Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Речевые стратегии в аспекте воздейственной коммуникации
1.1. Речевое воздействие: основные понятия и термины 9
1.2. Психолингвистическая модель речевого воздействия 15
1.3. Речевая стратегия и речевая тактика: соотношение понятий
1.3.1. Понятие стратегии в исследованиях коммуникации 27
1.3.2. Речевая тактика как единица анализа, ее соотношение со стратегией
1.4. Типология речевых стратегий 41
Выводы по главе 1 44
ГЛАВА 2. Судебная коммуникация как вид профессиональной коммуникации
2.1. Профессиональное общение и его конвенции: предварительные замечания
2.2. Коммуникативная природа права 53
2.3. Судебная коммуникация как вид юридической коммуникации
2.3.1. Понятие юридической коммуникации и ее виды 58
2.3.2. Структура юридической коммуникации
2.4. Юридические основы судебной коммуникации. Речевое общение в суде: судебная истина и судебный диалог
2.5. Стратегии и тактики речевого воздействия в судебном диалоге и их юридическая интерпретация
Выводы по главе 2 з
ГЛАВА 3. Реализация стратегий речевого воздействия в судебной коммуникации
3.1. Порядок судебного разбирательства и правила судоговорения в уголовном процессе
3.2. Стратегии речевого воздействия в судебных прениях 92
3.2.1. Судебные прения как этап судебного разбирательства и принципы описания речевых стратегий в судебных прениях
3.2.2. Анализ речевых стратегий в судебных прениях 99
3.2.2.1. Семантические стратегии 99
3.2.2.2 Прагматические стратегии 107
3.2.2.2 Диалоговые стратегии и риторические стратегии 115
3.2.2.3. Примеры комплексного анализа стратегий в судебных прениях
3.3. Стратегии речевого воздействия в приговоре 131
Выводы по 3 главе 139
Заключение 141
Библиография
- Психолингвистическая модель речевого воздействия
- Судебная коммуникация как вид юридической коммуникации
- Стратегии и тактики речевого воздействия в судебном диалоге и их юридическая интерпретация
- Судебные прения как этап судебного разбирательства и принципы описания речевых стратегий в судебных прениях
Введение к работе
Диссертационная работа посвящена анализу стратегий речевого воздействия в юридическом дискурсе. Вся деятельность юриста по оформлению различных правоотношений связана с составлением различных правовых документов. Именно слово является главным инструментом осуществления правосудия, поскольку сам закон представляет собой последовательность слов, правильное толкование которых необходимо для принятия обоснованного и справедливого судебного решения.
Актуальность исследования определяется отсутствием в отечественной лингвистике системных работ по психолингвистическому обоснованию особенностей использования языка в юридической сфере. Высокая социальная значимость функционирования языка в правовой области определяет социальный заказ на такого рода исследования. Необходимость изучения речевых закономерностей коммуникативного поведения, лежащих в основе юридического дискурса, отвечает тенденции развития теоретических воззрений современного языкознания относительно использования языковых средств в профессиональной речевой деятельности.
Объектом данного исследования является юридический дискурс, зафиксированный в документах уголовного судопроизводства. Его предметом выступают характеристики стратегий и тактик речевого воздействия, реализуемых в судебной практике.
Научная гипотеза: Цели взаимодействия субъектов в правовой сфере и коммуникативные противоречия обусловливают особенности стратегий речевого воздействия в институциональном юридическом дискурсе.
Цель диссертации состоит в комплексном анализе стратегий и тактик речевого воздействия и способов их реализации в судебном дискурсе.
4 Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
1) определить теоретико-методологический подход к исследованию:
проанализировать основные концепции речевого воздействия, рассмотреть
различные определения речевых стратегий и тактик, их соотношение и
типологию;
2) определить понятие «профессиональное общение (коммуникация)» и
установить его конвенции;
3) выявить специфику и структуру институциональной судебной
коммуникации и описать ее юридические основы;
установить стратегии и тактики речевого воздействия в судебном диалоге, дать их юридическую и психолингвистическую интерпретацию;
охарактеризовать основные и вспомогательные стратегии и тактики в судебной коммуникации и показать способы их реализации в различных процессуальных документах.
Методы исследования. Для решения поставленных задач в работе используется описательный метод, включающий в себя приемы включенного наблюдения, интерпретации, систематизации обобщения; метод коммуникативно-прагматического анализа дискурса, метод контекстуального анализа.
