав которых входят интертекстемы исследуемых романов, является группа «сущ. + сущ.», в пределах которой доминирующим является зависимый компонент «сущ. в Р.п.» с беспредложной связью.
Теоретическая значимость диссертационного исследования определяется тем, что данная работа вносит вклад в развитие теории прецедентных феноменов, углубляя понятия «интертекстема», «типы интертекстем», «интертекстовая деривация», выявляя особенности вербализации прецедентных феноменов.
Практическая ценность исследования заключается в возможности использования полученных результатов в дальнейшем исследовании феномена интертекстуальности, в лексикографической практике. Материалы диссертации применимы в практике вузовского преподавания теории языка, межкультурной коммуникации, стилистики, когнитивной лингвистики и лингвокультурологии.
Апробация материалов исследования. Материалы диссертации обсуждались на заседании кафедры переводоведения и межкультурной коммуникации Саратовского государственного социально-экономического университета. Основные положения исследования излагались автором на международных научно-практических конференциях «Современные проблемы
гуманитарных и естественных наук» (Москва 2009), «Современная филология: теория и практика» (Москва 2010), «Междисциплинарные связи при изучении литературы» (Саратов 2010) и всероссийской научной конференции «Язык -Социум - Культура» (Саратов 2011). Содержание исследования отражено в 9 публикациях, в том числе в трех журналах, рекомендованных ВАК.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, а также включает списки использованной литературы, словарей, источников языкового материала.
Текст как объект изучения лингвистики. Особенности художественного текста. Основные подходы к исследованию феномена текста
Как уже отмечалось, понимание ПФ, рассматриваемых с позиций лингвокультурологии, которая изучает соотношение языка и культуры, основывается на изучении языка и культуры как соприкасающихся знаковых систем [Костомаров 2001:37], ключевым понятием которых становится текст.
Текст является сложным объектом для исследования. В целом насчитывается множество определений понятия «текст», позволяющих рассматривать данный феномен с разных точек зрения. А.А. Леонтьев рассматривает текст как функционально завершенное речевое целое [Леонтьев 1989:11], представляющее собой основную единицу коммуникации, отражение психологической деятельности индивида, форму существования культуры, способ хранения и передачи информации, продукт определенной исторической эпохи [Белянин 1988:6].
Ю.М. Лотман [1964, 1970, 1999] характеризует текст как компонент коммуникативного акта (сообщение) и одновременно как семиотический объект. Текст - некое сообщение на особом языке искусства. Текст изучается в рамках общекультурных коммуникативных систем [Лотман 1999]. Так, существует два типа каналов коммуникации. Первый тип подразумевает направление передачи сообшения «я - он», где «я» - субъект передачи, владелец информации, а «он» - объект, адресат. Предполагается, что до начала коммуникации некоторое сообщение известно «мне» и не известно «ему». Второй тип сконцентрирован вокруг направления «я - я» (передача субъектом сообщения самому себе). При этом система «я - он» отличается от системы «я - я» тем, что первая система перемещается в пространстве, а последняя - во времени. В последнем случае часть известной информации трансформируется в свернутый вид, что ведет к компрессии содержания [Лотман 1999:24].
Современные исследователи, описывая коммуникативную природу текста, перечисляют следующие характеристики; знаковый характер текста, требующий предварительного кодирования знаков текста отправителем и их последующего декодирования получателем; наличие коммуникативной цели, включающей отправителя информации, т.е. автора литературного произведения, сам текст и получателя информации; система обусловленности применения знаков, т.е. соотнесенности текста с внетекстовой реальностью и художественной традицией (системой принятых литературных конвенций) [Проблемы типологии текста 1984:84-110]. Сходное определение текста дает Т.М. Дридзе, понимая под ним целостную коммуникативную единицу, представляющую собой некоторую систему коммуникативных элементов, объединенных общей концепцией или замыслом (коммуникативной интенцией) для выражения определенной цели [Дридзе 1980]. О.Л. Каменская рассматривает текст как основное средство вербальной коммуникации [Каменская 1990:158].
Исследованию текста как языкового феномена, реализующего коммуникативную функцию естественного языка, посвящены также работы Л.Г. Бабенко, Ю.В. Казарина, Н.С. Валгиной, Н.С. Коваленко, Н.А. Николиной, Л.А. Новикова и др.
И.Р. Гальперин предлагает комплексное определение феномена текста как произведения речетворческого процесса, обладающего завершенностью, объективированного в виде письменного документа, произведения, состоящего из названия и ряда особых единиц, объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющего определенную целенаправленность и прагматическую установку [Гальперин 1981:18].
