Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Сущность человеческого опыта с. 18
1.1 Субъект и объект опыта с. 18
1.2. Интенциональность опыта: содержание и форма с.32
1.3.Человеческая природа и жизненный мир с.45
1.4 Внимание и память как механизмы опыта с.60
Глава вторая. Опыт как человеческая субъективность с70
2.1 .Опыт действия и движение с.70
2.2Опыт чувства и ощущение с.87
2.3 Опыт воли и эмоция. с. 105
2.4. Опыт разума и мысль с. 123
Глава третья. Объективность человеческого опыта с. 142
3.1 .Предмет как объект практики с. 142
3.2. Образ как объект искусства с 152
3.3 .Смысл как объект познания с. 164
3.4. Значение как объект общения с. 177
Заключение с.186
Библиография с.190
- Субъект и объект опыта
- Внимание и память как механизмы опыта
- Опыт разума и мысль
- Значение как объект общения
Субъект и объект опыта
Попытка уяснить сущность человеческого опыта ставит методологическую проблему демаркации того, что можно счесть входящим в сферу опыта, от того, что представляется сущностно отличным от опыта. В обыденном языке повседневной практики понятие опыта имеет определенный статус предикатности. В сфере медицины имеют решающее значение понятия «опытный хирург», «опытный анестезиолог» и «опытный диагност». В спорте предпочтение отдается «опытному тренеру», «опытному массажисту». Когда говорят о необходимости заимствовать опыт ведения рыночной экономики, то имеется в виду, что некто выступает носителем, владельцем подобного опыта. В таком словоупотреблении понятие опыта является определенной предикативной характеристикой личностного субъекта.
Таким образом, человеческий опыт должен быть отнесен к одному из фундаментальных определений человеческой личности. Для человека его опыт -это опыт его судьбы в мире. Личность есть индивидуальная форма универсального исторического становления человеческой природы. Если каждый индивид несет в себе свою неповторимую судьбу, то человеческий опыт многообразен соответственно богатству универсальных личностных модификаций человеческой природы. Многообразие отношений человека к миру ведет к возникновению неизбежных различий между индивидами в их личностных способах жизненного укоренения в мире.
Мыслить человеческий опыт как личностный - значит очертить сам способ описания предмета исследования. В этой связи весьма поучительно уточнение концепции опыта, предпринятое одним из крупнейших мыслителей XX века X.-Г. Гадамером в его фундаментальном труде «Истина и метод: Основы философской герменевтики». Гадамер строит свою философию герменевтики на убеждении в том, что феномен понимания пронизывает все связи человека с миром, осуществляется по отношению к человеческому опыту в целом. Его задача «показать весь герменевтический феномен в его целостном значении» [49, с. 38-40]. Решая проблему сущности «действенно-исторического сознания», Га-дамер обращает внимание на то, что понятие опыта относится к числу наименее ясных понятий. Он подчеркивает, что это понятие в предшествующей философии, включая и работы В. Дильтея, все время подвергается теоретико-познавательной схематизации, целиком ориентировано на науку и «потому упускает из виду внутреннюю историчность опыта» [49, с.409]. Наука, по мнению Гадамера, совершает такую объективацию опыта, что в нем не остаётся никаких исторических моментов. Попытку преодолеть научную идеализацию опыта предпринял Э. Гуссерль, но, с точки зрения Гадамера, Гуссерль истолковывает восприятие как направленный на простую телесность внешний процесс, фундамент всего дальнейшего опыта, поэтому «все еще проецирует идеализированный мир точного научного опыта на изначальный опыт мира» [49, с. 410].
Отстаивая историчность опыта, Гадамер разыскивает и находит в философии Аристотеля аргументы в пользу открытости опыта, его спонтанности, непредсказуемости его процесса. Тем не менее и Аристотель делает акцент на устойчивой всеобщности опыта, его роли в образовании понятий [49, с.416]. Такая позиция не позволяет рассматривать опыт в его противостоянии ложным обобщениям, в его преодолении того, что является источником заблуждения. Гадамер делает ценное замечание о способности нового опыта встать в негативное отношение к сомнительности опыта предшествующего. Убедиться в необходимости пересмотра определенных положений может только тот субъект, который опирается на собственный опыт, почерпнутый из жизни, а не из научных идеализации.
