Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Поэмы алибека фатахова
1. Эпическая песнь о рабочем: «ударник гасан» 17
2. В традициях маяковского: «война», «у нас и у них» 43
3. В центре повествования коллективный образ: «мтс», «ударники дорог» 55
4. Философия человека и природы: «разведчики гор» 66
Глава II. Поэмы сулеймана стальского
1. Поэтическая хроника: «дагестан» 77
2. Жанр биографии: «поэма о серго орджоникидзе» 87
3. Лирический эпос: «думы о родине» 95
Глава III. Поэмы тагира хурюгского
1. Попытка создания эпической поэмы: «село гюгез» 117
2. Обличение лицемерия: «мулла иса» 123
3. С опорой на фольклор и традицию: «сказка о волке и шакале»
4. Лиро-эпос и сатира военных лет: «воздушный богатырь», «махорка алхаса» 141
5. Лирические поэмы 40-х годов: «четыре года», «счастливые годы» 153
6. Сочетание эпоса и лирики в поэмах о рабочем и колхознике: «чёрное золото», «герой труда» 161
Заключение , 177
Библиография 183
- Эпическая песнь о рабочем: «ударник гасан»
- Философия человека и природы: «разведчики гор»
- Жанр биографии: «поэма о серго орджоникидзе»
- С опорой на фольклор и традицию: «сказка о волке и шакале»
Введение к работе
Актуальность темы. 30-40-е годы XX века в жизни советского общества были временем серьезных политических, социальных и экономических сдвигов, больших достижений и трагических противоречий, небывалого в истории трудового энтузиазма народа и нарушения принципов демократизма, которое, прежде всего, сказалось в необоснованно масштабных репрессиях. А Великая Отечественная война явилась величайшим испытанием материальных и духовных сил советского народа, разгромившего фашизм.
В эти годы советские поэты и писатели, в том числе и дагестанские, совершили свой гражданский подвиг, мобилизуя, поднимая народ на борьбу. Их музы не только не молчали, но говорили с такой силой, что их слышал весь мир.
При этом следует отметить, что литература 30-х и второй половины 40-х годов XX века, за исключением ряда запрещенных произведений, не воплощала трагические моменты современной действительности или давала о них аллегорическое представление.
В этом плане и лезгинская поэзия, как составная часть многонациональной дагестанской литературы, не является исключением. Художники слова 30-40-х годов основное внимание уделяли положительным явлениям, трудовым и военным победам народа. А если и говорили о противоречиях, то давали их поверхностно или сглаживали так, что они лишались своей сути. Такие произведения и породили так называемую «теорию бесконфликтности».
Это можно проследить и на материале лезгинской литературы, в частности, на ее поэмном жанре в творчестве Алибека Фатахова, Сулеймана Стальского и Тагира Хурюгского. При всех издержках в художественном творчестве названных поэтов, их поэмы, созданные в эти годы имели нема-
ловажное значение для своего времени. А большинство поэм указанных авторов не утратило свое значение и в наши дни.
Поэтому системное исследование лезгинской поэмы 30-х - 40-х годов XX века приобретает особую актуальность. Делается оно на основе достижений современного российского и дагестанского литературоведения, с новых оценочных подходов к художественному творчеству прошлого.
При этом литературное движение мы, конечно, представляем себе не как однолинейный процесс, идущий только вперед. В нем мы находим и отклонения, и неудачи, и достижения, ибо литература - это особая форма отражения действительности. «Литературная история - не механическая сумма явлений, а динамичная система взаимосвязей и переходов, обеспечивающая ее цикличность и ее функционирование именно как процесса»1.
Цель и задачи исследования. Принимая во внимание современный научный опыт, настоящая работа призвана впервые дать системное представление о лезгинской поэме 30-х - 40-х годов XX века в контексте общедагестанской литературы этого периода, определить ее истоки и новаторские тенденции, выявить национальные традиции, отметить влияние русской литературы на развитие этого жанра в лезгинской поэзии. Это определяет характер нашего исследования и его задачи:
Во-первых, подробно проанализировать поэмы А. Фатахова (1910-1935), С. Стальского (1869-1937), Т. Хурюгского (1893-1958), дать полное представление об их тематическом богатстве, жанровой природе и поэтике.
Во-вторых, показать, что именно в эти годы были заложены основы жанра поэмы в лезгинской литературе почти во всех его разновидностях (эпическая, лиро-эпическая, сатирическая, лирическая), что дало возможность лезгинской поэзии подняться на уровень зрелых литератур. Это предопределило ее дальнейшее развитие, которое сказалось в творчестве поэтов 50-60-х годов (Ш.-Э. Мурадова, А. Саидова, И. Гусейнова, Б. Салимова, А.
Алема, X. Хаметовой и др.), которые в поэмном жанре достигли больших успехов.
Методологическая основа диссертации. В диссертации использованы методы, предполагающие изучение литературы в ее социально-исторической детерминированности: культурно-исторический, сравнительный, а также аналитический метод, ориентированный на изучение внутренней организации художественного произведения.
Основным при этом является аналитический метод исследования, предполагающий объективность оценки произведений в контексте времени. В работе используются и другие методы: системно-структурный, типологический и комплексный. Исходным методологическим принципом является анализ произведений в единстве формы и содержания. В ходе работы над диссертацией мы ориентировались на труды известных теоретиков и историков литературы: Г.Ф. Гегеля, В.Г. Белинского, А.Н. Потебни, А.Н. Весе-ловского, В.Ф. Переверзева, Л.И. Тимофеева, А.Н. Соколова, А.К. Долгопо-лова, И.Г. Неупокоевой, А.Н. Лурье, В.В. Гусева, В. Жирмунского, Л.Я. Гинзбург, Ю.М. Лотмана, Г.А. Червяченко, М. Числова, Ю.Н. Мясникова и др.2
В диссертационной работе учитываются и труды ряда современных исследователей - Г.И. Ломидзе, Р.Ф. Юсуфова, К.К. Султанова, Н.М. Федь, СУ. Алиевой и др., которые посвящены переосмыслению многонациональной литературы России3.
