Содержание к диссертации
Глава 1. ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИЗУЧЕНИЯ НЕКОДИФИЦИРОВАННОЙ ЛЕКСИКИ 28
Языковое сознание как понятие психологии
и психолингвистики 50
Комплексное исследование репрезентации образов сознания подростка некодифицированными языковыми
знаками 84
Свободный ассоциативный эксперимент (САЭ-1)... 103
Свободный ассоциативный эксперимент (САЭ-2)...Ю5
Свободный ассоциативный эксперимент (САЭ-3)... 107
Проблема классификации реакций, полученных
в свободном ассоциативном эксперименте 109
Анализ некодифицированных реакций
«по горизонтали» 132
Стимулы - некодифицированные слова 148
Анализ некодифицированных реакций
«по вертикали» 161
Сравнительный анализ реакций, полученных
в основном и контрольном экспериментах 168
Состав ядра языкового сознания подростка
по данным эксперимента 177
Некодифицированные лексические элементы
в ядре языкового сознания подростка 187
Анализ некодифицированных лексических
элементов, входящих в ядро языкового сознания подростка 190
Анализ ассоциативных полей «лох», «дурак», «жертва» 194
Анализ ассоциативных полей «кайф», «удовольствие», «наслаждение»,
«радость», «счастье» 197
Кластерный анализ результатов
эксперимента 207
Сравнительно-сопоставительный анализ реакций, полученных в ассоциативном эксперименте с подростками (САЭ-2)
и детьми (КЭ) 229
Глава 5. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ
ИЗМЕНЕНИЯ СЕМАНТИКИ НЕКОДИФЩИРОВАННЫХ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ КАК ОВНЕШНИТЕЛЕЙ ОБРАЗОВ
СОЗНАНИЯ ПОДРОСТКА 252
Диахроническое (трендовое) исследование знания подростками значения / значений некодифицированных слов и использования
этих слов в речи 253
Анализ результатов анкетирования
и ассоциативного эксперимента 261
Третья группа («активные» лексические элементы) 299
Введение к работе
Процессы, наблюдаемые в русском языке конца XX - начала XXI столетия, характеризуются демократизацией и либерализацией, что, кроме положительных результатов, имеет и такие негативные последствия, как «огрубление литературной речи, детабуизация грубопросторечной лексики и фразеологии, наплыв жаргонизмов, немотивированное употребление варваризмов» (Бельчиков, 2004, с.27). Нельзя не согласиться с тем, что «события второй половины 80-х - начала 90-х годов по своему воздействию на общество и язык подобны революции» (Земская, 1996, с.12), а современный этап развития лексического состава языка можно рассматривать как один (четвертый) из этапов «варваризации русского литературного языка» (Елистратов, 2000, с.609). Рассуждения о судьбе русского национального языка, сетования на его огрубление, измельчание, вульгаризацию повторяют на новом витке истории дискуссии 20-х годов прошлого столетия. Язык переживает еще один «естественный эксперимент», когда «то, что в обычной жизни языка происходит под спудом, незаметно для глаза, теперь, в революционный период жизни языка, в период перемещения социальных пластов, бурно вырывается наружу» (Стратен, 1929, с.40).
Современные лингвисты, строя гипотезы относительно результатов очередного «естественного эксперимента», разграничивают систему языка и языковую способность (Ю.Н.Караулов, В.Г.Гак, О.Б.Сироти- нина, Л.П. Крысин, Е.Н. Ширяев - цит. по: Земская, 1996, с. 16-18); язык- систему и язык-способность, т.е. язык как системно-структурное знаковое образование и язык как лингвистическая компетенция говорящего на нем индивида, язык в потенции, язык, не реализованный в текстах, но готовый к такой реализации (Караулов, 1999, с.9).
Если строго дифференцировать эти лингвистические термины, то становится очевидным, что пессимистические прогнозы об упадке, «порче», оскудении русского языка беспочвенны и что опасения, обеспокоенность вызывает падение культуры владения языком в современном обществе, что, в частности, проявляется в незнании или сознательном нарушении языковых норм, т.е. совокупности правил выбора и употребления языковых средств. Языковая норма, по определению С.И. Ожегова, - это «совокупность наиболее пригодных («правильных», «предпочитаемых») для обслуживания общества средств языка, складывающаяся как результат отбора языковых элементов (лексических, произносительных, морфологических, синтаксических) из числа сосуществующих, наличествующих, образуемых вновь или извлекаемых из пассивного запаса прошлого в процессе социальной, в широком смысле, оценки этих элементов» (Ожегов, 1959, с. 15). Сохранению и обоснованному обновлению, лингвистической кодификации (Беликов, Крысин, 2001, с.41), подвергаются только нормы литературного языка как кодифицированной подсистемы национального языка, в отличие от других подсистем, которые не подвергаются кодификациии и поэтому называются некодифицированными. В рамках нашего исследования к таковым относятся социальные жаргоны и просторечие. Таким образом, в качестве некодифицированных языковых знаков мы рассматриваем жаргонные, просторечные и диалектно-просторечные лексические и фразеологические единицы.