Обосновывая историчность человеческого опыта, Гадамер отмечает, что попытка Э. Гуссерля чувственно-генетически возвратиться к источнику опыта, преодолеть идеализацию опыта науками, наталкивается на принципиальную трудность. Она состоит в том, что «чистая трансцендентальная субъективность "эго" в действительности не дана нам как таковая, но всегда дана в идеализации, осуществляемой языком, - идеализации, которая с самого начала присутствует во всяком получении опыта и в которой сказывается принадлежность единичного "Я" к языковой общности» [49, с. 571]. Согласно концепции Гадамера, весь состав всякого возможного опыта несет в себе изначальность опосредующей языковой идеализации. С нашей точки зрения, структура естественного языка содержит в себе элементы, которые сущностно соответствуют строению человеческого опыта. Языковое выражение опыта - одна из важнейших рубрик в составе его феноменологического описания. Несомненно, существует связь между феноменами языка и феноменами опыта.
Анализируя концепцию Х.-Г. Гадамера, мы обращаем внимание на то, что повседневный опыт конкретно-исторического единичного «Я» имеет несколько иную форму, чем идеализированный до чистой формы опыт науки. Между разными формами опыта есть связь частного и общего, содержания и формы, субъективного и объективного. В качестве примера научной идеализации Гадамер ссылается на Ф. Бэкона с его методом индукции, который «стремится подняться над той беспорядочностью и случайностью, с которой осуществляется повседневный опыт, в особенности же над его диалектическим использованием» [49, с. 572]. Мы полагаем, что повседневный опыт коренится в структурах случайного беспорядка конкретного многообразия. То, что происходит сегодня и здесь, может иметь совершенно другой характер завтра и там. Индуцирование начинается еще до науки, на уровне здравого смысла и его приспособительных возможностей. Повседневный опыт прочно привязывает нас к конкретному и отдельному. Он совершает свою собственную идеализацию посредством совершенно определенных структур обыденного языка.
Человеческий опыт имеет свою сферу всеобщего , с которой соотносится сфера повседневности в её конкретно-историческом многообразии. Х.-Г. Гадамер возражает против того, чтобы сводить всеобщность опыта к всеобщности понятия и науки, ибо опыт всегда актуализируется в отдельных наблюдениях, его нельзя узнать в заранее данной всеобщности, потому что опыт принципиально открыт для нового опыта [49, с. 574-575]. Опыт актуален на уровне отдельного, индивидуального, частного. Он осуществляется не в форме всеобщности, исключающей случайность многообразия. Напротив, осуществление человеческого опыта - это повседневное столкновение индивида с объектами его жизни. Опыт необходимо ведет к всеобщности, но не ранее того, как он осуществляется как процесс жизни. Все, что выходит за пределы индивидуального, подвергается объективации, становится объективным. В своей объективности опыт перешагивает через пределы индивида и входит в пределы общества. Опыт трансформируется во всеобщность тогда, когда он уже осуществлен данной личностью, покидает сферу ее субъективности и объективируется. По своему осуществлению человеческий опыт есть взаимопереход от частного содержания к общей форме и обратно.
Теперь обратим более пристальное внимание на субъектность опыта. Мы полагаем под субъектом опыта определенную конкретную личность в ее историческом бытии, с ее индивидуальными модификациями всеобщего сознания. Однако опыт не относится исключительно к человеческой субъективности. Опыт не поляризуется на стороне субъекта, будучи извлеченным из недр объекта; он осуществляется между субъектом и объектом. Чтобы сделать последнее утверждение более ясным, воспользуемся примером. Начинающий футболист следит за игрой своих товарищей, которые превосходят его в мастерстве. Каждое движение, каждый прием наблюдаемых им игроков превращаются для него в объекты опыта. Он телом и душой реагирует на все перипетии игры, впитывая все полезное для себя. По сути, быть субъектом - значит быть им самому для себя, в пределах своего личностного Я. Того, кто не является футболистом, чаще всего не интересуют специальные приемы игры. Психолог, наблюдающий футбольную игру, вычленяет из игры совершенно другие объекты. Его интересуют динамика психических процессов игроков, он останавливает внимание на проявлениях характера футболистов.