Материалом диссертации послужили тексты 215 уголовных дел, рассмотренных Сыктывкарским городским судом и Верховным судом Республики Коми в 2007-10 гг. и хранящихся в архивах соответствующих судов (Приложение 2). Общий объем материала составил более 9 тыс. страниц. Образцы анализируемых текстов представлены в Приложении 1.
Научную новизну исследования определяет комплексный подход к анализу стратегий и реализующих их тактик в судебной коммуникации по уголовным делам. В данной работе впервые введены термины «стратегическая коммуникация» и «коммуникативное противоречие», представлен анализ стратегий и тактик речевого поведения участников
5 судебного процесса, выявлены особенности вербального воздействия в рамках уголовного судопроизводства.
Теоретическая значимость проведенного анализа заключается в том, что он уточняет понятие речевого воздействия применительно к структуре и специфике институциональной судебной коммуникации, расширяет научные представления о системе речевых действий ее участников, зафиксированной в судебном дискурсе, и расширяет исследовательскую базу коммуникативной лингвистики. Полученные данные и сделанные на их основе выводы могут быть применены для анализа других типов профессиональной коммуникации.
Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее основные положения и выводы могут использоваться в университетских курсах и спецкурсах по психолингвистике, теории речевого воздействия, юридической риторике, теории коммуникации, при повышении квалификации работников правоохранительных органов и судебной системы, в ходе проведения судебной лингвистической экспертизы.
Теоретическую базу данного исследования составили концепции отечественных и зарубежных авторов, посвященные различным аспектам исследования коммуникативной деятельности и речевого воздействия, таким как общие вопросы теории речевого воздействия и его видов (Т.А. Воронцова, Е.Л. Доценко, О.С. Иссерс, Г.А. Копнина, А.А. Леонтьев, А.А. Любимова, Е.В. Олянич, В.Ф. Петренко, Е.Ф. Тарасов, Ю.А. Сорокин, И.А. Стернин, Е.В. Шелестюк), проблемы речевых стратегий и тактик (В.З. Демьянков, Т. ван Дейк, Ю.М. Иванова, О.С. Иссерс, В. Кинч, Е.В. Клюев, Ю.К. Пирогова, В.Е. Чернявская Е.И. Шейгал), проблемы профессионального общения и его конвенций (Е.И. Голованова, М.В. Колтунова, Е.В. Харченко, Л.А. Шкатова). При изучении проблем юридической коммуникации мы опирались на исследования правоведов (А.С. Александров, Т.В. Губаева, Н.А. Любимов, А.В. Поляков, Е.Ф. Усманова) и лингвистов (Н.Д. Голев, И.М. Васильянова, Е.И. Горошко, Т.В.
6 Дубровская, Н.Н. Ивакина, В.И. Карасик, О.В. Красовская, Г.В. Кубиц, Н.К. Пригарина О.В. Сологуб и др.).
На защиту выносятся следующие положения:
1. Определяющим для понимания стратегии речевого воздействия в
рамках юридического дискурса являются признаки целенаправленности и
коммуникативного противоречия.
Коммуникативное противоречие определяется невозможностью непосредственного достижения поставленных целей и предполагает определенный способ поведения человека, направленный на потенциальное решение проблемы, что превращает коммуникацию в ее особый вид -стратегическую коммуникацию, в основе которой лежат разнообразные стратегии речевого воздействия.
Коммуникативное поведение субъектов судебного дискурса включает иерархию основных и вспомогательных речевых стратегий и тактик, реализация которых направлена на достижение требуемого судебного решения.
4. К основной стратегии юридического дискурса относится
семантическая стратегия убеждения, вспомогательными стратегиями
являются прагматические и риторические. Они реализуются в комплексе
речевых тактик. Соотношение основных и вспомогательных стратегий
зависит от этапа юридической коммуникации.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации и ее отдельные аспекты были представлены на международных научных конференциях: «Социальные варианты языка-V» (Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А.Добролюбова, 2007 г.), «Коммуникация в современной парадигме социального и гуманитарного знания» («Коммуникация - 2008») (Москва, Российский университет кооперации, 2008 г.), «Жизнь языка в культуре и социуме» посвященной 75-летию д.ф.н., профессора Е.Ф.Тарасова (Москва, Институт языкознания РАН, Российский университет дружбы народов, 2010 г.); на Межрегиональной
7 научной конференции «Человек в информационном пространстве» (Ярославский государственный педагогический университет, 2005 г.); на ежегодных Научных сессиях Ученого совета Сыктывкарского государственного университета (Февральские чтения) (Сыктывкар, 2007, 2008, 2009 гг.).
