Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Диаспора в фокусе социально-политических исследований 20
1.1. Феномен диаспоры в академическом дискурсе 20
1.2. Теоретические аспекты исследования диаспоры в контексте этнической идентичности 52
1.3. Структурно-функциональные характеристики диаспоры 72
Глава 2. Диаспора в трансформирующемся пространстве политических коммуникаций 94
2.1. Диаспоральное измерение транснациональных коммуникационных пространств 94
2.2.Структура коммуникационной деятельности диаспоры 107
2.3. Политико-коммуникативный потенциал «Русского мира» 133
Заключение 159
Список источников и литературы 167
- Феномен диаспоры в академическом дискурсе
- Структурно-функциональные характеристики диаспоры
- Диаспоральное измерение транснациональных коммуникационных пространств
- Политико-коммуникативный потенциал «Русского мира»
Введение к работе
Актуальность проблемы.
В настоящее время физиотерапия занимает одно из ведущих мест в системе лечебных мероприятий при ХБП. Это связано, прежде всего, с возможностью воздействия непосредственно на область предстательной железы, с помощью ректальных излучателей, электродов, световодов. Спектр терапевтического действия физических факторов довольно разнообразен. Это противовоспалительное и противоотечное действие, влияние на гемодинамику простаты, стимуляция местного иммунитета и нервно – мышечного аппарата, восстановление обменных процессов в тканях железы и др. Одним из уникальных воздействий физических факторов является их форетический эффект, позволяющий создать высокую концентрацию лекарственных препаратов в зоне поражения (Т.М. Титова и др., 1998; И.В. Карпухин и др., 2000; 2003; 2005; Н.С. Семенов, М.М. Газымов, 2000).
В настоящее время в терапии больных ХБП нашли наиболее широкое применение такие физические факторы, как ультразвук, импульсные токи (СМТ, интерференционные токи), магнитное и лазерное излучение, а также микроволны (И.В. Карпухин и др., 2000, 2003; В.А. Голубчиков, А.Г. Кочетков, 2004; М.И. Коган и др., 2004).
Необходимость применения комплекса медикаментозных и физиотерапевтических воздействий при лечении больных хроническим бактериальным простатитом не вызывает сомнения (И.В. Карпухин и др., 2003; Е.Б. Мазо, 2004; А.И. Неймарк, Я.В. Яковец, 2004).
Центральное место в медикаментозной терапии больных хроническим бактериальным простатитом принадлежит антимикробным препаратам. Помимо антимикробных препаратов в комплексную терапию больных хроническим бактериальным простатитом включают: a1 – адреноблокаторы, нестероидные противовоспалительные препараты, обезболивающие препараты, иммуномодуляторы, биорегуляторные пептиды, витамины, микроэлементы, фитопрепараты и др. (Н.А. Лопаткин, 1998; О.Б. Лоран, А.С. Сегал, 2002; И.В. Карпухин и др., 2003; А.В. Сивков, 2004 и др.).
Учитывая, что длительное пероральное или парентеральное применение различных лекарственных препаратов часто приводит к аллергизации организма, снижению резервных возможностей, угнетению иммунитета, в настоящее время многие препараты выпускаются в виде суппозиториев. Это значительно снижает частоту побочных явлений, однако терапевтический эффект несколько уменьшается.
Чтобы улучшить проникновение лекарственных суппозиториев в предстательную железу и усилить терапевтический эффект, в настоящее время предприняты успешные попытки комплексного их применения с физическими факторами (А.А. Ли, 1997; И.В. Карпухин и др., 1999; 2003; 2005; Е.В. Семенова, 2000; А.Н. Перепелица, 2005).
Учитывая, что ультразвук и СМТ оказывают выраженное противовоспалительное, гемодинамическое, нейрогенное, иммуномодулирующее действия, а также обладают форетическим эффектом, мы считаем перспективным их сочетанное применение с лекарственными суппозиториями.
Комплексное применение физических факторов (ультразвук, СМТ) и лекарственных суппозиториев позволяет суммировать терапевтический эффект каждого из них, что значительно повышает эффективность лечения и снижает риск побочных явлений.
Исходя из вышеизложенного, мы считаем разработку новых комплексных методов лечения больных хроническим простатитом, включающих применение физических факторов и лекарственных суппозиториев весьма важным и перспективным направлением восстановительной медицины.
Цель исследования:
Разработка, научное обоснование и клиническое применение комплексного лечения больных хроническим бактериальным простатитом (ХБП), с использованием физических факторов и лекарственных суппозиториев.
Задачи исследования:
1. Разработать дифференцированные подходы к лечению больных ХБП с использованием ультразвука, СМТ и лекарственных суппозиториев (диклофенак, витапрост, полиоксидоний).