Человеческий опыт - это своего рода поле напряжения между субъектом и объектом. Из нашего примера видно, что для субъекта наблюдения футбольный прием имеет значение объектности происходящего. Только в этом смысле понятие субъекта опыта становится оправданным. Субъект есть один из полюсов опыта наряду с объектом. Сознание субъекта опыта интенционально, а феномены объекта интенцированы, т.е. обусловлены определенной целеустановкой субъекта. Вместе с тем в составе любого опыта есть аспекты, которые обретают статус единства, поднимаются над случайностью отдельного события. Эти аспекты опыта наделяются значением принципа, закона, необходимости, всеобщности. Неважно, сколько футболистов будут исполнять обводящий штрафной удар мимо «стенки» - необходимый принцип подрезки мяча ногой остается незыблемым при всяком многообразном исполнении. Этот аспект опыта един, то есть может быть многократно осуществлен в своей принципиальной закономерности необходимой формы действия. Иная форма действия уже не даст подобного эффекта. Технические законы футбольной игры незыблемы, модифицируются лишь живые моменты их осуществления. Эти законы можно абстрагировать, идеализировать, возводить к более высокой общности, теоретизировать по их поводу. В человеческом опыте, как и в науке, всякий закон есть нечто извлечённое из многообразия фактов.
Внимание и память как механизмы опыта
В научном смысле память - более содержательная категория, чем внимание. В психологии сложилась довольно прочная традиция рассматривать память как одно из базовых свойств личности. Пожалуй, это можно объяснить тем, что память относится к психическим феноменам структурного порядка, а внимание -к феноменам функционального порядка. Здесь мы обнаруживаем весьма интересную проблему методологических ресурсов психологической науки. На эту проблему обратил внимание М.С. Роговин в своем обобщающем труде «Философские проблемы теории памяти», который и по сей день остаётся одним из наиболее содержательных обзоров различных концепций памяти. М.С. Роговин отстаивает идею о том, что все неудачи в понимании сущности памяти проистекают от того, что исследователи безотчётно становятся на точку зрения функционализма. «Это значит, что психологические понятия строятся по образцу биологических понятий о функциях организма, когда представление об их назначении в конечном результате заложено уже в них самих. Основной недостаток этой системы проявляется в том, что когда рассматриваются ощущение, восприятие, мышление, эмоции, память, вместо того, чтобы всегда видеть в них исключительно предпосылки осуществления нашей деятельности, того, что является по отношению к ним наиболее общим родом, мы, может быть, часто даже против нашего желания, абсолютизируем их, превращаем в самостоятельные, самодовлеющие сущности». [183, с. 165]
По замечанию Роговина, функционализм обращает внимание не на то, «что есть» психический мир, а на то, «как» протекают психические процессы. Видимо, это правильная констатация, против которой трудно что-либо возразить. На наш взгляд, психологическая проблема памяти сопряжена с проблемой внимания, так как для личности явления памяти имеют значение структурной статики, а явления внимания - значение функциональной динамики. Полагаем, в проблеме человеческого опыта следует иметь в виду важное значение аспекта структурно-функционального единства памяти и внимания. Память и внимание связаны сущностно, поэтому всё феноменологическое многообразие их проявлений следует сводить к одним и тем же сторонам человеческой субъективности.