И, наконец, мы обращаемся к трудам дагестанских учёных, имеющим то или иное отношение к теме нашей работы: Г.Г. Гамзатова, А.Г. Агаева, А,-К.Ю. Абдуллатипова, A.M. Вагидова, P.M. Кельбеханова, Ш.А. Мазанаева, СМ. Хайбуллаева, Ч.С Юсуповой, Г.Г. Гашарова, К.Х. Акимова, Р.А. Ахме-довои.
До настоящего времени основными принципами в характеристике жанра поэмы остаются суждения Г.Ф. Гегеля и В.Г. Белинского, которые за-
ключаются в том, что в эпосе «субъект поглощен «предметом», а содержанием лирики является духовный мир самого субъекта, т.е. поэта.
В традиционном понимании поэма - крупное стихотворное произведение лиро-эпического жанра.
Учитывая художественный опыт поэтов первой трети XIX в., В.Г.Белинский дал такое определение поэмы: «В новейшей поэзии есть особый род эпоса, который не допускает прозы жизни, который схватывает только поэтические, идеальные моменты жизни, и содержание которого составляют глубочайшие миросозерцания и нравственные вопросы современного человечества. Это род эпоса один удержал за собою имя «поэмы»5.
Вместе с тем великий критик о «новейших стихотворных поэмах» своего времени писал, что это - «эпопея смешанная, проникнутая насквозь и лиризмом, и драматизмом, и нередко занимающая у них и формы. В ней событие не заслоняет собою человека...».6
Определение В.Г.Белинского и сегодня не подвергается сомнению. Исследователи советского времени тоже высказали немало интересного по теории поэмы, дали определения, в чем-то дополняющие суждения В.Г.Белинского.
А.Н. Соколов в «Очерках по истории русской поэмы XVIII века и первой половины XIX в.» о поэме пишет так: «...это произведение «воспевающее» и в этом смысле «героическое»7, которое является правильным применительно к определённому типу поэмы прошлых веков.
Исследователь советской поэмы Г.А. Червяченко не без основания утверждает, что еще в XIX веке в русском литературоведении сформировалось понимание жанра поэмы не только как героического, но и философского содержания.
Другой критик М. Числов считает поэму жанром «синтетическим» и не связывает ее с определенным поэтическим родом - лирикой, эпосом, дра-мои .
Интерес представляет и жанровая классификация поэмы, предложенная К.Н. Мясниковым, которая предполагает «сочетание перекрестного принципа, разработанного А.Г. Веселовским, и принципа «многомерного»10.
На сегодняшний день в теории литературы нет ещё всеобъемлющего определения поэмы. Что же касается её жанровой дифференциации, то и тут нет единой точки зрения. Да её и не может быть, потому что появляются новые жанровые образования поэмы, которые трудно связать или привязать к какой-нибудь существующей её разновидности. Например, драматическая поэма и её виды.
Конечно, все приведенные определения поэмы относительные.
В наше время принято называть поэмой «большую стихотворную форму», т.е. крупное, многочастное поэтическое произведение, независимо от его стилевой окраски - возвышенной или тяготеющей к конкретно реалистическому изображению повседневности и художественной структуры — повествовательного или эпического, лиро-эпического, лирического характера (в последнем случае имеется ввиду «большая форма лирики»).
Поскольку в нашей диссертации речь идет и о сатирических поэмах, заметим, что в них авторская идея дается по «принципу обратного действия» (Дерри) посредством отрицания утверждается положительное.
Степень изученности темы. В 30-е и 40-е годы XX века в поэмном жанре выступали три лезгинских поэта: С. Стальский, Т. Хурюгский, А. Фа-тахов. Среди них только Т. Хурюгский создавал поэмы как во второй половине 30-х годов, так и в годы войны и послевоенное время, вплоть до 1957 года. Но его поэмы 50-х годов требуют специального исследования, так как 50-е годы - качественно новый этап в истории лезгинской поэмы.
Творчество С. Стальского, А. Фатахова, Т. Хурюгского много лет привлекает внимание исследователей лезгинской литературы. И здесь в первую очередь следует назвать работы А.Г. Агаева: сборник статей «Лезгинская литература» (Махачкала, 1959; на лезг. яз.), монографии «Творчество
Алибека Фатахова» (Махачкала, 1956; на лезг. яз.) и «Сулейман Стальский» (Махачкала, 1963).
В сборнике статей «Лезгинская литература» обзорно рассматривается творчество многих лезгинских поэтов, но вопросы жанра поэмы в нём не затрагиваются. В небольшой по объему монографии А.Г. Агаева «Творчество А. Фатахова», в которой исследуется все творчество поэта, отмечается, что он поэт коммунистических убеждений и основная тема его поэзии - тема социалистических преобразований в Дагестане, а также, что на поэта оказало влияние русская литература, и в первую очередь - В.В. Маяковский.
Характеристика поэм А. Фатахова занимает в них немного места, но А.Г. Агаев справедливо указывает, что в 30-е годы XX века «произведений поэмного жанра, основу которых составляет событие, становится все больше и больше»11. При этом А.Г. Агаев акцентирует внимание на идейной стороне произведений А. Фатахова в духе того времени.
Монография «Сулейман Стальский» — самый значительный литературоведческий труд А.Г. Агаева. В ней он подробно излагает биографию поэта, анализирует его творчество, рассматривает отдельные вопросы его поэтики, полемизирует с учеными и критиками, которые пытались представить Су-леймана Стальского как явление экзотическое, как этнографический феномен.
А.Г. Агаев уделяет внимание таким поэмам С. Стальского как «Дагестан», «Поэма о Серго Орджоникидзе», «Думы о Родине», оценивая их как одические произведения. Исследователь говорит и о том, что при создании этих поэм ему оказывали помощь Г. Гаджибеков и Э. Капиев, которые готовили для него конспекты по истории Дагестана, читали ему их, а С. Стальский осмысливал услышанное, дополнял исторические факты своим пониманием.
А.Г. Агаев так определяет значение и место поэта в лезгинской литературе: «Досулеймановская лезгинская народная поэзия по существу еще не
знала образной речи, образного языка, в широком и глубоком смысле этого слова. Было «поэтическое выражение». Большой художник слова Сулейман Стальский обогатил лезгинскую литературу, внедрив в нее художественно-поэтические средства литературного характера».