2. Исследовать влияние комплексной терапии на клиническую картину заболевания, активность воспалительного процесса в простате, антибактериальный эффект, гемодинамику органов малого таза, иммунный и гормональный статус, динамику содержания PSA в сыворотке крови.
3. Определить показания и противопоказания к назначению комплексной терапии больных ХБП.
4. Изучить непосредственные и отдаленные результаты лечения больных ХБП.
Научная новизна.
В работе изучено влияние физических факторов (ультразвук, СМТ) в комплексе с лекарственными суппозиториями (диклофенак, витапрост, полиоксидоний) на клиническую картину заболевания, активность воспалительного процесса в простате, антибактериальное действие, кровообращение органов малого таза, показатели клеточного и гуморального иммунитета секрета простаты.
Доказаны преимущества последовательного применения физических факторов и лекарственных суппозиториев в терапии больных ХБП.
Дана сравнительная характеристика лечебного действия ультразвука и СМТ при комплексном их применении с лекарственными суппозиториями и антибактериальными препаратами у больных ХБП.
Изучено влияние физических факторов и лекарственных суппозиториев на концентрацию гонадотропинов, периферических половых гормонов и PSA сыворотки крови.
На основании полученных данных разработаны дифференцированные подходы к лечению больных ХБП в зависимости от клинического течения заболевания, степени активности воспалительного процесса, нарушения гемодинамики органов малого таза, а также иммунных и гормональных изменений в организме.
Практическая значимость.
Разработаны новые методы лечения больных ХБП с использованием физических факторов (ультразвук, СМТ) и лекарственных суппозиториев (диклофенак, витапрост, полиоксидоний).
Определены оптимальные параметры воздействия физическими факторами на область предстательной железы, дозы лекарственных суппозиториев, а также последовательность процедур при лечении больных ХБП.
Разработаны показания, противопоказания и дифференцированные подходы к назначению комплексного лечения больных ХБП физическими факторами и лекарственными суппозиториями.
Изучены непосредственные и отдаленные результаты лечения больных ХБП.
Разработанные методы лечения больных ХБП внедрены в лечебно – профилактические учреждения и центры восстановительной медицины.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Включение физических факторов (УЗ, СМТ) и лекарственных суппозиториев (диклофенак, витапрост, полиоксидоний) в комплексную терапию больных ХБП значительно усиливает терапевтический эффект.
2. Физические методы лечения в комплексе с лекарственными суппозиториями оказывают терапевтическое действие как на этиологические факторы, так и на основные патогенетические механизмы развития ХБП, что проявляется обезболивающим, противовоспалительным, антибактериальным, иммуномодулирующим, уро - и гемодинамическим эффектами, а также нормализацией гормонального обмена и стимуляцией копулятивной функции.
3. Ультразвук и СМТ обладают избирательным терапевтическим действием, что заставляет подходить к их применению дифференцированно, в соответствии с особенностями патогенетического развития ХБП.
4. Комплексное применение физических факторов и лекарственных суппозиториев сопровождается стойким терапевтическим эффектом, что способствует стабильному и длительному периоду ремиссии заболевания.
Связь с планом научных исследований.
Работа выполнена по плану, утвержденному на заседании Ученого совета ФГУ РНЦВМ и К Росздрава 21 марта 2006 года.
Апробация работы:
Результаты исследования доложены: на клинической конференции НУЗ «Дорожная клиническая больница СКЖД на станции Ростов – Главная» ОАО «РЖД» 10 мая 2005 года; на Международном форуме «Здравница – 2005», 2 – м конгрессе «Медицина мужского здоровья» 25 мая 2005 года; на клинической конференции отдела урологии и репродуктивного здоровья ФГУ РНЦВМ и К Росздрава 20 февраля 2006 года; на Международном форуме «Здравница – 2006» 30 мая 2006 года; на заседании Научно – методического совета ФГУ РНЦВМ и К Росздрава 30 июня 2006 года.
Публикации:
По теме диссертации опубликовано 5 научных работ.
Внедрение в практику:
Методики лечения внедрены в практику в ФГУ РНЦВМ и К Росздрава, в 17 Центральной поликлинике г. Москвы, поликлинике ММА им. И.М. Сеченова, НУЗ «Дорожная клиническая больница СКЖД на станции Ростов – Главная» ОАО «РЖД».
Объем и структура работы: Диссертация изложена на 109 страницах машинописного текста и состоит из введения, обзора литературы, трех глав собственных исследований, обсуждения полученных результатов, выводов, практических рекомендаций и списка литературы, включающего 155 отечественных и 47 зарубежных источников. Диссертационная работа иллюстрирована 26 таблицами.
Феномен диаспоры в академическом дискурсе
Этнические диаспоры являются одним из важных и малоизученных акторов современных экономических, политических, культурных связей, занявших собственную нишу во внутриполитической жизни различных стран и оказывающих серьезное влияние на состояние и развитие межгосударственных отношений в региональной и глобальной системе координат1.