О том, что феномены внимания связаны с другими проявлениями человеческой субъективности, свидетельствует интересное исследование Ю.Б. Дормашева и В Л. Романова «Психология внимания». «Значимость внимания в жизни человека, его определяющая роль в отборе содержаний сознательного опыта, запоминании и научении очевидны... Вопросы психологии внимания поднимаются в контексте изучения восприятия, памяти, сознания и деятельности человека». [74, с.8]. Налицо очевидная связь различных аспектов психологических исследований. Остаётся объяснить, почему в контексте нашего исследования избран принцип структурно-функционального совмещения внимания и памяти. Структура опыта складывается на основе связи внутреннего и внешнего, субъективного и объективного. Внимание очевидным образом интенцировано к внешнему, объективному. «Внимать» можно только в состоянии непосредственного бытия и наличной действительности. Внимание в аспекте времени аналогично фиксации настоящего, которое как бы «перебрасывает мостик» из прошлого в будущее. Оно в своей сути настолько процессуально, что создаётся впечатление, что какой-то дискретной точки внимания нельзя даже приблизительно зафиксировать. Внимание - это процесс, динамика, функция, переход. «Помнить» можно только в смысле внутреннего фиксирования того, что «ушло в прошлое», покинуло структуру настоящего, утратило связь с «здесь-теперь». Память призвана не переходить от «одного к другому», а сохранять «одно для другого». Внимая содержанию лекции, я ещё не знаю, для чего могут понадобиться эти знания, но на всякий случай запомню вот это место, которое привлекло моё внимание своей глубокой содержательностью. «Потом» пригодится, а «сейчас» запомню - так можно проиллюстрировать неразрывную связь внимания и памяти.
Ю.Б. Дормашев и В.Я. Романов подразделяют текущий опыт внимания на различные аспекты. «Субъективно, состояние внимания характеризуется разделением текущего опыта на две части. Единицы фокальной области устойчивы, осознаются ясно и отчетливо, ярко и живо, а содержания периферии сознания -смутно и как бы сливаются в пульсирующее облако неопределённой формы. Такая структура сознания возможна не только при восприятии внешних объектов, но и в процессе размышления, когда ясно, отчётливо и с пониманием переживаются какая-либо мысль, образ-представление или их последовательности» [74, с. 12]. Здесь следует более определённо выразить сопоставление акта восприятия внешних объектов и акта размышления, чем это делают Ю.Б. Дормашев и В.Я. Романов. Для непосредственного восприятия внешних объектов дифференциация фокальных и периферийных областей имеет большее значение, чем для размышления. Фокальность и периферийность восприятия связаны с интенсивностью внимания к внешнему объекту. Когда мы невнимательно смотрим на лист растения, то видим нечеткий зеленый овал. При внимательном рассмотрении обнаруживаем на листе сеть прожилок и пятнышки разного цвета. Размышление же не привязано к особенностям зрительной фиксации внимания. Мысль выделяет один аспект своего объекта, но это не значит, что остальные отодвигаются на периферию мышления. В идеальных объектах мышления нет атрибутов про 61 странственного размещения. Для мышления обостренное внимание означает выделение существенного и сознательное, преднамеренное элиминирование несущественного. При всей допустимости аналогии восприятие и мышление сущно-стно отличаются в проявлении природы внимания.
Функции внимания в структуре опыта весьма существенны. «Вклад внимания, как правило, окупается увеличением продуктивности и качества деятельности.
Внимание необходимо для приобретения действительных знаний и выработки навыков. Особо внимательньми мы должны быть в критических и опасных ситуациях» [74, с. 17]. Феномены внимания следует разделить на два аспекта - субъективный и объективный. Субъективность внимания характеризует состояние личности, динамическую организацию психических процессов. Мы можем быть как внимательными, собранными, так и невнимательными, рассеянными. Субъективное во внимании характеризует нас самих, наше личностное единство. Объективность внимания относится не к самой личности, а к тому, что извне провоцирует, возбуждает ее внимание. Что такое возникновение опасной ситуации? Это - появление в поле внимания такого объекта, который изменяет ситуацию настолько, что требуется переход к иной личностной структуре поведения. Здесь происходит мгновенная концентрация внимания, сосредоточение его на опасном объекте.