Социолингвистика, социальная диалектология, лингвистика, изучающая речь города, рассматривают некодифицированные языковые знаки в двух аспектах: в качестве элементов языка как системно- структурного знакового образования и как результата речевой деятельности его носителя. Включение человеческого фактора в парадигму научного знания, рост интереса к личностному аспекту изучения языка, отказ от традиционного бинарного противопоставления внутренней структуры языка его внешней системе и ввод в эту оппозицию третьей составляющей - ментальной (Караулов, 2004, с.7) - не могло не отразиться и на исследовании некодифицированных (ненормированных, ненормативных) языковых единиц.
В парадигме антропоцентрической лингвистики представлен теоретический подход к исследованию некодифицированной лексики, в частности жаргонной, который ориентирован «на язык как достояние пользующегося им индивида со всеми вытекающими отсюда характеристиками и следствиями» (Залевская, 20056, с.,27). Так, Т.И.Доценко (Доценко, 2003) исследует активные процессы в лексиконе подростка, исходя из психолингвистической трактовки лексикона как составляющей языковой компетенции носителей языка, как динамической функциональной системы, организующейся вследствие постоянного взаимодействия между процессом переработки и упорядочения речевого опыта и его продуктами (Залевская, 1999. С.154).
В.Е. Гольдин и А.П. Сдобнова (Гольдин, Сдобнова, 2000) исследуют жаргонизмы, обращаясь к понятию «языковое сознание» и используя результаты ассоциативных экспериментов. О.Е. Морозова (Морозова, 2002) рассматривает жаргон «как психолингвистический феномен», использует ассоциативный эксперимент в качестве средства изучения функционирования жаргонизмов в ассоциативно-вербальной сети говорящего субъекта и на основании результатов эксперимента делает выводы, в частности, относительно психологических функций жаргона (там же, с. 134).
Таким образом, можно утверждать, что в отечественной лингвистике представлен еще один аспект исследования некодифицированных языковых единиц - социопсихолингвистический. Первая часть термина указывает на то, что изучается зависимость использования языковых знаков (в данном случае - некодифицированных) индивидом от возраста, пола, социального положения, уровня и характера образования, от уровня общей культуры и т.п. (Беликов, Крысин, 2001, с.9); вторая часть термина обозначает психолингвистический подход к проблемам функционирования языка, учитывающий «все многообразие факторов и условий, связанных с психической жизнью активного субъекта речемыслительной деятельности, включенной в другие виды деятельности в составе социума» (Залевская, 1999, с.37).
Однако если социолингвистический аспект исследования имеет большую традицию, разработанную теорию и методологию, психолингвистический аспект - новый, требующий формирования своего предмета исследования и теоретических подходов, учитывающих, что «внешняя форма знака - не собственно индифферентное психике индивида «тело», а детерминированная когнитивной деятельностью структурная организация звуковой материи, указывающая на способ представления значения сознанию субъекта» (Пищальникова, 2005, с. 155).
Принципиально важным, на наш взгляд, является постановка и решение вопроса о том, как происходит функционирование языковой/речевой способности человека в той ее части, которая отвечает за формирование и выбор нормативной / ненормативной вербальной стратегии, какие механизмы лежат в основе использования индивидом некодифицированных языковых единиц. Разработка психолингвистической концепции некодифицированного слова важна и потому, что назрела необходимость интегрирования знаний, накопленных в рамках существующих социолингвистических и собственно лингвистических теорий слова и значения языкового знака, а также теоретического обоснования многоаспектных экспериментальных данных. Кроме того, исследование некодифицированной лексики в психолингвистическом аспекте может прояснить ряд универсальных свойств языкового сознания человека, роль слова в его организации и функционировании.
Таким образом, актуальность данного исследования обусловлена вниманием к проблемам функционирования языка как психического феномена и неразработанностью раздела теории языка, связанного с психолингвистическим и социопсихолингвистическим аспектами изучения некодифицированной лексики.
Цель исследования - разработать основы психолингвистической концепции, объясняющей закономерности репрезентации образов сознания подростка некодифицированными языковыми знаками, и создать комплексную методику их экспериментального изучения.
Достижение поставленной цели потребовало решения ряда теоретических и экспериментальных задач:
Разработать теоретическую модель описания некодифицированной лексики в психолингвистической парадигме.
Определить методы комплексного психолингвистического изучения языкового сознания подростка.