Д.С. Лихачев обращает внимание на существования создателя текста, выражающего свой замысел в языковой форме [Лихачев 1989:34]. Такой же точки зрения придерживается и Е.С. Кубрякова: текст всегда является итогом речемыслительной деятельности его создателя и воплощает его замысел в направленности на определенного читателя. Важную роль играет информация - она вводится в текст для достижения определенной цели и призвана оказать некое воздействие на адресата. Текст подразумевает процесс активного восприятия информации, а, следовательно, направлен на формирование определенной ментальной модели у адресата. Главными составляющими компонентами текста служат его содержание, информация, структура опыта и знаний. Процесс порождения и восприятия текста проходит как на рациональном, так и на эмоциональном уровнях, а, значит, значимым аспектом является то, каким образом представлена и распределена информация [Кубрякова 2001]. Наряду с Е.С. Кубряковой, в исследованиях последних лет, посвященных проблематике текста, предлагаются также следующие определения данного феномена: реализованное в речи и оформленное в структурном и интонационном отношении иерархически построенное смыслообразование [Алпатов 2001:85]. словесное речевое произведение, в котором реализуются все языковые единицы, сложный языковой знак. Текст является одновременно и результатом речевой деятельности, ее продуктом и самим процессом создания данного текста. Следовательно, он процессуален и динамичен по своей природе [Бабенко 2006:21].
Л.Г. Бабенко подчеркивает, что авторское сознание не просто копирует реальный мир с помощью языковых средств, а выделяет в нем значимые для творческого субъекта события, свойства и качества, с помощью которых и создается индивидуальная модель действительности [Бабенко 2006:31]. Создание индивидуальной модели действительности хорошо прослеживается в художественных текстах. Поскольку практический материал нашего исследования составляют художественные тексты, необходимо рассмотреть параметры, согласно которым такой текст может быть охарактеризован как художественный.
Представление о принципах организации художественного текста было заложено трудами А.А. Потебни, В.В. Виноградов, Г.О. Винокура, М.М. Бахтина, Ю.Н. Тынянова, Б.А. Ларина, В. П. Григорьева. А.А. Потебня при анализе художественного произведения учитывал теорию образности слова, основанную на соприкосновении слова-образа с действительностью и с системой языка. В.В. Виноградов выделил два направления анализа -рассмотрение целостного словесно-художественного произведения как эстетического единства и изучение структуры текстов «от самых первичных непосредственно составляющих их элементов» [Виноградов 1971:40]. Г.О. Винокур считал экстралингвистические факторы, связанные с историей общества и литературным процессом, важнейшим аспектом организации художественного текста. Он подчеркивал, что разнообразие интерпретаций является результатом многообразия самого смысла и работы нашего сознания, открывающего в нем то одну, то другую стороны [Винокур 1990.53]. В работах М.М. Бахтина основное внимание уделяется художественной значимости, определяющей особенности организации словесного произведения. Гак, «истинно творческий текст всегда есть в какой-то мере свободное и не предопределенное эмпирической необходимостью откровение личности» [Бахтин 1986:301]. М.М.Бахтин также ввел такое важное для филологии понятие, как «полифония», характеризуя творчество Ф.М. Достоевского: «Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов действительно является основною особенностью романов Достоевского» [Бахтин 1979:331]. Термин «полифония» широко используется в филологии для описания художественного эффекта, возникающего в литературных произведениях, одновременно транслирующих несколько различных точек зрения на изображаемое. Такой художественный эффект превращает произведение в диалогическое взаимодействие самостоятельных героев. Именно на основе диалогичного подхода к тексту М.М. Бахтина развивается категория интертекстуальности, которая, в свою очередь, дала толчок возникновению теории прецедентных феноменов, являющихся объектом нашего исследования.
Мысль о существовании нескольких различных точек зрения на изображаемое находит свое выражение и в работах Б.А. Ларина, писавшего о художественном тексте как о единой эстетической системе, где каждое слово максимально насыщено и несет свою функциональную нагрузку, заданную ему автором. Употребление практически каждого полнозначного слова свидетельствует о его тех или иных семантических преобразованиях, и прежде всего - об особых «обертонах смысла». Раскрытие того, что «задано» в тексте писателя во всю его колеблющуюся глубину, приобретает в работах ученого условное название «спектральный анализ стиля» [Ларин 1974:11].