Результаты исследования нашли отражение в учебных курсах «Юридическая риторика», «Речевая коммуникация в юридической сфере», «Культура письменной речи юриста», которые читаются автором на юридическом факультете Сыктывкарского государственного университета.
Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и двух приложений, включающих каталог материалов исследованных уголовных дел и образцы юридических текстов.
Психолингвистическая модель речевого воздействия
Проблематика речевого воздействия носит междисциплинарный характер, что подчеркивается многими исследователями (В.Ф. Петренко, Ю.А. Сорокин, И.А.. Стернин, Е.Ф. Тарасов, Е.В. Шелестюк и др.). Феномен речевого воздействия изучается в психологии, педагогике, теории коммуникации, риторике, лингвистической прагматике, психолингвистике. Интерес к этой проблематике прослеживается с античных времен. Как справедливо указывает Т.А. Воронцова, в сущности, ни одна классическая работа по риторике, начиная с Аристотеля, не обходит стороной вопросы речевого воздействия [Воронцова 2006а: 20].
Мы отдаем предпочтение психолингвистической модели речевого воздействия, которую будем подробно рассматривать ниже. Именно в рамках этого подхода объединены исследовательские возможности психологии и лингвистики, что делает психолингвистическую модель наиболее адекватной при описании речевого воздействия.
Само понятие было введено психолингвистами Московской школы в начале 1970-х годов и впервые обозначено в сборнике «Речевое воздействие. Проблемы прикладной психолингвистики» достаточно узко как использование «психолингвистических методов и категорий в теории и практике массовой коммуникации, устной пропаганды и т.п., особенно — в изучении процессов восприятия массовой коммуникации и пропаганды» [Речевое воздействие... 1972:5].
В современной психологии речевое воздействие определяется как «побуждение слушателя с помощью речи к определенному действию. Осуществляется путем организации речевой коммуникации таким образом, чтобы слушатель выбрал из числа возможных поступков тот, к которому его подталкивает говорящий» [Психологический лексикон... 2005: 207]. К психолингвистической трактовке речевого воздействия в рамках Московской психолингвистической школы мы обратимся ниже.
В последние годы исследователи говорят о существовании особой науки о речевом воздействии. Одним из первых ее существование постулировал И.А. Стернин, который в 1990 г. предложил данный термин, а 2001 г. дал его теоретическое обоснование [Стернин 2001: 4-6]. Последние несколько лет отмечены появлением исследований обобщающего характера [Иссерс 2009; Стернин, 2001; Шелестюк 2009].
Становление науки о речевом воздействии И.А. Стернин считает приметой современного развития гуманитарного научного знания, ориентированного на практические потребности общества. Эта наука формируется как интегральная, объединяющая усилия представителей целого комплекса смежных наук — традиционной системной лингвистики, психолингвистики, прагмалингвистики, риторики, дискурсивной лингвистики, стилистики и культуры речи, психологии, теории массовой коммуникации и под. Она межпредметна и использует методы разных наук. Ее базовая принадлежность - коммуникативная лингвистика.
В качестве предмета речевого воздействия И.А. Стернин называет эффективное общение. «Это наука о выборе подходящего, адекватного способа речевого воздействия на личность в конкретной коммуникативной ситуации, об умении правильно сочетать различные способы речевого воздействия в зависимости от собеседника и ситуации общения для достижения наибольшего эффекта» [Стернин 2001: 5].
Основные разделы науки о речевом воздействии: речевое воздействие в публичной речи, адресованной «живой» аудитории; речевое воздействие в межличностном общении (деловое, фатическое, развлекательное, внутригрупповое - в семье, коллективе и др.), речевое воздействие в условиях массовой коммуникации (СМИ, реклама, PR). И, наконец, подчеркивается несомненная практическая значимость и востребованность: «В современном российском обществе эта наука остро необходима для совершенствования навыков межличностного и делового общения, для педагогики и воспитания, для эффективной рекламы, массовой коммуникации, эффективного менеджмента, эффективного политического воздействия» [Там же].