Дж. Куорик рассматривает феномен концентрации внимания в терминах субъекта и объекта. Куорик относит концентрацию к будничному состоянию сознания, к работе, а абсорбцию - к необыкновенному психическому состоя- нию сознания, к игре и развлечению. Концентрация предполагает внутреннюю инициацию деятельности, интенсивную умственную деятельность, когнитивную переработку, анализ и размышление. Абсорбция связана с отсутствием внутреннего инициирования деятельности, она реактивна, внушаема, снимает напряжение и растворяет его, гармонично захватывает посредством какого-то очарования. «Концентрация свидетельствует о двустороннем управлении вниманием в ситуации взаимодействия организма с окружением: здесь налицо строгое разделение субъекта и объекта - чувство "моего", противопоставленного чему-то внешнему. Абсорбция же - это единый контроль внимания, приводящий к глобальному недифференцированному состоянию тотального внимания; это переживание слияния с внешним объектом. Мы концентрируемся, когда чем-то обеспокоены, пытаемся починить заглохший двигатель или заполняем ведомость подоходного налога. Мы поглощены, когда наслаждаемся кинофильмом, музыкой, сексом и другими развлечениями» [Цит. по:74, с. 17].
Опыт разума и мысль
Природа разума очень сложна, и этим объясняется острая дискуссионность в философских суждениях о разуме. В нашу задачу не входит исследование сущности разума, его происхождения и т.п. Указать, каково место разумения в структуре человеческого опыта - значит выявить роль мышления и познания в составе человеческой жизнедеятельности, показать место и функции понимания и объяснения в любом отношении человека к миру. Необходимо обращение к эмпирической картине разумной жизни человека, чтобы затем пытаться свести её к какому-либо сущностному определению.
Сначала рассмотрим функции разума со стороны субъекта. У каждого из нас есть ощущение того, насколько подвластен нашему разуму окружающий мир. Мы решаем трудную задачу, а затем говорим: «Я не понимаю, почему это не получилось». Иногда мы усиленно размышляем по поводу каких-либо технологических проблем трудовой деятельности, пытаясь найти удачный способ обработки материала. В любом случае мы легко отделяем ситуации с интеллектуальными задачами поиска и исследования от ситуаций «стандартных», когда размышлять не требуется. В ряде случаев мы можем давать оценки, непосредственно включающие в себя критерий разумности: «Это разумно», «Это неразумно». Если определить субъектную сторону разума с точки зрения общности, то человек как разумное существо постоянно находится перед необходимостью освобождаться от непосредственного растворения в наличной ситуации с целью опосредованного выявления тех возможностей, которыми он может воспользоваться как свободная личность. Цель разума - показать нам самим различные возможные степени нашей творческой свободы.
Теперь рассмотрим противоположную сторону разума - его объектность. С чем имеет дело субъект разума, какую картину рисует перед ним его интеллектуальная способность понимания и объяснения? Объекты разума должны быть интерпретированы так, чтобы можно было указать на принципиальное различие между ними и объектами действия, чувства и воли. С этой точки зрения сама действительность должна раскрыться для нас с такой стороны, с какой она открывается только для разума. Что такое действие, как не отношение человека к предметам объективной реальности, - к деревьям у лесоруба, к машинам у шофёра, к краскам у маляра? Что такое чувство,, как не отношение человека к возникающим у него образам, составляющим субъективную реальность человека, - к звукам у музыканта, к цветам у художника, к сигналам у диспетчера? Что такое воля, как не субъективная идеальность значения, связанного с противодействием нашим интересам, мотивам и потребностям, - препятствия на пути спортсмена к победе, лишения на пути революционера к власти, трудности в достижении правдивости у актера? Разум имеет дело со всем тем, с чем имеют дело действие, чувство и воля. Но у разума есть своя особая задача - войти в сферу объективной идеальности смысла.
В характеристике сущности разума прежде всего обращает на себя внимание его понятийная природа. Разумность фундируется на способности человека образовывать и усваивать понятия. Э. Дюркгейм в своей работе «Социология и теория познания» убедительно обосновывает категориальный характер и социальную предназначенность человеческого разума. Люди потому могут деятельно общаться друг с другом, что они имеют однородные представления и понятия о времени, пространстве, причине, числе и т.п. «В силу этого общество не может упразднить категорий, заменив их частными и произвольными мнениями, не упразднивши самого себя. Чтобы иметь возможность жить, оно нуждается не только в моральном согласии, но и в известном минимуме логического единомыслия, за пределы которого нельзя было бы переступать по произволу» [217, с.219].