Значение С. Стальского, действительно, огромно, но нельзя, на наш взгляд, согласиться с А.Г. Агаевым в том, что «досулеймановская лезгинская поэзия не знала образной речи, образного языка».
О Т. Хурюгском А.Г. Агаев написал большую вступительную статью к сборнику произведений поэта 1958 года на лезгинском языке. О нем же есть у него статья в сборнике «Лезгинская литература» (на лезгинском языке), вышедшем в 1959 году.
Исследователь, отметив важность поставленных Т. Хурюгским в поэмах проблем, замечает, однако, что «Село Гюгез» и «Черное золото» не являются художественными удачами автора.12 Что же касается его аллегорических сатирических поэм, то они остались вне поля зрения исследователя.
Большой вклад в изучение лезгинской поэзии внесла Ф.И. Вагабова. Ее работа «Формирование лезгинской национальной литературы» (Махачкала, 1970) и по сей день не утратила своего значения. Но в ней речь идет о лезгинской поэзии, начиная с фольклора и кончая творчеством Етима Эми-на.
Ф.И. Вагабовой принадлежит и ряд статей о лезгинских поэтах и писателях. К теме нашего исследования имеют отношение и ее очерки о творчестве С. Стальского, А. Фатахова и Т. Хурюгского, вошедшие во второй том «Истории дагестанской советской литературы» (Махачкала, 1967).
В очерке о С. Стальском Ф.И. Вагабова только одну страницу посвящает его поэме «Дагестан». Других поэм не касается. По мнению Ф.И. Вагабовой, «Дагестан» - поэма-хроника. В ней наиболее ярко проявилось новаторство поэта.
Из поэм А. Фатахова Ф.И. Вагабова уделяет внимание только «Шаловливым детям» и «Ударнику Гасану».
Поэму «Ударник Гасан» она не без основания называет эпической. Справедливо сказано исследовательницей: «Ударник Гасан» есть решение центральной, столетия стоявшей перед всей лезгинской поэзией, проблемы создания сюжетно-композиционной песни».14
В очерке о Т. Хурюгском Ф.И. Вагабова почти не уделяет внимание его поэмам. Сатирическо-аллегорические поэмы Т. Хурюгского «Имел осла Агакиши», «Вредный кот Балаша», «Сказка о волке и шакале» автор очерка называет произведениями для детей. В них, по утверждению Ф.И. Вагабовой, талант «Хурюгского-баснописца» раскрыт в полной мере.15 И больше об этих поэмах не сказано ничего. Однако, с утверждением, что названные поэмы - произведения для детей, согласиться нельзя.
Примерно две страницы Ф.И. Вагабова уделила поэме Т. Хурюгского «Село Гюгез» 16, полагая, что это удача поэта. Мы же в своей работе попытаемся доказать, что дело обстоит не так.
Наиболее глубокими в изучении творчества Сулеймана Стальского, Та-гира Хурюгского и Алибека Фатахова стали монографии P.M. Кельбеханова, вышедшие в 1995 году, и последняя, по времени издания, его книга «Два крыла. Традиции и новаторство лезгинской поэзии XV - первой половины XX века» (Махачкала, 2002), которые дают наиболее полное представление о творчестве названных поэтов в плане традиций и новаторства.
P.M. Кельбеханов по-новому осмысливает поэмы названных авторов. Особого внимания заслуживает анализ им сатирических поэм Т. Хурюгского, которые явились откликом на негативные процессы, уже тогда наметившиеся в жизни советского общества. Конечно, со всеми утверждениями P.M. Кельбеханова тоже нельзя согласиться, и поэтому мы в работе вступаем в полемику с некоторыми утверждениями исследователя.
В 1998 году в Дагестанском книжном издательстве вышла книга Г.Г. Гашарова «Лезгинская литература. История и современность». Во второй главе первого раздела этой книги есть параграф, посвященный традициям и новаторству в творчестве С. Стальского, а во втором разделе - статья о Т. Хурюгском «Одна из" вершин горской поэзии». Г.Г. Гашаров не затрагивает проблему жанра поэмы у этих авторов, хотя об их творчестве высказывает немало интересных мыслей.
Необходимо отметить исследование Р.А. Ахмедовой «Жанр поэмы в кумыкской литературе» (Махачкала, 1999), в котором дана картина эволюции кумыкской поэмы, представляющей собой «динамичный процесс», в котором активно развиваются такие «внутрижанровые разновидности» поэмы, как эпическая, лиро-эпическая и лирическая, лирико-драматическая, лирико-публицистическая, лирико-философская и др., отражающие основные этапы в духовном развитии дагестанского общества.
Особо следует сказать о книге Ч.С. Юсуповой «Дагестанская поэма. Становление и развитие жанра» (М.,1989). Эта работа историко-теоретическая. В ней, как свидетельствует само название, исследуются проблемы возникновения жанра поэмы в дагестанских литературах, изменения в этом жанре, его эволюция, начиная с начала XX века и до середины 80-х годов. Конечно, такой масштабный разговор о судьбе поэмы в дагестанских литературах носит во многом обобщенный характер. Ч.С. Юсупова показывает, как само время, социальные потрясения на каждом этапе истории советского общества сказывались и на проблематике дагестанской поэмы, и на ее структурных особенностях, усиливая в ней лирическое начало.
Автор «Дагестанской поэмы» справедливо считает, что «... дагестанская поэма ни в целом, ни в отдельных своих звеньях - аварском, кумыкском, лезгинском, даргинском, лакском, табасаранском и т.д. - до сих пор не стала объектом серьезного, дифференцированного и целенаправленного изучения»17.
В книге Ч.С. Юсуповой преобладающее место занимает аварская поэма. Это и понятно. Она носительница этого языка. О поэмах авторов других дагестанских народов исследователь судит по имеющимся переводам. И в этом отношении лезгинской поэзии не повезло, ибо переведенных на русский язык поэм очень мало. Это поэмы С. Стальского - «Дагестан», «Дума о Родине» и А. Фатахова - «Ударник Гасан», и они оказались в поле зрения Ч.С. Юсуповой.