Представить модель ядра языкового сознания подростка и провести сравнительно-сопоставительное исследование структуры и семантики «взрослого» и «подросткого» ядра языкового сознания.
Выявить системные связи некодифицированных и кодифицированных лексических единиц во фрагментах ассоциативно- вербальной сети, полученных и зафиксированных в ассоциативных экспериментах.
Провести экспериментальное исследование изменения семантики некодифицированных лексических единиц как овнешнителей образов сознания подростка.
Провести серию ассоциативных экспериментов, включающую пилотажный и контрольные эксперименты.
На основе психологических и психолингвистических требований к анализу процессов ассоциирования разработать классификацию реакций, представленных некодифицированной лексикой.
Выработать и апробировать адекватную специфическому языковому материалу схему анализа.
Объект исследования - образы сознания подростка, овнешненные некодифицированными языковыми знаками; ассоциативными и семантическими полями.
Предмет исследования - закономерности репрезентации образов сознания подростка некодифицированными языковыми знаками.
Специфика объекта и цель исследования предопределили применение комплекса психолингвистических, социолингвистических, собственно лингвистических и статистических методов:
свободного ассоциативного эксперимента;
метода определения значения (дефиниции) слова;
трендового и лонгитюдного методов диахронической социолингвистики;
включенного и скрытого наблюдения;
анкетирования и опроса респондентов;
лингвистического моделирования;
компонентного, дефиниционного и контекстуального анализа;
описательного метода и его приемов (наблюдения, интерпретации);
факторного и кластерного анализа; индексирования степени ассоциативной связанности слов;
метода интроспекции.
Материалом исследования послужили результаты проведенного нами свободного ассоциативного эксперимента: общее количество ассоциативных полей - 356, количество проанализированных реакций, представленных некодифицированными языковыми знаками, - 13000, количество участников эксперимента - 2929 человек; ассоциативные поля, представленные в «Русском ассоциативном словаре» (РАС), в «Славянском ассоциативном словаре» (САС), в «Ассоциативных нормах испанского и русского языков» (АНИиРЯ); результаты трендового и лонгитюдного исследования: анкетирования и опросов респондентов (1993г.; 2003 г.); составленная автором (1987-2005 гг.) картотека общим объемом более 6 тысяч некодифицированных единиц, употребляемых активно или пассивно подростками г.Омска; дефиниции толковых словарей русского языка и словарей жаргонной, просторечной и диалектно-просторечной лексики.
В центре настоящего исследования - языковая личность современного городского подростка. Языковая личность, по определению Ю.Н.Караулова, «есть личность, выраженная в языке (текстах) и через язык, есть личность, реконструированная в основных своих чертах на базе языковых средств» (Караулов, 1987, с.38).
Ранее (Гуц, 1994,1995) нами был смоделирован и представлен тип языковой личности современного городского подростка, для которого некодифицированный пласт лексики характерен, органичен; также была разработана модель подтипов языковой личности, в зависимости от пола и возраста подростка.
Выбор этого типа языковой личности обусловлен следующими причинами: подростки составляют значительную часть населения; их лексикон открыт для влияния со стороны всех имеющихся в национальном языке форм речи, содержит большое количество собственно подростковых слов; изучение языкового сознания подростка позволяет прогнозировать развитие сознания индивидов, «которые в ближайшие 30 лет будут определять языковую, духовную и материальную жизнь нашего общества» (РАС).
Методологической основой работы послужили теория деятельности
Н. Леонтьева; теория сознания, разработанная в трудах А.Н. Леонтьева,
П. Зинченко; психологическая теория восприятия и образа мира А.Н.Леонтьева; теория языковой личности, разработанная Ю.Н.Карауловым. Работа выполнена в русле представлений Московской психолингвистической школы о закономерностях формирования и функционирования языкового сознания (Е.Ф. Тарасов, Н.В. Уфимцева, Ю.А. Сорокин, В.А. Пищальникова).
Эффективность лингвистического анализа и модельного представления образов сознания подростка обусловлена применением динамической категории «психологическое значение» с использованием интегративного подхода к исследованию языка как психического феномена.
В языковом сознании подростка функционируют в качестве овнешнителей образов сознания некодифицированные элементы, ассоциативные связи которых экспериментально устанавливаются с помощью применения параметра «кодифицированность / некодифицированность стимулов и анализа психологического значения слова-реакции.
Ядро языкового сознания подростка образуют слова ассоциативно- вербальной сети, которые, будучи реакциями на наибольшее число стимулов, имеют наибольшее количество ассоциативных связей, актуальных в разных ассоциативных полях. Системность и структурные связи некодифицированных единиц ядра языкового сознания подростка отражают как системность национальных образов сознания русских, так и устойчивые ассоциативные связи онтосоциопсихологического типа.