До начала 1980-х гг. ученые и политические деятели в большинстве своем либо игнорировали, либо недооценивали значимость феномена диаспоры и многочисленных аспектов диаспоральной активности. Политики националистических или правых взглядов предполагали, что государства окажутся достаточно сильными для того, чтобы держать под контролем все этнические группы, включая диаспоры, и снизить факторы риска деструктивных проявлений их деятельности в отношении принимающего общества и государственных институтов. Прогнозы и рецепты исследователей и политиков, предсказывавших полную маргинализацию (или наоборот, полную ассимиляцию) диаспоральных сообществ, оказались несостоятельными. За последние десятилетия диаспоры, разрастаясь численно, стали более жизнеспособными, заметными и активными. Начало нового века отмечено во многих странах приема нарастанием враждебности против иммигрантов и членов диаспор, возрождением расистских и националистических идей.
Находящиеся на другом конце идеологического спектра, «левые» политики и общественные деятели также предполагали, что диаспоры -временное явление. Согласно данной позиции, возможность существования диаспор зависит в решающей степени от экономической ситуации в принимающих странах. Ухудшение экономического благосостояния участников диаспоры, очевидно, приведет к деформации структуры коммуникаций сообщества, что приведет к его вырождению или коренному изменению. Следуя той же логике, сторонники подобных взглядов утверждали также, что улучшение экономических условий либо триумф классовой борьбы смогут смягчить многие трудности существования диаспор и дадут толчок их ассимиляции или интеграции, а в конечном итоге - опять же исчезновению.
По мнению сторонников либеральной доктрины, торжество гражданских свобод и равенство социальных, политических и экономических прав всех членов общества скорее облегчит интеграцию, либо полную ассимиляцию, нежели аккультурацию членов диаспор, и последние, в конце концов, также сойдут со сцены.
Последние годы XX столетия и начало нового века, однако, принесли с собой очевидную активизацию фактора этничности и, соответственно, повышение социально-политической, культурной и экономической роли этнических групп и этнонациональных диаспор в жизни современных обществ. К концу ушедшего века главенствующий ранее скептицизм в отношении будущего этнических групп и в особенности диаспор уступил место иным взглядам. Проницательные наблюдатели осознали, что, подобно другим институциональным закреплениям этничности, диаспоры - отнюдь не мимолетный феномен, как утверждали марксисты, либералы, националисты, модернисты и сторонники политики ассимиляции/интеграции. Диаспоры продолжают активно функционировать как специфические социокультурные организмы, включенные в социальные структуры локального, регионального и транснационального уровней. Способность диаспор оказывать влияние на ход событий в культурной, экономической, социальной, политической жизни постоянно возрастает, и, очевидно, будет возрастать и впредь.
Все сказанное обусловило рост интереса политиков, чиновников и ученых к феномену этничности вообще и к проявлениям диаспоральности, в частности. Судя по всему, ни правые, ни левые уже не трактуют этнонациональные диаспоры как нечто эфемерное и в силу этого не заслулсивающее внимания или детального изучения. Более того, растет осознание того, что мы имеем дело с очень сложным феноменом, причем его различные проявления имеют между собой много схожих черт.
Растущее влияние приобретают концепции, рассматривающие данные процессы в контексте глобализации. Последняя, по мнению некоторых ученых, описывающих будущие сценарии развития человечества, характеризуется постепенным исчезновением границ и активизацией свободных потоков товаров, людей и идей «в мире пересекающихся экономик, перекрещивающихся систем ценностей и фрагментарных идентичностей»].
Учитывая новый глобальный контекст, вполне объяснимо стремление современных исследователей к переосмыслению и переформулированию понятий транснационального пространства, сообщества мигрантов и диаспоры. В настоящее время область явлений, обозначаемых как «диаспора», заметно расширилась, а частота употребления этого термина существенно возросла. В связи с этим, смысл, вкладываемый в понятие «диаспора», значительно изменился. Можно констатировать, что «диаспора» стало попросту модным, общеприменимым словом, которое принято употреблять, когда речь идет об этнических группах и даже о любых приезжих из-за рубежа .
В конце концов, утверждение бесконечного множества мнений по поводу значения понятия «диаспора» приводит к полному терминологическому хаосу. Проблема заключается, по-видимому, в многогранности самого исследуемого понятия, которое требует более или менее отчетливой дефиниции.