Заслуживает внимание теоретическое положение, высказанное Ч.С. Юсуповой: «...наряду с общими для жанра формами развития дагестанская поэма вырабатывает и свои специфические качества, свои национальные традиции, проходящие через весь ее непростой путь исторического становления и эволюции. Такими сквозными линиями, берущими начало у самых истоков жанра и доходящими в тех или иных проявлениях до наших дней, являются в ней традиции, заложенные в древних хроникальных и дидактических поэмах, поэмах на фольклорной основе и лирической поэме-исповеди».18
Все сказанное дает представление о степени изученности лезгинской поэмы ЗО-х-40-х годов. Ее серьезному исследованию в полном объеме кладёт начало наша диссертация.
Научная новизна темы. Наше исследование - первая монографическая работа, в которой обстоятельно, в хронологической последовательности рассматриваются поэмы лезгинских авторов, созданные в ЗО^Ю-е годы XX в., самые трудные годы в истории советского общества.
В работе сделана попытка дать широкий и развернутый анализ поэм указанного периода. Даже те произведения поэмного жанра, которые оказались в поле зрения предыдущих авторов, рассмотрены по-новому, с учетом больших изменений, происшедших в стране, во всех сферах культуры и науки, в том числе и литературоведения.
Новизна нашей работы заключается и в том, что в ней впервые в научный оборот вводится ряд поэм А., Фатахова и Т. Хурюгского, которые до сегодняшнего дня оставались вне поля зрения дагестанских исследователей. Это, прежде всего поэмы «Герой труда» и «Счастливые годы» Т. Хурюгского, «Война» «У нас и у них», «Ударники дорог» А. Фатахова.
Объект исследования - произведения поэмного жанра лезгинских авторов ЗО-х-40-х годов: С. Стальского, А. Фатахова, Т. Хурюгского.
Практическая ценность диссертации состоит в том, что в ней комплексно рассмотрены поэмы лезгинских авторов 30-40-х годов XX в. Содержание работы может быть использовано при создании истории лезгинской литературы, чтении лекций по литературе народов России на филологических факультетах вузов республики, при создании специальных курсов по истории и теории дагестанской поэмы.
Апробация диссертации. Основные положения диссертации изложены в статьях, которые публиковались в научных сборниках, излагались на итоговых конференциях профессорско-преподавательского состава факультета дагестанской филологии.
Структура диссертации определена проблемами и целью ее исследования. Она состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии. Диссертация снабжена подстрочными переводами автора.
ПРИМЕЧАНИЯ
История национальных литератур. Перечитывая и переосмысливая. Вып. III.-М: Наследие, 1998.-С. 19.
Гегель Г.Ф. Эстетика: В 4 т. - М., 1968-1973 - Т. 3; Белинский В.Г. Поли, собр. соч. - М., 1953-55. Т. 2. 1953; Т.5. 1954; Т.6. 1955; Соколов А.Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX в. - М., 1955; Долгополов А.К. Поэмы Блока и русская поэма конца XIX - нач. XX веков. - М.-Л., 1964; Неупокоева И.Г. Революционно-романтическая поэма первой половины XIX века. - М,1971; Кирпель И.И. Лирический герой современной поэмы. - Киев, 1977; Гусев В.В. В середине века. — М.,1967; Лурье А.Н. Поэтический эпос революции. - Л., 1975; Червяченко Г.А. Поэма в советской литературе. - Ростов, 1978; Мясников Ю.Н. К проблеме синтеза в современной советской поэме // Проблемы метода и жанра: Сб. ст. Томского ун-та. Вып.7. - Томск, 1980; Числов М. Время зрелости - пора поэмы. - М., 1986; Коваленко С.А. Поэма как жанр литературы. - М.,1982 и др.
Нация. Личность. Литература. Вып. 1. / Ред. С. У. Алиева и др. Институт мировой литературы им Горького. - М.: Наследие, 1996; История национальных литератур. Перечитывая и переосмысливая. Вып. 1. - М., 1995; Способность к диалогу. Ч. 1. — М., 1993; Юсуфов Р.Ф. Историческая наука и историософия литературы (О научном и эстетическом постижении истории) // История национальных литератур. Перечитывая и переосмысливая. Вып. 2. - М., 1996; Султанов К. Самосознание национальной литературы. Ценностные аспекты // История национальных литератур. Перечитывая и переосмысливая. Вып. 1. По материалам научной конференции. - М.: Наследие, 1995; Ломидзе Г. И. В спорах и размышлениях // Способность к диалогу. Часть первая. — М.: Наследие, 1993; Федь Н.М. Совре-
менная литература: симптомы кризиса // Нация. Личность. Литература. Вып. 1. Институт мировой литературы им. Горького. - М.: Наследие, 1996.
Гамзатов Г.Г. Национальная художественная культура в калейдоскопе памяти. - М., 1996; Он же: Преодоление. Становление. Обновление: На путях формирования дагестанской советской литературы. - Махачкала, 1986 и др.; Агаев А.Г. Сулейман Стальский. - Махачкала, 1963; Он же: Алибек Фатахов. - Махачкала, 1956 (на лезг. яз.); Он же: Лезгинская литература: Сб. ст. - Махачкала, 1959 (на лезг. яз.); Абдуллатипов А.-К.Ю. Литература правды жизни. - Махачкала, 1984; Вагидов A.M. Восхождение к единству: общесоюзный литературный процесс и своеобразие художественного опыта даргинской литературы. — Махачкала, 1991; Кельбеханов P.M. Сулейман Стальский. - Махачкала, 1995; Он же: Тагир Хурюгский. — Махачкала, 1995; Он же: Алибек Фатахов. - Махачкала, 1995; Мазанаев Ш.А. Русскоязычная литература Дагестана. Проблемы национального и интернационального единства. — Махачкала 1997; Хайбуллаев СМ. Современная дагестанская поэзия (Система жанров). - Махачкала, 1996; Юсупова Ч.С. Дагестанская поэма. - М., 1989; Гашаров Г.Г. Лезгинская литература. История и современность. - Махачкала, 1998; Акимов К.Х. Лезгинская национальная проза. - Махачкала, 1998; Ахмедова Р.А. Кумыкская поэма: духовно-нравственные проблемы. - Махачкала, 1999.