Прецедентные феномены: уровни, типы, единицы
Понятие современной литературы охватывает большой период времени; с конца 1950-х годов, с момента проявления новых тенденций, определивших развитие русской литературы в последующие десятилетия, и до настоящего времени. Литературная ситуация данного периода развивается в атмосфере многообразия и разнонаправленное эстетических исканий современных авторов, связываемых исследователями в том числе с постмодернистскими тенденциями.
Выявлению и анализу данных тенденций в культуре последних десятилетий посвящен ряд научных, теоретико-методологических, критических работ российских и зарубежных ученых: Ф. Джеймисон [Jameson 1991], Ж. Женетт [1998], О.В. Богданова [2004], Л.К. Зыбайлов, В.А. Шапинский [1993], И.П. Ильин [1998, 2001], М.Н. Липовецкий [1997], Н.Б. Маньковская [2000], И.С. Скоропанова [2001]. Мы будем опираться на определение термина «постмодернизм» М.Эпштейна поскольку оно отражает основные особенности творческого метода писателей-постмодернистов. Постмодернизм представляет собой «культурную формацию, исторический период или совокупность теоретических и художественных движений, которым свойственен принципиальный эклектизм и фрагментарность, отказ от больших, всеохватывающих мировоззрений и повествований. Просветительская установка на идеал, поиск некой универсальной и рационально постижимой истины отождествляется с опасностями утопизма и тоталитаризма. Мир мыслится как текст, как бесконечная кодировка и игра знаков, за пределом которых нельзя явить означаемые, “вещи” как они есть, “истину” саму по себе. Текст мыслится «интертекстуально», как игра сознательный и бессознательных заимствований, цитат, клише. Понятие реальности конструируется производно от тех концептуальных схем и текстуальных стратегий, которые зависят от расовых, этнических и сексуальных ориентаций исследователя от его властных позиций и устремлений...» [Эпштейн 2000:5 - 6]. М. Эпштейн разграничивает ряд «понятийных комплексов», свойственных постмодернизму: означающие без означаемых, симулякр (подобие без подлинника), интертекстуальность, деконструкция, смерть автора (по Р. Барту), игра следов, цитатность, крах рационализма и универсализма, фрагментарность, антиутопизм и постутопизм, крах логоцентризма и фаллоцентризма, эклектика, многокультурность, плюрализм, ирония, скептицизм, пастиш (цитирование с целью пародии), пародия [Эпштейн 2000:23].
В этой связи принимая во внимание социально-политическую и культурную среду возникновения данного направления, можно представить русский постмодернизм как совокупность нескольких элементов включающих модернизм, классическую литературу, литературу соцреализма, фольклор и мифологию [Богданова 2004:30].
Такое стремление постмодернизма к множественности и полиструктурности является характерной чертой постмодернизма и свойственно всем его представителям. Внутренняя неоднородность, эклектичность данного литературного направления выражается в индивидуалистичности писателей-постмодернистов. Художественно-этические и художественно-эстетические принципы писателей в рамках данного направления могут сильно варьироваться (В. Ерофеев, С. Довлатов, Э. Лимонов, Л. Петрушевская, В. Пьецух, Д. Пирогов, Е. Харитонов, Т. Толстая, В. Сорокин, В. Пелевин, С. Каледин и др.)
Постмодернизм обнаружил, что именно стереотипы массового сознания формируют реальность, в которой мы живем. Необходимо отличать массовую словесность, эксплуатирующую эти культурные и художественные стереотипы, и литературу в истинном смысле этого слова, обращающуюся к сущностным проблемам бытия. Виктор Олегович Пелевин затрагивает проблему существования в сознании современного человека вечных ценностей, возвращая воспоминание о них в социокультурное пространство массового читателя.
Классификации прецедентных феноменов по типам интертекстем и сферам-источникам в художественном дискурсе произведений В.Пелевина «Generation “П”» и «Числа»
Мотив преступления и наказания является сквозным для «Чисел», именно ПТ данного романа становится объектом каламбура:
Он уже долго работал над экспериментальным романом о крупнейшем танковом сражении Второй мировой (Курская битва). Его мыслью было увидеть великие дни нашей истории глазами Достоевского... Роман назывался «Приказание и наступление» [Числа, с.302].