Находящиеся в ядре языкового сознания подростка некодифицированные слова занимают в нем устойчивое положение.
Некодифицированные элементы ядра языкового сознания заменяют близкие по семантике кодифицированные слова или овнешняют образы сознания, ставшие доминирующими на данном этапе развития личности.
Образы сознания подростка, связанные с некодифицированной лексикой, формируются на этапе первичной языковой социализации.
Системные отношения некодифицированных лексических единиц в ассоциативно-вербальной сети подростка носят симметрично- асимметричный характер, проявляющийся в наличии связей разного уровня, интенсивности и направленности у разных языковых знаков.
Некодифицированные языковые знаки, овнешняющие образы сознания подростка, характеризуются определенной семантической динамикой, связанной с изменением значения как когнитивной структуры и определяющейся механизмом языка, особенностями некодифицированной лексики и лишь в последнюю очередь экстралингвистическими причинами.
Психолингвистическое описание языкового сознания - многомерная модель, состоящая из объемных и плоскостных моделей разного уровня. Плоскостным моделям соответствует ядерно-периферийная организация ассоциативных полей, а объемным - фрагменты ассоциативно-вербальной сети, структура которых включает п-арные связи отдельных некодифицированных языковых знаков.
Антропоцентрический подход к исследованию
некодифицированных языковых знаков не исключает, а предполагает обязательное использование всех сведений и знаний, накопленных в языкознании в сфере изучения социальных диалектов и городского просторечия. Имеются в виду труды таких ученых, как A.M. Селищев, Д.С. Лихачев, Е.Д. Поливанов, Б.А. Ларин, В.Д. Бондалетов, Л.И.Скворцов, Л.П. Крысин и другие.
Рассмотрим основные понятия и термины, связанные с объектом исследования. Для наименования социальных разновидностей речи, совокупности языковых особенностей, присущих какой-либо социальной группе используем термин социальный диалект (В.М. Жирмунский, В.Д.Бондалетов, Л.П. Крысин), или социолект (Беликов, Крысин, 2001, с.47). Групповые, в том числе и возрастные разновидности речи называем жаргоном, то есть «разновидностью речи, используемой преимущественно в устном общении отдельной относительно устойчивой социальной группой, объединяющей людей по признаку профессии, положения в обществе, интересов или возраста» («Лингвистический энциклопедический словарь», 1990. с. 151). Термин жаргон в современной лингвистике лишен пейоративного оценочного значения, в отличие от определения, данного в «Словаре лингвистических терминов» О.С.Ахмановой (Ахманова, 1969. с. 148).
На формирование некодифицированной части лексикона городского подростка оказывают влияние молодежный и уголовный жаргоны, каждый каждый из которых имеет несколько разновидностей. Молодежный жаргон включает подростковый (школьный), студенческий, армейский, профессионально ориентированные молодежные жаргоны («компьютерный», «интернетный», эстрадно-музыкальный, спортивный). Это далеко не полный перечень разновидностей (подъязыков) подростково-юношеского жаргона, границы между которыми «относительны, весьма условны и проницаемы» (Химик, 2000, с.57).
Уголовный жаргон (криминальный язык) также имеет свои разновидности: общеуголовный, тюремно-лагерный жаргоны и различные «профессиональные» подсистемы (там же, с.20). Термин арго (воровское арго) мы применяем только в диахронном плане, для того чтобы подчеркнуть «происхождение» языковых элементов. В работе использованы материалы, посвященные анализу воровского арго: Бодуэн деКуртенэ, 1963; Лихачев, 1935, 1964; Стратен, 1929; Ларин, 1928, 1931;
Тонкое, 1930; Дмитриев, 1931; Баранников, 1931; Фридман, 1931; Ревзин, 1962; Грачев, 1986; Снегов, 1990; Быков, 1994.
Тюремно-лагерный жаргон, как «лексико-фразеологическая подсистема, отражающая идеологический инвентарь мест заключения» (Химик, 2000, с.20), претерпел большие изменения, что не могло не отразиться на других подсистемах русского национального языка, включая литературный язык. Л.П. Крысин отмечает значительные трансформации, происшедшие в воровском арго в 30-50-е годы XX века: «по сути дела, из арго, которое в дореволюционное время имело довольно узкий, и притом совершенно определенный, круг носителей, жаргон деклассированных превратился в тюремно-лагерный жаргон, получивший распространение в социально пестрой среде» (Крысин, 1989. с.73).
В современных условиях тюремно-лагерный жаргон находит себе новую среду обитания (мафиози, спекулянты, проститутки и другие) и усиливает свое влияние на молодежный жаргон и городское просторечие. Используется он и в речи интеллигентов в качестве экспрессивного, стилистически отмеченного средства (Крысин, 1991).