Что такое объективная идея смысла, как она может быть зафиксирована в понятии? Речь идет именно об объективной стороне бытия, о том, что не зависит от произвола субъекта, а само есть основание для формообразования мысли. Смысл объективен, так как его сфера - это сфера независимого от человека внешнего бытия. Например, когда шахматист делает первый ход, то у его партнера возникает проблема выбора дебюта. Прежде чем он сделает ответный ход, ему предстоит обдумать, есть ли у него шансы в той или иной позиции. Стоящие на доске шахматные фигуры, шахматный стол, часы, кресла - всё это входит в сферу объективной реальности. А вот возникающие шахматные позиции входят в другую сферу -в круг объективной идеальности. Позиция на доске есть соотношение определённых фигур, их взаимные связи. Она может восприниматься только как нечто идеальное (не реальное), то есть как выраженное в понятийной форме объективное отношение. Объективная реальность предметов должна быть идеализирована, чтобы из неё могла быть извлечена сфера смысла. Отношения присущи объективным предметам. Смысл этих отношений постигается человеком и облекается в форму терминов языка. Объективная идея может быть найдена только среди объективных предметов, составляющих реальность. В этом заключается одна из существенных характеристик разума.
Опыт разума был бы невозможен без приобщения каждого субъекта, входящего в данное общество, к наличной совокупности категорий и понятий, характерных для этой социальной общности. Категории и понятия становятся формой сознания всех и каждого, опосредующим фактором языкового общения, процессов понимания и объяснения. Например, категория «правосудие» обозначает такие отношения в обществе, при которых существует определённая социальная сила, которая гарантирует каждому защиту посредством права и правовых учреждений. Усвоение этого понятия - весьма сложная сторона социализации личности. Самое трудное здесь - усвоить общую идею правосудия, после чего можно переходить к внедрению в правосудную реальность - увидеть реальных судей, милиционеров, прокуроров, здания судов, отделений внутренних дел и т.п. Задача разума - охватить единой категорией всё это конкретное многообразие и в дальнейшем в любой ситуации правоотношения исходить из общей идеи правосудия. Категории разума по сути управляют человеческим поведением, придавая ему социально-обусловленную форму. То, что Э. Дюркгейм назвал «логическим единомыслием», есть совместное пребывание в идеальной сфере общепринятого смысла.
Разум человека - одно из фундаментальных свойств его природы. Это не означает, что разумность присуща человеку прирождённо. Собственно прирождённого у человека очень мало, и тем более это относится к опыту разума. Разум вообще есть категория социального бытия человека. Сфера смыслов есть неотъемлемая принадлежность социальной структуры общества. Люди разумеют свой природный и социальный мир примерно в тех же формах единства, в которых они чувствуют, волеют и действуют. Разум исторически развивается в общем русле с практическим освоением объективной реальности предметного мира, с формированием чрезвычайно разветвлённого мира символических значений социального общения, с формированием сложной картины субъективно-образного освоения мира посредством органов чувств. Вопрос о природе и сущности разума ставится одновременно с вопросом о неразрывной связи его экзистенциальных функций с функциями действия, воления и чувствования. Опыт разума сопряжен со всей остальной структурой человеческого опыта, выделить его в абстрагированно-обособленной форме можно только в целях теоретического исследования. Жизненное же значение опыта разума для сфер практики, общения и восприятия принуждает нас рассматривать разум как элемент в системе человеческой природы. Постигаемые разумом смыслы соотносятся с предметами, преобразуемыми в действии, со значениями, предполагаемыми в волении, с образами, фиксируемыми в чувствовании. Весь опыт разума формируется в составе единой структуры человеческой жизнедеятельности, в переплетении со всеми человеческими актами.