В самом деле, понятие «диаспора» используется как родственное для таких явлений, как этнические меньшинства, беженцы, трудовые мигранты и так далее. В конечном счете, речь идет о любых группах мигрантов, то есть о людях, по тем или иным причинам оказавшихся вне страны своего происхождения. По сути, употребление термина «диаспора» явилось попыткой объединить все возможные процессы этнического размежевания и этнокультурной дисперсии. Это касается как «старых» этнических образований (так называемых исторических или классических диаспор), которые существовали на протяжении веков и вполне естественно воспринимались как диаспоры, так и «новых» форм рассеяния, которые только стремятся к формулированию своей этнической обособленности и созданию собственных отличительных признаков.
Если обратиться к истории возникновения самого термина, которая не вызывает значительных разногласий среди исследователей, можно отметить, что для греков "diaspeirein" (разбрасывать, рассеивать) первоначально имело значение естественного процесса рассеивания семян. Известно, что позднее для описания разрушения городов и того, как из них изгоняется население, данный термин применялся историком Тацитом. Около 250 г. до н.э. в Септуагинте, греческом переводе Святого писания, термин «диаспора» использовался для обозначения рассеивания народов, а также как синоним наказания, рабского положения и тяжелой мучительной жизни. «И рассеет вас Господь по всем народам, и останетесь в малом числе между народами, к которым отведет вас Господь» .
Можно отметить, что после перевода Септуагинты термин начал употребляться по отношению к крупным еврейским общинам, которые были хорошо известны в государстве Селевкидов и в Египте. Разрушение Иудеи и Храма римлянами и потеря евреями своей родины постепенно наполнили слово «диаспора» трагическим смыслом. А. Милитарев1 отмечает, что в современном иврите диаспора (непосредственно «еврейская диаспора») передается традиционным термином galut (галут)... Изначальное значение термина galut - «изгнание», равно как и «тяжелая, мучительная жизнь», «рабское положение» , суть - языковое, а, следовательно, исключительно весомое и объективное свидетельство представления самих евреев о еврейской диаспоре как о насильственном и наполненным неподдельным драматизмом событии. Так, со временем, идея диаспоры приобрела устойчивые черты страдания, сопровождающего многие виды (уже не только еврейского) изгнания, «принуждения к переселению в наказание за грехи»3.
Структурно-функциональные характеристики диаспоры
Сохранение и защита этнокультурной целостности возможны только при консолидации этнической группы, что неизбежно должно сопровождаться созданием некоей организационной структуры, координационного центра для развития и функционирования сообщества переселенцев.
Однако, на первый взгляд, диаспора представляет собой бесформенное образование, не имеющее строгой структуры как у других социальных организмов. Действительно сложно определить четко выраженный элемент управления и власти, отсутствуют формализованные связи, да и сами отношения внутри диаспоры и направленные вовне слабо детерминированы. Тем не менее, можно отметить, что функционирование диаспоры, связанное с решением ее первоочередных и второстепенных задач, построено на принципах устойчивости и эффективности, поскольку всегда существует некий каркас, противостоящий процессам дезорганизации диаспоры, преподнося ее как слаженный организм .
Для понимания структуры диаспоры необходимо выделить ее базовый элемент, ее неделимую часть, которая лежит в основе всего диаспорального образования. В качестве такого базового элемента выступает этнокультурная община диаспоры.
Формирование общины из разрозненных групп и ее существование предполагает наличие определенной численности переселенцев, позволяющей создавать собственные организации. Н. Лебедева и А. Хохлов считают, что существует некий критический размер этнической группы, который требуется для обеспечения ее членов необходимой социальной поддержкой. По их мнению, этот размер зависит от фактора культурной дистанции - объективно и субъективно воспринимаемых различий между этническими культурами страны выхода мигрантов и страны их поселения (различия в языке, религии, традиционной культуре, климате, пище и тому подобное). При этом, зависимость между численностью группы и культурной дистанцией обратно пропорциональна1. Малочисленная группа мигрантов обычно не в состоянии образовать общину, необходимо достижение «критической массы», минимального количества «своих». При отсутствии данного условия, группа растворяется (ассимилируется) в принимающем обществе". В иммиграционной среде связи между людьми основаны преимущественно на наличии общих этнокультурных и этносоциальных ценностей. Чем теснее и интенсивнее эти связи, тем сильнее влияние формирующего ядра общины на иммигранта и, возможно, больше социокультурная дистанция между мигрантами и автохтонами3.