Междужаргонная лексика, или интержаргон (Скворцов, 1966; Серебренников, 1970; Крысин, 1989), представляет собой промежуточное языковое образование, впитывающее в себя лексику отмирающих корпоративных жаргонов и элементы жаргонов профессиональных (Крысин, 1989, с. 109). «Из интержаргона (а не непосредственно из арго) черпает молодежный слэнг арготические по происхождению элементы» (Скворцов, 1966, с.90), и через интержаргон жаргонные элементы проникают в просторечие.
Общий жаргон, как новый социолингвистический термин, безусловно, близок по значению (при некоторых ограничениях даже равен) термину интержаргон и обозначает «тот пласт современного русского жаргона, который, не являясь принадлежностью отдельных социальных групп, с достаточно высокой частотностью встречается в языке средств массовой информации и употребляется (или, по крайней мере, понимается) всеми жителями большого города, в частности образованными носителями литературного языка» (Ермакова и др., 1999, с.4).
При исследовании некодифицированных пластов лексики важно, на наш взгляд, учитывать главную особенность общего жаргона: «он не просто занимает промежуточное положение между собственно социальными жаргонами, с одной стороны, и литературным языком и просторечием, с другой, но и активно используется носителями этих подсистем» (Современный русский язык: Социальная и функциональная дифференциация, 2003, с.76) и, как следствие, играет большую роль в языковой социализации ребенка.
В лингвистической литературе, наряду с терминами жаргон и арго, используется термин сленг. Проблеме сленга, этого периферийного пласта, свойственного различным языкам, но в большей степени изученного в английской лексикологии, посвящены работы И.Р.Гальперина (Гальперин, 1956); М.М. Маковского (Маковский, 1962, 1963); Т.А. Соловьевой (Соловьева, 1961); А.И. Мазуровой, Л.А.Радзи- ховского (Мазурова, Радзиховский, 1989, 1991); Г.А.Судзиловского (Судзиловский, 1973); В.А. Хомякова (Хомяков, 1970; 1992).
Подробный анализ лингвистической литературы о сленге сделан в статье А.Т.Липатова (Липатов, «Сленг как проблема русского социолекта», 1991, с. 130-146). Автор определяет сленг как «особый лексико-фразеологический пласт внелитературной речи», формирующий свой «вокабуляр на базе окказиональной, профессионально-жаргонной и диалектной лексики», проникающий затем в просторечие (Липатов, 1991, с. 144). Далее автор отмечает ярко выраженный эмоционально- оценочный характер ингерентного типа, присущий сленгу, причем, «в отличие от жаргона и тем более арго, русский сленг представляет собой комплекс-вокабуляр экспрессивов, лишенных обнаженно прямой, а порой и неприкрытой пейоративности» (там же, с. 144).
В близком значении используют термин А.Б.Мордвинов и Б.И.Осипов, понимая под сленгом разновидности разговорной речи, оцениваемые обществом как подчеркнуто неофициальные («бытовые», «фамильярные», «доверительные»), с искусственно завышенной экспрессивностью, языковой игрой, модной неологией (Мордвинов, Осипов, 1990, с.22).
Таким образом, интержаргон, общий жаргон и сленг можно рассматривать как термины, обозначающие «совокупность субстандартных слов и речений, привлекаемых из частных жаргонных подсистем лексики», представляющую собой «наддиалектное интегральное явление» (Химик, 2000, с. 14), тяготеющее к литературному просторечию - «нижнему пласту разговорной литературной речи» (Бельчиков, 2004, с.29).
Понятие просторечия в современной лингвистике неоднозначно. Принято различать два значения термина «просторечие»: 1) просторечие как стилистическое средство литературного языка, 2) просторечие как речь лиц, недостаточно овладевших литературным языком (Филин, 1973, с.7).
Лексические и фразеологические единицы, относящиеся к просторечию в первом значении (так называемому литературному просторечию), в нормативных толковых словарях маркируются пометами «прост.», «простореч.», «грубо-прост.», «бран.», «бранно». Многие ученые, например Л.А.Грузберг (Грузберг, 1989, с.26-27); Н.А.Лукьянова (Лукьянова, 2001, с.61-62), Г.Н.Скляревская (Скляревская, 1994, с.ЗЗ), отмечают, что в современной лексикографии «нет четких и надежных практических критериев выделения просторечных слов, фразеологических и других устойчивых словосочетаний, поэтому в разных словарях одно и то же слово нередко получает различную интерпретацию: в одних маркируется пометой прост., в других - пометой разг., в третьих дается без помет» (Лукьянова, 2001, с.61).