Существует, по мнению И.А. Стернина, ряд причин, по которым в ХХв. возникла наука о речевом воздействии: 1. Причины социально-политического характера: развитие свободы, демократии, появление идеи свободы личности «потребовали» науку, которая показала бы, как убеждать равного равному. 2. Причины психологического характера: меняется представление о человеке в обществе. XX век - век персонификации личности. 3. Коммуникативные причины: расширение сфер общения и повышение значения устной речи. 4. Экономические причины: развитие науки о рекламе и совершенствование управления производством. О.С. Иссерс считает, что о речевом воздействии можно говорить при рассмотрении речевого общения, взятого в аспекте его целенаправленности, мотивационной обусловленности, планируемой эффективности. По ее мнению, существует общий объект, который объединяет процессы регулирования деятельности человека или группы людей при помощи речи, а также общая прагматическая установка на оптимизацию речевого воздействия.
Что касается предмета речевого воздействия, то О.С. Иссерс полагает, что он в значительной степени различается в зависимости от аспекта изучения данных процессов. Сложность и многоаспектность самого объекта определяет различие предметных областей. Так, в рамках когнитивной лингвистики в фокусе внимания находятся когнитивные структуры и механизмы, определяющие воздействие на модель мира адресата.
Судебная коммуникация как вид юридической коммуникации
Начало устности не колеблется правилом о ведении письменного протокола судебного заседания (ст. 259 УПК РФ). Письменность в данном случае выступает как средство закрепления и передачи (в случае надобности) сведений прежде всего для кассационного суда.
Мы поддерживаем концепцию дискурсивной природы судебной истины, которая отстаивается А.С. Александровым. В УПК РФ произошел полный и окончательный разрыв с краеугольным положением концепции «объективной истины» об активной роли суда, определявшим советское понимание состязательности. Принцип объективной истины искажает понимание состязательности, навязывает инквизиционный смысл при интерпретации текста закона. Оправдание активности суда означает, что суд из беспристрастного посредника, наблюдающего за борьбой тяжущихся сторон, становится игроком, подыгрывающим той или иной стороне.
Согласно ч. 1 ст. 243 УПК РФ председательствующий руководит судебным заседанием, принимает все предусмотренные УПК РФ меры по обеспечению состязательности и равноправия сторон. Однако суд (судья) не обязан больше устанавливать объективную истину, но констатирует истину судебную. «Мы знаем в суде о преступлении и наказании только то, что способна дать нам понять судебная речь; то, с чем согласуется здравый смысл. Речь в суде, то есть звучание или написанные знаки, наделяются смыслом и формой потому, что основаны на культуре, усвоенной на подсознательном уровне в ходе воспитания человека. Интеграция в определенное поле рациональности происходит бессознательно, по определенным схемам, моделям. Юристы в суде посредством юридической техники актуализируют в сознании слушателей эту пред-готовность поверить в истинность представляемых фактов» [Александров 2003: 183; 2005]. Суд обязан разрешить спор сторон на основании тех фактов, которые были установлены в ходе судебного следствия. Решение суда констатирует результат судоговорения.
Состязательность сторон выступает не как дополнение, средство установление объективной истины судом, но самодостаточная форма диалога сторон, где судья - это слушатель, к которому стороны обращаются с целью убеждения в своей правоте. Суд слушает, оценивает то, что говорят стороны, но не выступает творцом речевых доказательственных фактов. Последнее есть право сторон.
Законодатель по-новому определяет порядок предоставления слова участникам судоговорения: кто говорит, когда говорит, как говорит. Говорят стороны, когда они аргументируют, убеждают суд, представляют свое видение фактов в ходе постановки вопросов при ведении судебного допроса. Позиция сторон подтверждается через получение ими показаний вызванных в судебное заседание лиц, представление и исследование вещественных доказательств, совершение других судебных действий.