Белинский В.Г. Поли. собр. соч. М., 1955. Т.6. - С.415.
Белинский В.Г. Поли. собр. соч. М., 1954. Т.5. - С.43.
Соколов А.Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX в. - М., 1955. - С. 37.
Червяченко Г.А. Поэма в советской литературе. - Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 1978.-С. 19.
Числов М. Время зрелости пора поэмы. - М., 1986. - С. 27.
10.Мясников Ю.Н. К проблеме синтеза в современной советской поэме // Проблемы метода и жанра: Сб. ст. Томского ун-та. - Вып.7. -Томск, 1982. -С. 129.
11.Агаев А.Г. Сулейман Стальский. - Махачкала, 1963. - С. 189.
12.Агаев А.Г. Лезгинская литература: Сб. ст. - Махачкала, 1959. - С. 189 (на лезг. яз.).
ІЗ.Вагабова Ф.И. Сулейман Стальский // История дагестанской советской литературы. В 2 т. - Махачкала 1967. - Т.2. - С. 367.
Н.Вагабова Ф.И. Алибек Фатахов // История дагестанской советской литературы. Т.2. - С. 375.
15.Вагабова Ф.И. Тагир Хурюгский // История дагестанской советской литературы. В 2 т. - Махачкала, 1967. - Т. 2. - С. 391.
16.Тамже.-С. 392.
17.Юсупова Ч.С. Дагестанская поэма. Становление и развитие жанра. — М., Наука, 1989.-С. 6.
18.Тамже.-С.400.
Эпическая песнь о рабочем: «ударник гасан»
Первая поэма А. Фатахова - «Шаловливые дети». Написана она в 1930 году. Это произведение для детей и, на наш взгляд, удачей поэта не является. Через год А. Фатахов опубликовал вторую свою поэму «Ударник Гасан».1 Эта поэма, после появления на лезгинском языке, сразу же была переведена на русский язык Б. Тургановым и стала значительным явлением дагестанской литературы.
А. Фатахов - поэт, который шел в ногу со временем, остро ощущал пульс эпохи. Время появления «Ударника Гасана» - период, когда страна выполняла первую пятилетку, складывался новый тип рабочего и тема социалистического строительства, индустриально-производственные проблемы в литературе выходили на передний план. Г.В. Плеханов не без основания считал, что «...только рабочий класс даст поэзии самое высокое содержание».
По мнению М. Горького, прежде «в мире еще не было того уважения к труду, той высокой оценки его, которую он заслуживает».3 Только в 1931 году, в год выхода «Ударника Гасана», в советской литературе появляется целый ряд стихотворных книг, посвященных этой теме: «Как делается лампочка», «Электрозаводская газета», «Пять в четыре» И. Сельвинского, «Стихи и уголь» А. Жарова, «Пятилетка» С. Кирсанова, «Стихи мобилизованы», «Стихи делают сталь», «Социализм» А. Безымен-ского, «Днепробуд» Н. Асеева и др. Даже в свете сегодняшних социально-нравственных ценностей, которые противоположны во многом ценностям советской эпохи, мы должны признать, что начало 30-х годов XX века было героическим временем в истории советского народа, труженика, созидателя, это был невиданный в мире энтузиазм масс. «Тридцатые годы, - говорил М. Шолохов, - останутся в истории как великие годы. Великие по размаху, нови своей, грандиозности задач и по тому, что было сделано советскими людьми»4. «Все в стране кипело, бурлило, строилось, перестраивалось», - писал А. Малышкин в очерке «О себе»15. И художники слова не могли находиться в стороне от этой грандиозной перестройки. В принципе стремление глубоко, на личном опыте познать производственный мир человека новой формации, строителя социализма было весьма разумным и плодотворным. Достаточно напомнить, что после ряда поездок в творческие командировки были созданы такие произведениями начала 30-х годов, как «Соть» Л. Леонова, «Кочевники» Н. Тихонова, «Энергия» Ф. Гладкова, «Гидроцентраль» М. Шагинян. И хотя производственная проза по художественному уровню была выше производственной поэзии, тем не менее, литература первой пятилетки страдала одним общим, большим недостатком: процесс труда заслонял человека. В произведениях налицо была целевая установка, заданная тенденция. В дагестанской литературе начала 30-х годов XX в. нет сколько-нибудь значительных произведений на так называемую производственную тему. Сборник стихов А. Аджиева «Обновление», поэма 3. Гаджиева. «Гергебиль -ГЭС», отдельные стихотворения С. Стапьского, Р. Нурова, А. Иминагаева о рабочем, труде, новом мире сути дела не меняли. И только поэма А. Фатахо-ва «Ударник Гасан» явилась новаторской, необычной и злободневной. Поэт словно остановил быстро летящее время и запечатлел его в запоминающихся образах. Обратим внимание на некоторые высказывания о поэме. А. Агаев пишет, что «Ударник Гасан» - «первая в дагестанской литературе поэма о рабочем классе, которая сразу после выхода в свет стала событием»6. Во втором томе «Истории дагестанской советской литературы» есть очерк творчества А. Фатахова, принадлежащий Ф.И. Вагабовой, которая высказала о поэме «Ударник Гасан» интересные мысли. Она права, замечая: «Тема социалистического строительства поставила художника перед необходимостью решения проблемы психологической перестройки человека, разработки самостоятельных сюжетных линий в поэтических текстах. В рамках старых поэтических форм решение этих проблем было практически немыслимо. Поэтому появление эпической поэмы Фатахова в 1931 г. недостаточно расценить как факт простого жанрового обогащения литературы. «Ударник Гасан» - есть решение центральной, на протяжении многих столетий стоявшей перед всей лезгинской поэзией проблемы создания сюжетно-композиционной песни. Тенденция творчества Фатахова к эпичности и реалистичности сказалась, прежде всего, в стремлении к созданию характера, концентрации внимания на отдельной личности, что достигается путем резкого сокращения количества персонажей и выделения основных образов»7. З.Г. Биримбеков, автор кандидатской диссертации по творчеству А. Фатахова, составил в 1979 году сборник избранных произведений поэта, предварив его вступительной статьей «Мастер лезгинской советской литературы». Здесь заслуживает внимание один новый момент: «Движение действия поэмы связано с четырьмя временами года. Это действие совершается от лета до лета, и его поэт мастерски связывает с капризами природы»8. Действительно, реальные времена года в поэме «Ударник Гасан» приобретают дополнительное, символическое значение и она продолжает привлекать к себе внимание исследователей. Г.Г. Гамзатов в работе «Преодоление. Становление. Обновление» с подзаголовком: «На путях формирования дагестанской советской литературы» пишет о том, что высокий уровень «поэтизации труда, достигнутом в дагестанской литературе 30-х годов, свидетельствует молодой А. Фатахов, в частности лиро-эпической поэмой «Ударник Гасан»... Поэма «Ударник Гасан», охарактеризованная еще Э. Капиевым как талантливое, наиболее значительное произведение дагестанской литературы своего времени, явилось одновременно одной из наиболее успешных попыток создания полнокровного образа современника - человека труда, представителя нового национального пролетариата. Чрезвычайно важным представляется то, что А. Фатахов одним из первых в дагестанской литературе вплотную подошел к художественному решению задачи, связанной с формированием нового человеческого типа, с «выработкой в самом нашем человеческом материале, в нашем гражданстве нового образа чувствования и новой этики»9. Г.Г. Гамзатов внес в понимание поэмы дополнительный оттенок, назвав ее центрального героя «новым человеческим типом».