Просторечие (2) рассматривается как особый тип речи, социальный компонент в составе общенародного языка, стоящий за пределами литературного языка (Баранникова, 1977, с.60); «ненормированная, социально ограниченная речь горожан, находящаяся за пределами литературного языка» (Капанадзе, 1984, с.5); «речь необразованного и полуобразованного городского населения, не владеющего литературными нормами» (Беликов, Крысин, 2001, с.53). Во всех этих определениях не очерчен круг носителей просторечия, однако нельзя не согласиться с Л.П.Крысиным в том, что вопрос о носителях просторечия едва ли не самый сложный в общей проблеме изучения городской речи (Современный русский язык: Социальная и функциональная дифференциация, 2003; Ерофеева, Грузберг, 1989; Ерофеева, 1993; 2003; Сиротинина, 1995; Осипов, 1997; Юнаковская, 1997; Химик, 2000; Хорошева, 2003; Белякова, 2004; Гайдамак, 2002; 2003).
Выражение «городское просторечие» как термин впервые (в 1929 году) употребил Б.А.Ларин: «Когда мы будем располагать большим соответствующим материалом, то вторым рядом городских арго, может быть, и окажется «низкий» общий разговорный язык. Я бы назвал его «городским просторечием» (Ларин, 1977, с. 185).
В 70-80-е годы начатое в 20-е годы, но затем надолго прервавшееся «лингвистическое изучение города» получило новые импульсы. В это время одним из объектов исследования становится городское просторечие как неотъемлемая часть языкового быта города (Городское просторечие: проблемы изучения, 1984; сборники статей, например, пермских, екатеринбургских, омских ученых: Живое слово русской речи Прикамья; Литературный язык и народная речь; Проблемы социо- и психолингвистики; Живая речь уральского города; Языковой облик уральского города; Русская разговорная речь как явление городской культуры»; Лексикографическое описание народно-разговорной речи современного города: Теоретические аспекты, 1994; Речь города, 1995; Городская разговорная речь и проблемы ее изучения, 1997; диссертации Т.Б.Банковой «Томское городское просторечие (типология описания)», 1987; Т.И.Ерофеевой «Социолект: Стратификационное исследование», 1994; А.А.Юнаковской «Омское городское просторечие (лексико- фразеологический состав. Функционирование) 1994. В 2003 году выходит в свет «Словарь современного русского города» ( г.Омск).
Городское просторечие тесно связано с территориальными диалектами, что обусловило необходимость использования в нашем исследовании термина диалектно-просторечные слова: лексические единицы, входящие в систему как диалекта, так и просторечия, но не употребляющиеся в нормированном литературном языке (Блинова, 1975). Им противопоставлены и в данной работе не рассматриваются диалектные (или областные) слова, которые принадлежат только диалектной системе (отсутствуя в литературном языке и городском просторечии) и характеризуются изоглоссой на территориальной карте русского языка (там же, с.44).
Тем не менее при анализе диалектно-просторечного языкового материала мы исподьзовали материалы диссертаций (Пахотина, 1973; Пыхтеева, 1978; Курникова, 1986), отдельных статей, посвященных старожильческим говорам Омской области (Копылова, Садретдинова, 1984; Пыхтеева, 1975, 1976; Харламова, 1997; 2002), «Словаря русских старожильческих говоров Среднего Прииртышья» (Словарь русских старожильческих говоров Среднего Прииртышья. Томск, 1992. Дополнения к словарю, Омск, 1998).
В диссертации специально не изучается (хотя и отмечается наряду с другими некодифицированными знаками в ассоциативных полях) обсценная лексика (русский мат), которая, безусловно, представляет интерес для лингвистики (Успенский, 1994; Жельвис, 1990; Иваницкий, 1994; Осипов, 1991; Юнаковская, 2000), однако тема и цель нашего исследования, а также экспериментально полученный языковой материал ограничивают анализ этой разновидности лексики и фразеологии рамками инвективной стратегии ассоциирования и проблемы вербальной агрессии в психологическом и лингвистическом аспектах.
Социолингвистические теоретические основания исследования формировались в рамках научного коллектива, работающего над проблемой изучения народно-разговорной речи современного города в Омском госуниверситете и возглавляемого с 1987 года Б.И.Осиповым.
Термин «народно-разговорная речь» подразумевает «и просторечные, и разговорные элементы, причем как имеющие социальные или территориальные ограничения, так и не имеющие их, позволяя охватить объект с максимальной широтой» (Осипов, 1994, с.4). Таким образом, в диссертации исследуются некодифицированные языковые знаки как элементы народно-разговорной речи или, что более точно, как «совокупность разговорных разновидностей русского национального языка» (Осипов, 1997, с.7).
Влияние территориальных и социальных диалектов на речь подростков и молодежи издавна привлекало внимание учителей, методистов, писателей, пуристически настроенной широкой
общественности и, безусловно, лингвистов.