Устность неразрывно связано с дискурсивной сущностью судебной истины. Судебная истина есть результат устного судоговорения. Следовательно, устность и непосредственность являются проявлением принципа судебной истины. Судебно-процессуальный регламент предполагает постоянное взаимодействие устной речи с ее письменной формой. «Техническое значение письменности в процессе и при устном судопроизводстве может оставаться огромным... Но сущность начала устности состоит вовсе не в умалении значения этих элементов процесса, а в устранении бумажного способа производства и решения дела по одним лишь письменным актам, без изучения жизненной правды его» [Устав уголовного судопроизводства: 1010]. Письменная фиксация судебного процесса является гарантией реализации права человека на судебную защиту.
Модель состязательного судопроизводства рассматривается юристами как диалог, понимаемый в философском смысле как «любое взаимодействие равных, способ существования людей, их гуманное отношение друг к другу, без которого немыслимо современное цивилизованное общество. В диалоге "я" постоянно ориентировано на "другого". Вступая в диалог, человек показывает стремление понять всех и ни в коем случае не отказывать им в том достоинстве, которое чувствует в себе» [Губаева 2004: 91]. Диалогические отношения реализуются преимущественно в слове, в текстах. Смысловая позиция в диалоге — это особая точка зрения человека на мир и на себя самого. Выразить ее в слове - значит представить ситуацию, о которой идет речь, своим собственным уникальным способом.
Судебный процесс рассматривается как диалог, который ведется между его участниками. Правовой способ разрешения конфликтов, возникающих между субъектами - носителями прав, представляет собой «большой диалог» в рамках определенного вида судебной юрисдикции. Соответственно, и под техникой ведения диалога в состязательном процессе подразумевается совокупность приемов, применяемых для достижения целей судопроизводства.
Убеждение и аргументация являются необходимыми составляющими единого коммуникативного процесса. Судебное доказывание включает в себя рациональную аргументацию, а также нравственное и эмоционально 75 психическое убеждение. Иными словами, судебное доказывание может быть сведено к убеждению посредством речи.
Весь процесс доказывания, начиная с досудебного производства и заканчивая заключительной речью юриста, направлен на то, чтобы сформировать внутреннее убеждение судьи. При этом юристу - субъекту доказывания - необходимо исходить из того, что сила доказательства состоит в его убедительности. Судья должен поверить в справедливость утверждения обвинителя, несмотря на возможные попытки со стороны защиты разубедить, убедить в обратном или породить разумные сомнения в основаниях обвинения [Александров 2003: 311].
Судебное доказательство - это речевое событие, которое складывается из ряда речевых актов судебного дискурса. В этом событии участвуют, как правило, несколько участников. Главным участником речевого события доказывания является судья (присяжный). Его внутреннее убеждение является объектом речевого воздействия со стороны обвинения и защиты. Поэтому судебные доказательства определяют как средство убеждения судьи. «Сила судебного доказательства в его дискурсивном перфомансе -языковой действительности и действенности, т.е. убедительности. Поэтому судебное доказательство не стоит ничего, если его как следует не преподнести аудитории» [Александров 2003: 304].
Стратегии и тактики речевого воздействия в судебном диалоге и их юридическая интерпретация
К смягчающим наказание обстоятельствам сторона обвинения относит наличие инвалидности у подсудимого.
К отягчающим наказание обстоятельствам сторона обвинения относит наличие в действиях подсудимого опасного рецидива преступлений.
Обращаю внимание суда на следующие обстоятельства: Чеусов Л.В. состоит на учете у нарколога, характеризуется отрицательно.
На основании вышеизложенного, прошу суд признать Чеусова Леонида Владимировича виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 162 УК РФ, и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на 9 (девять) лет 6 (шесть) месяцев с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима. Меру пресечения в виде заключения под стражу оставить без изменения. Зачесть Чеусову Л.В. срок нахождения под стражей с 19.02.2009 г. в срок отбывания наказания (Уг-37, обвинительная речь).
Перед нами типичная обвинительная речь, она приводится полностью. Подобных речей в анализируемом материале подавляющее большинство, как обвинительных, так и защитительных (защитительная речь по тому же уголовному делу приводится ниже). Композиция выступления в целом выдержана в соответствии с классической схемой судебной речи, которая приводится в учебниках по юридической риторике [см.: Ивакина 2008; Абрамова 2009].