Термин «диаспорная община» (или диаспоральная община, или община диаспоры, или этнообщина) упоминается многими исследователями4. Российский исследователь и известный общественный деятель Г. Старовойтова использует термин «этнодисперсная группа» применительно к этнотерриториальной общности, образованной из представителей какого либо этноса, дисперсно расселенных в урбанизированной иноэтнической среде и регулярно поддерживающих этнокультурные связи как внутри группы, так и с коренным этносом1. Одно из существенных отличий этнообщины диаспоры от этнодисперсной группы заключается в том, что последняя не является частью коммуникативной сети, включающей другие подобные образования, хотя и имеет связи со страной исхода (по определению Г. Старовойтовой, с коренным этносом). Это условие представляется достаточно важным, поскольку этнообщина диаспоры не может быть полностью изолирована от других общин. Чтобы считаться диаспорной общиной, этнодисперсная группа должна стать частью коммуникативной сети, в которой находятся другие общины - единицы диаспоры. Причем уровень интенсивности коммуникации (объем циркулирующей информации и ее частота) между единицами диаспоры не имеет решающего значения для констатации факта ее существования. Если этнообщина, по каким-либо причинам, выпадает из коммуникационного пространства и теряет связи с другими единицами диаспоры, то ее члены либо ассимилируются, либо образуют специфическую этническую группу, то есть, не являются более общиной диаспоры. Однако если коммуникативная сеть как способ непосредственной связи между общинами отсутствует вовсе, то вряд ли возможно говорить как о существовании диаспоральных общин, так и о диаспоре в целом".
Эта позиция несколько упрощает решение проблемы отнесения тех или иных этнических рассеяний к диаспорам. Согласно этому тезису, любые этнические рассеяния, имеющие общины в разных регионах и сети коммуникаций между ними, могут называться диаспорами. Кроме «классических» еврейской или армянской диаспор, под эту категорию попадают, например, турки, китайцы, афганцы или азербайджанцы, которые имеют общины и сеть связей между ними и, соответственно, могут считаться диаспорами.
Таким образом, решение вопросов локального значения, первичная активность, связанная с создание социо-экономических условий для существования сообщества иммигрантов производится на уровне локальных этнообщин диаспоры. Этнообщина, являющаяся продуктом диаспоральных процессов, это главный, ключевой элемент диаспоры, ее каркас, ядро, без которого трудно представить само существование такого явления, как диаспора. Кроме всего вышесказанного, этнообщины в перспективе проявляются как институты формирующегося гражданского общества, как автономные и самодостаточные системы, в рамках которых осуществляется социальная практики взаимодействия иммигрантов с целью сохранения наиболее важных элементов этнического самосознания, улучшения политико-правового статуса участников в процессе их последовательного включения в жизнедеятельность мультикультурного сообщества.
В ходе своих рассуждений мы пришли к выводам, что каждая этнообщина диаспоры непременно имеет разные по степени интенсивности связи со страной исхода и с другими общинами. Наиболее интенсивные потоки коммуникации между общинами, существующие в пределах определенного географического региона, образуют «узел» диаспоры.
Узел диаспоры включает в себя ограниченное количество общин, наиболее тесно контактирующих друг с другом. Узел диаспоры есть условная единица, в основе которой лежит взаимодействие общин по принципу интенсивности коммуникации друг с другом.
Таким образом, узлом диаспоры будет являться любое образование нескольких этнодиаспоральных общин одного региона, связанных между собой более плотной сетью коммуникаций, чем с остальными общинами диаспоры и имеющих специфическую культурную идентичность, отражающую особенности региона. Последний критерий делает один узел диаспоры непохожим на другие узлы, поэтому регионально-культурный признак является одной из значимых характеристик узла. Узлы диаспоры накладываются друг на друга и связаны друг с другом посредством ключевых активных общин - центров, имеющих связи в двух и более узлах диаспоры.
Узел диаспоры представляет собой образование совершенно иного рода, нежели община диаспоры и предполагает наличие оболочки коммуникационных сетей второго уровня1. Об узлах можно говорить как об открытых коммуникационных пространствах, ограниченных лишь рамками диаспоры. На практике это означает заданное направление потоков людей, капитала и информации, которые могут легко и без препятствий циркулировать в одном пространстве, в то время как проникновение в другие достигается лишь при определенных усилиях. Поэтому диаспоральная община может иметь прямые связи и вступать в непосредственную коммуникацию с другими общинами только в границах своего узла или с одной или несколькими общинами другого узла. Она едва ли способна поддерживать тесные связи со всеми узлами диаспоры, не говоря уже о многочисленных общинах, однако эволюция диаспорального процесса, связанная с технологическими и социально-гуманитарными достижениями человеческой цивилизации, демонстрирует нам частные примеры преодоления отдельными диаспорами коммуникационных порогов. «Деловые сети зарубежных китайцев» (OCBN - Overseas Chinese business networks) основаны на высокой степени переплетения деловых связей («гуаньси») между десятками тысяч китайских компаний, осуществляющих на практике перекрестное владение акциями, страхование от финансовых рисков и корпоративные приемы, направленные на повышение эффективности международного бизнеса. Однако, частные случаи не отрицают общих принципов, таким образом мы можем наблюдать определенные различия в экзистенциальной практике этноообщин диаспоры, имеющих отношение к разным коммуникационным узлам. Принимая во внимание несовпадающие социо-культурные, экономико-политические и многие другие условия функционирования общин, расположенных в различных узлах диаспоры, мы склонны сделать вывод о латентном характере межузловой коммуникации в рамках диаспоры.