По нашему мнению, в исторической перспективе развитие разума детерминировано со стороны совершенствования сферы символических значений структур социального общения. В процессе своего социального развития индивид вовлекается обществом в структуру общения через интериоризацию символических значений. Это означает, что разум базируется на процедурах смысло-образования и смыслосообщения посредством создания символических значений. Смысл, усваиваемый разумом, неотрывен от своей символизации. Общение предполагает, что группа людей придает каким-либо актам своей жизнедеятельности общее значение. До того, как будут созданы языки, понятия, слова, знаки, символы, категории, обозначения и т.п., должно возникнуть определенное отношение друг к другу как к соучастникам одного общего человеческого жизненного мира. Разум функционирует только там и тогда, где и когда люди сообща привязаны к общей природной среде, сообща преобразуют её для своих жизненных потребностей и должны создать для себя общую символику всех своих значений. Искать источник разума вне структур общения не представляется возможным.
Значение как объект общения
Опыт воли, опыт эмоциональной жизни, опыт общения, опыт означивания -это единая, сквозная линия опыта личности, в котором она конституирует свое субъективно-идеальное отношение к миру. Это - и личный, и общественный опыт выбора, потребности, страсти, оценки, борьбы, согласия, ценности, переживания. Перед нами - активное внутреннее отношение субъекта ко всему тому, что он объективирует, т.е. отделяет и отличает от себя, в качестве какого-либо значения. Значимость не является составной частью реального мира. Воля, как и мышление, основана на механизме идеализации действительности. В отличие от мышления, воля идеализирует мир субъективно, то есть эмоционально-волевая идея мира зависит от того, как и в какой форме личность изнутри переживает действительность.
Воспользуемся примером, чтобы показать, как в структуре человеческого опыта рождается значение, формируется означивание и устанавливается значащее общение. Представьте себе, что пять человек на лыжах совершают переход по зимнему лесу. Сначала они ощущают себя комфортно и легко, полны сил и испытывают положительные эмоции. Смех, шутки, весёлые реплики - такова основная ткань их общения. Но лес становится выше и гуще, снег уже не так легко преодолевается ходьбой, уровень эмоционального состояния постепенно снижается. Каждый из лыжников переживает эту перемену состояния, но не в форме эмоционального обмена, а наедине с собой, обособленно. Возникает то, что психологи именуют «эмоциональным напряжением». Здесь нет появления принципиально нового объекта, который мог бы объяснить перемену эмоционально-волевого состояния. Тот же лес, тот же снег, те же спутники рядом. Но этот лес, этот снег, эти спутники обретают несколько отличную от предыдущей ситуации значимость. В структуре объективной реальности (то есть среди деревьев, снега, людей и т.п.) значения как такового не существует. Оно возникает субъективно как внутреннее эмоциональное переживание того, что составляет внешнюю ситуацию бытия тех, кто находится в этой ситуации объективно и в то же время имеет свою личную позицию относительно этой ситуации.
Переход по лесу в нашем примере - это общая ситуация для целого коллектива из пяти человек; каждый принимает свое особое участие в этой означивающей деятельности. Теперь представим себе усложнение этой ситуации и допустим, что лыжники увидели, как из дальней лесной чащи выходит стая волков. Этот новый объект сразу завладевает вниманием всего коллектива, ибо по своей значимости встреча человека с волками в лесу превосходит все остальное, что происходило до сих пор. Значение придается тому, от чего зависят наши (не волков, не леса) жизнь, здоровье, благополучие, счастье, покой, удовольствие, долголетие, спокойный сон и многое другое, входящее в экзистенциальное переживание ситуации. Бросить на стаю волков равнодушный взгляд, если вы стоите на лыжах, а за плечами у вас нет ружья, не получится почти ни у кого из пяти спутников. Форма означивания этой ситуации требует резкой перемены в характере общения. Теперь необходимы согласованные коллективные действия всей группы в целом, с концентрацией волевых усилий и общим пониманием того, что именно следует делать в этой ситуации. Это и есть тот самый экзистенциальный выбор, когда люди волею обстоятельств оказались заброшенными в ситуацию, которая является пограничной между жизнью и смертью. Рождается новое пространство значения, в котором каждый шаг может стать либо спасительным, либо губительным.