Поэму А. Фатахова не оставляет без внимания ни один крупный дагестанский литературовед, создающий работы историко-теоретического характера. Так например, Ч.С. Юсупова в монографии «Дагестанская поэма» обобщает все сказанное исследователями о поэме «Ударник Гасан». Она пишет: «Поэма Фатахова «Ударник Гасан», новаторская не только по содержанию, но и по художественной структуре, доказывает, что традиционные поэтические формы начали входить в противоречие с задачей психологической разработки характера нового героя. Сюжет поэмы движет само время, в пространстве которого развертываются обстоятельства, формирующие личность нового человека» .
Философия человека и природы: «разведчики гор»
В 1934 году увидела свет поэма А. Фатахова «Разведчики гор». Сам поэт назвал ее рассказом (в подзаголовке) и тем самым дал свое понимание ее жанра. На наш взгляд, так А. Фатахов отметил структурную особенность поэмы, а именно ее повествовательность. К этому следует добавить, что по содержанию поэма эта - философская, с принципиально новых позиций решающая проблему «человек и природа».
По сути своей, поставленной и художественно решенной проблеме поэма «Разведчики гор» родственна «Ударникам дорог». «Разведчики гор» состоят из двадцати двух строф. На главы автор ее не делит, хотя каждая строфа и является небольшой главой. Из двадцати двух строф семнадцать являются двенадцатистрочными (стих и строка здесь совпадают). Пять строф являются отклонением от основной двенадцатистрочной. В IV и V - по шестнадцать строк, в X - одиннадцать, в XX - четырнадцать и в XXI - восемь строк. Особенности стиха и строф этой поэмы указаны P.M. Кельбехановым. «Подобной строфы дофатаховская лезгинская поэзия не знала. Таким образом, поэт вновь выступает новатором и в области строфической композиции. Что же касается пятисложного стиха, то он лезгинской поэзии не характерен. Даже у Етима Эми на он встречается всего в нескольких стихотворениях («Похвала любимой», «Ох, наша жизнь», «Что к чему»).
У А. Фатахова есть и другие поэтические произведения, написанные малосложными стихами (чередование трехсложника и четырехсложника, сочетание их с пятисложником, порой и с шестисложником): «Установленная плато», «За коллективное животноводство», «Песня колхозника». Заслуга А. Фатахова в том, что он практически показал большие возможности малосложного стиха. В поэме «Разведчики гор» половина - пейзажные картины. Так много места пейзажи ни в одной поэме А. Фатахова не занимают. Следовательно, можно сделать вывод: пейзажу поэт придавал исключительное значение. Повествование в поэме чередуется с описанием, центральный образ поэмы, как и в уже рассмотренных нами выше, кроме «Ударника Гасана», — собирательный, коллективный, обобщенный. Это геологи, ведущие в горах разведку полезных ископаемых. Первый - пятый строфы (главы) поэмы - развернутый горный пейзаж. В его изображении поэт уже достиг совершенства. Это фон, на котором происходит действие. В порядке исключения подстрочный перевод даем не соблюдая схему строф: Легкий воздух, чистый как алмаз, Даже летом там солнце не печет. Всегда слышится говор прохладного ветерка, В разные стороны клонясь, Играют цветы. Плато зеленое, травы в колыхании. II Небо близко здесь, поголубело оно; как запах одеколона, аромат свежих цветов. Груди этой горы - гребни и скалы, но встретишь ты там и впадины и ущелья. Непрерывно, не зная ни ночи, ни дня, ни минуты, ни сна постоянно бежит с крутизны вода. В одном месте вдруг забьют родники, по сторонам расходясь, как узкие ленты. Пониже чуть - песчаные скалы, вверх поднимаясь, вниз низвергается пыль. На куполах горы всегда собирается туман, живого духа и зверя поблизости нет. Как будто на ней ни человека, ни зверя никогда не было. Высоко в небе только один радостен - сокол, летящий с горы на другую. Как аэроплан, поднимается ввысь, пулей несется вниз. Летая, он то охотится, то играет, то голоден и слышится гневный клекот его. Здешние ночи, глухие, беззвучные, только звезды смотрят, застыв над головой. Месяц, вытаращив свои глаза, радует эти темные скалы. В одно мгновение, пока откроешь и закроешь глаза, собираются туманы. Утром со всех сторон видны сотни сел с дымом над ними32. Перед нами панорама гор. Действительно, красива первозданная природа их. Тут не ступала еще нога человека. Но эта тысячелетняя красота, эта дикая природа пребывала во сне. Однако и в ее жизни тоже началась новая эпоха: явились люди, которые меняют ее облик, будоражат ее, разгоняют ее вековечный сон. Это геологи. Так намечается сюжетный поворот, который вносит «движение», наполняя горы голосами, шумом, гулом, навсегда кончая с их пустынностью, тишиной. Толчок этому дает шестая строфа: По склонам Этих гор Люди вверх идут, Оглядываясь по сторонам. Пройдут, остановятся, Переберут камни, Киркой, что в руке О скалу постучат. Отобьют куски, Их еще разобьют, Кусочек положат в суму, Другой выбросят. На склоне горы разбита палатка. В ней люди читают, пишут, то поднимутся и разбредутся по горе. На больших листах они чертят линии, то фотографируют горы, то шутят, смеются чему-то, то лица их хмурые. Так А. Фа-тахов создает коллективный образ геологов. Чтобы образ этот был, убедительный