Диаспоральное измерение транснациональных коммуникационных пространств
Трансформации в системе международных отношений, проявившиеся во второй половине XX века, можно связать с изменением состава и числа участников международного процесса. Эти объективные изменения, в свою очередь, явились одной из причин умножения и усиления международных взаимосвязей. Причем, в мире растущей взаимозависимости, влияния, опосредованные связями различного рода, становятся ключевой проблемой международных отношений1.
В конце 1960-х - начале 1970-х гг. XX века научное сообщество подвергло сомнению одно из центральных положений политического реализма, выступающего на тот момент в качестве господствующей парадигмы в науке о международных отношениях, - положение, связанное с трактовкой роли государства как международного актора. П.А. Цыганков отмечает, что именно в этот период в международно-политической науке появляется новое направление - транснационализм, который иногда рассматривается как результат «третьего большого спора», разгоревшегося между сторонниками государственно-центричного подхода, с одной стороны, и его критиками - с другой . Одними из первых критиков политического реализма с позиций транснационального подхода стали Джозеф С. Най-младший и Роберт О. Кохейн. Исследователи предложили уподобить мировую политику разветвленной и многослойной паутине связей, соединяющих многочисленных и многообразных участников международных взаимодействий, таких, как многонациональные корпорации, транснациональные общественные движения и международные организации, финансовые группы и другие частные акторы, которые вытесняют государство из центра на периферию международной системы, превращают его в одного из рядовых игроков развертывающейся на мировой арене игры по новым правилам1. При этом, как замечают исследователи С. Градировский и А.Тупицын, национальное государство не только не является единственным, но и самым успешным действующим лицом современной мировой политики2.
Отечественные геоэкономисты, например, Э.Г. Кочетов, П.Г. Щедровицкий, А.И. Неклесса также указывают на возрастающее значение негосударственных субъектов (таких как транснациональные корпорации или диаспоральные сети) в мировой политике и экономике, признавая глобализацию (или, точнее, речь идет о корпоративной глобализации) долгосрочным историческим трендом3.
В основе современного мира лежит усиление взаимовлияния между различными типами обществ и культур, выступающих в качестве важных факторов развития цивилизации и международного диалога.
Нарастание тенденций глобальной взаимозависимости влечет переход международного сообщества к современному состоянию, которое характеризуется двумя основными факторами: 1) «закрытие пространства» (то есть, как бы сужение географической сферы в результате расширения масштабов человеческой деятельности и прогресса средств транспорта и коммуникаций ); 2) завершение правительственной монополии на внешние сношения2.
Согласно концепции С. Хоффмана, в послевоенной международной системе произошли следующие наиболее крупные изменения: 1) изменение состава международных акторов; 2) изменение целей государств; 3) преобразование фактора силы; 4) возникновение и развитие новых иерархических структур в системе международных отношений; 5) преобразования международной системы в целом3. Для данного исследования методологическую ценность представляют следующие рассуждения С.Хоффмана:
- возрастание числа акторов и дифференциация между ними умножили число международных взаимосвязей и усилили их;
-происходит активное разграничение сфер человеческой деятельности, каждая из которых стремится расшириться за пределы государственных границ;
- в мире растущей взаимозависимости, влияния, опосредованные связями различного рода, становятся более эффективным международным инструментом реализации интереса, нежели факт применения силы или угроза такового (повышается роль soft-power-технологий);
- в условиях взаимозависимости традиционная логика отношений конкуренции между государствами ("я выигрываю, вы проигрываете") все еще сохраняется, но перспективы связаны со стратегией солидарности, сотрудничества, так как негативные последствия развития универсальны и лишь различаются в степени воздействия на все государства;
- при сохранении силовых отношений между государствами манипуляция с помощью взаимозависимости становится стратегическим средством. Эти стратегические средства С. Хоффман определяет как «игры на взаимозависимости»1.
«Завершение правительственной монополии на внешние сношения» предполагает более активное участие в международных отношениях новых акторов, в том числе и этнонациональных диаспор. В данной связи, размышляя о перспективах развития, этих новых международных институтов, нельзя не отметить, что подавляющее большинство подобных структур не заинтересовано в нивелировании позиций национальных государств, они чаще рассматривают государство как механизм реализации собственных задач и целей, а, следовательно, стремятся поддержать его, предельно адаптировав к корпоративным интересам. Исследователи в традициях концепций транснационализма и неолиберализма отмечают существование целого ряда эффективно действующих сетевых структур, которые вообще не настроены на конфликт с государством, а предпочитают плавное включение его ресурса в свою орбиту, по возможности безболезненно и зачастую незаметно для самого объекта. Сеть политконсалтинговых групп, функционирующих, в том числе и в России, и отчасти влияющих на внутри и внешнеполитическую линию государства, не может эффективно действовать без наличия провайдеров в системе государственной власти. В сущности, многополярность мира подразумевает не только наличие различных центров притяжения в виде государственных образований, но и формирование полюсов притяжения на основе других игроков - финансово-промышленных групп, конфессиональных сообществ, глобальных информационных систем, этнических диаспор. Нередко за разветвленной сетью этнокультурных объединений стоят интересы тех же финансово-промышленных групп, а конфессиональная структура на деле может представлять собой международный синдикат1.