Теперь несколько более пристально обрисуем это пространство бытия, в котором ведущей интенцией бытия и сознания стало придаваемое этой ситуации значение. Кругом лес. Поблизости нет никого, кто мог бы прийти на выручку. Оружия нет. Укрыться негде. Но нас пятеро. Мы дружны. Страх не парализует, а мобилизует нас. Мы способны сделать нечто, что окажется пригодным для победы над стаей. Волков немного. Нас пять человек, и волков тоже пять. Значение придается всему, что имеет прямое отношение к этому столкновению. Воля избирательно отсекает все лишнее, мешающее. То, что имеет значение для субъекта, есть всегда экзистенциально-определенный объект означивания. Поэтому означивающая деятельность не может быть направлена на выяснение объективных сторон бытия. Значения возможны только там, где есть субъективное отношение к объекту означивания. Что именно значимо и в какой степени — это внутренняя привилегия субъекта, дело его волевой энергии. Общаясь с другими людьми, мы непременно исходим из того, какова особенность личностной позиции тех, с кем мы общаемся, каковы свойства того пространства значений, в котором они пребывают.
Сначала рассмотрим сферу опыта, в которой субъект имеет дело с объектами предметной деятельности. В данной сфере означивание интенцировано к объективной реальности, к ее универсальным составляющим - внешним предметам. Для субъекта действия предметы обретают значение в силу того, что они репрезентируют определённую человеческую потребность. Так, мы узнаем, что автомобили существуют для того, чтобы на них ездить, а газ нужен для того, чтобы снабжать им кухонные плиты. Каждый предмет, вошедший в структуру потребления, обретает для субъекта свое значение. Это значение не есть свойство предмета самого по себе, а придается ему посредством человеческого субъективного отношения. Особый род действия связан с особого рода предметами. Значение предмета есть свойство того особого способа действия, куда вовлекается предмет.
Предмет наделен своими онтологическими свойствами: камню свойственно быть тяжелым, дереву свойственно быть красивым по текстуре. Свойства, присущие онтологии камня, нельзя перенести на онтологию дерева. Предметы бытийствуют в силу только им присущей сущности. Но значение предмета не входит в онтологию предмета - оно присуще онтологии субъекта. Бытие субъекта в мире вещей, а также в мире людей, включает в себя имманентную сущность значения.
Способ действия с предметом основывается на онтологических свойствах предмета. Для определённых потребностей необходима тяжесть камня, для других - текстура дерева. Значение, приданное субъектом предмету, есть функция личностной потребности. Опыт употребления предметов включает в себя несколько взаимосвязанных моментов:
1) онтологию свойств предмета, нейтральную онтологии субъекта;
2) выявление способности предмета отвечать той или иной деятельной потребности;
3) закрепление за определённым предметом ряда особых функций;
4) установление традиционной конститутивной связи между бытием предмета и бытием деятельного субъекта.
Как человек творит предметы, так и предметы творят человека.
Впечатляющий анализ отношений человека с вещами представил В.Н. Топоров в книге «Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопо-этического». Из этой книги мы выделили одну работу, актуальную для нашего исследования, - «Вещь в антропоцентрической перспективе (апология Плюшкина)». В.Н. Топоров ведёт речь о вещах, то есть о той части культуры, которая связана с «потребностью» и «полезностью» с точки зрения деятельности человека. Вещи не входят в «неотменные условия» жизни Вселенной и человека, а, напротив, связаны с «данной ограниченной задачей, преходящими потребностями и частными целями, имеющими в виду "облегчающие" варианты разрешения неких, как правило, типовых ситуаций» [40, с.8]. В.Н. Топоров считает вещи лишенными признака необходимости, ибо вещи - вторичны. Кроме того, вещи историчны - некогда их вовсе не было, а их бытие зависит от обстоятельств исторического пространства и времени, от состояния природных условий жизни людей. Человек по отношению к вещам выступает как демиург, творец, созидатель. «Смысл этой демиургической деятельности не только в создании условий жизни человека, но и в научении человека самому принципу поддержания, развития и совершенствования этих условий жизни применительно к любым внешним и внутренним изменениям ситуации» [40, с.9].