Основной является семантическая стратегия убеждения. Используется тактика экспликации причинно-следственных связей: вина подсудимого доказана полностью на основании показаний потерпевшей Тетериной Н.Н., свидетелей Тетерина Н.М., Регушевского В.М., а также подтверждается письменными материалами уголовного дела. Применяется тактика апелляции к авторитетам: обвиняется в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 162 УК РФ. Использована семантическая стратегия деконструкции с тактикой дискредитации: Подсудимый в судебном заседании свою вину полностью отрицал. Однако несмотря на это, вина подсудимого доказана полностью. Используется стратегия интерпретации действительности с тактикой интенсификации для создания отрицательного образа подсудимого с целью добиться сурового наказания: наличие в действиях подсудимого опасного рецидива преступлений; состоит на учете у нарколога, характеризуется отрицательно. Из прагматических стратегий используется стратегия самопрезентации, статусно-ролевая тактика: сторона обвинения. Диалоговые и риторические стратегии в данной речи не применяются. В этом нет необходимости: дело рядовое и не привлекающее общественного внимания, подобные дела составляют основную нагрузку суда и рассматриваются при минимальной судебной аудитории, эмоциональный компонент убеждения для профессионального судьи избыточен. Таким образом, в подобных случаях на первый план выходят стратегии семантического типа. Отбор лексики, в которой преобладают процессуальные термины, и тип используемых синтаксических конструкций позволяют отнести данный текст к официально-деловому стилю. Такая речь готовится для суда в письменном виде, зачитывается в судебном заседании и приобщается к протоколу.
Уважаемый суд и участники процесса! Сторона защиты полностью не согласна со стороной обвинения, так как все доказательства вины Чеусова Л.В. основаны только на показаниях потерпевшей. На бутылке из-под водки отпечатков пальцев моего подзащитного не найдено. Также очень странным представляется, что потерпевшая помыла ноэ/с после происгиедшего. Также обращаю внимание суда, что Чеусов Л.В. является инвалидом, передвигается при помощи палочки, в день происгиедшего находился в состоянии алкогольного опьянения, а, следовательно, он физически не мог напасть на потерпевшую и причинить ей вред. Согласно показаниям допрошенного свидетеля Регушевского Л.В. ребенок потерпевшей находился в спокойном состоянии. Таким образом, полагаю, что мой подзащитный невиновен, так как доказательств его вины я не вижу. Прошу суд оправдать Чеусова Л.В. (Уг-37, защитительная речь).
Представлена защитительная речь в судебных по тому же уголовному делу (Уг-37). Речь также приводится полностью. Выступление защитника следует после выступления государственного обвинителя и построено как опровержение доводов стороны обвинения. Как и в обвинительной речи основной является семантическая стратегия убеждения. Используется тактика экспликации причинно-следственных связей: Сторона защиты полностью не согласна со стороной обвинения, так как все доказательства вины Чеусова Л.В. основаны только на показаниях потерпевшей. Используется семантическая стратегия деконструкции с тактикой дискредитации потерпевшей: очень странным представляется, что потерпевшая помыла нож после происшедшего.
Основное внимание защитник уделяет характеристике подсудимого. Использована семантическая стратегия интерпретации действительности с тактикой интенсификации для создания образа подсудимого как немощного инвалида, да еще и пьяного, физически неспособного совершить преступление (в обвинительной речи об инвалидности подсудимого говорится вскользь как о смягчающем обстоятельстве): обращаю внимание суда, что Чеусов Л.В. является инвалидом, передвигается при помощи палочки, в день происшедшего находился в состоянии алкогольного опьянения. Данная стратегия используется совместно с семантической стратегией убеждения: следовательно, он физически не мог напасть на потерпевшую и причинить ей вред. Использована тактика приуменьшения. Защитник указывает, что на то время, когда было совершено преступление, подсудимый был пьян, что вкупе с физической немощью делало его неспособным к совершению преступления, а государственный обвинитель в своей речи утверждал, что подсудимый состоит на учете у нарколога, т.е. является алкоголиком.
Из прагматических стратегий используется стратегия самопрезентации, статусно-ролевая тактика: сторона обвинения, сторона защиты. Диалоговые и риторические стратегии в данной речи не применяются.
Завершается выступление защитника использованием семантической стратегии убеждения с тактикой экспликации причинно-следственных связей: Таким образом, полагаю, что мой подзащитный невиновен, так как доказательств его вины я не вижу. Прошу суд оправдать Чеусова Л.В. Однако данное умозаключение, направленное на убеждение суда, преподносится защитником как личное мнение (полагаю; доказательств его вины я не вижу), что нарушает статусную иерархию судебного процесса и, несомненно, снижает эффективность защитительной речи, а также свидетельствует о невысоком уровне ораторского мастерства.