Тем не менее, развитие взаимосвязи, взаимозависимости всех аспектов международных отношений объективно ведет к нарастанию миграционных процессов, и как следствие, с одной стороны, приводит к возникновению так называемых «новых» диаспор, а с другой - становится фактором, обеспечивающим поддержание и развитие диаспор, уже получивших статус «укоренившихся».
Современные технические возможности транспорта и связи создают иммигрантам благоприятные условия для сохранения и поддержания профессиональных, этнокультурных, социально-политических, семейных и личных коммуникаций с «этническим материком». Причем интенсивность таких контактов со странами исхода находится на очень высоком уровне. По сути, это делает возможным проживание как бы сразу в двух культурах (или в особом кросскультурном этносоциальном контексте), что способствует включению таких этнических сообществ в процессы глобализации и выдвижению на первый план особых социально-этнических образований, которые в специальной литературе получили название транснациональных (также трансгосударственных) пространств или сообществ .
В.Д. Попков отмечает, что постоянные контакты со страной исхода совершенно не препятствуют адаптации вновь прибывших мигрантов в принимающих странах. Более того, эти отношения связывают страны иммиграции и эмиграции и являются существенным стимулом для дальнейшего укрепления транснациональных социальных пространств, которые простираются от отдельных иммигрантских семей до обширных сообществ мигрантов, способствуют сближению и объединению различных социальных слоев. Таким образом, транснациональные социальные образования используют возможности для адаптации мигрантов, например, получение двойного гражданства или возможность включения в транснациональные гражданские сообщества1.
Политико-коммуникативный потенциал «Русского мира»
«Наиболее драматичным образом происходит превращение, в результате резкого сокращения политического пространства, 25-ти миллионов русских из привилегированной национальной группы, культурно и политически чувствовавших себя в Советском Союзе как дома, в меньшинства с ненадежным статусом, неопределенной групповой принадлежностью и неясной идентичностью в нерусских национальных государствах»1 - именно так Р. Брубейкер выразил свое отношение к одной из наиболее масштабных этнонациональных катастроф второй половины XX века. В результате одномоментного превращения административных границ в государственные, русские, проживающие в бывших советских республиках, стали по выражению Д. Лейтина, «брошенными диаспорами», чье государство «уехало», оставив их на произвол судьбы2.
Глубоко и сочувственно анализируя данный процесс, Н. Нарочницкая отмечает, что русский народ - основатель и стержень российской государственности - был насильственно расчленен .
Р. Брубейкер выделяет особую подгруппу диаспор, сложившихся в связи с дезинтеграцией, распадом крупных государственных образований, и с изменением политических границ, именуя их «диаспорами катаклизма». Базовой идеей, положенной в основу дефиниции «диаспора катаклизма», служит не перемещение людей через границы, а движение самих границ.
Пол Колсто рассматривает русских, проживающих в постсоветских республиках, в качестве укореняющейся диаспоры, обращая внимание на два измерения укорененности - культурное и политическое. И если культурные ориентации представляют собой континуум множества состояний, то в случае с политическими лояльностями речь и идет о ситуации жесткого выбора1.
Выбор предстояло сделать и новообразованной российской элите, каким именно образом решать возникшие в пределах постсоветского пространства вопросы транснациональной коммуникации и защиты прав соотечественников. При этом понятие «соотечественники» (иногда «зарубежные соотечественники»), наиболее часто используемое в официальных документах, означает совокупность лиц, постоянно проживающих за пределами Российской Федерации. Соотечественники - все те, которые связанны с Россией историческими, этническими, культурными, языковыми и духовными узами, стремятся сохранить свою российскую самобытность и испытывают потребность в поддержании контактов и сотрудничестве с Россией2.