Использованные ПИ и ПС относятся к разным сферам-источникам соответственно: к литературе (Достоевский) и к истории (Курская битва). ПС актуализируется описательно как «крупнейшее танковое сражение Второй мировой», ПИ Достоевский эксплицируется через интерпретатор «увидеть великие дни нашей истории глазами Достоевского», создающего иронический эффект путем противопоставления двух ПФ. Наблюдается несовместимость проблематики романов Достоевского, сосредоточенного на человеке и нюансах его психологии, с ситуацией эпического сражения. Чтобы еще больще акцентировать иронию, автор обращается к языковой игре, вводя прием каламбура в название «Приказание и наступление», ассоциирующегося с ПТ «Преступление и наказание». Данный фрагмент содержит гетерогенную ИТ, составляющие ее интертекстемы относятся к литературе и истории. Литературные ПФ могут содержать имплицитные отсылки к историческим ПФ, выявляя глубинные авторские идеи:
Малюта разработал не только лозунги нового движения («Семейные ценности - это наше все!»; сокращенный, энергичный вариант - «Наше все!»), но и в общих чертах наметил, откуда исходит угроза миру: «Конкретное наполнение образа врага будет обдумано позднее. В настоящий момент предлагается только название-идентификатор «Козлополиты» (вариант - «Лолиты и Козлополиты»), обеспечивающее такую же культурную преемственность, как и представленные визуальные решения, ориентированные на генеральную линию по активации «дремлющего» подсознательного психосостава» [Числа, с. 154].
ПИ Лолита, главная героиня романа Набокова, используется как часть названия-идентификатора для создания образа врага, угрожающего семейным ценностям в рамках концепции политической партии. Название-идентификатор представляет собой игру слов, введенную для придания отрицательной коннотации понятию «космополитизма»: «козлополиты» является модификацией слова «космополиты». Особую остроту такая игра слов приобретает при введении ПИ Лолита и ПС одноименного романа Набокова. Главный герой романа Гумберт является космополитом, воспринимающим мир через классический гуманитарный опыт, который проявляется в стремлении преодолеть общественные условности, обрести потерянный рай через запретную любовь к малолетней девочке. Эта ситуация актуализирует в неологизме «козлополиты» зооморфную сему, связанную с образом козла, за которым в фольклоре закреплены такие качества, как похотливость, избыточное плодородие и т.д. С точки зрения героя Пелевина Малюты, морально-нравственные качества Гумберта вступают в противоречие с семейными ценностями. Рекламная концепция Малюты призывает к уничтожению космополитизма, порождающего таких, как Гумберт. Само имя Малюты отсылает к исторической фигуре главы опричников Малюты Скуратова, подручного Ивана Грозного, который одним из первых в русской истории ввел в общественное сознание понятие внутреннего врага. Пелевин намекает на губительную для русской культуры и науки идеологическую кампанию «борьбы с космополитизмом» в СССР в 1948-1953 годах против советской интеллигенции, рассматривавшейся в качестве носительницы скептических и прозападных тенденций. При этом автор использует косвенный интерпретатор «образ врага», типичный для советской идеологии. Все это подчеркивает абсурдность подобных политических лозунгов для мыслящего человека, иллюзорность благих намерении политической партии.
Литературные ПФ также часто используются в сочетании с ПФ других сфер-источников, таких как «кинематограф», «живопись», «мифология».
Гетерогенная ИТ «литература-живопись», окруженная системой интерпретаторов, может характеризовать какую-либо эпоху, передавать ее дух:
Конечно, не один - на Москву было, наверно, сотни две-три таких Эдиков, универсалов, придушенных бытовым чадом и обремененных детьми. Их жизнь проходила не среди кокаиновых линий, оргий и споров о Берроузе с Уорхоллом, как можно было бы заключить из их сочинений, а среди пеленок и неизбывных московских тараканов. В них не было ни снобской заносчивости, ни змеящейся похоти, ни холодного дендизма, ни наклонностей к люциферизму, ни даже реальной готовности хоть раз проглотить марку кислоты - несмотря на ежедневное употребление слова «кислотный». Но у них были проблемы с пищеварением, деньгами и жильем... [Generation “П”, с. 45].