В процессе судопроизводства языковая коммуникация как средство преодоления юридического противоречия выступает в таком функциональном качестве: как средство принятия и оглашения окончательного решения по делу, обязательного для конфликтующих сторон независимо от их субъективной оценки в отношении принятого решения [Ромашов 2007: 45]. Применительно к сфере уголовного судопроизводства суд должен вынести законный, обоснованный, справедливый приговор. Свойства приговора, предусмотренные в ст. 297 УПК РФ, есть критерии оценки его убедительности. Значение судебного приговора как важнейшего акта правосудия определяется конституционным положением о том, что каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока
Судебные прения как этап судебного разбирательства и принципы описания речевых стратегий в судебных прениях
В суде Пантелеев подтвердил явку с повинной лишь в части изобличения себя в совершении преступления.
При этом следует отметить, что свидетель Кикория в суде показал, что нарушений при производстве по данному делу не было допущено, явки с повинной давались добровольно, без принуждения.
Показания Безнощенко в суде о том, что он только сбил мужчину с ног опровергаются оглашенными показаниями Пантелеева и других свидетелей по делу, в т.ч. Курганского. Версия подсудимых о том, что потерпевшего бил мужчина в белом свитере, также опровергается их же показаниями, данными на предварительном следствии.
Таким образом, полагаю, что подсудимые в ходе предварительного следствия давали более правдивые показания, которые согласуются как между собой, так и с заключениями СМЭ, проведенными по делу.
В суде допрашивался свидетель Гоголь, который изменил свои показания в отношении объективной и субъективной стороны действий подсудимых, обеспечивая им версию защиты. Полагаю, что его показания в суде ложные.
Из оглашенного в суде протокола допроса свидетеля Гоголь А.Г. видно, что от бара «Кристалл» он отвез Моисеева, парня с большим носом и третьего парня к бару «Садко». У Моисеева и «носатого» в руках у каждого было по палке. Когда приехали к бару «Садко», Моисеев и «курносый» вышли, держа в руках палки. Третий парень тоже вышел. К бару стали подходить другие парни 6-8 человек. У некоторых были палки, но не у всех. Сначала ребята зашли в магазин, затем вышли, все подошли к входу в бар, стали стучаться, кто-то кричал, чтобы дверь открыли. Напротив крыльца у дороги, стояла машина ВАЗ. Примерно через минуты 2 в его машину сели Моисеев и «носатый» с палками. Они указали ехать. Остальные ребята стали тоже отходить от бара в сторону перекрестка. Затем из бара выбежали человек 5-7 и побежали в ту же сторону. Он остановил машину. Моисеев и «носатый» выбежали из машины, побежали к выезду от бара, в руках держали палки. Все остальные тоже стали возвращаться. Через минуту-две он заметил, что там лежал человек, которого били с разных сторон. Как ему показалось, били 6-8 человек. Среди них были Моисеев и «носатый», которые были с палками. Продолжалось избиение минуты 3-4. Потом к нему подбежали Моисеев и «носатый», в руках у них по-прежнему были те же палки. Они сели в машину и сказали «поехали». Моисеев сказал: «мы его избили нормально». Они уехали из аэропорта. На объездной дороге через Сосногорск Моисеев и «носатый» выкинули из машины свои палки (т. 1 л.д.230-234).
Из показаний свидетеля Ветошиной О.А., как данных ею в суде, так и оглашенных явствует, что в феврале 2005 года, около 22 часов, она вместе с подругой Леной поехала кататься на иномарке-микроавтобусе. В машине были знакомый и Евгений. Они поехали к бару «Кристалл». В машину сели несколько человек. Парни говорили между собой, что едут с кем-то разбираться, бить нерусских: «хачиков», за то, что те кого-то избили. Приехали в п. Дальний. Все парни выбежали из машины. Коля тоже вышел с ними, чуть позже вышел Женя. Потом в машину заскочили парни. В руках одного из парней была бита деревянная. Этот парень кричал: «я его завалил» (т.2 л.д.69-71).