В изучении этого вопроса в советском языкознании можно выделить четыре периода. Первый период, 20-30-е годы, - исследование влияния территориальных диалектов и воровского арго на формирование лексикона подростка. К этому периоду относятся такие методические и лингвистические работы, как «Воровской язык в среде школьников» С.Ко- порского (Копорский, 1927), «Об искажении и огрубении речи учащихся» М.А.Рыбниковой (Рыбникова, 1927), «О блатном языке учащихся и о «славянском» языке революции» Е.Д.Поливанова (Поливанов, 1931), «К вопросу о языке рабочего подростка» В.А.Добромыслова (Добромыслов, 1932), «Из наблюдений над речью учащихся в школах П-й ступени Вятского края» Е.П.Лупповой (Луппова, 1927), а также исследования А.М.Селищева (Селищев, 1928), В.В.Стратена (Стратен, 1929), Д.С.Лихачева (Лихачев, 1935; 1964).
Второй период, 60 - 70-е годы, - изучение молодежного жаргона. К этому периоду относятся работы Л.И.Скворцова (Скворцов, 1964, 1966), Л.А.Капанадзе (Капанадзе, 1965), К.Косцинского (Косцинский, 1968); Л.Т.Лошмановой (Лошманова, 1974), М.М.Копыленко (Копыленко, 1976).
Третий период, 80-90-е годы, - исследование ненормативных элементов в речи подростков и молодежи в связи с изучением языка города (Пестерова, Рут, 1988; Гусева, Манион, 1988; Грузберг, Фоминых, 1989; Батюкова, 1989; Подюков, Маненкова, 1991; Уздинская, 1991; Иванищев, 1992; Милехина, 1995; Трошева, 1992; Волкова, 1991, 1995; Елистратов, 1991, 1994). В этих работах анализируются тематические и лексико-семантические группы слов, изучаются их парадигматические связи, рассматривается этимология и словообразование ненормативных единиц, особенности их функционирования.
Четвертый период хронологически «накладывается» на третий и продолжается до настоящего времени. Демократические процессы, идущие в обществе и, как следствие, в национальном языке, вызвали большой интерес лингвистов к различным социальным диалектам и «спровоцировали» истинный бум в жаргонной лексикографии. В эти годы публикуются теоретические работы, посвященные анализу социальных диалектов (Борисова-Лукашанец, 1983; Дубровина, 1982; Наумова, 1982; Грачев, 1984; Рабинович, 1991; Цыбулькин, 1992; Зайковская, 1993а, 19936, 1993в; Береговская, 1996; Саляев, 1996; 1998), прагматическим аспектам семантики молодежной лексики (Долинина, 1988; Гуц, 1995), функционированию некодифицированной лексики в тексте (Панасенко, 1990; Беликова, 1992). Некодифицированная лексика исследуется в аспекте концепции языковой личности (Гуц, 1995; Титоренко, 2003; Меркулова, 2004); подростково-юношеские жаргоны, как «отторжение от нормы», рассматриваются в свете психологических возрастных проблем (Химик, 2000) и в социолингвистической парадигме (Миролаева, 1994). Л.Л.Федорова (Федорова, 2003), изучая современное состояние молодежной речи, разрабатывает критерии определения степени жаргонизации речи в молодежной, в частности студенческой, среде, которые, безусловно, можно использовать для «диагностики» жаргонизации в других социумах. Б.Л.Бойко исследует молодежный жаргон как отражение взаимодействующих субкультур и делает вывод о перестройке семантического объема заимствуемой в молодежный жаргон криминальной лексики, что подтверждается речевой практикой и лексикографическими материалами (Бойко, 2002, с.360). Процессы жаргонной метафоризации, наряду с другими лингвистическими и социолингвистическими проблемами, исследуют М.А.Грачев (Грачев, 1997); В.В.Химик (Химик, 2000); М.А.Глухова (Глухова, 2005); В.В.Катермина (Катермина, 2004). В социальной диалектологии обсуждаются проблемы «субстандартной» лексикографии (Грачев, Сапожникова, 2004; Никитина, Паюсова, 2004; Коровушкин, 2004), исследуется динамика социальных диалектов русского языка (Современный русский язык: Социальная и функциональная дифференциация, 2003; Грачев, 2004); изучаются новые жаргоны: производственные, «классово-прослоечные», по интересам и увлечениям.
Объект и предмет диссертационного исследования обусловили необходимость обращения к межкультурному общению как к «новой онтологии анализа сознания» (Тарасов, 2004, с.43). Принципиально важно при изучении некодифицированной лексики учитывать то, что «переход жаргонизмов и арготизмовв в литературный язык или в другой жаргон - это только внешние рефлексы заимствований знаний (образов сознания) из одной субкультуры в другую» (Тарасов, 2002, с. 115).