Морфологические и синтаксические средства структурирования прецедентных феноменов
Активным процессом формирования ИТ является метонимия, под которой понимается «перенос имени с одного класса объектов или единичности объекта на другой класс или отдельный предмет, ассоциируемый с данными по смежности, сопредельности» [Арутюнова 1998:236]. Для исследуемых романов метонимические переносы образуются в основном по схеме «упоминание автора вместо его произведения»: - Вот и скульптура, - сказала секретарша и подтащила Татарского к новому бумажному листу, где текста было чуть побольше, чем на остальных. - Это Пикассо [Generation "IF, с. 206]. ИТ Пикассо замещает собой скульптуру, созданную этим известным художником. Во фрагменте образуется точечная ИТ с имплицитно выраженным содержанием. Данная схема характерна для всех сфер-источников, так, например, при введении ИТ со сферой-источником «мода» имена дизайнеров могут замещать собой созданную ими одежду: - Да ведь Сеня не просто дизайнер был, - ответил Морковин, - а программист. Он знаешь с каким размахом работал? У него на счетах потом тридцать семь лимонов грин нашли. Он даже Зюганову_пиджак поменял с Кардена на Сен-Лорана. Как он в оральную директорию с нашего терминала залез, никто до сих пор понять не может. А что по галстукам и сорочкам творилось, вообще не описать. Азадовский, когда отчет прочел, два дня болел [Generation “П”, с. 190].
ИТ Карден и Сен-Лоран являются точечными ИТ, составляющими гомогенную структуру, обозначая созданные этими дизайнерами пиджаки.
Иногда метонимический перенос может образовываться на основе употребления ПИ известной личности вместо ее изображения:
- Во-первых, разный химический состав. Я сам глубоко не вникал, но к кислоте всегда что-то подмешано. Фенаминчик там, барбитура или еще что. А когда все вместе действует, эффект получается кумулятивный. Но все-таки самое главное - это рисунок. Ты ведь никуда не можешь деться от факта, что глотаешь Мэла Гибсона или красную гвоздику, понимаешь? Твой ум это помнит. И когда кислота до него доходит, все идет по намеченному руслу. Трудно объяснить... Ты ее вообще ел хоть раз? [Generation "IT, с. 53] Точечная ИТ с ПИ известного голливудского актера Мэла Гибсона употребляется как название марки с наркотическим веществом, при этом слово «марка» опускается, что и приводит к метонимии.
ИТ могут быть эксплицированы в составе метафоры, под которой понимается «употребление слова, обозначающего некоторый класс объектов, явлений, действий или признаков для характеризации или номинации другого, сходного с данным классом объекта или индивида» [Арутюнова 1998:233]. В основе метафоры находится «неназванное сравнение предмета с каким-либо другим предметом на основании признака, общего для обоих сопоставляемых членов» [Квятковский 1998:182].
С такими рекомендациями библейский бог не имел в Степиной душе никаких шансов. После юношеского чтения Библии у него сложился образ мстительного и жестокого самодура, которому милее всего запах горелого мяса, и недоверие естественным образом распространилосъ заявлял о своем родстве с этим местечковым гоблином. К официальной церкви Степа относился не лучше, полагая, что единственный способ, которым она приближает человека ко Всевышнему, - это торговля сигаретами [Числа, с. 26].
Метафоры «образ мстительного и жестокого самодура, которому милее всего запах горелого мяса» и «местечковый гоблин» являются средством экспликации негативной оценки героем ПИ библейского бога, и, как следствие, отрицательного восприятия им христианства. Метафоры, содержащие ИТ, могут использоваться для описания внешности и отчасти внутреннего мира персонажа: - Как писал Исикава Такубоку, - вмешался мрачный покупатель мефистофелевского вида, подошедший тем временем к прилавку, - оставь, оставь этот спор... Мне говорили, что у вас была брошюра Свами Жигалкина «Летние мысли сансарического существа». Вы не могли бы посмотреть? Наверно, на той полке, не-не, вот там, слева, под берцовой флейточкой... [Generation “П”, с. 69].
Прилагательное «мефистофелевский» обозначает «относящийся к Мефистофелю, как у Мефистофеля» [Толковый словарь иноязычных слов 2007:432]. ПИ Мефистофель (нем. Mephistopheles) определяется как «дьявол, образ злого духа в фольклоре и художественном творчестве народов Европы; литературный персонаж немецкой народной книги «Повесть о докторе Фаусте...» (опубликована в 1587), философской драмы «Фауст» И.В. Гете и др. произведений; спутник и искуситель Фауста, предлагающий ему власть, знания, земные блага в обмен на душу» [Большой энциклопедический словарь 2000 // http]. Большой толково-фразеологический словарь Михельсона предлагает значение ПИ Мефистофеля как злого насмешника, а образованное от него прилагательное растолковывается как злорадный [Большой толково-фразеологический словарь Михельсона 2004:935].