В начале 1990-х гг. российские власти экспериментировали с различными терминами, которыми можно было бы обозначить русских (русскоязычных) в бывших советских республиках. Ряд вариантов (например, «диаспора» и «меньшинство» - будь то национальное, этническое или культурное) были почти сразу отвергнуты и редко используются на официальном уровне. Так, введение в оборот термина «меньшинство» означало бы, что российские власти считают эти сообщества укорененными (territorially based) в странах проживания, значит, у России нет права на защиту данного населения. Взамен в политический лексикон были введены определения «граждане» и «выходцы». В частности, в мае 1991 г. Б. Ельцин писал, что «выходцы из России живут во всех республиках Союза, и мы не бросим на произвол судьбы тех наших граждан, которые там находятся» . Однако после принятия в России и в других новых независимых государствах законов о гражданстве термин «граждане России» не мог быть использован, поскольку в юридическом смысле он обозначал лишь одно -владельцев паспорта гражданина РФ, а к весне 1997 г. лишь около миллиона русскоязычных в республиках бывшего СССР, или 4 % их общей численности, получили российское гражданство, большая же их часть стала гражданами соответствующих суверенных республик1. Кроме того, использовались термины «русскоязычные» и «этнические россияне». Наконец, был утвержден приемлемый, хотя и, по мнению некоторых исследователей, излишне патриотичный термин «соотечественники». Были созданы Правительственная комиссия по делам соотечественников за рубежом (1994) и специальный комитет Государственной Думы по делам СНГ и соотечественников за рубежом (постановление Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 18 января 2000 года). В августе 1994 г. был принят Указ Президента РФ № 1681 «Об основных направлениях государственной политики РФ в отношении соотечественников, проживающих за рубежом», а также Постановление Правительства РФ №1064 «О мерах по поддержке соотечественников за рубежом», а в 1999 г. принят Федеральный закон «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом» (24 мая 1999 года №99-ФЗ). Одной из задач государственной политики, отраженной в данных документах, а также в Указе Президента №940 от 14 сентября 1995 г. «Об утверждении стратегического курса РФ с государствами - участниками СНГ» и разработанной Программе мер по поддержке соотечественников за рубежом, является предотвращение массового исхода представителей русскоязычного населения в Россию и содействие их интеграции в политическую, социально-экономическую жизнь новых независимых государств (адаптация к местной культуре при сохранении культурной самобытности).
В 2006 г. были приняты три важных документа, которые свидетельствовали о продолжении президентом РФ Владимиром Путиным умеренной политики предыдущего десятилетия. Были приняты Программа работы с соотечественниками за рубежом на 2006-2008 годы, Федеральная целевая программа "Русский язык" (2006-2010). Государственная программа по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом. Обозначенная совокупность документов была в первую очередь ориентирована на постепенное решение демографических проблем Российской Федерации посредством оказания избирательной помощи при переселении в Россию соотечественников - носителей русской культуры.
Кроме того, в своем ежегодном послании Федеральному собранию -2006 Президент России, отмечая роль и значение русского языка в современном коммуникационном пространстве, подчеркнул, что русский язык является "не просто хранителем целого пласта мировых достижений, но и живым пространством многомиллионного «Русского мира», который, конечно, значительно шире, чем сама Россия"1.
Идея «Русского мира» ведет свое начало от гипотезы о наличии на постсоветском пространстве некоей социокультурной реальности, общего социокультурного ядра.
Можно выделить два этапа в генезисе понятия «Русский мир»: период собственно концептуального оформления (в работах П.Г. Щедровицкого, СБ. Переслегина, Н.Ю. Ютанова, Д.В. Ивашинцова, Т.В. Полосковой, В.М. Скринника и других) и период придания идее консолидации и структурирования «Русского мира» статуса государственной политики (выступления В.В.Путина на Конгрессе зарубежных соотечественников в 2001 году). Именно с этого момента появилась возможность рассматривать «Русский мир» не только с позиций мысленного конструкта творческой интеллигенции и научного сообщества, но и как семантическую реальность политического дискурса.
Данный посыл в докладе Президента был достаточно неожиданным, не только для многих участников Форума, но и для тех, кто готовил тезисы к этому выступлению. Событие можно расценить как коренное изменение концептуального подхода российского государства к зарубежной российской диаспоре, к сожалению, не получившего должного отражения ни в отечественных, ни в зарубежных СМИ.
Российское общество и государство вплотную подошли к третьему этапу, предполагающему переход к практическим действиям по структурированию «Русского мира». Проблема заключается в том, что государственный аппарат не располагает четкой, утвержденной на уровне государственной программы концепцией «Русского мира» и процессуальной моделью создания его инфраструктуры.
Необходимо отметить, что наличие этнокультурных миров со своеобразными центрами притяжения, существующими в трансграничном и транснациональном измерении определенных социокультурных феноменов, давно является элементом современного глобального миропорядка. По мнению СБ. Переслегина, «частично смысл этого феномена можно раскрыть через термин «панэтничность», под которой подразумевается целостный массив этнической культуры, созданный и создаваемый этносом и всеми его подразделениями (в том числе и диаспорами) на протяжении его истории и существующий над административными и государственными границами» .