поэт использует прием многоголосия: геологи словно сами себе отчитываются о результатах очередной дневной работы, усталые, но счастливые, забывшие даже о еде: -Яуголь нашел! -Я железо нашел! -Этот камень содержит цинк! -А этот уголь! ! Так говоря, Не поужинав, Заснули все. Дальше в развитии поэмы наступает новый и важный композиционный момент: неожиданно и надолго гости исчезли. Этот штрих - уход геологов, когда в горы пришла осень и уже чувствовалось дыхание зимы, - позволяет автору перейти к проблеме человека и природы с позиции благотворности его деятельности, в целях утверждения ее как живого существа, по-своему реагирующего на все, что делают люди, существа, в конечном счете, тонко чувствующего и разумно мыслящего. Это уже качественно другая природа, чем та, которая изображена в первых пяти строфах (бессмысленная, неодухотворенная, пребывающая в одном и том же состоянии). Посмотрим теперь, как ведет себя природа после того, как люди надолго покинули горы: «Печальны горы, нахмурили свое крепкое лицо». Как и прежде, -ни звука, ни шороха, ни голоса окрест. Миновали дни. Обильно шли дожди, потоки селевые неслись в ущелье. Над головой всегда нависал туман, гору, как саван, накрыл снег, лицо ее стало мрачным».
Жанр биографии: «поэма о серго орджоникидзе»
Первый: Э. Капиев выбрал из разных стихотворений лучшие четверостишия. С. Стальский связал их воедино. В результате получились два небольших новых произведения. Ведущая роль при этом принадлежала С. Стальскому. Образно говоря, бразды «правления» держал в руке он.
Второй: «не безоговорочно должен переводить все, что «выпелось» из души Сулеймана, я должен подвергать это некоторой редакции согласно с волей, вкусом и характером самого автора». Это следует понимать так: подвергать редакции, то только с согласия автора.
То есть перевод оказывался авторизованным. Сам Э. Капиев такое содружество, такой метод работы со своим старшим собратом по творчеству спустя несколько лет не считал абсолютно правильным. Послушаем его: «Сейчас, в свете сегодняшних требований и опыта, многое из того, что делал я тогда, кажется, может быть, и мне самому ошибочным и наивным, — это вполне естественно!»2
Поставить под сомнение свою бескорыстную работу с С. Стальским мог только Э. Капиев, человек исключительной честности.
Он не оправдывает себя, но и не находит в своей работе с поэтом ничего предосудительного. Не ошибался, а, может быть, ошибался. Значит, допускает, что не во всем мог быть прав. А допускать что-то и быть уверенным в правоте дела в целом - разные вещи. Обратим внимание на то, что говорит Э. Капиев дальше:
«Нужно ли было вообще вмешиваться в творческий процесс Сулеймана Стальского? Может быть, надо было предоставить его самому себе? Может быть, самобытное, оригинальное лицо Сулеймана исказилось в результате моего «грубого» вмешательства? Это спорный вопрос!
Быть может, сам себе не отдавая отчета, я все же отлично чувствовал, что имею дело с «взрывчатым веществом», и всегда был бережен, никогда ничего не навязывал Сулейману, а только показывал ему, и он был волен сам, выбирать, что ему по вкусу. Я не вел его за руку, как поводырь слепца, а лишь служил при нем подмастерьем, я выполнял работу рецензента, советчика. У многих выдающихся поэтов они были и влияние их на творчество этих поэтов неоспоримо. В конце концов, пусть это было содружество литератора и народного певца. Возбраняется ли это? Преступление ли это и перед кем?»3
И тут следует выделить две мысли. Первая. Полезно ли было вмешательство в творческий процесс С. Стальского или от этого пострадала самобытность и оригинальность поэта? К сожалению, вопрос этот спорным остается и до сегодняшнего дня.
Вторая. Многие великие поэты имели советников, помощников, которые действительно оказывали на них влияние, служа при них своего рода подмастерьями. Поэты давали им поручения. Подобными были и взаимоотношения С. Стальского и Э. Капиева. Он поэта не подменял. С учетом этого и следует вести разговор о поэмах С. Стальского.
Первая его поэма «Дагестан». Это поэма - поэтическая биография страны гор. Она была сложена поэтом по заказу Дагестанского областного комитета ВКП (б) и посвящалась 20-летию Октябрьской революции.
С. Стальский в предыдущей своей поэтической практике не сталкивался с жанром поэмы и «Дагестан» был создан своеобразным способом в результате организованной, как мы отметили уже, историко-познавательнои помощи поэту. По поручению тогдашнего секретаря Дагестанского обкомам ВКП(б) Н. Самурского к Стальскому был послан лезгинский ученый-филолог Г. Гаджибеков. Он составил перед поездкой в Ашага-Сталь своеобразный конспект истории Дагестана, одобренный Н. Самурским, и, захватив с собой также известную у лезгин историческую хронику «Асари Дагестан» Гасана Алкадари, появился в доме С. Стальского летом 1936 года. Вместе с сыном поэта - Мусаибом, назначенным правительством республики секретарем Стальского, Гаджибеков прочитал ашугу и пересказал по-лезгински книгу «Асари Дагестан» и наброски из своего исторического конспекта, а затем стал читать эти наброски по частям по утрам. Днем поэт обдумывал прочитанное, а вечером диктовал сыну очередную часть будущей поэмы4.