Научная новизна проведенного исследования состоит в том, что в нем впервые на основании концепции языкового сознания осуществлен последовательный психолингвистический подход к анализу некодифицированного слова как репрезентанта образов сознания, а в рамках этого подхода разработана методология экспериментального изучения семантики некодифицированного языкового знака на основе применения категории «психологическое значение». Доказана принципиальная возможность экспериментального выявления специфических структур языкового сознания; показана их роль в образовании разноаспектных системных связей в ассоциативно- вербальной сети, имеющих симметрично-асимметричный характер; зафиксирована семантическая динамика некодифицированного языкового знака; установлена ее обусловленность механизмами языка и когнитивной эволюцией значения как достояния индивида и вторичность экстралингвистической детерминации. Установлено ядерное положение в языковом сознании подростка ряда некодифицированных слов, которые выступают в качестве реакций на значительное число стимулов, имеют максимальное количество ассоциативных связей, актуализируются в разных ассоциативных полях, заменяют близкие по семантике кодифицированные языковые знаки или овнешняют образы сознания, доминирующие на данном этапе развития личности.
Теоретическая значимость исследования состоит в следующем: разработанная комплексная методика изучения некодифицированного языкового знака как единицы языкового сознания вносит вклад в построение психолингвистической теории слова и в развитие учения о динамичности структуры лексического значения; обоснование и верификация гипотезы о возможности вхождения некодифицированного языкового знака в ядро языкового сознания подростка углубляет представление о семантике и функциях ядерных элементов языкового сознания; смоделированные фрагменты ассоциативно-вербальной сети и выявленная сложность исследуемого феномена расширяет существующее в теории ассоциативно-вербальной сети представление о многообразии и многоуровневости задействованных в этой сети ассоциативных процессов.
Практическая значимость диссертации заключается в том, что содержащиеся в ней наблюдения и выводы, а также методология исследования могут быть использованы для изучения некодифицированной лексики в языковом сознании носителей русского языка других возрастных и социальных групп; для сопоставления особенностей семантики кодифицированного / некодифицированного языкового знака. Материалы исследования могут быть полезны для разработки спецкурсов и учебных пособий психосемантической и социолингвистической проблематики, курсов когнитивной, прикладной и экспериментальной лингвистики. Полученные результаты проявляют ментальные процессы, охватывающие определенные механизмы языковой способности индивида, и имеют ценность для психологии, педагогики, ортологии. Они могут быть использованы для диагностики девиантного речевого поведения, для создания способов практического воздействия на него; для выработки приемов и методов формирования норм литературного языка. Практическую ценность имеют экспериментальные материалы, положенные в основу «Ассоциативного словаря подростка», и разработанные принципы их получения. Материалы этого словаря могут быть полезны для субстандартной лексикографии.
На защиту выносятся следующие положения:
Апробация работы. По теме исследования опубликованы монография; «Ассоциативный словарь подростка»; статьи, материалы конференций. Основные положения и результаты работы обсуждались на следующих научных конференциях:
Международные симпозиумы. Языковое сознание: содержание и функционирование (Москва, РАН, ИЯ, МГЛУ, 2000); Языковое сознание: устоявшееся и спорное (Москва, РАН, ИЯ, ИП, РНУ, 2003).
Международные конференции. Тендер: язык, культура, коммуникация (Москва, МГЛУ, 1999); Гендер: язык, культура, коммуникация (Москва, МГЛУ, 2001); Человек, язык, искусство (Москва, МПГУ, 2002); Социальные варианты языка - III (Нижний Новгород, НГЛУ, 2004); Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах (Челябинск, ЧГУ, 2001); Язык. Время. Личность.(Омск, ОмГУ, 2002).
Всероссийские конференции. Культура речи в разных сферах общения (Челябинск, ИРЯ, РАН, ЧГУ, ЧГПИ, 1992); Слово в системных отношениях на разных уровнях языка (Екатеринбург, У ПИ, 1993); Русский вопрос: история и современность (Омск, СО РАН, ОмГУ, 1994); Человек- коммуникация - текст (Барнаул, АГУ, 1998); III Житниковские чтения: Динамический аспект лингвистических исследований (Челябинск, ЧГУ, 1999); Язык. Система. Личность. (Екатеринбург, УГПУ, 2002).
Региональные и межвузовские конференции. Языковая концепция регионального существования человека и этноса. (Барнаул, АГУ, 1999); Проблемы лингвистического краеведения (Пермь, ПГПУ, 2004); Славянские чтения (Омск, ОмГУ, 1992; 1993; 1996; 1997; 2005).
Научные чтения, посвященные памяти профессора Ф.М. Березина (Москва, РАН, МГЭИ, МИЛ, 2004).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы и словарей, приложений.
Похожие диссертации на Репрезентация образов сознания подростка некодифицированными языковыми знаками