Вина подсудимых также подтверждается показаниями свидетелей Чупровой Л.И., Сычева, Ускова и Труфановой
Сычев показал, что работает фельдшером ССМП. 28 февраля 2005г., около 02 часов, на станцию поступил вызов о ножевом ранении в баре «Садко» в аэропорту. Подъехали к бару «Садко», дверь была закрыта. К дверям магазина побежала толпа людей со стороны машин. Труфанова сказала, что у этих людей в руках биты и у одного из них пистолет. Они на машине отъехали в сторону выезда из поселка, остановились. Через 1-2 минуты, он услышал шум, крики, удары, как будто били какими-то палками по чему-то металлическому. Затем слышал примерно 5 хлопков с секундным или двухсекундным интервалом. Из машины он увидел вспышки в районе перекрестка на дороге. Потом через перекресток во дворы убегали люди. Подъехали к перекрестку, где лежал человек примерно в том месте, где были вспышки. У лежащего из головы шла кровь, он был мертв. У мужчины на ремне была кобура, пистолет там отсутствовал, запасная обойма была.
Показания Сычева согласуются с показаниями Труфановой О.Н.. Свидетеля Афанасьев СВ. в суде пояснил, что 27 февраля 2005 года в 22 часа он вместе Ануфриевым А.А. заступил в ночную поисковую группу № 9 по охране общественного порядка. Они находились в гражданской форме одежды. У Ануфриева было табельное оружие: пистолет «Макарова». По рации из дежурной части передали, что в баре «Садко» происходит драка. Они пошли в бар около 01 час 30 минут, поднялись на 2 этаж, где находились пять молодых людей и три женщины. Мужчины рассказали о драке между охранниками бара и теми тремя пришедшими, кто-то из пришедших в бар стрелял из пистолета резиновыми пулями, у кого-то из тех троих отобрали нож. Ануфриев по телефону позвонил в дежурную часть УВД и вызвал оперативную группу. Через минут 20 в дверь бара стали стучать. Он с Ануфриевым и пятеро молодых людей спустились вниз, Ануфриев сказал, что он из милиции. Он поднялся на второй этаж, стал звонить в милицию. Потом стук в дверь прекратился, слышал крики, потом звуки выстрелов - 2.
Через секунд 20-30 еще два выстрела. Затем он выбежал на улицу и увидел, что Ануфриев лежит на снегу недалеко от перекрестка со светофором, а вокруг него разбегаются люди. В руках у них были какие-то палки. Возле входа в бар стояла машина охранника бара ВАЗ 2106 или 07. Когда они с Ануфриевым заходили в бар, у машины была разбита фара. А потом, когда люди убежали, у нее уже стекла были побиты. Затем приехала скорая помощь, врач ему сказала, что Ануфриев умер, и нет пистолета. Мурин показал в суде, что он направлял группу в п. Дальний. Показаниями братьев Хисамутдиновых подтверждаются показания Афанасьева в части событий в баре «Садко» и возле него. Свидетель Павлов СВ. в суде не отрицал, что в «Кристалле» были палки или биты. Из протокола осмотра предметов, согласно которому осмотрены 2 дубинки и пистолет травматического действия, изъятые у Диденко А.В.; изъятая у Харчевниковой деревянная бита. Дубинки резиновые. Пистолет марки «Стражник-МР-461» двуствольный. Патроны отсутствуют. Бита деревянная черного цвета с надписью золотистыми буквами HERCULES ( т. 3 л.д.224-225).
Из рапорта и показаний свидетеля Канева И.Н. явствует, что он работает в должности оперуполномоченного МОБОП г. Ухта. По указанию заместителя начальника МОБОП Лежнина он производил розыск преступников и поиск похищенного у потерпевшего Ануфриева табельного оружия. Он и сотрудник УВД Рочев установили преступников - Моисеева, Пантелеева и Безнощенко, произвели их задержание. Они сразу сказали, что именно Пантелеев взял пистолет у Ануфриева, стрелял в Ануфриева дважды, затем забрал пистолет себе. Пантелеев не отрицал это, уточнил, что похищенный у Ануфриева пистолет он спрятал в снег рядом с трубой, которая проходит около ПЧ-26. Там 28 февраля, около 14 часов он вместе с сотрудниками МОБОП Нечай, Апельганц, сотрудником УУР и Пантелеевым они поехали в указанное Пантелеевым место. Пантелеев сам привел всех