Известный русский переводчик С. Липкин был приглашен в Ашага-Сталь для перевода поэмы. Он приехал, когда С. Стальский продолжал еще работать над поэмой и стал очевидцем новых, своеобразных приемов работы ашуга.
Позже, в 1957 году, С. Липкин писал: «Мне, переводчику поэмы, пришлось наблюдать, как Сулейману устно излагались краткие конспекты исторических событий, как внимал своим грамотным собеседникам старый ашуг, отмечал ту или иную фразу каким-то покровительственно-учтивым наклонением головы в барашковой папахе»5.
По свидетельству С. Липкина, С.Стальскому хорошо были известны исторические «предания, поэтичность которых редко вступает в противоречие с достоверностью». В лезгинском фольклоре и до сих пор известно сказание о каменном мальчике, посвященном борьбе горцев с Тамерланом, предания о нашествии Надиршаха, о движении горцев под предводительством Шамиля. А события более позднего времени - грозовой пятый год, бурная весна Октябрьской революции, гражданская война - уже явились для Сулеймана не просто историей, а историей его собственной жизни»6.
С опорой на фольклор и традицию: «сказка о волке и шакале»
В поэмах С. Стальского «Основной стилистической краской «выступает одическая поэтика15.
Это и понятно. Советская власть дала поэту материальный достаток, подняла его на недосягаемую высоту. Слава С. Стальского перешла не только границы Дагестана, но и Советского Союза. Правительство выделило ему персональную машину, что в то время означало высшую степень внимания. Все это в совокупности и определило субъективный угол зрения поэта на советскую действительность. Отсюда - соответствующий настрой, который наиболее ярко сказался в «Думах о Родине» (1936-1937), лучшей из поэм С. Стальского.
Ее лезгинский текст утерян и о принадлежности этой поэмы С. Стальскому можно судить только по свидетельству Капиева, его жены Натальи, написавшей о нем книгу «Жизнь, прожитая набело, и некоторым другим фактам. Так как «Думы о Родине» переведена на русский язык Э. Капиевым, снова обратимся к его докладу и выясним, во-первых, что он говорит о своих переводческих принципах, и, во-вторых, как он эту вещь переводил.
«Особо я останавливаюсь на методах моей переводческой работы. Я не признаю работу переводчиков как некий второстепенный вид творчества. Переводчик есть поэт, создающий равноценные стихи на другом языке, переводчик есть, образно выражаясь, соперник, а не раб переводимого поэта. Это не моя мысль, об этом говорил еще Жуковский. Но так как стихи, переведенные на другой язык, должны сохранять аромат и душу оригинала (это самое главное и важное), то переводчик, кроме всего, должен быть человеком, глубоко чувствующим поэзию двух языков: того, с которого переводит, и того, на который переводит. Мало того, переводчик должен любить и знать страну, чувствовать и ощущать народ, представителем которого является переводимый им автор»16.
В целом это суждение Эф. Капиева возражения не вызывает. Далее он продолжает так: «Часто вместо первоначального варианта четверостишия или отдельной строки Сулейман на ходу придумывал новые, заменял один образ другим и так далее. Сожалею, что не всегда это подробно фиксировалось мною, и не всегда сохранялись материалы, поэтому многие стихи Сулеймана в моем переводе отличаются от оригинала, то есть от того варианта оригинала, который был записан первоначально кем-либо на родном языке (выделено нами - А.Б.). Эта весьма специфическая работа проходила, я еще раз во избежание кривотолков, подчеркиваю - при непосредственном творческом участии самого Сулеймана. «И вожжи, и кнут», как говорят у нас, были у автора17.3десь Э. Капиев во всем прав.
Продолжаем цитирование: «Насколько мне это удавалось и устраивают ли мои переводы сегодня издателей академических однотомников Сулеймана - это особый вопрос, но я твердо убежден, что песни и стихи Сулеймана Стальского, каким бы методом они ни возникли, если они при его жизни получили широкий общественно-политический резонанс, независимо от того, кто бы их не переводил, есть биографический факт в творческой жизни поэта. Ныне они представляют интерес особый, гораздо больший, чем тот, о котором часто тревожатся запоздалые кабинетные ревнители фольклора. Они, эти песни, сделали свое дело и существуют, затвердев в том виде, в каком завоевали славу. Я говорю это к тому, что теперь, после того, как финики уже съедены, есть много охотников, которые, наточив топоры, пытаются подрубить дерево под корень, потому-де, что финики были выращены не совсем тем методом, каким полагается»18.
Мы не имеем право усомниться в одном: Э. Капиев не высасывал из пальца то, что переводил. «Что!» принадлежало С. Стальскому. Следует еще учесть, что Э. Капиев общался с поэтом без переводчика: и Сулейман, и он хорошо говорили на тюркском языке. Мы знаем, что у С. Стальского есть и на этом языке созданные стихотворения. Приходится напомнить мысль Эф. Капиева, что С. Стальский создавал и варианты отдельных стихов, и варианты строф: то сокращал свои стихотворения, то дополнял их, то сочинял новый вариант уже знакомого его землякам произведения. Он (С. Стальский) все это диктовал Э. Капиеву по-тюркски, который в свою очередь приводил записи на тюркском языке в порядок, делал сначала подстрочный перевод на русский язык и далее художественный перевод. Творческая лаборатория С. Стальского, к которой причастен Э. Капиев, к сожалению, не сохранилась, за исключением отдельных деталей.
У нас нет оснований не верить Э. Капиеву, более того, упрекать его в чем-то. Две творческие личности работали под диктовку времени, выполняли его заказ.
А теперь остановимся на истории создания поэмы «Дума о Родине», как ее излагает Э. Капиев:
«Кроме того, был однажды случай, когда несколько вариантов на одну и ту же тему пришлось объединить в одно стихотворение - поэму. Так возникли «Думы о Родине».
